"Знание-сила" №9 за 1947 год

— Можно считать осмотр конченным, — сказал Давыдов, беспрерывно вытирая мокрое от пота лицо, — здесь то же самое, что и на втором участке. Вторая гряда костей. Я исследовал двадцать лет назад к северу отсюда, в урочище Бозабы на правом берегу Чу, еще большую гряду костей. Она тридцать километров в длину, Подобные гигантские кладбища есть и в долине реки Или, и в Каратау, и около Ташкента. И все они такие — из беспорядочно перемешанных миллионов костей, но ни одного целого скелета или черепа. Для изучения материал почти непригоден. Это остатки размытых когда-то кладбищ динозавров, кладбищ, которые превосходят вся­кое воображение по своим размерам.

— У вас есть какие-нибудь новые соображения относительно этих «полей смерти», Илья Андреевич? — спросил помощник. — В опубликованных работах вы...

— Высказался неясно, — перебил Давыдов. — Не только неясно, но и неверно. Я тогда не представлял себе полностью масштабов явления!

— А теперь что вы думаете, Илья Андреевич?

— Не знаю, просто не знаю, и не думаю... — резко сказал Давыдов. — Ну хорошо, нужно итти. Если я через три часа уеду, то к вечеру буду на Луговой. Поезд в Москву идет в час ночи.

— А мне продолжать наблюдения?

— Разумеется. Подыщите помощников для разборки костей. В массе обломков кое-что попадается и путное. Наконец, на других участках опять могут встретиться новые скопления. Хотя если будут продолжаться галеч­ники и конгломераты, то все будет то же самое. Я не надеюсь уже на это строительство. Вот №5 — там другой характер отложений: пески и гравий, песчаники почти без гальки. Отложения мелких спокойных потоков и даже частично ветровые. Но Старожилов оттуда ничего не сообщил интересного за полгода работы. Сидит безрезультатно, захандрил бедняга...

В большой комнате для занятий аспирантов находилось трое молодых людей. Один, взгромоздясь на стол, держал оживленную речь к девушке, поместившей­ся в углу за маленьким столиком и внимательно слу­шавшей.

— Настоящий исторический момент, — говорил сидев­ший на столе, яростно теребя свои густые рыжеватые волосы, — определяет очень многое в будущей судьбе человечества. Сила атомных бомб сокрушительна! Наша геология и палеонтология — вовсе не самое важное, и заставляет меня сомневаться в правильности выбора специальности. Я чувствую себя как-то в стороне от на­стоящей жизни. Хочется быть в рядах тех, кто создает атомную энергетику для нашей родины. Страна со­циализма должна иметь са­мую могучую и передовую физику. Верно, Женя?

— Все это верно, — отвеча­ла ему девушка, — но если кто не способен к математи­ке? Я вот не люблю ее, как же я могу работать по физике...

Не так страшно! По-моему, для некоторых раз­делов физики вовсе не требуется много математики... Ты что качаешь головой? — повернулся он к другому аспиранту, молчаливо прислушивавшемуся к разговору.

— А все-таки, как интересна палеонтология! — вздохнула девушка, названная Женей. — Конечно, физика важнее. Но мне кажется, и тут можно принести много пользы. Знание...

Дверь с шумом распахнулась, и в комнату влетела ху­денькая стройная девушка со свертком миллиметровки в руках.

— Ребята, приехал Илья Андреевич. Я видела его в канцелярии. Сказал — сейчас к нам зайдет.

— А я не подготовила свои материалы! — с досадой сказала Женя, оглядываясь на дверь.

— Заболталась с Михаилом! Смотри! Сейчас придет...

Будет пугать, Тамара, — Женя рассердилась и покраснела, — мы с Михаилом о серьезных вещах говорили, а ты все перебила!

Знаю, о каких серьезных вещах. Бросать палеонтологию, идти делать атомную энергию. Так тебя сразу и возьмут. Гений пропадает непризнанный. Давайте-ка спросим у Ильи Андреевича, как он к этому делу отнесется. Он, когда сердитый, говорят, мастер ругаться черными словами.

