Об авторе Внимание! Рекомендуемые параметры просмотра: разрешение 1920 Х1080, программы Wind-10, Google Chrome

вернёмся на старт?

Об авторе

мой E-mail:
hlynin@mail. ru
почта:
344103 Ростов-Дон, п/о 103
ул. 2-я Патриотическая 35
Этот сайт сработал я, Хлынин Сергей Павлович.
Родился 1.12.1953 в г. Камышине (Волгоградская обл.) (попавшиеся заметки в журналах о Камышине я сложил сюда)
(кстати, как наша семья оказалась в Камышине, можно прочитать в статье о моей сестре)
Учился в политехническом институте в Волгограде.
Специальность «Полигонные установки» (разные агрегаты, выпускающие снаряды и ракеты) получил в 1977 г.
По распределению 4 года работал в Перми на знаменитой Мотовилихе (там выпускается более половины наших пушек).
С 1981 г живу в Ростове.
Работал механиком, грузчиком (разгружал вагоны с цементом и щебнем), оператором-транспортировщиком - ровно 35 лет на одном заводе (ККПД). И 12.10.2016 с завода ушёл по сокращению штатов (17.10.2016 у нас сократили всех пенсионеров и не только - около сотни человек). Временно безработный
Историей космонавтики занимался лет с 15-ти, однако весьма непоследовательно.
Кроме этого, увлекался авторской песней, водным туризмом (ходил хорошие походы от Карпат и до Камчатки, на катамаране, байде, лыжах и пешком (более 1000 ночёвок в палатке) и ещё многим.
Женат с 1977 г. Жену зовут Света.
Дочь Аня (1978 г.р), сын Андрей (1985 г.р).
внуки - Сергей - с 2000, Александра - с 2005, Алексей - с 2013, Ярослав - с 2017
Компьютер начал осваивать в августе 1999 г, в Интернет впервые вышел 31.12.1999




Мой отец, мама и сестра Люся, 1939 год



я и две моих сестры - Люся и Вера. 18 августа 1956 года



Я, жена и дочь. Наверно, год 1981-й. Борода у меня была буквально меньше года. Курчавая и колючая. Сбрил сразу после фото


24.11.2000 - родился внук Сергей. Фото конца прошлого века.

А это он же в 16 лет, ноябрь 2016. Каратист, многократный чемпион:



21.10.2005 в 15.10 родилась внучка Александра.



Саша Колесник. 1.03.2009

22.10.2016



24.10.2016. Внук Алексей



А это моя сестра в Камышине (ей 83 года) купила (сегодня, 24.10.2016) ноутбук и настраивает Скайп





1976 год. Река Усьва. Мороз под 40 градусов

1986 год: река Китой, Моткины щёки:



Как жаль, что так плохо было с фотоаппаратурой. Мало что получалось.



Младшие внуки. Крайний - Ярослав Андреевич Хлынин родился 4.07.2017



12 апреля 2019 года. Крайние внуки



21.10.2020 - внучке исполнилось 15 лет
С недавнего времени я заинтересовался своими предками. Возможно, свойственно это всем при определённом возрасте. Надеюсь, внуки когда нибудь заинтересуются тоже. А заодно и историей страны, где я жил. Так что кратко:
воспоминания
.
Фамилия Хлынин прекрасно позиционируется географически и исторически. Корни её находят лишь в одном месте - на Вятке, в районе города Хлынов, который назывался и Вяткой и Кировом и опять Вяткой. Течёт там речка Хлыновица, а город, согласно летописям, основал новгородский посадник Мирослав Несдинич по прозвищу Хлын. Посадником он стал в 1189 году. Относительно прозвища тоже есть легенды, но я про них не буду. Этнографы-лингвисты пытаются найти происхождение фамилии в языках тогдашних аборигенов тех мест, но пока неубедительно. Якобы сама река Вятка носила имя на удмуртском Холын или Колын. Возможно и так.
Достаточно обоснованная гипотеза сообщает, что новгородские ушкуйники (речные разбойники, аналог варягам) в 1181 году захватили удмуртскую крепостицу (наверно, дом с бревенчатым забором) и укрепились на Вятке. Отсюда Мирослав Несдинич в 1189 году вернулся в Новгород, демократически избран на вече главным в городе (посадником) и правил до 1205 года, активно торгуя с немцами и прочими ганзейцами.
Как только он умер, новгородцы вышибли из города весь его род, пытавшийся поменять демократию на олигархию. И род отступил в стратегически важный городок Хлынов, где и создал независимое демократическое государство по образцу новгородского. Оно существовало почти 300 лет. Занимались жители торговлей и грабежом, наводили страх по всей Волге и всем её притокам, осмеливались нападать даже на Казань. Соседи отвечали им взаимностью, периодически выжигая это разбойное гнездо. Разоряли город и новгородцы и татары и суздальцы-владимирцы. Особенный разгром учинили в 1391 году. Город неизменно восстанавливался - лес вокруг был в избытке. Но в XV веке московские цари, Иван-3 и Иван-4 начали создавать огромную державу и преуспели в этом. И Казань и Новгород были покорены с крайней беспощадностью. В 1489 году пришёл черёд и Хлынова. Город был разгромлен в очередной раз. Часть жителей вывезли в Москву (возможно, как заложников), где они основали поселение Хлыново, позднее ставшее улицей. Но в основном жители разорённых берегов Вятки отплыли вниз по течению (лодки-то в каждом доме были). Пройдя всю Вятку, Каму и Волгу, обосновались они компактно на Нижней Волге, на месте нынешних Волгограда и Дубовки. Часть их перешла по кратчайшему пути на Дон, где создали поселения в курских и воронежских землях. Переселенцев так и звали - "хлынцы". Довольно часто их обзывают мошенниками и разбойниками. Не без того, конечно, но большую долю негатива влил наш великий драматург Островский, обманутый купцами. Он написал пьесу, где главному отрицательному герою присвоил фамилию Хлынин (или Хлынов - не помню). Наиболее часто фамилия встречается у казаков. Между прочим, территория "Войска Донского", почти автономии, пытавшейся стать и независимой, узким клином вторгалась на Волгу, захватывая Дубовку и Царицын (ставший Сталинградом - Волгоградом). Так что некие казацкие корни у меня есть. (Шучу - я всегда охотно признавал себя кацапом)
Семья отца жила в городке Дубовке. Про своего деда по отцовской линии я не знаю ничего. А бабушку помнит моя сестра (она старше меня на 20 лет). Она была уже весьма старой и работала уборщицей-поломойкой. Отец про детство-юность рассказывал мало, говорил, что жили очень бедно. Запомнились лишь довольно скабрезные рассказы (наверно, именно поэтому и запомнились). Как он повёз некую девицу кататься на санях, а конь, объевшийся чем-то нехорошим, обдал их жидким навозом. Или про купца 2-й гильдии, который был славен тем, что мог пукнуть сотни раз и даже высвистывать задницей "Боже, царя храни", за что и был арестован. Помню, я очень переживал за судьбу талантливого купца.
В его семье были и другие дети. Но помню я только тётю Нюру. Была она на 10 лет старше отца и, хотя и родная ему сестра, но, кажется, от другого отца. Говорила, что моего отца нянчила. В замужестве она фамилию поменяла, жила с родственниками на Южном посёлке Волгограда в частном доме и я иногда там бывал, уже будучи студентом. Причём навещал я тётю Нюру в основном перед рыбалкой - дом стоял рядом с чудесным оврагом, куда сваливали разный мусор и там обитали прекрасные навозные черви (редкость в засушливом Волгограде). Накопав червей, я навещал семейство тёти, где меня неизменно кормили. Спустя годы я узнал, что тётя на меня сильно обиделась, из-за того, что я не пригласил её на свою свадьбу. Уже поздно оправдываться, но всё же сообщаю, что я не приглашал и не извещал вообще никого, считая это совершенно личным делом и сильно удивился, обнаружив с сотню человек за столом, куда я прибыл последним прямо с самолёта.
У тёти Нюры была (и наверно есть) немалая родня, например, Рита Хлынина, которая поступала в тот же год и в тот же Педагогический, что и моя сестра, но на другой факультет (на литературу). Но помню я, собственно, только одну девочку, примерно мою ровесницу, чуть младше, наверно. Кажется, её тоже звали Ритой. Мне было лет 10, когда мы с мамой зимой приехали в гости и меня отправили с ней гулять. Я уже тогда мнил себя юным следопытом и, не зная, о чём можно поговорить, начал показывать ей собачьи следы на снегу. И она совершенно спокойно мне сказала: "Я же слепая". Я был просто в шоке. Глаза у неё были совершенно нормальные и ориентировалась она без малейших усилий, но, действительно, была слепа с рождения и даже не заметно было, что переживает. Я немного знаю её судьбу. Мать от неё отказалась и навсегда уехала с каким-то мужиком. (Говорят, что первый ребёнок, тоже девочка, у неё была совершенно нормальная. А позже она снова решила родить и родила двух девочек - и обе были слепыми.
Так что я не знаю, в какой степени она была мне родственницей. Воспитывали её две бабушки - Нюра и Клава (наверно, двоюродная сестра моего отца). Была красивой и опрятной, многим казалось, что она их просто дурит - так уверенно она себя вела. Глаза у неё были голубые и совершенно живые. Врачи говорили, что оборван глазной нерв. Ходила в магазин, считая шаги, непрерывно слушала радио и немало знала. В полном объёме воспитать её не могли и отдали в интернат для слепых. Она закончила школу для слепых, научилась шить и готовить, вышла замуж, тоже за слабовидящего, родила девочку. И тоже слепую.

1908 год. Свадьба. Дед и бабушка Вера
А вот семью матери я знаю лучше. К сожалению, географически определить возникновение фамилии "Северов" невозможно. С меньшей долей вероятности мой предок был пришелец с какого-нибудь севера, но с гораздо большей вероятностью его угораздило родиться в день, когда, согласно церковному календарю, давали имя Север (Севир) - и даже не в честь известного римского императора, на что я когда-то надеялся, а по имени какого-то христианского святого. Почему-то моя мать дорожила фамилией настолько, что не сменила её, выйдя замуж (что создало моей сестре кучу проблем при получении наследства). Точно так же поступила и её сестра Юля. Третья сестра тоже осталась Северовой, но она не была замужем. Оставлять девичью фамилию - явление нечастое и сейчас, не только в довоенные годы.
Мой дед по материнской линии, Северов Сергей Дмитриевич, был ровесником Ленина, 1870-го года рождения, но революциями не занимался. Жил в городе Вольске Саратовской губернии. Вообще-то город не имеет отношения к вольностям, как я когда-то думал. Он раньше назывался Волгск, но это было для русского языка так нестерпимо, что название сгладилось.
Дед был весьма образованным - то ли счетовод, то ли бухгалтер. Кроме того, как и везде в мелких городах, все имели своё "хозяйство". Отец мне говорил, что семья Северовых было куда богаче, чем его. Коров было несколько. Мать никогда не рассказывала о своём детстве, только однажды, когда я притащил кучу царских денег, в основном пятирублёвками, она, вздохнув сказала: "За 5 рублей корову раньше покупали" (мой одноклассник Пономарёв жил в частном доме и при его ремонте нашли мешок денег, спрятанных во время гражданской, он делился с друзьями, куда эти деньги делись - даже не вспомню).
Дед женился в 38 лет на 18-летней девице Вере Анисимовой (родилась 18 октября 1890 года). Было это в 1908 году. Это моя бабка. У неё было две сестры, примерно одного возраста - Женя Анисимова и Люба Анисимова. Всех троих я помню.



Дед, бабушка Вера и любимая дочка Соня. 1938 год. Сталинград





Бабушка Вера


1939 год. Сталинград. Дед



1945 год. Камышин. Война кончилась. Семья Северовых. Первый ряд - моя мама, Галина Сергеевна; моя сестра - Люся Хлынина; бабушка Вера; бабушка Женя
Второй ряд: Юля; Соня; Леонид; Шура
Нет только тёти Любы - она в ссылке в Семипалатинске.


Вероятно, Северовы и Анисимовы жили довольно компактно, потому что судьба у них была одна и далеко и надолго они добровольно не расставались. Где-то в двадцатых годах их раскулачили, отобрали хозяйство и дома и выслали из Вольска. Не могу сказать, сами они выбирали себе место жительства или это была ссылка, но семья Хлыниных оказалась в Сталинграде, а Анисимовы - в Камышине. В 1929 родился последний ребёнок в семье - Юля. Деду было уже 59 лет, а бабке - 39, почти предельный фертильный возраст. Моей матери было уже 18, где, когда и как она встретилась с моим отцом, не знаю, но жили они первое время в Саратове, а потом переехали на родину отца, в Дубовку.
Бабушка Женя запомнилась мне сухонькой старушкой, которая редко выбиралась из своего закутка, сначала в одном доме, потом в другом. Раз в месяц приходила женщина-почтальон и приносила пенсию - 300 рублей (дореформенных). И большой новый бумажный рубль бабушка всегда отдавала почтальону. Это меня, уже освоившему счёт и знавшему, что почтальону и так положена зарплата, сильно возмущало. Но бабушка говорила "Так надо" и не отпускала почтальоншу без рубля. Если та приносила пенсию крупными купюрами, то велела в доме рубль найти. Причём мелочь не признавала. Единственная и самая страшная история, которую я запомнил из её рассказов - как она по ошибке выкинула 100 рублей в мусор, а кулёк с мусором принесла домой. Когда подобное происходит (почему-то всегда с женщинами, например, моя дочь выбросила новенькую видеокамеру, причём в горящий мусор), я её вспоминаю.
Вероятно, она закончила какой-то институт, была учительницей младших классов. Как часто бывает с "училками", вышла замуж поздно и семейная жизнь не заладилась. Мужем у неё был какой-то вдовец с сыном раннешкольного возраста, на которого она и обрушила всю мощь своего воспитательного потенциала. Представляете - терпеть "училку" не только в школе, но и всё остальное время золотого детства. Да ещё и не родную мать. Мальчишка, вкусивший уже все прелести свободы, свою мачеху буквально возненавидел. Короче, семья распалась. Бабушка Женя больше замуж не выходила и детей у неё не было, а свою страсть к воспитанию перенесла на сестру моей матери - Юлю. Она попросила дать её "в аренду" и Юлю перевезли перед самой войной, лет в 12-13 из Сталинграда в Камышин. Воспитывала Юлю бабушка Женя до совершеннолетия. И труды её воспитания были заметны. Я был ещё слишком юн, хотя и научился читать ещё до школы явно под её руководством. Скоро бабушка Женя вообще перестала вставать, моей матери, разрывающейся меж работой, детьми, двумя больными старухами (ей и самой было под 50), стало невмоготу. А в доме площадью около 24,5 кв. метров (3 комнатушки), сильно заставленном мебелью и печкой, жило 6, а то и 7 человек. Я чуть ли не до 10 лет спал то с матерью, то с бабушкой на сундуке. Пенсию бабушки Жени стали целиком отдавать приходящей женщине, которая за ней ухаживала, а потом отправили в дом пристарелых в город Волжский. И там она жила до самой смерти. Её навещали и вообще-то признали, что кормят там неплохо, кино показывают, даже артисты выступали, но вонь в отделении "для лежачих" была крепкой. Она умерла и похоронена в Волжском.

Тётя Люба. 1955 г. Возвратилась из ссылки

Нолль Иван Филиппович

Другая сестра моей матери - бабушка Люба была глазным врачом. Вышла замуж за приволжского немца по фамилии Нолль. Иван Филиппович Нолль был давно немцем всего лишь по фамилии (ну, может, в Пятой графе была запись). Чего стоит имя и отчество. К тому же он был агрономом. Но началась война с Германией и их, как потенциальных шпионов, немедленно выслали в Семипалатинск, где они и жили лет 10. При Хрущёве разрешили вернуться, но из боязни создания уцелевшими немцами подобия ликвидированной "Приволжской немецкой автономии" вернуться в родные места не разрешили. И поселились они в Ульяновске. Я несколько раз с матерью ездил туда на теплоходе, а обратно возвращались на поезде. В последний раз - в 1968 году (в поезде узнали новость - "наши танки опять освобождают Прагу"). Тётя Люба не очень мне запомнилась - рыхлая интеллегентная женщина, болтающая с моей матерью и не обращаящая на меня особого внимания. Вот её мужа - дядю Ваню Нооль запомнил лучше. Лысый до блеска, приветливый, выглядивший в моих глахах настоящим аристократом по одежде и манерам. Он страдал оттого, что стал забывать немецкую речь. Если и были знакомые немцы, то не менее обрусевшие. Поэтому он достал расписание круизных теплоходов, узнавал, на каком поедут немцы, выходил к ним на пристань и оттачивал свой немецкий. Короче, оставался в статусе потенциального шпиона. Детей у них не было.










Зато бабушка Вера отличалась от своих сестёр кардинально. Не в последнюю очередь - безграмотностью. Высшее образование имели большинство моих родственников и только бабушка Вера как-то к своему замужеству с грамотой не справилась. Писала большими корявыми буквами, без малейших знаков препинания, с ошибками, но всё же писала. Собственно, образовываться было некогда - она родила 10 детей. Но до совершеннолетия дожили лишь четверо, до пенсии - трое. Не могу сказать определённо причину столь ранних смертей, но есть основания полагать, что причиной некоторых были проблемы с сердцем. Причём это нечто наследственное. Даже мне мать как-то сказала, что у меня, мол "слабое сердце" (общее определение всех проблем с сердечно-сосудистой системой). Не знаю, с чего она так решила, но её первенец, мой брат, умер именно по этой причине. И у бабушки Веры дети умирали чересчур часто. Причём не в самом младенческом возрасте. Первой, в 1911 году родилась моя мать и прожила 82 года, двадцать лет пробыв нянькой своих сестёр и братьев. Валентина умерла в 14 лет, Александр - в 12 лет, родились близнецы - Лидия и Леонид. Лидия умерла в 3 месяца. Таисия - в 2 с половиной года, Николай - в полгода, Тамара - в 16 лет. Она ходила в кино, на фильм о коммуне Макаренко "Педагогическая поэма" и так переживала, что сердце не выдержало.


