НЮРКА, ГРИБ И ТЮЛЬПАН

Каждую ночь Биологу снились грибы. Необычные, страшные. Он просыпался. Тихо, чтобы не разбудить жену, выходил на кухню и закуривал. Это была единственная сигарета, которую он позволял себе, потому что уже был инфаркт, да и подняться на третий этаж единым духом не мог, приходилось подолгу отдыхать на лестничных площадках.

Биолог по привычке взглянул на часы.

– Пять, – сказал он вслух и усмехнулся. – Конечно же, пять. Почему сегодня должно быть иначе?

Сколько продолжается это? Наверное, полгода, не меньше. Ляхов и Рюмин давно вернулись, побывали в отпуске, сейчас, кажется, приступили к тренировкам, а он не спит, словно они еще в полете. Он приезжал из Центра около двух ночи, так дежурство заканчивалось, а добираться домой нужно через весь город. И в общем-то мог ехать в Центр после обеда – времени с избытком, чтобы выспаться, но этот сон с грибами, настойчивый, липкий, повторялся каждое утро.

Впрочем, сначала он забавлял Биолога. Грибы в разгар зимы. Смешно? Ну летом, когда собираешься с друзьями в лес, естественно, что снятся. Так бывает. Или на следующий день: память возвращает к беленькому, вынырнувшему нежданно из полегшей травы, или к ярко-красной шапке подосиновика, на который едва не наступил... И хорошо, что снятся, – значит, удовольствие получил, отдохнул.

Но теперь грибы были уродливые, на длинных ножках и бесцветные. Как призраки.

Да, все началось после того сеанса связи. Биолог разговаривал с Владимиром Коваленком.

– Саша где? – спросил он.

– По грибы пошел, – рассмеялся Коваленок.

Потом эта фраза «Мы пошли по грибы» звучала часто с борта «Салюта-6».

Грибы действительно были странные. Ножки завивались, они метались из стороны в сторону, словно пытаясь найти себе опору, – то самое земное тяготение, которого их лишили. Но тем не менее уродцы доставляли огромное удовольствие космонавтам.

На борту растет лук. Ляхов и Рюмин уже собрали первый урожай и с разрешения «Земли» съели его. Еще у них есть укроп, петрушка, чеснок. Взяли по собственной инициативе. И Биолог не упрекал «Протонов» за самоуправство...

«Все живое вызывает у них повышенный интерес, – думал Биолог. – Это своеобразный элемент психологической поддержки в их трудной работе».

У него не было иллюзий: теперь они столкнулись с невесомостью длительной. А она преподносит сюрпризы, и немалые.

Перепела? Наивно, конечно. Биолог уже догадывался о конце этого эксперимента, который не значился в программе полета. Но космонавты так настаивали... А вдруг они правы?!

Вчера оператор спросил «Протонов»:

– Вы ночью «печку» не выключили. Забыли о ней?

– Нет, – ответил Владимир Ляхов, – пока это тайна.

– Только без самодеятельности, – заволновался оператор.

– Не волнуйтесь, – успокоил Валерий Рюмин, – это так, для души...

Лишь Биолог догадался, о чем идет речь. «Протоны» пытались из перепелиных яиц вывести птенцов. Но просили об этом молчать, и Биолог хранил общий секрет.

У любого космонавта, уходящего на орбиту, есть одно желание: до конца выполнить программу полета. Случалось и так, что экипаж возвращался на Землю, полностью не осуществив задуманное учеными и специалистами. И хотя на то всегда были веские причины, космонавты переживали: они знали – придется стартовать другим, чтобы продолжить начатое.

– Чувство, что надо выполнить каждый пункт программы и в полном объеме, помогает там, в космосе, – говорит Александр Иванченков. – Много лет ты готовишься к старту, ждешь его и, оказавшись в станции, стараешься сделать как можно больше... И не теряешь ни минуты, хотя полет и длительный.

Программа на борту «Салюта-6» была выполнена: 96 суток Юрия Романенко и Георгия Гречко, 140 суток – Владимира Коваленка и Александра Иванченкова... Они были запланированы задолго до стартов экипажей. В отличие от предыдущих полет Владимира Ляхова и Валерия Рюмина не имеет «жесткого регламента». Старт 25 февраля 1979-го, и задание – проверить, сможет ли станция продолжить эффективную работу в пилотируемом варианте.

«Протоны» заменили некоторые приборы и аппаратуру станции на новые, захваченные с собой на «Союзе-32» и доставленные затем «Прогрессом-5». Провели необходимые операции по двигательной установке – отключили бак, вышедший из строя.

Их «ремонтная деятельность» продолжается: на новом «Прогрессе» привезены блоки аппаратуры, ресурс которой уже выработан.

Второй месяц полета – это комплекс научных исследований, весьма разнообразных. Космонавты выращивали кристаллы в печах, варили плавку, осуществляли визуальные наблюдения материков и Мирового океана, регулярные медицинские и биологические эксперименты. Одновременно они готовились к встрече международного экипажа. Однако отказ двигателя на «Союзе-33» не только потребовал мастерства и мужества от Николая Рукавишникова и Георгия Иванова, но и вызвал определенные трудности в полете Ляхова и Рюмина.

Девяносто суток – таков гарантийный срок «жизни корабля» в составе космического комплекса. На три месяца полета планируется «заход» в космический порт «Союза», а затем его нужно возвращать на Землю, а на орбиту отправлять «свежий» корабль. Как это было, к примеру, во время 140-суточной экспедиции, когда В. Быковский и 3. Йен оставили свой «Союз» и вернулись на корабле В. Коваленка и А. Иванченкова.

Предполагалось, что «Союз-33» заменит своего собрата, но так как этого не получилось, то и потребовались дополнительные испытания «Союза-32». Обширные и достаточно тщательные. И наконец, «Земля» приняла решение: «В случае согласия экипажа продолжить полет и после 90 суток...»

Владимир Ляхов и Валерий Рюмин имели полное право сказать: «Надо возвращаться», и их никто не упрекнул бы – они уже сделали намного больше того, что планировалось в канун старта.

– Идем дальше... – донеслось с орбиты.

В тишине зала Центра управления прозвучали аплодисменты, характерные для таких этапов полета, как стыковка, встречи экипажей, посещения, выходы в открытый космос...

Но те, кто обеспечивает полет Владимира Ляхова и Валерия Рюмина, понимают, насколько тяжело им.

Есть присущая всем космонавтам черта – любовь к своей профессии. Истоки этой любви – в беззаветной преданности выбранному делу.

«Время, в которое мы живем, я бы назвал временем повседневного героизма, – говорил Юрий Гагарин, – подчеркиваю, не просто подвигов, а именно героизма... Подвиг – убежден! – не свершается сам по себе. Он приходит как естественное завершение прожитой до него жизни. Нужно работать – каждодневно, ежечасно, во имя людей наших, во имя Родины. Это, если хотите, и есть подлинный героизм».

Два дня в неделю у «Протонов» выходные.

– Пришлите более подробную программу для визуальных наблюдений, – просили «Протоны», – в субботу и воскресенье времени свободного у нас побольше, и мы постараемся удовлетворить все заявки...

На «Прогрессе» экипажу доставлен новый «Журнал визуальных наблюдений». Почти 400 организаций принимают участие в программе изучения природных ресурсов Земли из космоса. Заявки, запросы, предложения, просьбы стекаются в госцентр «Природа», специалисты которого и сформировали новый «Журнал». В нем учтены и пристрастия членов экипажа, в частности, по исследованию Мирового океана, метеорологии.

На установках «Сплав» и «Кристалл» Ляхов и Рюмин (как и предыдущие экипажи, они занимаются экспериментами с удовольствием) продолжают получать «космические материалы». Например, очень любопытны металлургические процессы в невесомости, связанные с производством монокристаллов заданной формы. Впервые подобные опыты были поставлены на ракетах «Мир-2». Их запуск начался в марте 1976 года. Около десяти минут длится невесомость при полете такой ракеты. И хотя непродолжителен визит в космос аппаратуры, она помогла ученым выяснить принципиальную возможность получения монокристаллов в широком диапазоне форм и размеров. В августе 1978 года Коваленок и Иванченков «прокатали» на орбите ленту из антимонида индия, и тем самым была подтверждена перспективность и этого направления космической технологии. Рост кристаллов в невесомости идет в десяток раз быстрее, чем на Земле, качество их выше.

Они закончили очередную плавку, а потом вызвали на связь Биолога. Он удивился: давно уже «Протоны» не беседовали с ним, да и особой нужды не было – один за другим биологические эксперименты прошли, а новые начнутся лишь с приходом очередного «Прогресса»,

– Грустишь? – послышалось с орбиты.

– Нам веселее, – заметил Биолог, – не вдвоем все-таки...

– Вот и ошибаешься, – рассмеялся Ляхов. – Отстаешь от жизни – мы уже втроем летаем!

– Кто это к вам добрался?

– Нюрка появилась, такая же, как у Климука и Севастьянова. Помнишь?

– Конечно, – растерялся Биолог. – Но откуда?

– Сами удивляемся. Вон она в коробке – это точно! Движется... Верно, Валерий?

– Прыгает. Живая, – подтвердил Рюмин.

– Не может быть! – не верил Биолог. – Это какое-то недоразумение... Но вы следите... И с первой же оказией на Землю. Обязательно!

После сеанса Биолог попытался разобраться с новоявленной Нюркой.

Он, разумеется, помнил о прежней истории на «Салюте». И особенно один из последних сеансов связи, когда Климук и Севастьянов попросились домой. Честно говоря, у некоторых руководителей полета появилась идея: а может быть, еще на месяц оставить экипаж на станции? Но ведь они и так вдвое превысили срок, предусмотренный программой... Да и медики возражали: нет опыта столь длительной встречи с невесомостью – более двух месяцев Петр и Виталий там. Но все-таки спор разгорелся бы, не будь того сеанса связи...

– Как настроение? – спросил оператор.

Климук ответил быстро:

– Земное...

– Все сделали, – добавил Севастьянов, – пленку больше нет, контейнеры уложили – можно переносить «Союз»...

– И Нюрка сдохла...

Позже, уже на Земле, Петр признался, что, увидев; Нюрку, переставшую двигаться, он прослезился.

– Начнем готовиться к посадке, – сказал на госкомиссии Главный. Потом едва заметно улыбнулся и добавил: – К тому же и Нюрка сдохла...

Виталий Севастьянов, который вел дневник во время полета, сделал такую запись: «В этот день мы передали на Землю телерепортаж, оплакивали «трагическую» гибель нашей любимицы Нюрки. Дело в том, что программой медико-биологических исследований был предусмотрен эксперимент по размножению мух-дрозофил (поколения дрозофил сменяются через каждые двенадцать суток). И действительно, в «Биотерме», где содержались эти требующие тщательного ухода мушки, их уже было к середине полета сотни полторы. Но к концу полета по непонятным для нас причинам дрозофилы вдруг стали дохнуть. Последнюю оставшуюся в живых представительницу космического поколения дрозофил мы назвали Нюркой. Пришел день, и шустрая Нюрка тоже перестала шевелиться».

Однако после посадки две дрозофилы все-таки подавали признаки жизни. Естественно, их сразу же отправили в институт к Дубинину, который уже четверть века вел эксперименты на борту спутников и кораблей,

«Дубинин? – подумал Биолог. – Ну конечно же, он сможет объяснить, как появилась новая Нюрка».

Академик уже знал о «чрезвычайном происшествии» с «Биотермом». Когда космонавты устанавливали прибор, крышка его неожиданно открылась. Часть мух попала в станцию, и Ляхов с Рюминым занялись отловом. А потом мухи «подмерзли» – слишком низкая для них температура.

– Где находился «Биотерм»? – поинтересовался Николай Петрович. – Не было ли рядом источника тепла?

– Кажется, у светильника, – ответил Биолог. – Я непременно уточню у экипажа.

– Думаю, что новая Нюрка вывелась из сохранившегося яичка. Оказалось оно в тепле, вот и все. Но нам желательно иметь этот экземпляр.

– Бесспорно. Я уже предупредил «Протонов».

– Доброго им полета, – попрощался Дубинин.

В самом деле, «Биотерм» находился у светильника – туда его сунул Ляхов. И тем дал жизнь Нюрке.

Грузовой корабль шел по расчетной дороге к «Салюту» послушно. Особых хлопот, не предусмотренных программой, он не доставлял Центру управления, и это, естественно, радовало создателей орбитального комплекса. Ох, как нужен «Прогресс» экипажу и станции! И не только потому, что на его борту запасы необходимых материалов и грузов. Не менее важна «психологическая обстановка в космосе», как выразился один из операторов Центра. Нет сбоев в старте и полете «Прогресса» – значит, программа, разработанная для экспедиции Ляхова и Рюмина, будет продолжаться успешно.

Особенность этого полета, его качественное отличие от предыдущих в том, что космонавты повседневно борются за продление жизни станции, ее эффективного функционирования в пилотируемом варианте. Новый «Прогресс», как и его предшественник, доставил на борт комплекса ряд блоков и систем взамен старых. Это регенераторы, пульт «Дельта», телетайп. Но самое главное – большой запас воздуха. Атмосфера «Салюта» нуждалась в улучшении: снизилось давление, часть воздуха вместе с отходами выбрасывается в космос.

Даже такие мелочи, как электрические лампочки, надо отправить на орбиту: они перегорают. Очередная их партия – в отсеках грузовика. Здесь же кино- и фотопленка, пища, вода, вкладыши для спальных мешков.

На этот раз в грузовике горючего немного: всего около 100 килограммов. Экономно расходуют топливо станции В. Ляхов и В. Рюмин, и его на борту достаточно. А такие сложные операции, как коррекция орбиты (кстати, на нее уходит много топлива), можно осуществлять с помощью двигателя «Прогресса».

Шестой старт и стыковка автоматического грузового корабля... Прошло же чуть более года после его «рождения». Не правда ли, быстро мы привыкаем к новому?

– А я не могу привыкнуть! – не соглашается Герман Степанович Титов. – Вся история космонавтики перед глазами, ее восхождение от «Востока» до «Салюта» и «Прогрессов», и каждый старт – внове...

В монтажно-испытательном корпусе космодрома тихо и уютно. В степи бушует весеннее солнце, ветер гоняет шары перекати-поля, столбиками вдоль дороги замерли суслики, а здесь, в зале, словно попадаешь в иной мир...

– Так и есть, иной мир, – подтверждает Титов. – Разве «Прогресс» – вон он стоит – похож на земное, виденное с детства? Другая эпоха пришла, космическая, Нет, нельзя привыкать к ней. И обязаны мы волноваться! Николай Рукавишников в канун своего старта сказал о 12 апреля: «Это праздник всех думающих людей». Как точно подмечено!

Было утро 9 апреля. Уже тогда ожидался полет «Прогресса-6», и мы знакомились с наземными испытаниями корабля. Затем вместе с космонавтом-2 пошли к домикам, что неподалеку от монтажно-испытательного корпуса.

– Сергей Павлович Королев ходил пешком, тут метров шестьсот, не больше, – рассказывает Титов. – Он любил бывать в МИКе, смотреть, как готовят корабль и носитель... И телефон у него стоял рядом с кроватью, просил, чтобы вызывали в любое время – даже ночью...

В домике Королева на столе шахматы.

– Я не видел, чтобы он здесь играл, – вспоминает Титов. – Вот в самолете – другое дело... Тогда летели из Москвы долго. Обычно Сергей Павлович и Мстислав Всеволодович Келдыш были вместе. Ставили на доску шахматные фигуры, но, по-моему, говорили только о деле...

Встреча с прошлым взволновала Титова. Мы перешла в соседний домик, где Гагарин и Титов ждали своих стартов.

Все сохранено с той поры. Выключатель у лампы, как и 18 лет назад, не работает. И ручки у тумбочки нет... А вот за этим столом сидели с Костей Феоктистовым, обсуждали особенности «Востока» – он тогда им занимался... Форма старшего лейтенанта Гагарина, его ботинки... Все осталось. Юра в те дни сюда уже не вернулся... Зачем я об этом рассказываю? Для каждого из нас новый старт – это продолжение тех, минувших...

«Прогресс» устремился в погоню за станцией, чтобы через двое суток соединиться с нею. Грузовик держится чуть ниже «Салюта-6» и поэтому облетает планету быстрее, неуклонно сокращая расстояние между космическими аппаратами. Начало полета прошло без замечании, и это радует не только землян, но и Ляхова с Роминым, которые с нетерпением ждут гостя с Байконура.

– ...Видим объект, – передает Ляхов, – он немного левее и ниже.

– Есть включение двигателя! – добавляет Рюмин.

– Режим сближения в норме, – подытоживает оператор Центра управления.

А вскоре «Прогресс» коснулся станции и занял свое место у ее агрегатного отсека. Произошло еще одно важное, хотя и будничное теперь уже событие.

С «Прогрессом-6» хотели послать необычный подарок космонавтам. О нем я узнал на космодроме. В монтажно-испытательном корпусе, куда мы заехали в канун пуска «Союза-33», приступили к работам с новым носителем. Третья ступень уже была пристыкована к «пакету», то есть к двум другим ступеням, а в стороне на монтажной тележке лежал обтекатель.

