ГЕОРГИЙ БОВИН

                         ДЕТИ ЗЕМЛИ

               Научно-фантастическая повесть


                         ОБ АВТОРЕ

   Георгий Михайлович Бовин родился в 1909 году в Петербурге
в семье врача.
   Осиротев в  семилетнем  возрасте,  воспитывался в детском
доме.  Когда юноше исполнилось семнадцать лет, он идет рабо-
тать слесарем и учится в техникуме,  а затем в Ленинградском
индустриальном институте.
   После окончания института Г. Бовин в течение двадцати лет
работает инженером и главным конструктором ряда  ленинградс-
ких, уральских и московских заводов.
   В 1951 году переключается на научно-исследовательскую ра-
боту,  заведует лабораторией. С 1958 года он доцент Московс-
кого высшего технического училища имени Баумана.
   Г. Бовин - автор нескольких научно-технических книг.
   Над повестью "Дети Земли" Г.  Бовин  работал  десять  лет
(1948-1958). Одной из отличительных особенностей книги явля-
ется то,  что все описываемые в ней астрономические явления,
даты, положения звезд, планет достоверны.
   В настоящее время Г. Бовин пишет новый научно-фантастичес-
кий роман "Кольца Сатурна".

                          Глава 1

                   САМАЯ СКУЧНАЯ ИЗ НАУК

               Что может быть для нас важнее, чем знать, как
            устроен мир,  в котором мы обитаем, и существуют
            ли иные миры, обитаемые так же, как наш?
               Те, кто имеет что сказать, пусть порассуждают
            на подобные темы,  но я полагаю, что лица, могу-
            щие найти лучшее времяпрепровождение, не остано-
            вятся  для  столь праздного и бесполезного заня-
            тия.
                                      Бернард де Фонтенель


   Стена зеленого тростника быстро приближалась.  Мачта яхты
наклонилась  почти к самой воде.  "Конец!" - мысленно ахнула
Галя,  но Белов рванул румпель,  отпустил гикашкот,  и  яхта
послушно выпрямилась.
   Когда до тростника оставалось всего несколько метров,  он
громко скомандовал:
   - Поворот оверштаг!
   В тот же миг заполоскали паруса,  яхта круто развернулась
и вновь понеслась на простор,  оставив позади  себя  жаркий,
нагретый солнцем берег, тростник и полосу белой пены на мес-
те поворота.
   Вторая яхта,  идущая  сзади,  повторила  маневр и теперь,
накренившись, мчалась следом.
   Яхта Белова стремительно летела вперед,  временами подни-
мая тучи брызг, в которых сияла радуга. Рассекаемая вода ши-
пела, обтекая борта, и все судно от шверта до клотика гудело
от напряжения. Захватывало дух от полета по самой поверхнос-
ти пенистой, искрящейся, чуть зеленоватой влаги.
   Видно было,  что Белов обожает воду. Галя с удовольствием
глядела на его загорелое лицо, на коричневую мускулистую ру-
ку, в которой был зажат гика-шкот.
   Знакомство их сложилось необычно.  Не попади она сюда, на
озеро Селигер,  она никогда бы,  наверное, и не узнала о су-
ществовании этого интересного человека.  Все началось с того
дня,  когда ее вызвал Константин Степанович Иванов,  профес-
сор,  под руководством которого Галя работала, и вручил ей в
виде премии за последнюю работу месячную путевку на  турист-
скую базу Селигер.  Это было так неожиданно, что Галя расте-
рялась и не успела толком даже поблагодарить своего  руково-
дителя.
   В первый же вечер после приезда на озеро Галя  предложила
своим недавним знакомым - девушкам,  ехавшим вместе с ней, -
осмотреть новые места.
   Лагерь был расположен на возвышенности.  По-летнему невы-
сокая, слегка ущербленная луна обливала голубым молоком вер-
хушки растущих внизу деревьев и серебрила длинное узкое озе-
ро, которое лежало посреди леса, тянувшегося до самого гори-
зонта.
   На краю обрыва Галя остановилась, очарованная открывшимся
летним  небосводом.  На  ночном  небе светили давно знакомые
созвездия,  Вот раскинул крылья на полнеба огромный Лебедь с
яркой  звездой Денеб на хвосте и небольшой звездочкой Альби-
рео в клюве.  Неподалеку голубая Вега сияла на Лире Орфея  -
той  самой,  на  которой  сказочный  певец играл перед лицом
мрачного Аида, вымаливая жизнь для прекрасной Эвридики. Нем-
ного  ниже парил Орел,  над ним летела Стрела,  а чуть левей
кувыркался озорной Дельфин,
   - Ты что там разглядываешь? - спросила одна из девушек.
   - Смотрю на звезды.
   Девушка иронически хмыкнула.
   - А ты кто - астроном?
   - Нет,  я кинооператор. Впрочем, я снимаю главным образом
небо.  Я ведь работаю в институте прикладной  астрономии!  -
пояснила Галя не без гордости.
   Шумливые подруги  озадаченно  переглянулись,  потом   все
вместе посмотрели на Галю, не зная, как отнестись к ее приз-
нанию: уж очень необычной казалась им эта профессия.
   - Тогда покажи нам самое красивое созвездие!
   - Лучшее,  какое есть на небе?  Сейчас его не видно.  Это
могучий небесный охотник Орион.  Он должен появиться оттуда!
- и Галя, круто повернувшись, показала на восток.
   Рука ее уперлась в чью-то широкую грудь.  Галя вздрогнула
и отшатнулась.  Затем ее охватила горячая радость: перед ней
стоял  старый-престарый  друг,  вот  только бы вспомнить его
имя... Ах, как стыдно! Как назло, оно вылетело из головы...
   - Здравствуйте! - сказала она, стараясь теплотой в голосе
загладить неловкость.
   - Здравствуйте!  - ответил мужчина. И тут только Галя по-
няла,  что перед ней совершенно незнакомый  человек.  Краска
смущения залила ей шею и лицо. Как она могла ошибиться?!
   Между тем незнакомец глядел  на  нее  таким  пристальным,
изучающим взглядом, что смущение ее еще больше усилилось. Он
был не один.  Рядом стояли красивая стройная девушка и немо-
лодой коренастый мужчина.  Оба с явным любопытством погляды-
вали то на Галю, то на своего спутника.
   - Нам тоже интересно послушать про звезды, - сказала неиз-
вестная красавица.- Вы примете нас в число своих  экскурсан-
тов?  Только давайте сначала познакомимся.  Это Белов, Игорь
Никитич, - она повернулась в сторону высокого мужчины, - а это
Иван  Тимофеевич  Сидоренко.  Меня  зовут Маша Миронова,  по
прозвищу Капитанская дочка.
   Кое-как справившись  с волнением.  Галя назвала себя.  Но
потом смущение как-то сразу исчезло и на  смену  ему  пришла
уверенность в себе,  гордость за избранную профессию,  увле-
ченность, которой веяло от каждого Галиного слова.
   Галя горячо  и  вдохновенно  рассказывала о Вселенной,  о
планетах, об истории их открытия, о предстоящем к утру мете-
орном дожде...  Тихий,  спокойный и в то же время порывистый
голос ее покорял слушателей.  Даже неугомонные подружки и те
притихли под градом названий звезд, планет и туманностей.
   Когда Галя кончила,  никто не решался заговорить  первым.
Потом кто-то, кажется Белов, предложил прогуляться по берегу
озера, Всем это предложение понравилось, хотя время было уже
позднее.
   Разговор стал общим,  и это дало Гале возможность получше
разглядеть новых спутников.
   Широкое, с хитринкой лицо Ивана Тимофеевича сразу выдава-
ло в нем коренного украинца.  Его живые, острые, как два бу-
равчика,  глаза выражали одновременно и ум,  и добродушие, и
юмор, и безмерное, непреклонное упорство.
   Хрупкая фигурка Маши прекрасно сочеталась с ее  одухотво-
ренным  лицом.  Огромные  глаза  и тонкие дугообразные брови
придавали ему задумчивое выражение,  заметно контрастирующее
с  необычайной подвижностью и сильным звонким голосом.  Имей
Капитанская дочка слабый  голосок,  она  была  бы,  пожалуй,
классическим портретом изнеженной белоручки.
   Белов был неразговорчив. За время прогулки он не сказал и
десяти слов. Несколько раз Галя ловила на себе его озабочен-
ный взгляд.
   По первому  впечатлению  ему можно было дать лет тридцать
пять - тридцать восемь, однако, присмотревшись внимательней,
Галя решила, что ему далеко за сорок.
   Галя тщетно ломала себе голову,  пытаясь  вспомнить,  где
она  могла прежде видеть Белова.  Только вернувшись к себе и
уже лежа в постели,  она поняла  причину  этого  наваждения:
несколько  дней  тому назад в одной из газет был его большой
портрет в связи с награждением Ленинской премией  за  двига-
тель новой конструкции.
   На следующее утро,  придя спозаранку на  водную  станцию,
Галя  издали увидела,  как Белов,  одетый в черный купальный
костюм,  потягиваясь и размахивая руками  на  ходу,  идет  к
мосткам и поднимается на стартовую тумбочку.  Когда Галя ок-
ликнула его, он обернулся и приветливо помахал ей рукой. Че-
рез  минуту  Галя уже стояла рядом.  При дневном свете Белов
оказался светлым шатеном с удивительно добрыми  и  грустными
темно-серыми глазами.
   Два сильных всплеска один за другим всколыхнули спокойную
утреннюю воду.
   Они медленно поплыли через залив,  имевший около ста мет-
ров в ширину.  Косые солнечные лучи пронизывали водяную тол-
щу.  Окунув лицо,  Галя увидела свою тень,  которая терялась
где-то далеко внизу, в зеленовато-призрачном сумраке.
   Доплыв до берега,  они вышли из воды и уселись на  траву.
Галя первая нарушила молчание:
   - Почему вы такой грустный, Игорь Никитич?
   - Грустный?  Нет,  просто  я последние месяцы очень много
работал и еще не отдохнул как следует.
   Белов помедлил, видимо колеблясь, затем спросил:
   - Позвольте задать вам вопрос.
   - Пожалуйста.
   - Где ваши родители?
   Галя удивленно подняла глаза и в свою очередь стала серь-
езной.
   - Почему это вас интересует?
   Белов долго и внимательно смотрел на Галю.  Между бровями
у него пролегла морщинка, лицо сразу посуровело.
   - Поверьте,  Галина Семеновна, у меня для этого есть вес-
кие причины. Впрочем, вы, конечно, можете не отвечать...
   - У меня нет родителей,  - скорее прошептала, чем сказала
Галя.
   Белов быстро повернулся к девушке.
   - Расскажите мне о себе, пожалуйста, если можно...- В его
голосе слышалось неподдельное участие человека, много видев-
шего, знающего цену людским страданиям.
   Не поднимая глаз,  срывая травинки,  что бы скрыть волне-
ние, Галя рассказывала:
   - Я воспитывалась в детском доме.  Папа мой был летчиком.
Он  погиб  в сорок первом году под Ленинградом.  В последнем
своем бою он сбил вражеский бомбардировщик,  а когда  кончи-
лись  боеприпасы,  протаранил  второй.  За это ему посмертно
присвоили звание Героя. Мамы я совсем не помню. Говорят, она
погибла во время бомбежки. Вот и вся моя биография...
   - А как его фамилия?
   Галя стряхнула с колен траву.
   - Моя фамилия Ковалева. Отца звали Семеном Пантелеевичем,
мать - Марфой Антиповной...  Да оставим лучше этот разговор,
Игорь Никитич. Нас, наверное, ждут завтракать.
   Она решительно встала и пошла к воде.
   Прошел день-другой.  Гале было приятно общество ее  новых
знакомых, которые относились к ней с большим вниманием.
   Одно небольшое событие еще больше сдружило их. Однажды за
обедом массовик объявил,  что вечером будет кино.  Так как в
этот день накрапывал дождь и бродить по мокрой траве не дос-
тавляло удовольствия,  все единогласно решили провести вечер
в клубе.
   Вначале показывали видовой киноочерк "Тянь-Шань" Для Гали
это оказалось чрезвычайно приятной неожиданностью,  так  как
"Чянь-Шань"  был ее дипломной работой.  Она с трепетом ждала
той минуты,  когда на экране вспыхнет ее фамилия. Однако же-
ланный миг принес только горечь разочарования:  в самое нуж-
ное время в переднем ряду,  целиком  заслонив  собой  экран,
стала пробираться на свои места группа запоздавших зрителей.
   Никогда прежде,  казалось. Галя не испытывала столько до-
сады и огорчения.  Сказать своим соседям:  "Знаете,  это моя
работа", - ей не позволяло самолюбие,  да она и не  могла  бы
так сказать.  Оставалось молча сидеть,  а это было уж совсем
нестерпимо... Нет, она еще не умела владеть своим настроени-
ем.
   Пока Галя страдала,  жизнь на экране шла  своим  чередом.
Величественные  панорамы  гор  сменялись  картинами  лугов и
пастбищ,  по которым кочевали огромные отары овец; пастухи в
остроконечных  шапках  и  длинных балахонах глядели с экрана
узкими раскосыми глазами.
   Застыли в  незримом  течении  извилистые серебряные ленты
ледников.  Бежали,  разрастаясь и набухая,  ручьи,  гремели,
клубясь, горные водопады. Осторожно ступая по зыбким, колеб-
лемым ветром мостикам,  повисшим над бездонными  пропастями,
медленно  двигались вереницы людей с тяжелыми ношами на сог-
нутых спинах.
   Неистовый ветер,  поднимаясь  по  горным склонам,  сгибал
кусты и мчал тучи мелкого  колючего  снега.  Потоки  воздуха
поднимались чуть ли не в стратосферу и там, на невообразимой
высоте, превращались в пушистые облака.
   Незнакомая, непонятная  жизнь  вторгалась в зал и властно
захватывала, внимание.
   Когда перед  основным  фильмом  в  зале  ненадолго зажгли
свет, Белов наклонился к Ивану Тимофеевичу.
   - До  чего  же  здорово снято,  черт возьми!  - сказал он
вполголоса.  - Вот это оператор!  Мало того,  что знает свое
дело и,  судя по всему, смельчак, каких мало,- обратите вни-
мание, как он чувствует и понимает природу! Надо бы записать
его фамилию на всякий случай.
   От этих слов у Гали сладко заныло под  ложечкой,  и  весь
сеанс она просидела как в чаду, ничего не видя и не понимая.
А когда у выхода Белов попросил друзей задержаться,  пока он
сходит  к киномеханику,  чтобы установить фамилию оператора,
наступил апофеоз. Самым небрежным тоном, на который она была
сейчас способна, Галя бросила:
   - Не беспокойтесь, я знаю его фамилию.
   И в  ответ на удивленные взгляды закончила,  еле переводя
дух:
   - Его фамилия - Галина Ковалева!
   В пылу разговора,  ответов на посыпавшиеся со всех сторон
восторженные  похвалы  и  восклицания Галя постепенно забыла
про жгучий вопрос,  который она не могла  четко  сформулиро-
вать, но который не давал ей покоя весь вечер: зачем доктору
технических наук,  конструктору двигателей Белову  понадоби-
лась фамилия кинооператора?
   В последующие дни стояла жаркая,  безветренная погода,  и
Белов  все время сетовал,  что вот скоро он уедет и так и не
сможет участвовать в походе на яхтах вокруг озера.  Но, хотя
друзьям и пришлось довольствоваться байдарками, время летело
незаметно. Дни были до отказа заполнены походами, экскурсия-
ми,  купанием, греблей. Вечерами Галя с Машей ухитрялись еще
танцевать,  оставляя на некоторое время своих пожилых "кава-
леров". Придя в свою палатку, Галя засыпала, едва успев раз-
деться.
   С каждым  днем  Галя все больше ощущала на себе необыкно-
венную задушевность, предупредительность и даже ласку, исхо-
дившие  от всех ее новых друзей - и от Ивана Тимофеевича,  и
от Маши, и больше всего - от Белова.
   Наблюдая иногда  за  Беловым и Иваном Тимофеевичем,  Галя
поражалась глубокой дружбе,  царившей между этими разными  и
по физическому облику и по профессии людьми. Казалось, будто
их объединяют какие-то общие интересы. Но что могло быть об-
щего в интересах лабораторного ученого и полковника авиации,
Галя не понимала и смотрела на их дружбу с  любопытством,  к
которому примешивалась крошечная доля иронии, которая всегда
свойственна юному существу но отношению к милым старым чуда-
кам.
   Кем работает Маша, Галя спросить не догадалась. Очевидно,
она была актрисой, потому что постоянно читала стихи.
   Наконец в один из дней жара сменилась прохладой. Над озе-
ром потянул ветерок.  Две белоснежные яхты отвалили от приг-
тачи и,  набирая скорость,  пошли на простор.  Среди экипажа
яхты Белова была и Галя...
   Через час с юга надвинулось темно-серое облако,  и  ветер
сильно засвежел. Бескрайний Краватынский плес покрылся белы-
ми барашками.  Яхты,  без рифов, уходили от волн на попутном
ветре. Да какое там уходили! Они догоняли волны, врезались в
их седые гривы,  и, вздымая фонтаны брызг, прыгали в воздух,
как белые дельфины.
   Мокрая до последней нитки.  Маша,  отчаянно свешиваясь за
наветренный борт, вдохновенно выкрикивала какие-то стихи:

         Шумит, ревет холодный ветер,
         Катятся волны чередой.
         Плыву седым валам навстречу,
         Борюсь с кипящею водой.
         Вода зеленая прозрачна,
         Соленой пеною пьяна.
         Пусть подо мной темнеет мрачно
         Неведомая глубина...
         Упругим телом режу волны,
         Меня пьянит веселый споо.
         Прекрасен солнечный простор,
         Движенья и сверканья полный.
         Бороться с морем мне не трудно...
         Летают чайки над водой...
         Морская влага изумрудна,
         А тело - слиток золотой!