Северов Леонид Сергеевич
Леонид Сергеевич Северов, родившийся 3 апреля 1921 г. с сестрой-близнецом Лидией, которая умерла, выжил, но тоже имел "слабое сердце". Но время скидок не делало, он родился в 1921, в 1939-м ушёл в армию, в 1941-м окончил Ульяновское танковое училище и воевал танкистом до конца войны. У него было несколько орденов и медалей, включая орден Александра Невского и медаль "За отвагу". Воевал он на 1-м Украинском фронте, в 4-й танковой армии, прошёл от Волги до границ Германии и Чехии.
Окончил в 1952 г. Военную академию бронетанковых и механизированных войск, а в 1961 - Военную академию Генерального штаба.
Я не знаю, когда он женился. Но на семейном фото всей семьи Северовых 1945 года он рядом с женой. Жену звали Александра Терентьева (после замужества - Северова), но все называли просто Шура. Она тоже воевала, вероятно, вместе с будущим мужем. Интересна одна маловероятная история. В 70-х, когда дядя Лёня уже умер, его семья жила в Виннице, связь поддерживала только тётя Соня из Волгограда, в Камышине с Люсей разговорился муж её знакомой, учительницы, сосед по подъезду. Он похвастался, что его приглашают принять участие 9 мая в параде Победы на Красной площади. Показывает письмо и из конверта выпадает фото. И Люся говорит: "Да это же Шура Северова! Это жена моего дяди!". Он отвечает: "Нет, это Шура Терентьева (он и не знал, что она замужем). Мы вместе воевали". - "А был ли там Северов?" - "Да был там офицер, не помню, то ли Северов, то ли Югов...". Он ездил на парад, встречался с однополчанами, остался очень доволен. То-есть Шура вела достаточно активную жизнь - получив приглашение на парад, разослала приглашение всем однополчанам.
В Москве у них родился сын. Жили в маленькой съёмной квартирке. Моя сестра ездила в Москву "за платьями", ночевала у них, принимали её гостеприимно.
Из танкиста он переквалифицировался в ракетчика. С 22 июля 1961 году в звании генерал-майора был первым командиром 60-й Таманской ракетной дивизии. На её вооружении были Р-12, потом Р-14, дислоцировалась она на Дальнем Востоке, в районе Биробиджана, Хабаровска, Советской Гавани, полигон Перевал. Командовал он ей до 9 декабря 1963 года. В 1964 году её передислоцировали в Саратовскую область (г.Татищево) и стала она то ли Татищенской ракетной дивизией, то ли Татищенским ракетным соединением, а Леонид стал начальником штаба 9-го отдельного ракетного корпуса (Дальний Восток), потом заместителем начальника штаба Винницкой ракетной армии (она же 43-я ракетная армия), дислоцировалась в Виннице. Вооружение - УР-100
Дядя Лёня приехал в Камышин, вероятно, в середине 60-х (не помню точно) на роскошной большой белой машине ("Чайка" или ЗИС). Камышин, где и мопед считался серьёзным транспортным средством, был потрясён. Мне он подарил фотоаппарат "ФЭД-3", которым я долго фотографировал, но потом доломал и потерял. Гостил он у нас с неделю, поехал с отцом на рыбалку и охоту в устье Еруслана, подстрелили там кабана. Обсуждали небывалый случай - кабана завалили выстрелом крупной дробью в упор. И наповал. Никаких следов дроби не могли найти, его не всякая пуля пробьёт. Но нашли - одна дробинка попала в угол глаза и прошла в мозг.
В 1970-м он умер в возрасте 49 лет, прямо в самолёте. Семья его жила на Украине, в Виннице, после сына родились ещё две дочери. Тётя Соня с ними переписывалась ещё долго, наверно, до самой смерти, тётя Юля сказала "а зачем?" и писать не стала, а я всякую связь потерял сразу и навсегда.


Юля Северова
А вот тётя Юля оказалась долгожителем. Она была самым поздним ребёнком в семье, родилась в 1929 году, перед войной или перед Сталинградской битвой была отправлена из Сталинграда в Камышин, где с возраста 12-13 лет воспитывалась бабушкой Женей, своей тёткой. Похоже, это сказалось. У неё всегда были какие-то чисто аристократические манеры, холодноватая отстранённость, некая безэмоциональная безукоризненность речи. Словно поглядывала она на всех немного свысока. Мою сестру, которая была на 4 года младше, сделала почтальоном - та бегала с записками к её подругам. Мечтала быть артисткой. Как и её сестра Соня, была красавицей. Но, в противоположность ей, брюнеткой. Моя сестра Люся, наконец-то попавшая в школу только в октябре 1942-го (3-я камышинская, на окраине городского парка, 2-й класс) была просто потрясена (и помнит уже почти 80 лет) надпись огромными буквами какого-то поклонника: "Северова Юля, я тебя люблю!". Юля ходила в ту же школу, то ли в 6-й, то ли в 7-й класс...
Но артисткой Юля не стала. Закончила Саратовский педагогический институт, вышла замуж за однокурсника, родилась дочь. Они переехали в Сталинград, где отец её мужа был каким-то известным деятелем сталинизма-ленинизма. Учительницей в школе она пробыла очень недолго - дети оказались шумны и непослушны. Однажды они привязали к мухе нитку, та летала по классу и урок был сорван. Тут она поняла, что педагогом ей быть вредно и выбрала более спокойную должность - стала библиотекарем. Возможно, даже заведующей библиотекой. И нерядовой библиотекой - библиотекой Высшей следовательной школы МВД СССР в Волгограде. Потом как-то выяснили, что для такой должности у неё нет соответствующего образования и она доучивалась, ездила в Москву сдавать экзамены. Муж её, Рудольф Ширяшкин, был её однокурсник по Саратовскому пединституту, но похоже, был другой специальности, потому что детей он не учил. Совсем и никогда. Он учил взрослых. Его отец (тоже известный пропагандист) сделал ему протекцию, обеспечил шикарной квартирой в элитном доме и Рудольф пошёл по стезе отца - он был политическим обозревателем Волгоградского телевидения и, наверно, какой-нибудь пропагандист в системе КПСС. Жили они в престижном доме в центре Волгограда, в одном подъезде с Главным во всей Волгоградской области - первым секретарём Волгоградского обкома. В подъезде дома сидел охранник, который строго интересовался у незнакомых ему, куда и к кому. Иногда туда заходил и я. Был я студентом, выглядел, прямо скажем, несолидно. Меня всегда интересовало, был ли охранник просто декоративной фигурой ("Ильф и Петров: "На входе сидел вахтер и спрашивал пропуск. Если пропуска не было то пропускал так") или бы он продолжил допрос или стал бы звонить в квартиру, уточняя, стоит ли пропускать подозрительного типа. Это выяснить не удалось. Квартира было на первом этаже, прямо сразу за охранником. Он внимательно следил, как я нажимаю кнопку звонка. Меня впускали.
Тётушка усаживала меня на диван и доброжелательно предлагала рассказать о своей жизни. Заходил я редко, разумеется, по каким-то пустяковым делам, но с неистребимым желанием чего-нибудь поесть. В лучшем случае мне наливали стакан чаю и угощали печеньем. Уже позже я узнал причину. В отличии от всех известных домов, где забивали холодильник по возможности и вместимости, варили чуть ли не ведро борща и ели его неделю, кто сколько и когда пожелает, в семье тёти Юли еда была совершенно свежей и имелась в количестве, рассчитанном на потребление членами семьи с точностью до ложки. Если бы меня накормили, то кто-то должен был остаться без обеда. По этой причине я прощался как можно скорее ещё более голодный, чем был. Конечно, ни бедной, ни жадной тётя Юля не была. Но неизменно "держала дистанцию" с родственниками и соблюдала распорядок. Ещё в 70-х они всей семьёй летали в Италию, их дочь отдыхала в элитных пионерлагерях "Артеке" и "Орлёнке", дома было много редких книг (я, помнится, начал там читать роскошное издание Сервантеса, не понравилось), но такое негостеприимство угнетало и бывал я в их доме крайне редко, хотя жил первые три года института буквально в паре кварталов.
Надо сказать, что не один я бывал в таком положении. Уже гораздо, гораздо позже, лет через 40, распорядок там был важнее. Уже умер муж тёти Юли, жила она всё в той же квартире, моя сестра, уже в возрасте за 80 лет не раз бывала в Волгограде по делам, обычно 2 февраля, в "сталинградский День победы", но избегала заходить в гости, ночевала у подруги, к которой надо было далеко ехать. Но однажды зимой дороги замело, рейсы на Камышин отменили и она позвонила тёте Юле с желанием переночевать. И та ей вполне добродушно и не объясняя причин, отказала. В самых изысканных выражениях. Сестра, естественно, смертельно обиделась и перестала общаться даже по телефону. Через полгода тётя Юля позвонила сама и поинтересовалась, почему её не поздравили с днём рождения. Сестра высказала ей всю обиду и тётя Юля удивилась: "У меня дочь болела, да, не сказала, а зачем? Кстати, она и умерла полгода назад. Да, не сообщила, а зачем?" Точно так же она никому не сообщила о смерти тёти Сони. Та умерла в больнице, кстати, завещав свою квартиру тёте Юле (навещать её уже было в это время более некому, повымерли, разъехались), прямо из морга её увезли на кладбище, на похоронах были двое - тётя Юля и её дочь. Родственники узнали только через месяц.
Сестра позже у неё всё же ночевала, тётя Юля внимательно и приветливо долго распрашивала о знакомых и делах, но не забыла потом сообщить, что весь её распорядок оказался в этот день безжалостно нарушен. Распорядок у неё многие годы был такой - она читала всю ночь, спала до полдня, гуляла, обедала... Всякая бытовуха - ремонты, плата за квартуру была полностью возложена на внуков. И так день за днём. Летом 2019 я гостил у сестры и мы решили поздравить её со скорым её юбилеем - 90 лет (25 июня). Голос у неё остался прежним, как почти полвека назад - приветливый, правильная речь, без особых эмоций. Она дожила до юбилея, никак его не отметив и умерла недели через две при неудачной операции в больнице. Внуки её были в разъезде, да и не жили уже с ней (она не желала шума, никаких женщин, жён, детей в квартире). Так что обстоятельства смерти остались неясными совершенно. Но элитарностью тётя блеснула и после смерти - усилиями бывшего зятя, упиравшего на какие-то её заслуги ещё при СССР она была подхоронена в могилу к мужу на элитном кладбище Волгограда, хотя это давно и категорически было запрещено.
Ольга Ширяшкина, дочь тёти Юли, моя двоюрная сестра. К счастью, она осталась в памяти развесёлой девицей лет 16-ти. Я как-то не знал или не придавал значения, что у меня где-то имеется двоюродная сестра, на год или два меня старше. Но однажды она (с матерью, наверно), внезапно приехала в Камышин. Я, несколько неряшливо одетый (может быть и в одних трусах, не помню) объедал куст малины в нашем дворике. Оля стремительно вылетела из-за угла дома, заключила меня в объятья и поцеловала в лоб. Такое, конечно, забыть сложно. Пара лет в таком возрасте была гигантским сроком в развитии. К тому же она жила чуть ли не в центре мира (в Волгограде), короче, поражала меня своими знаниями. Особенно восприимчив я оказался к школьному фольклору, в памяти сохранилось, как мы входим в тогда ещё молодой парк на улице Советской около моей школы, я буквально заглядываю ей в рот, а она азартно декламирует, размахивая руками: "Там на неведомых дорожках прошли стиляги в босоножках, там ступа с Бабою-Ягой нахально лезет за мукой...". Нынешнему поколению вряд ли понятно, зачем за мукой надо лезть, кто такие стиляги и почему они в босоножках, но тогда этот опус безвестного школяра был вполне понятен, даже злободневен и произвёл неизгладимое впечатление.
Ольга уехала в Волгоград, поступила в институт, закончила его, вышла замуж, родила двоих мальчишек - Костю и Диму. Была учительницей немецкого языка. Встречался я с ней крайне редко, но вот что интересно - недолгая беседа с её мужем - Мишей определила мою жизнь лет на десять минимум. Я как раз обдумывал, как бы откосить от армии. Отец умер 4 года назад, да и до этого года два был в больницах, мать ежедневно и непрерывно работала, я был предельно свободен и необходимость исполнять чьи-то приказы меня просто ужасала. А возможность была только одна - поступить в институт и хотя бы отсрочить неминуемое. Впрочем, я привираю - получить интересную специальность тоже хотелось. А интересовался я путешествиями и космонавтикой. Вообще-то сначала я планировал стать геологом. Но однажды к костру, у которого я с другом сидел, подошёл геолог с буровой (в 1 км от окраины Камышина вышка торчала долго, наверно, бурили чисто для разведки камышинских недр) и полностью меня разочаровал. Оказывается, никакой свободы выбора маршрутов в геологоразведке нет! "Задвинут в такую дыру, как Камышин, сижу тут целый год...". Поэтому я в конце 10-го класса интересовался только ракетостроительными институтами, послал пяток писем с запросами, в том числе в МАИ и Куйбышевский авиационный, приходили целые пакеты "поступающему абитуриенту". И тут кто-то (наверно, моя сестра Вера) сообщил, что "вот ольгин Миша закончил какие-то нули". Я имел с ним беседу, твёрдо решил поступать именно туда, в Волгоградский политех, на "нули", поступил и никогда не жалел о выборе. Огромное ему спасибо.
Так вот, где-то в возрасте за 30 лет у Ольги обнаружили онкологическое заболевание. И она как-то вдруг сломалась и ушла в секту иеговистов. С мужем развелась, детей увела с собой, они бросили школу. Это была трагедия для семьи, да ещё столь партийно-элитарной. Приходили инспекторы, требовали вернуть детей в школу. Детей в школу удалось вернуть и закончили они её вполне хорошо. Вытащили из секты и Ольгу, но она так и осталось равнодушной к "сюсторонней" жизни. А прожила, несмотря на болезнь, долго, умерла в возрасте за 60 лет, в 2014-м. Её бывший муж и дети живы и сейчас.


