Ничто не приходит само собой. Не были исклю­чением из этого правила и размышления Циолков­ского о технике космического полета. Они возник­ли почти одновременно с идеей послать сигналы на Марс после того, как Константин Эдуардович про­читал брошюру петербургского изобретателя А. П. Федорова с длинным, но точным названием «Новый способ полета, исключающий атмосферу как опорную среду».

Ссылка Циолковского на эту брошюру общеиз­вестна. Общеизвестно и то, что Константин Эдуардо­вич сравнивал ее с яблоком, толкнувшим Ньютона к открытию всемирного тяготения. Но, сознаюсь, лишь сейчас, работая над подробным жизнеописа­нием Циолковского, я прочитал эту тоненькую кни­жицу. Ее страницы объясняют нам многое. Осо­бенно ярко проявляют они сходство судеб двух лю­дей, никогда не знавших друг друга. Несмотря на то, что Федоров жил в Санкт-Петербурге, столичному изобретателю было ничуть не легче, нежели провин­циальному.

«Дело воздухоплавания, — писал Федоров, — серьезное дело, требующее для своего осуществле­ния громадного труда, громадных материальных из­держек и, во всяком случае, по выражению нашего знаменитого поэта — «не по плечу одному». Поэтому-то целью настоящей брошюры и является желание ознакомить с сущностью моего изобретения всех интересующихся делом воздухоплавания и найти средство этих последних в осуществлении моего проекта.

Лишь худое дело боится света, а для хорошего чем больше его, тем лучше. И потому я с благодар­ностью приму всякое указание на ошибки и темные стороны в моем проекте, могущие найтись в нем, как и во всяком деле, и на каждое замечание отвечу, по возможности, письменно или печатно. Также, соз­навая невозможность одному справиться с осущест­влением моего проекта, я буду глубоко признателен каждому, кто выразит желание поддержать мое дело своим авторитетом, влиянием, познанием, опытно­стью, материальными средствами или даже простым выражением сочувствия, так как и оно дает уверен­ность, что результат, достигнутый многолетним упорным трудом, не пропадет бесплодно и что я «не один в поле воин».

Предисловие Федорова не могло не взволновать Циолковского. Перед ним лежала работа такого же, как и он, горемыки, непонятого, не сумевшего до­биться признания своих взглядов. Но за что же ра­товал Федоров? Что представляли собой его замыс­лы? Циолковский начал читать брошюру, и рассуж­дения автора показались ему интересными.

Перво-наперво петербургский изобретатель разо­брал проекты своих предшественников. Все они при­нимали атмосферу за опорную среду для полетов. Ни один не отважился сойти с проторенной дороги: способы, удобные при плавании по воде, казались большинству изобретателей ключом к раскрытию тайны полетов.

Раскритиковав воздухоплавателей, Федоров пе­решел к анализу полета птиц, к объяснению того, как возникает на их крыльях подъемная сила, — и вдруг ошеломляющий вывод: «Очевидно, что принцип полета птицы и ракеты один и тот же с механической точки зрения, ибо разница лишь в том, что ракета получа­ет сжатый газ от горящего пороха, а птица сжима­ет находящийся под ней воздух».

Сравнение птицы с ракетой заставляет Циолков­ского насторожиться: о, тут, кажется, надо ждать неожиданностей. И они не замедлили заявить о себе в следующей главе.

Федоров предложил построить принципиально новый летательный аппарат. Он привел в своей кни­ге его схему: из специального газогенератора в ци­линдрическую камеру поступают горячие газы. Газы спешат расшириться. Они давят при этом на стенки камеры. Но у камеры нет дна, и потому ничто не уравновешивает силу давления газов на «потолок». Этой неуравновешенной силе и предстояло поднять необычный летательный аппарат, независимо от то­го, находится ли он в атмосфере или в пустоте.

Вот он, прибор, способный оторваться от Земли и умчаться в межзвездные дали! Мысль поразила Циолковского своей новизной, и он погрузился в ее разработку.

Как молодое вино бродили в голове Циолковско­го идеи, навеянные Федоровым. В памяти всплыло все то, о чем думалось еще в 1883 году. Рождалась ревность.

Неужто занятия аэростатом заняли так много вре­мени, что он снова рискует опоздать, как опоздал, разрабатывая кинетическую теорию газов? Неужели его опередят другие?

Что греха таить, Циолковский был честолюбив (если только это можно считать грехом). Пружина честолюбия гнала его вперед. Вот почему книга Фе­дорова произвела на Константина Эдуардовича боль­шое впечатление. Не случайно он сравнил ее впослед­ствии с яблоком, толкнувшим Ньютона к открытию закона всемирного тяготения.

Поток идей нарастал, рвался на простор. Рука тянулась к вычислениям, а фантазия рисовала такие ошеломляющие картины, что даже дух захватывало: неужто это когда-нибудь случится наяву?

Но сомневаться не приходится. Выводы непоколе­бимы. Просматривая свои формулы и расчеты, Циол­ковский знает: рано или поздно, человечество прорвет­ся в межпланетные просторы! Едва осязаемая вна­чале, идея окрепла. Формулы заземлили ее, прикова­ли к бумаге. Да, пока к бумаге, чтобы приблизить тот час, когда она воплотится в металл...

Выписывая эти формулы, увлекаясь логикой ма­тематического анализа, Циолковский еще не знает, что за полтора десятка лет до него о таком расчете мечтал другой человек. Так же, как и А. П. Федоров, он разглядел в ракете новый, еще не использованный человечеством принцип воздухоплавания.