– Это для «Прогресса», – пояснил инженер, – сам корабль прошел цикл испытаний и к полету готов... Скоро будем загружать... Кстати, знаете, что в нем? Цветок! Первый космический... Конечно же, тюльпан... – Инженер улыбнулся. – Нет, не из тех, что цветут вокруг стартовой площадки, у ученых свои интересы... Но уверен, космонавты обрадуются, получив его.

Разговор о тюльпане был продолжен в Центре управления полетом на встрече с Биологом. Естественно, тюльпан не мог не заинтересовать журналистов, и они попросили организовать пресс-конференцию.

– Тюльпан почти распустился, – пояснил Биолог, – но зацветет он в космосе... Это одна из частиц разнообразной исследовательской работы, которую проводят советские ученые на борту «Салюта-6». Участие в ней принимают специалисты многих учреждений, в частности Московского государственного университета, института ботаники Академии наук Литовской ССР, Ботанического сада Академии наук СССР и других. Выясняется, как влияют невесомость и другие факторы космического полета на растения. Одновременно решаются прикладные задачи: небольшие оранжереи на борту должны помогать обеспечивать космонавтов пищей, содержащей витамины.

Гравитационная биология преподнесла немало сюрпризов ученым. И один из них никак не поддается расшифровке, хотя уже несколько лет ведутся эксперименты на пилотируемых станциях. Берут, к примеру, семена гороха, высаживают в специальных приборах. Семена прорастают, растение развивается нормально. И вдруг... погибает. «Космических» семян до сих пор нет, нет и нового поколения гороха, хотя уход тщательнейший... Космонавты каждодневно занимаются своим «огородом» в станции, берегут каждое растение, и тем не менее...

На «Салюте-6» биологи поставили опыты более совершенные. Появился прибор «Фитон», сконструированный литовскими учеными. Контрольные эксперименты дублировались и в земных лабораториях. И вновь финал тот же. Какие «рахиты» получаются в невесомости.

– В чем же дело? – поинтересовались журналисты.

– Изменения происходят на клеточном уровне. Высшие растения, привыкшие к земной тяжести, в невесомости ведут себя иначе. На «Салюте-6» сейчас находится центрифуга «Биогравистат». Внутри прибора моторчик, он вращает ротор – оборот в секунду. Возникает искусственная гравитация – приблизительно такая же, как на уровне моря. В «Биогравистат» помещены различные семена. Владимир Ляхов и Валерий Рюмин наблюдают за тем, как они прорастают. Семена огурцов расположены в приборе произвольно, но корешки обязательно прорастают лишь в одном направлении – от центра. Словом, семена как бы посажены в земную почву. Пока рано говорить о результатах, ведь «Биогравистат» появился на «Салюте-6» только во время этой экспедиции. Сейчас с «Прогрессом» Ляхову и Рюмину мы отправили новую партию семян...

Ну, а тюльпан, стартовавший в космос, еще и символ весны, проявление заботы о людях, которые два с половиной месяца работают на орбите, – добавил Биолог.

Он еще не знал, что никакого тюльпана на борту «Прогресса» нет.

В газетах появились отчеты с пресс-конференции. По традиции оператор рассказал о том, что пишут об экипаже, во втором сеансе связи.

– Тюльпан – это хорошо, – отозвался Ляхов. – Будем выращивать.

– Откроете «Прогресс» после обеда, – напомнил оператор, – а после завтрака визуальные наблюдения.

– Помним, – как всегда, лаконично ответил Рюмин.

За завтраком – кофе, паштет, консервы, сыр – «Протоны» говорили о тюльпане.

– Странно, почему они выбрали именно этот цветок, – начал рассуждать Владимир. – Наверное, из-за тюльпанов Байконура. Ты возил их в Москву?

– Конечно. Только нужно вырывать вместе с луковицей – тогда долго не увядают.

– Я знаю. Жена тоже любит тюльпаны... Считает, это верные цветы...

– И самые стойкие, – согласился Рюмин, – горные тюльпаны даже из камня растут. Кофе хороший...

– Стараюсь, – рассмеялся Ляхов. Он стал убирать со стола. – Значит, сегодня Памир?

– Да. Сеанс через десять минут. Начнем?

«Протоны» подплыли к иллюминаторам.

Летели над Атлантикой. Облачность по трассе была баллов пять, но вдали уже проглядывала чистая земля. Памир тоже будет «чист» – они уже знали это. Отношение к Памиру у космонавтов особое. И не у одних Владимира Ляхова и Валерия Рюмина – у всех. Каждая экспедиция «Салюта-6» обязательно фотографирует «крышу мира».

– Александр Иванченков много раз уверял меня, – вспоминает Владимир Коваленок, – что схему Памира может начертить с закрытыми глазами – все ледники, хребты, высокие пики. И он прав. Готовясь к экспедиции, мы детально изучили Памир с самолета. Очень красиво вечером. Вершины гор подсвечены солнцем. Ледники и снежники выглядят рельефно...

Нынешний экипаж «Салюта-6» столь же тщательно готовился к той части программы, которая связана с изучением Памира. Владимир Ляхов и Валерий Рюмин вместе со специалистами госцентра «Природа» летали над Памиром на самолете, встречались со строителями Нурекской ГЭС, с геологами, гляциологами. Они понимают, насколько важны исследования из космоса этого района нашей Родины, где бурно развивается промышленность и сосредоточены богатейшие природные ресурсы. Здесь находятся огромные хранилища пресной воды – Памирское ледяное плато и знаменитый ледник Федченко. Крупнейшие реки берут начало в горах, они несут жизнь в долины, где расцветают сады и раскинулись хлопковые поля.

Солнце вновь высветило перед космонавтами Памир. Ряд дней «крыша мира» была прикрыта тьмой – тенью Земли.

– Великолепный обзор, – передает Рюмин, – три тысячи верст вправо и влево. Да, видим далеко... Ущелья, озера, ледники... Скоро войдем в тень... У нас солнышко, а Земля уже темная... Сколько на Севере летает самолетов! Масса следов от них...

– Для геологов делаем семь кадров, – отчитывается Ляхов, – как раз над Памиром... Удивительное все-таки ощущение: каждый день что-то новое... Привыкнуть невозможно!

В журнале визуальных наблюдений на борту «Салюта-6» четко обозначено, что конкретно интересует специалистов.

«Именно благодаря космическим методам к кольцевым структурам привлечено внимание геологов. Сейчас установлено, что эти структуры различны по происхождению. Они часто влияют на размещение многих видов минерального сырья. Выполненные наблюдения и фотоснимки помогут выработать критерии для поиска кольцевых структур и их типизации. При дальнейших наблюдениях следует обратить внимание на территорию юга СССР. Основные районы наблюдений: Центральный Казахстан, Памир, Приморье...» – всего несколько строк из бортжурнала, но это программа экипажу на много дней. И сейчас Ляхов и Рюмин выполняют ее.

А накануне у них состоялась встреча с океанологом. По просьбе космонавтов он вышел на связь.

– Видим большой косяк рыбы, – сообщает Ляхов.

– Хочу подчеркнуть важность многократных наблюдений одних и тех же объектов, – наставляет океанолог, – так что, пожалуйста, проследите за этим участком океана.

– Длинные бирюзовые полосы поднимаются с юга на север. Видим обширные пятна и полосы изумрудного цвета с завихрениями...

– Это планктон. Почаще передавайте свои сведения... Рядом со мной специалист из госцентра «Природа». У него есть к вам вопрос.

– Вы сообщали о пожарах?

– Да, – отвечает Рюмин, – горят леса в Южной Америке.

– Нас интересуют леса Дальнего Востока, там приближается пожароопасный период. Если обнаружите огонь, записывайте координаты и число очагов. Хорошо бы сфотографировать на цветную пленку. А данные сразу передавайте в Центр... На Земле примут меры...

– Ладно, – слышится с орбиты, – поможем и пожарным...

– А вы нас, случайно, не видите? – вдруг интересуется оператор Центра управления.

– Недавно Европа и Москва были открыты, – говорит Ляхов, – на небе ни облачка...

– ...теперь грозы и дожди, – добавляет Рюмин.

– В тот вечер Москву видели сбоку, – продолжает командир «Салюта-6». – Разглядели Кремль, улицы, но в Подмосковье свой Центр не рассмотрели... В следующий раз при ясной погоде постараемся это сделать...

– Жаль, что Центр не в Киеве, – замечает Рюмин, – столица Украины видна превосходно. Она под нами, даже отдельные дома просматриваются...

– Всегда, когда подлетаем к Родине, волнуемся, – это вновь голос Ляхова. – Рады, что сейчас облачность поменьше, чем прежде... Весна у вас... Посевная началась... А у нас уже уборочная: лук вырос, и мы его съели... Новый посадили...

– Над Дальним Востоком летим, – рассказывает Рюмин, – под нами Уссурийск... Вот вокзал, центр города... Видим Владивосток... Красные огни порта...

Орбитальный комплекс «Салют-6» – «Союз» уже над Тихим океаном.

– Очень много на планете воды, – фиксирует Ляхов, – материки словно острова в океане...

Вечером «Протоны» стали разгружать грузовик. Ляхов открыл люк и заглянул внутрь отсека.

– Где же тюльпан?

– Вы уж извините, ребята, – вдруг сказал оператор. – Остался ваш тюльпан на Земле. Завял он, пока решили не отправлять.

– Жаль, – огорчился Ляхов.

– Следующим грузовиком два пошлю, – на связь вышел Биолог, – Неувязка получилась, вина моя – не проследил...

– Бывает, – успокоил его Рюмин, – у нас и без тюльпанов хлопот хватает.

На следующем «Прогрессе» тюльпаны ушли в космос. Но так и не суждено было им расцвести...

Биолог не расспрашивал экипаж, что случилось с Цветами. Ждал, когда Рюмин и Ляхов сами заговорят; о них. Молчат, значит, есть причины.

...Посадку пришлось отложить. Прервать работу по консервации станции и подготовке «Союза-34» к спуску, потому что на борту «Салюта-6» случилось непредвиденное... И в который раз космос вновь бросил вызов космонавтам и конструкторам. Он напомнил о том, что каждую минуту нужно быть готовым к неожиданностям, а тем, кто в полете, нельзя расслабляться, надо стойко и мужественно переносить тяжелые испытания.

Представьте: программа работ подходит к концу, уже ждет Земля, позади почти полгода в невесомости, настроение «домашнее», и вдруг... Впрочем, по порядку.

Радиотелескоп, доставленный на «Салют-6» последним грузовиком, был смонтирован космонавтами, со стороны агрегатного отсека раскрылась десятиметровая антенна. Этот металлический зонтик поворачивался, нацеливаясь то на звезды, то на Землю. Комплекс исследований с помощью радиотелескопа был успешно завершен, предстояла заключительная операция: отстрел антенны, чтобы освободить стыковочный узел. Сработали пиропатроны, и... сеть зацепилась за элементы конструкций станции.

Невозможно эту операцию воспроизвести на Земле, а далеко не все поддается расчетам...

В общем, весть о зацепившейся антенне вначале была воспринята спокойно и в космосе, и в Центре управления. Казалось невероятным, что эта металлическая сетка держится крепко, – достаточно легкого качка станции, и она уйдет. В одном из телесеансов Владимир Ляхов и Валерий Рюмин показали через иллюминатор антенну, мне даже привиделось, что она уже отошла от «Салюта-6».

– Нет, положение серьезное, – прокомментировал руководитель полета А. С. Елисеев, – необходимо тщательно проанализировать ситуацию и тогда уже принимать решение.

В Центре управления наступил вечер. В обычные дни экипаж «Салюта-6», а вместе с ним и дежурная служба готовились к отдыху – ночью все-таки ритм работы спадает... Однако теперь ни космонавты, ни сотрудники Центра управления не собирались отдыхать. Правда, в конце концов Ляхов и Рюмин принялись за ужин: приказ был категоричен, а в главном зале Центра управления началось совещание специалистов. Было разработано несколько вариантов, их предстояло еще просчитать, и поэтому оператор передал на борт распоряжение: «Пока идем по программе, завтра продолжайте подготовку к спуску».

...Несколько раз включались двигатели ориентации – «Салют» раскачивался на орбите, но упрямая сеть по-прежнему тянулась за станцией.

– Все без изменений, – констатировал Ляхов, – нужен выход... Это общее мнение экипажа...

Да, «Земля» понимала, что возможен и такой вариант. Но как сказать об этом космонавтам? Так долго в космосе, устали, конечно, уже начинают жить земными интересами... Они не только выполнили всю программу полета, сделали намного больше, а выход – одна из сложнейших операций на орбите, он требует мастерства и мужества, тщательной подготовки... И вот сам экипаж предлагает... Это были волнующие минуты, еще раз показавшие всем, что Ляхов и Рюмин – люди, беспредельно преданные делу, своей профессии.

И теперь в сеансах связи ни слова о посадке – лишь о выходе в открытый космос.

Сто семьдесят третьи сутки полета...

Космонавт стоял на краю обрыва, у которого не было дна. Со всех сторон обступила та самая чернота, которая именуется космосом, только отсюда она представлялась гуще, суровей, чем в иллюминаторах. «Салют» как будто бы недвижно висел в пространстве.

– Сейчас будет Земля, – заметил Ляхов. Он страховал своего напарника из переходного отсека.

– Я пока закреплюсь. – Рюмин был уже на «крыше» и, наклонившись, фиксировал ноги на специальной площадке, которую почему-то называют «якорем».

Земля появилась неожиданно. Она вынырнула из-под крыла солнечной батареи, и сразу стало заметно, как стремительно летит станция. Но космонавты не обращали на Землю внимания.

Перед стартом Ляхов и Рюмин разговаривали с Коваленком и Иванченковым. Подробно, обо всех деталях полета. И, конечно же, о выходе в открытый космос. Именно тогда командир «Салюта-6» сказал, что «лучше всего увидеть все своими глазами, а любой рассказ об ощущениях будет неточным».

Владимир Ляхов и Валерий Рюмин, как и положено перед длительной экспедицией, отрабатывали и выход в открытый космос. В Центре подготовки космонавтов имени Ю. А. Гагарина есть бассейн. В нем размещен макет станции. Сбоку переходного отсека, как в настоящем «Салюте-6», расположен люк. Через него и ныряли Ляхов и Рюмин, отшлифовывали в воде каждое движение. Такие тренировки в гидроневесомости помогли им четко, безукоризненно провести реальный выход в открытый космос уже на орбите.

Центр управления полетом также вел тщательную подготовку к новому для «Протонов» эксперименту. Все наземные службы, смена, специализирующаяся на выходах в космос – именно она работала с Юрием Романенко и Георгием Гречко, Владимиром Коваленком и Александром Иванченковым во время их путешествий за пределы станций, – операторы и баллистики сначала занялись тренировками без экипажа. Они «проигрывали» каждый этап выхода, скрупулезно выверяли все операции, и после того, как стало ясно, что наземные службы могут надежно обеспечить осуществление эксперимента, начались репетиции выхода вместе с экипажем. Генеральная состоялась накануне: Владимир Ляхов и Валерий Рюмин надели скафандры, перебрались в переходный отсек, снизили в нем давление, даже прикоснулись к штурвалу, который открывает люк...

– Может быть, повернуть? – спросил Ляхов.

– Не торопитесь, – остановил оператор Центра управления. – Недолго осталось ждать.

Нетерпение «Протонов» можно понять. В шестой раз советские космонавты проводят эту операцию, третий – на «Салюте-6». По-прежнему выход в открытый космос – один из сложных, ответственных и опасных экспериментов. И пусть предусмотрено, казалось бы, все (в том числе и такой крайний вариант: в случае возникновения каких-то неполадок экстренное возвращение на Землю), волнений у сотрудников Центра управления было немало. Тем более что работа предстояла экипажу необычная... Вот почему они прислушивались ко всем сообщениям с орбиты. Пожалуй, самые приятные слова в эти минуты говорил Ляхов:

– Процесс идет штатно.

«Страшно в этой бездне, ничем не ограниченной и без родных предметов кругом. Нет под ногами земли, нет и земного неба...» Я спрашивал у Алексея Леонова: верно ли определил К. Э. Циолковский ощущение человека, выходящего в открытый космос? И космонавт, первые увидевший планету (а точнее, Кавказ) не через иллюминаторы корабля, ответил:

– Наверное, это было бы так, если б рядом со мной не находился Паша Беляев, а множество людей не следили бы за каждым моим движением. Я ощутил их волнение, заботу и уверенность в успехе.

Владимир Ляхов и Валерий Рюмин знали, что с ними – Земля.

Бортинженер стоит на краю бездонной пропасти, над нашей планетой и тоже передает:

– Процесс идет штатно.

– Спокойно, «Протоны», не торопитесь, – напоминает оператор.

В зале Центра управления Владимир Коваленок и Александр Иванченков. Вместе с заместителем руководителя полета Виктором Благовым они комментируют происходящее на орбите.