июнь 1960 г. Сталинград. Софья Сергеевна Северова
А вот другая моя тётка, Софья Сергеевна Северова была совершенно иной. Летом 1942 года она была студенткой Механического сталинградского института, очень красивой кудрявой блондинкой. Далеко, за Доном, уже разгоралась Сталинградская битва и всех студентов (наверно, остались только девушки) отправили на запад от Сталинграда - копать троншеи. И моя мать копала, причём в трудовой так и было написано, что командирована с работы на строительство оборонных сооружений. Когда немцы прорвались в Сталинград, большинство сбежало назад, но некоторые застряли. И Соня вместе с подругой Ниной застряли в оккупированной деревне. Немцы им приказали сидеть в этой деревне и не высовывать носа до особого распоряжения. А кто окажется в степи, тот партизан и будет расстрелян. Что творилось в Сталинграде, было видно и за сотню километров, о судьбе своих семей - никаких вестей, не было одежды (а лето уже кончилось), не было документов, но главное - еды не было. Местные колхозники решительно не собирались делиться небогатыми запасами, особенно с приближением зимы и неясности положения. Так что кормили их в основном немцы. Часто приезжал молодой немец, у которого мать была русской и он немного говорил по-русски. Привозил продукты (вероятно, отобранные у тех же колхозников). Неизвестно, была ли это его личная инициатива или он выполнял директивы вермахта, но тётя Соня всегда вспоминала его с благодарностью и определённо говорила, что без него они бы просто не выжили. Но вот однажды он приехал в последний раз и сообщил, что "завтра придут ваши". И наши пришли. Особой радости не получилось. Как минимум всех "пособников оккупантов" избили. Тёте Соне вывихнули руку и она потом мучилась всю жизнь болями. В самом деле, вполне совершеннолетние комсомолки, вместо того, чтобы сражаться с оккупантами, не щадя своей жизни, вон чего. С ними явно не знали, как поступить, подозревали в шпионаже и пособничестве и отправили уже под охраной в деревню Песковатка (20 км севернее Дубовки), поселили в здании школы и свозили туда всех подобных.
В Сталинграде ещё добивали окружённого Паулюса, ему на выручку рвался Манштейн, город и степь к западу гремели боями, выпал снег и начались морозы, но родители потерянных студенток уже отправились на их розыски. Тётя Нюра была эвакуирована в Дубовку, узнала, куда всех свозят и соседка или очень дальняя родственница отправилась туда, разыскивая свою дочь. Заодно ей поручили узнать и про Софью Северову. Тётя Соня рассказывала, что она сидела на подоконнике и смотрела за окно, когда услышала: "Нет ли тут Софьи Северовой?". Приехавшая сумела уговорить коменданта отпустить девчат (похоже, просто выдав их за своих дочерей, своей она не нашла). Был конец декабря, до окончательной победы было ещё больше месяца, поэтому обоих девчат немедленно отправили в Камышин, известно было, что наша семья туда эвакуировалась. И они туда добрались. А дед (отец Сони) уже умирал, был без сознания и неизвестно, дошли ли до него слова "Я нашлась!". Вид у тёти Сони, был, надо думать ужасный. С августа негде было мыться и стирать одежду, волосы стали как войлок, их не могли расчесать и прожжёные они были местами, ну и похудела она до неузнаваемости.
Кажется, институт вновь открылся уже в 1944 году и тётя Соня его закончила, работала конструктором на Тракторном заводе, замуж не вышла, жила в квартире на Спартановке, на самой северной окраине города. Я много раз бывал у неё в гостях, во время студенчества и раньше. В эту квартиру нас с женой отвезли после свадьбы и оставили на два дня в покое.
Тётя Соня кормила меня до отвала, помогала, как могла, вообще была вполне жизнерадостная, знала много студенческих песен, поправляя меня в текстах. Однажды и я смог сделать ей подарок - наловив десятка два щук, привёз ей добычу (а куда их было девать, не имея холодильника?). Ах, если бы она жила поближе! Добираться до неё приходилось целый час. И столько же назад. Ни разу я не спрашивал её о прошлом, узнал много позже, от сестры, которая часто у неё гостила.
Отец, Хлынин Павел Иванович, родился в 1905 году в Дубовке, в бедной семье. Образование получил - 4 класса, но уже взрослым наверняка где-то доучивался. Почерк у него был своеобразный - с большим наклоном влево. Как-то я в возрасте лет 10 придумал для себя новую игру, для ведения статистики написал в совершенно новой большой тетради корявыми буквами "Морж, тюлень". Отец увидел и со словами "вот так надо писать" написал рядом то же самое совершенно каллиграфически идеально. Мне было очень стыдно. Но вовсе не за свой почерк, а за то, что меня поймали за руку с какой-то детской глупой затеей, чуть ли не с куклами. И я устроил крик с обвинениями, что "всё испорчено". Отец рывком оторвал полстраницы со своими словами и ушёл. И это была его единственная попытка повысить моё образование. Да ещё неоднократно запрещал мне подбирать подозрительные предметы на свалке (типа гранат) и собирать окурки (курить, насколько помню, не запрещал, сам курил по пачке "Беломора"). Зато он сделал меня заядлым рыбаком. Военным он был задолго до войны, на фотокарточках он в военной форме. Но на фронт попал только в конце 1942-го. Кого-то где-то учил. Себя называл командиром штрафной роты, хотя судя по наградным листам из Инета, числился "агитатором штрафной роты". Это то же, что и политрук в обычных войсках. 1-й Прибалтийский фронт, 11-я Гвардейская армия, 16-я Гвардейская стрелковая дивизия и 31 Гвардейская стрелковая дивизия, 4-я и 7-я штрафные роты соответственно. Воевал в Восточной Пруссии, брал Кёнингсберг. Я помнится, спрашивал: "А в Германии воевал?" - "А как же, в Кёнингсберге" - "А где это?" - "Это нынешний Калининград". Я плохо знал историю, но хорошо знал географию и возмущался: "Да это же наша земля!" - "Да, теперь наша" - соглашался отец. Было мне тогда лет 11-12 и Война казалась мне столь же далёкой, как татаро-монгольское иго. Крайне сожалею, что ничего о войне не распрашивал, отец сам рассказывал мало, но пару эпизодов я помню.
1. Как отец бежал от немецких балванок.
По танку вдарила болванка,
Прощай родимый экипаж.
Почему по танку стреляли не бронебойными, кумулятивными, подкалиберными и т.д., а примитивной болванкой? Дело в том, что броня в зависимости от добавок (хром, марганец, никель, ванадий и т.д.) бывает очень разной. Вот у американских танков (что к нам поставлялись) броня была вязкой. А у наших - более прочной, но хрупкой. Возможно, просто из-за отсутствия каких-то добавок. И специалисты по уничтожению танков быстро сообразили, чем такие танки бить - литой болванкой. Если она не пробивала броню, то выбивала внутри танка кучу осколков, которые поражали экипаж. Причём столь сообразительными оказались не только немцы. У них тоже были проблемы с бронёй. И англичане выскребали из американских 76-мм снарядов взрывчатку и заливали металлом. Эффективный и очень дешёвый боеприпас. А вот почему немцы под Кёнингсбергом начали стрелять болванками по пехоте - не знаю, наверно других снарядов не было или танки в бою тоже участвовали. Отец говорит, что снаряды рекошетили и летели по полю колесом, если задевали человека, разрывали на части. И это было действительно страшно. Вот от такой болванки он и бежал, а она прыгала, как мяч.
2. Не могу сказать определённо, но, вероятно, штрафникам не давали огнестрельного оружия вообще. И использовали там, где можно было стремительным броском добежать до врага и завязать рукопашную, в которой пулемёты были бесполезны, а автоматы неэффективны. Так что Высоцкий в своей песне про штрафников не выдумывал:
"Ты бей штыком, а лучше бей рукой -
Оно надежней, да оно и тише.
И ежели останешься живой,
Гуляй, рванина, от рубля и выше!
Со слов отца эпизод выглядел так. Штрафная рота уже расправилась с немецкой обороной и побежала дальше, отец с ординарцем шёл по уже зачищенной территории и тут вдруг впереди из окопа встал немец, в очках и с ручным пулемётом и дал по ним очередь. Свалились они в воронку, отца не задело, а ординарец получил две пули в живот и только успел сказать, что у него на поясе две гранаты. Отец бросил обе гранаты, но они не долетели и не причинили немцу никакого вреда. Он так и торчал с пулемётом. А потом упал. Оказалось - какой-то штрафник, поотставший от своих, увидел это дело, подобрался к немцу сзади и всадил в него нож под лопатку. И побежал догонять ушедших вперёд.
И ещё помню - как лежал наш солдат с развороченным животом у дороги и просил проходящих мимо его пристрелить. И никто не мог...
У отца было несколько орденов и медалей. В Инете есть наградные листы о награждении его орденом "Красная звезда" и орденом "Отечественной войны" II степени. Оба - 1944 года, оба - "гвардии-капитану". Он и закончил войну в этом звании. Но о войне он почти и не рассказывал. Чаще удивлялся обычаям немцев. Особенно их пунктуальности - "несут бревно, сигнал к обеду, даже если два шага осталось донести, бревно бросят и идут обедать. И с обеда по сигналу". Удивил он меня рассказом о том, что немцы не стесняются раздеваться, даже при женщинах, порой и моются вместе, парень, гуляя с девушкой, может малую нужду справить, лишь отвернувшись. А однажды в штабе полковой врач начал пукать, а когда его пристыдили, он разразился целой речью, что держать в себе газы вредно для здоровья, вот немцы в этом деле толк понимают и пукают без всякого стеснения. "Тогда полковник ка-а-к дал залп, ну и я присоединился..."
В военном билете у него было записано "ранений нет", но было хорошо видно, что у него обе ноги пониже колена были прострелены, похоже одной пулей. И ещё он жаловался на кантузию и даже говорил, что у него был пробит череп, "куска не хватает, вот тут дыра".
Как-то я решил блеснуть своими знаниями и сообщил прочитанное, дескать, учёные установили, что из крупных животных только верблюд не умеет плавать. Отец откровенно хохотал, сказав, что плавают, да ещё как. Я был в большом недоумении - авторитет учёных против авторитета отца. Всё написанное в книгах я считал истиной и неуменее плавать жителей пустынь считал вполне понятным. Много позже я узнал, что отец был прав, но где он видел плавающих верблюдов, не знаю.
После войны он был военным преподавателем на каких-то курсах, в системе ДОСААФ, часто ездил в командировки, особенно часто на Еруслан, в Политотдельское. Странноватое название (переименовано в 1934 году из Новой Слободки), но в остальном - село как село. Иногда он привозил по ведру чёрной икры, которую меня заставляли есть (такая гадость! это не для детей). Рассказывал о рыбацких подвигах. Например, как в ожидании парохода вытащил десяток линей килограммов по пять. И раздал тут же - некуда было девать. Рыбаком был заядлым. Однажды взял с собой мою сестру Люсю, примерно 15-ти лет. Она с ужасом вспоминает приключение - ночевали в каком-то сарае, клопы, комары, отец храпел, потом грязь, щуки какие-то, будь они неладны... Иногда ходил на рыбалку и зимой, сделал разборный домик, чтоб прятаться от ветра. Тогда глобального потепления ещё не предвиделось, морозы нередко были за 30, лёд на Волге метровый, ветер бывал ураганный, снег и в апреле - по пояс. Охотником он тоже был. Приносил уток, приходилось их ощипывать, опаливать, возни много.
Политикой интересовался мало, власть не обсуждал никак вообще. Однажды по радио (телевизоров ещё не было) настойчиво трубили в фанфары по поводу каких-то выборов, чуть ли не определяющих судьбу страны. А в день выборов мы оба таскали подлещиков далеко от дома. Я был просто поражён и, естественно, задал вопрос - что мы тут делаем, когда волеизъявление народное решает судьбу страны. Он отмахнулся - без меня решат! Единственный раз он конкретно бросил всё, сел за приёмник и начал слушать "Голос Америки". 1963 год, убили Кеннеди. Года через 3-4 и я стал слушать зарубежные голоса.



Оказывается, отец мне и книжки читал. Совершенно не помню

С войны он пришёл непьющим, но когда стал ездить по командировкам, стал выпивать. Особенно зимой, от безделья (телевизора он так и не увидел). И мать приняла мудрое решение - поменяла нашу маленькую квартирку на втором этаже в самом-самом центре Камышина на частный дощатый дом в двух кварталах. Хорошо помню переезд, как я ехал в кабине грузовика и именно что поменяла - долгое время наша кошка убегала назад, а чужая, которая жила тут раньше, прибегала к нам. Отец занялся делом - вырыл под домом огромный подвал, ямы, сарайчик, купили лодку, в подвале гирляндой висели подлещики. А выпивал всё равно. Но на рыбалке не пил никогда и грамма, даже в компании, не пил также и в одиночку дома, но знакомые выпивохи неизменно находились. Причём знакомых он не запоминал ни в лицо, ни по имени, даже будучи трезвым (я всецело унаследовал это свойство). Однажды даже пришлось от него закрыться в доме (толстенная дверь с крючком толщиной в палец отделяла жилые комнаты от нежилых сеней). Меж ними было занавешенное окно и мать меня заставляла подглядывать, что он там в сенях делает. Сама опасалась. А ничего он не делал. Побродил из угла в угол ушёл спать в бендежку. Так назывался сарайчик, который он сам сделал и спал там всё лето, как минимум, а то и зимой. А перебрался он туда из-за того, что курил по пачке "Беломора" в день, мать непрестанно ругалось по этому поводу. Однажды он по пьянке отлупил меня ремнём. Пожалуй, не в первый раз, но то было за дело и скоро забылось, а тут я просто не понял за что и обида осталась. К слову сказать, мать и пальцем никогда меня не трогала, только ругала. Однажды он чуть не замёрз где-то, сильно обморозился и его растирали гусиным салом. Рассказывал, как его кусала ядовитая змея и он едва не умер. А когда мне было лет 11, он заболел туберкулёзом, долго лечился в каких-то диспансерах, а умирать привезли его домой. Он вообще не вставал, похоже, что хотел покончить с собой, написал предсмертную записку корявыми буквами, которую я обнаружил в жестяной коробке через несколько лет, но возможности, наверно, не было и он умер 1 марта 1967 года в возрасте 61 года. Падал снег, был поздний вечер, я с сестрой Люсей ходил к каким-то знакомым, оповещали о его смерти. Но вот что он мне дал (кроме самой жизни) - это интерес к рыбалке. И мне это очень пригодилось в 90-х.


27.08.1931 г. Мой брат Леонид. Первенец в семье. Он умер в том же году

Моя мать, Северова Галина Сергеевна, родилась в 1911 году, была старшей в многодетной семье, надо думать, была нянькой. В отличие от двух сестёр и брата, доживших до совершеннолетия, высшего образования не получала, но хорошо кончила десятилетку, а это тогда было немало. Знала изрядно, а считала вообще удивительно быстро. Считала на счётах так, что только костяшки мелькали. Счёты, эти потомки абака и предки компьютера были на самом видном месте, служили мне, а потом и моим детям неплохой игрушкой. Не менее умело считала она в уме, гораздо быстрее продавцов даже с их калькуляторами, нередко ловила их на ошибках и вводила в конфуз. Замуж вышла за моего отца в 18 лет, как и когда они встретились, я не знаю, но жили они сначала в Саратове, где у них родился первенец - Лёня. Мать не раз его вспоминала, неизменно добавляя "Какой он был тяжелый!" На фотографиях этот примерно шестимесячный голый младенец выглядит совершенно обычным, поэтому, возможно, мать имела ввиду нечто иное. У него был порок сердца, как и у брата матери, в честь которого его, очевидно, назвали. Он умер, не дожив и до двух лет. После этого родители переехали в Дубовку, к родителям отца. Там 25 июля 1933 года родилась моя сестра Люся. Почему её звали Люсей, а не Людой - совершенно непонятно. Впрочем, на этот счёт есть исследования, которые вроде бы объясняют, что официальное имя меняется на производное в зависимости от характера, как ребёнка, так и родителей. И я, чуть ли не под старость узнал, что официальное имя тёти Нюры - Анна. Совершенно не поворачивается язык её так назвать.
Перед войной семья переехала в Сталинград, где жили в частном доме вместе с двоюродной сестрой отца - Нюрой на окраине Сталинграда. Мать работала в канцелярии Тракторного завода. Потом началась война, летом 1942-го тех, у кого детей было на кого оставить, отправили рыть траншеи на запад от Сталинграда. Причём была официальная запись в трудовой книжке. Отец был ещё в Сталинграде, учил новобранцев, но потом его отправили куда-то севернее, в Саратов или Куйбышев, узнав об этом, мать и тётя Нюра сбежали в город к своим детям. Эвакуация была запрещена, на Тракторный уже нельзя было показываться в связи с самоволкой и мать пошла работать на Красный Октябрь, сказав, что трудовая книжка утеряна. Работала кассиром в буфете. 23 августа Сталинград разбомбили. В ту же ночь она с Люсей ушла пешком на Южный посёлок, к родителям моей матери. Где опять сидели под бомбёжками и эвакуировались только 2 октября 1942 года. Но я об этом расскажу ниже.



Вероятно, 1937 год. Дубовка. Детский сад. Люся в центре. Новогодние ёлки разрешили ставить. И даже приказали ставить. А вот где достали ёлку в нашей степи?


5.07.1934 г. Дубовка. Сестра Люся



Август 1959 года. Мама
В Камышин эвакуированные прибыли 4 октября 1942 года, мать разыскала родственников, которые там жили и на другой день (!) вышла на работу (есть запись в трудовой книжке). Работала она непрерывно всю жизнь, без всяких выходных, с очень редкими и короткими отпусками. Места работы у неё были весьма непримечательные - то в киоске газеты продавала (я помню минимум 4 разных), то газировку при входе в городской парк. По выходным она торговала старыми вещами "на толчке" (на базаре). Даже когда появился телевизор, она смотрела, непрерывно работая. У неё была прялка, древняя, с колесом, швейные машинки, непрерывно что-то вязала, свитера, коврики из разноцветных лоскутков, одновременно что-то варилось. Я просыпался от чудесного запаха свиных сарделек с картофельным пюре. А ещё на ней были две бабушки и дети. В 1947 году родилась моя вторая сестра - Вера, в 1953 году - я, потом и внучка в 1966 году появилась. И обе мои сестры и я тоже оставляли детей на неё, когда уезжали. Самое интересное, что я никогда не задумывался, откуда взялось мясо в борще или сардельки, которые лопались, когда в них втыкаешь вилку. Только когда стал жить отдельно, обнаружил, что ничего этого в магазинах нет, а на рынке страшно дорого, а порой - тоже нет. Мать "доставала", используя какие-то связи. Она тоже имела дефицит - работая в Союзпечати (в газетном киоске) доставала журналы "Искатель" и книги (это тоже купить запросто не получалось). На рынке она знала многих, хорошо разбиралась в жизни. Политикой не шибко интересовалась, но Горбачёв ей сильно понравился. И тотальный дефицит и развал СССР она успела увидеть, жаль, меня не было рядом, не знаю как она отреагировала. А государство она не любила. Будучи предельно честной к людям, не считала зазорным его надуть. В частности - умело тормозила счётчик электроэнергии. Была такая пластинка целлулоида, которая просовывалась в щель опломбированного счётчика и останавливала его. Да, наверно, многие так делали. А больше никаких счётчиков в доме не было.
Приехав ко мне в Пермь, чтобы посмотреть родившуюся внучку, не забыла и финансовый вопрос. Так как я числился наследником-претендентом на дом, она платила за меня 1 рубль налога, не знаю уж, в месяц или в год. Пошли мы к юристу и я написал бумагу, подарив ей все права на дом (как пенсионер, она налоги не платила). Наслышанная о всяких сварах при делёжке наследства, она озаботилась и этим. Завещая всё имущество сестре, потребовала поделиться всем "по справедливости". Что та и сделала, конечно, с предельной щепетильностью.
К старости мать осталась одна в доме, где когда-то было битком людей. Работала до последнего дня, по хозяйству всё делала сама.
Умерла она в марте 1993 года, немного не дожив до 82-х с диагнозом "механическая желтуха". Были ещё морозы, земля промёрзла на метр, в стране - разруха. И похороны вполне соответствовали обстановке. Все родственники собрались, а толком похоронить не смогли. Привезли гроб на кладбище, а оплаченной заранее могилы не нашли. Вместо этого была какая-то полузарытая траншея, из земли торчали руки и ноги полузасыпанных мертвецов неизвестного происхождения. И нет никого. А везти назад гроб не положено по всем законам (я такого даже не слышал). Короче, копали могилу чуть ли не своими силами, похоронили только на следующий день. Володя Весов, муж уже умершей сестры Веры, тогда журналист и редактор районной газеты, напечатал ядовитый фельетон о порядках на камышинском кладбище. И стали мы жить без неё.
Мать умела помогать не только делом, но и словом. Как-то мы шли вдвоём по улице в Перми и прохожий спросил у меня закурить. "Нету" - сказал я, как обычно. "Неправильно!" - немедля вмешалась мать. - "Надо говорить "не курю"!". И с тех пор я неизменно её вспоминаю, когда у меня просят закурить. А курить я бросил ещё в 18 лет. Многие курили, исключительно из желания пофорсить, ну и я не исключение. Но пристраститься не успел, а тратить деньги на сигареты не хотелось. Не скрою, желание покурить, особенно во время выпивки и в компании, было, но не столь уж сильное, всегда удивлялся, почему многим не хватает силы воли бросить.