   Стихи были неважные.  Но здесь,  на воде, они приобретали
особый смысл, отточенность. и поэтому никто из слушателей не
остался равнодушным.
   Все зааплодировали.
   - Это я в позапрошлом году в Крыму сочинила!  - нескромно
пояснила Капитанская дочка,  довольная произведенным впечат-
лением. - А ты. Галка, что молчишь, или тебе не нравится?
   Галя, еще  не  привыкшая  к  манере разговора Капитанской
дочки,  покраснела,  но тут же нашлась и решила  ответить  в
тон.
   - Что хорошо,  то хорошо!  Но зачем растрачивать свой дар
на воду? Вот притащить бы тебя к телескопу, чтобы ты воспела
узор Северной Короны, таинственность Сатурна или бездонность
Галактики.  Да нет уж, - куда там! В лучшем случае поэт напи-
шет: "Вечер был, сверкали звезды", или что-нибудь в этом ро-
де.  А ведь каждая звезда - это мир,  огромный, горячий, яр-
кий!..
   Мельком взглянув  на  недоумевающее  и полупрезрительное,
как ей показалось, лицо Капитанской дочки, Галя откинула во-
лосы и, забыв про все на свете, ринулась в атаку.
   - Говорят,  что астрономия - самая скучная из наук. А кто
из вас, не астрономов, ее знает? Вы все в какой-то мере зна-
комы с математикой, имеете представление о физике и о других
науках, а что вы знаете об астрономии? Вы тысячи раз смотре-
ли на звездное небо,  а научились узнавать единственное соз-
вездие  -  Большую  Медведицу.  А известно ли хоть одному из
вас...  нет, одному из всего туристского лагеря, как называ-
ются ее прославленные семь звезд?  Нет, тысячу раз нет! А вы
попробуйте запомнить. Крайняя правая звезда ковша называется
Дубге,  от арабского слова дубб - медведь.  Донышко образуют
звезды Мерак и Фегда,  основание ручки - небольшая звездочка
Мегрец, ближайшая к ней звезда ручки ковша - Алиот, середину
ручки образует замечательная звезда Мицар,  на которой,  как
всадник на коне,  сидит крошечная звездочка Алькор, и, нако-
нец, последняя из звезд ручки называется Алькаид. И вы дума-
ете, что этими звездами исчерпывается все созвездие?
   - Уж не знаю,  есть ли в нем другие звезды,  но  название
подобрано явно неудачно! - заметил юноша,  который работал на
правом стакелькоте. - По-моему,  ее надо было назвать Большой
Кастрюлей или Великим Ковшом!
   Галя чуть не подпрыгнула от негодования.  В азарте  спора
она  не  заметила  странного взгляда,  которым обменялись ее
друзья. В голосе ее уже звучала обида.
   - Я знаю,  что для вас Большая Медведица - только ковшик.
А если бы вы удосужились чуточку повнимательнее приглядеться
к ней в темную.  безлунную ночь, то, может быть, поняли, по-
чему ее так назвали.  Впереди ковша вы  бы  заметили  силуэт
хищной головы,  под ковшом - очертания лап,  и она предстала
бы перед вами  в  виде  огромного  хвостатого  зверя,  каким
представляли  себе  медведя  древние пастухи,  знавшие о нем
только понаслышке...
   Спасительная команда: "Поворот!", хлопанье парусов, суета
и отчаянный крен яхты, ставшей боком к волне, - все это вов-
ремя прервало Галину лекцию.  Экипаж работал молча, сосредо-
точенно...
   Когда солнце стало клониться к западу,  ветер стих. Яхты,
пользуясь почти неощутимыми дуновениями воздуха,  точно  ог-
ромные лебеди,  медленно плыли вдоль зеленых берегов острова
Хачин.
   Закат уже  приближался,  и вода стала розоветь под косыми
лучами солнца,  когда Белов заметил подходящее  для  ночевки
место.
   Выбрав шверты, яхты повернули к берегу, поросшему красны-
ми соснами, и с шорохом врезались в мокрый песок.
   Через четверть часа лагерь был разбит, горел большой кос-
тер,  и  две босоногие девушки уже бежали к берегу с ведрами
за водой для традиционного супа. Вдруг одна из них останови-
лась,  удивленно вскрикнула и,  протянув руку к пламеневшему
закату, закричала:
   - Смотрите, смотрите, звезда!
   Молодежь мгновенно сбежалась к берегу. Но никто ничего не
мог рассмотреть. Посыпались нехитрые шутки:
   - Ей уже днем звезды мерещатся... С чего бы это?
   - Она спутала сегодня с первым апреля!
   - Нет, она просто хочет найти спутника!
   - Ну,  где  ты  ее  видишь?  - напирали настроенные менее
скептически.
   - Фу,  идолы слепые!  - горячилась виновница суматохи.  -
Вон там, выше и левее солнца, вон над тем деревом!
   Теперь увидели  все.  На зеленовато-розовом небе слева от
солнца сверкала неожиданно яркая белая точка.
   - Галя, Галя, иди сюда скорее! - дружно закричали собрав-
шиеся на берегу.
   - Ну, Та, Что Грезит, - насмешливо обратилась к ней Маша,
- покажи-ка на деле свою эрудицию.  Что это за штука?  Новая
звезда?
   Галя зарделась от удовольствия,  как  студентка,  которая
вытащила на экзамене удачный билет.
   - Нет,  это не небесная катастрофа.  Это всего лишь  наша
сестра и соседка - Венера.
   - Да что ты говоришь!  Неужели планета может  быть  такой
яркой? - послышались голоса.
   - Не только такой.  Через месяц-другой она станет еще яр-
че.
   - Расскажи нам о ней.
   - А может быть, сначала поужинаем? - спросил Иван Тимофе-
евич, который исполнял сегодня обязанности шеф-повара.
   - Правильно, - согласилась Галя. - Давайте поужинаем, тем
временем зайдет солнце,  и я при свете самой Венеры расскажу
вам все, что знаю об этой чудесной планете.
   - Пожалуй,  ночи не хватит на такой рассказ,  -  заметила
девушка, первая увидевшая Венеру.
   - К сожалению,  ты ошибаешься. Хотя Венера - наша ближай-
шая соседка,  мы знаем о ней очень мало, почти ничего. Впро-
чем, увидите сами.
   Пока ужинали - стемнело. Вечер был очень ясный. На западе
над малиновой полосой августовского послезакатного неба, бе-
лая планета сияла,  как большой бриллиант.  Ни суровый страж
Медведицы - красноватый Арктур,  - ни парящий почти в зените
Коршун - голубая Вега - не могли даже отдаленно сравниться с
ней своим блеском.  От нее через все озеро бежала  к  берегу
неяркая, но совершенно четкая серебристая дорожка.
   - Никогда раньше даже не  думала,  что  это  возможно!  -
воскликнула одна из девушек.
   - Ты посмотрела бы на нее на юге,  в безлунную ночь!  Вот
там она горит!  Поверишь ли, видны тени, которые отбрасывают
освещенные ею предметы!  Сила ее света в периоды  наибольшей
яркости не уступает силе света всех неподвижных звезд, вмес-
те взятых,  которые мы видим простым глазом.  В эти  периоды
она  сияет,  как сто звезд первой величины!  Так мудрено ли,
что ее можно заметить и днем?
   - Но я слышала,  что Венера небольшая планета.  Отчего же
она так горит?
   - Потому,  что ее атмосфера имеет очень большой коэффици-
ент отражения света-альбедо.  Венера усваивает меньше сорока
процентов падающего на нее солнечного света, а все остальное
- свыше шестидесяти процентов - отражает.  Ее альбедо раза в
полтора больше,  чем у Земли,  и раз в девять больше,  чем у
Луны. Вот она и блестит.
   - А чем же объясняется этот самый альбедо? - спросила Ма-
ша.
   - Очевидно, тем, что в ее атмосфере много мельчайших час-
тиц постороннего вещества.  Может быть,  каких-нибудь паров.
Эти частицы создают оболочку, которая отражает свет и делает
для нас поверхность Венеры невидимой.  Что кроется  за  этой
оболочкой - никому не известно. Мы знаем только, что верхние
слои атмосферы планеты богаты углекислым газом  и  почти  не
содержат  паров  воды.  По этому поводу ученые строят разные
догадки.  Одни говорят, что на Венере нет органической жизни
потому,  что ее атмосфера отравлена ядовитыми газами, другие
- что жизнь там не могла  развиться  из-за  слишком  высокой
температуры...  Кто знает правду?  Мы до сих пор не знаем ни
продолжительности суток на Венере,  ни наклона  ее  оси,  ни
действительной  температуры  на  ее поверхности,  потому что
пресловутое электромагнитное излучение  планеты  может  быть
результатом воздействия солнечной радиации, а не температуры
поверхности. На более далеком маленьком Марсе ученым удалось
установить наличие и даже характер растительности,  темпера-
туру почвы и много других важнейших фактов.  А  о  том,  что
происходит на поверхности Венеры, мы можем только гадать. Но
скоро наступит час, когда гордые и отважные люди сорвут пок-
рывало с чела таинственной планеты.
   - И как скоро это случится? - внезапно спросил Белов. - Я
понимаю,  пояснил он,  что сейчас,  пока сделан единственный
облет Луны в ракете с людьми,  рано говорить  о  полетах  на
другие  планеты.  Когда-то  еще  спустятся на лунную поверх-
ность, да освоят ее, да соберутся на Марс...
   Галя снисходительно улыбнулась:
   - А вам не приходило в голову, что спускаться на Луну ку-
да труднее, чем на планеты, где есть атмосфера? Мне кажется,
люди сначала полетят на Марс или Венеру, а уж потом на Луну.
   - Что-то странно!- буркнул Иван Тимофеевич. - Ведь Луна -
рукой подать,  а до Марса в лучшем случае десятки  миллионов
километров.
   - А не все ли равно  сколько?  Трудно  преодолеть  земное
притяжение,  а  на  полет ведь энергия почти не расходуется.
Зато при спуске можно будет использовать атмосферу как  тор-
моз. Да и с научной точки зрения интереснее побывать на пла-
нетах, где есть хоть какая-то жизнь.
   - А чем же хуже Луна?
   - Вспомните: что на ней видели наши ученые при облете? Да
и  съемки  с межпланетных станций говорят о том же.  Со всех
сторон одни и те же горы,  кратеры,  пики,  трещины.  Лишь в
двух-трех  местах  они заметили полупрозрачные скопления га-
зов,  идущих из расселин.  На худой конец, хороша и Луна, но
насколько интереснее побывать на живой, может быть, населен-
ной планете!
   - Сдаюсь!  -  замахал  руками Белов.  - Уговорили!  Через
двадцать-тридцать лет летим!
   - Что вы,  Игорь Никитич! Да через тридцать лет мне стук-
нет пятьдесят...  четыре!  Тогда, - Галя привстала от  волне-
ния,- и думать нечего попасть мне на Венеру!
   - А ты что же,  всерьез мечтаешь туда, как на такси, про-
катиться? - спросила Маша. Все дружно рассмеялись.
   - Да, мечтаю! Сплю и вижу! И всю свою жизнь посвящу, что-
бы  добиться этой чести!  Я это задумала со школьной скамьи,
для этого училась, тренировалась, и вот увидите, я заслужу в
конце концов право попасть в космический рейс!
   Белов покачал головой.
   - А я вот боюсь и думать об этом.  По-моему, лететь в кос-
мос - неимоверно страшно... Вы знаете греческий миф о Фаэто-
не?
   - Об Икаре? - поправил кто-то из юнцов.
   - Нет, не о шкодливом мальчишке Икаре, зря погубившем ве-
ликолепные крылья,  которые подарил ему отец, а о сыне Солн-
ца, герое Фаэтоне, дерзнувшем пересечь небо! Слушайте:

   Ясная радость царит во дворце лучезарного бога:
   Сын Фаэтон, от Климены, от женщины смертной,
                                        рожденный,
   Юноша, столь же прекрасный, насколько могучий и
                                        храбрый,
   Прибыл с Земли и сегодня предстал пред отцовские очи.
   Нежно обняв его, Гелиос бросил крылатое слово:
   - Сын мой любимый, проси, чего хочешь! Клянусь
                                        перед Зевсом
   Водами Стикса священными - клятвой богов
                                        величайшей, -
   Все, что попросишь, исполню, чего бы ни стоило это!
   - Дай мне промчаться по Небу в твоей золотой
                                        колеснице! -
   Юноша гордый отца попросил, преклоняя колени.
   В ужас пришел лучезарный: - Но ею не в силах
                                        управить
   Даже сам Зевс! Не рискуй, откажись от безумной затеи!
   - Нет, лучезарный, ты должен сдержать свою
                                        страшную клятву.
   Слово богов нерушимо. Его изменить ты не в силах.
   Я же, в стремленье узреть красоту необъятного неба,
   Лучше погибну, но не откажусь от заветных мечтаний!
   Горько заплакал бог Солнце, услышав слова роковые...
   Вот впряжены в колесницу златую крылатые кони,
   Створки небесных ворот розоперстая Эос открыла,
   Смело герой Фаэтон поднимается на колесницу.
   Взвились крылатые кони и ринулись в звездное небо.
   Мчатся они без дороги среди исполинских чудовищ:
   Вот Человек задыхается в кольцах огромного Змея,
   Вот ядовитая Гидра оскалом зубов угрожает
   Единорогу; здесь псы Ориона готовы вцепиться
   В горло Тельцу, там два Льва притаились вблизи от
                                             Жирафа,
   Между Медведиц - крылатый Дракон завивается
                                             в петли...
   Вниз посмотрел Фаэтон и отпрянул: земная поверхность
   Еле виднелась в провалах меж туч, устилающих небо!
   Вдруг над конями навис Скорпион безобразной громадой.
   Мерзостный яд, испуская зловонье, стекал с его тела,
   Кверху высоко поднял он свое смертоносное жало,
   Бедному, юноше в грудь беспощадный удар направляя.
   Вскрикнул от страха несчастный и выпустил верные
                                              вожжи!
   Бурей помчались, почуяв свободу, крылатые кони;
   То выше звезд они вьются, то стелются рядом с
                                              Землею.
   Плавятся горы, кипят, испаряясь, моря и озера,
   Гибнут селенья людские, и самый Олимп под угрозой...
   В ужасе мечутся жалкие люди, не видя спасенья,
   Даже бессмертные боги объяты тяжелой тревогой.
   Грозно нахмурил кустистые брови владыка Вселенной
   Зевс-громовержец. Спасая от верной погибели Землю,
   Кинул он жаркую молнию вверх - и разбил колесницу,
   Гордых крылатых коней разметав по бескрайнему небу.
   А Фаэтон рухнул вниз. Полыхавшими ярко кудрями
   В воздухе огненный путь прочертил он, подобно
                                              упавшей
   С неба звезде. И, закончив паденьем полет небывалый,
   Скрылся навеки в волнах бесконечной реки Эридана.

    Игорь Никитич кончил.  Все молчали, очарованные чудесной
сказкой.
    - Вот вы и подумайте хорошенько, чего добиваетесь! - про-
должил  он разговор,  обращаясь к Гале. - Я не мастак в ваших
делах и то понимаю,  что путешественники в космосе  встретят
таких Львов и Гидр, какие и присниться не могли Фаэтону. Во-
образите себе,  что ваш корабль попал в метеорный поток. Ло-
катор вам доносит, что мимо вас со всех сторон мчатся милли-
оны железных или каменных пуль.  Да что там  пуль!  Пуля  по
сравнению  с метеором - все равно что жук по сравнению с пу-
лей. И вот вы сидите и ждете, что сейчас влетит этакий каму-
шек,  взорвется и погубит корабль.  Или вдруг вы ошибетесь в
расчетах и, израсходовав энергию, увидите, что корабль сбил-
ся с намеченного пути.  Вы будете знать, что впереди медлен-
ная,  тоскливая смерть.  Нет надежды на помощь, на спасение.
Никто и никогда не узнает ни о ваших страданиях,  ни о вашей
доблести. Никто не оценит вашего подвига!
   Иной раз  ночью,  в  походе,  лежишь  на открытом месте и
смотришь в неизмеримую бездну,  которую мы называем небом. И
кажется,  что вот упадешь туда и будешь лететь миллиарды лет
остекленевшим трупом.  На Земле будут возникать  и  рушиться
культуры,  звезды стронутся со своих мест и соединятся в но-
вых сочетаниях,  погаснет Солнце,  а твое тело все еще будет
падать и падать в ничто... Бррр! При одной мысли об этом мо-
роз дерет по коже!  А вы хотите  добровольно  испытать  этот
ужас. Разве можно предусмотреть все случайности, подстерега-
ющие небесного путника? Удачный полет вокруг Луны еще ниче-
го не доказывает.  Луна - это часть Земли.  Она рядом, рукой
подать. Весь путь до нее можно проделать за несколько часов.
А  на ту же Венеру придется лететь долгие месяцы,  не говоря
уже о дальних планетах,  куда надо добираться  многие  годы.
Можно  наверняка  сказать,  что  первые  космонавты заплатят
жизнью за свою смелость, как заплатил несчастный Фаэтон!..
   - Вовсе не несчастный!  - воскликнула Галя звенящим голо-
сом. - Прекрасный юноша погиб,  но  он  первым  промчался  по
звездному  пути.  Его  никогда не забудут.  В такой смерти и
есть настоящий жизненный смысл.  Я славлю тех,  кто  облетел
Луну,  но трижды тех, кто полетит на другие планеты. С какой
радостью я отдала бы за это жизнь,  если бы смогла! - закон-
чила она, подозрительно быстро отворачиваясь от костра.
   - Ха,  ха, ха!- не выдержала Маша. - Если все захотят ле-
теть на тот свет, так кто же на Земле останется?
   Кто-то засмеялся.  Ему ответили новой шуткой. Молодой па-
рень,  который  предлагал  переименовать Большую Медведицу в
Великий Ковш, острил что-то насчет подвесной канатной дороги
Земля - Венера. Галя сидела отвернувшись. Она ничего не слы-
шала.  Непрошеные быстрые девичьи слезы готовы были  окутать
глаза, мешали дышать.
   Белов что-то шепнул Ивану Тимофеевичу,  затем  подошел  к
костру и вынул из него две ярко пылающие смолистые ветки.
   - Читайте! - властно сказал он и стал четко семафорить.
   Все хором  повторяли  грозные огненные буквы,  которые на
мгновение вспыхивали на фоне ночного неба:
   - МЕНЕ!
   -ТЕКЕЛ!
   - ФАРЕС! - глухо упали зловещие слова.
   - Что это значит? - тихо спросила оробевшая Галя.
   - Это значит, - торжественно произнес Белов, высоко подни-
мая горящие ветки, - что ваши способности исчислены, ваше же-
лание взвешено и ваша дальнейшая судьба разделена с будущими
космонавтами! - и Белов энергично швырнул ветки в костер.
   Последовал новый взрыв хохота. Смеялись, глядя на Галю, у
которой на лице была написана полная растерянность.
   - Ну и шутник же вы,  Игорь Никитич!  - наконец выдохнула
девушка. - Говорите так, точно сами собирались в полет на Ве-
неру!
   - Кто знает!  - ответил Белов,  пытаясь сохранить серьез-
ность, но не выдержал и рассмеялся вместе со всеми.