Молодой человек был повешен. Рука, снаряжав­шая бомбу, брошенную в Александра II, так и не успела вывести формулы, честь открытия которых спустя полтора десятка лет выпала на долю Циол­ковского. Казненного революционера звали Николай Иванович Кибальчич. Но только два десятка лет спустя узнал Циолковский его имя, услышал, в каких страшных условиях думал о людях человек, обречен­ный на смерть*.

*О том, как Циолковский узнал про Кибальчича, увлека­тельно рассказал Н. Саламанов. Его статья, содержащая ре­зультаты интересного поиска и личных впечатлений, «Циолков­ский и Кибальчич» была опубликована в журнале «Огонек» № 8 за 1961 год

Закончив математические записи, Константин Эдуардович по привычке поставил дату: 10 мая 1897 года. Разумеется, он ни на секунду не подозре­вал при этом, сколько радости доставит впоследствии историкам находка этих пожелтевших и измятых ли­стков. Ведь, написав дату вычислений, Циолковский, сам того не ведая, закрепил свое первенство в вопро­сах научного освоения космоса.

Математические выводы окончены. Но, как ни странно, Константин Эдуардович не испытал удовле­творения. Языка математики, обычно такого емкого и вполне исчерпывающего, на этот раз ему не хватало.

Расчеты дали опору фантазии, и она разыгралась не на шутку. Циолковский-ученый звал себе на подмогу Циолковского-писателя.

«В этом же году, — вспоминал он впоследствии, — после многих вычислений я написал повесть «Вне Земли», которая была помещена в журнале «Природа и люди» и даже издана особой книгой»*.

* Эта запись ученого не совсем верна. В ту пору он лишь набросал план повести и написал первые ее главы. (Примеча­ние автора.)

Читатель этой повести не найдет на ее страницах ярких человеческих образов. Искусство раскры­вать характеры людей не было доступно Циол­ковскому. Но зато в ней щедро представлено другое, без чего немыслимо подлинно художественное про­изведение, — бездна мыслей, множество правдивых, ярких и очень точных научно-технических описаний.

Основа всех событий повести — международное сотрудничество ученых. И тут Константин Эдуардович оказался провидцем. Время, до которого он не до­жил, подтвердило: да, именно так, коллективно, уда­лось совершить крупнейшие открытия XX столетия! Многолетние поиски исследователей разных стран освободили энергию атома. Работы, начатые некогда Циолковским, впитав в себя множество разнообраз­ных достижений современной техники, привели чело­вечество к прорыву в космос. Международный гео­физический год показал, что исследователям легче работать, чувствуя плечо товарища по профессии.

Герои повести «Вне Земли» поселились в замке, расположенном между отрогами Гималаев. Их было шестеро: француз Лаплас, англичанин Ньютон, немец Гельмгольц, итальянец Галилей, американец Франк­лин и русский Иванов. Неспроста наделил их Циол­ковский именами людей, прославивших свои народы в науке, сделал русского ученого душой нового дела, инициатором первого космического путешествия. При­мечателен и разговор, с которого началась работа интернационального коллектива исследователей. Мно­гое в интонациях и репликах ученых созвучно сего­дняшнему дню.

« —Русский, вероятно, придумал гигантскую пушку, — перебил в свою очередь американец Франк­лин. — Но, во-первых, это не ново, а во-вторых — аб­солютно невозможно.

— Ведь мы же это достаточно обсудили и давно отвергли, — добавил Ньютон.

Пожалуй, я и придумал пушку, - согласился Иванов, — но пушку летающую, с тонкими стенками и пускающую вместо ядер газы... Слышали вы про такую пушку?

— Ничего не понимаю! — сказал француз.

— А дело просто: я говорю про подобие ракеты».

Итак, ракета! Циолковский твердо произнес это слово. Сомнений не было — он нашел то, что искал. Ключ ко входу во вселенную подобран. И устами русского ученого Иванова Константин Эдуардович заговорил в полный голос о грандиозной ракете.

Под фамилией Иванова скрывался сам автор. Об­ратите внимание, как представляет Циолковский Ива­нова читателям: «...большой фантазер, хотя и с огром­ными познаниями, он больше всех был мыслителем и чаще других возбуждал те странные вопросы, один из которых уже обсуждался в истекший день нашим обществом». Другая деталь, заставляющая вспомнить годы юности Циолковского: в разгаре научной дис­куссии у Иванова голодный обморок. Увлекшись про­ектом, он несколько дней ничего не ел. Ну, и, наконец, главное, что роднит автора и его героя, - это идеи Иванова, хорошо знакомые нам по трудам Циолков­ского.

Однако, описав в первых главах подготовку к пу­тешествию в занебесье, Константин Эдуардович от­ложил повесть. Времени мало. Нужно торопиться с обработкой результатов опытов с аэродинамической трубой. Циолковский углубился в составление отчета для Академии наук. Героям «Вне Земли» пришлось полежать в папке, ожидая своего часа. Циолковский выпустил их в свет почти двадцать лет спустя, когда в 1918 году повесть начала печататься на страницах журнала «Природа и люди».

Правда, закончив аэродинамические исследования, Циолковский вернулся к проблемам космоса. На этот раз это случилось не в свободной от расчетов лите­ратурной форме. Константин Эдуардович изложил свои мысли в большой, серьезной работе «Исследова­ние мировых пространств реактивными приборами». Новый труд увидел свет при обстоятельствах не со­всем обычных.