– Как только открываешь люк, тебя начинает «выпихивать» из станции, – рассказывает Иванченков. – Какое-то остаточное давление все-таки есть... Для нас это было неожиданно, но «Протонов» мы предупреждали об этом эффекте.

– Валерий Рюмин повторил слова Саши, – добавляет Коваленок, – он сказал: «Какое яркое солнце ударило в глаза!» Минут пять требуется космонавту, чтобы сориентироваться в пространстве.

– Появляется ощущение очень большой высоты, – поясняет бортинженер «Салюта-6». – Вблизи люка надо осмотреться, а затем уже начинать работать. Поэтому-то Валерий и не торопился.

– Первый этап завершен, – передают Ляхов и Рюмин. – Идем дальше?

– Наше мнение такое же, – подтверждает оператор, – график выдерживаете...

– Эта пауза предусмотрена программой выхода, – поясняет Благов. – В отличие от экспедиции Коваленка а Иванченкова их преемникам предстоит более сложная задача. На первом этапе Рюмин находится на «якоре», а командир страхует его из переходного отсека... Теперь же наступает второй этап.

Валерий Рюмин скользит вдоль станции, держится за специальные поручни. Владимир Ляхов выходит из отсека и стоит на «якоре».

– Валерий идет к двигательному отсеку, – комментирует Благов.

– Как освещение? – спрашивает оператор Ляхова.

– Отличное. Ориентация хорошая.

Солнце сейчас светит чуть сбоку. Теней нет, поверхность станции видна четко. Положение в пространстве было выбрано таким образом, чтобы создать наилучшие условия для работы экипажа. Двигатели станции «попыхивают», поддерживая ориентацию комплекса.

– Ребята работают на теневой стороне Земли, – говорит Иванченков. – Мы убедились, что это возможно. Луна светит, Млечный Путь и звезды... В общем, и 6eз фары светло... И очень красиво.

– Вид с орбиты красочный, – вмешивается Коваленок. – Вся Европа перед глазами. Но сейчас не до, эмоций – главное, конечно, дело. Не надо забывать, что эксперимент по выходу в космос опасен. Опять процитирую Сашу, которого спросил тогда: «Страшно?» Он ответил: «Это не страх, а чувство разумной бдительности». Оно присутствует от старта до посадки. Хорошо, что ребята это понимают.

– Работа у них тяжелая. Нагрузки надо распределить равномерно, – замечает Иванченков.

– Кстати, скафандр у Рюмина такой же, что у Гречко и у вас?

– Только «руки» и «ноги» разные, – Александр улыбается.

– На тренировке слышались такие фразы – «руки распустил», «ноги стянул», – это снова Коваленок. – Скафандры можно регулировать, подгонять под конкретного человека. Конструкция их продумана. Скафандр – тот же космический аппарат, своеобразный корабль в миниатюре. Но действовать в нем не так легко, как может показаться на телеэкране... И фалы вьются в невесомости, словно змеи, приходится их «загонять» в отсек... Это тоже нелегко...

Валерий Рюмин отцепил антенну, она сразу же исчезла... Он возвращается. А командир уже в отсеке, сражается со «змеями», о которых упомянул Коваленок.

– Как самочувствие? – спрашивает Земля.

– В порядке.

– Молодцы, четко работаете, – хвалит Земля. – А теперь домой. Соскучились?

– Здесь красиво, но в станции привычней, – доносится с орбиты.

Заканчивается выход в открытый космос Валерия Рюмина и Владимира Ляхова. Вели они себя спокойно, четко, как будто привычна для них эта операция. Удивительно мужественные люди!

...«Протоны» снова на станции. Сквозь иллюминаторы Земля кажется менее далекой. Они привыкли видеть ее именно такой – ведь у Владимира Ляхова и Валерия Рюмина начались 173-и сутки полета.

Требования к проведению нынешней посадки необычайно высокие – из космоса возвращаются два человека, которые 175 суток провели в невесомости. Она ослабляет, отучает мышцы от физических нагрузок, существование которых мы не замечаем подчас, так как давно уже привыкли к земному тяготению.

– Мы уверены, что послеполетный период адаптации пройдет успешно, – говорит дважды Герой Советского Союза летчик-космонавт СССР Анатолий Васильевич Филипченко, – и это не только заключение медиков, обеспечивающих полет, но и самих космонавтов. Конечно, они устали: Владимир Ляхов и Валерий Рюмин осуществили один из самых трудных в истории космонавтики полетов. Программа технических и научных экспериментов была огромная, и экипаж «Салюта-6» справился с ней блестяще. Восхищение вызывают их высокий профессионализм и мастерство, мужество и героизм. И безусловно, творческий подход к любому делу, которое им поручалось в течение полугода в невесомости... Сейчас перед спуском мы, естественно, волнуемся: впереди очень ответственный этап полета – его завершение...

– Видим станцию, – передает Владимир Ляхов, – она чуть выше...

– Медленно поворачивается и удаляется... – добавляет Валерий Рюмин.

– До свидания! – прощается с ней командир.

«Союз-34» теперь в автономном полете: предстоит еще последняя проверка корабля, а затем включение тормозного двигателя.

На связи Владимир Александрович Шаталов:

– В зоне посадки условия отличные, вас ждут... Одна просьба: не торопитесь, ничего не предпринимайте.

– Мы понимаем...

– Я просто напоминаю вам об этом. И по возможности ведите репортаж о спуске.

– Все будет хорошо, – откликается Рюмин.

– У него второй спуск, – замечает Ляхов, – так что опыт есть.

– Ждем вас. Доброго пути! – заканчивает сеанс связи Шаталов.

«Союз-34» уходит на другую сторону планеты. Когда он появится над Атлантикой, мы получим сообщение с «Павла Беляева», именно этот плавучий комплекс будет следить за работой двигателя.

Много раз доводилось наблюдать за посадкой космических кораблей. Но когда они возвращают на Землю экипаж после длительных экспедиций, чрезвычайно важно, чтобы прошел основной, а не запасной вариант посадки. Как известно, существует так называемый «баллистический спуск», в этом случае на космонавтов обрушивается почти десятикратная перегрузка. Так было, к примеру, при возвращении Н. Рукавишникова и Г. Иванова. Сегодня этот вариант недопустим – корабль обязан мягко и осторожно пронести свой экипаж сквозь атмосферу.

– Двигатель отработал расчетное время, – докладывает «Павел Беляев».

– По автоматике замечаний нет, – слышен голос Ляхова, – ждем разделения...

Сейчас должны сработать пиропатроны, и спускаемый аппарат отделится от приборного отсека.

– Есть разделение!

– Есть вход в атмосферу!

– Появилось свечение, – спокойно сообщает бортинженер.

Плазменное облако рождается за иллюминатором. Огненный болид летит к Земле.

– Проходим Черное море, – прорывается сквозь радиошумы голос Ляхова, – на борту порядок... Давят немного...

– Уже почти забытое ощущение тяжести, – добавляет Рюмин.

Им тяжело. Очень тяжело.

– Есть выход основного парашюта...

И сразу же донесение от группы поиска:

– Спускаемый аппарат «Союза-34» обнаружен!

Почти полгода назад казахстанская земля проводила их на подвиг. Теперь она встретила их.

Они вернулись.

Профессор К. П. Феоктистов и руководитель полета А. С. Елисеев были рядом с космонавтами с первого и до последнего дня их пребывания на орбите.

«На связи – девятнадцатый, – звучало в эфире, как только «Союз» отделялся от ракеты-носителя, – поздравляю вас с выходом на орбиту. А теперь приступим к работе...» С этих слов Алексея Станиславовича Елисеева начинались все экспедиции, в том числе международные. В трудные или наиболее ответственные минуты руководитель полета вновь выходил на связь. Такая у него должность...

Константин Петрович Феоктистов бывал в Центре управления не каждый день. Ему, одному из конструкторов станции и авторов программы полета, не было в том необходимости. Но два года – да и предыдущие тоже! – главным в его жизни был именно «Салют-6». Еще во время создания станции он прекрасно знал о каждом штрихе ее «биографии», ну, а после выведения на орбиту – тем более.

Теперь, когда беспримерная по длительности и насыщенности программа исследований завершена, можно подытожить сделанное, для того чтобы идти дальше. Они привыкли так работать: по достоинству оценив достигнутое, сразу перекидывать мостки в завтра. И мой первый вопрос К. П. Феоктистову и А. С. Елисееву:

– Два года назад в это же время готовился запуск станции «Салют-6». Оправдались ли ваши надежды?

– Станция «Салют-6» принципиально отличается тем, что она обеспечена системой снабжения, – отвечает Елисеев. – Это позволило существенно продлить длительность полета. «Салют-6» был задуман таким образом, что его оборудование можно менять, практически мы ограничены только ресурсами тех систем, которые невозможно заменить в полете. Таким образом, осуществлен сложный испытательный полет новой системы. Мы провели 17 стыковок, шесть дозаправок топливом, по динамическим операциям выполнен в шесть раз больший объем работ, чем на предшествующих станциях. Всего осуществлено около 80 коррекций, два выхода в открытый космос. Космонавты более года провели на станции, на ней побывали 14 человек. Составляя программу для «Салюта-6», мы понимали, что она будет выполнена только в том случае, если все сделано безошибочно. Это был, так сказать, оптимистический вариант, именно он и претворен в жизнь.

– Еще на первой стадии создания станции, – вступает в разговор Феоктистов, – была поставлена четкая задача: раз уж вышли на орбиту, значит, надо оставаться на ней как можно дольше. И мы добились этого. Два стыковочных узла и новая двигательная установка дали возможность резко продлить сроки эффективного функционирования станции. На стадии разработки мы знали, насколько сложны проблемы, которые надо решить. Порой даже не верилось, что это возможно. Но и проектные работы, и выпуск чертежей, и, наконец, наземная отработка прошли хорошо, что позволило целых два года эксплуатировать станцию. Конечно, есть много замечаний, но мы «растянули» срок жизни станции. А это резко расширило программу использования орбитального комплекса.

– Несколько сотен экспериментов проведено космонавтами на борту «Салюта-6». Какие направления исследований, на ваш взгляд, следует углублять?

– Когда речь идет об изучении и обживании космоса, то нет второстепенного и главного в научной программе, – говорит А. С. Елисеев. – Этой точки зрения придерживаются и те, кто обеспечивает полет с Земли, и космонавты. Но все-таки хотел бы выделить такие работы, как фотографирование различных районов нашей страны и территорий государств социалистического содружества. Это десятки тысяч снимков, потребность в которых испытывают специалисты разных областей народного хозяйства. Важны визуальные наблюдения по специальным программам. Их осуществлено много: регулярно на связь с космонавтами выходили «заказчики» и в космосе добывались те данные, которые нужны им. В условиях невесомости получено более полусотни образцов новых материалов, они изучаются в лабораториях СССР, других социалистических стран, Франции. Огромен объем биологических и медицинских исследований. Неплохо поработали астрономы, геофизики и т. д. Наука обогатилась ценнейшей информацией о космическом пространстве и условиях длительной работы в нем, получен неплохой задел на будущее.

– Об одной особенности следует сказать отдельно, – замечает К. П. Феоктистов. – Станция уже была готова, когда родились некоторые идеи. К примеру, установить на «Салюте» радиотелескоп. «Мы – «за», – ответили ученым конструкторы, потому что появилась возможность отправлять новые научные приборы на орбиту. Хорошо освоены операции с грузовиками. Было семь «Прогрессов». Они доставили и аппаратуру для экспедиций посещения. В частности, благодаря этому международные экипажи выполнили насыщенные научные программы.

– Были ли для вас неожиданности в этом полете?

– Сложности, пожалуй, – поправляет А. С. Елисеев. – Нового было очень много: дозаправка, перестыковка, два корабля и два экипажа одновременно... Да и в экспедиции с участием В. Ляхова и В. Рюмина много профилактических и восстановительных работ на борту.

– Без этого станция уже прекратила бы существование, – добавляет К. П. Феоктистов. – Точнее, ее нельзя было бы использовать в пилотируемом варианте...

– Были и случаи отказов, – продолжает А. С. Елисеев. – Радует, что это не касалось основных систем. Выбывали из строя видеомагнитофон, некоторые пульты управления, индивидуальные средства связи. Космонавты вели монтаж, испытывали новые блоки, даже осуществляли пайку. Это требовало гибкости в управлении полетом. Нам очень помог канал связи «Земля – борт». Из Центра по телевидению мы показывали космонавтам, что и как делать. Выполнение отдельных операций снимали на пленку и посылали ее на станцию. Владимир Ляхов и Валерий Рюмин просматривали пленки с программой работ, к которым космонавты не могли подготовиться во время тренировок... Ну, а если говорить о неожиданностях, то, пожалуй, была лишь однажды: отказ от стыковки «Союза-33», трудная посадка Н. Рукавишникова и Г. Иванова. Необычным был полет «Союза-34» с доработанным двигателем. Это первый случай, когда пилотируемый корабль уходил в космос без экипажа.

– Я упомянул бы и о других случаях, не столь, конечно, серьезных, – говорит К. П. Феоктистов. – Их тоже можно отнести к разряду неожиданных. Мы возвратили ряд приборов, хотя и не предусматривали этого раньше. К примеру, фильтр вредных примесей. На нем появились следы коррозии. В чем дело? Ведь в ходе наземных испытаний с такими мы не сталкивались. И долго искали бы ответ специалисты, если бы не взяли в свои руки фильтр со станции. Запомнился и такой эпизод. Печь «Кристалл» перестала функционировать, Отказ в самой печи или «распухла» ампула? Не все помогает объяснить телекамера, вот и вернули печь домой, в лабораторию, где она рождалась.

– Некоторые люди спрашивают: а зачем нужны столь длительные полеты?

– Не хочу повторяться – важность исследований космоса и Земли из космоса очевидна, – отвечает К. П. Феоктистов. – Все экипажи от старта до посадки сохраняли высокую работоспособность. К тому же – сама космонавты это подчеркивают – требуется от двух недель до месяца, чтобы полностью привыкнуть к станции, к невесомости. Наконец, главное – получен фундаментальный задел для будущего. Все-таки важно выяснить: сколь долго человек может находиться в космосе? Что скрывать, до запуска «Салюта-6» было немало скептиков, которые уверяли, что 140 или 172 суток космонавты не смогут выдержать. Чуть ли не авантюрой считали такую длительность полета. А теперь ясно: можно идти дальше.

– Удалось сохранить в продолжение всего полета живое общение экипажа с теми, кто на Земле, – вставляет А. С. Елисеев, – и не только с семьями, но и с артистами, писателями, журналистами. Психологическая поддержка заключалась и в гибкости планирования таких встреч. Космонавты интересовались результатами проведенных экспериментов, и специалисты регулярно рассказывали им об этом. При необходимости корректировали исследования на борту. А разве хорошие итоги не вдохновляют?

Особенность длительного полета в том, что качественно меняется связь «космос–Земля». Раньше ученые лишь получали информацию с орбиты и во имя этого создавали аппаратуру. Теперь они могут направлять исследования, углублять их в процессе полета, более того, даже создавать по ходу дела новую аппаратуру. Поистине ученые и космонавты действуют бок о бок.

И еще один парадоксальный вывод: со вторым экипажем работать легче, чем с первым, а с третьим легче, чем со вторым. Это связано с психологическим барьером, который удалось преодолеть и космонавтам, и группе управления.

96 суток – резкий скачок в длительности полетов. Естественно, что возникало опасение: а не опасно ли это для здоровья? Прогноз медиков оказался точным – Романенко и Гречко вернулись на Землю в хорошей форме. Я сказал бы так: произошел перелом в доверии к медицине. Перед стартом я разговаривал с Владимиром Ляховым и Валерием Рюминым. Спросил: «Как вы относитесь к 172-суточному полету?» – «Раньше относились скептически, – ответили «Протоны», – а теперь спокойно – все будет в порядке». Экипаж знал, что послеполетный период пройдет нормально, они вернутся в полном здравии. Без такой уверенности нельзя решаться на длительные экспедиции.

– Как оцениваете вы работу экипажей? Это вопрос к вам как и к космонавтам. Во время своих полетов думали ли вы, что встреча с невесомостью будет продолжаться много месяцев?

– Выше всяких похвал все экипажи «Салюта-6», – говорит К. П. Феоктистов. – Я отметил бы их мужество и высокий профессионализм. Теперь о длительности... – Профессор замолкает на минуту. – Не очень просто сказать «да» или «нет». Когда мы осваивали «Восток», я был уверен, что люди будут летать долго. Мечтали тогда даже о Марсе, хотя и понимали: надо создавать на борту искусственную гравитацию. Так что споров вокруг длительности экспедиций было много. Что греха таить, сомнения одолевали и медиков. Сколько смелости потребовалось, чтобы решиться на суточный полет Германа Титова! Нашлись люди, которые настаивали: на три витка пускать второго космонавта, не больше... А потом возникла цифра «5». Мол, это предел, больше летать нельзя. Американские астронавты, в том числе Нейл Армстронг, и наши космонавты свидетельствовали: плохо чувствовали себя, появлялись ощущение дискомфорта, тошнота. Вот и определили: пять суток в невесомости – предел. Полет Андрияна Николаева и Виталия Севастьянова продолжался 18 суток. Трудно, тяжело пришлось этим космонавтам. Потом месяц на орбите – тоже тяжело. Неужели и дальнейшие шаги будут даваться с таким напряжением? И вдруг Фраза с орбиты: «Можем еще месячишко прихватить». Не правда ли, ободряющая информация! А сегодня мы уверены – долгие полеты не только возможны, но и необходимы!.. Да, напряженный ритм работы на борту станции, но космонавты трудятся самоотверженно...