                          Глава 2

                           "УРАН"

       Мы взлетели,
       но еще - не слишком,
       Если надо
       к Марсам
       дуги выгнуть -
       сделай милость,
       дай
       отдать
       мою жизнишку.
       Хочешь,
       вниз,
       с трех тысяч метров
       прыгну?!

                В. Маяковский


   Тонкий веселый солнечный лучик пробился из-под  спущенной
шторы, соскочил с подоконника на пол и медленно пополз к из-
головью кровати.
   Галя открыла глаза,  зажмурилась,  потянулась и взглянула
на будильник.  Стрелки показывали без четверти семь.  "Пожа-
луй,  вставать рановато",  - подумала она. Потягиваясь и не-
жась на теплой, прогревшейся за ночь постели, Галя вдруг по-
чувствовала беспокойство. Ей вспомнились четыре слова на те-
леграфном бланке, которые позавчера прервали ее удивительный
отпуск  и  заставили  вернуться домой на неделю раньше,  чем
нужно: "Немедленно приезжайте работу == Иванов".
   "Что бы там ни было, через два часа все будет ясно!"- ре-
шила она, пытаясь задремать. Но сон улетел.
   Галя соскочила с постели,  сделала несколько гимнастичес-
ких упражнений и пошла умываться.  Одевшись,  она достала из
холодильника приготовленный еще с вечера завтрак.
   Сидя за столом, Галя как ни старалась, не могла отделать-
ся от мысли:  зачем она так срочно понадобилась в институте?
Тревожные предчувствия,  подогреваемые воображением,  слива-
лись  в ощущение чего-то большого и важного,  надвигающегося
на нее. Галя заторопилась.
   Через десять минут медлительный, равнодушный к нетерпению
пассажиров эскалатор спустил ее в метро вместе с толпой спе-
шащих людей. Поезд грохотал на поворотах, ныряя в черные из-
гибы тоннеля. Из прохладного вестибюля Галя вышла на залитую
солнечным светом давно знакомую площадь.
   Она приехала в институт рано,  и ей волей-неволей пришлось
бесцельно бродить по его коридорам, наблюдая приход знакомых
и незнакомых коллег на работу.  Без трех минут девять в инс-
титуте появился профессор Иванов.  Увидев Галю, он кивнул ей
и поманил за собой в кабинет.
   - Ну вот,  слава богу, вы на месте. А я уж начал беспоко-
иться.
   - Да что случилось, Константин Степанович?
   - Не знаю,  не знаю!  - Профессор рассеянно погладил свою
клиновидную бородку. - Вас вызывают к товарищу...
   Константин Степанович назвал одну из самых уважаемых  фа-
милий.
   - Зачем?
   - Мне ровно ничего не известно.  Сейчас идите работать, а
в половине второго отправляйтесь.  В два вы должны  быть  на
месте. Можете взять мою машину, я предупрежу секретаря.
   Галя сидела за столом и машинально просматривала в  филь-
москопе  пленку,  но работа не шла ей на ум.  Она в тысячный
раз задавала себе все тот же вопрос.
   В пятьдесят минут второго Галя уже шла по широкой асфаль-
тированной дорожке Кремля,  несколько оробевшая и  вместе  с
тем радостная от мысли, что находится здесь не на экскурсии,
а по делу,  что она,  Галина Ковалева, зачем-то понадобилась
правительству родной страны.
   Подходя к приемной, она на мгновение остановилась, попра-
вила на себе платье и решительно открыла дверь.
   За столом сидел пожилой мужчина, секретарь. Галя протяну-
ла ему удостоверение,  Секретарь взглянул на часы и попросил
подождать.
   Вскоре дверь кабинета открылась,  и из нее вышел пожилой,
высокий,  несколько сутулый мужчина. Он рассеянно кивнул си-
дящему за столом и пошел к выходу.
   - Товарищ Синицын,  вы забыли  отметить  командировку!  -
крикнул ему вдогонку секретарь.
   Мужчина медленно повернулся и уставился на него  недоуме-
вающим взглядом.  Затем,  осознав,  что ему говорят, буркнул
что-то, видимо в знак благодарности, и вернулся к столу. Га-
ля  успела рассмотреть его узкое лицо с высоким лысым лбом и
серыми умными глазами, сверкавшими из-под пышных бровей.
   Секретарь приложил к командировке печать,  подписал ее и,
возвращая Синицыну, сказал:
   - Одну минуточку.
   Затем повернулся к посетительнице:
   - Прошу вас!..  - И Галя очутилась в кабинете.  Впоследс-
твии она пыталась вспомнить его обстановку.  Но сколько  она
ни пробовала восстановить в памяти подробности,  все расплы-
валось как в каком-то тумане, на фоне которого ярко и отчет-
ливо вырисовывались только плотная,  коренастая фигура и вы-
разительное моложавое лицо одного из руководителей государс-
тва.
   - Здравствуйте,  товарищ Ковалева. Садитесь. Я хочу пого-
ворить с вами об одном очень важном деле.  Академия наук ор-
ганизует  экспедицию  совершенно  исключительного  значения,
сроком года на четыре. Опасности, связанные с маршрутом этой
экспедиции,  очень велики. В связи с ответственностью задачи
я  хочу поговорить с намечаемыми людьми и поэтому вызвал вас
для предварительных переговоров.  Если вы в принципе соглас-
ны,  то мы продолжим разговор. Помните: вас никто не принуж-
дает.
   По мере того как он говорил,  Галя успокаивалась.  Вскоре
робость ее исчезла настолько, что она рискнула спросить:
   - Простите, мне хотелось бы задать вам два вопроса...
   - Пожалуйста.
   - Во-первых,  почему  именно  мне  предоставляется  такая
большая честь? Во-вторых, куда и с какими целями направляет-
ся экспедиция?
   Человек, сидевший перед Галей,  улыбнулся, и улыбка, раз-
бежавшись сетью мелких морщинок,  осветила его строгое лицо.
Галс сразу стало уютно и легко.
   - На первый вопрос я вам отвечу сразу. Когда Родине нужны
люди для выполнения важнейших задач,  она выбирает не обяза-
тельно прославленных.  Зачастую самым подходящим оказывается
скромный,  с первого взгляда незаметный человек. Очевидно, у
комиссии есть кое-какие основания для того, чтобы пригласить
именно вас... Я видел фильм "Тянь-Шань" и знаю, как вы умее-
те работать.  Ну, и профессор Иванов написал кое-что о вашей
работе на съемках солнечного затмения 1961  года.  Например,
что  вы  способны петь,  перевязывая себе обмороженные руки,
после шестнадцати часов работы на ветру.
   Галя потупилась, не зная, что ответить. Лицо ее горело.
   - Что же касается второго вопроса,  то пока могу  сказать
вам только одно:  экспедиция чрезвычайно ответственная, соп-
ряженная с огромным  риском.  Почти  наверняка  ей  придется
столкнуться с нечеловеческими трудностями.  Может быть,  она
вообще не вернется, если уж говорить до конца.
   "Не иначе, как устройство постоянной обсерватории в райо-
не Южного полюса, о которой весной говорил Константин Степа-
нович", - подумала Галя.
   - Вы узнаете о целях экспедиции только в том случае, если
согласитесь в ней участвовать, и то лишь, когда прибудете на
место отправления.  К сожалению, мы все еще вынуждены ограж-
дать  наши  важнейшие  изыскания от слишком любопытных глаз.
Перехожу к делу.  С вашей биографией я достаточно знаком.  Я
знаю, что у вас нет родственников. Значит, вы все можете ре-
шить самостоятельно.
   - Я уже решила!
   - Не передумаете?
   - Нет.
   - Молодец, дочка! Спасибо!
   - Спасибо и вам, - ответила Галя.
   Старый народный герой крепко пожал руку  девушки.  В  его
голосе,  во взгляде было столько человеческой доброты, ласки
и благодарности,  что Галя с трудом сдерживалась,  чтобы  не
расплакаться.
   Слезы душили ее.  Оттого, что она вот так просто и быстро
ответила согласием,  ей было и радостно и в то же время нем-
ножко страшновато. Боясь выдать себя, Галя резко повернулась
и почти бегом направилась к двери.
   Глядя ей вслед,  человек думал:  "Родина,  Родина! Лучших
детей Своих, прекраснейший цвет Свой Ты не кутаешь от холода
и вьюг,  не закрываешь от палящего солнца, а посылаешь туда,
где  не  выдержит незакаленный телом и слабый духом.  И идут
Твои дети... и совершают чудеса, прославляя Твое имя!.."
   Не видя ничего перед собой,  Галя пересекла приемную.  Ее
остановил голос секретаря:
   - Товарищ Ковалева, вы забыли отметить удостоверение!
   Галя опомнилась и,  улыбаясь, протянула ему синеватый бу-
мажный квадратик.
   - Одну минутку!  - Секретарь зашел в кабинет и, выйдя от-
туда,  обратился к светловолосой женщине лет сорока, которая
сидела в кресле у окна:
   - Товарищ Петрова, прошу вас!
   Женщина встала и,  не спеша,  прошла в кабинет, тщательно
прикрыв за собой дверь. От всей ее фигуры веяло грацией, си-
лой и какой-то неуловимой величавостью. У Гали невольно выр-
валось:
   - Кто это такая?
   Секретарь секунду  помедлил,  глядя на дверь,  за которой
скрылась русая красавица, затем ответил:
   - Это товарищ Петрова,  профессор медицинского института.
Один из известнейших наших хирургов.
   Делая отметку на командировочном удостоверении, он объяс-
нял:
   - Отправляйтесь домой и собирайтесь в дорогу. К профессо-
ру Иванову не ходите,  я сообщу ему все, что нужно. Если вас
спросят,  куда вы едете,  отвечайте,  что на Дальний Восток.
Завтра в восемь утра за вами заедет машина и  отвезет  прямо
на аэродром.  Денег и вещей с собой не берите. Все необходи-
мое вы получите на месте, где вас встретят. До свидания, то-
варищ Ковалева. Желаю успеха!
   Придя домой,  Галя уложила в портфель  кое-какую  мелочь,
сходила в домоуправление, чтобы предупредить об отъезде, и к
шести часам вечера была  совершенно  свободна.  Никогда  еще
время не тянулось так убийственно медленно.
   Она попыталась позвонить нескольким институтским  товари-
щам,  но  либо  не заставала их дома,  либо они были заняты.
Приходилось примириться с  мыслью,  что  последний  вечер  в
Москве пройдет в одиночестве.
   Побродив бесцельно по улицам,  Галя села на маленький па-
роходик, который весело побежал по Москве-реке.
   Поднимаясь по гранитным ступенькам в Парк  культуры,  она
заметила  впереди себя высокую женщину.  Поравнявшись,  Галя
узнала профессора Петрову. Они вместе подошли к кассам. Пет-
рова тоже узнала Галю и ласково спросила:
   - А вы разве не здешняя?
   - Нет,  я москвичка, но так уж вышло, что сегодня все мои
друзья заняты, и я прощаюсь с Москвой в одиночестве.
   Петрова пытливо посмотрела на Галю.
   - Вы собираетесь уезжать?
   Галя смутилась. Подумав немного, она решила, что ответ ни
к чему не обязывает.
   - Да.
   - Ну что ж,  давайте знакомиться. Меня зовут Ольгой Алек-
сандровной.
   Галя назвала себя.
   Опасения девушки оказались напрасными. Ольга Александров-
на обладала достаточным тактом и ни о чем ее не расспрашива-
ла.
   Они медленно прогуливались по боковым аллеям.  Солнце се-
ло. Стало заметно темнеть. На набережной перед ними открылся
пылающий закат.  Там, где гасло оранжевое пламя и начиналась
холодная синь, сверкала далекая Венера.
   Взяли лодку.  Ольга Александровна села за весла  и  стала
медленно грести по направлению к Ленинским горам.
   Глядя на прекрасную планету,  Галя поймала себя на мысли,
что думает о Белове.  Она чувствовала к нему какое-то стран-
ное влечение, совершенно не похожее на влюбленность, но ост-
рое и волнующее.
   Чтобы найти какую-то отдушину,  Галя  стала  рассказывать
Ольге  Александровне  о чудесах Селигера.  Описывая поход на
яхте,  она с тайным наслаждением назвала заветное имя. Ольга
Александровна- удивленно подняла брови:
   - Вы сказали - Игорь Никитич? Уж не Белов ли?
   - А вы его знаете?
   Ольга Александровна задумалась.  Затем. медленно прогово-
рила:
   - Да, мне пришлось с ним встретиться во время Отечествен-
ной войны, в конце 1941 года. Я тогда работала сестрой в од-
ном из ленинградских госпиталей. Во время очередного обстре-
ла  к  нам с улицы принесли умирающую женщину.  Это была его
жена. Он тогда работал на одном из ленинградских машиностро-
ительных заводов.  Нам удалось с ним связаться...  Словом, я
была невольной свидетельницей трагедии этого большого  чело-
века.
   - Но сколько же ему лет?
   - Тогда было,  кажется, двадцать восемь. Горе не приходит
в одиночку.  Вскоре мы узнали,  что в момент гибели его жена
несла на руках ребенка, от которого не осталось ничего, даже
клочка одежды...
   Галя побледнела.  Всем  своим сердцем она откликнулась на
горе Игоря Никитича,  ставшего для нее теперь еще более  по-
нятным  и  близким.  Пережив  в раннем детстве ленинградскую
блокаду, девушка навеки затаила ужас перед какими-то грозны-
ми событиями, смутно, но настойчиво проступавшими в ее памя-
ти сквозь туман времени, событиями, непонятными и зловещими,
как химеры собора Нотр Дам.  Ей ли,  сироте,  было не знать,
как страшно потерять своих близких!..
   - Все свободные часы, - продолжала Ольга Александровна, -
Белов проводил у постели жены.  Она умерла  через  несколько
дней, несмотря на наши старания спасти ее. Белов был на гра-
ни потери рассудка. Я часто навещала его, чтобы хоть как-ни-
будь развеять. Постепенно он взял себя в руки и ушел в рабо-
ту. Видимо, это его и спасло. Вскоре обстоятельства нас раз-
лучили:  в  январе  1942  года  госпиталь был эвакуирован на
Урал. С тех пор я его не встречала, но иногда мы с ним пере-
писываемся, и я в общих чертах знаю его жизненный путь.
   Ольга Александровна замолчала.  Лодка тихо  скользила  по
темной воде. Из парка доносилась какая-то бравурная мелодия.
Неожиданно вдоль набережной вспыхнули фонари, и на реке сра-
зу наступила ночь. Пора было возвращаться к пристани.
   - Как это в сущности странно!  - сказала Ольга  Александ-
ровна  после долгого молчания.  - Мы с вами впервые встрети-
лись сегодня в Кремле,  затем здесь. Не успели и часа побыть
вместе,  как нашли общих знакомых. Впрочем... - и она замол-
чала, не закончив фразы.
   Прощаясь у выхода, Галя не выдержала:
   - До свидания,  Ольга Александровна.  Спасибо за этот ве-
чер. Я почему-то уверена, что мы с вами еще встретимся!
   - До свидания, Галина Семеновна. Я совершенно в этом уве-
рена!..
   Обе понимающе улыбнулись.
   Дома Галя  написала Белову коротенькое письмо о том,  что
внезапно уезжает в длительную командировку, обещала прислать
весточку,  если представится возможность, и просила передать
привет Ивану Тимофеевичу и Маше.  Закончив,  она  тотчас  же
легла спать.
   Однако сон не приходил.  Она долго ворочалась с  боку  на
бок, стараясь представить, что ждет ее завтра. Затем ее мыс-
ли приняли другое направление. Ей вспомнилось прошлое: детс-
кий дом, школа, напряженная учеба в институте, радость, ког-
да снятые ею кадры впервые вошли в киножурнал... Особенно ей
запомнилась преддипломная практика: она была прикомандирова-
на к высокогорной экспедиции профессора Иванова  для  съемок
солнечного затмения 1961 года.
   Ох, уж эти съемки на морозе,  под ледяным неистовым  вет-
ром, забиравшимся в рукава и раздувавшим пальто, как пузырь!
Красные вспухшие руки,  растрескавшаяся кожа на лице, слезя-
щиеся глаза, по вечерам боль и ломота во всем теле, короткий
сон в обдуваемой со всех сторон палатке - и снова  бесконеч-
ное барахтанье в снегу.
   Сначала было невыносимо тяжело.  Но постепенно Галя вошла
в  ритм,  руки  перестали  болеть,  и незаметно для себя она
прекрасно обжилась среди этого бездомья.  В редкие свободные
часы  она ухитрялась производить видовые съемки и постепенно
собрала неплохой материал.  В институт она вернулась, имея в
кармане  лестную  характеристику от профессора Иванова,  а в
чемодане - почти готовый киноочерк,  который стал ее  дипло-
мом...
   Промучившись половину ночи,  Галя наконец забылась корот-
ким тревожным сном. В семь часов утра она уже стояла у окна,
изнывая от нетерпения... Однако "Чайка" появилась из-за угла
только без трех минут восемь. Галя пулей слетела с лестницы,
чуть не сбив шофера, который уже входил в парадное.
   После нескольких  минут  быстрой езды машина выбралась за
черту города и понеслась по широкому бетонированному  шоссе,
обсаженному  с  обеих сторон молодыми деревцами.  Вскоре она
свернула на одну из поперечных магистралей и,  пропетляв  по
боковым дорогам, остановилась перед большими воротами в бес-
конечном глухом заборе.
   - Приехали! - сказал шофер.
   - Но где же аэродром? - спросила Галя,  выходя из машины. -
Ведь это же завод?
   - Да, это завод. Вот ваш пропуск. Желаю всего хорошего! -
И машина исчезла за ближним поворотом.
   Галя нерешительно направилась к проходной, но в это время
к  воротам  подлетела  другая  "Чайка"  и из нее вышла Ольга
Александровна.  Машина тотчас же исчезла. Женщины приветливо
поздоровались.
   - Очевидно, мы в одинаковом положении, - заметила Галя. -
Пойдемте в проходную, узнаем хоть, в чем дело.
   Но не прошли они и трех шагов, как подкатившая третья ма-
шина высадила около них пожилого мужчину, в котором Галя уз-
нала рассеянного посетителя приемной в Кремле.
   Одновременно из  проходной  вышел молодой офицер в летной
форме. Четким шагом он подошел к прибывшим и представился:
   - Майор Медведев, Максим Афанасьевич.
   Гале сразу понравился этот веселый,  энергичный смуглоли-
цый человек. Говорил он с заметным окающим акцентом.
   - Прошу вас, товарищи, предъявляйте документы и входите.
   Все четверо очутились на широком заводском дворе. Со всех
сторон высились громады корпусов;  в воздухе  стоял  смутный
гул  от  работающих  машин.  Иногда в него вплетались мощные
ритмические удары, от которых содрогалась земля.
   У ворот стояла старенькая "Волга".  Майор сел за руль,  и
они помчались по широкой асфальтированной магистрали.  Завод
был огромный.  Машина пронеслась уже больше двух километров,
а впереди все еще высились корпуса.  Наконец она свернула  и
круто  затормозила перед большим металлическим,  сплошь зас-
текленным зданием.  Двухскатная крыша здания имела по  бокам
какие-то непонятные приспособления, на которые все трое пас-
сажиров невольно обратили внимание.
   - Прошу вас! - майор открыл дверцу машины.
   Они поднялись на высокое крыльцо, миновали коридор и вош-
ли  в  светлую  просторную комнату,  обставленную мягкой ме-
белью.
   - Располагайтесь.  Эти  комнаты, - майор указал на двери в
стене, - будут вашими спальнями.  Надеюсь,  вам  здесь  будет
удобно.
   Заметив удивленные физиономии гостей, он добавил:
   - Вам придется прожить здесь несколько месяцев. Это свое-
го рода карантин.
   - Вот как? - заметила Ольга Александровна. - Предусмотри-
тельно, ничего не скажешь, А вы - наш летчик?
   - И да, и нет! Я дублер воздушного летчика.
   - Позвольте! - пробасил угрюмый Синицын. - Что же, по-ва-
шему,  бывают безвоздушные летчики? Что за странная термино-
логия?
   - Ничего особенного, сейчас все объяснится. Генерал будет
через две-три минуты.
   Петрова забарабанила пальцами по столу.
   - Кажется, я начинаю понимать... Ну что ж, так или иначе,
нужно знакомиться.  Начну с себя: Ольга Александровна Петро-
ва, по профессии хирург, но много занималась и биологически-
ми исследованиями. Сюда приглашена в качестве врача-биолога.
   - Галина Ковалева, кинооператор.
   - Профессор  геологии  и палеонтологии Николай Михайлович
Синицын, судя по всему, геолог таинственной экспедиции. Если
бы меня приглашал кто-нибудь другой, - проворчал он, отвора-
чиваясь к окну, - я бы подумал, что все это мистификация!
   - Прошу вас! - послышался за дверью знакомый голос, и Га-
ля не поверила глазам:
   в комнату  вошел Константин Степанович,  а за ним высокий
представительный генерал-лейтенант авиации и еще два челове-
ка в рабочих комбинезонах.
   "Да ведь это же Игорь Никитич!" - обмерла Галя,  глядя на
непривычно суровое лицо своего селигерского друга.
   Взгляды их на секунду скрестились, и Гале показалось, что
Белов чуть улыбнулся.  Но улыбка, едва промелькнув, исчезла.
Перед ней стоял строгий,  осанистый генерал. Он медленно ог-
лядел присутствующих и негромко произнес:
   - Здравствуйте, товарищи!
   Прибывшие ответила на приветствие.
   - Ну вот,  - сказал генерал-лейтенант,  - весь  состав  в
сборе.  Я главный конструктор Н-ского завода Белов - началь-
ник экспедиции;  доктор физико-математических наук профессор
Иванов  -  мой заместитель и космический штурман;  Герой Со-
ветского Союза полковник Сидоренко,  - он взглядом указал на
пожилого рабочего в синем комбинезоне. в котором потрясенная
Галя узнала Ивана Тимофеевича,  - воздушный  летчик;  доктор
медицины профессор Петрова - врач и биолог;  доктор геологи-
ческих наук профессор Синицын - геолог и палеонтолог  экспе-
диции;  старший  научный сотрудник кандидат физико-математи-
ческих наук Миронова (новый взгляд и  новое  потрясение!)  -
дублер космического штурмана;  главный летчик-испытатель ма-
йор Медведев - дублер воздушного летчика и инженер  Ковалева
- кинооператор экспедиции. Все восемь человек налицо!
   Галя была до такой степени оглушена званиями и степенями,
что,  когда речь дошла до нее,  ей захотелось превратиться в
Дюймовочку или вовсе исчезнуть.
   В звонкой  тишине вдруг раздались строгие,  скупые и тор-
жественные слова,  которые заставили присутствующих  затаить
дыхание.  Голос Белова звучал ровно,  чересчур правильно, но
это подчеркнутое спокойствие лишь выдавало  его  взволнован-
ность.
   - Партия и правительство поручают экспедиции  на  универ-
сальном  реактивном корабле "Уран" совершить рейс на планету
Венеру,  пользуясь ее благоприятным расположением перед ниж-
ним  соединением  двадцатого июня тысяча девятьсот...  года.
Отлет состоится двадцать пятого  марта  тысяча  девятьсот...
года,  то  есть  примерно через полтора года.  В нашу задачу
входит спуск на поверхность планеты и проведение на ней  не-
обходимых биологических и геологических наблюдений. Желающие
отказаться от участия в экспедиции могут заявить об этом  до
осмотра корабля.
   Белов замолчал и испытующе посмотрел на новичков.
   Если бы  Галя в этот момент была способна наблюдать,  она
услышала бы,  как Ольга Александровна, удовлетворенно кивнув
головой,  прошептала: "Так я и думала!". Она бы увидела, как
Николай Михайлович невольно положил руку  на  сердце,  точно
стараясь удержать его биение...  Но Галя ничего не замечала.
У нее кружилась голова, сердце бешено билось, и она чувство-
вала,  что  еще миг,  и она разрыдается от счастья!  Двери в
Бесконечность, таинственные двери ее грез, стояли раскрытыми
настежь,  и ей Родина дала право войти в них в первой шерен-
ге!
   - Ну что же,  если вы хотите подумать, я отложу осмотр на
несколько часов!  - заметил Белов,  поглядывая на  смятенных
людей,  переживавших каждый по-своему это удивительное сооб-
щение.
   - Я согласна!  - просто и, как всегда, спокойно ответила,
наконец, Петрова.
   - Я тоже согласна!  - сказала Галя, изо всех сил стараясь
совладать с собой.
   Николай Михайлович долго и пытливо глядел на Белова.  На-
конец, поняв, что с ним не шутят, пробасил:
   - Благодарю за честь. Постараюсь оправдать доверие.
   - Других ответов мы от вас и не ждали!  Теперь запомните:
мы  здесь на карантине.  Непосредственного общения с внешним
миром с этой минуты не будет.  Приучайтесь все делать  сами,
как будто находитесь в полете. Для подготовки у нас осталось
времени в обрез,  и надо экономить каждую минуту.  Завтра  к
десяти  часам  представьте мне списки всех нужных вам прибо-
ров,  инструментов,  лекарств, книг и так далее. Заказывайте
самое лучшее оборудование,  каких бы денег оно ни стоило, но
экономьте каждый грамм его веса.
   - И вот еще что, товарищи, - продолжил он мягким задушев-
ным голосом.- Нам надо стараться быть все время вместе, что-
бы привыкнуть друг к другу, приноровиться к привычкам и осо-
бенностям каждого из нас, потому что в пути нам будет тесно-
вато. Как только закончится переоборудование корабля, летав-
шего к Луне,  мы сейчас же поселимся в кабине,  чтобы обжить
ее  и устранить все недочеты до того,  как покинем Землю.  А
теперь пойдемте осмотрим корабль!
   В дверях Галя столкнулась с Константином Степановичем.
   - Вот,  пичуга, мы и встретились! - усмехнулся он, лукаво
щурясь. - Немножко неожиданно, правда?
   - Константин Степанович, так значит, Селигер...
   - Угадали.  Конечно,  подстроен! Это были смотрины. И вы,
как говорят, "всем показались". То есть они-то на самом деле
отдыхали...
   - Та,  Что Грезит!  Поздравляю! - обняла Галю Капитанская
дочка.
   - Пошли,  пошли!  - заторопил девушек Константин Степано-
вич. - Объясняться будете потом. Вас ждет такое!..
   Как во сне,  не веря самой себе,  Галя переступила  порог
помещения.
   Мощные потоки света  заливали  огромный  квадратный  зал.
Посредине  на широкой металлической площадке стоял величест-
венный корабль.  Он весь сверкал и переливался, как огромный
слиток  замороженной  ртути.  В  размахе крыльев он достигал
почти девяноста  метров.  Длина  его  превышала  восемьдесят
пять.  В передней,  утолщенной части обтекаемой гондолы, как
желудь в гнезде, сидела шарообразная кабина метров восемнад-
цати в диаметре.  Массивная колонна,  выходящая вверх из пе-
редней части гондолы,  несла два крыла,  похожих на  лопасти
воздушного винта.  На концах они имели утолщения,  которые в
миниатюре повторяли очертания гондолы.
   В хвостовой  части корабля была вторая пара крыльев мень-
шего размера.  Несущая их колонка была шарнирной и могла ка-
чаться во все стороны.
   Даже неопытный глаз поражала стройность и  простота  форм
корабля. Перед Галей была не просто машина - сочетание мерт-
вых частей,  - а произведение человеческого гения, гармонич-
ное,  как звонкая песня,  и величественное, как водяной кас-
кад.
   Восторженное молчание первым нарушил Белов.
   - По хорошей старой традиции небесным телам  принято  да-
вать  имена богов и героев греческой мифологии.  Дочь Хаоса,
могущественная Гея-Земля  некогда  назвала  своего  первенца
Ураном-Небом.  Так назван и первый корабль, который помчится
через неизмеримые просторы космоса по воле человека.
   Горячая волна  сдавила  горло и заставила Галю безотчетно
всхлипнуть. Испугавшись, что кто-нибудь заметит ее слабость,
она искоса взглянула на своих спутников.  Невероятно!  Ольга
Александровна стояла со светлой улыбкой, и из ее широко отк-
рытых  глаз  катились крупные слезы.  Но она их не замечала.
Синицын,  этот всегда угрюмый человек,  отвернулся и, достав
платок, тер глаза.
   - В последние годы,  - продолжал Белов.  медленно  обходя
сверкающий "Уран",  - много сил было отдано созданию искусс-
твенных спутников Земли и пробным полетам вокруг  Луны.  Это
была совершенно необходимая работа.  Мы узнали многое о кос-
мическом пространстве и научились строить великолепные раке-
ты, работающие на химическом топливе. Большие небесные тела,
- продолжал он,  - обладают огромной силой притяжения.  Даже
для того,  чтобы отлететь с искусственного спутника-станции,
корабль должен затратить много энергии, покидая Землю. Затем
ему надо спуститься на избранную планету,  перелетать на ней
с места на место, оторваться от нее и вернуться домой. Такая
задача не под силу химическому двигателю.  Не помогут ее вы-
полнить ни искусственные спутники, ни многоступенчатые раке-
ты,  ни ракеты-топливовозы. Все они хороши в теории, а прак-
тически слишком сложны.  В лучшем случае  химическая  ракета
может  совершить беспосадочный полет вокруг нужной планеты и
вернуться назад.  Но спуск на чужую планету для нее  был  бы
бесповоротной гибелью.  У нее потом не хватило бы энергии на
взлет. Другое дело - атомный двигатель. Он создан - и отныне
не надо прибегать ни к каким ухищрениям.
   Белов остановился у хвостовой части гондолы.  В ее  торце
чернело большое круглое отверстие.
   - Это сопло главного двигателя, из которого во время раз-
гона вылетает струя раскаленного водорода со скоростью в де-
сятки километров в секунду.
   - Простите,  Игорь Никитич, - вмешалась Ольга Александров-
на. - Значит, ваш корабль все-таки химическая ракета?
   - Вы меня не поняли.  Я же сказал: водорода, а не продук-
тов его сгорания.  Чтобы ракета двигалась, надо в противопо-
ложном направлении выбрасывать с большими скоростями матери-
альные частицы. Энергия, которая затрачивается внутри ракеты
на их разгон, и является источником движения. При этом реша-
ющим фактором является не масса,  а скорость вылетающих час-
тиц.
   - Игорь Никитич, - перебила Галя, - не потому ли был выб-
ран  в качестве рабочего вещества водород,  что его молекулы
обладают наивысшими скоростями  при  данной  температуре  по
сравнению с другими химическими элементами?
   Белов обернулся и посмотрел на Галю с  таким  удивлением,
что она с трудом подавила улыбку.
   - После того что сказала Галина Семеновна, пояснять почти
нечего. На "Уране" мы установили легкий урановый котел. Сос-
редоточивая его энергию в нужном  участке  пространства,  мы
можем привести атомы рабочего вещества, то есть вещества, от
которого мы отталкиваемся, в состояние бешеного движения.
   - Позвольте,  позвольте, товарищ Белов, - проворчал Сини-
цын,  который снова принял свой обычный недовольный  вид,  -
насколько я помню, водород состоит из двухатомных молекул, а
вы говорите об атомах?
   - Да,  да!  До  температуры в две тысячи градусов водород
состоит из молекул, каждая из которых содержит по два атома.
Но при дальнейшем нагреве молекулы начинают разрушаться. При
пяти тысячах градусов весь водород становится атомным.  Про-
цесс этого превращения требует примерно пятидесяти тысяч ка-
лорий на каждый килограмм водорода.  Поэтому его  нагрев  на
этом  диапазоне температур идет очень медленно,  несмотря на
непрерывный подвод тепла.
   - Но ведь это большой недостаток!  - снова вмешался Нико-
лай Михайлович.  - Вы тратите уйму энергии,  чтобы разложить
молекулы  водорода  на атомы,  а его температура и,  значит,
скорости частиц почти не возрастают.  А ведь вы сами  только
что сказали, что скорость - это главное!
   - Вы вот что примите в расчет: впитывая тепло без большо-
го повышения температуры,  водород не расплавляет двигатель.
Зато, когда его струя, расширяясь в раструбе сопла, начинает
охлаждаться,  атомы рекомбинируются в молекулы и отдают свое
скрытое тепло.  Подстегнутая новым приливом  энергии,  смесь
атомов и молекул покидает корабль с такими скоростями, кото-
рые никогда бы не удалось получить другим путем.
   Белов достал блокнот и быстро набросал карандашом схему.
   - При работе двигателя жидкий водород поступает из резер-
вуаров в систему охлаждения.  Здесь он испаряется и, проходя
через ряд каналов,  нагревается все больше и больше. Он пос-
тупает  в калорифер уже очень горячим.  Здесь происходит его
окончательный нагрев,  но не путем соприкосновения с  раска-
ленными стенками или с огневым факелом,  а с помощью продук-
тов атомного распада. Они собраны в центре калорифера подоб-
но тому,  как лучи света собираются с помощью зеркал в одной
точке.
   - Признаться,  я так-таки ничего не поняла!  - сокрушенно
вздохнула Ольга Александровна.
   - Должен сказать,  что вы не одиноки! - пробурчал профес-
сор Синицын.
   Галя промолчала,  но  подумала  про  себя,  что поняла не
больше других.
   - К сожалению,  я не могу вам всего объяснить,  - ответил
примирительно Белов.  - Чтобы понять,  нужна  очень  большая
подготовка.
   - Но все-таки я надеюсь, что вас не затруднит рассказать,
как вы концентрируете энергию,  - настаивал Николай Михайло-
вич. Белов улыбнулся.
   - Боюсь,  что ответ потребовал бы многих недель. Пришлось
бы начинать с простейших магнитных явлений.  Я лучше  отвечу
вам аллегорически. Вы помните, что сделал Архимед?
   - Архимед?
   - Да, Архимед из древних Сиракуз. Однажды к Сиракузам по-
дошел неприятельский флот. Архимед велел всем женщинам взять
зеркала и выйти на городские стены. По его команде они наве-
ли солнечные зайчики на мачту одного  из  кораблей.  Корабль
тут же запылал. Зайчики перескочили на второй, затем на тре-
тий корабль, и неприятельский флот превратился в костер. Вот
что  значит  сконцентрировать  энергию в нужной точке прост-
ранства!
   Николай Михайлович недоверчиво покосился на Белова,  при-
кидывая,  не шутит ли он и нет ли тут чего-нибудь  обидного.
Но Игорь Никитич даже не смотрел в его сторону.
   - Примерно таким путем, - рассказывал он, - нам и удалось
добиться нужных скоростей истечения. То, что нагрев идет при
отсутствии кислорода,  предохраняет части двигателя от пере-
жога,  а чтобы они не расплавлялись,  в корпусе калорифера и
сопла проведена сеть каналов, через которые подается в каме-
ру  нагрева жидкий водород с первоначальной температурой ми-
нус двести пятьдесят три градуса.  Энергии у нас хватает, но
водорода  можно взять с собой очень ограниченное количество,
поэтому мы должны расходовать его как можно экономнее и  ле-
теть окольными путями.
   - Почему же окольными?  - снова перебил Синицын.  -  Ведь
прямая  -  кратчайшее расстояние.  Что же может быть проще и
экономнее, чем полет по прямой?
   - При  полете  с  одной  планеты на другую,  - отвлек его
Константин Степанович,  - путь по прямой труден и невыгоден.
Я вам расскажу об этом после.
   Профессор недоверчиво хмыкнул.  Ему хотелось задержаться,
не торопясь поспорить, но Белов все дальше уводил своих слу-
шателей в страну чудес.
   - Взгляните на крылья. Они расположены выше гондолы и мо-
гут вращаться,  как воздушные винты вертолета. Их приводят в
движение  небольшие  реактивные двигатели,  установленные на
концах.  Рабочим веществом в них служит атмосферный  воздух.
На правом  большом крыле сопло обращено назад,  а на левом -
вперед. На задней паре - наоборот, сопло правого крыла обра-
щено  вперед,  а левого - назад.  Таким образом,  передняя и
задняя пары вращаются в разные стороны.  В таком виде "Уран"
делается  вертолетом.  Ему не нужны ни взлетные дорожки,  ни
посадочные площадки.
   Когда корабль  взлетит,  левое  переднее  и заднее правое
крылья одновременно переворачиваются, и сопла, расположенные
на их концах,  оказываются обращенными в одну и ту же сторо-
ну.  Все крылья устанавливаются в  поперечном  положении,  и
"Уран"  превращается в самолет.  Очертания корпуса позволяют
ему,  подобно гидроплану, садиться на воду и взлетать с нее,
даже не превращаясь в вертолет. Для движения при этом служат
те же небольшие воздушные двигатели.  Но главное  назначение
"Урана" -летать в безвоздушном пространстве, по желанию меняя
направление и скорость полета.  Ну вот, я и кончил. Остается
осмотреть корабль внутри. Пойдемте, товарищи!
   Чтобы добраться до кабины,  пришлось пролезать через нес-
колько круглых, довольно узких люков-дверок в гондоле кораб-
ля. Между дверками был расположен  пропускник,  служащий  во
время пребывания на чужой планете дезинфекционной камерой, а
в условиях космического полета - вакуум-камерой для выхода в
безвоздушное пространство.
   Снаружи кабина имела форму  граненого  шара.  Она,  точно
драгоценный камень в оправу, была вставлена в переднюю часть
гондолы.  Бесчисленные плоские окна из  хрустальных  плит  в
многоугольных  переплетах придавали ей сходство с глазом ги-
гантской стрекозы.
   Внутри кабина  была  разделена  на  три отсека - верхний,
средний и нижний. Легкие лестницы, ажурные переходные мости-
ки из золотистого дюраля; площадки из прозрачной пластмассы,
эбонитовые щиты со  сложнейшей  аппаратурой  чередовались  с
предметами домашнего обихода,  которые, как и все, что здесь
находилось,  имели не совсем обычный вид. Вот постель, кото-
рая в два приема превращалась в стол с креслом, вот этажерка
с зажимом для каждого предмета,  вот плита  с  гнездами  для
кастрюль,  а вот и сами кастрюли с герметическими крышками и
крошечными манометрами.  Гироскопические установки, сервомо-
торы,  насосы,  оптические приборы, калориферы, выключатели,
ваттметры,  реле,  спидометры, термопары и какие-то совсем уж
непонятные  приборы  в  первый  момент создавали впечатление
полного хаоса.
   Но под  пытливым Галиным взглядом постепенно начала прос-
тупать закономерность в расположении  этой  путаницы.  Скоро
она  распознала  почти  все механизмы и приборы.  В конечном
счете,  все они оказались ее старыми институтскими друзьями,
только  очень  повзрослевшими и удивительно нарядными.  Так,
при выходе из темного помещения  на  залитую  солнцем  улицу
вначале  ничего не видно из-за ослепительного света.  Но вот
проходит секунда-другая,  и глаз начинает различать  здания,
троллейбусы,  автомобили,  отдельных людей и,  наконец, даже
листья на дереве, растущем на противоположном тротуаре.
   Отсеки кабины имели общий каркас. Все внутреннее устройс-
тво кабины могло поворачиваться относительно ее оболочки.  В
среднем,  центральном, отсеке находились пульты воздушного и
космического управления.  Между ними был расположен  тройной
космический гирокомпас,  необходимый для прокладывания курса
при взлетах,  посадках и полете в облаках. Оси трех гироком-
пасов,  однажды приведенные в движение,  сохраняли свое нап-
равление при любых изменениях напряжения гравитационного по-
ля и при любых маневрах корабля.
   Окна занимали почти две трети поверхности кабины, поэтому
видимость изнутри была превосходной.  Все окна снаружи имели
металлические шторы,  которые плотно закрывались,  когда это
было нужно. Двойные стекла хорошо задерживали ультракороткие
лучи: между ними был нагнетен озон. Наружные стекла во время
полета  искусственно  подогревались,  чтобы под воздействием
космического холода озон не осаждался на их поверхности, как
иней, и чтобы они не изменяли своих механических свойств.
   Верхний отсек кабины был приспособлен для жилья, а нижний
- для научной работы:  здесь же находились аппараты для кон-
диционирования воздуха, очистки воды и приготовления пищи.
   Обсерватория находилась  наверху,  в отдельном помещении,
соединенном с кабиной.  Фотолаборатория,  склады  оборудова-
ния,продуктов питания  и  запасов  кислорода располагались в
боковых придатках кабины, рядом с пропускником. Кабина вмес-
те с обсерваторией, складами и пропускной камерой могла лег-
ка отделяться от основного корпуса  корабля  на  специальных
тросах, но для чего это было нужно, Галя не поняла.
   Средняя часть гондолы являлась  резервуаром  для  жидкого
водорода. Точно в центре тяжести корабля находилась гироско-
пическая установка для маневрирования в безвоздушном  прост-
ранстве.
   Путь к  хвостовой  части  гондолы  преграждала  массивная
дверь, скрывавшая сердце корабля - урановый двигатель...