— Ты с ума сошла, Том, — заволновался Михаил, — разве можно... сказать большому ученому... Мы, мол, не считаем его науку важной! Мы — его аспиранты!

— А вот возьму и спрошу, — заупрямилась Тамара, — Надо наконец поставить точку на всех наших разговорах. Ты Женю ими замучил, да и мне надоел...

В дверь громко постучали. Михаил мгновенно спрыг­нул со стола, Женя невольно поправила волосы. Вошел Давыдов, широко улыбаясь, загорелый, бодрый и громоздкий, поздоровался, в нескольких словах рассказал о своей поездке. Отодвинул стул и уселся.

— А теперь вы рассказывайте о своей работе. Какие достижения и вопросы. Начнем хотя бы с вас, Тамара Николаевна!

Тамара улыбнулась слегка смущенно своим широким ртом, показав выступающие зубы.

— А можно вас сначала спросить по общему вопросу, Илья Андреевич? — начала она. — Вы не торопитесь?

Михаил за спиной Давыдова в комическом ужасе за­катил глаза.

— Нисколько не тороплюсь — ответил Давыдов, — и вы знаете, я люблю, когда меня спрашивают.

— Илья Андреевич, Михаил... мы все обсуждали, правильно ли сделали выбор специальности. В такое время наши ископаемые кости... вот Михаил говорит — надо бы заниматься физикой. Пугает атомной бомбой. Договорился до того, что сейчас для занятия палеонтологией не время — молодежи надо сосредоточить все свои силы на техническом создании атомной энергии. И мы были на докладе Петрова — не совсем понятно, но страшно интересно... — Тамара выпалила все это одним духом, запну­лась, вздохнула и поспешно закончила: — Я хотела спросить вашего мнения по этому поводу. Что вы нам посоветуете?..

Давыдов стал серьезным, нахмурился и, против ожи­дания Тамары, нисколько не рассердился. Он медленно вытащил портсигар.

— Окно открыто, — значит, можно курить. Вопрос серьез­ный. Я хорошо вас понимаю. Во время крупных пере­воротов в технике, те дисциплины, которые стоят в сто­роне, должны казаться неважными. И вы, молодежь, естественно, колеблетесь, несмотря на уже приобретен­ную специальность. Я бы тоже колебался... но вот что я вам скажу... — Давыдов зажег папиросу, задумчиво посмотрел на поднимавшийся вверх дым.

— Есть люди, — медленно начал профессор, — безразличные в выборе научного пути. Случай, выгода — и они будут заниматься чем угодно. И даже с большим успехом, с хорошими результатами. Но я не считаю их настоящими учеными. Все-таки выбор науки, что там ни говорите, определяется личными склонностями, спо­собностями и вкусами. Только тогда, когда ваш ум будет ловить знание, требовать его, как задыхающийся — воз­дух, — тогда вы будете подлинными творцами науки. Не щадящими сил в своем движении вперед, сливающими свою личность с наукой. Я сам вначале колебался, по образованию я инженер, люблю технику. И все же основные мои склонности — исторические. Вот я и зани­маюсь древнейшей историей земли и жизни. Худо ли, хорошо ли, но это заполняет всю мою жизнь целиком. Конечно, может быть жаль, что я не физик, не творю важнейшее для настоящего момента, но тут дело в ком­бинации моих способностей и интересов, которые при­несут наибольший эффект, если будут гармонировать с избранным путем. Больше всего бойтесь сомнения, хо­лодности, неполноценности: а стоит ли? а зачем? Тогда грош вам цена!..