Сестра, Хлынина Людмила Павловна. Родилась 25 июля 1933 года в Дубовке. Память у неё (про детство) прекрасная и всё, что тут написано, это её воспоминания. Конечно, разные советские мифы наложили свой отпечаток, но я корректировал чисто исторические казусы, когда она говорила про немецкие танки "тигр" в Сталинграде и потопленный пароход с пионерами из Артека. Но про начало Сталинградской битвы рассказ красочный, подробный и чисто личный, без всяких "мне так рассказывали".
Семья жила в Дубовке, которая была большой деревней, отец работал в системе ОСОАВИАХИМа, дома бывал редко, всё время в командировках. В 1938 году его перевели поближе к центральному управлению - в Сталинград. Семья переселилась в Сталинград. Никто никакого жилья, конечно, не давал. Сначала пытались жить на Южном посёлке у родителей моей матери, но места там было мало и от работы далеко, поэтому переехали к родной сестре отца - тёте Нюре, которая жила в дощатом частном доме на рабочей окраине Сталинграда, меж Баррикадами и Красным Октябрём. Места там тоже было мало, у тёти Нюры был муж Семён и две дочери, которые перед Сталинградской битвой ходили уже в 7 и 8 классы и даже работали на Красном Октябре. Хотя мать тёте Нюре какие-то деньги платила за квартиранство, она не шибко радовалась такому переселению, но отказать не могла и выделила закуток за печкой.
22 июня 1941 года Люся была в пионерском лагере (ещё и 8 лет не исполнилось). Воскресенье - родительский день и мать приехала её навестить. А днём объявили о войне. Люсе было невыносимо скучно в этом лагере (детей просто часами держали на веранде и даже игрушек не было), она просилась домой, но мать оставила её ещё на неделю и спешно уехала.
Сталинград был в далёком тылу и почти год жил как тыловой город. Нынешние "коммунисты" утверждают, что Гитлер решил захватить Сталинград из чистого желания сделать пакость товарищу Сталину. И это ему, конечно, не удалось. На деле Сталинград был в промышленном отношении ТРЕТЬИМ городом в СССР, уступая лишь Москве и взятому в блокаду Ленинграду. 309 предприятий! Гордость советской индустриализации. Сталинградский тракторный был целиком куплен в Америке в 1930-м, собран на берегу Волги под руководством американцев и с самого начала выпускал кроме тракторов также и танки, а с началом войны - только их. Даже в сентябре 1942 года, когда немцы стояли у проходной завода, он выпустил 200 танков. Завод "Баррикады" строился англичанами ещё во время первой мировой, в 30-х выпускал пушки разных систем, до тысячи в месяц. И его успели эвакуировать. "Красный Октябрь" строили французы ещё в конце XIX века. От них остались названия заводских посёлков - Большой и Малый Французский. Это был металлургический гигант, дававший 10% всей стали СССР, тут производилась броня и орудийная сталь. Метизный завод, Судоверфь, где делались корпуса танков Т-34 и корпуса самолётов, именно сюда эвакуировали Харьковский танковый завод.
Но ещё важнее была Волга. Ещё в 1880 известный всем Нобель создал огромный перевалочный пункт каспийской нефти, а также заводы по её переработке. Огромные склады спирта и прочего товара. Из Ирана уже шли военные поставки по ленд-лизу. До войны уже проектировался канал Волго-Дон, а железнодорожный узел был самым крупным в Поволжье. Население было примерно 450 тысяч человек. Короче, столица всего Поволжья, бурно развивающийся промышленный центр. Имя Сталина давало и особые превилегии.
Немецкие самолёты изредка появлялись над городом, почти всегда ночью, сбрасывали 1-2 бомбы. Выли сирены, люди бежали в бомбоубежища, стреляли зенитки. Потом все привыкли, ущерб был небольшой, уже никто никуда не прятался.
Вот в Ростове, где я прожил уже 2/3 жизни в 1941 году было совсем иначе. Зима 1941 была суровой, Дон замёрз уже в ноябре. Сосед моего сына, которому тогда было 8 лет, вспоминает войну. Он с братом (тот был постарше) добывал рыбу из подо льда на Дону. Немцы часто бомбили мост через Дон, никак не могли попасть, а мёртвая рыба всплывала и примерзала ко льду. Они вырубали её топорами. На нижнем Дону есть особенность - из-за частого подъёма и спада воды и тёплой ещё земли вдоль берега образуются закраины, трудно сойти на лед и со льда на землю. Два брата-пацана были на льду, когда начался очередной налёт на мост. В мост опять не попали, угодили в набережную. Удар был такой силы, что люди взлетели в воздух. Лёд стал ломаться и они побежали к левому, ближнему берегу (весь город был на правом), негде было выйти на берег, но там стояли баркасы, вмёрзшие в лёд. Полные рыбы. Через них и выбрались на берег (брат не упустил случая прихватить двух чебаков). Горел Батайск - крупнейший железнодорожный узел, забитый эшелонами. Бежали через какое-то кладбище к мосту, который бомбили. И тут бомба ударила прямо в кладбище и вверх взлетели гробы, обломки сторожки. Но выбрались они живыми.
Немцы наступали на Ростов, захватили неповреждённый ж/д мост и 21 ноября 1941 года вошли в город. В то же самое время на их флангах советские войска теснили немцев встречным наступлением. Немцы 28 ноября оставили Ростов и заняли оборону по Миусу. Ростов был первым крупным освобождённым городом. Потери у обеих сторон были большие и обе армии свои задачи не выполнили - немцев не удалось окружить в Ростове, не удалось и прорвать миусский рубеж. Но и немцы не смогли отдать под Москву ни одной дивизии. За что Гитлер и разжаловал командующего группы армий «Юг»
Весна 1942 года обернулась не менее страшными поражениями и чудовищными "котлами", чем в 41-м. Целые группы армий гибли при попытке наступления - Мясной Бор под Ленинградом, битва за Ржев, армии, перешедшие по льду Керченский пролив и блокированные в Крыму... В центре фронта случилась 2-я Харьковская катастрофа. Ещё столько же погибло и попало в плен при отступлении на восток. Ненадолго удалось зацепиться только за водные рубежи - реки Воронеж и Дон.
Отец моего друга рассказывал, как он попал в плен. Никаких боёв не было. Их часть внезапно осталась без связи, без внятного приказа, но главное - без еды. На третьи сутки появились немцы. Двое. На мотоцикле. И сообщили - "винтовки бросайте в речку, выходите на дорогу и маршируйте, куда скажут, если хотите есть и жить". И большинство так и сделало. И тысячные колонны немцы погнали куда-то, так и не накормив. Никто даже не знал толком, где они есть. Когда проходили деревню, отец моего друга (а было ему лет 18, наверно) просто встал за дерево и колонна прошла мимо. Места были знакомы и Ростов не столь далеко. И не один он такой был, шли многие, но без оружия. Но - конец мая, есть было решительно нечего. В деревни заходить боялись, шли вдоль Дона. Не додумались ничего лучше, чем жевать зерно на полях, которое ещё не поспело. В том числе и гречку. Гречка и в самом распрекрасном виде может вызывать запоры. А у зелёной нешелушоной гречки лузга - как мелкие ножи, которые просто застряли в голодном желудке. Короче, желудки встали и не принимали даже нормальной еды. И поевшие это начали умирать. Но те, кто умирать всё же не захотел, пришли в деревню и местная женщина-фельдшер их спасла. Вытягивая наружу прямую кишку и столовой ложкой выскребая изнутри эту гадость. Так что он выжил, добрался до Ростова, пережил оккупацию, вторично был мобилизован, довоевал и дожил до преклонных лет.
А вот ещё рассказ другого фронтовика "что такое война". Отец моего друга и напарника по работе Володьки Попова попал на фронт лет в 18 и только в 1945-м, но и одного боя ему хватило, чтобы понять, что это такое. Он был заряжающим на какой-то новой скорострельной пушке, которая могла стрелять и бронебойными и осколочными и снарядами со шрапнелью. И вот Германия, почти конец войны. Немцы взорвали плотины, поля были затоплены и артиллерийский дивизион остановился вечером на дамбе меж двумя залитыми водой полями. Место, вероятно, было заранее пристреляно, потому что немцы накрыли всех сразу огневым шквалом. Похоже, от дивизиона осталась только одна пушка, да он и наводчик орудия. И когда он поднял голову после этого ада, всё вокруг было разворочено, пушка завалилась набок, а по полю по колено в воде к ним бежали немцы. "До сотни". А наводчиком был мужик, не столь давно освобождённый из немецкого концлагеря, немцев ненавидел люто. Он выправил пушку и заорал: "Снаряды!", заряжающий впопыхах сунул ему бронебойный. Наводчик молча съездил ему в ухо, чтоб соображал. И начали они крыть шрапнелью в упор. Немцы были как на ладони и шрапнель их просто выкашивала. Самое страшное, как он рассказывал, было то, что раненые лежали в воде и всю ночь страшно кричали. А к утру вода поднялась и замолчали все...

История Сталинградской битвы, да и всей войны и уж тем более - истории, переврана неимоверно. Чего стоят только мифы о А.Невском, Бородино, И.Грозном, Суворове и проч. Но я про них не буду. Однако состыковать факты Сталинграда всё же я кровно заинтересован - да меня просто бы не было, случись всё иначе.
Вообще-то Сталинградская битва не планировалась. После победы под Москвой, когда немецкие войска были отброшены аж на 300 километров, в Кремле воцарилась эйфория. Достаточно вспомнить визит министра иностранных дел Великобритании Энтони Идена. Сталин уже не просил о срочном открытии второго фронта и прочей чепухе. Взамен неоткрытия этого фронта (без него обойдёмся), он требовал срочно согласиться о признании границ СССР от 1941 года, "ведь освобождение Прибалтики будет в самое ближайшее время". (Нахождение Прибалтики в составе СССР так никогда и не было признано...)
И основания были - в ближайшее время Красная армия опять будет вдвое больше, чем немецкая. Промышленность переводится на военные рельсы, ленд-лиз пошёл, а главное - победа!, явная, впервые немцы были отброшены на сотни километров и потеряли больше войск, чем за всю войну в Европе. Сыграло роль и извечное враньё о потерях противника. Генштаб на полном серьёзе докладывал Сталину о потерях немцев в 5-6 миллионов человек! На самом деле - меньше миллиона и сотни тысяч раненых снова были вылечены и отправлены на фронт.
Так что уже с 5 января Сталин довольно публично сообщал, что война будет окончена в 1942 году, естественно, в Берлине, естественно, победой. Впрочем, Гитлер тоже обещал закончить войну победой в 1942 году. Со сроками оба диктатора ошиблись, однако новый, 1943 год пришёл на фронт вовсе не в Берлине, а на Волге...
Меж тем уже в январе 1942 года амбиции наших маршалов просто зашкаливали - Тимошенко собирался наступать на Харьков и разгромить 6-ю армию Паулюса; Мерецков хотел окружить и уничтожить 18-ю армию Кюхлера; Конев собирался разгромить 9-ю армию Моделя; Жуков предлагал ликвидировать на Ржевско-Вяземском плацдарме вообще всю группировку армий «Центр». Сталин требовал не размениваться на мелочи, а побить всех и сразу.
5 января 1942 года план общего наступления Красной армии обсуждался в Ставке, а 10 января 1942 года этот план был изложен Сталиным в директивном письме: «... обеспечить таким образом полный разгром гитлеровских войск в 1942 году».
Он не учёл одного - кроме всевозможных ресурсов, которых у СССР было намного больше, надо было ещё и уметь воевать.
В середине января Красная армия девятью фронтами перешла в наступление на участке в тысячу километров — от Балтийского до Черного моря. О как!
К лету войска должны были разгромить главные силы группы армий «Север» и ликвидировать блокаду Ленинграда, окружить и разгромить главные силы группы армий «Центр», освободить Донбасс и Крым. Все вот так и одновременно. И Сталин чувствовал себя абсолютно уверенным в своих силах на тот момент, приказ №55 от 23 февраля 1942 года: «Инициатива теперь в наших руках, и потуги разболтанной ржавой машины Гитлера не могут сдержать напор Красной армии. Недалек тот день, когда Красная армия своим могучим ударом отбросит озверелых врагов от Ленинграда, очистит от них города и села Белоруссии и Украины, Литвы и Латвии, Эстонии и Карелии, освободит советский Крым, и на всей советской земле снова будут победно реять красные знамена»
А какие сомнения? Промышленность СССР только за первое полугодие 1942 года отправила на фронт больше 6 тысяч только современных танков Т-34 и КВ. Не считая тысяч, оставшихся с 1941 года, ленд-лиза, резервов Главного командования и массы прочей техники ("Катюш" наклепали уже 2 тысячи). У немцев оставалось всего 140 исправных танка...
К весенней распутице 1942 года Красная Армия потеряла 1 млн. 800 тысяч бойцов. Тем не менее, её численность росла и достигла более 5 миллионов. Конец марта- апрель по обе строны фронта наступление было невозможно - дороги стали непроезжими.
1 мая - приказ Сталина: Приказываю всей Красной Армии добиться того, чтобы 1942 год стал годом окончательного разгрома немецко-фашистских войск и освобождения советской земли от гитлеровских мерзавцев.
Однако размазывать наступление на тысячу километров уже было сложно. Решили дать волю Тимошенко и расправиться с армией Паулюса, взять, наконец, Харьков. На свою беду, ещё в марте Красная армия захватила на правом берегу Северского Донца Барвенковский плацдарм 100 Х 80 км, с него и решили начать. Немцы собирались плацдарм ликвидировать, начав 18 мая. Якобы, эти планы были известны (сомневаюсь, скорее наоборот). Потому Красная армия перешла в наступление четырьмя ударными армиями (около 30 дивизий и бригад) 12 мая. И к 18 мая прогрызла оборону немцев до пригородов Харькова и начались упорные бои за Чугуев. После чего немцы 17 мая перешли в наступление и уже в тот же день взяли Барвенково, уничтожили штаб управления советских войск и началась катастрофа. Начальник Генерального штаба Василевский предложил прекратить наступление и вывести армии с плацдарма. Тимошенко (командующий Юго-Западным направлением) доложил Сталину, что эта опасность преувеличена и войска продолжили наступление. Василевский отчаянно призывал немедленно произвести отступление, но его мнение игнорировали и уже 23 мая стало поздно. 25 мая советские войска оказались в "котле" и 28 мая всё было кончено.
31 мая 1942 года Совинформбюро сообщило о том, что советским войскам удалось, в результате своего наступления под Харьковом, сорвать готовившийся прорыв противника на ростовском направлении. При этом (впервые!) сообщалось о больших собственных потерях, в том числе до 5 тысяч человек убитых и 70 тысяч пропавших без вести. Немецкие потери, правда, как обычно, указывались значительно больше. На самом деле немцы потеряли убитыми 5 048 человек, как сообщает Вики и этой цифире можно верить. Потери же Красной армии до сих пор определяются с точностью в 100 тысяч человек. То ли 170 тысяч, то ли 270 тысяч. То ли это только пленные, то ли все потери. Но были потеряны все танки (более 1200), вся артиллерия (более 2 тысяч орудий), более половины авиации (почти 600 самолётов из задействованной тысячи). Командующий 6-й армии Городнянский застрелился, командующий 57-й армии Подлас при попытке прорыва либо погиб либо застрелился, останки заместителя командующего фронтом Костенко, якобы, нашли спустя 75 лет, до этого он числился пропавшим без вести.
Не лучше обстояло дело в других местах. В июне под Ленинградом, в Мясном Бору погибла 2-я ударная армия, а её командующий Власов перешёл на сторону немцев. В Крыму пал Севастополь и погибли армии Крымского фронта.
В июне 1942 немцы в районе Дона занимались в основном подготовкой к главной операции года - "Блау".
По плану "Блау" Германия собиралась захватить Кавказ с его нефтью, позарез нужной и перерезать Волгу, по которой уже шёл "Южный лендлиз". К Волге собирались выйти южнее Сталинграда, через Красноармейск. Задача ставилась - последовательно окружить три советских армии, город и Волгу взять под контроль (разбомбить всё, блокировать все перевозки с юга). Город не имел значения, тем более по причине названия. Немцы вовсе не собирались вести уличные бои и, судя по воспоминаниям, не представляли себе, какой он огромный (из-за больших заводов он был раз в 10 больше городов с таким же населением).
В ночь на 20 июня произошло событие, которое могло изменить многое. Майор Райхель на лёгком самолёте отправился сверяться с планами, взяв портфель с суперсекретной информацией - картами дислокаций войск, планами первой фазы операции "Блау", всякими приказами, короче, секретней придумать нельзя. Он допустил пролёт близ фронта, был сбит. Самолёт сел на брюхо вблизи советских окопов. Лётчики и охранники сгорели. Но бравый майор не дал сгореть портфелю, он вместе с ним устремился в кусты, был застрелен и документы срочно доставили в штаб фронта, откуда Тимошенко срочно связался со Сталиным, доложив о трофее. Пишут, что наш "могучий стратег" сразу учуял дезинформацию, а потому ничего не сделал. Это не так. Конечно, Сталин больше верил дезе, которую ему подсунули немцы. План их назывался "Кремль" и вождь верил во вторую попытку наступления на Москву. А также в то, что немцы начнут наступление в символическую дату - 22 июня. Сталин посчитал информацию правдой, но не всей правдой, частью плана (впрочем, так и было). Ошибка была у переводчиков штаба Тимошенко. Они интерпретировали один документ, как приказ отложить наступление с 19-го на 23-е июня (на самом деле это была дата полного развёртывания). Наше командование уже год никак не могло поверить, что даты операций у немцев заранее не знают даже командиры дивизий. Они узнавали об этом за сутки, рядовые офицеры - за часы, просто рядовые - за минуты. Скажем, командир прорыва на Сталинград Хубе, сидя вечером у какого-то русского сарая на берегу Дона, вызвал к себе курьера на мотоцикле и сказал одну краткую фразу: "Завтра в 4:30". Мотоциклист умчался и в 4-30 23 августа Вестфальская дивизия ринулась на Сталинград.
Гитлеру о потере плана доложили. Он пришёл в бешенство, разжаловал несколько генералов, а некоторых бессрочно отправил в тюрьму (за дело - нарушено было много святых правил войны), 24 июля немцы даже организовали местное наступление в месте падения самолёта с целью захвата пленных и выяснения обстоятельств. Но было поздно что-либо менять и немцы ничего не изменили.
Не помогли документы и Красной армии, если не сказать - навредили. 23-го никакого наступления немцев не случилось и Сталин занялся Орловской операцией - начал стягивать войска под Москву. Там скопилось 50% численности Красной армии. В конце июля, не дождавшись немецкого наступления, сразу 4 армии начали наступление на Ржевском выступе, потеряв там до весны 1943-го полтора миллиона. Немцы потеряли вчетверо меньше и ушли только когда надо было сокращать линию фронта.
А 28 июня началось наступление немцев в направлении Волги. Уже на следующий день немецкие танки разгромили штаб 40-й армии и управление фронтом было потеряно.
Чтобы заткнуть прорыв, против немцев приказали срочно бросить 5-ю танковую армию Лизюкова. Лизюков отчаянно взывал об ошибке, его сотни танков то грузились на поезда, то шли своим ходом, никакой согласованности не было. В результате 1 (одна) немецкая танковая дивизия уничтожила всю 5-ю танковую армию по частям (3 корпуса последовательно - 6, 7 и 10 июля). Танковый корпус Ротмистрова, переданный в помощь Лизюкову, не успел помочь. 15 июля Ставка убедилась, что 6-й танковой больше нет, расформировала её, Лизюков был понижен до командира 2-го танкового корпуса. Лизюков от отчаяния начал отстранять от командования генералов и расстреливать полковников, а 23 июля погиб в КВ почти как рядовой.
5 июля немцы вышли к Дону южнее Воронежа, 6-го взяли его основную (правобережную) часть. И опять советская разведка оплошала, прогнозируя переправу немцев через Дон в Воронеже и прорыв их на восток. Они повернули вдоль Дона на юг, на Кавказ, за нефтью.
Юго-Западный и Брянский фронты были прорваны, ширина прорыва была 200 км. Южный фронт начал отступление. Красная армия откатывалась на восток и юг лавиной, порой без всякого приказа, так опасались попасть в плен. Некоторые немецкие части продвинулись на 300 км всего за неделю. Мне кажется, что самым слабым местом Красной армии того года была связь. В немецких войсках радиостанция была на каждом танке, самолёте, в каждой роте, а то и взводе. В Красной армии огромное число связистов бегало под пулями с катушками телефонного провода. Но это в обороне... Даже Сталин, узнав, каково наличие радиосвязи в войсках, сообщил, что без неё, радиосвязи, войска представляют собой просто сброд. Новые части, выдвигаемые в оборону, в панике докладывали: "Немцев нету!". Иными словами, мы уже в окружении или ещё нет?
7 июля был создан Воронежский фронт, 12-го - Сталинградский. Окружений не удалось избежать - в районе Миллерово в середине июля попали в котёл 38-я и 9-я армия. Часть этих войск вырвалась, но не на юг, как требовали приказы, а на восток, потеряв связь с Южным фронтом. 15-го июля немцы вошли в Морозовск, 16-го - в Миллерово, 18-го - в Каменск-Шахтинский. Южный фронт рухнул. Заткнуть прорыв отправили 24-ю резервную армию, но она прямо на марше попала под удар 1-й немецкой танковой армии и погибла практически полностью. Южнее был Ростовский укрепрайон, который строили год. Он не остановил - немцы двигались стремительно - 21 июля - Шахты, 22 июля - Новочеркасск, 23 июля - Ростов. 24 июля Ростов был оставлен полностью с незначительными местными боями. Оставлен он был без приказа, короче войска просто бежали так быстро, сколь возможно. Мосты были взорваны и войска переправлялись через Дон на досках, брёвнах, вплавь, бросив оружие. Многие тонули. Знакомый дед, бывший при немцах пацаном, рассказывал, что рыбы в Дону было много. Но немцы рыбу категорически не ели - "там слишком много ваших покойников на дне". Причём Ростов брали даже не немцы, а т.н. "Быстрая дивизия" словаков. Вот несколько фото:



Будёновский проспект



Словаки идут по Театральной площади мимо знаменитого театра в форме трактора
Воевали они, однако, без энтузиазма и уже в начале 1943-го начали не только сдаваться, но и понемногу договариваться с партизанами и подпольщиками.

