Около двухсотаго века христианской эры род человеческий освободился от последних остатков дикости и животности, так долго не покидавших его. Нервная чувствительность его достигла необыкновеннаго развития. Древния шесть чувств: зрение, слух, обоняние, вкус, осязание и чувство бытия постепенно развивались и брали верх над грубыми первобытными ощущениями, пока не достигли наконец удивительной тонкости. Путем изучения электрических свойств, обнаруживаемых живыми существами, создано было, так сказать, седьмое чувство - электрическое, и всякий человек обнаруживал теперь в большей или меньшей степени и силе способность производить притяжение и отталкивание как на тела живыя, так и на неодушевленныя; способность эта зависела от темперамента и других причин и проявлялась весьма неодинаково. Но преобладающее значение между всеми этими чувствами имело восьмое чувство, игравшее величайшую роль во взаимных отношениях людей; это было без сомнения чувство психическое, делавшее возможным душевное общение между людьми на разстоянии.

Предвиделось также возникновение двух других чувств, но оба они подверглись роковой задержке в своем развитии, так сказать, при самом своем рождении. Первое из них относилось к возможности видеть за-фиолетовые лучи солнечнаго спектра, столь ощутимые при разных химических процессах, но совершенно невидимые для человеческаго глаза. К сожалению, все упражнявшиеся в различении этих лучей почти совсем ничего не приобретали в смысле новой силы, но много теряли в прежних своих зрительных способностях. Второе чувство имело целью снособность ориентироваться в пространстве, но также не привело к заметным успехам, не смотря на все изследования по приложению земного магнитизма.

Тем не менее земные люди не дошли до возможности закрывать свои уши, чтобы не слышать надоедливых разговоров, подобно тому как мы можем по произволу закрывать свои глаза, а между тем во вселенной есть такие привилегированные миры, где уши обладают этой завидной способностью закрываться по произволу. Что делать, наша несовершенная организация роковым образом противится многим желательным улучшениям.

Открытие новой периодичности в женских яичках втечение некотораго времени произвело возмущающее влияние на число обычных рождений и грозило изменить соразмерность в отношении между появлением на свет мальчиков и девочек, так как можно было опасаться, что теперь будут родиться исключительно мальчики. Равновесие могло возстановиться только вследствие глубокаго изменения, происшедшаго в обществе. Оказалось, что во многих странах светския женщины мало-по-малу почти совсем перестали делаться матерями, предоставив эту обязанность и возложив все бремя материнства, считавшагося не совместимым с ложно понимаемым женским изяществом, на женщин простого народа и сельскаго населения. Это было естественным последствием крайней роскоши утонченной и извращенной цивилизации.

Ознакомление с явлениями гипноза дало возможность с большою выгодою заменить старые, нередко совершенно варварские и безсмысленные приемы медицины, фармацевтики и даже хирургии способами гипнотическими, магнитическими и психическими. Телепатия, то есть общение между людьми на разстоянии, сделалась предметом обширной и весьма плодотворной науки.