– На меня большое впечатление производит то, что экипажи так безупречно проводят полеты, – подтверждает А. С. Елисеев. – И хороший настрой перед стартом, и интерес к программам... Огромное самообладание... Столько времени вдвоем в замкнутом пространстве, а климат на борту деловой. Это подвиг.

Валерий Рюмин волновался. Сейчас, отвечая на вопросы членов комиссии, он вновь вспомнил ту череду бесконечных дней и ночей на станции. Еще вчера ему казалось, что полет закончился давно: но ведь на самом деле он на Земле меньше, чем был в космосе.

Его спрашивали не пристрастно, иначе, чем командира, – тот все-таки впервые. Молчал Феоктистов, уткнулся в бумаги Елисеев. Они достаточно переговорили после приземления.

Молчал и Биолог. Перед ним лежала программа экспедиции, и он начал подсчитывать старты, посадки, стыковки, перестыковки – те самые операции, которые требуют полного напряжения от Центра управления и экипажа. «Тихих» недель не было, большинство «событий», как любят выражаться журналисты, приходилось на ночь, а значит, надо отсыпаться днем...

«Ну теперь прощай сны, – подумал Биолог, – эти самые грибы, нюрки и тюльпаны. Сновидения любят рассветы, а их не будет – они принадлежат полету».

Валерий рассказывал о перекачке топлива. Не так, как записано в инструкции, зачем? Ведь с Володей они передавливали горючее несколько раз. Рюмина не перебивали – он знает лучше, нежели многие из членов предполетной комиссии...

«Не Рюмин сдает экзамен, а мы, – снова подумал Биолог, – теперь так будет часто, потому что эти ребята не столько заучивают инструкции, сколько составляют их в полете».

Он улыбнулся своим мыслям. Рюмин заметил, посмотрел на Биолога:

– Я что-нибудь не так сказал?

– Нет, – растерялся Биолог, – но я... я хотел спросить, больше перепелов не будет?

– Посмотрим, – теперь уже улыбался Валерий, – об этом я скажу перед стартом. Но иллюзий меньше...

Биолог понял, что имел в виду Рюмин. Тогда с Владимиром Ляховым они взяли на борт перепелиные яйца. «Своя ферма», – смеялся Ляхов.

Но птенцов они так и не дождались. Им показали с Земли перепелов, выведенных в контрольной группе.

«Судя по всему, здесь, в космосе, никто жить не может», – решил тогда Ляхов.

«Кроме, конечно, космонавтов», – добавил Рюмин.

Помнил эти слова Биолог. Видно, не забыл их и Рюмин.

– ...Да, иллюзий стало меньше, – повторил он. – Надо летать, чтобы там могли жить не только космонавты.

На предполетных экзаменах Валерию Рюмину, как и прежде, выставили отличные оценки.

Он был готов к новому старту на «Салют-6».

А Биологу по-прежнему снились грибы. Но они уже не казались уродцами.

«Иллюзий стало меньше», – сказал перед стартом Рюмин, а в корабль взял луковицы, новую аппаратуру, где выращивались совсем другие цветы.

– Будем пытаться? – спросил Валерий у Биолога.

– А ты разве думаешь иначе?

– Нет, конечно... – Рюмин помолчал. – Когда есть что-то живое на борту, полет проходит веселее. Так что присылайте с каждым грузовиком и луковицы, и цветы, и мух. Попробуем сражаться за их жизнь...

– ...И будущее космонавтики.

Биолог уже знал, что предстоит новая серия экспериментов. Очень разных. И пока неясно, какой из них получится, но получится непременно.

Однажды в отпуске он был на Северном Урале. Среди голых скал на берегу реки вдруг увидел дерево. Какими судьбами семя попало сюда, неведомо – то ли птица занесла, то ли река. Но дерево поднялось наперекор суровой зиме, скалам, холодам. А рядом уже крохотные ростки новых... Через десятилетия и здесь появится лес.

Вернется экспедиция из космоса. Может быть, не эта – другая. Ее придет встречать Биолог. Благодарные космонавты поднесут ему букет цветов, выращенных в невесомости. Так будет! Иначе зачем улетать от Земли и жить в этом чуждом для человека мире...

ЛЕГЕНДА О ПРИШЕЛЬЦАХ

У Ветрова угнали машину. Ему сообщили об этом утром, в половине девятого.

Так рано обычно не звонили. Друзья знали, что домой он приезжает далеко за полночь. Ольга тоже устроилась в вечернюю смену, и весь этот год, отведенный для четвертой космической экспедиции («Если, конечно, нам повезет», – заметил как-то на оперативке Елисеев), они станут жить по времени Хабаровска.

Ольга поначалу рассердилась:

– У тебя вечно не как у людей. Ни в театр не сходишь, ни в гости.

– Ты только представь, мы тоже словно в космосе находиться будем. У ребят на борту никогда не поймешь – то ли вечер, то ли утро... Считай, что мы в полете.

– Сумасшедшие вы все, – не то осуждающе, не то восхищенно сказала Ольга, и больше они не разговаривали на эту тему. Просто она перевелась в вечернюю смену.

Ветрову повезло с женой. Он принадлежал делу, и Ольга, выросшая на Северном Кавказе, куда ее эвакуировали из блокадного Ленинграда, безоговорочно («Я же восточная женщина», – смеялась она) поставила себя на второе место. Ветрову было с ней легко.

– ...Товарищ Ветров? – Голос в трубке незнакомый. – У вас есть машина?

– Да.

– А где она?

– Стоит во дворе. – Ветров дотянулся до окна. скверика, где он оставлял машину, было пусто. – Впрочем, ее нет...

– В двух кварталах от дома вы ее найдете. Там уже наш сотрудник – Сыщик.

– Сыщик?

– Да. Из уголовного розыска.

– Сейчас приеду. – Ветров положил трубку.

– Что случилось? С работы? – Это подошла заспанная Ольга.

– Нет. Все нормально. У нас угнали машину, – спокойно ответил Ветров. – Они просили побыстрее приехать. Да и на работу надо пораньше: сегодня «Союз Т» сажать будем.

Машина стояла на площадке, рядом с дорогой.

– Эге, поработали изрядно, – покачал головой шофер такси, – Теперь у вас забот хватит...

Зад у машины был вздыблен. Багажник сложился гармошкой, на крыше – трещина. Но фонари, стекла, даже лампочка для освещения номерного знака – целехоньки.

– Удивительно! – рассуждал шофер. – Чего на своем веку ни видывал, а такое впервые... Это кто ж так въехал? – Он обратился к человеку, подскочившему к такси.

– Ветров? – спросил тот. – Жду вас...

– Нашли преступников? – Таксист был любопытен.

– Не ваше дело, – оборвал его инспектор, – проезжайте.

Инспектор уже не обращал внимания на таксиста. Он распахнул дверцы машины и пригласил Ветрова:

– Садитесь. У меня несколько вопросов...

– Вот взгляну только. – Ветров наклонился и просунул руку внутрь багажника.

– Что там? – подскочил инспектор.

– Все снасти, к счастью, целы, – Ветров улыбнулся, – и подъемник, и подсачок, и спиннинг... У меня прекрасный спиннинг, такого уже не достанешь сейчас... Клееный бамбук, это ведь не пластмасса. Верно?

Инспектор удивленно взглянул на него:

– Возможно... Вы не волнуйтесь, уже все позади.

– А я и не волнуюсь. – Человек, на голову ниже Ветрова, внушал ему неприязнь. – Вы разобрались?

– Вопросы буду задавать я, Сыщик...

– Лучше имя и отчество, – поморщился Ветров.

– Сыщик Иван Иванович, – представился инспектор. – В детдоме юмор ценили...

– Извините, – смутился Ветров, – я думал...

– Это не существенно, – перебил его Сыщик. – Вы кого-нибудь подозреваете?

– Нет.

– Так я и предполагал. Внимательно осмотрите машину и скажите, что пропало.

– Ну, вот чехлы сняли, повреждено все...

– Я и сам вижу. А ничего существенного в машине не было?

– Нет.

– Ясно. Тогда давайте составлять протокол... Итак, фамилия, имя, отчество, год рождения, домашний адрес, место работы...

Инспектор медленно записывал. И только когда Ветров назвал Центр управления полетом, внимательно посмотрел на него.

– Кстати, через два часа я должен быть там, – Ветров взглянул на часы, – а машину оставлять здесь нельзя.

– Разграбят, – согласился Сыщик, – Чехлы сняли уже позже, не те, кто угонял. Так что специалисты поживиться обязательно найдутся.

– Даже не знаю, что придумать.

– Поезжайте. Я вызову «техничку», у нас во дворе милиции поставим машину. Мол, мне для следствия нужна... А вечером загляну к вам. Я знал, что кто-то из вас встретится мне. Непременно зайду после работы...

– Лучше утром.

– Отлично, – Сыщик неожиданно подмигнул Ветрову, – А как у вас с пришельцами? – вдруг спросил он.

– С какими? – не понял Ветров.

– С обыкновенными. Из других миров. – Ветрову показалось, что инспектор шутит.

– Нормально, – в тон ему ответил Ветров.

– Это прекрасно. Меня интересует все, что связано с НЛО и «летающими тарелочками».

– С точки зрения инспектора уголовного розыска?

– И человеческой тоже... Впрочем, об этом мы еще поговорим. До встречи, – Сыщик протянул руку.

– Жду вас, – попрощался Ветров.

У Ветрова, как и у всех сотрудников Центра управления, было особое отношение к «Союзу Т». Хоть и без экипажа корабль – Аксенов и Малышев готовились лететь лишь в мае, – но испытания на пусковой площадке, выведение на орбиту, стыковка к станции проходили по программе, близкой к пилотируемым полетам.

Ветров хорошо помнил день запуска «Союза Т», Это было ровно сто дней назад – 19 декабря 1979 года.

В голубом зале разговор журналистов с конструктором, одним из создателей «Союза Т», завязался сразу после того, как оператор Центра управления сообщил по громкой связи: «Есть раскрытие всех внешних элементов конструкции корабля! Идут прием и обработка телеметрической информации». Ветрова пригласили на эту встречу. Он представлял группу управления.

– Мы хотели бы поздравить... – начали журналисты.

– Это преждевременно, – сразу же возразил конструктор, – выход на орбиту, правда, и важное дело, но уже привычное. Самое главное сейчас – поведение «Союза Т», его характер... Вы знаете, у каждой машины свои особенности, они отчетливо проявляются уже в первые сутки полета, и поэтому необходимо убедиться, что все бортовые системы корабля работают без замечаний. Подобный старт – естественный и закономерный этап в совершенствовании космической техники. Мы называем его «летными испытаниями», и сейчас они идут по полной программе. Я имею в виду запуск, сближение со станцией, стыковку с ней, совместный полет.

– «Союз Т» сохранил лучшее от своего предшественника, да и к чему отказываться от много раз проверенных конструкций и систем? – добавил Ветров.

– «Союз Т» – это новая система ориентации. Значит, корабль лучше «видит» Солнце, Землю, звезды. – Конструктор говорил лаконично, пытаясь в нескольких фразах сформулировать самое существенное. – «Союз Т» – это новые системы радиосвязи, где использованы последние достижения микроэлектроники. Надежная, четкая, без помех связь с Центром управления – важнейшее условие для эффективной работы экипажа. «Союз Т» – это объединенная двигательная установка. Расход топлива, к примеру, в системе ориентации мог вынудить экипаж вернуться на Землю, хотя в основном двигателе еще оставался изрядный запас. Теперь все двигатели корабля «питаются» от единой топливной системы. «Союз Т» – это корабль, оснащенный бортовым вычислительным комплексом. Электронный «мозг» способен не только быстро анализировать огромный объем информации, что необходимо при сближении и стыковке с орбитальной станцией, но и отдавать нужные команды в систему управления...

Конструктор увлекся. Наверное, еще долго продолжался бы его монолог, но в зал, решительно распахнув дверь, вошел Владимир Аксенов.

– А вот и первый испытатель нашего корабля. – Конструктор пригласил космонавта к столу. – Вы предпочитаете «Союз Т» или «Союз»?

– Я не противопоставлял бы их, – ответил Аксенов. – Принципиальная схема «Союза» хороша, и многолетняя эксплуатация подтвердила это. Те новшества, которые есть в «Союзе Т», в первую очередь связаны с облегчением труда экипажа.

– Вам пришлось знакомиться с новым кораблем? – поинтересовались журналисты.

– Конечно. Космонавты ведь принимают участие и в наземных испытаниях техники, и в ее создании... Не могу сказать, что подготовка к полету на «Союзе Т» легче, чем на его собрате. Пожалуй, отличие в том, что меньше придется запоминать цифровой информации – эту функцию на себя взял бортовой вычислительный комплекс.

...Ветров хорошо помнил тот разговор при старте. Он подумал, что прав Аксенов – необычный корабль!

В Центре управления сформировали «специальную группу», в которую и входил Ветров. Три типа космических аппаратов на орбите – станция, «Союзы» и «Прогрессы», а теперь, и «Союз Т». Группа, возглавляемая Вадимом Кравцом, ставшим популярной личностью после полета «Союза» и «Аполлона» (тогда он регулярно выступал в международном пресс-центре), опекает новый корабль.

Наиболее трудными были первые и последние дни. Когда корабль шел к станции, в некоторых сеансах выдавалось до 100 команд, а раньше – порядка 25. Но столь напряженный ритм оправдывался, так как потом все функции управления брал на себя бортовой вычислительный комплекс. Повысилась надежность машины, улучшился контроль, скажем, Земля теперь не боялась за перерасход горючего – ЭВМ бдительно следила за его количеством. С 26 декабря по 22 марта длились ресурсные испытания, то есть корабль находился в так называемом «дежурном режиме». Через 96 суток была включена аппаратура и проведена проверка систем «Союза Т». Корабль не был «пассажиром» на станции, он помогал в работе комплекса. Прошла ориентация, а затем комплекс «Салют-6» – «Союз Т» поменял орбиту. Теперь предстоит лишь посадка.

Все привыкли, что на орбите корабль ориентируется, затем включается тормозной двигатель, перед входом в атмосферу отделяются приборный и бытовой отсеки и спускаемый аппарат, окруженный огнем из плазмы, летит в расчетный район посадки. Эта схема возвращения на Землю отработана и, казалось бы, не нуждается в изменении.

– Зафиксирован отстрел бытового отсека, – сообщил оператор Центра управления.

Ветров знал, что началось одно из последних испытаний. В космосе каждый грамм топлива на вес золота. А его много расходуется на торможение бытового отсека, который все равно сгорит в атмосфере. «Союз Т» избавлялся от ненужного «груза» еще в космосе.

Все шло гладко. Ветров прислушивался к докладам оператора:

– До расчетной точки посадки – две тысячи километров.

На экране главного зала Центра управления красная точка пересекает Каспийское море – четыреста километров...

Самолеты и вертолеты уже в воздухе. В Москве ночь, а над Казахстаном занимается новый день.

– Группа поиска наблюдает объект, – приходит сообщение в Центр управления.

Все. Теперь можно сказать, что «Союз Т» свое отлетал. Очередь за новым экипажем станции.

Леонид Попов и Валентин Лебедев должны были стартовать 9 апреля.

Ольга пила чай с Сыщиком. Видно, он давно ждал Ветрова.

– Извините, – инспектор смутился, – мы тут разговорились с вашей женой...

– Есть новости?

– Пока нет, да я и не жду их так быстро. Отпечатки пальцев в нашей картотеке не значатся, следовательно, преступник из новеньких.

– Начинающих?

– Я так не сказал бы... Немного странно все сделано... Впрочем, об этом потом... У вас есть враги или недоброжелатели?

– Он меня совсем замучил этими врагами, – вмешалась Ольга. – Я уже пятый раз вам повторяю: нет у нас врагов.

– Это правда, – сказал Ветров.

– Ну, а завистники? – не сдавался Сыщик, – Машина все-таки, красивая жизнь...

– Красивая? – удивился Ветров.

– Конечно. Космические полеты, всеобщее восхищение, радио, печать, – перечислял инспектор. – Неужели этого мало для зависти?

Ветров изумленно посмотрел на него. Но инспектор говорил искренне.

– Весьма странная точка зрения, – усмехнулся Ветров. – Будем лучше пить чай, хорошо?

«У него открытое, мальчишеское лицо, – подумал Ветров, – наверно, парень неплохой...» Неприязнь, появившаяся при первой встрече, исчезла, и Ветров теперь уже с любопытством посматривал на инспектора.