28 июля, Сталин издал свой знаменитый приказ № 227 «Ни шагу назад!».
Отступавшим грозили расстрелом (и расстреливали), ставили заградотряды...
Южный фронт был расформирован директивой Ставки ВГК от 28 июля, его войска переданы Северо-Кавказскому фронту, а Малиновский был назначен командующим Донской группой войск этого фронта и обязан был оборонять ставропольское направление. Не получилось. Танковые корпуса 1-й немецкой танковой армии легко обходили очаги обороны, где, якобы, выполняли приказ "ни шагу назад" и уже 3 августа немцы ворвались в Ворошиловск (так тогда назывался Ставрополь), который некому было оборонять. 5 августа с ходу немцы взяли Невинномысск. 9 августа - Краснодар, где бои шли лишь за переправу и то не более двух суток. Каганович, будучи там представителем Ставки, отчаянно молил Сталина о помощи и описывал происходящее в самых чёрных тонах "стоит 2-3 немецким танкам прорвать фронт, как целые части впадают в панику". Апофеозом поражения стал захват немцами Майкопа.
Немцам важно было Майкоп не просто захватить, но захватить в целости нефтеносный район со всем оборудованием. И в город был направлен диверсионный отряд "Бранденбург-800" (всего 62 человека). 8 августа 1942 года отряд нагло въехал на советских ЗИСах в город. Все были эмигрантами или потомками эмигрантов, в основном из Прибалтики. Все прекрасно говорили по-русски. Командовал ими барон Фёлькерзам, одетый в форму НКВД. В связи с чем никто не додумался потребовать показать документы. Барон явился в штаб обороны и потребовал показать все планы, расположения, охрану вышек, систему связи... И ему всё показали и рассказали. После чего немцы захватили штаб, взорвали узел связи, а у телефонов и телеграфов оставили своих людей, которые на все звонки отвечали, что город уже сдан и надо бежать из него. Ну и сами телеграфировали, сообщая, что немцы в городе (что было истинной правдой). Прочие бродили по городу, стреляли, бросали гранаты, имитируя обстрел и всячески сеяли панику. Гарнизон бежал в полном составе, бросив огромные склады продовольствия и боеприпасов, целых три эшелона с техникой. Но главное - к немцам попали все документы штаба со всеми планами расположения, кодами, паролями, даже с разведданными по Турции. Но самым важным был секретный набор топографических карт Западного Кавказа (у немцев были устаревшие карты). Единственным пунктом сопротивления оказался заминированный ж/д мост через Белую. Немцы поначалу, вбежав на мост с криками "Танки, танки!" обратили в бегство охрану и мост разминировали, но тут сапёры опомнились, отбили мост, вновь установили заряды, но немцы взяли мост второй раз уже с боем, сбросили заряды в реку и удерживали его сутки, пока не подошли танки.
Восстановить сплошной фронт обороны Малиновскому не удалось и только во второй декаде августа в предгорьях Северного Кавказа немецкое наступление было приостановлено. Причём по инициативе самих немцев - Гитлер приказал повернуть армию в сторону Волги и это считают его ошибкой.
Донская группа войск была расформирована и в августе 1942 года Малиновский был назначен с понижением командующим 66-й армией, действовавшей севернее Сталинграда.
Потеря практически без боя столицы Северного Кавказа с укрепрайоном и важнейшим ж/д узлом в Батайске вывели Сталина из себя. Над его любимцем - командующим Южным фронтом Малиновским нависла угроза отставки, а то и расстрела. Ещё весной его упрекали, что он мало что сделал для спасения наших войск под Харьковым. А тут ещё без вести пропал его адьютант (не сбежал ли к немцам?). Сталин послал члена Военсовета Хрущёва разбираться с Малиновским, назначив уже и замену. Но Хрущёву Малиновский понравился, он его спас. Впоследствии он сумел реабилитироваться, проявил инициативу, проигнорировав дурацкий приказ Ставки, повернул свою армию против Манштейна и не дал тому прорваться на помощь Паулюсу. Хрущёв доложил Сталину, что Малиновский человек вполне надёжный, поэтому тот сделал хорошую карьеру, собственно, я жил на улице Малиновского и такая улица есть во всех крупных городах. Через 15 лет Хрущёв предаст анафеме уже умершего вождя, объявив, что "оказался наш Отец не отцом, сукою", а ещё через несколько лет Малиновский предаст Хрущёва, войдя в число главных заговорщиков (можно ли было совершить переворот без поддержки министра обороны?). Но то бы ещё ничего, но буквально сразу после свержения Хрущёва Малиновский не только не использовал шанс наладить отношения с китайцами, которые очень не любили Хрущёва, но испортил их полностью. На банкете по случаю 7 ноября, изрядно выпив, он приставал к Чжоу Энь-лаю "с предложением": "Мы своего дурачка выгнали, теперь и вы своего дурачка Мао выгоняйте...". А выпив ещё, поносил и Мао и Сталина и ещё многих. Собственно в то время он был главным в СССР, а Брежнев - лишь пешкой, которая всех устраивала. Чжоу Энь-лай был в шоке, поклялся, что в СССР более ни ногой (и никто из китайской делегации больше не приезжал). Дело кончилось кровавыми разборками на Даманском и мир опять оказался на грани ядерной войны (у китайцев ядерные бомбы уже были). Однако я отвлёкся.
Как утверждают, Сталинградская битва началась 17 июля. В смысле - войска образованного 12 июля Сталинградского фронта вступили в какую-то небольшую стычку с немцами, на уровне роты. Война меж тем катилось мимо фронта, на юг, в сторону Кавказа. Отец слесаря, что работал со мной (лезгин, кажется), воевал так - собрали спешно всех по аулам, дали одну винтовку на троих (стрелять никто не умел) и отправили под немецкие танки. Смазка для штыка, как писано у Стругацких. Вся кавказская армия погибала в Крыму. Неудивительно, что война докатилась аж до Эльбруса.
Но в направлении Сталинграда наши войска, будучи в меньшинстве, отступали, но огрызались. Я, кстати, снимался в массовке у Бандарчука в фильме "Они сражались за Родину" и фильм снимался в тех же местах, так что хоть какое-то понятие о географии имею. Немецким танкам было вольготно. В начале августа фронт задержал водный рубеж Дон-Воронеж, но и там не устояли.
Сталинград был ещё в глубоком тылу, никто не собирался устраивать там битвы. Это уже в ходе боёв, когда пропаганда трубила, что город немцам не сдаётся, родилось объяснение, что город не сдают именно по причине, что это город Сталина. А потом ещё убедительно переписали историю, что судьба советской власти решалась именно в Царицине, где командовал опять же Сталин (это совсем не так, но скрепа была создана). Тогда и немцы стали придавать значение Сталинграду в смысле пропаганды и решили дожать защитников. К началу наступления советских войск они контролировали 9/10 города (тогда 4 южных района не позиционировались, как городские - Бекетовка и пр.).
Вокруг Сталинграда успели сделать мощный оборонительный пояс. По тогдашним понятиям город был защищён хорошо. И с воздуха тоже - город имел супермощную ПВО - 590 зениток, пулемёты, аэростаты, даже 6 зенитных бронепоездов, невдалеке был аэродром с истребителями (севернее Тракторного - Рынок). Невдалеке ещё аэродромы с сотнями истребителей.
4-я армия Гота пошла на Волгу со всей силы, южнее города, ломая укрепрайоны, прорвала оборонительный пояс, но там были самые боеспособные советские части, которые даже в обороне несли потери больше, чем немцы, но не разбегались в панике. 8 августа немцы были в 30 км от города, но им навстречу были брошены все резервы, к 10 августа их удалось отбросить за оборонительный пояс, 14 августа Гот встал в оборону и стал ждать подкреплений. Обе стороны были совершенно обескровлены.
Но уже 17 августа Гот вновь перешёл в наступление, вклинился в оборону на 10 километров и был уже в 20 километров от города. Но к 21 августа он опять выдохся.
Севернее, у Паулюса, дела шли лучше. 8 августа немецкие клещи сомкнулись в Калаче, в "котле" оказалось 9 советских стрелковых дивизий, 2 механизированные и 7 танковых бригад. Только советских танков было потеряно около тысячи, 80 тысяч солдат попало в плен. Но это была последняя удача компании 1942 года, да и потери были несоизмеримы с миллионными потерями 41-года и сотнями тысяч окружений в Крыму и под Харьковом. Наши войска учились не попадать в окружения. Именно тут произошёл небывалый за всю войну случай - советские войска бросили готовые, хорошо укреплённые позиции, где можно было бы "стоять насмерть" и отступили в полном порядке, сохранив людей. и даже никого не расстреляли. Но чаще отступления были бестолковыми, приказы сообщались противоречивые, в связи с чем героизм отдельных людей и даже частей был, но в целом - это был очередной разгром, прижатые к Дону части либо успевали его переплыть, бросив технику, либо воевали действительно до конца. Но тут немцы остановились. По совершенно банальной причине - кончилось горючее. 18 дней армия не могла использовать танки и авиацию, несколько дивизий послали на помощь Готу. До Сталинграда было 70 км и ещё и Дон впереди. Дон мог бы стать непреодолимым рубежом обороны. Но не стал. Уже 16 августа какой-то немецкий лейтенант с полуротой солдат захватил мост через Дон. Его не сумели даже взорвать. только поджечь. Немцы его потушили и заняли плацдарм. После этого советская авиация пыталась мост уничтожить, но это не удалось и 21 августа немцы расширили плацдарм, начав переводить уже дивизии. Плацдарм целые сутки перепахивали ракетами и бомбами, но немцы устояли. А горючего и прочего у них всё ещё не было - так они оторвались от тылов. И тогда 14-й танковый корпуса Вермахта (одна танковая и две моторизированных дивизии) под командованием генерала фон Виттерсгейма решили отправить в прорыв на Сталинград. Чистейшая авантюра, которая, тем не менее удалась по той именно причине, что связь у советских войск была примитивной, кроме того, боялись обвинений в паникёрстве. Всё оказалось совершенно неожиданным. Пожалуй, даже для немцев.
23 августа рано утром 16-я Вестфальская танковая дивизия форсировала Дон, разрезала узким коридором советскую оборону и уже ранним вечером вышла к Волге в районе Тракторного завода. Немецкие танки подошли буквально на километр к проходной Тракторного, который продолжал работать, выпуская танки (как правило, на них были только водители и не было боеприпасов). Затем дивизия укрепилась в 3-4-5 км (по разному пишут) севернее Тракторного на берегу Волги и стала поджидать 6-ю немецкую армию. Собственно, войск в городе практически не было - немцев не ждали. Но и у них не осталось горючего, а скоро город превратился в непроезжий даже для танков ад. Эта танковая часть сама оказалась в окружении недели на три. Её снабжали или самолётами, которые приземлялись на захваченный аэродром "Рынок", либо прорывались на танках сквозь нашу оборону.
С начала войны никаких бомбоубежищ в городе не было, но, к счастью, немецкие самолёты в ноябре 1941 года прорвались к городу и сбросили 6 бомб. Никаких сирен ещё не было, поэтому погибло сразу 14 человек. И начали срочно строить бомбоубежища. Причём не абы как, а по всем правилам инженерии - с двумя выходами и помещением, сделанном зигзагом. Даже при прямом попадании половина людей спасалась. Частники копали бомбоубежища сами. Надеявшиеся на "авось" надеялись отсидеться в погребах (были у многих). И они погибли во множестве - не смогли выбраться из-под развалин дома и просто там задохнулись. Мой отец и дядя Сёма, муж его сестры Нюры, вырыли яму в летней кухне, перекрыли досками - и это всё, что было возможно. В 1942 году Сталинград бомбили уже нередко. Возле дома моих родителей на рельсах стоял пустой вагон. Кому-то пришло в голову, что немцы будут этот вагон бомбить. Поэтому жители вышли (собрав детей) и выталкали вагон подальше от своих домов. Но жители домов, к которым он приблизился, поступили точно также и вытолкнули вагон обратно. Так и перепихивались вагоном до разгрома города. Редкие бомбёжки всё же были. Люся навсегда запомнила, как улице лежала убитая молодая девушка с косой до пояса и так врезалась в память вышедшим из убежищ детям, что и через полвека при встрече они описывали её совершенно одинаково. И люди даже рассказывали, что вот шла она и пела. И тут бомба... Вот эта первая и одинокая смерть запомнилась, а очень скоро уже никакой счёт был невозможен.
В то же время, когда немецкие танки вышли к Волге на северной окраине, Сталинград подвергся жестокой бомбёжке. Утверждают, что немцы появились в 16-00, а бомбить город начали в 16-18. Бомбили до 19-00, самолёты успели сделать по 5 вылетов. Впрочем, как минимум с 12-00 те же самолёты бомбили всю оборону на пути танковой колонны. Тракторный не бомбили совсем - опасались попасть в своих. Поэтому прямо во время этого ада Тракторный выпустил несколько танков и обшитых бронёй тракторов. А больше всего досталось "Красному Октябрю" - так в книгах пишут, не я придумал. Как раз в этот час там работала моя мать кассиршей в буфете. Пересменка. У неё полная сумка денег. И тут завыли сирены. Она закрыла буфет изнутри, оставила деньги в буфете, вылезла через окно и побежала в бомбоубежище. Бомбило город несколько сот самолётов всех видов. Мать говорила, что бомбы усеяли всё небо, "как семечки". Завод был разрушен полностью, в литейном цехе рухнула крыша, металл из домен хлынул прямо на литейщиков, но бомбоубежища выдержали.
О количестве граждан, бывших в городе, никаких достоверных сведений нет. Перед войной жило 450-500 тыс. человек, по одним данным около 100 тысяч успело эвакуироваться. И в то же время сохранились докладные ответственных за оборону, где написано, что город переполнен беженцами, люди семьями спят прямо под заборами, население достигло 700 тысяч. Работало аж 6 переправ через Волгу, но перевозили особо ценное - скот (до миллиона голов), трактора (десятки тысяч), оборудование. Эвакуация была запрещена. А уж тем, кто работал, тем более.
Город бомбили редко, самый крупный налёт был где-то в мае 1942 (с десяток самолётов). Чаще бомбили не центр города, а вокзал, склады. Часто ночью прилетал один самолёт, бросал одну-две-три бомбы, выли сирены. Разрушения были небольшие, все перестали прятаться при сирене. 1077 зенитный полк, якобы, на 63% состоял из девушек (75 человек). В литературе (даже не советской, а постсоветской) первый бой в Сталинграде вырос в великий подвиг и стал мифом. Я лучше об это расскажу отдельно, ибо просто ни в какие ворота не лезет.
Расчёты зениток тоже были (якобы) в основном из девушек. Они же и приняли первый бой, стреляя из зениток по танкам. Якобы эти 37 зениток перебили кучу танков (83 штуки, из них 33 совсем), а также кучу машин, пару рот солдат и десятка 2-3 самолётов. О потерях немцев я тоже скажу в другом месте, сообщу лишь, что в 16-й немецкой танковой как раз и было 83 исправных танка и после 4-х дней непрерывный боёв (от Дона до 27 августа) исправных всё ещё было 68. Но особенно удручают цифры потерь немецкой авиации в сравнении с нашей...

Моя сестра Люся (ей 9 лет), тётя Нюра и дядя Сёма с их двумя дочерьми, Зиной и Валей, сидели в яме под летней кухней. Земля ходила ходуном, песок сыпался на голову. И так непрерывно часа 3-4. И когда всё вроде бы затихло, дядя Сёма открыл дверь и тут же ему в руку попал осколок. Начали его перевязывать, а Люся вышла на улицу. Город горел весь. Детского сада, куда она раньше ходила, не было совсем. И одноэтажной старенькой школы №20, где она училась, тоже не было. А четырёхэтажное здание школы №90, где она мечтала учиться и где летом развернули госпиталь, было объято пламенем. Летнюю кухню над убежищем снесло, но дом был почти цел. Там только рухнула печь, раздавив забившуюся под неё маленькую кудрявую сабачку по кличке Розка. Кошка тоже исчезла. Люся ревела от всего этого ужаса на улице, тётя Нюра как-то не слишком озаботилась её отсутствием и соседи увели её к себе. Вскоре с бывшего завода прибежала мать, разыскала Люсю и они сразу ушли на Южный посёлок, где жили родители матери. Шли ночью, сестру больше всего поразило отсутствие людей. Пожары и какие-то взрывы ещё продолжались, вероятно, все опять залезли до утра в убежища. Никто ничего не тушил - водопровод был разрушен, бочки с водой, которые стояли в каждом дворе, были пробиты осколками. Вот так и прошли они ночью через горящий город. Дом родителей мамы был цел, но дома их не оказалось. Разыскали их в бомбоубежище, полном людей. Бомбоубежище было сделано вполне профессионально - зигзагом. Вот там и сидели три дня. И все три дня город бомбили. Теперь уже совершенно безнаказанно - у оставшихся целыми зенитчиков давно кончились снаряды, наша авиация была выбита далеко окрест. Особому разгрому подверглось нефтехранилище, где было полмиллиона тонн нефти, которая горела и огненной рекой стекала в Волгу, сжигая всё вокруг. Отдельной рекой тёк спирт. Говорят, люди пили и черпали его прямо из канав. Был уничтожен порт, практически все суда. Волга перестала быть судоходной. Танкер с нефтью успел развернуться и уйти на Астрахань, прочие суда топили безжалостно. Тут ещё надо сказать, что никто не ждал немцев в Сталинграде. Их ждали в рейде на Баку. В связи с чем все запасы нефти из Баку вывозились спешно и нефтью заливались любые баржи и везли на север. Да, речными судами по морю. Теперь и это стало невозможно. Прорывались лишь ночью, но и это получалось редко. Уже 23 июля началось и минирование Волги. За обнаружение мины выдавалась премия - 100 рублей. 26 августа ночью вверх по Волге пытались прорваться теплоход «Парижская коммуна», и пароходы «Михаил Калинин» и «И. Сталин». На каждом было по 1000 человек. Первые два сумели пройти, осуществив мастерский маневр (прошли вплотную к берегу, в мёртвой зоне), последний не успел, немцы выкатили орудия на прямую наводку и расстреляли в упор. Пароход выбросился на остров, спаслось лишь 300 человек.