                          Глава 3

                           ОТЛЕТ

    Роями дальних звезд
    Мерцало мирозданье
    Той ночью, как всегда,
    Над тьмой земных широт.
    Ракета мчалась ввысь,
    И, затаив дыханье,
    С Земли смотрел ей вслед
    Весь человечий род.

               А. Сурков


Шли дни.  Экипаж  космического корабля деятельно готовился к
полету. На "Уране" с утра до вечера стоял шум: менялись дви-
гатели,  пополнялся запас рабочего вещества,  испытывались и
регулировались механизмы управления.  Белов вместе с воздуш-
ными  летчиками  целыми днями пропадал в машинном отделении.
Остальные под руководством профессора  Иванова  принимали  и
испытывали  прибывающую  аппаратуру,  измерительные приборы,
оптику - весь богатый и разнохарактерный арсенал  исследова-
тельского оборудования, которому позавидовал бы любой инсти-
тут.
   Все были поглощены работой. Воздушные летчики, единствен-
ные люди,  которые после смены двигателей оказались  сравни-
тельно  свободными,  взяли  на себя обязанности поваров и по
очереди состязались в приготовлении лакомых блюд  русской  и
украинской кухни.
   Вечно брюзжащий и всем недовольный Синицын настолько ушел
в составление реактивов,  в перелистывание книг,  которые он
должен был в последний момент оставить на Земле, что начинал
ворчать только тогда, когда Галя и Маша затевали возню. Слу-
чалось, что в ней принимал участие и Максим Афанасьевич Мед-
ведев.  Он озорничал серьезно,  с глубокомысленным видом. Со
стороны могло показаться,  что он даже смотреть не  хочет  с
высоты своего майорского величия в сторону девушек. Но стои-
ло им отвернуться,  как его  взгляд,  точно  подсолнечник  к
солнцу, обращался к Капитанской дочке.
   Константин Степанович и Маша часами просиживали  с  Бело-
вым,  считывая расчетные таблицы,  вычисляя возможный расход
рабочего вещества, проверяя инвентарь и выполняя тысячу дру-
гих мелких дел, зачастую не имеющих никакого отношения к вы-
сотам науки.
   Начальник экспедиции  проверял  каждую деталь,  залезал в
каждую щель корабля, с которого он порой не сходил до глубо-
кой ночи.  Но у него,  пожилого, серьезного человека, всегда
находилось время,  чтобы оценить работу молодых, дать нужный
совет, а то просто весело пошутить.
   Среди этих не так давно еще совершенно чужих  людей  Галя
чувствовала себя,  как в родной семве, и даже брюзжание ста-
рого геолога подчас действовало на  нее  успокоительно,  как
стрекотание добродушного сверчка.
   Но больше всего Галя подружилась с Сидоренко. И не мудре-
но:  оказалось,  что полковник был другом ее отца,  воевал в
одной с ним части и раз или два видел Галю совсем  маленькой
девочкой.  Узнав эти подробности,  Галя все свободные минуты
теперь проводила с Иваном Тимофеевичем, который быстро и не-
заметно  превратился просто в дядю Ваню.  Галя упорно и нас-
тойчиво выспрашивала все о своих родителях,  особенно об от-
це. Понемногу она узнала его наружность, привычки, характер.
   Рассказ о его подвиге и смерти она выслушала только  один
раз  и  больше никогда об этом не заговаривала.  Зато каждой
новой мелочи о его жизни радовалась,  как  ребенок.  Сначала
Сидоренко  хмурился,  отвечал нехотя и явно избегал подобных
разговоров. Но мало-помалу он перестал дичиться. От него Га-
ля узнала, что ее мать погибла под развалинами дома, который
был разбит авиабомбой незадолго до того,  как умер отец. Ка-
ким образом спаслась Галя - Иван Тимофеевич не знал.
   - Наверное,  откопали! - обычно отмахивался он,  прекращая
разговор. При одной из этих бесед случайно присутствовал Бе-
лов.  Он очень внимательно выслушал до конца Галину грустную
повесть  и  потом долго расспрашивал полковника о подробнос-
тях,  удивляясь, как Галя могла уцелеть. Иван Тимофеевич был
не в духе.
   - Ну то вы до менэ прискипалысь,  коль я и сам ничого  не
розумию! - под конец отрезал он сердито.
   Белов поднялся и,  понурившись, ушел. Несколько дней под-
ряд он был необычно рассеян и молчалив. Галю глубоко тронуло
его безыскусственное сочувствие.
   Прошло больше  года  с  того  удивительного сентябрьского
дня, когда Галя впервые увидела космический корабль, и свыше
пяти месяцев с тех нор, как экипаж "Урана" переселился в ка-
бину и жил полностью изолированной или,  как говорила  Маша,
отрешенный  от  всего земного.  Единственное,  что соединяло
членов экспедиции с внешним миром, было радио и телефон.
   По установившейся традиции,  вечерами после тяжелого тру-
дового дня все собирались в жилом отсеке и отдыхали -  чита-
ли, слушали музыку, а то и просто болтали, о чем придется.
   В один из таких вечеров, когда усталые члены команды соб-
рались за круглым столом,  произошло небольшое событие, пос-
ледствия которого заметно скрасили  жизнь  обитателей  этого
крошечного мирка.
   Максим, перелистывавший учебник  астрономии,  заинтересо-
вался старинной звездной картой, испещренной фигурами стран-
ных людей и чудовищных  животных,  изображавшими  созвездия.
Маша терпеливо объясняла ему,  как они называются,  но когда
Максим спросил,  как возникли эти названия, она замялась. Ей
на  выручку  пришел Константин Степанович.  По своему обычаю
щурясь и улыбаясь,  он ответил,  что происхождение  названий
большинства созвездий тонет в глубинах древности,  но что во
всяком случае об одном из них есть совершенно точные  сведе-
ния и даже довольно интересные.
   - Воображаю! - не преминул проворчать Синицын.
   - Все вы,  конечно,  слышали, - начал Константин Степано-
вич,  игнорируя это замечание, - о египетской царице Клеопат-
ре, которая кружила головы самым великим мужам своего време-
ни. Она видала у своих ног и непобедимого Цезаря и Марка Ан-
тония.  Говорили, что она растворяла в уксусе бесценные жем-
чуга и пила это  сомнительное  снадобье,  казнила  некоторых
своих  возлюбленных,  одним  словом,  по представлениям того
времени,  была женщиной выдающейся.  Так вот,  у этой  самой
Клеопатры была бабушка по имени Вереника.  О ней-то я и хочу
рассказать... Постойте, что же вы морщитесь? Ведь эта бабуш-
ка  была когда-то молода и прекрасна,  как утренняя заря,  а
волосы у нее были несказанной красоты и такие  длинные,  что
когда она стояла во весь рост, концы ее кос лежали на земле.
   Итак, она была дочерью фараона Птоломея Филадельфа  и...
женой своего родною брата Птоломея Эвергета,  потому что, по
тогдашним египетским традициям, царские дети могли заключать
браки  только  между  собой  Сразу же после свадьбы Эвергету
пришлось покинуть брачное ложе, надеть доспехи и идти на бой
с Селевком Вторым,  царем Сирии.  Убитая горем Вереника дала
клятву перед алтарем богини Арсинои, что принесет ей в жерт-
ву свои роскошные волосы, если муж вернется невредимым.
   Долгие месяцы она молила богиню.  Но вот прискакал гонец:
Эвергет возвращался во главе победоносных войск!  Счастливая
Вереника обрезала косу,  возложила ее на алтарь  Арсинои,  а
сама поехала навстречу мужу.
   В те времена были другие представления о женской красоте,
чем теперь,  поэтому Эвергет был озадачен,  увидев стриженую
жену.  Но,  узнав, какие причины побудили ее это сделать, он
был растроган.
   Когда по возвращении домой супруги пришли в храм, косы на
алтаре не оказалось. Конечно, ее украл кто-нибудь из жрецов.
Эвергет пришел в дикую ярость.  Он поклялся обезглавить всех
служителей храма,  если волосы не будут найдены к утру.  Это
недвусмысленное обещание царя и победоносного  военачальника
заставило жрецов глубоко призадуматься...
   Не успели вечером молодые уединиться в своей опочивальне,
как, нарушая этикет, прибежал придворный астроном и астролог
Конон Самосский,  наука которого пользовалась при дворе Пто-
ломея большим уважением.  Он восторженно кричал, что сверши-
лось чудо: на. небе появилось новое созвездие.
   Выйдя во  двор,  Конон показал Эвергету между созвездиями
Волопаса,  Большой Медведицы и Льва небольшой,  еле заметный
рой мерцающих звездочек, форма которого отдаленно напоминала
женскую косу.  Он клялся,  что еще вчера этого роя не было и
что это и есть коса Вереники,  перенесенная на небо, подобно
венку Ариадны!  Конечно,  Эвергет и особенно молодая царица,
уверенная,  что она существо совершенно иной породы,  нежели
остальные смертные, с наслаждением поверили этой лжи.
   Конон изобразил Волосы Вереники на небесном глобусе Алек-
сандрийской обсерватории,  и с тех пор они остались навсегда
среди древних созвездий.  Поэт Каллимах вдохновился этой те-
мой и написал поэму,  которая заключала в  себе  очень  мало
астрономического,  если  судить по вступлению.  - Константин
Степанович сложил молитвенно руки, поднял глаза горе и наро-
чито напыщенно начал:
   - "О Венера! Молодые новобрачные делают вид, что твои ра-
дости для них неприятны.  Но как неискренни их слезы, проли-
ваемые перед вступлением на брачное ложе, эти слезы, так ра-
дующие  родителей!  Призываю  богов во свидетели,  что это -
чистейшее притворство!.." - Постепенно нараставший смех моло-
дежи стал настолько громким, что заставил рассказчика замол-
чать.  Иванов  обвел  слушателей   добрым   взглядом   своих
чуть-чуть подслеповатых глаз и спросил:
   - Вам,  конечно, странно, что взрослые и, кажется, неглу-
пые Эвергет и Вереника так по-детски поверили очевидной лжи?
Если бы вы только знали, как царственные особы были падки на
фимиам,  как они были готовы слепо верить всему,  что только
могло их возвысить в собственных глазах!  Да вот вам пример:
одна  из  фрейлин  при дворе Людовика Четырнадцатого,  некая
герцогиня,  одеваясь к балу,  заметила, что у прислуживавшей
ей горничной  на  руке пять пальцев.  Она просто не поверила
глазам,  так как отчетливо помнила,  что у нее самой столько
же!  До сих пор она была твердо убеждена, что герцогини уст-
роены совсем иначе,  чем остальные женщины,  и вдруг -  нате
вам. Было над чем задуматься! Она созвала подруг, чтобы про-
верить свое открытие.  Но напрасны были  их  старания  найти
разницу между герцогиней и простолюдинкой.  Труды их пропали
даром!
   Новый взрыв хохота был наградой рассказчику. А Константин
Степанович как ни в чем не бывало пожелал всем спокойной но-
чи и пошел спать.
   С этого вечера рассказы старого астронома стали  традици-
ей.  Он оказался прекрасным, а главное, неистощимым собесед-
ником,  и его незамысловатые истории стали лучшим украшением
коротких часов вечернего отдыха.
   День отлета все время казался страшно далеким.  Но  вдруг
совсем  неожиданно  подкатило двадцать четвертое марта.  Оно
промелькнуло в чаду последних сборов.  Измученные  путешест-
венники еле добрались до своих коек.  Их разбудили лучи лас-
кового весеннего солнышка,  проникшие  сквозь  бронированные
озоном окна космического корабля. Галя открыла глаза и осоз-
нала невероятное:
   "Сегодня двадцать пятое марта!"
   Вокруг "Урана" с утра царила суета.  В обычно пустынном и
спокойном ангаре сегодня был весь обслуживающий персонал. За
барьером,  ограждающим металлический помост с  возвышавшимся
на нем "Ураном",  стояло несколько незнакомых здесь человек,
видимо корреспондентов.
   Около полудня  стали  собираться  родственники участников
полета. Первой появилась маленькая сморщенная старушка, жена
Николая  Михайловича.  Она долго не могла взять в толк,  что
видеть своего Коленьку сможет только через толстое стекло  и
прощаться им придется по телефону.
   Она долго читала ему наставления,  как вести себя в пути,
призывала беречь себя и, уходя, украдкой перекрестила мелки-
ми быстрыми движениями корабль и окно кабины, в котором вид-
нелось бледное лицо Синицына.
   Вторыми пришли члены семьи Ивана Тимофеевича: еще не ста-
рая жена и взрослая дочь, которая держала на руках подвижно-
го кареглазого мальчугана.
   Иван Тимофеевич  прощался шумно.  Он бранил свою "стару",
как в шутку называл жену, кричал ей, чтобы она в его отсутс-
твие  не  завела себе парубка и не вышла замуж,  махал рукой
внуку и все время горевал, что сын Петро не приехал его про-
водить.
   Пока происходила эта сцена,  Галя подошла к Белову и  ти-
хонько спросилл,  почему к Николаю Михайловичу не пришли его
дети.  Игорь Никитич прошептал в ответ, что единственный сын
старого  профессора в 1942 году ушел добровольцем на фронт и
сложил свою голову на подступах к Сталинграду.
   Затем появились  родители  Максима.  Они приехали прямо с
аэродрома.  Это были пожилые, почтенные люди. Они работали в
одном из богатейших совхозов Алтая, куда переселились из-под
Сызрани в 1955 году, в период освоения целины. Прощание этих
простых людей с сыном, отлетающим в космос, было полно серь-
езности,  даже торжественности.  Они сказали  ему  несколько
скупых напутственных слов и не спеша удалились,  оглянувшись
только раз, у самых ворот ангара.
   Последним пришел муж Ольги Александровны. К удивлению Га-
ли,  ожидавшей увидеть пожилого величественного мужчину,  он
оказался очень красивым и молодым; вряд ли он был старше же-
ны.  Он был певцом, по мнению некоторых, имел неплохой тенор
и  пел в оперном театре одного из крупнейших областных цент-
ров страны, где Ольга Александровна руководила клиникой.
   Глядя, с  какой  преданностью Ольга Александровна смотрит
на его холеное лицо и с какой нежностью шлет ему  прощальные
слова, полные любви и заботы, Галя почувствовала, что ей .не
по себе. Почему, подумала она, в жизни бывают такие парадок-
сы? Ну, какая он ей пара, этот самовлюбленный хлыщ?
   Между тем у окна происходило что-то непонятное.  Галя ви-
дела  "трагическую"  жестикуляцию Юрия Модестовича,  слышала
взволнованные реплики Ольги Александровны,  и ей показалось,
что  он  склоняет  жену  отказаться от участия в космическом
рейсе и остаться на Земле,  "если она действительно его  лю-
бит". Галя не хотела верить себе. Ведь то, что он предлагал,
значило не больше не меньше, как сорвать экспедицию!
   По просьбе  Ольги Александровны к телефону подошел Белов.
Он говорил с Юрием Модестовичем безукоризненно  вежливо,  но
так, что этот субъект тут же начал юлить, уверяя, что его не
так поняли,  и выражая всеми своими телодвижениями нежелание
ссориться с Беловым.  Так он и ушел, непрерывно оглядываясь,
улыбаясь и кланяясь,  как японский шпион из приключенческого
фильма,  на ходу посылая Ольге Александровне воздушные поце-
луи.
   На этом  прощание  кончилось.  Константин  Степанович был
вдов и бездетен.  Маша не имела близких родственников,  а  у
Гали и Игоря Никитича родных не было вообще.
   Вскоре крыша ангара раскрылась настежь,  и  металлический
помост, на котором стоял корабль, плавно поднялся вверх. Те-
перь "Уран" стоял как бы на огромном пьедестале. Из окон бы-
ло видно,  как люди, находившиеся сейчас на территории заво-
да, то и дело останавливались и, задирая головы, разглядыва-
ли диковинный корабль.
   Вокруг корабля нарастала суета.  На двух машинах  примча-
лась  бригада  кинохроники и начала торопливо снимать его со
всех сторон.  Вскоре село солнце,  стало темнеть. С соседних
крыш дружно ударили прожекторы.  В их лучах "Уран" вспыхнул,
как раскаленный алмаз. Казалось, еще немного, и он растечет-
ся огненными струями.
   Около девяти часов вечера подъехало несколько  правитель-
ственных машин. Начался короткий митинг.
   Седеющий усатый мастер-сталевар,  скромный паренек-фрезе-
ровщик,  профессор математики и рядовой конструктор-предста-
вители всех,  кто внес свой труд,  знания и душу в  создании
чудо-корабля, - взбирались на трибуну и вкладывали в напутс-
твенное слово все,  что переполняло сердца... "Летите, доро-
гие! Летите, соколы нашей Родины, и возвращайтесь с победой!
Мы отдали вам воплощенное чудо, созданное нашим трудом. Сме-
ло  вверяйте ему свои жизни.  Пусть будет удачным ваш гордый
взлет.  Пусть вознесет он нашу науку  на  небывалую  высоту!
Пусть принесет нашей Родине новую славу!"
   У микрофона в кабине "Урана" вспыхнула  контрольная  лам-
почка:  слово  предоставлялось  участникам  экспедиции.  Все
встали. Белов подошел к микрофону.
   - Товарищи!  Через несколько минут мы начнем первый в ис-
тории человечества,  межпланетный перелет. Перед лицом Роди-
ны,  посылающей нас разведчиками в космос,  мы клянемся быть
мужественными,  какие бы испытания нас ни ждали. Мы приложим
все силы, все умение, чтобы во имя счастья человечества про-
ложить путь к другим мирам. До свидания, дорогие друзья!
   Белов выключил микрофон.  Прожекторы уже потухли. Заводс-
кой двор быстро освобождался от людей. Через несколько минут
вокруг корабля не осталось ни души.
   Максим и Маша спешно отключали проводку,  которой  "Уран"
был  соединен с Землей,  и выбрасывали через дезинфекционную
камеру ненужный теперь телефон и прочую "земную" аппаратуру.
Шторы на окнах закрылись, засияли экранные перископы. Белов,
воздушные летчики и космические штурманы заняли свои  места.
Остальные легли на раскрытые койки.
   - Все ли готово?  - спросил Белов. Получив утвердительный
ответ, он опустил руку на рубильник, включавший урановый ко-
тел и управление кораблем,  и повернул его до отказа. Рассы-
палась  сухая дробь включившихся контактов.  Осветились щиты
управления, ожили в прозрачных футлярах гирокомпасы, зашеве-
лились стрелки приборов.
   Белов нажал одну из кнопок на щите. Раздался низкий, вою-
щий  звук,  который стал быстро повышаться и через несколько
секунд перешел в еле слышный свист, тонкий, как жужжание ко-
мара: начали работу гироскопические стабилизаторы полета.
   - Подъем! - скомандовал Белов.
   Сидоренко взялся  за  универсальную  рукоятку управления.
Страшный грохот потряс корабль. На экранах перископов вспых-
нули два огненных кольца,  повисших над "Ураном": это пришли
в движение могучие крылья-винты.  Корабль быстро поднимался.
Внизу клокотала мешанина из пыли и дыма.
   Перед Сидоренко вспыхнула  надпись:  "Горизонтальный  по-
лет!".
   Крылья остановились.  От их концов протянулись четыре ог-
ненные струи.
   Галя с инстинктивным страхом ждала  момента  перехода  на
горизонтальный полет, думая, что корабль начнет проваливать-
ся в воздухе.  Но "Уран" только дрогнул,  качнулся и ринулся
вперед.  Тяжесть возросла. Кабина слегка повернулась относи-
тельно своей внешней оболочки.  Галя вспомнила,  что ее  пол
автоматически  устанавливается перпендикулярно к направлению
равнодействующей ускорений.
   Неожиданно рев  двигателей превратился в скрежещущий вой,
точно какие-то гиганты раздирали  небосвод,  как  растянутую
парусину. Корабль перешел звуковой барьер.
   Вдруг распахнулись шторы.  "Уран" несся на огромной высо-
те,  все  еще  продолжая свой стремительный подъем.  Залитая
лунным светом Земля  казалась  бесконечной  наклонной  плос-
костью. Галя включила кинокамеру. "Уран" летел на юго-запад,
на высоте пятнадцати километров.  Освещение  в  кабине  было
выключено.  Над  головой  сияла  полная,  яркая Луна с резко
очерченными контурами морей.
   В лунном  сумраке  слабо светились циферблаты приборов да
зеленел круглый экран радара. В его нижней части мерцала па-
норама горизонта, лежащего на курсе корабля.
   Стало почти тихо.  Стрекотание киноаппарата переплеталось
с постукиванием метронома.
   Вспыхнула новая надпись: "Перейти на космическое управле-
ние!".
   "Сдал!" - "Принял!"  -  одновременно  вспыхнули  ответные
надписи.  Стрелка  хронометра  добегала последние деления до
красной черты.
   - Ход!
   Среди вспыхнувшей перестрелки контакторов возник  и  раз-
росся  протяжный  вой  гироскопов.  Нос корабля стремительно
задрался вверх. "Уран" нацелился в зенит... И вдруг Галя по-
чувствовала, как неодолимая сила придавила ее к подушке. Она
хотела поднять голову,  пошевелить рукой, но тело, точно на-
литое свинцом,  отказывалось повиноваться. Главный двигатель
начал свою работу. Три миллиона лошадиных сил с ожесточением
рвали  невидимые узы,  которыми старая Гея пыталась удержать
своего могучего первенца.