– А почему вы избрали такую профессию?

Сыщик поднял голову, улыбнулся:

– Из-за фамилии. Мне ее дали в детдоме. Я в детстве совал нос всюду, вот и был награжден «Сыщиком». Потом пришлось оправдывать чей-то юмор профессией...

– Не жалеете?

– Пока нет.

– А родителей так и не нашли? – Ольга пододвинула инспектору вазочку с вареньем.

– Наверное, погибли в блокаду, – вздохнул Сыщик. – Мало кто выжил...

– Я знаю... Варенье очень вкусное, попробуйте.

Владимир уже несколько раз замечал: стоит заговорить о Ленинграде, о войне, о детях, переживших войну, и Ольга сразу же становится иной.

– Краж машин много? – поинтересовался Ветров.

– Очень. Скаты воруют, ветровые стекла, ну, и «Волги», разумеется.

– Находите?

– Редко. Сложные это дела, а силенок маловато, – признался инспектор. – Срок проходит, закрываем.

– И меня то же ждет?

К вашему случаю особый интерес, так что вами буду заниматься... Думаю, получится.

– А почему именно ко мне такое отношение?

– Из-за страсти, личной, – инспектор налил себе еще чашку, – вы в такой области работаете, которая меня интересует. Очень.

– Если в космос собираетесь, то помочь не смогу.

– До этого пока не дошло, – парировал Сыщик, – даже если упрашивать будете, подумаю, прежде чем согласиться. А вы о «летающих тарелочках» слышали, конечно?

Ветров поперхнулся. Сыщик по-своему понял его молчание.

– Нет, я не сумасшедший, с которыми вы, вероятно, часто сталкиваетесь. Я действительно увлекся ими серьезно. Так уж случилось... Разве это плохо?

– Я не смогу вам помочь, – повторил Ветров. – Во-первых, я мало что знаю о «летающих тарелочках», и, честно сказать, не очень они меня волнуют... А во-вторых, не ожидал, что инспектора уголовного розыска это может так интересовать.

– Профессия здесь ни при чем, – возразил Сыщик, – это страсть. Ну, как рыбалка или коллекционирование марок.

– Кстати, сейчас много говорят о кораблях инопланетян, о неопознанных объектах, о пришельцах, – вставила Ольга. – Может быть, это и антинаучно, но разобраться не мешает...

– Видите, Иван Иванович, у вас уже союзник объявился, – заметил Ветров. – Сдаюсь... Так что вас интересует?

Инспектор вскочил, подбежал к двери – там стоял его портфель – и достал кипу бумаг. Он положил их перед Ветровым.

– Почитайте на досуге, а если представится возможность, я попрошу уточнить некоторые факты.

Ветров потянулся к бумагам. Инспектор остановил его:

– Лучше наедине. А сейчас, если можно, еще чашечку. Варенье просто великолепное...

Это был трудный месяц.

До старта оставалось совсем немного, как вдруг оказалась под угрозой вся программа работ, столь тщательно продуманная и обоснованная и в конструкторском бюро, и в Академии наук, и в Центре управления.

Валентин Лебедев повредил колено. При прыжке на батуте. Консилиум врачей был единодушен: потребуется операция, а следовательно, несколько месяцев Лебедев должен провести в больнице и в санатории.

Валентин Лебедев – бортинженер экспедиции. Три года он готовился к полету с Леонидом Поповым.

Да экипажей много. График занятий на тренажерах составлен настолько плотно, что инструкторам приходилось задерживаться за полночь. Но у каждого экипажа своя программа, тесно увязанная с основной. Вырвать одну цепь, значит, за месяц до старта внести лишнюю нервозность. Это отлично понимали и руководители полета, и сами космонавты.

Ветров, как и многие, не видел выхода: надо «перетасовывать» экипажи.

Кажется, идея возникла у Главного конструктора. И тогда была произнесена фамилия «Рюмин».

Валерий недавно вернулся из 175-суточного, необычайно сложного полета. Успел ли организм восстановиться? И наконец, как можно еще раз посылать человека в длительную экспедицию, если он еще не успел «отойти» от прежней?!

Новость обсуждалась всеми – от главных до лаборантов. Большинство, конечно, считали, что нельзя посылать Валерия. «Это бесчеловечно», – услышал Ветров однажды. Он даже разозлился: до чего же люди привыкли решать за других. По его убеждению, сказать «да» или «нет» имел право лишь сам Рюмин.

Валерия не торопили. А он принадлежит к категории тех людей, которые не поддаются первому чувству. Взвешивал, советовался с друзьями.

А потом у них состоялся разговор с Главным конструктором.

«Лечу», – сказал на следующий день Рюмин.

Та пауза в подготовке к старту, невольно возникшая после неудачного прыжка Лебедева, закончилась. Всего три недели оставалось до 9 апреля, и за эти считанные дни нужно было вместе с экипажем еще раз пройти по всей программе полета. А документации было столько, что Валерий Рюмин один не мог ее поднять.

Эти дни Ветров провел на измерительных пунктах. Добрался даже до Петропавловска-Камчатского. Отсыпался в самолетах. Вернулся в Москву уже после пуска «Союза-35».

Ольгу дома не застал. Нашел записку: «Я на работе. Ничего нового нет. Дважды приходил Сыщик. Хотел встретиться, но я ему объяснила – до праздников ты будешь занят...»

Бумаги, оставленные инспектором, лежали на столе, словно их никто и не трогал, хотя Ветров знал, что Ольга наверняка посмотрела их. А почему бы и нет? Казалось, листки еще хранили тепло ее рук.

Это были письма. Ветров машинально начал читать их.

«Мне довелось быть свидетелем необычного явления. В ночь с 14 на 15 июня, а точнее, в 23 часа 59 минут на горизонте появился на небе светящийся предмет величиной с горошину. Предмет летел на юг, оставляя за собой широкий зигзагообразный след. Дойдя до определенного места, предмет как бы остановился, затем резко пошел на восток. При этом след стал виден в форме двух серпов, исходящих от предмета. В просвете между серпами просматривалось небо. Потом след оборвался, а предмет продолжал свое движение. След, оставленный предметом, сохранялся в небе всю ночь, характер его освещения был естественным, не фосфоресцирующим, что позволяет предполагать, что он находился на очень большой высоте и был освещен солнцем, скрытым за горизонтом на западе. Описываемое движение предмета наблюдалось примерно в течение двух минут и, судя по пройденному расстоянию, происходило с очень большой скоростью. Это явление видели вместе со мной еще трое лиц, что, должно быть, исключает влияние субъективных особенностей на результаты наблюдения».

«Полет ракеты, – подумал Ветров. – Описание квалифицированное... – Он взглянул на адрес: «Москва». – Не может быть!.. Но автор-то знает, где живет...»

Ветров отложил письмо. Потом добавил к нему еще несколько с аналогичным содержанием.

«Небо было черное, безоблачное, много звезд, хорошо видны созвездия. Среди них я заметила особенно яркую звезду, от которой шло сияние. Сначала я подумала, что это спутник, но над Онежским озером звезда (или «шар») как бы начала снижаться, а облако вокруг нее стало увеличиваться в окружности... Через несколько секунд все исчезло...»

«В северной части неба появился огромный блестящий шар, который испускал вокруг себя очень яркие лучи. И главное, сколько бы мы ни наблюдали, он все время стоял в одной точке неба...»

«В небе, со стороны гор по восходящей траектории довольно быстро и высоко двигался объект, оставляя за собой широкий прямой (но немного изогнутый «коромыслом») белый шлейф, очень похожий на след самолета, но гораздо обширнее. Гула или других звуков слышно не было...»

В конце первой пачки писем Ветров обнаружил записку: «Я попытался систематизировать эти данные. Свое мнение изложил в Приложении № 1». Подписи не было, но Ветров понял, что Сыщик написал это для него.

«Приложение № 1. Почему так спокойны ученые? Я и попробовал ответить на этот вопрос. В научной литературе нашел немало любопытных описаний «таинственных» явлений.

Французский астроном Боде (1823 г.): «Блуждающие огни, факелы, горящие столбы и другие светящиеся метеоры имеют одинаковый характер с падающими камнями и отличаются от них только по величине, частью же могут образовываться из густых и тяжелых испарений нижних слоев воздуха. Эти испарения издают фосфорический свет, а от ветра принимают случайные формы и движутся. Иногда эти явления оказываются даже вовсе не метеорами, а происходят от некоторых светящихся насекомых, которые часто в ночное время перелетают большими роями...»

Немецкий ученый В. Мейер (1909 г.): «Ночью среди неподвижных звезд, а также при мерцании утренних и вечерних сумерек неожиданно появляется на небе круглая масса, испускающая удивительно красивый, большей частью зеленоватый или голубоватый свет... Быстро, в несколько секунд блестящая масса становится больше и ярче; она как будто движется прямо к тому месту, где наблюдатель, испуганный и вместе с тем изумленный, созерцает великолепное явление. Впечатление усиливается еще оттого, что большая начальная видимая скорость массы обыкновенно быстро уменьшается, а путь почти всегда делает изгиб к нашему горизонту. Но вот болид достигает момента остановки. В одно мгновение это чудное явление развертывается во всей своей красоте: огненный шар лопается и разбрасывает во все стороны змеящиеся ракеты; разыгрывается настоящий небесный фейерверк, обливающий окрестный ландшафт магическим светом».

Американский астроном Д. Мензел (1962 г.): «Тарелки летали днем, сверкая серебром в солнечных лучах. Летали они и ночью, напоминая светящиеся шары или диски. Иногда они неподвижно висели в воздухе иногда медленно передвигались по небу, а порой неслись с огромной скоростью... Я пришел к выводу, что существуют сотни разновидностей летающих тарелочек. Всем им можно найти вполне естественное объяснение... Мираж или ложное солнце по виду не менее реальны чем настоящее. Капитан Мантел, который преследовал на самолете тарелку, очевидно, не знал, что такое ложное солнце... И естественно, Мантел никогда не смог бы приблизиться к предмету. Гоняться за ложным солнцем – это все равно что гнаться за радугой».

Английский ученый Я. Ридпас проанализировал итоги наблюдений НЛО за 30 лет. По его данным, в 90 случаях из 100 за летающие тарелки принимаются метеориты, самолеты, спутники, шары-зонды, а также всевозможные загрязнения атмосферы. Остальные – различные природные явления, чаще всего шаровые молнии.

В Академии наук СССР, где работает группа специалистов, изучили 256 «загадочных» случаев – это «звезды сильной яркости», «диски», «шарики», «огурцы», «сигары», «двурогие и однорогие серпы», «треугольники», «квадраты» и т. д. И, наконец, возникают такие явления обычно в сумерках, причем постоянно – из года в год.

Большинство наблюдений из тех 256 объясняются эффектами атмосферной оптики, техническими экспериментами в атмосфере (запуски метеошаров, инверсионные следы самолетов, старты геофизических ракет), а также выведением на орбиту искусственных спутников Земли и космических кораблей...

...К сожалению, не могу согласиться с этим безапелляционным выводом. Пусть я субъективен, но некоторые случаи (в частности, наблюдения в Москве) не укладываются в существующие представления и объяснения. Не так ли?»

Этот последний вопрос был уже адресован Ветрову.

– Как вы будете встречать праздник?

– Работой, – сказал Леонид Попов.

– А разве можно иначе? – Голос Валерия Рюмина. – И вовсе не потому, что мы в полете, а здесь выходных не бывает... Когда приходит праздник, ты обязательно задумываешься: что успел сделать? И если поработал хорошо, честно, с полной отдачей – значит, достойно жил...

Так завершился «урок космоса», который начался в 7-м классе 198-й московской школы.

Несколько лет назад Виталий Севастьянов 12 апреля приехал в школу и рассказал ребятам о Юрие Гагарине, о его подвиге. С тех пор ежегодно во многих классах 12 апреля проводится «урок космоса».

За месяц до Дня космонавтики семиклассники позвали к себе в гости Валерия Рюмина.

– Конечно же, приеду, – пообещал Валерий, – всегда интересно с ребятами – очень уж любознательный народ... Буду, если что-нибудь не помешает.

«Помешал» новый космический полет Рюмина. В День космонавтики он работал на борту «Салюта-6».

Но «урок космоса» все-таки состоялся.

«Днепры» попросили Ветрова в свободное время съездить в школу. Он согласился.

– Изложите на бумаге, – предложил он, – о чем бы вы хотели спросить Попова и Рюмина, если бы представилась такая возможность?

И склонились над листками ребячьи головы. О чем думают они? Как представляют космические полеты? Мечтают ли?

Тихо в классе. Размышляет 14-летний народ. Много вопросов к космонавтам, но какой из них выбрать – самый интересный, нужный, важный?

Летом 1961 года Ветров как-то просмотрел несколько сотен писем, присланных Юрию Гагарину. Одно волновало и первоклассника, и студента: «Как стать космонавтом и что для этого нужно?»

Юрий Гагарин отвечал: «Все работы хороши, выбирай на вкус» – верно сказано, что нет плохой работы, но профессии бывают разные и люди тоже. Для профессии летчика и космонавта требуются отличные знания, сообразительность, умение точно и быстро выполнять необходимые действия, настойчивость в достижении цели, отличное здоровье и неустанная работа при подготовке к полету».

Тогда все рвались в космос, и приходилось объяснять, насколько это тяжело и опасно. А сегодня? Неужели пропала романтика? Или, может быть, ребята перестали интересоваться космосом?

Но уже сами вопросы показали иное: «Возникали ли у вас сложные ситуации, при которых вам угрожала опасность? Приведите, пожалуйста, конкретные примеры... Насколько станция в 2000 году будет отличаться от «Салюта-6»? Чувствуете ли вы себя первооткрывателями?.. Сейчас вы летаете вокруг Земли. Но это все-таки довольно близко от нашей планеты. Если бы представилась возможность лететь на Марс или Венеру, то захотели бы вы участвовать в такой экспедиции? Какими вы представляете разумные существа во Вселенной?.. Если получите сигнал от другой цивилизации как вы поступите?.. Каким может быть контакт с космическими пришельцами?.. Вам снятся «космические» сны или «земные»? Почему вы решили стать космонавтом?.. Когда вас серьезно заинтересовал космос?.. Какое событие на Земле после старта было для вас самым радостным? Какие трудности встречаются вам в полете и не можем ли мы помочь?..»

Ребята следят за полетами на «Салюте-6», с удовольствием читают фантастику, И все-таки, почему не все мечтают о профессии космонавта?

Они охотно отвечали Ветрову:

– Трудно очень, наверное, не смогу так долго летать...

– Учиться много надо. А знаете, как уже надоело!..

– Меня папа на завод зовет...

– Хочу быть артисткой...

– В космос мама не пустит...

– Я врачом стану...

– В астрономическом кружке занимаюсь. Если лететь к звездам, то, пожалуй, можно...

– Работать пойду. Нас у мамы трое, а отца нет...

– Я геологом буду. В Тюмень поеду...

– В десятом классе выберу профессию, еще не определился...

– Не знаю еще. Может, поваром...

– В артиллерийское училище поступлю...

– Книги писать собираюсь – приключенческие...

Руководитель полета ознакомился с вопросами ребят.

– Идея хорошая. «Днепрам» будет интересно.

На сеансе связи Ветров как бы представлял школьников. Он включил магнитофон, чтобы записывать ответы с орбиты.

– Что бы вы хотели пожелать нам? – прозвучало в

Л. ПОПОВ. Главное – умейте мечтать! Когда в ночное время пролетаем над нашей Родиной, мы видим много огней. Это огни городов, заводов, строек. Сейчас трудно даже представить, что когда-то все было иначе. 60 лет назад был принят ленинский план электрификации страны – план ГОЭЛРО. В то время даже фантастам он казался неосуществимой, несбыточной мечтой. Ленин умел мечтать. Мечтать смело, широко. Он знал, как воплотить мечту в действительность. Он видел то будущее, которое стало нашим настоящим.

– Удовлетворены ли своей работой на орбите?

Л. ПОПОВ. Выполнена обширная программа. Экипаж полностью освоился на станции. Мы уже сделали больше того, что планировалось до старта на этот период полета.

В. РЮМИН. Работа идет нормально. Правда, станция «постарела» за год – это заметно по иллюминаторам, хуже видно. Во время выхода в открытый космос в августе прошлого года я провел перчаткой по одному из иллюминаторов. Следы сохранились... Ремонтных работ много, но опыт есть, так что нормально летаем...

– Если бы на станцию прилетели гости, что бы вы показали в первую очередь?

В. РЮМИН. Наш стол, и как за ним приятно сидеть, когда есть гости.

Л. ПОПОВ. После корабля всех поражает объем станции. Ну, а затем трудно гостей оторвать от иллюминаторов, в переходном отсеке они во все стороны, сразу всю Землю видно – зрелище неповторимое. Красотища!

– Ваше впечатление от Земли?