В книгах говорится, как город разбомбили в один день и погибло, якобы, 40 тысяч человек разом, а остальных эвакуировали. Это, конечно, миф. Погибшим не было никакого учёта. Их могло быть и на порядок больше и на порядок меньше. Есть отчёты похоронных команд, которые похоронили чуть меньше двух тысяч. В то же время никаких спасательных работ, по сути не велось, очень многие задохнулись или сгорели в своих погребах, в которых надеялись отсидеться. Десятки, если не сотни тысяч неучтённых беженцев, про которых докладывал комендант до 23 августа, просто делись куда-то. Писали и об огненном смерче и о полном выгорании кислорода, но это, скорее всего, выдумки. Никакой эвакуации в первые дни не было вообще. Якобы, на один из островов было аж три понтонных моста - в Лотошке, на Купоросном. Они не справлялись с эвакуацией. Эвакуировали до 23 августа отнюдь не жителей - почти 2 млн. коров, трактора 50-ти МТС, огромное число всяческого оборудования. Особенно трудно приходилось со скотом - решили стада коров просто гнать вплавь. Так переправляли через Дон. Но Волга шире и коровы тонули сотнями. В первый же час бомбёжки началась паника, народ туда побежал. Мосты взорвали в спешке, опасаясь, что немцы прорвутся за Волгу.
В Сталинграде было 9 районов. Бородатая шутка о самой длинной в мире улице, по которой немцы так и не смогли пройти до конца, вовсе не шутка. Прибрежная улица и тогда было около 100 км длиной. Самый южный район не был разбит и до конца битвы, а за три страшных дня августа разбомбили только 4 района. Конечно, там жили сотни тысяч, не менее 2/3 населения, но я сейчас не об этом. Об эвакуации. После того ужаса уцелевшее население готово был бежать куда угодно. Только куда? На западе был фронт, на север дорога тоже была перерезана. Через Волгу без разрешения властей тоже нельзя было попасть. Поэтому народ либо остался у своих погребов, либо отправился на юг. Но и на юг не было пути - за окраинами города были ненаселённые места, там уже начались бои, а в сентябре немцы прорвали фронт на стыке 62-й и 64-й армий и вышли к Волге уже южнее центра города. Как и где жили ещё 40 дней от первой бомбёжки до эвакуации, сестра помнит смутно. Как только затихла трёхдневная бомбардировка, моя мать пошла опять через весь город "на работу" - за документами. Без документов на эвакуацию было мало шансов выбраться. "Красный Октябрь" был разрушен полностью, но прежнее место работы - Тракторный, работал вовсю! Немцы не бомбили его, уронив лишь несколько бомб. Единственное объяснение - опасались попасть в своих. Говорят, что, якобы, там была мощная ПВО. Ерунда. Она была подавлена в первый же день. Штаб ПВО Сталинграда почему-то был на другом берегу Волги, в Красной Слободе. Немцы накрыли его в первый же час, целенаправленно положив бомбу в пункт управления. Погиб весь командный состав ПВО. Одновременно в городе был уничтожен склад зенитных боеприпасов. Ближайший склад был в Саратове. Уцелевшие зенитки быстро расстреляли боезапас и немецкая авиация полностью овладела небом над городом и Волгой.
Так вот, немецкий рейд с Дона на берег Волги был дерзкой, прямо авантюрной затеей. Волгу они взяли под прицел и остановили навигацию, но сами немедленно оказались в окружении. Коридор, по которому они пришли, был перерезан сразу, все близлежащие войска были брошены на ликвидацию этого плацдарма. 6 дней 16-я Вассерфальская дивизия оборонялась в окружении почти у стен Тракторного, её снабжали по воздуху, самолёты приземлялись на захваченный аэродром "Рынок", но в конце-концов закончились боеприпасы и горючее и уже планировали бросить танки и прорываться на запад, но тут подошла механизированная дивизия и бои на севере Сталинграда начались всерьёз. К слову сказать бои за этот "северный коридор" длились вплоть до генерального наступления, окончились ничем, кроме больших потерь. Но в конце августа Тракторный работал, выдавая примерно по 10 танков в сутки. Работала даже его бухгалтерия и канцелярия, где мать получила нужные документы. Но и после этого эвакуироваться было непросто. К тому же мой дед отказывался уезжать, пока не найдётся Соня. Я не знаю, был ли цел дом моего деда на Южном, но жили они в бомбоубежище, когда все уже оттуда разошлись. Но тут появились наши солдаты, поставили пушку и всех из бомбоубежища выгнали, определив под свой блиндаж. Жили где-то в квартире многоэтажки, у знакомой нашей бабушки. Сестра запомнила там двух мальчишек, было хоть с кем поиграть. Мать меж тем второй раз прошла через город и уговорила тётю Нюру с дочерьми уходить южнее, от боёв. Закопали два сундука, полных вещей (одежды в основном) и ушли. Дядя Сёма отказался. И вскоре здесь развернулись такие танковые бои, что от дома ничего не осталось и дядя Сёма пропал без вести. Дом стоял примерно там, где совершил подвиг Паникаха и стоит сейчас ему памятник.
Только в конце сентября мать как-то где-то достала документы на эвакуацию (дней за 5 до означенного числа). Стало уже холодно, дед мёрз (что означает, что его дома со всем барахлом уже не было) и мать в третий раз пошла через местные фронты за одеждой. Ни дома, ни дяди Сёмы она не нашла, но место, где закопала сундук, помнила. Но как на грех, забыла ключ и долго выламывала амбарный замок. Достав одежду (моего отца), снова сундук зарыла и вернулась.
В Сталинграде ещё оставались десятки тысяч людей, которым некуда было идти. А были ещё десятки, сотни городов в блокаде, оккупации, а то и в многодневных боях. Меня всегда интересовало, как выживали на войне гражданские городские. С деревнями-то ясно, даже под оккупацией был шанс что-то припрятать, сохранить, добыть в соседнем лесу, реке, пруду, огороде. Хоть лебеду и древесную кору. Но ничего этого не было у горожан. Ни холодильников, ни подвалов, ни запасов. Не было работы, денег, магазины закрыты, торговли нет вообще. Даже лебеда не растёт. А дети есть хотят. Да и вообще все хотят есть. И так - полтора месяца, а многие и до конца битвы продержались. А ничего не оставалось, как мородёрствовать. Как только немцы попадали бомбой в продовольственный магазин или склад, туда сразу же сбегался народ, прямо во время бомбёжки и тащили всё съестное. Моя сестра помнит банки с чёрной сладкой патокой, которые приносила мать.
Эвакуация
Невзирая на жестокие бои на севере и в центре города, на юге города был относительный порядок. По крайней мере, эвакуация через Волгу шла. Сейчас трудно понять, почему нельзя было отправлять людей на Астрахань, их переправляли через Волгу и везли на север, а там ещё раз переправляли, обратно на правый берег. И где-то как-то получали эвакуционные листы. Моя семья (мать, сестра, бабушка Вера и дедушка Сергей) ночью 2 октября покинули Сталинград. Трапом служила доска, с которой почти слепой дедушка свалился в воду. Его вытащили. В сутолоке сестра Люся потеряла любимую игрушку - тряпичную куклу по имени Генка. Прочих, не столь важных событий, она не запомнила. Переправили всех на остров, очевидно, Сарпинский - это огромный остров против центра Сталинграда, изрезанный протоками, по площади не меньше города. Затем ещё одна переправа - уже левый берег. И дальше повезли машинами на север, сестре врезалось в память, что машины были с шестью колёсами, до этого таких не видела. на север ехали около 200 км. Где-то была ночёвка, потому что до Камышина добрались только 4 октября. Чуть южнее Камышина переправились на правый берег. Очевидно с машинами, потому что довезли прямо до базара. В те годы город был очень невелик, базар, который в дни моего детства был центром Старого города (так тогда называли), был на окраине, вплотную к церкви, которой сейчас уже 250 лет, но она в 1942 году, естественно, была не церковью, а складом хлорки, которой засыпали трупы на ближайшем кладбище. Собственно, церковь и была построена в XVIII веке на "чумном" кладбище за городом. От базара, до улицы Песчаной, где жили тогда бабушка Люба с мужем-немцем и бабушка Женя с младой Юлей, отданной ей на воспитание, было пару кварталов. Мать побежала туда, оставив всех на улице. Но на Песчаной жили уже другие люди. Любу с мужем, как потенциальных шпионов, уже отправили в Семипалатинск, а оставшимся двоим выделили маленький домик на улице Камышинской, номер, кажется, 51, тоже квартала два от базара, но в другую сторону. Мать пришла и туда. А там уже и не надеялись увидить сталинградцев живыми, слушая через уличный репродуктор, что творилось в Сталинграде.
Стали жить вшестером в крохотном домике, а под Новый год приехала Соня. Дед был уже при смерти, без сознания и в начале января умер, возможно, так и не осознав, что его любимая дочь спаслась. Похоронили его на кладбище, примерно в километре к югу от базара. Во времена моего раннего детства там ещё торчали кресты, а потом кладбище сровняли и построили там больницу.
Моя мать вышла на работу на другой день после приезда, на овощную базу. А больше в семье никто не работал. Бабушки были уже на пенсии, Юля - школьница, Соня уехала уже в 1942-м восстанавливать Сталинград и доучиваться. Спасала всех от голода корова Люська. Назвали её так в честь моей сестры, когда думали, что она погибла в Сталинграде. Две Люськи обожали друг друга. Пастбища были сразу за окраиной города, а окраина была в паре кварталов, за 1-й Степной улицей. Я родился на 3-й Степной, которую переименовали позже в честь героя войны Базарова. Наверно, у переименовщиков с юмором было неплохо - переменовали несколько улиц - появились Лазарева, Давыдова, зато наша шла точно от базара (и сейчас так) и её, естественно, стали называть Базарной.
Корова натурально спасла мою сестру от смерти. Та играла в свои куклы под кирпичной стеной соседского сарая. А корова была привязана невдалеке. Вдруг она стала рваться и мычать. Да так громко, что сестра встала и пошла посмотреть, что с ней. И в этот момент кирпичная стена рухнула и обломки кирпича докатились до самых ног. Я не верю в мистику, возможно корова почуяла землетрясение. Очень слабые и редко, но у нас бывают. Жизнь спасительницы закончилась трагично. Она проглотила гвоздь и заболела. Её забили, а Люся уже всё понимала и отказывалась есть мясо.
Так наша семья из сталинградцев стала камышанами. Вообще-то семья была не маленькая, но постепенно все разъехались. Сначала Соня уехала доучиваться в Сталинград, потом Юля - учиться в Саратов.
В 1947 году родилась моя сестра Вера. Ей выпала короткая, но очень насыщенная жизнь. Насколько я помню её, она вся была переполнена энергией. Не знаю, как она училась, но, вероятно, была отличницей. В литературе она вообще была экспертом. Хорошо помню, как она принесла только что вышедший журнал (страшный дефицит) с "Мастером и Маргаритой". Я, как помню, начал читать с середины - где ведьма лезла в окно. Я был материалистом и нечистую силу даже у Гоголя игнорировал, поэтому определил, что это чушь беспросветная. На что Вера сказала, что это шедевр, до которого я просто не дорос. Но вскорости я прочитал Ремарка "Три товарища", роман буквально перевернул моё восприятие Германии. И об этом ("классику прочитал, понравилась") немедленно доложил. На что Вера рассмеялась и сказала, что Ремарк - это вовсе не классика. А однажды нам дали задание прочитать и написать изложение о героях-комсомольцах наших дней. Мне тогда нравилась повесть о комсомольцах, строивших что-то на Байкале. Ну, я и написал. Вера, приехавшая из института на каникулы, только мельком бросила взгляд на мою писанину и тут же сказала: "Пиши о другом." - "Почему!? - Автор сбежал из СССР". Очень информированная была.


Июль 1969 г. Фото подписано: "От человека с высшим образованием..."
Все экзамены выходила сдавать первой. Всегда. А другая моя сестра - последней, причём чаще всего её на экзамен запихивали, она тут же всё забывала от ужаса, стоило немало труда успокоить и тогда выяснялось, что она знакет всё. И обе окончили институты, обе стали учительницами, обе прошли деревенские школы... И были совершенно разные.
Училась Вера, к сожалению, в другой школе, №12, от прежнего нашего дома на Пролетарской туда было ближе. Судя по всему, была там заводилой, иногда приводила и меня - смотреть фильм или участвовать в конкурсе юных натуралистов, где я, естественно, забирал первый приз (шибко интересовался природой и ходил в кружок юных натуралистов в Дом пионеров).
Про неё писали в газетах и журналах, мать говорила, что даже на обложке журнала её фото было. Однажды она прибежала домой, сказала: "Сейчас я буду выступать по радио!". И действительно, из радиоприёмника (тогда были сетевые радиоприёмники) донёсся её голос - выступала на каком-то митинге. Я до того не знал о магнитофонах (середина 60-х!) и сильно удивился. Без сомнения могу сказать, что на телевидении она тоже появлялась, но где-то в 1966 уже уехала в Волгоград и поступила в пединститут на литературный факультет. В 1968-м отмечали 300-летие Камышина. Были большие гуляния, а журнал "Юность" разразился большой статьёй, из которой я (лет через 30, не раньше) узнал, что помимо всяких фейерверков там выбиралась "королева Камышина" и проводился опрос среди молодёжи, кого считают современным и достойным. Я не знаю, кого выбрали (не написано), но выбирали, разумеется не за длинные ноги и крепкий бюст. Что-то по части активности, умения говорить... В статье конкретно утверждается, что главным претендентом на это звание была студентка пединститута Вера Хлынина, но она отказалась в конкурсе участвовать и заявила, что самый достойный тот, кто уехал из этой глухомани. Такое впечатление, что статью писал её поклонник. Я думаю, у неё их было немало. Была, наверно, и неразделённая любовь, мне иногда удавалось залезть в её дневники, где моя столь жизнерадостная сестра сравнивала себя с деревом, в которое вросла обмотанная вокруг ствола цепь (такое имелось в квартале от нашего дома, на углу улиц Красной и Песчанной (ныне Лазарева). Однажды я её здорово подвёл. Она по доброте душевной показала, как быстро зашифровывать какой-нибудь текст. И весьма скоро мать принесла мне записку, которую бросили в почтовый ящик. Зашифрованную. Которую я немедля и расшифровал, гордясь своим умением. Какой-то парень назначал ей свидания у кинотеатра "Дружба". Мать очень сурово относилась к романтическим свиданиям своих дочерей и Вере наверняка попало.
А однажды я её застукал прямо в постели с каким-то парнем (сказал, что ухожу далеко и надолго, но что-то забыл и вернулся с полдороги). Вечером она сказала, что собирается замуж и у меня уже хватило ума держать язык за зубами. Хотя, наверно, это и был её будущий муж - не знаю.



Вера смеялась часто, а мать - очень редко. Что их так рассмешило...

Но более всего её характер мне запомнился по пионерскому лагерю. Лагерь назывался "Артек-на-Ахтубе". Дружина Солнечная. Вот главной пионервожатой в дружине и была моя Вера, тогда студентка где-то 2 или 3 курса. Интересное событие произошло уже при движении к лагерю. 2 июня, где-то в 100 км севернее Волгограда при довольно тёплой погоде (были в одних рубашках) наш автобус попал в снежный буран. Буквально залепило снегом все окна. Но продолжалось это недолго. Минут через 15 лето исправило этот казус и поехали дальше. Никогда более в наших краях снега летом не было.
Лагерь, несмотря на название, был обычным советским пионерлагерем (я бывал и в других и даже в настоящий "Артек" в 1980 я заходил посмотреть). Всякие там линейки, где порой падали от "солнечного удара", пробежки утром меж огромных портретов героев-пионеров. Там красовался герой Лёня Голиков, а в нашем отряде был неуклюжий толстый мальчик Лёня Голиков, разумеется, ставший объектом сравнения и шуток.
Вера водила отряд в какие-то походы, рассказывала сказки с философским смыслом, ну, скажем, как три брата по разному использовали желание "от золотой рыбки", которое можно было употребить сразу или отложить на чёрный день. Меня она никак не выделяла и я даже не уверен, что в отряде знали, что она моя сестра.
Возраст позднепионерский, нечто между детством и юношеством. Дневные забавы не растрачивали всю энергию, поэтому устраивали и ночные развлечения. Спящих мазали зубной пастой, чтобы они с белой рожей веселили всех утром (а нечего спать, когда надо не спать!). Но особым шиком считалось пробраться в комнату к девчатам и измазать их. Лично я считал это глупостью и участия не принимал. Но другие-то принимали участие и девчата пожаловались Вере. Она тут же собрала отряд, назвала данное действие убогим по замыслу, бездарным по исполнению и вообще примитивным делом, без фантазии. И рассказала историю, как она была пионеркой и в пионерлагере. Тогда тоже мазали пастой (это давняя традиция). Но девчата (лидером, естественно, была Вера) устроили засаду, притворившись спящими, поймали диверсантов, измазали ихней же пастой и с позором выгнали. Воодушевлённые победой, они решились на немыслимый подвиг - измазать главную воспитательницу лагеря, вредную тётку, которая спала в отдельной комнате. Пошли на дело, обвязав лица пионерскими галстуками. Вера и её подруга проникли в комнату к воспитательнице и в кромешной темноте по звуку (она храпела) пытались выполнить своё намерение. Но тут тётка проснулась. Подруга выскочила в дверь, а Вера, которая была с другой стороны кровати, оказалась отрезанной от двери и залезла под кровать. Не обнаружив никого, воспитательница вновь уснула, но край галстука защемило в пружинах кровати. Его пришлось оборвать. Остаток ночи девчата чинили галстук, полагая, что обрывок будет найден. Так и получилось. Утром воспитательница с обрывком галстука устроила смотр. Но ей даже в голову не могло прийти, что это могли сделать девчата. Она прицепилась к мальчишке, у готорого была дурная привычка жевать концы галстука. К счастью, у него был галстук из другого материала и никто не был найден.
После такого рассказа пастоизмазывание прекратилось у нас совершенно. Мы занялись другим - подушечными боями перед сном. Бесились знатно (и я принимал самое активное участие). Моя кровать стояла у окна, напротив двери. И вот, стою я на кровати, готовлюсь ловить и бросать, тут открывается дверь, на пороге появляется Вера, у неё за спиной маячат ещё какие-то тётки. Комиссия пришла проверять, как спят пионеры. И в это время из дальнего угла, где не видели, что дверь открылась, в меня метнули подушку. А поскольку я смотрел на дверь, то я не среагировал, она сбила меня с ног и я хлопнулся задом на подоконник. К сожалению, не просто на подоконник, а немного подальше, высадив своей задницей стекло. Стёкла за спиной сыпались со звоном, я сидел на подоконнике, прижимая к животу злосчастную подушку и глядел на Веру. Она совершенно невозмутимо, полуобернувшись к комиссии сказала: "Ну, тут всё в порядке" и закрыла дверь.
Стекло вставили, мне не сказали ни слова.
В другие каникулы она работала гидом, возила экскурсантов на автобусе по Волгограду, рассказывала об истории города. Я тоже раз с ней ездил. Она вышла замуж за своего однокурсника, с которым училась в одной группе в институте. Володя Весов. Он скоро стал директором школы, потом редактором местной газеты. Жили они невдалеке от Волгограда. Вера сначала преподавала литературу в селе Антиповка (50 км от Камышина), потом они жили в посёлке Опытная станция, наконец, окончательно в пригороде Волгограда - Городище. Антиповка мне запомнилась ужасным газовым огненным фонтаном, высотой в многоэтажный дом, который горел не годы - десятилетия (мог бы обеспечить газом всё село), а Городище - ужасно жёсткой, отвратительной водой из крана (тогда не было ни фильтров, ни привычки кипятить воду). Представила она своего мужа (или жениха), когда я только поступил в институт. Он тут же подарил мне 5 рублей и сразу мне понравился. У неё появились дети - Светлана (родилась, как и другая моя племянница, в День космонавтики) и Алексей.