Вместе с родом человеческим преобразилась и обитаемая им планета. Промышленная деятельность была очень оживлена, но ограничивалась производством эфэмерных предметов. В тридцатом веке море было подведено к самому Парижу посредством широкаго канала, так что электрические корабли из Атлантическаго океана, а также и из Тихаго, проходившие чрез Панамский канал, приставали теперь на набережной у аббатства Сен-Дени, за которое далеко простиралась теперь к Северу великая французская столица. Теперешния суда употребляли лишь несколько часов на переход от аббатства Сен-Дени до Лондонскаго порта, и очень многие путешественники еще пользовались ими, не смотря на правильныя воздушныя сообщения, а также не смотря на соединительный туннель под Ламаншем и мост над ним. За пределами Парижа царила такая же оживленная деятельность. Морской канал соединял между собою Атлантический океан и Средиземное море от Бордо до Нарбонны и таким образом делал совершенно ненужным длинный обходный путь чрез Гибралтарский пролив. С другой стороны металлическая труба, по которой непрерывно сновали поезда, приводимые в движение воздухом, соединяла Иберийскую республику (древния Испанию и Португалию) с западною Алжирией (древний Марокко). Париж и Чикаго имели в это время по девяти миллионов жителей, Лондон - десять, а Нью-Йорк - двенадцать миллионов. Постоянно продолжая свое движение к западу по все более и более расширявшемуся кругу, Париж подвинулся тогда до слияния Сены с Марной, далее прежняго Сен-Жерменскаго предместья. Все большие города продолжали разростаться на счет селений и деревень; земледельческия работы производились электрическими машинами; из воды морей в громадном количестве добывался водород; речные водопады и морские приливы состояли теперь на службе человечеству, и их сила передавалась на большия разстояния, служа для освещения и приведения в действие машин. Солнечная теплота, запасенная летом, правильно распределялась по земле зимою, благодаря чему pезкость времен года почти исчезла, особенно с тех пор, когда устроены были почти бездонные колодцы, проводившие на поверхность земного шара теплоту, скрытую внутри его и казавшуюся неистощимой.

Их столица простиралась от Бордо до Тулузы.

Но что такое значит тридцатый век в сравнении с сороковым, сотым и двухсотым! Известна легенда об арабе, разсказываемая одним путешественником тринадцатаго века, не имевшим впрочем никакого понятия о продолжительности многовековых периодов в естественной истории земли.

„Проезжая однажды, разсказывает он, чрез один очень древний и страшно населенный город, я обратился к одному из его жителей и спросил, давно ли основан этот город.

„Разумеется, отвечал тот, это очень богатый и могущественный город, но мы не знаем, с какого времени он существует, да и наши предки в этом отношении знали не больше нас".

„Через пять веков мне вновь пришлось проезжать чрез эту местность, и я не мог заметить здесь никаких признаков города. Я увидал крестьянина, вязавшаго снопы среди поля, раскинувшагося на месте древняго города, и спросил его, давно ли разрушен бывший здесь город. - Вот так действительно странный вопрос, отвечал он. Эта земля никогда не была ничем другим и всегда оставалась такою, как теперь. - Но разве не было здесь в древния времена великолепнаго города? - Никогда, отвечал он, по крайней мере на сколько нам это известно, ничего подобнаго здесь не было, да и отцы наши никогда ни о чем таком не упоминали.

„Еще через пять сот лет при моем возвращении я нашел эту местность занятой морем; на берегу его расположилась на отдых артель рыбаков; я спросил у них, давно ли земля эта затоплена морем. - Ты, кажется, человек вполне зрелых лет, а задаешь такие странные вопросы. Это место всегда было таким, как теперь.

„Через новые пять сот лет я еще раз возвратился сюда. Моря не было уже и следа. На встречу мне попался один человек, случайно оказавшийся в этой пустынной местности. Я спросил его, давно ли произошла здесь такая перемена, и он мне дал такой же ответ, какие я получал и раньше.

„Наконец после новаго промежутка времени, равнаго предъидущим, я возвратился сюда в последний раз и вновь встретил здесь цветущий город, еще более многолюдный и более богатый всякаго рода памятниками, чем первый, виденный мною город. И когда я хотел узнать о времени его возникновения, жители его мне отвечали: начало его теряется в глубочайшей древности; мы не знаем, сколько времени он существует на свете, да и отцы наши в этом отношении знали не больше нас".

Не представляет ли это красноречиваго примера того, на сколько коротка человеческая память, на сколько тесен наш горизонт как в пространстве, так и во времени? Все мы склонны думать, что земля всегда была такою, как теперь; лишь с большим трудом мы можем представить себе те вековыя изменения, которым она подвергалась; громадность этого времени точно так же подавляет нас, как безпредельность пространства, открываемая нам астрономией.