Л. ПОПОВ. Полет научил нас видеть Землю. Карта не нужна – любой район узнаем сразу. У Валерия навыки от предыдущего полета остались, а мне пришлось Землю «осваивать». В частности, наблюдали из космоса, как шло созревание хлебов. На наш взгляд, хороший урожай получен и под Воронежем, и на целине, и на Северном Кавказе... Отсюда можно определять, где и что растет...

В. РЮМИН. У каждого космонавта своя специализация. К примеру, Александр Иванченков больше смотрел ледники, я тоже ими занимаюсь, но особенное пристрастие у меня к Дальнему Востоку, Памиру, БАМу... Кстати, облачность с Байкала движется на северо-восток. В районе Зейской ГЭС пожары исчезли – дождик их погасил.

– Контактируете ли вы со специалистами рыбного хозяйства столь же интенсивно, как и предыдущие экипажи?

Л. ПОПОВ. Конечно. Сейчас вот идут проверки наших данных по Черному морю. Мы видели сплошные зоны планктона в районе устья Днестра, думали, что там скопление рыбы. Но специалисты нам сообщили, что рыбы пока нет, возможно, придет позже. Они же подтвердили: информацию из космоса стараются использовать максимально.

– Что сейчас наблюдаете?

В. РЮМИН. Слева по курсу начало пожара. Два очага зарождаются.

Л. ПОПОВ. Огромная у нас страна! Недавно над Черным морем летели. Заметили пятно изумрудно-зеленое, очень красивое... Потом поля зеленоватые с желтизной... Комсомольск-на-Амуре, взлетную полосу аэродрома...

В. РЮМИН. Прошли пустыню... Какой-то дым, наверное, большой город... А вот и самолеты – одна трасса, другая, третья...

– Теперь о сне. Удобно, не жалуетесь?

В. РЮМИН. Я в своей прежней спальне, на полу. В предыдущем полете «штатное» место мне не подходило из-за роста – выбрал тогда новое.

Л. ПОПОВ. Уже привыкли. Главное, руки спрятать надо, чтобы не парили во сне. Иначе просыпаться будешь.

– Как день начинается?

В. РЮМИН. С физзарядки. Потом бреемся специальной электрической бритвой, лицо протираем салфетками.

Л. ПОПОВ. В это время завтрак подогревается. Каждую секунду экономим – через полтора часа после подъема обычно приступаем к работе.

– Какие эксперименты доставляют вам наибольшее удовольствие?

В. РЮМИН. Все.

Л. ПОПОВ. Программа составлена таким образом, чтобы работа не приедалась.

– Как намерены встречать Олимпийские игры?

Л ПОПОВ. Участвовать не будем. В трудное положение поставим соперников. Ведь когда мы на велосипеде то за полтора часа весь мир объезжаем, да и в беге с нами нелегко соревноваться...

В. РЮМИН. Мы выбрали наилучшую форму – в качестве зрителей.

– А теперь коллективный вопрос: не встречали ли вы пришельцев из других миров? Или их корабли?

Л. ПОПОВ. Пока нет. Многое уже видели, но пришельцы не попадались...

В. РЮМИН. К сожалению, и в прошлом полете я их не заметил. Может быть, они от нас скрываются, а? В общем, привет всем ребятам и благодарность за проведенный «урок» – неловко получилось, что не смог сам приехать в школу, но отсюда тяжеловато добираться...

– Спасибо, – поблагодарил Ветров, – до конца сеанса 20 секунд... Не забудьте, что на следующем витке у вас телесеанс.

– Мы уже подготовились, – сказал Леонид, – до встречи.

Службы Центра управления доложили главному оператору о ходе сеанса и о готовности к новому. В запасе было еще минут тридцать, и Ветров поднялся к дежурному Центра.

– Я давно хотел спросить, не было ли у нас чего-нибудь в ночь с 14-го на 15-е?

Оператор перелистал журнал.

– Пуск был в 23 часа 51 минуту, – нашел он запись, – очередной «Космос» выводили.

– И неужели было видно в Москве?

– В тот день был устойчивый антициклон. Мы получили подтверждение, что на окраинах города, где нет засветки, и восточнее Москвы наблюдалась работа третьей ступени...

«Придется разочаровать товарища Сыщика, – подумал Ветров. – Да куда же он запропастился и что, наконец, с машиной? Ведь скоро по грибы надо и на рыбалку».

Впрочем, Ветров ясно осознавал, что в этом году так и не удастся ему съездить на Истринское водохранилище...

– У нас гость, – предупредила Ольга.

Ветров снял плащ, мельком глянул в зеркало, поправил волосы.

На кухне он увидел инспектора. Тот держал в одной руке нож, в другой – картофелину.

– Мы тебя ждем, – улыбнулась Ольга. – Иван Иванович великолепно осведомлен, когда ты придешь домой Он так и сказал: «Через тридцать минут ваш муж явится». Ошибся всего на две минуты... Так что мы успели и картошку почистить, и поговорить. Сейчас поужинаем.

– Вы по совместительству телепатом работаете? – Ветров усмехнулся. – Или в Центре есть ваши люди?

– Проще пользоваться телефоном. Таким образом я и узнал, что вы уже уехали домой.

– Есть что-то новое?

– Обрадовать не могу. Принес вам справку для техстанции, без нее в ремонт машину не примут.

– Спасибо... А как же преступники?

– Вы считаете, что их было несколько? Нет, всего один, правда, вел он себя странно... Очень странно...

Ольга отобрала у Сыщика нож.

– Идите в комнату, побеседуйте спокойно. Я сама управлюсь.

У Ветрова были неплохие записи и модных зарубежных ансамблей, и, конечно же, Владимира Высоцкого. Во время первой экспедиции на «Салют-6» его песни ежедневно звучали в эфире для Георгия Гречко и Юрия Романенко.

«...Небо – моя обитель»... Песня о Яке-истребителе особенно полюбилась всем.

Ветров тогда записал Высоцкого для себя. Теперь у него было «полное собрание сочинений», и он с удовольствием слушал прекрасного певца, поэта, музыканта.

– Высоцкого? – предложил он Сыщику.

– С удовольствием, – ответил инспектор, – кстати, у него есть песня о пришельцах...

– Это не о них. Это о нас, земных... Да, вот еще что. Не корабль был тогда над Москвой, а просматривался запуск «Космоса». Условия в атмосфере были идеальные, так что можете сказать своим коллегам по «тарелочкам», чтобы этот случай исключили из числа «таинственных».

– Значит, и вы сомневаетесь...

– Я трезвый человек, привык дело иметь с фактами.

– Я тоже, но все-таки... – Сыщик замялся. – Трудно допустить, чтобы тысячи людей так заблуждались. Понимаете, многие тысячи!

– Бывает и так. Особенно когда поддаются дешевому ажиотажу.

– Я привез вам два материала, посмотрите, если это вам не в тягость...

– Люблю фантастику с детства.

Сыщик протянул Ветрову отпечатанные на машинке листки бумаги. «Одиноки ли мы во Вселенной. Разум в космосе, факты и гипотезы. Доклад», – прочел он.

Вошла Ольга. Стала накрывать на стол.

– Одиноки ли мы во Вселенной? – спросил ее Ветров.

– Сейчас нас трое, – приняла шутку Ольга. – А это что?

– Доказательство, что есть пришельцы.

– Я это знаю наверняка, – Ольга раскладывала приборы, – одного вижу перед собой. К сожалению, в последнее время редко.

Высоцкий пел о стюардессе, о далекой Одессе, о том, что иногда приходится улетать туда, где тебя не ждут...

– Картошка горячая, – поторопила Ольга, – сначала о ней позаботимся, потом уже о пришельцах.

И Высоцкий запел о картошке. О синхрофазотронах, о поездке в подшефный колхоз...

«...Если с сальцем ее намять...» – пел Высоцкий.

– Чего нет, того нет, – Ольга виновато улыбнулась, – все на столе, другого предложить не могу. Вот разве что чай. Вам покрепче?

Чай пили долго, с удовольствием.

Сыщик разговорился.

– А вы напрасно смеетесь над пришельцами, это все серьезно.

– Значит, их видели? – удивилась Ольга.

– Конечно, и много раз! – Сыщик расхаживал по комнате. – В том числе и в нашей стране. Это бывает не часто, но совсем недавно, как рассказывают, трое геологов повстречались на Кавказе с инопланетянами. Они вышли из НЛО, приземлившегося недалеко от геологов. Это были атлеты. Лица довольно неподвижные, эмоции на них почти не отражаются. Ростом до двух с половиной метров...

– А почему не выше?

– Скептицизм-то и вреден! – Сыщик горячился. – Факты невозможно опровергнуть! Во всем мире за тридцать лет инопланетяне почти сто раз похищали людей. Известно, что супруги Хилли, американцы, даже побывали внутри корабля, где их исследовали различными датчиками...

– Датчиками не исследуют... – не выдержал Ветров.

– Не надо придираться к словам! – Инспектор вдруг как-то обмяк. – Мне жаль, что вы так заблуждаетесь...

Ветрову стало неловко:

– Простите, я не хотел вас обидеть. Привык иметь дело с точными фактами, а тут...

– Понимаю... Но посмотрите статью. Она имеет к этому самое прямое отношение. Из-за нее и терзаю вас.

– «Приложение № 2», – прочел Ветров.

– Я думаю, что вы познакомитесь с докладом сами, – пояснил Сыщик, – вот и написал так.

– Прочти вслух, – попросила Ольга.

– Это перевод из польского журнала «Разем», – сказал Сыщик. – Конечно, все за чистую монету принимать нельзя, но хотелось бы знать, есть ли здесь хоть доля правды.

Ветров начал читать:

«...Американские астронавты во время полетов держали связь со своей базой в Хьюстоне. Часть этих передач, предназначенная для широкого вещания, шла на обычном радиодиапазоне. Другая – по служебному каналу, известному только НАСА. Но это не могло полностью обеспечить секретность. Служебную информацию мог перехватывать посторонний радиолюбитель, что и имело место.

Не удивительно, что находятся авторы, которые собирают по зернышку и стараются реконструировать суть происходящего. Официальные данные дополняются неофициальными, которые НАСА не опровергала никогда.

Первый из них – это Морис Шателея, работающий в НАСА, специалист по космической радиосвязи. Он автор книги «Наши предшественники прибыли из космоса». Как утверждает сам автор, она не была бы написана, если бы «не огромное количество ценной информации космических цивилизациях».

Трудно получить точную информацию, поскольку НАСА соблюдает секретность. Но известно, что все полеты «Джемини» и «Аполлона» контролировались издали и вблизи инопланетянами, а короче, летающими объектами. Астронавты информировали об этом наземные базы, им приказывали строго хранить тайну. Кажется, – пишет Шателен, – что Уолтер Ширра, совершая орбитальный полет вокруг Земли на корабле «Меркурий», был первым, кто пользовался условным кодом и именем святого Николая для информирования базы о появлении НЛО рядом с ним. Тогда это не привлекло внимания общественности. Но когда Дж. Ловелл, управляя «Аполлоном-8» и находясь на окололунной орбите, тоже пользовался этим термином, многие слушатели поняли, что его слова имеют скрытый смысл.

«Сейчас мы уверены, что святой Николай действительно существует», – сказал он операторам контрольной станции во время полета над невидимой для нас стороной Луны.

С «Аполлона-11» Эд. Олдрин за день до высадки на Луну сфотографировал две тарелки. Они «случайно» летели рядом.

«Предполагается также, – пишет М. Шателен, – что «Аполлон-13», которому не удалось совершить посадку на Луну, нес на борту небольшой ядерный заряд для создания искусственного лунотрясения с тем, чтобы с помощью взрыва сейсмографы с Земли могли наблюдать инфраструктуру Луны. На этом корабле таинственно взорвался один из баллонов с кислородом в кабине. Точно неизвестно, сделала ли это тарелка, которая наблюдала за кораблем. Этот взрыв должен был предотвратить эксперимент с ядерным зарядом, который мог уничтожить базы внеземных цивилизаций на Луне».

Во время полета «Аполлона-11» до слушателей на Земле дошли звуки, похожие на свист локомотива, а позже – на работу электрической пилы. Это было так четко, что стало беспокоить оператора НАСА, и миллионы людей услышали вопрос, брошенный в эфир: «Вы уверены в том, что вы связались не с нами?»

Наступил момент замешательства, после которого вновь заговорил оператор НАСА: «Что происходит? Что-нибудь не в порядке? Отвечайте! Хьюстон вызывает «Аполлон-11».

Ответ Армстронга: «Здесь большие объекты, сэр! Огромные! О, боже! Здесь другие космические корабли! Они стоят с другой стороны кратера! Находятся на Луне и наблюдают за нами!»

– Очень интересно. Я впервые об этом слышу, – сказала Ольга.

– Я тоже. – Ветров встал, подошел к магнитофону сменил кассету. – Я тоже впервые слышу, – повторил он, – а ведь три года работал с американцами, когда полет «Союза» и «Аполлона» готовили, несколько раз встречался с Армстронгом – он об этом случае и не заикнулся!.. Да и радиопереговоры экипажа с Землей вся планета слушала, и почему-то никто не обратил внимания на эти слова астронавта! Вам не кажется это странным?

– Может быть, действительно секретная связь?

– Наивно, дорогой инспектор. Более того, невозможно... Скорее, такой материал – розыгрыш, мистификация или... фантастика. Одно твердо могу сказать: при полете «Аполлона» ничего подобного не было!

– А в других полетах?

– Ни разу не слышал. От космонавтов, конечно. А разных небылиц среди публики, далекой от нашего дела, ходит великое множество. Но не запоминал...

– Вы не думаете, что в данном вопросе ортодоксальны? – спросил инспектор.

Ветров не ответил.

Высоцкий пел о своем детстве, о минувшей войне... Как жаль, что он не успел написать о космосе, о космонавтах...

– У меня предложение: хотите поговорить с космонавтами? Постараюсь, чтобы вы попали в Центр. Хорошо?

– Об этом можно только мечтать!

– Вот и договорились. – Ветров поставил новую кассету. – А теперь Марина Влади. Песни, созданные Высоцким специально для нее...

Во время дежурства Валерий Рождественский поведал Ветрову о встрече космонавтов с фантастами в Союзе писателей РСФСР. Она прошла зимой, незадолго до Нового года.

Кто-то поинтересовался у Георгия Гречко: «Каким образом подбирается экипаж?» Георгий рассказал о тренировках, о работе психологов, о буднях Звездного голодна, а затем неожиданно спросил:

– А с кем из космонавтов полетели бы вы, если представится возможность? Ну, конечно, я не говорю о присутствующих, – улыбаясь, добавил он.

– С Аксеновым, – сразу же ответил кто-то из писателей.

– Почему именно с ним? – настаивал Гречко.

– Стиль его жизни нравится. Характер ясный, прямой... Он такой же в космосе, как и на Земле...

– Испытатель он, – сказал Николай Рукавишников, – а значит, иным и быть не может. Такая уж профессия.

– Мне не доводилось еще работать с ним в космосе, – заметил Валерий Рюмин, – но уверен, что мы с Володей будем понимать все с полуслова...

– Он не успокоится, пока до каждой мелочи не доберется сам, – сказал Александр Иванченков, – а уж если разберется, то запомнит накрепко. Ты верно заметил, Николай, он испытатель.

Через месяц после этой встречи Владимира Аксенова утвердили бортинженером «Союза Т». С того дня застать его дома было невозможно: уезжал рано утром, возвращался, когда все уже спали.

– Назначен на полет, – сказал он, – то есть мне надо досконально знать не только новый корабль, но и «Союз», и орбитальную станцию.

– Там же будет основной экипаж, в крайнем случае, помогут.

– Это бесспорно. Но зачем же надеяться на других в том, что можешь (и обязан!) знать сам?!

Он умеет отстаивать свою точку зрения, а если необходимо – то и сражаться за нее до последнего.

...Летают они с Валерием Быковским на «Союзе-22». Провели первую серию съемок с помощью космического фотоаппарата МКФ-6. Пора перезаряжать кассеты.

В корабле темно – зашторены иллюминаторы, включены светильники. Лишь стрелки часов светятся.

Работа идет привычно, легко – недаром они на Земле каждое движение до автоматизма довели. Переговариваются космонавты между собой и с оператором Центра управления.

– Через несколько минут закончим, – говорит Быковский, – последняя кассета осталась...

И вот тут-то пошли осложнения. И так и эдак вставляет пленку Аксенов, но ее заедает.

– Зажгите свет, разберитесь, – советует оператор.

– Нельзя, – отвечает Аксенов, – часть пленки засветится, а это кадры... Нельзя!

Сражаются космонавты с пленкой, казалось бы, терпение на исходе – надо включать светильники. Но Аксенов упорствует: «Сделаем!»

И действительно, зарядили кассету, сохранили все кадры, привезли их на Землю. Но не забыл об этом «происшествии» в полете Владимир Аксенов. Приехал в Иену, а там сразу в конструкторское бюро, к кульманам. Вместе со специалистами думали, как изменить механизм, чтобы заеданий пленки больше не было. Да и другие усовершенствования предложил.