Весовы - Володя и Вера

Так уж получилось, что последние годы я не встречался с Верой, а вот моя будущая жена - встречалась. Вера, вероятно, получила информацию от моей матери, нашла её в общежитии строительного института и оценила положительно. Настаивала на свадьбе и, наверно, что-то организовала. А сама на свадьбе не была - уехала лечиться. Она заболела практически неизлечимой болезнью - лейкемией, тогда называли белокровием. Говорили, что она ездила в качестве журналистки в места ядерных испытаний. Но я не очень в такое верю. Мне либо не говорили о болезни, либо я пропускал мимо ушей. Невозможно было представить, чтобы моя сверхэнергичная сестра могла чем-то серьёзным заболеть. Последние годы она вообще провела в больнице. И моя жена посещала её в больнице, когда ездила сдавать экзамены (училась на заочном). А в моей памяти она так и осталась молодой и энергичной. Может и к лучшему...
Умерла она в возрасте 35 лет почти одновременно с Брежневым. И похоронена почти в один день с ним. Поневоле получается рассказ про СССР, с неизменным рефреном - сейчас такое невозможно! Причём как хорошее, так и плохое.
11 ноября 1982 года. Мы только что закончили поход по Куре (3 кт.сл.) и сушились ниже ахалдабского шлюза. Маршрут вообще-то был до Гори, но воды было мало, выпал первый снег, наше судно - ПСН-6 часто дырявилось, дальше вообще шло неинтересное мелководье. Решили - в Гори съездит человек, чтобы поставить штамп в маршрутке, а мы тут посидим, да попьём вина. И так было. А вечером к нам подошли двое москвичей (несколько групп стояли на той же отмели) и неуверенно так сказали: "Говорят, Брежнев умер". Мы просто попадали со смеху. Москвичи смотрели так недоумённо, что им пришлось объяснить, что у нас каждый поход вот уже немало лет устраивают подобный розыгрыш и вообще - недавно рассказали анекдот...
Трудно поверить, но даже в конце XX века средства связи в походах были такими плохими... Точнее, их не было совсем. Даже в населённой местности новости узнавать было сложно, а уж где-то в якутской тайге, увидев в небе самолёт, дружно кричали: "Цивилизация ещё существует!". Иногда брали в поход транзистор. В горах он издавал тихий шум, а потом непременно выходил из строя. Да и вообще - прелесть походов была как раз в том, что мы надёжно выпадали из цивилизации. И с радостью возвращались в неё.
Да, тот самый анекдот. Сейчас он потерял всякую актуальность, а тогда был хорош. Кратко: Советские учёные заморозили американца, француза и русского. А через 300 лет разморозили. Ну и размороженные немедленно требуют газету, чтобы узнать, как изменился мир. И дают им газету "Правда" на 24 листах. А там - от начала и до конца - материалы Сотого съезда КПСС, доклад Генерального секретаря. Ну, начали читать. Француз смог дочитать только первую страницу, до строк, где генсек критикует Парижскую область за невыполнение плана, американец отключился на второй странице, дочитав до строк, где докладчик похвалил Вашингтонскую область за перевыполнение плана пятилетки. А русский прочитал всю газету, но дал дуба на последней строчке - "На этом Леонид Ильич Брежнев закончил доклад".
Розыгрыш москвичей мы мгновенно забыли. В 6 утра погрузились в проходящий поезд Боржоми - Тбилиси и там нам подтвердили, что Брежнев действительно умер. Тбилиси был украшен траурными флагами и газеты с невероятно чётким шрифтом извещали, что СССР осиротел. Билетов до Ростова не было, пришлось купить до Адлера и ночевать в Тбилиси. Я требовал, чтобы мы забрали палатку из камеры хранения, поднялись на Мцминду и там заночевали. Но моё предложение было отвергнуто. Договорились со сторожем строящегося железнодорожного вокзала - "Генацвали! Конечно ночуйте, только костров не разводите!". Расположились на бетонном полу в комнате электрика, там даже горящий "козёл" был. Но он нерегулярно отключался. Ядовитая какая-то получилась ночёвка - почти у всех на лице появились простудные прыщики, а у меня вдоль всего носа пролегла неизвестного происхождения царапина, которая осталась надолго (даже сейчас чуть видна)
И 13 ноября мы ещё торчали в Тбилиси, отправили гонца в Гори, чтобы он там ставил печать (из-за даты на печати и не ехали), поменяли билеты на московский поезд до Ростова. Брежнев немного пособил нам своей смертью - Москву закрыли на похороны Главаря, появилось много свободных мест. Перед отъездом поезд оцепила милиция. Вы не поверите - тогда билеты продавали без паспорта, поэтому у тех, у кого билеты до Москвы, паспорт требовали и пускали только с московской пропиской. Мы ехали до Ростова и никого не интересовали.
А в Ростове меня ждала телеграмма, что Вера умерла.
Вот странно - в дневнике написано, что мы приехали днём. А память сохранила одну сплошную ночь, некое безлюдие, вообще мрак. Хотя темнело рано, но скорее всего, как у Высоцкого: "Казалось мне - кругом сплошная ночь, тем более, что так оно и было". Света была в Волгограде (то ли уехала на похороны, то ли не приехала с экзаменов). Денег не было совсем. И даже занять было негде - совсем недавно переехали в гостинку, знакомых не было близко. Поэтому я не нашёл ничего лучшего, как ехать в турклуб Роствертола, который был почти у проходной завода, на втором этаже женского общежития. Поймал такси, честно признавшись, что денег нет и ничего - поехали. Клуб, конечно, был закрыт, но в соседней комнате жили туристки. Причём с двумя - Наташкой и Галкой я прошёл Куру и распрощался несколько часов назад. Но, вызванная вахтёром, прибежала третья - Люда Марухина, с бледным лицом, которая огорошила меня вопросом: "Что с Андреем?!". Я ответил, что понятия не имею. "У меня сестра умерла. Займи денег". На это, прижав ладонь к груди, она довольно бестактно сказала "Слава богу!" и убежала за деньгами.
Я в клубе появился всего-то с месяц назад, вполне возможно, что Андрея не знал вообще. Подозреваю, что подруги напели какие-то ужасы про поход. Да, зима пришла ранняя, в начале ноября в Тбилиси снег редок. Андрей в это время тоже был в походе, но не на южной стороне Кавказа, а на северной. Его группа шла на катамаранах, кажется, Урух и буквально вмёрзла в лёд при изрядных морозах. Вскоре Андрей и Люба женились и всё у них было нормально и ходил я с ними в новые походы, а с Андреем вообще ходил в одной команде до самого распада СССР, дважды килялся с ним на мощных порогах - в Жёлобе на Кубани и в Фините на Оноте, на Ара-Ошей он штопал мне раны полукруглой хирургической иглой (я там едва не погиб, упав со скалы). Так что приключения 1982 года были просто детскими играми. А потом стало не до походов и он стал главным инженером Роствертола, а я пошёл в грузчики.
Тогда самолёты из Ростова в Волгоград ещё летали! Причём несколько рейсов. Один самолёт уже готовился ко взлёту, билетов на него не было, все пассажиры сидели в самолёте. В кассе только развели руками, билет продали на следующий рейс, сказали с сомнением - попробуйте договориться. И я просто вышел к самолёту, остановил пытавшийся отъехать трап, войдя в самолёт, обратился к пассажирам: "Граждане, такое дело... уступите кто-нибудь место. Очень надо." И какой-то парень встал и вышел. А я, сказал ему "спасибо" и через 5 минут самолёт взлетел. Сейчас подобное просто невозможно представить.
В Волгоградском аэропорту я взял такси и поехал прямо на кладбище. Оно было огорожено стеной и заперто, но я перелез через стену, как-то в темноте нашёл могилу, постоял. Потом пошёл в квартиру, где первой увидел свою мать и сразу подумал, как это ужасно несправедливо, когда родители хоронят своих детей. Такое вот вышло прощание.
Сестра - Людмила Павловна Хлынина. Все и всегда её звали Люся, так и я буду называть. Испытав ужас Сталинградской битвы и эвакуацию, она пошла во второй класс только в январе 1943 года. Школа, где я учился позже и где она училась в старших классах, была построена в 30-х, но все школы Камышина в войну отдали под госпитали, весь город стал большим госпиталем, школьники учились в самых разнообразных древних зданиях, где-то в районе городского парка. Условий в том сарае, где жила семья, не было никаких, мать была вся в работе, так что о конце войны Люся узнала от сторожа школы, куда явилась утром 9 мая. Одна из класса. Остальные как-то узнали. Училась довольно неплохо, но страшно боялась вызова к доске, а экзаменов - особенно. На выпускных экзаменах по физике вообще отказалась идти - "из головы всё вылетело". Силой её втолкнули на экзамен, где понятливой экзаменатор просто долго не обращал на неё внимание. Она успокоилась и ответила на "пять". Это и решило её судьбу. Её запомнили, рекомендовали в институт и она в 1951 году поступила в Сталинградский педагогический. Математику она любила больше, но "страна нуждалась в физиках" и она стала учителем по физике. Заодно вместо немецкого языка, которому учили в школе, пришлось учить английский, от которого не запомнила ни слова, а на немецком даже смогла беседовать с немками в очереди в Болгарии.
Жила в общежитии, потом снимали комнату на 3-4-х девчат. На втором курсе всех построили, объявили о смерти Сталина. Но перемен было как бы не очень. С экзаменами было по-прежнему. Перед экзаменами она объясняла девчатам все вопросы, на экзамен шла последней, нападал страх, все знания исчезали, раздражённый препод ставил пару и выгонял. Подруги становились на защиту и просили повторить. Люся долго разглядывала потолок, знания возвращались и экзамен сдавался как минимум на "хорошо".
И вот - распределение. Велось оно по алфавиту, где Люся числилась предпоследней. Поэтому почти все выпускники остались в Сталинграде или Сталинградской области, но к концу списка вакансии кончились и Люсю определили в горный аул Дагестана. О чём она потерянно и сообщила подругам. И те опять её выручили - отправились в комиссию, где сказали: "Как не стыдно! Такую белокурую робкую девочку посылаете к каким-то абрекам! Представляете, что там с ней будет?" Комиссия вняла. Люсю перераспределили и отправили в Калмыкию. В Дагестан поехала последняя в списке - Яблокова. Но та была чернявая и весьма боевая девица. Но и она, сбежав из аулов через три положенных года, охарактеризовала тамошнюю жизнь одной фразой "Это был ужас!".
В калмыцком селе Плодородное калмыков не было. Их не было в Калмыкии вообще - волею Сталина весь народ был отправлен в Казахстан. Но в селе Плодородном не было не только калмыков, но и вообще ничего. Из фруктов там вызревали чахлые яблоки, а из прочего - мелкая картошка. Русские, выкинутые войной с запада, баранов не умели пасти, а земля никак не оправдывала название села. Короче, был голод. В качестве витаминов мать прислала раз томатную пасту - и это всё. И работы была прорва. Если другие девчата, числящиеся, например, пионервожатыми, успевали и одеться и на танцы сходить, то Люся сидела с тетрадками целыми днями. Помимо физики, астрономии, математики на неё взвалили ещё преподавание по устройству сельхозяйственных машин. В них она не понимала вообще ничего. Поэтому просто сидела с учениками, а урок вёл местный бесдипломный комбайнёр. Зарплату делили поровну. Никто из учитилей не задерживался там даже на год, находили какие-то причины и уезжали. Люся никаких причин не находила и отработала положенных три года от звонка до звонка. Как её ни уговаривали и сулили золотые горы, уехала. Как раз из ссылки начали возвращаться калмыки... Вот уже 70 лет прошло, а она жизнь в Плодородном вспоминает, как какой-то ад.
В Камышине она стала учителем в вечерней школе. Время было такое - техника развивалась стремительно, а в стране были миллионы с образованием в несколько начальных классов. Вот там она и работала до самой пенсии, часто за двоих - в две смены и выходные. В нашем доме было тесно и мать с тётками собрали денег на кооперативную квартиру. Однокомнатных уже не было, пришлось брать двухкомнатную и долги и полную стоимость Люся выплачивала 25 лет. С мужьями ей не повезло, она с ними развелась, но 12 апреля 1966 года (День космонавтики!) родила девочку - Елену Хлынину. И я в 12 лет стал дядей. Была очень детсадовским ребёнком. Пока Люся узнавала подробности оформления, пристроилась к веренице малышей, которые по тем временам передвигались на прогулке гуськом, держась друг за друга и ушла с ними. Переживала, что у неё нет отца и что всех из детского сада забирают мамы, а её - бабушка. Я уехал в институт, когда ей было 5 лет и плохо помню её детство. Разве что один случай. Как-то зимой дул ураганный ветер. Полгорода осталось без света. И у Люси тоже света не было, она зажгла свечу и зачем-то вышла из квартиры. А дверь, снабжённая дурацким "английским" замком захлопнулась и осталась она за дверью без ключей. А в квартире - горящая свеча и спящая дочка. Она впала в панику и не придумала ничего другого, как бежать за запасным ключом в наш дом, полураздетой, в ветер и мороз, это квартилов 10. Было темно, но ещё не поздно и у меня в гостях сидел мой друг Вовка Комов. На всякий случай напомню, что никаких такси и вообще транспорта в Камышине не было. И вот мне поручили бежать спасать племянницу. Ну, конечно, Вовка побежал тоже. Для нас это было увлекательнийшим приключением, мы были абсолютно счастливы. И всё окончилось хорошо, свеча не догорела, Елена стояла в детской кроватке и хныкала.
А потом она выросла. Красивая была девчонка. Только уж слишком молчаливая и домашняя. В 1980-м я уже с семьёй вернулся в Камышин и сразу решил, что 14-летнию племянницу надо привлечь в туризм. И на ноябрьские праздники увёл её с ночёвкой на горы Уши (это уникальные скалы в степи примерно в 5 км от окраины Камышина). Погода была прекрасной. Но ночью внезапно резко похолодало, выпало немало снега. Я утеплял Елену как мог, отдал почти всю одежду, оставшись в одной майке и был абсолютно уверен, что обеспечил ей полный комфорт. Но она мёрзла. Утро было прекрасное. Рядом стояли палатки волгоградских скалолазов, которые тогда приезжали на праздники полазить по настоящим скалам. Дети ясельного возраста радостно кувыркались в снегу и лазили по скалами. Один, лет двух, пожалуй, отправленный за дровами, нашёл какие-то сучья, но заблудился меж скал. Я как раз поднялся на вершину, было интересно видеть, как он с этими палками упорно пробивался сквозь снег по одну сторону горы в неверном направлении, а его родители искали его по другую, разводя руками. Я спустился к мальцу и отвёл его к палаткам. Жизнь там била ключём - дети визжали, взрослые чего-то варили на примусе, навешивали верёвки... Елена тихо рыдала в палатке. Но уж совсем меня потрясли действия Люси. Посчитав выпавший снег ужасной катастрофой, она не спала всю ночь, а утром звонила в милицию и всюду, куда могла, требуя организовать спасательную экспедицию. Короче, увлечь туризмом племянницу у меня не получилось.
Со своей будущей женой я познакомился в байдарке. На 5-м курсе мы чуть ли не каждые выходные собирались "на секции", где главарём был большой и толстый, как медведь, Катеринин, которого все звали просто "Шеф". Секция (эдакий каменный сарай на берегу Волги) была рядом со знаменитой "Мельницей" - тогда просто полуразрушенным домом, оставленным с войны. Теперь там огромный музей и наш сарай (который изящно именовался "эллинг") вряд ли цел. На байдах мы пересекали Волгу и ночевали на Крите, Бакалде, Тумаке, Сарпинском, Верблюде и прочих местах, иногда устраивая и походы по ерикам и озёрам. Свету Уткину привела на секцию Людка Чернова по прозвищу Чернушка. Чем-то я Свете приглянулся, а я с первого раза и не заметил. Хорошо видно по дневникам наших походиков, которые я вёл регулярно. Первое упоминание - от 12 августа 1976 года, когда на секции сказали, что Чернова, Уткина, Сиднева и Платонов отправились на левый берег Волги, на Крит. Я и Миша Касс решили их осчастливить своим появлением, взяв на секции фуфайки, пересекли Волгу на пароме, начали ночные поиски, наткнулись на какой-то затон, я его переплыл, нашёл на берегу палатку с Платоновым и Сидневой, перевёз на байдарке Мишу, а куда девались две подружки - неизвестно. Мы уж хотели вернуться в город, но было уже заполночь и мы остались в палатке. Итоговая строка в дневнике: "Вернулись утром в город, проклиная Людку и Светку".
Как-то незаметно Света стала постоянным экипажем моей байдарки, мы даже прошли "походик с лягушками", полный маленьких приключений. И 8 октября уже (или только?) целовались в палатке, совершенно уединившись от всех. С того дня надолго не расставались. А было это на острове Сарпинском, огромном острове напротив Волгограда, изрезанным ериками. Утром, абсолютно невыспавшиеся, мы выползли из завалившийся палатки. На Волге был настоящий ураган. На песчанном берегу развёрнутые байдарочные вёсла катились, как колёса, спустить байдарку в воду было невозможно из-за прибоя, пришлось делать волок и уходить внутренними ериками к нужному месту сбора. Это была не просто воскресная вылазка - это был сбор на I-й Волгоградский слёт КСП. Было много песен, костры, разыгрывались спектакли (даже я экспромтом сыграл маленькую роль). Там был весь цвет туризма Волгограда. Там была Фурсова, Борода, там были девчата-медики (мы недавно с ними мёрзли на Урале), много знакомых и не очень. Не было только байдарочников из "Монолита". В понедельник мы узнали, что они вышли в ураган на байдах, даже без спасжилетов. У "Красного Октября" одна байда кильнулась, девушка выплыла, а парень утонул...
В моей жизни совпадений явно перебор. Вот ещё одно: не так часто в фантастке даются точные даты событий в будущем. А в этом рассказе (Эрик Фрэнк Рассел. Свидетельствую) есть: 17 мая 1977 года, 10 утра (сам рассказ опубликован в 1951-м, ещё до моего рождения). Именно в этот день и даже час моей жене исполнилось 20 лет и по такому случаю мы отправились в ЗАГС подавать заявление. И сюжет рассказа - как кактусообразное существо оказывается молодой девушкой, навевает некоторую аналогию...
В ЗАГСе я всех сильно удивил: потребовал, чтобы регистрация состоялась не через месяц, как у всех нормальных людей, а через 3 с половиной месяца. Я объяснял, что только что вышел на работу, отпуска нет, отгулы надо накопить, вообще из Перми до Волгограда путь неблизкий. Значительно позже я осознал, каким идиотом выглядел - уж для такого дела за свой счёт дали бы дня три. Итак, 30 августа 1977 года я прибыл из Перми в походной форме, с одним только паспортом, рассчитывая поставить туда штамп и увезти на законном основании жену в Пермь. Не тут-то было! Меня встретила огромная толпа родственников и наших друзей-туристов. Человек под 100, как мне показалось. На стол поставили котелок, куда бросали деньги, на стену повесили картинную галерею (монтаж из фото новобрачных и классических полотен). Ну, там песен, конечно, было, вплоть до специально сочинённых. Потом на такси, в багажнике которого катались пустые бутылки, приехал наш гитарист Костенич (он тогда работал таксистом) в вызывающе измятой рубашке и мы промчались по Волгограду, заехали на стадион и дали три круга по беговой дорожке.
Я пребывал в непрерывном шоке. Света была закутана в какие-то вуали и с замогильно-белым лицом с жуткими синими тенями под глазами и если бы я не знал, как она выглядит без косметики...
Свадьба совершенно не вписывалась в мои планы, да и Света не настаивала и даже не заикалась - какая свадьба? - денег нет, нам бы побыть вместе и всё. Оба в общежитиях, общение только в палатке. Однако получилось иначе. Мать приехала в Пермь летом, посмотреть, как я устроился на новом месте. Ну, как бы неловко было совсем уж держать в тайне и я, как бы между прочим, невзначай, сообщил, что заявление в ЗАГС подали месяца два назад (про Свету она до того ничего и не знала). Мать обозвала меня дураком и уехала в Камышин. Сказал ли я сам или Свету вычислили, не помню уже, только к ней в общежитие пришла моя Вера - оценить. Вероятно, она оценила положительно и начала настаивать на свадьбе. И свадьба состоялась. В каком-то кафе, уже не помню, был всё время в полуобмарочном состоянии, невесту всё время пытались украсть, но впридачу оказалось, что у Светы имеются родственники и они давно уже перезнакомились с моими. Не хватало только меня.