Потом не стоит преуменьшать зна­чение нашей науки. Ее «завтрашний день» дальше, чем у других отраслей знания, она сделается необходимой позже других. Но сделается. Тогда мы сможем вплотную взяться за че­ловека. Наш организм — это исто­рически сложившаяся сложнейшая комбинация эволюционных наслое­ний от рыбы до высшего млекопита­ющего. И понять биологию человека по-настоящему без изучения всей эволюционной лестницы нельзя. А от этого целиком зависит медицина бу­дущего, сохранение человека как вида, и еще многое другое. Сейчас эти вопросы еще далеки от нас, но приближаются с каждым днем. И мы готовим для них точную основу знания. Бросить наше дело нельзя еще потому, что необходим общий подъем культуры и знания, широкий кругозор человека будущего. Наука имеет свои законы развития, не всегда совпадающие с требованиями сегодняшнего дня. И ученый не мо­жет быть только в современности. Он должен быть впереди, иначе он бу­дет только чиновником. Без совре­менности — фантазер, без будущего тупица. А ведь еще Петр Великий это хорошо понимал, вспомните его указ о непременном сборе ископаемых костей, это в те-то тяжелые времена, в бедной и бескуль­турной стране!

Давыдов потушил папиросу и по рассеянности бросил ее на пол. Аспиранты этого не заметили. Женя перегну­лась боком через стол, глядя на Давыдова. Тамара стояла с победно поднятой головой, а Михаил хмуро опустил глаза.

— Теперь о другой стороне вашего вопроса, — про­должал Давыдов. — Тут тоже не следует преувеличивать. Сила атомного оружия безусловно очень велика, но от­нюдь не абсолютна. Кроме того, мы достаточно сильны, чтобы развивать науки, не связанные непосредственно с техникой.

Потом представляете ли вы как следует, что такое атомная энергия сейчас? Большая часть элементов из числа всех 92 обладает весьма и весьма устойчи­выми ядрами. Чтобы разбить их, нужно приложить энер­гию большую, чем мы получим от их распада. И это не случайно. За миллиарды лет формирования вещества нашей планеты, как и других планет в процессах изме­нения звездного вещества, произошел как бы отбор — все неустойчивое распалось, перегорело, так сказать, пе­решло в устойчивые формы. Менее стойкие по отноше­нию к распаду элементы начала Менделеевской табли­цы¹), вплоть до кислорода, особенно литий, бериллий, бор, углерод. Но такая атомная машина будет работать только в условиях колоссальных масс вещества, чудо­вищных температур и давлений. В звездах именно эти элементы и составляют основу их энергетики. Мы пока еще не можем их использовать, по-моему, и не скоро сможем — нужны особые количественные условия для их цепных реакций. Сейчас мы подошли к использованию цепных реакций в элементах самого конца Менделеевской таблицы, самых тяжелых по своим атомным весам. Это тоже не случайно — самые тяжелые элементы очень богаты нейтронами²) и легко распадаются, осуществляя цепную нейтронную реакцию³) — единственную, которую мы можем технически использовать в настоящий мо­мент. И этот распад отнюдь не следует представлять как полный распад всего атома полностью. Атом тяжелого элемента как бы раскалывается на две части, каждая из которых дает устойчивые элементы средней части Мен­делеевской таблицы. При этом освобождается частично энергия, которая и есть энергия атомной бомбы. Тут еще очень далеко до полного распада и не менее далеко до цепной реакции с устойчивыми элементами.

¹) Менделеевская таблица — система химических эле­ментов, созданная Д. И. Менделеевым на основе сово­купности химических и физических свойств атомов.

²) Нейтрон — составная частица атомного ядра, не не­сущая электрического заряда, но одинаковая по весу с протоном — положительно заряженной ядерной частицей.

³) Нейтронная цепная реакция — цепная реакция, проходящая посредством испускания нейтронов распадающимися ядрами атомов.

- Есть люди, — медленно начал профессор, — безразличные в выборе научного пути.

— Это вам понятно, Михаил Александрович? Так сде­лаем теперь выводы. Пока наше овладение атомной энергией сводится к овладению, еще далеко не полному, способностью самого тяжелого элемента — урана — по­следнего в таблице — распадаться на два более легких элемента. Это еще не есть овладение энергией любого вещества, так как вам представляется.

Уран по своему положению в таблице находится на самом пределе естественных устойчивых элементов. Вы знаете, что можно повысить атомный вес урана и полу­чить искусственные элементы, выходящие уже за пределы таблицы — нептуний и плутоний — 93 и 94 искус­ственные элементы. Уран можно превращать и дальше, создавая элементы 95 и 96 (америций и кюрий) и так далее — до сотого или больше номера.