А между тем все изменяется, все преображается. И вот наступил наконец день, когда Париж, этот центр притяжения для всех народов, лишился своего лучезарнаго света и перестал светить миpy.

После того как западно-европейские народы слились в один Общий Европейский Союз, завершилось образование Русскаго государства, простиравшагося от Петербурга до Константинополя; оно довольно долгое время служило оплотом Западной Европы от нашествия китайцев, которые теперь имели уже многолюдные города на берегах Каспийскаго моря. Но с постепенным развитием человечества древния национальности мало-по-малу исчезали. Одне и те же причины последовательно разрывали и уничтожали знамена разных европейских народов - французов, англичан, немцев, итальянцев и иберийцев; сообщение между Востоком и Западом, между Европою и Америкой становилось все легче и удобнее, так что море перестало служить препятствием для людей двигаться в том же направлении, как и солнце. Промышленная деятельность предпочитала теперь истощенным землям Западной Европы новыя земли обширнаго американскаго материка, и уже с двадцать пятаго века центр цивилизации переместился на берега Мичигана, в эти новыя Афины с девятью миллионами жителей, как и в Париже. Но мало-по-малу прекрасная французская столица последовала примеру своих великих предшественниц - городов: Рима, Афин, Мемфиса, Фив, Ниневии и Вавилона. В ней долго еще сосредоточивались впрочем громадныя богатства и всякия средства к жизни, равно как и разныя другия сильныя приманки.

Иберия, Италия, Франция мало-по-малу совершенно опустели; древние города их лежали в развалинах среди обширных и безлюдных пустынь. Лиссабон давно исчез, разрушенный атлантическими волнами; Мадрит, Рим, Неаполь, Флоренция обратились в груды развалин; Париж, Лион, Марсель, хотя несколько позднее, постигла та же судьба. Типы людей и их языки подверглись таким переменам, что никакой этнолог или лингвист не могли бы разобрать, какую связь имели они с далеким прошедшим. Европа переселилась на другой берег Атлантики, а Азия перешла в Европу. Китайцы в числе целаго миллиарда мало-по-малу наводнили собою всю Западную Европу. Смешавшись с англо-саксонской расой, они до некоторой степени создали новую породу людей. Их главная столица простиралась подобно безконечной улице по обоим берегам канала, соединявшаго собою два моря, от Бордо до Тулузы и Нарбонны. Тех причин, которыя обусловили собою основание Лютеции на одном из островов Сены и постепенно развили древний город паризийцев до блестящей мировой столицы двадцать четвертаго века, уже не существовало более, а вместе с исчезновением условий, зажегших этот великий светоч мира, должен был погаснуть и он. Торговля и промышленность перешли теперь, как в отдаленные века, вновь на Средиземное море и на великие океанские пути, причем канал, соединяющий два моря, сделался мировым торжищем и рынком.

Все народы, называвшие себя новейшими, исчезли подобно древним. Франция перестала существовать в двадцать восьмом веке, проживши на свете около четырех тысяч лет; Германия погибла в тридцать втором веке; Италия - в двадцать девятом, Англия распространилась по всему земному шару и овладела всеми океанами. Древняя Европа представляла теперь взору и мысли путешественника те же зрелища, как равнины Ассирии, Вавилона, Египта и Греции в XVIII и ХIХ-м столетиях. Прежняя воинственная слава уступила мирному умственному развитию и совершенствованию.

Цивилизация конца девятнадцатаго века.

Морские берега на юге и западе Франции ограждены были большими плотинами от наводнений, но что касается до северо-западных и северных берегов, то они были запущены и оставлены без внимания вследствие отлива населения отсюда на юг и юго-запад. Медленное и постоянное понижение материков и береговых стран, замеченное еще со времен Юлия Цезаря, мало-по-малу опускало прежния равнины под океанския волны, так что Ламанш постепенно расширялся и размывал берега, начиная от Гавра до мыса Эльдера, а так как голландския плотины теперь были заброшены, то океан мало-по-малу наводнил всю Голландию, Бельгию и север Франции. Амстердам, Утрехт, Роттердам, Антверпен, Брюссель, Лилль, Амиен, Руан один за другим постепенно погрузились в море, и теперь корабли носились над ними по волнам, поглотившим их развалины.