– Чувствуется, что Аксенов в прошлом был нашим коллегой, – сказал тогда главный конструктор МКФ-6 Карл Мюллер, – дельные у него советы и предложения. Мы учли их при создании улучшенной камеры. Теперь она на борту станции.

И когда на «Салюте-6» Юрий Романенко и Георгий Гречко начали фотографировать новым аппаратом, в Центре управления рядом со специалистами из ГДР сидел и Владимир Аксенов – первый испытатель камеры. Потом из космоса пришла радиограмма: «Большая благодарность Володе Аксенову. Его рекомендации очень помогли. Гречко. Романенко».

«Стиль Аксенова» именно в такой работе. Еще не был он космонавтом, не готовился к полету, но к его словам опытные летчики-космонавты прислушивались. Еще бы: известный испытатель космической техники Владимир Аксенов! В летающей лаборатории, где невесомость возникает всего на десятки секунд, он «набрал» 9 часов невесомости. И, к примеру, в том же самолете раньше, чем А. Елисеев и Е. Хрунов, перешел через «открытый космос» из одного «корабля» в другой. Да притом не механически исполнял все, что записано в инструкции, а заставил всю документацию переделывать, вскрывая недостатки...

– Космонавтика на испытателях держится, – заметил однажды Константин Петрович Феоктистов, – их слово последнее.

Разговор с конструктором шел о предстоящем пуске. Профессор собирался на космодром. «Пускать?» – один журналистов хотел показать свою осведомленность.

– Мы не пускаем ракеты, – улыбнулся Константин Петрович, – это дело испытателей, а мы, проектанты и конструкторы, по возможности им помогаем. Да и в профессии космонавта главная особенность та, что они прежде всего испытатели.

Как бы ни назывались члены экипажа, «командир» или «бортинженер», при подготовке к новому старту решающее мнение принадлежит человеку, у которого за плечами космический полет. Опыт ничем не заменишь, и не случайно сейчас экипажи формируются таким образом, чтобы один из пилотов обязательно имел опыт работы на орбите.

Соединили Аксенова и Малышева неспроста. Еще накануне старта «Союза-22» (Юрий Малышев дублировал Быковского) немало времени они провели вместе, докапываясь до малейших особенностей МКФ-6 и программы съемок. Специализированный полет требовал именно этого.

Вроде бы рабочий день кончился, однако задерживаются на контрольно-испытательной станции Аксенов и Быковский – свист неприятный у камеры, надо разобраться, почему он возникает и как будет восприниматься на орбите. Здесь же и дублеры. Инженеры морщатся: «Пора по домам, не до утра же сидеть!» – но оба экипажа просят вновь «проиграть ситуацию со свистом». Как им откажешь, если уходят люди в космос!

Ситуация повторилась и теперь. «Союз Т» – а отличается он от своего предшественника изрядно – это «совсем иной мир техники», как выразился Владимир Аксенов.

...Им предстоит трудный полет. Проведены комплексные проверки «Союза Т» – 100 суток отлетал корабль в автоматическом режиме в составе орбитального комплекса «Салют-6» – «Союз Т». Во время посадки корабля в Центре управления полетом находился и Владимир Аксенов. Он сказал тогда:

– И все-таки «Союз Т» еще предстоит научить летать.

Ветров провожал Аксенова и Малышева. На аэродром приехали немногие – сотрудники уже отправились на Байконур: там готовились к старту Валерий Кубасов и Берталан Фаркаш. По программе «Союз Т-2» шел за ними «впритык». Посадка международного экипажа, и сразу же старт «Юпитеров».

Ветрову удалось переброситься несколькими фразами с Аксеновым.

– Хотел, Володя, познакомить тебя с одним чудаком, он инопланетянами увлекается.

– После полета, – улыбнулся Аксенов. – Уже легенды о твоих контактах с пришельцами по Центру ходят... Не волнуйся, я там, – он показал рукой вверх, – присмотрю за ними, чтобы вели себя скромнее.

Настроение у него было хорошее. Долгожданный старт приближался, и Владимир Аксенов не скрывал, что счастлив идти в первом полете на «Союзе Т». По сути это ведь рождение нового корабля.

Вечером в Центр позвонила Ольга. Обычно во время дежурства она его не беспокоила.

– С тобой очень хочет поговорить Иван Иванович, он у нас...

– Я занят, ты же знаешь... Ей-богу, сейчас не до его пришельцев!

– Он по делу. Я передаю трубку…

Ветров услышал голос Сыщика:

– Вылетаю в Тамбов. Сегодня ночью. Запускали аэростат. Он упал неподалеку от Тамбова, но контейнер пропал. Посылают на розыски кого только можно. Говорят, это вы какой-то эксперимент, связанный с аэростатами, проводили, верно?

– Да, с гамма-телескопом, – ответил Ветров. – Экипаж станции проводил и одновременно ученые с земли, на аэростате. Но результатов я не знаю.

– Спасибо. Я так и думал. Вернусь недели через две. Зайду к вам обязательно.

На орбите день отдыха, а в Центре управления, как обычно, все давно уже забыли, что бывают выходные. Об отпусках и выходных начинают думать, когда на борту «Салюта-6» нет экипажа. Ну, а когда там четверо, не до отдыха. Да и для ребят, по сути, он наступит лишь после возвращения. Сегодня они заняты не меньше, чем в другие дни, но жесткой программы нет, и поэтому космонавты выбирают те исследования и эксперименты, которые им больше по душе.

Попов и Малышев уединились у пульта управления «Салютом». Сколь ни хороши тренажеры, но возникают своя особенности в управлении реальной станцией, и командир «Салюта» рассказывает о них командиру «Союза Т-2» – не исключено, что в будущем Юрию Малышеву придется работать и на орбитальных комплексах.

Владимир Аксенов у космического фотоаппарата МКФ-6. Это старый его знакомый, и, естественно, группа планирования при подготовке краткосрочной экспедиции «Юпитеров» на станцию предусмотрела испытания камеры, созданной специалистами СССР и ГДР. И в день отдыха Владимир Аксенов с Валерием Рюминым проводят цикл съемок. В том числе пробуют снять и территорию Венгрии. Во время полета В. Кубасова и Б. Фаркаша условия для фотографирования были не очень благоприятными. Кстати, чуть позже, уже после возвращения «Юпитеров», основной экипаж комплекса отснимет озеро Балатон, чтобы венгерские специалисты смогли осуществить задуманный ими эксперимент по охране природных ресурсов венгерского моря и окружающих его районов.

Во время сеансов связи с Землей «Юпитеры» делятся впечатлениями о работе Леонида Попова и Валерия Рюмина, об их жизни на станции.

– В космическом доме очень красиво, – говорит Аксенов. – Сюда стоило прилетать. Одно дело – макет станции, и совсем иное – ее космическая эксплуатация. И это отрадно – здесь теплый, хороший климат...

– Об этом мы позаботились к прилету гостей, – Рюмин смеется. – Знали, что в Подмосковье никак лето не войдет в свои права, и подняли температуру до двадцати четырех, чтобы «Юпитерам» потеплее было...

Они присаживаются рядышком у обеденного стола, вспоминают о друзьях и близких, оставшихся на Земле. А затем Леонид запевает, Валерий подхватывает, и песня наполняет весь их дом, несущийся с огромной скоростью над планетой.

Внизу мелькают желтые пески Африки, леса Сибири, зеленоватый океан. Иногда на горизонте возникает Антарктида, и вновь вода, теперь уже сероватая, – признак того, что в Южное полушарие пришла зима...

В тот вечер, когда в «Салют» вплыли Юрий Малышев и Владимир Аксенов, они – вчетвером – устроились у пульта № 1 и запели. Наверное, профессионалам их хор показался бы нестройным, да и не все слова песен вспомнились, но пели душевно, взволнованно, для себя.

Потом «бег на стометровку». Толчок – и вот уже Леонид Попов летит из одного конца станции в другой. Если смотреть от «Союза» вглубь, то «Салют» выглядит каким-то фантастическим сооружением: отсеки, множество люков. Попов и Рюмин научились «проходить» их стремительно, ничего не задев, – с первой попытки, как заметил Владимир Аксенов, который, впервые попав на станцию, попытался подражать старожилам, но так чисто справиться со «стометровкой» сразу не мог. Навыки появились позже, и к концу третьих суток полета он уже неплохо парил, но все-таки хуже, чем Валерий.

– Поживешь тут месяцев восемь, – пообещал Рюмин, – побьешь мой рекорд. Все физические данные у тебя есть...

– Так возвращайся, а я покручусь тут, – в тон ему ответил Аксенов.

– Лучше прилетай еще раз, подожду...

Юрий Малышев и Владимир Аксенов через трое суток ушли к Земле.

«Днепры» вспоминают об экспедициях посещения теперь только перед сном или во время сеансов связи. И это понятно: нынешние заботы и хлопоты – о сделанном за минувший день, о программе на завтра – отвлекают даже от приятных воспоминаний.

В один из сеансов связи Ветров поинтересовался:

– Что сейчас делаете?

– Георгий Гречко на этот вопрос отвечал так: «Овец пасем», – сказал Рюмин.

– Значит, пастбища?

– Точно, – подхватывает Попов. – Передайте специалистам сельского хозяйства наши последние наблюдения...

С орбиты хорошо видно, в каком состоянии, к примеру, альпийские луга, пастбища. Несколько раз в течение своего полета Рюмин и Попов сообщали, что в тех или иных районах Средней Азии трава еще не успела подняться и перегонять отары овец нужно чуть позже...

Подобные наблюдения космонавты начали еще при первой экспедиции. А когда, Гречко и Романенко вернулись из космоса, выяснилось, что их рекомендациями пользовались и в Казахстане, и в Киргизии, и в Таджикистане. Естественно, следующие экипажи станции продолжили исследования для нужд сельского хозяйства – они получают данные о состоянии полей, о грунтовых водах, что важно для животноводства. На встречах в различных аудиториях Георгия Гречко часто спрашивают: «Почему вы летаете в космосе так долго?» И он с гордостью говорит: «В том числе чтобы и овец пасти!»

Космическая фотосъемка, которой много времени отдают Попов и Рюмин, необходима (заметьте, уже стала необходимой!) для создания почвенно-геоботанических карт. В частности, специалисты создали такую карту для одного из районов Смоленской области. Она нужна землеустроителям – край быстро развивается: строятся новые дороги, поселки, предприятия, проводятся мелиоративные мероприятия. В этой большой работе по преобразованию Нечерноземья уже сейчас космонавты принимают посильное участие, и нет сомнения, что подобные исследования будут занимать все большее место в программе действий космических экипажей. Это уже чувствуется в ходе полета Леонида Попова и Валерия Рюмина.

Вечером «Днепры» и Центр управления полетом уточняют график завтрашнего дня. Предусмотрены эксперименты с гамма-телескопом «Елена», очередная плавка на установке «Кристалл», некоторые профилактические работы по станции, визуальные наблюдения Земли.

– До завтра, – прощается Ветров, – желаем хорошего полета!

– Спасибо, – звучит с орбиты, – встретимся, как обычно, в восемь утра по московскому времени... Да, Володя, все забываем тебе сказать: передай тому парню, что так ни разу и не видели НЛО, хотя четвертый месяц летаем.

– А я уже скоро год наберу, – добавляет Рюмин. – Они не появлялись. Так что одни мы тут крутимся...

– Я пошел на заправку, ведь почти шесть часов в воздухе, – оправдывался командир вертолета. – Взлетели, но «шарик» молчит. Правда, район приземления известен, начал поиск. Погода отличная, ни облачка, хожу по квадратам – молчок, ничего нет. Потом темнеть стало, поиск прекратили...

– Я опрашивал население, – начальник районного отделения милиции был молод, – кое-кто слышал хлопок, а потом двое с трактора – сено убирали – увидели парашют. Он приземлился рядом с дорогой, а тут грузовик подъехал... В грузовике двое было: выскочили, сложили парашют и уже минут через пять исчезли... Нет, номера не заметили, во-первых, далеко было, а во-вторых, думали, что они этот парашют и искали.

Сыщик уже раз в пятый слышал рассказ командира вертолета и милиционера, но никакой, даже крохотной новой детальки – он так на нее рассчитывал! – не было. Все, как написано в рапорте... Среди бела дня испаряются парашют и контейнер с научной аппаратурой, а следов никаких!..

Второй день Сыщик в райцентре. Поиски загадочной машины (судя по описанию – ГАЗ-51) ничего не дали. Очевидно, не здешняя. Да и мало ли чужих автомобилей сейчас в районе, когда сенокос начался! Тут и из Тамбова, и из других городов шоферов немало – время горячее, вот и прислали шефы свой транспорт.

Утром вызвали ученых из Москвы, тех, кто работал с аэростатом и этим злосчастным телескопом. Надо у них поспрашивать, что за приборы были в контейнере. Может, они чем помогут следствию, которое зашло в тупик.

Теперь инспектор понял, почему столь большая группа работников уголовного розыска была направлена сюда. Поиск надо было вести в шести районах области, их и бросили на подкрепление местным силам. Но судя по сообщениям, результатов ни у кого не было...

«Стоящий, видно, этот парашютик, – подумал Сыщик, – ни средств, ни людей не жалеют. Вот даже и физиков присылают, а они люди занятые...»

Он направился на автовокзал, чтобы встретить гостя.

Физик оказался маленьким, щупленьким, почти мальчишкой. Он только в прошлом году окончил институт, еще не растерял своей восторженности, и поэтому, даже не представившись, обрушился на инспектора.

– Вы представляете, мы готовимся к эксперименту почти полгода, а кто-то его крадет!.. Гибнет одно из самых важных научных направлений!.. Я читал, что раньше был такой обычай: вору отрубают руку, и сейчас надо так поступать, вот!.. Я готов вам помогать во всем, будем искать вместе!.. Значит, так: сейчас же оповещаем население, мобилизуем всех ребят и девчат, и сразу по домам... Искать надо!

– Они на сенокосе, – успел вставить Сыщик.

– К комсомолу обратимся, вернут. И вообще нужно было всех физиков собрать сюда. Мы бы сразу нашли тех негодяев, сразу!

– А вы обедали? – спросил Сыщик.

– Нет, – паренек удивленно посмотрел на него.

– Только, пожалуйста, не уверяйте, что физики – люди особого сорта и поэтому не обедают, – Сыщик улыбнулся, этот задира ему нравился, – Пойдем в столовую, там и поговорим.

Тяжелые свинцовые тучи висели над стартовой площадкой. Ветер обжигал лица. Стропы, натянутые до предела, гудели. Опьяненный своей силой и необузданностью ветер исполнял на них гимн стихии, празднуя победу над людьми.

В штабе запуска шло совещание. В общем-то споров не было: все инструкции запрещали запуск аэростата К таких условиях; физики знали, настаивать бесполезно – стартовики и без них прекрасно понимали, что подобная задержка сводит на нет усилия многих людей... И не только здесь, но и в космосе – ведь Леонид Попов и Валерий Рюмин уже несколько дней готовятся к комплексному эксперименту; для этого в верхнюю атмосферу должен быть поднят второй гамма-телескоп – первый находится на борту «Салюта-6». Именно в совместных наблюдениях – из космоса и с аэростата – и заключается идея эксперимента.

И все-таки нашлось «окно»! Аэростат быстро заполнили газом. В шесть часов утра он стремительно ушел ввысь.

– Это наш подарок науке, Попову и Рюмину, – говорили стартовики. Они очень гордились, что удалось преодолеть непогоду, не подвести космонавтов и физиков.

Центр управления полетом поставили в известность о запуске аэростата.

Леониду Попову и Валерию Рюмину тоже было чем гордиться.

...В последнее время гамма-телескоп, ласково названный его создателями «Елена», отказывался функционировать. Конструкторы определили, что «срезало» шпильку. На очередном «Прогрессе» они предполагали отправить новую на станцию. И вдруг Центр управления получает сообщение от экипажа:

– Гамма-телескоп к работе готов!

Физики и конструкторы вначале даже не поверили этому. «Не может быть!» – услышал Ветров, когда позвонил им. Вскоре в Центр приехали Аркадий Моисеевич Гальпер и Валерий Васильевич Дмитренко – «шефы» телескопа. Их тут же связали с экипажем.

– Работает ваша «Леночка», – сказал Рюмин, – шпильку подобрали из местных материалов – у нас их тут хватает. – И рассмеялся, представив, насколько огорошены его наземные собеседники.

– Вы понимаете, что они сделали! – Гальпер не мог сдержать своего восхищения. – Чтобы добраться до шпильки, надо весь телескоп разобрать! Понимаете, как это сложно?!

– Понимаем, – ответил Ветров, – а у них там ничего легкого нет...

– Невероятно. Это же высочайшее мастерство, высочайшее!

– Продолжим гамма-астрономию, – напомнил Ветров, – вас какие дни устраивают?

И начался уже привычный разговор о программе тех сеансов, которые отдавались в распоряжение физиков.