Все они неустойчивы, подвергаются полураспаду. Энер­гия полураспада плутония и составляет взрывную силу атомных бомб, так же как и энергия неустойчивой фор­мы урана — так называемого изотопа 235¹). Несомненно в космических процессах превращения материи более тяжелые чем уран элементы ранее существовали, но впоследствии перешли в устойчивые формы основных 92. Потому уран мы можем рассматривать как остаток этих сверхтяжелых элементов, уцелевший вслед­ствие своего рассеянного состояния, вдобавок приуроченный в своем нахождении к верхним зонам земной коры, где он устойчив в условиях сравнительно неболь­ших температур и давлений.

1) Изотоп — химический элемент, отличающийся по весу (атомному) от типичного элемента, но занимающий одно с ним место в Менделеевской таблице.

Уран и, вероятно, второй близкий к нему тяжелый элемент торий надолго останутся основой атомной энергетики, ибо между использованием способности урана к полураспаду и использованием энергии вещества других элементов лежит глубокая пропасть, которую мы вряд ли скоро перейдем!

Но уран и торий — крайне редкие элементы, запасы их в мире очень незначительны. Отсюда следует, что пока накопление запасов взрывчатого вещества для атомных бомб и ракет весьма ограничено...

— Вас к телефону, Илья Андреевич. Вызов с междугородней, — послышался голос из-за двери.

— Сейчас, сейчас! — Давыдов с мучительным выражением наморщил лоб. — Ну, вот то, что я хотел вам рассказать об атомной энергии... Урана немного, его за­пасы могут быть израсходованы очень быстро. Поэтому, глядя в будущее, мы должны изыскать крупные запасы этого драгоценного вещества. И мы... — профессор вдруг умолк, поглаживая висок и глядя остановившимся взором поверх голов своих собеседников.

Там, внизу, отчетливо виднелись бо­розда, распоровшая дно долины, насыпь огромной плотины, груды зем­ли, глубокие котлованы...

Крупные запасы урана... огарки формирования планеты, — тихо забормотал Давыдов — Эх, чорт и трижды чорт! Так ... — профессор словно поперхнулся и быстро вышел из аспирантской комнаты.

— Что это случилось с Ильей Андреевичем? — воскликнула Тамара, нарушая общее недоуменное молчание. — Я могу поклясться, что он чуть было не сказал черного слова!

— Что ты выдумываешь, Тамара, — негодующе возра­зила Женя, — просто его перебили с этим несчастным телефоном. И все нам испортили... так интересно он говорил!

— Уверяю тебя, что с ним что-то произошло, тебе из-за шкафа не было видно. Он сделался не в себе, будто привидение увидел.

— Верно, верно, Том, — поддержал Михаил, — я тоже видел. Может быть, ему пришла в голову важная мысль?

Догадка Михаила была правильной. Давыдов шагал по коридору, и все его мысли сосредоточились вокруг внезапно возникшей идеи. Ученый перенесся на два года назад, когда под впечатлением страшной волны, разрушившей остров, он всматривался с борта парохода в глубину океана и в мозгу формировалась еще робкая догадка о силах, вызывающих движения земной коры. И теперь разве не сама судьба дает ему в руки доказательство правильности его предположений!

Механически Давидов взял трубку, вяло повторяя в нее «слушаю!», а мысли неслись в голове, развертываясь длинной логической цепью. Ответа не было, но профессор продолжал прижимать трубку к уху, думая о своем.