Самый Париж, долгое время служивший морским портом и представлявший потом часть морского берега, в один несчастный день увидел, что океан поднялся до высоты башен древняго храма Нотр-Дам и залил своими безпощадными волнами всю эту достопамятную равнину, на которой втечеше стольких лет решались судьбы всего земного шара.

Да, Парижа, этого прекраснаго Парижа не было теперь более на свете!

Мало-за-малым берега древней Франции изрезались в разных направлениях заливами, образовав из себя множество полуостровов. Продольная линия этой провинции Объединенной Европы, провинции, заменившей собою древнюю исчезнувшую Францию, шла в направлении от Кельна к каналу двух морей. В это время город Париж, как и вся Франция уже совершенно изгладились из истории нашей планеты.

Естественная история земли считается не пятисотлетними периодами, как считал ее араб тринадцатаго столетия, легенду о котором мы только-что напомнили читателю. Если даже удесятерить этот период, то и тогда его едва лишь будет достаточно, чтоб за это время могли заметным образом обнаружиться изменения в очертаниях земных материков, потому что какие нибудь пять тысяч лет не более как рябь на океане веков. Не менее как десятками тысячелетий нужно считать время, чтобы заметить, как одни материки опустятся на дно морей и как другия земли вынырнут из морских бездн на свет божий, вследствие вековых изменений в уровне земной коры, толщина которой и плотность изменяются, смотря по местности, и давление которой на мягкое еще и подвижное ядро служит причиною колебательнаго движения даже обширных стран. Небольшого изменения равновесия, незначительного качательнаго движения менее чем в 50 сажен, при диаметре земного шара в 12 тысяч верст, достаточно, чтобы все лицо земли изменилось до неузнаваемости.

И если мы будем измерять историю земли не периодами в десять, двадцать или даже тридцать тысяч лет, но например промежутками по сотне тысяч земных годов, то заметим, что за каждый десяток таких промежутков, то есть втечение миллиона лет поверхность земного шара подвергалась многократным видоизменениям преимущественно в известных местностях, где особенно сильно проявлялась деятельность внутренних и внешних сил.

Нет больше Парижа!

Заглядывая в будущее за один или за два миллиона годов, мы оказываемся свидетелями поразительнаго и чудеснаго прилива и отлива в предметах и существах. Втечение этих десяти или двадцати тысяч веков сколько раз океан покрывал своими волнами древние города, в которых жили некогда люди! Сколько раз твердая земля, девственно чистая и обновленная, выступала вновь из бездн всемирнаго океана! И все такия великия преобразования совершались незаметно с крайнею медленностью.

Постоянно, безостановочно, не зная ни срока, ни отдыха, изменялось географическое очертание берегов, море занимало место твердой земли, а земля многократно выступала из глубин морских. Наша планета для своего историка представилась наконец ввиде совершенно новаго мира. Все изменилось: материки, моря, географическия очертания, племена людей, языки, сердца, тела и души, чувства и мысли - одним словом - все. Франция скрылась под водою, дно Атлантическаго океана выступило наружу, образовав новый материк; часть Соединенных Штатов Америки исчезла; образовался новый материк на месте Океании; Китай очутился на дне моря; смерть заменила собою жизнь, а жизнь заняла место смерти; и все то, что некогда составляло славу и величие народов, было навеки забыто. Если бы теперешнее человечество переселилось на планету Марс, оно оказалось бы там в лучшем положении, чем чувствовал бы себя кто-нибудь из нас, возвратившись на землю по истечении такого промежутка времени.