   Четверг, двадцать шестого марта 19 ...  года был  обыкно-
венным весенним днем.
   Шел предпоследний год семилетки.  Страна стояла на трудо-
вой  вахте.  Радио в этот день передавало обычную программу;
правда, в ней было больше, чем обычно, детских передач: нас-
тупили   школьные  каникулы.  Жизнь  шла  своим  чередом.  И
вдруг...
   В три  часа без пяти минут были включены громкоговорители
на улицах и площадях. В эфир полились знакомые и всегда вол-
нующие звуки стеклянных колокольчиков:
   "Ши-ро-ка стра-на мо-я род-на-я!".
   Одна за другой, услышав чрезвычайные позывные московского
радио, настраивались зарубежные станции: как по взмаху дири-
жерской палочки, затихал бурный поток неистовых джазовых ме-
лодий,  тягучих звуков церковных богослужений, жужжащих вор-
кований политических и спортивных комментаторов.
   И когда ровно в три по московскому времени русский диктор
произнес: "Говорит Москва! Работают все радиостанции Советс-
кого Союза.  Передаем экстренное  правительственное  сообще-
ние", - миллионы людей на всей необъятной поверхности земно-
го шаpa затаили дыхание.
   Донецкие мастера угля, уральские сталевары, архангельские
лесорубы замерли у репродукторов, боясь вытереть пот, высту-
пивший на разгоряченных лицах.
   Матросы на кораблях,  скользивших по разнеженным весенним
теплом северным морям или грудью пробивавших себе путь среди
пляски осенних штормов на далеком юге,  бросили свои обычные
дела и столпились в кубриках.
   Отдыхавшие после работы докеры Гонконга,  ненароком вклю-
чившие днем радио рабочие Брюсселя кто громко,  кто осторож-
ным шепотком спешили передать друг другу:
   "Говорит Москва!".
   И все новые и новые миллионы людей склонялись над  прием-
никами.  Сидевший  за  утренним кофе нью-йоркский бизнесмен,
услышав от взволнованного секретаря:  "Говорит Москва,  экс-
тренное  правительственное..." - поперхнулся и,  бросив свой
завтрак,  засеменил к приемнику,  на ходу прижимая рукой за-
нывшее сердце.
   - "Говорит Москва!" - и на всех радиостанциях мира  вклю-
чаются звукозаписывающие аппараты, а дежурные журналисты то-
ропливо вынимают блокноты и авторучки.
   - "Говорит Москва!" - и весь мир,  взволнованный, ожидаю-
щий,  толпится у репродукторов, боясь шевельнуться, чтобы не
упустить ни слова.
   Сообщение было кратким, но потрясающим. Правительство Со-
ветского Союза извещало мир, что вчера, двадцать пятого мар-
та 19...  года,  в двадцать два часа тридцать минут по  мос-
ковскому  времени  советский космический корабль с экипажем,
состоящим из восьми человек, отлетел на планету Венеру.
   Целью предстоящей экспедиции является разрешение ряда на-
учных проблем,  касающихся обитаемости Венеры, условий жизни
на ее поверхности,  ее геологического строения,  состава ат-
мосферы,  а также изучение напряженности  гравитационного  и
магнитного полей, космических излучений и видимости планет и
звезд из космического пространства.
   В заключение напоминалось,  что ряд пробных полетов,  со-
вершенных вокруг Луны  два  года  назад,  закончился  вполне
удачно и принес ряд ценных научных данных.
   Уже сообщение было трижды повторено,  уже давно  отзвучал
государственный гимн, а люди все еще толпились у репродукто-
ров.  Они не могли опомниться.  Совершенно  незнакомые  люди
поздравляли друг друга,  целовались и шумно, как дети, выра-
жали свой восторг.
   Весь мир был в смятении.
   Радио- и телефонные линии, соединяющие столицы государств
земного шара с Москвой, были забиты: редакции газет, иллюст-
рированных еженедельников просили,  требовали, умоляли пере-
дать  им  по фототелеграфу снимки,  прислать готовые клише -
все хотели знать подробности, факты, цифры.
   В типографиях вечерних газет спешно переверстывались пер-
вые полосы...

   Несмотря на парализовавшую движения тяжесть,  Галя  остро
воспринимала каждую мелочь.
   Линия горизонта отступала все дальше к дальше.  Казалось,
что "Уран" поднимается со дна плоской фосфоресцирующей чаши.
   В какой-то момент все звезды стали ярче -  точно  с  неба
медленно  сняли  вуаль - и засияли новым,  колючим,  серова-
то-фиолетовым светом.  Несмотря на почти полную  Луну,  небо
стало черным, и на нем проступили мельчайшие звездочки.
   - Прошли слой озона! - закричала Маша в микрофон.
   Стрелка указателя  высоты все быстрей ползла кверху.  Вот
она перевалила за черту "200" и стала подбираться к "250".
   "Мы уже почти вне атмосферы",  - подумала Галя. И, как бы
в ответ,  нос "Урана" повернулся  параллельно  Земле.  Земля
превратилась в вертикальную стену,  вершина которой терялась
в недосягаемой вышине. "Низ" был по-прежнему под полом каби-
ны,  куда  все  с той же невероятной силой продолжало тянуть
ускорение.
   Константин Степанович  лежал на раскрытом до горизонталь-
ного положения штурманском кресле. В руках у него были зажа-
ты  ручки  гидравлического управления сервомоторами гироско-
пов.  Он смотрел на приборы и таблицы,  расположенные  перед
ним, и  по  ним  нацеливал корабль на какую-то только ему да
Маше ведомую точку неба. Маша контролировала его вычисления,
изредка вносила поправки. На случай, если он потеряет созна-
ние от непомерной тяжести,  под ее ладонями лежали  наготове
рукоятки дублирующего управления.
   Радиопередатчик автоматически передавал на Землю  показа-
ния основных приборов.
   Вспыхнула контрольная лампа.  Корабль почти достиг нужной
космической  скорости.  Стрелка  спидометра дошла до красной
черты.
   Вдруг койка стала проваливаться куда-то вниз,  и Галя по-
чувствовала, что летит в неизмеримую бездну. Галя знала, что
ничего  страшного  не  случилось,  просто выключился главный
двигатель, и ее мозг реагирует на исчезновение тяжести чувс-
твом падения.  Но тело не подчинялось разуму. С отвратитель-
ной болью сокращался в комок и подкатывал к  горлу  желудок,
руки в безотчетном порыве впивались в края койки, накатывала
неудержимая тошнота. Голова шла кругом, а корабль все падал,
падал, падал...
   Как во сне,  она видела,  что оба летчика, держась за по-
ручни, на руках передвигаются к двери, а их тела нелепо бол-
таются в воздухе.  Вот они достигли нижнего  отсека,  быстро
развинтили крепления и включили небольшую лебедку,  на кото-
рую Галя раньше не обращала внимания.
   - Ход!
   Освещенная Луной зеленоватая стена Земли тронулась с мес-
та.
   Вот она показалась из другого окна,  вот она скрылась под
полом и через несколько секунд появилась на старом месте.
   Ее движение быстро ускорялось,  и ощущение падения понем-
ногу  исчезало.  Тишина...  Галя  почувствовала,  что  может
встать. Ей было удивительно легко. Гнетущая тяжесть и отвра-
тительное чувство падения исчезли без следа.
   - Все в порядке, Игорь Никитич! - послышался голос старо-
го астронома. - "Уран" набрал скорость точно за пять с поло-
виной минут!  С момента взлета прошло четырнадцать  минут  и
три секунды.
   Все встали.  Начались  рукопожатия,  поцелуи,  поздравле-
ния...
   - Смотрите! - Белов показал на верхнее окно.
   За окном  на  расстоянии  метров двухсот неподвижно парил
освещенный Луной остов "Урана": крылья, гондола, шасси... От
него к кабине тянулись четыре серебристые нити тросов.
   Казалось, что и кабина и корпус неподвижны,  а вокруг них
быстро вращается расписанная узорами созвездий небесная сфе-
ра вместе с сияющей Луной и неимоверно  огромной  плоскостью
Земли... "Центробежная сила!" - вспоминает Галя, и ей стано-
вится понятным,  почему она вновь стала весомой: кабина вра-
щается вокруг мчащегося вперед корабля.
   По указанию Белова Маша передает по радио,  сводку данных
о взлете "Урана".  Она спешит: скоро корабль вылетит из зем-
ной тени, и солнечное излучение ухудшит радиосвязь. Закончив
сводку,  Маша переходит на прием. Эфир доносит поздравления,
пожелания счастливого пути, последние приветы...
   Передача тонет в налетевшем вихре помех.  Только радиоте-
леграф продолжает выхватывать из чудовищной неразберихи  ра-
диоволн  нужные  сигналы  и автоматически фиксирует на ленте
свои точки и тире.  Неожиданно край Земли, соприкасающийся с
матово-черным  небом,  окрашивается в розовый цвет.  Розовая
полоска быстро превращается в узкий красный серп, который НУ
глазах ширится, растет и наливается пурпуром.
   Вдруг из-за  его  горба  неестественно  быстро  выплывает
Солнце и с заметной для глаза скоростью ползет по небу.  Чу-
деса: Солнце встает с запада!
   По мере  удаления  от края горизонта скорость светила за-
медляется,  розоватокрасный серп Земли,  меняя размеры и от-
тенки,  делается  шире,  ярче  и вскоре становится голубова-
то-белым.  Багровое Солнце разгорается,  желтеет,  белеет и,
наконец,  брызжет  таким нестерпимым фиолетово-серым светом,
что приходится на окна спустить дополнительные светофильтры.
Но и с ними Солнце не превращается в знакомое, чуть желтова-
тое светило.  Могучее и яростное, оно полыхает среди неизме-
римой  черной  бездны,  не  освещая  ее и не затмевая блеска
звезд и планет.  Вокруг  него  сияет  перламутром  косматая,
слегка растянутая корона.
   Галя смотрит на Землю.  Ее серп уже превратился в большой
белый полукруг. Вокруг него, как легкая вуаль, висит голубая
дымка атмосферы.  Земля кажется почти  одноцветной.  Местами
виднеются бесформенные пятна - очевидно, облака. Почти ника-
ких намеков на очертание материков и океанов! Жаль!
   Подходит Маша и обвивает ее руками.
   - Гляди! - говорит она, показывая в сторону Солнца. - Они
выстроились для нашей встречи!
   Действительно, все видимые простым глазом планеты, сгруп-
пировались около Солнца.  Справа от него,  в созвездии Водо-
лея,  светятся свинцовый Сатурн и  желтоватый,  как  латунь,
Меркурий. Слева, в созвездии Рыб, около самого Солнца пламе-
неет меднокрасный Марс.  Чуть подальше, на границе Овна, го-
рит золотистый Юпитер, а еще дальте, в созвездии Тельца, си-
яет белоснежная красавица Венера. Галя знает, что такое уди-
вительное  расположение  планет - просто редкая случайность.
Но,  как подавляющее большинство людей,  Галя чуть-чуть суе-
верна,  и ей хочется видеть доброе знамение в том,  что пла-
нетная семья собралась вместе,  чтобы приветствовать  своего
нового собрата.


                          Глава 4

                        В МИРЕ ЧУДЕС

   Небесный свод, горящий славой
                             звездной,
   Таинственно глядит из глубины, -
   И мы плывем, пылающею бездной
   Со всех сторон окружены.