Двадцать лет мучила Давыдова загадка полей смерти динозавров в Средней Азии. Вдоль подножия Тянь-Шаня тянутся гигантские скопления костей огромных ящеров. Миллионы особей самого различного возраста и величины погребены в этих скоплениях. Но раньше они были еще гораздо больше, так как мы имеем дело лишь с остаточными скоплениями, размытыми в третичное время¹) при дальнейшем поднятии гор. Что могло вызвать такую массовую гибель именно в этом месте? Не вымирание же вдруг от каких-то неизвестных причин! Нет, массовая гибель динозавров совпала по времени с началом великой альпийской эпохи горообразования, поднявшей хребту Тянь-Шаня, Гималаи, Кавказ и Альпы. Совпала и в пространстве, территориально. Эти хребты тогда, семь­десят миллионов лет назад, были такими же медленно сжимавшимися огромными складками на окраинах древних морей, какие сейчас вспучиваются вдоль берегов Тихого океана! Только тогда, в эпоху альпийского горообразования, складки были еще большие, еще более силь­ные и длительные напряжения развивались здесь в зем­ной коре. Теперь эти слои пород, смятые и вдавленные вглубь земли, непрерывно поднимаются и создают пояс высочайших горных хребтов, как впоследствии будет на Тихом океане. Но если образующие складки и горы силы в глубинах земной коры обязаны энергии цепных реакций полураспада урана или других сверхтяжелых элементов, то нет ничего невероятного, что энергия цепных реак­ций в некоторых областях прорывалась наружу, хотя бы в виде мощного излучения. Образовался обширный район, в течение тысячелетий смертельный — для живого насе­ления нашей планеты, в котором животные гибли миллио­нами, снова и снова передвигаясь сюда из безопасных областей. Более мелкие остатки не сохранились в процес­сах перемыва, а прочные, огромные кости динозавра и сейчас удивляют нас своими непомерными количествами. Такое совладение не случайно.

Образовался обширный район, в котором животные гибли миллио­нами.

1) Третичное время — или третичный период — непо­средственно следовавший за меловым период историй Земли, длившийся около 59 миллионов лет и окончившийся за миллион лет до нашего времени.

А что, если не случайно и другое совпадение — поче­му мы нашли следы звездных пришельцев тоже в области горных поднятий того времени?

Мощное излучение, губительное для динозавров, разу­меется, можно уловить прибором... Тогда, если они бродили там, где тысячелетия спустя началась массовая гибель динозавров, — значит, они искали источник атом­ной энергии... Может быть, для возвращения обратно, на свою планету... Но если так, то, чорт возьми, два важнейших следствия — нам нужно искать следов звез­дных пришельцев, этих небесных гостей Земли, именно здесь, вдоль Тянь-Шаня и Гималаев, самых молодых го­рообразовательных зон Земли. Именно там, где мы и ищем их! И второе — если горообразовательные про­цессы и вулканизм обязаны тому, что и земной коре вре­мя от времени создаются концентрации урана или других сверхтяжелых элементов, вступающих в цепную реакцию, то можно ожидать встретить остатки этих концентраций на доступных нам глубинах земной коры в соответствую­щих областях... Вот если бы удалось найти еще раз следы нескольких гостей в областях горообразовании, — у меня была бы уже уверенность в том, что...

— Говорите? — неожиданно раздался в трубке голос. — Соединяю с Алма-Ата!

Давыдов вздрогнул, ход мыслей разом остановился. Алма-Ата могла сообщить важные новости со строительства каналов.

Далекий, но отчетливый голос назвал его имя. Давы­дов узнал ученого секретаря Геологического института.

— Илья Андреевич, утром звонил Старожилов со строительства № 5. Там обнаружены скелеты динозавров, не то поврежденные, не то неповрежденные, я не разобрал из-за плохой слышимости. Старожилов просил меня связаться с вами, он считает ваш приезд необходимым. Что ему передать?

— Передайте, что вылечу с завтрашним самолетом! — быстро сказал Давыдов.

Самый близкий откос сурово чернел в теневой полосе слева, четкие стрелы елей выстроились в ряд вдоль из­обретшего скалистого ребра. Следующие вверх по долине откосы становились все светлее, дальние окутывались жемчужной дымкой и казались легкими. Немного в стороне возвышался далекий, одетый снегом зубец, вдали переходивший в могучий гребень. Снег сползал продольными белыми полосами по его серому каменис­тому скату, а вверху, где ослепительно чистая толща снега плавно сглаживала выступы скал, большое плотное облако медленно плыло, как белая баржа, волоча свое широкое днище по снежному полю седловины хребта.