Эта область астрономии очень молода. И хотя гамма-излучения рассказывают о мощных процессах, идущих в глубинах Вселенной, «поймать» их, отделить от фонда чрезвычайно сложно. Энергия гамма-кванта велика, но потоки квантов малы, и это требует от ученых изобретательности, ювелирной точности в постановке каждого эксперимента. О том, насколько трудно их вести, свидетельствует такой факт: за всю космическую эпоху проведено всего лишь два орбитальных эксперимента, работа пока идет на высотных аэростатах.

Образное сравнение, помогающее понять главную проблему гамма-астрономии, принадлежит одному из ученых.

«Вы присутствовали на конкурсе хоров в Таллине? – спросил он. – Нет... Так вот, тысячи людей поют вместе, возможно ли выделить голос одного?.. А нам предстоит сделать нечто подобное – из разнообразных фоновых гамма-излучений отбирать то единственное, что рассказывает о процессах, идущих в глубинах Вселенной».

...Стартует в космос «Прогресс» с малогабаритным гамма-телескопом «Елена». Владимир Ляхов и Валерий Рюмин получают подробную инструкцию, как пользоваться новым прибором. Прежде всего его нужно переносить из «Прогресса» в станцию, потом в «Союз», вновь в «Салют-6», но уже в переходный отсек.

«Елена» нужна для регистрации гамма-квантов внутри космического комплекса. Несколько дней «путешествовал» телескоп вместе с космонавтами, а затем их попросили выяснить: откуда конкретно идут пойманные гамма-кванты – от Земли, от горизонта или от самой станции. Ляхов и Рюмин ставили «Елену» под разными углами к стенам станции, чтобы определить место рождения этих самых квантов.

Несколько серий измерений провели Ляхов и Рюмин. Пленку с результатами они привезли на Землю.

Теперь уже физики начали разбираться в том, что доставили космонавты. И были очень довольны: им стало ясно, какие именно гамма-кванты относятся к самой станции.

Для экспедиции Леонида Попова и Валерия Рюмина ученые разработали специальную программу исследований. Центр тяжести измерений был перенесен на околоземное пространство. Однако в приборе появились неполадки... Теперь понятно, почему так обрадовались физики, когда Валерий и Леонид сообщили, что «Леночка» работает...

Валерий Кубасов и Берталан Фаркаш захватили с собой первый комплект пленок, снятых основным экипажем экспедиции.

Но у ученых не было тех двух кассет, которые летали на аэростате.

Сыщик ясно осознавал, что найти грузовик нелегко. По дорогам района проезжали тысячи машин, большинство – транзитные, и не исключено, что парашют где-нибудь уже в Крыму или на Кавказе.

Физик целый день ездил с ним по постам ГАИ, в автохозяйства, по колхозам.

Вечером он зашел в комнату к инспектору.

– Так можно искать год и не найти, – сказал он, – я предлагаю иной путь.

Сыщик, уставший за день, недовольно поморщился: не очень приятно, когда непрофессионалы вмешиваются не в свое дело...

– Это жизнь, а она чуть сложнее, чем ваш телескоп.

– Возможно, – согласился физик, – но я предлагаю метод, проверенный историей. Помните Шерлока Холмса?

– Какая мне роль отводится – Ватсона? – не удержался от иронии Сыщик.

– Любая, – великодушно разрешил физик. – Хочу вас предупредить: завтра в девять вы должны быть в школе.

Еще на первом этаже нового чистенького школьного здания Сыщик услышал гул голосов, а распахнув дверь зала, увидел на сцене физика.

– Вот и наш инспектор подошел, – представил тот. – Проходите, пожалуйста, сюда, Иван Иванович...

Сыщик поднялся на сцену. В зале сидели мальчишки и девчонки – их было человек шестьдесят.

– Итак, я продолжаю. – Физик подошел к карте. – Мы работали на Камчатке... На самом севере. – Он ткнул указкой в карту. – Аэростат падал в этом направлении, – указка чиркнула по карте в сторону Якутска, – а через восемь часов самолеты потеряли аэростат... Наверное, что-то случилось с передатчиком, мы так и не выяснили этого... Почти две недели пытались найти парашют, а затем поняли – безнадежно. Аэростат мог улететь и на юг, и на север, и дальше на запад. Воздушные потоки мало изучены в этих районах... Прошло два года. И вдруг в наш институт приносят телеграмму: «Приезжайте, контейнер с пленками найден!» Я вылетел в Якутск. И встретился с охотниками, которые случайно натолкнулись на парашют с нашей аппаратурой в тайге... Представляете, почти два месяца они таскали эту аппаратуру на себе! И все ради того, чтобы она спустя два года все-таки попала в наши руки...

«О чем это он? – подумал Сыщик. – Лекцию читает?»

А физик уже рассказывал о телескопе «Елена», о том, как обращались с ним Владимир Ляхов и Валерий Рюмин, а теперь – Леонид Попов и вновь Валерий Рюмин. Потом он начал вспоминать тот день, когда запускали аэростат, как он летел к Тамбову, и, наконец, о пропаже парашюта.

– У меня к вам большая просьба. Если вы где-нибудь увидите вот такие кассеты, – физик достал из портфеля одну из них и поднял над головой, – скажите нам. Это имеет огромное значение для науки!.. Кто хочет внимательнее рассмотреть, пожалуйста, к столу.

Молча ребята разглядывали кассету и молча отходили.

«Глупость какая-то, – недоумевал Сыщик, – представление устраивает...»

Физик словно угадал его мысли.

– Хоть польза будет, – сказал он инспектору, – ребята узнали о гамма-астрономии, о том, как мы работаем... А там посмотрим...

...Сыщик вернулся в райцентр поздно вечером. Новая поездка по постам ГАИ ничего не дала. На столе он увидел записку: «Обязательно зайдите ко мне».

– Как хорошо, что я вас увидел, – встретил его физик, – через два часа уезжаю в Москву... Адрес я оставил у начальника милиции, они уже забрали и парашют и контейнер... К счастью, кассеты не успели вскрыть – не додумались, хотя один из них и увлекался радиотехникой – приемники делал...

– Кто? – не понял Сыщик.

– Воры. Им шелк понравился от парашюта и детали для радиоприемника. Толк понимают в технике. Парашют у них в сарае и был спрятан.

– Ребята помогли?

– Да, сын одного из них. После нашей беседы объяснил отцу, что надо отдать парашют... Тот и пришел в милицию...

– Невероятно!

– Классику надо не только читать, но и изучать. – Физик улыбался. – Дедуктивный метод – это ведь наука...

– Как будете встречать гостей? – поинтересовался Ветров в канун старта «Союза-37».

– Дружески и тепло, – ответил Леонид Попов.

– Праздничным столом, – добавил Валерий Рюмин. – Кое-что у нас припасено для «Тереков»...

Но сколько ни пытался выяснить Ветров, что именно готовит экипаж к встрече Виктора Горбатко и Фама Туана, «Днепры» отшучивались и не раскрывали свою тайну. А когда «Тереки» вплыли в станцию, они увидели... троих. Рядом с Поповым и Рюминым удобно устроился третий пассажир – олимпийский Мишка.

Первым из люка показался Фам Туан. Традиционные хлеб и соль... Фам Туан и Виктор Горбатко передают космическим долгожителям подарки с Земли: письма, свежие газеты, посылки. Но до праздничного застолья еще далеко – надо законсервировать корабль, отключить его системы, перевести на питание от станции. «Днепры» порываются помочь «Терекам» – у тех как раз острый период адаптации к невесомости, но Виктор и Фам заставляют Леонида и Валерия прежде всего прочитать письма. Ведь друзья безгранично соскучились по весточкам с Земли. Радио- и телесеансы – это, конечно, надежный мост, соединяющий станцию с Центром управления, но как приятно получить письмо, написанное близким и родным человеком! Литераторы сетуют, что умирает эпистолярный жанр, столь обогащавший общение людей в прошлом... Но вот идут космические полеты, с нетерпением ждут космонавты писем с Земли, и несколько дней – я тому свидетель – сотрудники Центра управления сочиняли свое послание «Днепрам»: чтобы было и по-деловому, и весело.

...Улыбается Валерий, уже третий раз перечитывает письмо от жены. Леонид устроился наверху, там, у потолка, – все-таки пользуются космонавты привычными понятиями: «пол», «потолок», «стена». А Горбатко с Туаном закончили свои первоочередные дела и уплыли в переходный отсек, Землей любуются. Она отсюда большая, во всех семи иллюминаторах видна. Внизу – Африка, справа один океан можешь разглядеть, слева – другой. Завораживает необычное зрелище, фантастическим кажется, и Фам Туан, умеющий скрывать свои эмоции, все-таки не выдерживает:

– Очень красиво... Очень... Я бесконечно счастлив, командир... Вначале думал, что как на самолете летаешь, а здесь все иное... Совсем иное...

Он уже видел родной Вьетнам. Они прошли во время выведения на орбиту чуть севернее, а потом вновь оказались неподалеку. Земля была покрыта тенью, там царила ночь, но яркие огоньки, словно специально зажженные для них, помогли узнать родину Туана. Он смотрел вниз долго, Виктор не мешал ему, понимая, сколько чувств, волнующих и светлых, всколыхнулось в душе «железного Фама».

Верно подметил один из космонавтов, познакомившись в Звездном городке с Фамом Туаном: «Я преклонюсь перед такими людьми. Они словно отлиты из металла». Он имел в виду огромное самообладание и выдержку Фама, его упорство и мужество – без этих качеств нельзя стать первоклассным летчиком, каким стал Фам Туан. И космонавтом тоже! При старте у Фама Туана пульс был 78 ударов в минуту! Спокойный, уверенный в командире, в себе, в советской технике, с которой он хорошо знаком, с полным знанием программы полета – так уходил в космос Фам Туан.

...Глубокая ночь на Земле, космонавты разместились за праздничным столом, где сегодня много свежей зелени и фруктов. О чем они говорят? О Земле, настоящей мужской дружбе, о товарищах по Звездному городку, о своих мечтах, о первом совместном рабочем дне на «Салюте-6»...

Сыщик растерялся. Гречко, Макаров, Аксенов, Коваленок, Рукавишников, Попович, Севастьянов... Космонавты в зале Центра управления, в холлах на первом и втором этажах, в буфете...

Час между сеансами связи.

Ветров представил инспектора космонавтам.

– Он меня терроризирует пришельцами, – пожаловался Ветров. – Вы летаете, вот и разбирайтесь сами.

– А чего волноваться, не понимаю, – сказал Олег Макаров. – Чем только люди не увлекаются – диву даешься. Ну и пусть носятся со своими пришельцами, если нравится...

– Это все гораздо серьезнее, – не согласился Георгий Гречко. – Вымыслы выдаются за факты, за серьезную науку. Меня на каждой встрече спрашивают о пришельцах и «тарелочках». Нет, говорю, не видел. Не верят! Словно я что-то скрываю... Но ведь действительно не видел!

– Помнишь контейнеры с отходами? – спросил Макаров.

– Ну, это классический пример «тарелочек»! – Гречко почему-то обрадовался. – Вы знаете о нем?

– Нет, – ответил Сыщик.

– Идет грузовик на стыковку к нам. Вдруг на телеэкране появляется точка, медленно движется в сторону... Мы с Юрой Романенко сразу определили – это один из контейнеров с отходами, который мы выбросили в космос со станции... А на Земле уже легенда, мол, вокруг «Салюта» корабли инопланетян шныряют. А эти контейнеры, верно, нас сопровождали, пока мы орбиту станции не изменили – во время коррекции...

– Как же наблюдения американцев? – спросил Сыщик.

– Это уже по моей части, – вмешался Виталий Севастьянов, – не раз говорил с астронавтами об их полетах. И о «тарелочках» тоже. Ни один из них не видел их! В том числе и Армстронг. А Чарльз Конрад, который летал на «Джемини», «Аполлоне» и «Скайлэбе» – на него часто ссылаются, – рассказывал, что, когда они возвращались с Луны и до посадки оставалось всего четыре часа с небольшим, то они увидели необычное явление. Земля полностью затмила Солнце, она освещалась только Луной. В центре Земли светилась яркая точка – это Луна отражалась на облаках. А потом Конраду приписывали, что он «тарелку» наблюдал, а не Луну… Вот так рождаются мифы. Кстати, тут пресс-конференция будет с экипажем «Салюта-6», там есть вопрос о «тарелочках»...

– И все-таки что-то за этим стоит, – размышлял Олег Макаров, – я думаю, это реакция на утерю мечты... Представьте, еще четверть века назад люди были уверены – жизнь в Солнечной системе есть...

– Первый экипаж, вернувшийся с Луны, держали в карантине три недели, – вставил Ветров.

– Вот именно! А космонавтика лишила людей этой мечты: нет жизни ни на Луне, ни на Марсе, ни на Венере. Значит, и в Солнечной системе... Мы одни... А разве легко принять одиночество? И пришельцы – это реакция на отсутствие мечты... Я не осуждаю тех, кто увлекается ими...

– Только не надо это выдавать за науку, – добавил Гречко. – Когда переходят эту грань, рождается невежество... И на нем подчас спекулируют. А если «тарелки» развивают интерес к астрономии, космонавтике, познанию атмосферы – это полезно. Но, к сожалению, непонятные явления природы не интересуют «тарелочников», все больше корабли инопланетян им подавай... Ну, а что делать, если они к нам так и не прилетали?

– Но ведь разум во Вселенной есть! – не сдавался Сыщик.

– Безусловно. И этой проблемой серьезно занимается астрофизики и биологи, – ответил Гречко. – Но судя по последним данным, до населенных планет в галактиках далеко, очень далеко. Даже трудно сказать, сможем ли мы когда-нибудь до них добраться.

– А оттуда до нас?

– Для этого должен появиться иной мир техники, – заметил Севастьянов, – совсем иной... Опять-таки мы не ложем его даже представить!.. А по тем описаниям, которые приводятся фантастами и «тарелочниками», корабли инопланетян слишком уж похожи на наши, а ведь на них летать не только к звездам, но и к планетам невозможно...

«До сеанса связи – одна минута!» – прозвучало по Центру управления.

Началась пресс-конференция.

– Вопрос Попову и Рюмину, – сказал Виктор Благов, который был на связи с экипажем. – Вы уже давно находитесь в полете, наблюдали ли что-то необычное?

– Много интересного, – ответил Попов, – ведь была весна, а теперь лето...

– «Летающих тарелочек» ни разу не видели, – по-своему понял вопрос Рюмин, – уже скоро год, как в космосе, а они не встречались... Так что вынужден разочаровать тех, кто в них верит.

Они выбрались из Центра управления под утро. Когда въехали в город, уже стало светать.

– Понравилось? – спросил Ветров инспектора.

– Словно в каком-то фантастическом мире побывал. И ребята доброжелательные на редкость... Вот только жаль, пришельцев не встречали. – Сыщик улыбнулся.

– Пришельцы... пришельцы... – Ветров замолчал, задумался.

– Фантастика?

– По-моему, не очень это интересно... Слишком просто, что ли... Как селениты, венерианцы и марсиане... Когда мы были на Земле, они, конечно, поражали воображение – еще бы, такие каналы на Марсе отгрохали!.. Их нет, а каналы есть...

– Так то каналы от метеоритов.

– Как и когда это было? И почему? Неужели это не увлекает? – Ветров взглянул на инспектора. – Вам хотелось бы побродить по марсианским пустыням?

– Наверное.

– И мне тоже! И Макарову, и Гречко, и Аксенову – всем! Во имя таких полетов и работаем... А пришельцы? Они у вас какие-то соглядатаи... И уж очень примитивные.

– Но ведь пишут...

– У науки всегда были и будут попутчики. К сожалению, это диалектика. Нет ни единого факта – придумаем! Существуют космические полеты – значит, космонавты и астронавты что-то видели! А если нет, не поверим... Кстати, на незнании все темное в истории человечества держалось. Религия, невежество, мракобесие... Так что ваши «пришельцы» – не наука, а иллюзия... бесплодная иллюзия.

– Но ведь так убедительно написано...

– А почему вы считаете, что серьезные ученые столь равнодушны к этим «фактам»? – спросил Ветров, вспомнив «доклад» Сыщика. – Нельзя гипотезы строить на пустом месте...

Ученые и в прошлом и сейчас ищут только такие факты, которые воспринимаются наукой без всяких кавычек. И пока не находят ничего, что свидетельствует об истинных визитах инопланетян.

– А если факты все-таки появятся?

– Тогда будем анализировать. – Ветров улыбнулся. – ...А вы молодец! Быстро нашли тех, с аэростатом.

– Тамбовских пришельцев? – рассмеялся инспектор. – Это один физик нашел. Любопытный паренек, и тоже увлеченный... И удачливый – ему случай помог, а в нашем деле на него рассчитывать нельзя.

– Это верно, – согласился Ветров, – хотя чуть-чуть удачи никогда не помешает. Не правда ли?

– Найду вашу машину, обязательно. Версий много, но одна за другой отпадают... Останется единственная, которая и выведет на угонщика. И тогда будем вместе удивляться – до чего же все просто было, а так долго искали истину...

Ветров не ответил. Он думал о том, что инспектор прав: истины всегда просты, но как трудно убеждаться в этом...