                        Ф. Тютчев



   А теперь,  товарищи, немедленно спать! - сказал Игорь Ни-
китич, поднимаясь из-за стола. - И не забудьте пристегнуться
ремнями,  иначе вы рискуете взлететь во сне на воздух, когда
кабина перестанет вращаться,  - добавил он,  укладываясь  на
койку.
   Вскоре все последовали его примеру.  Металлические  шторы
на окнах были закрыты, освещение выключено, и в кабине воца-
рилась непроницаемая тьма.  Тишину нарушало  только  тикание
хронометров да мирное посапывание спящих.  Несмотря на край-
нее утомление.  а может быть,  именно вследствие этого, Галя
довольно долго не могла уснуть. Снова и снова переживала она
перипетии взлета или старалась вообразить мир  без  тяжести,
ожидавший ее при пробуждении.
   В конце концов усталость взяла свое,  и Галя уснула. Сна-
чала сон ее был очень глубоким.  Но по мере того,  как орга-
низм восстанавливал силы, отдохнувший мозг стал развертывать
перед  ее  внутренним взором все более и более пестрый ковер
сновидений.
   ...Москва. Летний солнечный день. Галя торопится на заня-
тия.  Боясь опоздать,  она старается  догнать  переполненный
троллейбус,  но он уходит у нее прямо из-под носа. Она долго
стоит в очереди,  но уже не на улице, а в институтском кори-
доре.  Сейчас  ее вызовут на экзамен.  Галя чувствует,  что'
плохо подготовилась.  Она волнуется, и из-за этого время тя-
нется томительно долго.
   ...Институт самым  необъяснимым  образом  превращается  в
Парк культуры.  Она стоит перед качелями и смотрит,  как ка-
кие-то парни несколько раз подряд описывают в воздухе одну и
ту  же тошнотворную дугу.  От этого сосет под ложечкой и му-
тит... Раз, два! Раз, два! - бухает в такт сердце...
   ...Скорей, скорей,  она опаздывает!  Автомобиль мчится по
загородному шоссе,  взлетая на подъемах и отчаянно ныряя  на
спусках. У-ух! У-ух! У-ух! Вверх - вниз! Вверх-вниз!.. Когда
же конец этому сумасшедшему пути?
   ...Кабина "Урана".  Уже  много-много  часов Галя лежит на
койке,  раздавленная непрекращающимся ускорением.  Спидометр
показывает чудовищную цифру: двести девяносто семь тысяч ки-
лометров в секунду!  А разгон все идет и идет. От непомерной
тяжести трудно дышать и кружится голова,
   Игорь Никитич как ни в чем не бывало расхаживает по каби-
не.
   - Сейчас мы достигнем скорости света,  и время перестанет
для нас существовать. - Он многозначительно указывает на ок-
но: - Видишь,  какими фиалками цветут звезды впереди?  А  те,
что  сзади,  похожи на брызги крови.  Наша скорость изменяет
частоту встречных и  догоняющих  световых  волн.  Вот,  вот,
смотри! Мы помчались, как световой луч!
   Галя приникает к окну  и  видит,  как  весь  бесчисленный
звездный  рой  вдруг  приходит в движение.  Яркие фиолетовые
звезды,  расположенные как будто на самом пути "Урана", мед-
ленно,  потом все быстрей и быстрей отходят в сторону, зеле-
неют, белеют, стремительно проносятся мимо и, снова смыкаясь
у  какого-то  полюса позади корабля,  постепенно багровеют и
гаснут. Какой восторг! Какая неописуемая красота!
   Звезд впереди становится все меньше и меньше.  "Уран" по-
кидает пределы Галактики.  Она остается где-то там,  в прош-
лом, невидимая из-за чудовищной скорости. Кругом темно, пус-
то... и страшно! Одни... Одни среди беспредельной, невероят-
ной черной пустоты!  Никто не услышит,  не поможет, не узна-
ет... Какая тоска!
   Время тянется,  как тонкая бесконечная паутина.  Кажется,
будто века нескончаемой вереницей бредут мимо остановившего-
ся "Урана"...  "А что,  если паутина порвется.  - скребется,
как мышь, нестерпимая мысль. - Тогда..."
   "Уж не сплю ли я?  - думает Галя с тревогой, напрягая все
силы, чтобы сбросить оцепенение. - Должен же быть конец это-
му страшному полету!"
   "Вечность конца не имеет!" - возникает в ее мозгу... А мо-
жет быть, это говорит ей Белов?
   - Помни:  текущее мгновение - дверь, сквозь которую буду-
щее стремится в прошедшее...  - снова громоздятся в ее мозгу
глыбы слов,  смысл которых неохватен. - "Но ведь я же читала
это! - борется Галя с кошмаром. - Это написал Фламмарион!  Вот
сейчас возьму и проснусь, и все кончится".
   - Вселенная  безгранична!  Смотри!  -  властно говорит ей
Игорь Никитич.  Нет, это не он, это отец! Да, да отец, живой
и  любимый!  Как же она раньше этого не понимала?  Она нежно
приникает к его плечу,  и они вместе всматриваются в  черную
бездну.
   И вот впереди, далеко-далеко, появляется голубой комочек.
Скоро  он разрастается в туманный завиток,  который ширится,
заполняет небо,  распадается на бесчисленные звезды и вихрем
несчетных искр налетает на корабль.
   И снова впереди загораются все новые  и  новые  сиреневые
звезды. Пролетая мимо, они проходят через все цвета радуги, -
багровеют и гаснут.
   Галя смотрит вперед с удивлением и смутной тревогой: одна
из звезд не уступает дороги. Она упорно стоит на пути и рас-
тет  на глазах,  изливая потоки ослепительного света.  Игорь
Никитич и Константин Степанович суетятся у  пульта  управле-
ния,  пытаясь отклонить корабль...  Поздно!  Вот она, жадная
огненная пасть,  разинутая на полнеба! Налетела, замкнулась,
испепелила...
   - Ох!  - Галя со стоном приоткрыла веки.  Откуда-то снизу
прямо  в глаза бил ослепительный солнечный луч.  Кабина была
перевернута вверх дном.  Галя лежала спиной к полу,  который
стал потолком,  и смотрела вниз. "Почему я не падаю?" - поду-
мала она и тотчас решила,  что это продолжение сна  и  удив-
ляться не стоит. Самое непонятное заключалось в том, что не-
подвижное яркое Солнце находилось где-то внизу. Это было со-
вершенно ни с чем не сообразно. Галя зашевелилась и поверну-
лась на бок. Теперь низом ей стала казаться стена кабины, на
которую она смотрела. Ей стало не по себе.
   Она огляделась. Все еще спали, за исключением Константина
Степановича,  который,  медленно  перебирая руками,  полз по
стене вниз головой.  Ноги его вяло болтались в воздухе, ни к
чему не прикасаясь.  Галя почувствовала,  как острый холодок
страха пробежал по спине. Она с тоской смотрела на более чем
странные манипуляции старого профессора, ничего не понимая.
   Вдруг Константин Степанович нечаянно выпустил из рук  по-
ручень,  за  который  держался,  и беспомощно забарахтался в
воздухе,  подобно не умеющему плавать человеку,  попавшему в
воду. Воздух держал его на весу, и сколько профессор ни ста-
рался сдвинуться с места, это ему не удавалось. Он продолжал
делать  нелепые  движения в каком-нибудь полуметре от стены,
не в силах до нее дотянуться.
   Видимо, решившись на что-то, он сердито крякнул, подогнул
ногу и, приняв совершенно нелепую позу, начал стаскивать бо-
тинки.  Затем деловито осмотрелся и запустил им в пространс-
тво между окнами. Ботинок ударился о стенку, отскочил и мед-
ленно поплыл по воздуху,  а Константин Степанович сдвинулся,
наконец,  с места и, добравшись до стены, крепко уцепился за
выступ.
   И тут Галя внезапно поняла, что она находится в мире, где
нет тяжести. Она веселым шепотом окликнула астронома, быстро
освободилась от застежек и прыгнула к потолку,  но, не расс-
читав, перевернулась в воздухе и стукнулась затылком о твер-
дую обшивку... В глазах у нее завертелись огненные круги.
   - Что ты делаешь?  - закричала проснувшаяся Маша. - Осто-
рожней, осторожней, а то изобьешься о стены! - крикнула она,
отстегивая ремни.
   В этот момент Галя опустилась на пол.  Она ударилась  ко-
ленками  и  локтями и закричала от боли,  а пол тем временем
медленно уплыл из-под ног,  и Галя снова понеслась по возду-
ху.  Зажав в руке конец ремня,  прикрепленного к койке. Маша
прыгнула следом и успела схватить ее за ногу. Через несколь-
ко секунд обе девушки благополучно сидели рядом и устанавли-
вали объем Галиных повреждений. К счастью, ничего серьезного
не случилось, и разбуженные шумом остальные обитатели кабины
забросали Галю шутками за ее неловкость.
   На первых  порах  отсутствие тяжести создавало массу неу-
добств.  Умываться можно было только с помощью губки.  Вода,
оставленная  в  неплотно  закрытом сосуде,  выливалась через
край,  растекаясь куда попало.  Иногда ее капли собирались в
радужные шары, которые плавно носились по воздуху, как мыль-
ные пузыри.  Встреча с ними сулила мало приятного:  вода мо-
ментально впитывалась одеждой.
   Пищу варили с постоянным риском ошпариться,  так как  это
производилось в герметически закрытой посуде. Особенно труд-
но было есть:  о тарелках и ложках пришлось  совсем  забыть.
Суп  высасывали из широкогорлых бутылок через резиновые сос-
ки.  Твердую пищу прикрывали особыми сеточками, чтобы она не
разлеталась во все стороны при первом же неосторожном движе-
нии.
   Однако главное  неудобство  заключалось в том,  что нужно
было постоянно пристегиваться ремнями к сиденьям. Стоило за-
быть  сделать  это,  и  неосторожно пошевельнувшийся человек
плавно взлетал и беспомощно барахтался в воздухе до тех пор;
пока его не прибивало к стене или потолку.  Хорошо еще, если
он приближался к препятствию лицом,  а не спиной или  затыл-
ком, как это случилось с Галей на второй день путешествия.
   Впрочем, все очень скоро научились управлять своим  телом
в воздухе.  Чтобы перевернуться во время полета,  достаточно
было сделать десяток круговых взмахов руками. Стоило прекра-
тить  движение  -  и тело переставало вращаться.  Константин
Степанович сказал, что именно таким способом перевертывается
кошка, брошенная спиной вниз.
   Оказалось, что постичь  всю  премудрость  передвижения  в
состоянии  невесомости вовсе не так трудно.  Через несколько
суток даже Николай Михайлович достаточно освоился с  ней.  и
случаев,  когда  кто-либо  из экипажа отпускал по оплошности
поручни, почти не било.
   Головокружения и замирания сердца,  которые в первые часы
жизни в мире без тяжести возникали ежеминутно, теперь случа-
лись  все  реже и реже.  В конце концов путешественники нас-
только приспособились к своему  новому  состоянию,  что  оно
почти не вызывало неприятных ощущений.
   И тогда постепенно стали обрисовываться новые  возможнос-
ти, которые открывала невесомость. Значительно снизилась об-
щая утомляемость.  Исчезли неудобства, связанные с продолжи-
тельными наблюдениями в телескоп.
   Как врач,  Ольга Александровна вскоре отметила  улучшение
здоровья всех участников экспедиции.  Время от времени по ее
советам кабину отделяли от "Урана" и раскручивали  так,  что
человек начинал весить вдвое, я то и вчетверо больше, чем на
Земле.  Ольга Александровна заставляла всех при  этом  зани-
маться обычной работой. На ее языке эта мучительная процеду-
ра называлась "профилактической гимнастикой".  Синицын  вор-
чал,  молодежь  смеялась,  а неутомимый Игорь Никитич на все
жалобы Николая Михайловича только отшучивался.
   - Ничего,  ничего! - говорил он. - Такая гимнастика только
на пользу, а то сними с вас тяжесть, вы так разленитесь, что
разучитесь ходить.
   Доводы были неоспоримы,  и Николай Михайлович,  кряхтя  и
ворча, принимался за дело.
   С самого начала путешествия Ольга Александровна  ввела  и
неуклонно  поддерживала строжайший режим дня.  Особенно тща-
тельно она следила за тем,  чтобы люди как  следует  высыпа-
лись.
   - Сон - это все! - приговаривала она, укладывая спать не-
довольную команду. - Невыспавшийся человек для работы непри-
годен и ни на что путное не способен.  Это в кинофильмах ге-
рои  с утра до вечера работают,  а ночи напролет просиживают
за книгами.  В жизни так не бывает.  Не поспишь  всего  одну
ночь,  а уже ходишь,  как разваренный судак:  глаза красные,
бессмысленные,  как у пьяницы,  в суставах точно песок насы-
пан,  из рук все валится. В таком состоянии думаешь не о де-
ле,  а о том,  куда бы приткнуться.  Так что не будем торго-
ваться, а извольте-ка в постель.
   Все ворчали,  но подчинялись.  Спать полагалось восемь  с
половиной  часов.  Отступления  от режима допускались только
для дежурных и,  в исключительных случаях, для ведущих неот-
ложные  научные наблюдения.  Даже Игорю Никитичу не давалось
поблажек.
   Благодаря заботам Ольги Александровны команда чувствовала
себя превосходно.  Все были здоровы, бодры и работали в пол-
ную силу. Помимо основных дел - систематических научных наб-
людений,  прокладывания курса  корабля,  регулярных  занятий
гимнастикой,  -  приходилось  вести  неотступный контроль за
"окрестностями". Непрерывно работающий радиолокатор то и де-
ло обнаруживал неподалеку от корабля большие и малые скопле-
ния метеоритов.
   Для Земли, защищенной броней атмосферы, эти летящие с ог-
ромными скоростями маленькие песчинки,  камешки или  кусочки
железа совершенно безвредны. Но для космического корабля они
были чрезвычайно опасны.
   Каждая обнаруженная  стая  немедленно бралась на учет.  С
помощью многократных измерений определялась ее орбита.  Было
несколько случаев, когда приходилось включать главный двига-
тель,  чтобы уклониться от опасных  встреч.  Таким  маневрам
предшествовали сложные расчеты,  которые должны были устано-
вить, куда и насколько корабль должен отойти, чтобы не очень
отклониться от трассы полета.
   Больше всего в таких случаях недоумевали Ольга  Александ-
ровна и Синицын. В своей работе они не соприкасались с мате-
матикой и никак не могли понять,  что любая скорость, приоб-
ретаемая  кораблем,  сохраняется навсегда и в течение многих
месяцев может так исказить его путь,  что встреча с  Венерой
окажется невозможной.
   Огромная и исключительно важная расчетная  работа  лежала
на  плечах Константина Степановича и Маши.  Небольшая грузо-
подъемность космического корабля не позволила установить  на
нем  универсальную  счетную  машину,  размеры  и вес которой
очень велики.  Машина, установленная на "Уране", могла заме-
нить  два-три десятка опытных расчетчиков и только.  Никаких
чудес кибернетики она делать не  умела.  Капитанская  дочка,
ворча  и жалуясь на несовершенство своей,  как она называла,
"бандуры", работала до изнеможения.
   Когда дела накапливалось слишком много,  ей помогал Игорь
Никитич.  Глубокие и универсальные знания позволяли ему быть
неплохим помощником даже для специалиста-астронома. В каждый
момент он знал положение корабля в  пространстве,  его  ско-
рость  и  последующую траекторию.  Знал не по представляемым
ему сводкам,  а как непосредственный  исполнитель  расчетной
работы.  В своей исключительной памяти он держал все поправ-
ки,  учитывающие влияние на курс корабля притяжения  Солнца,
Земли, Венеры и даже Меркурия и Марса.
   Но круг его дел не ограничивался этим.  Он руководил  за-
пусками  двигателя,  разъединениями  и соединениями кабины с
кораблем,  проверял вместе с Ольгой  Александровной  приборы
для  очистки  воздуха и воды,  контролировал состав воздуха,
его влажность и температуру, следил за расходованием рабоче-
го вещества,  а важнейшая установка корабля - урановый котел
- была почти всецело на его попечении.
   У Гали очень много времени занимала работа с коронографом
- прибором,  позволяющим производить фото-киносъемку солнеч-
ной  короны и протуберанцев.  Галя была отличным оператором,
за что ее так высоко ценил  Константин  Степанович.  Вначале
она работала,  слепо следуя его советам. Но по мере накопле-
ния опыта перед ней стала проясняться научная сторона выпол-
няемой  работы,  и  постепенно девушка приобрела собственный
исследовательский почерк. Она стала понимать, какое огромное
влияние на земную жизнь оказывают процессы,  происходящие на
поверхности Солнца.  Когда на нем вырастали  особо  грозные,
малиновые,  протуберанцы, она невольно вспоминала о моряках-
и летчиках,  для которых наступало тяжелое  время  магнитных
бурь,  когда теряется радиосвязь, компасная картушка мечется
без толку вправо и влево,  тщетно сигналят потерявшие  голос
радиомаяки, морские и воздушные корабли теряют ориентировку,
а над полюсами Земли разухабисто пляшут беззвучные  хороводы
полярных сияний.
   То сильное,  то слабое рассеянное свечение ночного неба -
зодиакальный  свет  - у нее связывалось с поясом астероидов,
лежащим между орбитами Марса и Юпитера. Она живо представля-
ла себе неисчислимый рой бесформенных скал, несущихся в кру-
говом вихре протяженностью в два миллиарда километров.  При-
тяжение  могучего  Юпитера  будоражит эту каменную мешанину,
заставляя бесчисленные глыбы сталкиваться между  собой.  При
ударах они разбиваются вдребезги.  Образовавшаяся мелочь, на
которую давят солнечные лучи,  постепенно замедляет скорость
движения.  Траектории песчинок из эллиптических превращаются
в спиральные.  Приближаясь к центру,  спираль становится все
круче и круче,  и,  наконец,  песчинки падают на Солнце.  Но
упасть им не суждено: грозное светило не подпускает их к се-
бе.  Оно плавит их, испаряет и превращает в раскаленный газ.
Давление лучей на молекулы газа  оказывается  во  много  раз
сильнее, чем притяжение, и они в считанные часы навсегда из-
гоняются из пределов солнечной системы,  салютуя в последний
раз своей родине искорками зодиакального света.
   В часы отдыха молодежь по-прежнему любила слушать  астро-
номические новеллы Константина Степановича,  запас которых у
него,  казалось, не знал пределов. Каждый раз он преподносил
своим слушателям новые и новые мифы о происхождении названий
созвездий,  рассказы об анекдотических спорах ученых прошло-
го,  а иногда и настоящею времени и другие, подчас кажущиеся
невероятными истории.
   Фигуры созвездий древнегреческой звездной сферы в его пе-
редаче приобретали особое очарование.  От рассказов Констан-
тина  Степановича  веяло  дыханием глубокой седой древности,