Дорога обогнула крутой обрыв и начала подниматься к перевалу, извиваясь и горбясь. Машина выла, разогре­ваясь, чистый холодный ветер бил прямо навстречу, плотными струями врываясь в щели приоткрытых стекол.

Давыдов не заметил, как поднялись на перевал, и уга­дал его по затихшему мотору. Машина понеслась вниз, туда, где развертывалась обширная, ровная как стол, до­лина, окруженная тройным кольцом горных уступов.

Внизу, изрытые причудливыми промоинами, высыпав­шие узкими башнями и округленными куполами, протянулись низкой ступенью красные песчаники и глины. Вто­рой уступ массивных пород был испещрен щетинистыми лентами горных елей, казавшихся почти черными на серо-фиолетовой поверхности склонов. И выше всего, победно сияя своей недоступной белизной, тянулся пиль­чатый ряд снеговых вершин, словно стена исполинского замка, надежно огородившая долину.

А там внизу отчетливо виднелась борозда, распоровшая дно долины, насыпь огромной плотины, груды земли, глубокие котлованы, домики поселка и ряды длинных белых палаток.

Давыдов уже привык к поражавшему его вначале зре­лищу большой стройки, но сейчас он с волнением смотрел на приближавшиеся ажурные плетения каркасов бетонных конструкций. Здесь, повидимому, и есть голов­ная гидростанция.

В одном из котлованов обнаружены скелеты динозав­ров, кладбище, образовавшееся тогда, когда вокруг не стояли эти высокие горы. Они поднялись позже — си­лами мощных атомных реакций, происходивших в глубинах земной коры. Но излучение могло прорываться и тут... и привлечь звездных пришельцев в их поисках запасов атомной энергии...

Машина остановилась возле длинного беленого дома.

— Приехали, товарищ Давыдов — сказал шофер, отворяя дверцу, — вы задремали маленько? Дорога хо­рошая, можно поспать...

Давыдов очнулся, вылез из машины, увидел спешив­шего к нему Старожилова. Скуластое лицо научного сотрудника заросло до глаз густейшей щетиной, серый рабочий костюм весь пропитался желтой пылью. Голубые глаза его радостно сняли.

— Начальник, — когда-то Старожилов, еще студентом, много ездил с Давыдовым и с тех пор упорно называл его начальником, как бы отстаивая свое право на поход­ную дружбу,— я вас, пожалуй, обрадую! Долго ждал и дождался! Отдохните, покушайте и поедем. Это крайний южный котлован, с километр отсюда...

— Нет уж, я вовсе не устал. Везите немедленно, — прервал Давыдов.

Старожилов еще шире расплылся.

— Великолепно, начальник! — вскрикнул он, втискиваясь в машину и стараясь не замечать недовольно косившегося на него шофера, который явно не доверял чистоте одежды Старожилова.

— Мы натолкнулись на остатки динозавров сразу же, как вскрыли большой пласт эолового¹) плотного песка, вклинившийся с юга, — спешил рассказать Старожилов. — Сначала мы обнаружили несколько разрозненных костей, потом вскрыли огромный скелет моноклона²) прекрасной сохранности. Череп его оказался пробитым, да насквозь пробитым, Илья Андреевич, что вы думае­те... Узенькая овальная дырочка!

Давыдов побледнел, нервно дернув углом рта.

И что дальше? — выдавил он из себя.

— Дальше на большой площади ничего не встретилось. А позавчера у самой границы котлована опять нашли кости, грудой, но не разрозненные. Впечатление такое, что лежат кучей несколько скелетов. Странно, хищники и травоядные вместе. Я определил по задней лапе крупного карнозавра³), и тут же торчат копыта какого-то ператопса⁴). Некоторые кости переломаны, точно ударом страшной силы. Я не решился раскапывать эту груду без вас... Сюда, правее, там съезд на дно. — обернулся Старожилов к шоферу, — и налево, к дальнему углу...

Через несколько минут Давыдов склонился над огром­ным скелетом, белые кости которого резко выделялись на желтом песке.