Василий Казимирович Дульчевский
Ни разу за всё время знакомства у меня даже мысли не возникло спросить - есть ли у моей будущей жены родители и вообще родня. Хотя я подозревал, что есть (в январе она уехала в отпуск в Курган и я целый месяц бомжевал в Волгограде и не ехал в Пермь по распределению исключительно потому, что мы как-то невнятно распрощались и не договорили чего-то). И, надо сказать, семья оказалась не вполне рядовой. Совсем недалеко от общежития №1, где я жил первые три курса, жили светины дед и бабушка. Позже мы даже ночевали немного у них в квартире, дед пытался побриться моей безопасной бритвой и изрезал всё своё морщинистое лицо. Иногда он вспоминал какие-то древние события, почему-то неизменно скабрезные ("ох, уж эти торговки, нажрутся чёрного хлеба, потом как начнут..."), но бабушка сурово его обрывала: "Замолчь!". Я был занят молодой женой и не додумался тогда распросить о жизни, лишь много позже выяснил, что биография у него была интересная.
Василий Казимирович Дульчевский, 1902 г.р. - явно обрусевший поляк, закончил школу в Марьиной Роще, под Геленджиком, создал первую на селе комсомольскую ячейку. В 1920-м воевал в отряде Блюхера в гражданскую где-то на Украине, в Крыму, рассказывал, как решили истребить всех дельфинов в Чёрном море и он сам стрелял по ним из пулемёта вероятно, это 1934 год - только в этом году было добыто больше 100 тысяч дельфинов). Он стал красным офицером и вместе с Блюхером отбыл на Дальний Восток воевать против японцев и китайцев. Был он офицером в штабе Блюхера и, по-семейному преданию, сам Блюхер хлопал по животу его молодой жены (была беременна моей тёщей). Блюхер! - легендарная личность, первый советский орденоносец, причём дважды - и "Красного знамени" в 1918-м и "Красной звезды" в 1930-м. 5 высших орденов того времени в СССР! Такого ни у кого не было.
Но Блюхера расстреляли. Затем начали расстреливать его подчинённых. Просто арестовывали кого-то, по одному в день, расстреливали почти сразу. Чтобы выглядело правдоподобно, провоцировали на побег - сообщали о скором аресте. Если человек не сбегал, его отсылали в командировку и арестовывали на вокзале, сообщая окружающим: "Вот! Хотел сбежать!". Тогда те, кого отправляли в такие "командировки", начали приводить на вокзал всех родственников и их не решались арестовывать в таком случае. И - не помогло. Догоняли поезд на машине, арестовывали прямо в вагоне, с тем же рефреном: "Видите! Хотел сбежать!". Дед не стал дожидаться очереди и действительно сбежал в Сибирь. В глухомань, в лесорубы, где не очень-то интересуются прошлым, лишь бы план давал. В 1941-м он добровольно пришёл в военкомат и во всём признался. Его отправили в штрафную роту и очень скоро он уже ей командовал. К концу войны он командовал батальоном и совершил столько подвигов, что орденов у него было, пожалуй, с десяток. Трижды его командир предоставлял его к званию Героя. Не дали. Дед говорил: "Пустая затея! У меня же брат - враг народа!"
Иван Казимирович Дульчевский 1905 г.р. тоже жил в Марьиной Роще, работал на личном винограднике, который был на том месте, где сейчас стоит т.н. "Дворец Путина". Беспартийный. Образование начальное. Сосед позавидывал на его виноградник и написал донос. Ивана Казимировича 5 октября 1938 года расстреляли как польского шпиона (реабилитирован в 1955-м). Семья его тоже была сослана и где-то сгинула. Сосед получил виноградник.
А Василий Казимирович закончил войну в звании майора. Уже лет за 80 ему было, а он был на голову выше меня и в плечах пошире, кряжистый такой. Я был на его похоронах. Целый взвод солдат давал залп из автоматов. Не забыли его и на пенсии.
Моя тёща Лидия Васильевна Уткина была женой офицера. А ещё - учительницей. Имеет звание заслуженный учитель Ивано-Франковской области. Она вышла замуж на Евгения Максимовича Уткина, по молодости лет не успевшего на войну.
Его отец, Максим Уткин, был начальником угрозыска в городе Светлогорске, который близ Калининграда на Балтике. Потом - депутатом в Якутии. Потом по воле партии оказался в Кургане, где тоже был каким-то начальником (квартиру получил сразу). Но я с ним, кажется, не встречался.
Евгений Уткин успел повоевать с послевоенными бендеровцами, затем он стал ракетчиком, жили где-то близ Капустина Яра, Света родилась в Волгограде. Бывали они и в Камышине, так что в принципе я мог в детстве повстречаться с будущей женой и тёщей. Если кто не знает, сообщаю - первая в СССР ракетная часть была создана именно в моём родном городе.
Затем он снова налаживал в Карпатах что-то ракетное и тут группу ракетчиков, включая его, отправили передавать ракетный опыт китайцам.
Как моя тёща предотвратила Третью мировую. Байка, но с долей правды
Мой тесть говорил, что негласно было указание научить китайцев пользоваться только самыми примитивными нашими ракетами - Р-1 и Р-2. А вот дальнейшую информацию не выдавать, водить китайцев за нос, сливать дезу. После Сталина разногласия между "братскими народами" постепенно наростали. Хрущев, уже поездивший по Америке, вполне осознал, что противостояние с капиталистическим миром нельзя доводить до крайности, до войны. Надо превзойти экономически и раздавить их морально - космическими успехами и всем прочим. Не надо забывать, что Хрущёв не был Сталиным, ему пришлось делиться властью со многими. Были рядом и достаточно одиозные фигуры. Кроме того, Хрущёв не смог создать сталинский ореол всезнания, не мог уследить за всем. Вот был случай - едет он по Воронежской области на поезде, где, по докладам, его любимую кукурузу уже убрали и видит процесс "уборки" - два трактора, прицепив за концы рельсу, тянут её по кукурузному полю, разом "убирая" полосу шириной 25 метров. Он остановил поезд и, матерясь, побежал драться с трактористами. Так что я не знаю, чья была инициатива послать в Китай ракетчиков и кто их курировал. Хрущёв мог многого не знать. Кроме ракет Р-1 и Р-2 вроде бы поставили морскую ракету Р-11Ф (для подлодок, которых у китайцев не было) и зенитные ракеты, в том числе знаменитую С-75, сбившую Пауэрса. В Китае она отличилась ещё раньше, 7 октября 1959 года сбив тайванский разведчик RB-57D. Но это было всё не то! Китайцам нужна была ракета с дальностью 1500 км, никак не меньше. И чтобы могла нести атомную бомбу. СССР атомными секретами с Китаем делиться не хотел, но Китай своими силами, посредством учившихся на Западе и в СССР китайцев, создавал Бомбу. С ракетами было хуже. Отец китайского ракетостроения Цянь прибыл в Китай в 1956 году. И основал Институт механики, где был один телефон и один калькулятор. Осознав, с какого нуля ему приходится начинать, он послал куда подале 12-летнюю программу разработки ракет, которую представили ему советские учёные и потребовал ракеты готовые. И СССР предоставил ему 2 (две) ракеты Р-2, которые (с пусковыми установками) прибыли в Пекин 24 декабря 1957 года. И лицензию на производство с технологиями СССР передал тоже. Без сомнения, одновременно с ракетчиками, среди которых и был мой тесть. Рассказывал немало интересного. Даже когда ослеп и было ему за 80, он без запинки выдавал индексы ракет. 8Ж38 (это Р-2) и другие. Эти ракеты в СССР даже не ставились на боевое дежурство и к этому году совершенно устарели. Р-5 уже с ядерным зарядом летала ещё в 1956 году, но её сменяла уже массовая Р-12. У Р-2 была дальность 600 км, а у её потомков - за тысячу. И это было очень-очень важно. Дело в том, что невыносимой занозой для Китая был Тайвань. Не шибко большой остров с ничтожным (для Китая) населением в 10 миллионов был для всех стран (кроме СССР и его сателлитов) настоящим Китаем, а миллиардный Китай - всего лишь временно неконтролируемая Китаем территория. Чайканшисты занимали место в ООН и вообще во всех организациях, включая спортивные, научные и культурные. Маоистский Китай был пустым местом, мир не желал его даже признавать. Это было нестерпимо. К тому же чайканшисты не только обещали вернуться на материк, но и действовали, вплоть до высадки десантов на китайских островах. И ничем Тайвань нельзя было достать! Его охранял флот США и подобраться как по морю, так и по воздуху было немыслимо. Было лишь одно оружие, против которого флот США был бессилен - баллистические ракеты. Желательно с ядерной бомбой. В 50-60-х годах положение в материковом Китае было таково, что ядерная война была более чем реальна. Мао постоянно говорил, что если есть возможность уничтожить капиталистические страны, то потерять половину своего населения - приемлемая цена. Более того - своими левацкими идеями Мао заразил весь Индокитай - вплоть до Австралии. Когда Хрущёв в 1962 согласился удалить ракеты с Кубы, китайская пресса разразилась злобой - такой шанс был упущен! Надо, надо было начинать ядерную войну, ни шагу назад! Коммунисты не отступают! И следом за Китаем и Северный Вьетнам тоже резко осудил ревизионизм СССР. В Индокитае, понимаешь, война идёт и был шанс перенести её во Флориду - и не сбылось. Совершенно аналогичные осуждения последовали в 1963-м, когда СССР и США сели за стол переговоров с целью запретить наземные и воздушные испытания ядерного оружия, нераспространения ядерных технологий и пр. Так что шанс ядерной войны путём начала обстрела Тайваня был. И СССР не мог не влезть в заваруху. ("Русский с китайцем братья вовек. Крепнет единство народов и рас...").
Китайцы активно вытрясали ракетные тайны из наших ракетчиков, развязывали языки, просто спаивая наших спецов. Дважды в неделю - банкеты, горы еды (при реальном голоде населения, чашка риса в день). Напитки были трёх видов - на бутылках стояли просто цифры "60", "80", "100", что означало просто процент этилового спирта. Да что говорить, если и ракеты заправлялись спиртом!
Тесть был в Китае примерно два года. Между тем в далёком прикарпатском городке Коломыя у него родилась вторая дочь, Лена. Одновременно моя тёща узнала о положении в Китае. Её муж там спивается! И она написала письмо Хрущёву. Письмо - было. В остальном я не думаю, что Хрущёв читал все письма и тем более реагировал на них. Более того - сам факт нахождения ракетчиков в Китае был государственной тайной и вот так сообщать Первому секретарю было бы странно. Я думаю, что тут дело не обошлось без её отца, Василия Казимировича. Вовсю шла реабилитация культа личности, Блюхер вновь был объявлен героем, его уцелевшие соратники обласканы в полном объёме. Василий Казимирович Дульчевский мог передать письмецо кому надо. Вряд ли это было великой тайной, просто ещё одной соломинкой, поломавшей советско-китайские отношения. Думаю, факт о пьянках в Китае кто-то в правительстве понял правильно - пьяные не могут хранить тайны, китайцы таким образом узнают секреты. Летом 1959 года были разорваны все связи в атомной программе, а летом 1960-го последний ракетчик был отозван из Китая. Китайцы использовали обе ракеты - одну запустили 5 ноября 1960 года под названием "Дунфэн-1", вторую модифицировали и стали ограниченно производить, всё время улучшая. Но ракеты с атомной бомбой, способные долететь до Тайваня, да и сама атомная бомба повились у Китая только в 1964 году, а довели их до принятия на боевое дежурство только в 1966-м. К этому времени проблема Тайваня стала не столь актуальной - Китай рассорился и с СССР и с Вьетнамом и начал дружить с Западом ("... и, извращая факты, доказали, что вам милее генерал Де Голль")
Тесть вернулся из Китая в Карпаты, продолжал работу по ракетам, но приключилась незадача. Многим место житья не нравилось. Русских многие на Карпатах откровенно ненавидели. Было и много бытовых проблем. Кому-то пришла мысль пожаловаться самому Хрущёву или главному маршалу (точно я не знаю). Целая группа ракетчиков подписалась под выкладками какого-то умника, что создавать ракетный район в Карпатах - бесперспективное дело, сплошное вредительство. Письмо ушло недалеко. Времена были ещё либерально-хрущёвские, но оттепель уже заканчивалась. Всех подписавших попросили удалиться из ракетных войск по собственному желанию. После этого Евгений стал пить ещё больше и моя будущая тёща решила просить помощи у родителей - его и своих. И написала два письма одновременно с просьбой найти подходящее жильё. Первым откликнулмя Максим Уткин из Кургана. Туда и уехали. И не помогло - Евгений продолжал пить, но тем не менее, кем-то работал и даже сделал какое-то изобретение, получив огромную по тем временам премию (Можно было купить "Волгу" - мечту советского гражданина). Но он её пропил, почти не покидая рестораны. Обстановка была такой, что Света, едва исполнилось 18 лет, сбежала в Волгоград, где и поступила в строительный институт. А её отец так и пил и курил по две пачки "Беломора", совершенно ослеп, но всё пытался что-то изобрести, пристроить компьютер к остаткам зрения и был в курсе мировых событий. Дожил до 80 лет.


Я. 12 лет



1968 год. Люся с дочерью Леной (ей 2 года)

Фотоархив (просто пока склад фото)

В этот самый гнусный отрезок времён (сейчас январь 2023) решил я развеяться и вспомнить 3 самых смешных и 3 самых счастливых эпизода своей жизни. Те, что в памяти остались - значит, самые-самые
Эпизод 1.
Как ни странно, но связан он с донорской сдачей крови. За свою жизнь сдавал я кровь раз 16-17 или больше, но не более двадцати. И всегда - бесплатно. А первый раз ещё на 1-м курсе, в 1971 году. Лекция в главной аудитории, аншлаг, человек 200, пожалуй. Я сидел, читал совсем истрёпанную "Роман-газету", где напечатан "Один день Ивана Денисовича". И тут зашло институтское начальство и - "Все идут сдавать кровь!" Я не помню, чтобы кто-то отказался. Денег не давали, зато давали талон на обед в студенческой столовой, а обед включал в себя целый стакан дешёвого портвейна (ровно столько, сколько забрали крови). На втором курсе портвейна уже не было, но дали по бутылке пива. Потом и это отменили, отбояривались компотом (спиртное мы покупали сами). А крови брали уже не 200, а 300 грамм! Лекции уже не прерывали, просто вывешивали объявление "День донора". И студенты приходили в удобное для них время, поэтому толп больше не было. Я сдавал каждый год и в очередной раз оказался совсем один с курса. Как и раньше, напялил на себя совершенно безразмерные белые медицинские штаны (в них поместился бы ещё один человек), штанины волочились по полу. Столь же огромен был белый халат с капюшоном. Со мной в предбаннике перед процедурной оказались ещё трое студентов, в которых я безошибочно распознал первокурсников, ни разу донорами не бывавшими. И, найдя свободные уши, я загрузил их страшными байками о том, как при виде крови люди падают в обморок и что при этом надо делать. Да я почти не врал! Например, в самый первый раз мой друг-однокурсник Сергей Пометун рухнул прямо на меня ещё при взятии у него капли крови из пальца для анализа. А в Москве мне пришлось самому вытаскивать у себя катетор из вены и, зажав прокол, одной рукой помогать врачам тащить на кушетку двух дохлых москвичей, одновременно впавших в отключку. (А, ну то было позже, в 1980-м, мне позарез тогда был нужен отгул, чтоб из Москвы съездить на Грушинский). Короче, было у меня вдохновение и застращал я бедолаг основательно. Но тут открылась дверь и позвали очередного. И я двинулся к двери. Точнее, двинулся я не весь, ибо нога не оторвалась от пола. Чтобы удержать равновесие, я шагнул другой ногой, но и она не оторвалась от пола ни на миллиметр! А порыв был велик и тело, оставив ступни сзади, по инерции начало рушиться в направлении двери. Я раскинул руки, чтобы уцепиться за что-нибудь. Тщетно! Под руками оказался только воздух. Падение было громким. Я рухнул плашмя, наотмашь, с раскинутыми в стороны руками, головой ударился в дверь, дверь с грохотом распахнулась, ударила по какой-то тумбочке, с которой осыпалась стеклотара. Я уже в падении понял, что случилось - пока я топтался перед дверью, левой ногой я наступил на правую штанину, а правой на левую, они же волочились по полу. Поэтому я рухнул не только с грохотом, но и с жутким хохотом. Представляя, как это выглядит со стороны. И тут же повернулся на бок и посмотрел на этих салаг. Это было непередаваемое зрелище! Лица у них были белее халатов, а на лицах было такое выражение ужаса! Врачи сильно бранились, а я встал и пошёл на экзекуцию, держась за живот, просто умирая со смеха.

(продолжение следует)