¹Эоловый — обязанный своим происхождением ветру, ветровому переносу.

²) Моноклон — однорогий представитель рогатых травоядных динозавров.

³) Карнозавр — хищный динозавр.

⁴) Ператопс — собирательное название рогатых травоядных динозавров.

Старожилов тщательно расчистил его сверху и про­питал для сохранности лаком, оставив до приезда Давыдова,

Давыдов прошел мимо вытянутого хвоста и судорожно скрюченных лап, опустился на колени над безобразной громадной головой с длинным, похожим на кинжал рогом, венчавшим клювообразную морду.

Костяные кольца для защиты глаз, сохранившиеся в пустых орбитах черепа, придавали чудовищу выражение навсегда застывшей свирепости.

Профессор скоро нашел впереди и ниже левого глаза овальное отверстие, знакомое по костям из Сикана, най­денным Тао-Ли. Оно пронизывало череп насквозь, вы­ходное отверстие располагалось на темени, позади правой орбиты, еще погруженной в породу.

Да, несомненно, они были и здесь! Решение искать в пределах Союза было правильным. Но какие еще следы пришельцев могут быть обнаружены, да и остались ли эти следы? Давыдов осмотрел край скопления скелетов, обнаженный в стене котлована. На тех костях, какие были уже вскрыты, не было признаков ранений. Те переломы, о ко­торых рассказывал Старожилов, оказались посмертными. Кости были сломаны уже после захоронения в песках, вследствие осадки и уплотнения пород, как это часто бывает. Давыдов распорядился снять породу над скоплением костей и постепенно расчищать кости сверху, сразу на всей площади скопления.

— Надо бы захватить пошире, чтобы оконтурить все вокруг,— с сомнением в голосе произнес профессор, — но у нас не хватит средств, чтобы раскопать такую громадную площадку... Здесь нужно тысяч пять кубометров съемки...

— Напрасно беспокоитесь, начальник! — широко осклабился Старожилов. — Рабочие здесь так заинтересовались находками рогатых «крокодилов», как они их зовут, что сами предложили мне помочь «развалять соответствующе» это место. Так и сказал один бригадир на моем докладе в прошлое воскресенье. Послезавтра воскресенье и на раскопки выйдут девятьсот человек...

Профессор выругался от восхищения. Сам труд во всем его величии шел на помощь науке, бескорыстно и могуче. Давыдов почувствовал небывалую уверенность в успехе своих поисков. Десятки тысяч тонн земли, пря­тавшей в себе научную тайну, теперь казались вовсе не такими страшными. Забыв о всех сомнениях, трудностях и невзгодах, Давыдов показался себе невероятно силь­ным. С такой поддержкой он заставит ответить эти кос­ные массы песков, мертво пролежавших семьдесят мил­лионов лет... Давыдову даже не пришло в голову, что раскопки могут оказаться безрезультатными в смысле следов звездных пришельцев. Он не мог сейчас предста­вить себе этого. Особенно, когда в полутораста метрах позади лежал скелет ящера, убитого человеческим оружием...

Знойное солнце жестоко палило сверху, песок был горяч, но это нисколько не сму­щало увлеченных своей работой людей.

Давыдов спустился в выемку и остановился около большого скопления, обнаруженного еще в котловане. Там оказалось шесть скелетов динозавров, перепутав­шихся своими костями. В шестидесяти метрах к востоку был вскрыт один скелет гигантского хищ­ника, лежавший недале­ко от границы речных песков. Вблизи него нашли еще три скелета небольших хищных яще­ров, размерами с собаку. Больше на всем протя­жении выемки ничего не было найдено, не нахо­дилось и костей, проби­тых таинственным ору­жием. Давыдов с тревогой осматривал раскопанную часть выемки, как будто подсчитывая оставшиеся шансы.

— Илья Андреевич, подойдите к нам, — донесся голос Жени, — мы нашли черепаху!

Давыдов обернулся и медленно пошел на зов, к ске­лету хищного динозавра. Женя с Михаилом второй день обкапывали и очищали громадную голову с раскрывшей­ся пастью, наполненной страшными загнутыми зубами.

Женя поднялась навстречу профессору, сморщилась от боли в затекших ногах, но сейчас же радостно улыбну­лась. Возбужденная находкой, Женя балансировала на самом краю вырытой вокруг скелета ямы. Давыдов заглянул туда в тень, казавшуюся очень темной на яр­ком солнце.

Девушка проследила за взглядом профессора.

— Да, вот тут, — показала она препаровальным инструментом вглубь ямы, — черепаха, она лежит почти под черепом. Спускайтесь к нам! — и девушка легко спрыгнула вниз.

— Я расчистила сверху карапакс¹), — продолжала Женя, — он очень странный, с каким-то перламутровым отливом, и скульптура необычная.

Давыдов с трудом согнул свое массивное тело в тесной траншее, заглядывая под гигантский череп хищного дино­завра. Из сыроватой, и потому более темной породы выступал маленький купол около двадцати сантиметров в поперечнике. Поверхность этого купола была покрыта, орнаментом из ямок и бороздок, хранивших следы ради­ального расположения. Цвет кости был необычный — очень темный фиолетовый, почти черный, резко отделяв­шийся от белых костей черепа динозавра. Необычайный был и перламутровый блеск этой странной кости — гладкая, точно полированная, она смутно светились на дне ямы.

¹) Карапакс — верхний щит черепашьего панцыря

У Давыдова все расплылось в глазах. Кряхтя, он приблизил лицо к странной находке, с величайшей осторожностью счищая песчинки концами пальцев. Профессор заметил шов между отдельными костями проходивший посредине купола, и второй пересекающий его поперек, ближе к одному краю.

— Позовите Старожилова, скорее!.. — поднял Давыдов побагровевшее от прилива крови лицо. — И рабочих сюда!

Жене передалось волнение ученого. Звон­кий голос девушки понесся над изрытыми песками. Старожилов прибежал молниено­сно, как показалось Давыдову, погружен­ному в рассмотрение странной находки.

Терпеливо, медлительно и нежно профес­сор и его сотрудник принялись снимать породу вокруг темнофиолетового куполка. С боков кость не расширялась в глу­бину, стенки купола стали отвесными и превратились в неправильное, слегка сдавленное полушарие. Давыдов, очи­щавший свою сторону, вдруг почувствовал, что препаровальная игла по­грузилась в податливую рыхлость песка, точно кость окончилась в этом месте. Некоторое время профессор осторожно на­щупывал границу и, на­конец, решившись, вра­щательным движением иглы быстро разрыхлил породу. Песок смели мяг­кой кистью — нижний край кости здесь оказал­ся закругленным и утол­щенным, двумя широки­ми дужками врезанным в стенку полушария.

Рев, вырвавшийся из широкой груди Давыдова, заста­вил вздрогнуть стеснившихся около него сотрудников.

— Череп, череп! — заорал профессор, еще более уверен­но врезаясь в породу своим инструментом. Действитель­но, освобожденные от породы большие пустые глазницы обозначались совершенно отчетливо. Теперь ясно высту­пил широкий и крутой лоб. Загадочный купол был просто верхней частью черепа, подобного человеческому, немного больших, чем у среднего человека размеров.

— Попался, небесный зверь или человек! — с бесконечным удовлетворением сказал профессор, с усилием разгибая и сдавливая себе виски. Голова закружилась, и он должен был тяжело привалиться к стене ямы. Старожилов поспешно схватил профессора за локоть, но тот нетерпеливо отстранил его.

— Действуйте! Приготовьте большую коробку, вату, клей — череп нужно поскорее вынуть. Повидимому, он прочен. Отделяйте осто­рожно, дальше вглубь должны быть кости скелета, его скелета. Пусть рабочие снимают послойно всю породу вокруг. Скелет динозавра нужно разобрать и удалить. Перекопать все, каждый сантиметр этого участка, и дальше к реке. Весь песок нужно просеять...

Голова у Давыдова за­кружилась, и он должен был тяжело привалиться к стене ямы.