что придавало им исключительную красочность.
   Он уносил своих околдованных слушателей в ту далекую эпо-
ху,  когда среди безмолвных  звездных  ночей,  затерянные  в
безбрежных  просторах  неизученных морей первые отважные мо-
реплаватели прокладывали по звездам пути в неведомые  страны
или отыскивали дорогу на свою далекую родину.
   Он переносил их на крыльях воображения в те неясные, пок-
рытые туманом протекших тысячелетий времена, когда первобыт-
ны? скотоводы, пасшие стада на бескрайних равнинах, пыталась
изучить тайны движения небесного свода,  чтобы научиться оп-
ределять по звездам и час ночи,  и время перегона стад с од-
них  пастбищ на другие - в те времена,  когда еще не имевшие
календаря первые земледельцы по восходу и  закату  приметных
групп звезд определяли время посева или уборки урожая.
   Очевидно, названия  и  границы  созвездий,  установленные
первыми созерцателями неба,  были совершенно случайны. Чело-
веческий взор,  движимый пробуждающимся сознанием,  искал  в
расположении звезд сходства с очертаниями знакомых предметов
и животных или сказочных героев и чудовищ.  Эти названия ве-
ками  жили в народе в виде смутных легенд,  постепенно теряя
свой первоначальный смысл и приобретая взаимосвязь,  которая
в конце концов позволила использовать небо как календарь.
   Жизнь античного мира  была  пронизана  астрономией  не  в
меньшей мере, чем жизнь современного человека пронизана тех-
никой. О расположении звезд писали стихи, которые были часто
своеобразным расписанием полевых работ...  И Константин Сте-
панович тут же подтверждал это, цитируя Виргилия:
   - "Когда  Весы уравняют часы дня и ночи и разделят в мире
поровну свет и мрак,  тогда,  земледельцы,  выводите в  поле
своих рабочих волов".
   В другой раз он привел по памяти  винодельческий  рецепт,
который дал другой древний поэт - Гесиод:
   - "Когда цветет репейник,  когда цикада,  гнездясь по де-
ревьям,  трещит свои пронзительные песни, в пору крайней жа-
ры,  когда козы жиреют,  вино становится  столь  сладостным,
женщины влюбчивыми, а мужчины слабыми, потому что жгучая Ка-
никула (Сириус) сушит им голову и тело, - в это  время  ищите
прохлады в пещерах," пейте библидское вино, питайтесь сыром,
молоком козы, мясом молодых телок, обгладывающих кустарники,
или маленьких козлят. Сидя в тени, вкушайте эти яства, запи-
вая их темным вином".
   "Так вот откуда произошло слово "каникулы", - подумала Га-
ля. - В те времена восход Каникулы  -"Песьей  звезды" -  перед
рассветом  совпадал  с  началом  летней жары,  значит..." Но
Константин Степанович рассказывал так  интересно,  что  Галя
оборвала свою мысль.
   - "Но когда Орион и его Псы дойдут до середины неба, ког-
да  розоперстая Эос - Заря - предстанет перед лицом Арктура,
тогда собирайте все ваши виноградные грозди,  выставляйте их
на солнце в течение десяти дней и десяти ночей,  а потом по-
держите их в тени только пять дней и пять ночей; и на шестой
день почерпните их сока для возлияния богу Вакху,  разливаю-
щему в мире радость. Потом, когда Плеяды и царственный Орион
перестанут появляться, не забывайте, что настанет время пер-
вых полевых работ и что надо начинать новый рабочий  год  на
земле".
   Показав на небе  созвездие  Северного  Венца,  Константин
Степанович с самым серьезным видом уверил всех,  что это ве-
нок Ариадны, в доказательство чего прочел из Овидия:
   - "Ариадна,  похищенная  Тесеем  и покинутая им на берегу
моря,  оглушила все окрестности своими воплями и  рыданиями.
На помощь к ней явился Вакх и,  желая, чтоб она сияла вечным
светом среди звезд,  снял венок с ее чела и бросил его к не-
бу.  Пока венок летел в воздухе, драгоценные камни, вплетен-
ные в него,  превратились в огоньки и укрепились на небесной
тверди,  сохранив прежние очертания. Место его - между Чело-
веком на коленях (Геркулесом) и Человеком, несущим Змею".
   Тут же Константин Степанович добавил, что китайцы называ-
ли это созвездие Жемчужной Раковиной и что самая яркая звез-
да  его  до сих пор называется Жемчужиной (Геммой),  а арабы
видели в этом созвездии чашку нищего - Казат-аль-масакин.
   Рассказал он  однажды и о нелепой истории созвездия Рысь.
Этот зверь был вознесен на небо в 1660 году  астрономом  Ге-
велпем  на совершенно курьезном основании.  Достав свою объ-
емистую записную книжку, Константин Степанович процитировал:
   - "В этой части неба встречаются только мелкие звезды,  и
нужно иметь рысьи глаза,  чтобы их различать и распознавать.
Кто недоволен моим выбором, тот может рисовать здесь что-ни-
будь другое, более ему нравящееся; но, во всяком случае, тут
на небе оказывается слишком большая пустота,  чтобы оставить
ее ничем не заполненной".
   Кончались подобные рассказы всегда одним и тем же:  Ольга
Александровна смотрела на часы и разгоняла всех по постелям.
   Однажды вечером  путешественники разговорились о доме,  о
делах,  которые они оставили на Земле. Стали вспоминать, ка-
кими  путями  тот  или  иной член экипажа оказался в составе
экспедиции. Маша под громкий смех собравшихся рассказала не-
посвященным о событиях на озере Селигер, о Галиных "лекциях"
по астрономии. Наконец очередь дошла до Белова.
   - Игорь Никитич,  - обратился к нему кто-то.  - Как могло
получиться,  что вы,  главный конструктор головного  завода,
стали  руководителем  экспедиции?  Ведь это нарушение общего
порядка.
   - Что верно,  то верно,  - ответил со вздохом Белов, - Вы
не представляете себе, друзья, каких трудов мне стоило этого
добиться!
   - А почему? - спросила удивленная Галя.
   - Да потому,  наивная моя деточка, - вмешалась вездесущая
Капитанская дочка,  - что главных конструкторов берегут  как
зеницу ока,  потому,  что их головы стоят больше,  чем любой
корабль со всем его содержимым. Понятно?
   - Мария Ивановна, перестаньте! - гневно воскликнул Белов.
- Все жизни стоят одинаково.  А не пускают главных конструк-
торов  в  опасные  полеты для того,  чтобы они накапливали и
обобщали опыт эксплуатации своих машин,  чтобы они их совер-
шенствовали изо дня в день...
   - Так как же вы все-таки добились разрешения лететь?
   - Доказал, что смогу лучше, чем другие, обобщить опыт пе-
релета.  А потом...  Знаете,  ведь это была мечта всей  моей
жизни...  Я  отдал  подготовке  к этому рейсу почти двадцать
лет. Ну, и правительство в конце концов уважило мою просьбу.
Впрочем, я не один был в таком положении. Много пришлось бо-
роться за право участия в экспедиции и Константину  Степано-
вичу. Его тоже не хотели включать в ее состав.
   - Но почему? - снова не удержалась Галя.
   - По старости,  девочка!  Увы,  по старости! - добродушно
усмехнулся астроном.  - Мы ведь с Игорем Никитичем не  такие
счастливчики,  нам никто не присылал приглашения на блюдечке
с голубой каемкой!
   Потом разговор  зашел о родных.  Иван Тимофеевич вынул из
кармана,  бумажник и,  разложив его на столе, достал из него
несколько любительских фотографий. Он с любовью рассматривал
каждую из них и, передавая по кругу для всеобщего обозрения,
с  нежностью в голосе пояснял,  от полноты чувств перейдя на
украинську мову:
   - Це моя стара,  а то - моя доня,  а от туточки мы з моим
хлопцем, - говорил он, показывая групповой снимок.
   "Стара" была  симпатичной немолодой женщиной с гладко за-
чесанными и завязанными узлом на затылке  темными  волосами,
которую  Галя мельком видела сквозь стекла кабины в день от-
лета.  Тогда рядом с ней стояла и дочка - взрослая  замужняя
женщина,  уже имевшая двоих детей, которая работала врачом в
одной из московских поликлиник. Что же касается "хлопца", то
это был коренастый крепыш, одетый в форму старшего лейтенан-
та танковых войск, удивительно похожий на отца. Такое же ши-
рокое упрямое и волевое лицо, те же темные, с хитринкой гла-
за.
   Глядя на Ивана Тимофеевича,  полез в карман и Максим.  Он
положил на стол фотографии отца, матери и братишки Павлушки.
Одну  небольшую карточку он зажал в руке и незаметно положил
обратно. Маша, заметив этот маневр, порозовела и улыбнулась.
   Пример оказался  заразительным.  Не  прошло и пяти минут,
как весь  стол  был  завален  фотографиями  отцов,  матерей,
братьев,  сестер,  жен, детей. Каждому хотелось взглянуть на
дорогие лица,  поговорить о них  или  хотя  бы  ответить  на
чей-нибудь дружеский вопрос. Даже Синицын достал свою завет-
ную фотографию, где он, еще не старый и не седой, сидел меж-
ду красивой,  несколько увядшей женщиной и худым, видимо бо-
лезненным,  юношей с чудесными лучистыми глазами,  "И  такой
сын родился у этого бездушного сухаря! Просто невероятно!" -
подумала Галя.
   Оказалось, что  у Ольги Александровны довольно много род-
ни.  Но добрая половина фотографий изображала ее мужа  то  в
костюмах и гриме, то в домашней обстановке, то на прогулке,-
везде одинаково вычурного, расфранченного и прилизанного.
   Все шумно переговаривались.  Только два человека остались
бездеятельными:  Галя и Игорь Никитич.  Они сидели у  разных
сторон  стола  и пассивно рассматривали незнакомые и поэтому
почти ничего не говорящие им лица, рассеянно хваля и упитан-
ных карапузов и славных стариков, всех, чьи фотографии попа-
дали им в руки.
   Гале было грустно.  Ну что она могла показать? Фотографии
двух-трех институтских подруг?  Или себя в купальном костюме
на пляже?  На всем свете у нее не было ни одного родного че-
ловека!  Она попала в детский дом двухлетним ребенком,  и  у
нее не осталось от прошлого никаких сувениров. Пожалуй, пер-
вый раз в жизни она ощутила себя одинокой, хотя вокруг сиде-
ли самые близкие друзья.  Ее вывел из задумчивости хриплова-
тый басок профессора Синицына:
   - А что же вы, Игорь Никитич, не показываете своих семей-
ных?
   Галя встрепенулась и насторожилась. Она вспомнила рассказ
Ольги Александровны о трагической гибели семьи Белова,  и ей
стало  так больно за него,  что на глазах навернулись слезы.
Но никто не понимал бестактности вопроса Николая  Михайлови-
ча.  Все, кроме потупившейся Ольги Александровны, смотрели с
вежливым, равнодушным любопытством.
   Лицо Белова   оставалось  спокойным.  Он  медленно  обвел
взглядом сидящих за столом.
   - У  меня нет ни жены,  ни детей.  Они давным-давно умер-
ли... Я никогда не вынимаю их фотографии. Их облик и без то-
го всегда стоит у меня перед глазами.  Я, как мотылек, поте-
рявший подругу, - продолжал он негромко, - никогда уж не найду
себе другой. А ребенок...
   - Простите, ради бога, Игорь Никитич, - прервал Синицын. -
Я  вас не понимаю.  Ведь мотылек - это символ непостоянства,
ветрености, легкомыслия. Зачем вам понадобилось такое стран-
ное сравнение?
   Подобие вялой улыбки промелькнуло на губах Белова.
   - Не судите поверхностно, дорогой Николай Михайлович! Все
бабочки летают парами и никогда друг друга не оставляют.  Да
вы  попросите  Константина Степановича,  он вам расскажет по
этому поводу кое-что из области китайского фольклора.
   Все обернулись к Константину Степановичу и наперебой ста-
ли просить его рассказать историю о бабочках. Одна лишь Галя
молчала. В мыслях она готова была разорвать этого противного
Синицына за то, что он так не вовремя ввязался в разговор.
   Как-то за  завтраком,  на  исходе  первого месяца полета,
Игорь Никитич при всех спросил Ольгу  Александровну,  доста-
точно  ли хорошо команда освоилась с отсутствием тяжести,
чтобы сделать  вылазку  в  космическое  пространство.  Ольга
Александровна  поняла  шутливый тон Белова и,  не обращая ни
малейшего внимания на красноречивые взгляды молодежи,  наро-
чито долго обдумывала ответ,  как бы не зная, на что решить-
ся. Наконец, к общему облегчению, ответила утвердительно.
   Сразу же после завтрака начались сборы.  Из кладовой были
извлечены скафандры,  обогреватели,  тросы и прочее снаряже-
ние.  Несмотря на то что на Земле все оборудование было тща-
тельно проверено,  а скафандры изготовлены индивидуально  по
фигуре  каждого  из участников экспедиции,  Белов настоял на
повторной проверке.  Никаких дефектов обнаружено не было,  и
вскоре Игорь Никитич,  Сидоренко, Синицын и Галя заперлись в
пропускнике.  Остальные члены экипажа должны были на  всякий
случай  остаться  на корабле и выйти на "прогулку" во вторую
очередь.
   По мере того как из пропускника выкачивался воздух,  рас-
пираемые изнутри оболочки скафандров натягивались сильней  и
сильней,  и если бы не жесткие каркасы, которые придавали
им форму человеческого тела, скафандры раздулись бы, как ог-
ромные метки. Но каркасы хорошо выполняли свое назначение, и
хотя давление внутри достигало  целой  атмосферы,  скафандры
почти не стесняли свободы движений. При любых положениях рук
и ног объем их оставался неизменным,  и человеку,  шевелясь,
не нужно было преодолевать сопротивление сжимаемого воздуха.
   Катушки с тонкими тросами, соединявшими космических путе-
шественников  с кораблем,  были тщательно пристегнуты к ска-
фандрам, а концы тросов прикреплены к кораблю с помощью осо-
бых  штепселей-карабинчиков.  Тросы  были  свиты  из  тонких
струн,  покрытых изолирующим лаком. По ним с момента присое-
динения  штепселя  к проводке пропускался электрический ток,
чтобы части троса, попавшие в тень или вытянутые параллельно
солнечным лучам, не переохладились под влиянием космического
холода и не стали бы хрупкими.
   Гнутые, с  широким углом обзора смотровые окна в скафанд-
рах были сделаны из тонкого небьющегося стекла, которое пог-
лощало коротковолновую часть солнечного спектра.  Ткань была
изготовлена из многослойного прорезиненного  полотна.  Чтобы
она сохранила эластичность,  внутри между ее слоями были за-
ложены изолированные друг от друга обогревательные сетки  из
тончайшей серебряной проволоки, по которым также пропускался
электрический ток.
   Миниатюрные аппараты  для  очистки  воздуха  в скафандрах
точно копировали стационарный аппарат,  очищавший  воздух  в
жилых  помещениях  корабля и основанный на выжигании органи-
ческих веществ и вымораживании углекислоты.
   Радиотелефон позволял путешественникам переговариваться и
между собой и с теми, кто находился в кабине, в которой были
установлены микрофон и репродуктор.  Впрочем,  каждый мог по
желанию выключать свой телефон,  если общий  разговор  поче-
му-либо мешал.
   Когда давление воздуха в пропускной камере упало  до  ты-
сячных долей атмосферы,  Игорь Никитич повернул выключатель,
и массивная наружная дверь медленно отошла в сторону, откры-
вая путь в космическую бездну.
   Столпившись у выходного отверстия,  путешественники с лю-
бопытством  выглядывали  наружу.  Каждому было немного не по
себе,  хотя внешне  все  старались  держаться  спокойно.  За
дверью зияла черная немая пустота. Миллионы километров отде-
ляли людей от Земли,  которая давно уже превратилась лишь  в
очень  яркую  звезду.  Заглядывавшее  сбоку  Солнце сияло на
расстоянии ста сорока двух миллионов километров,  а немигаю-
шие, непривычно яркие звезды были так далеки, что даже мысль
останавливалась, бессильная перекинуть, мост через эту чудо-
вищную бездну.
   Гале захотелось съежиться в комочек и спрятаться за широ-
кую  спину  Белова.  Ее невесомому телу не грозило падение в
пустоту.  Но инстинкт заставлял ее изо всех сил цепляться за
поручни. Сердце томительно ныло,  Одно дело из хорошо знако-
мой,  обжитой кабины смотреть в окна на Солнце и звезды, ко-
торые  оттуда казались на привычных "земных" расстояниях,  и
совсем другое - покинуть такую родную  оболочку  корабля  и,
оставаясь  связанной  с  ней  лишь эфемерной ниточкой троса,
устремляться в грозное Ничто.
   А тут еще начался оптический обман,  о котором давно пре-
дупреждал Константин Степанович:  стоило,  упустить из  поля
зрения Солнце,  как бесчисленные колючие огоньки звезд начи-
нали то приближаться, то удаляться.
   Гале представилось,  будто  вся Вселенная сжимается в не-
большой черный, расшитый разноцветными блестками шар, внутри
которого неподвижно висят "Уран" и какое-то ненастоящее, ма-
ленькое, бутафорское Солнце.
   В такие моменты Вселенная совсем не казалась ни величест-
венной,  ни ужасной. Но стоило пошевелиться,  и ее  границы,
захватывая дух, уносились в бесконечность.
   Полная нерешимости и страха,  Галя висела у выходного от-
верстия. Громкая команда Игоря Никитича заставила ее вздрог-
нуть.
   - Начнем первый урок, - крикнул он и вдруг прыгнул в безд-
ну вперед головой.  - Все за мной! - звучал его голос над са-
мым  ухом,  тогда как сам он,  быстро удаляясь,  несся уже в
доброй полусотне метров от корабля.
   Освободив зажим, Галя оттолкнулась и очертя голову понес-
лась за ним.  Ее обогнал Иван Тимофеевич, которого она опоз-
нала по номеру на скафандре.
   Неожиданно телефон донес крик "колючего геолога":
   - Игорь Никитич,  я кувыркаюсь!  Что мне делать?  - вопил
незадачливый профессор.
   - То же, что в кабине: вертите руками в сторону, противо-
положную вашему вращению! - спокойно ответил Белов.
   Поравнявшись с  Игорем  Никитичем,  Галя  остановилась и,
вспомнив уроки, полученные в первые дни путешествия, сделала
несколько  широких  взмахов,  которые  повернули  ее лицом к
"Урану".
   Раздраженно ворча, Синицын медленно приближался. Руки его
вертелись,  как мельничные крылья.  Несколько раз он пытался
остановиться, но тут же снова начинал кувыркаться.
   Зная, что ничем не может помочь,  Галя оставила его вести
безнадежную борьбу с законами механики и с помощью уже усво-
енного приема повернулась к Белову. Тем временем Николай Ми-
хайлович подтянулся к кораблю, прикоснувшись к нему, остано-
вил свое вращение и снова оттолкнулся.
   Когда все собрались, Игорь Никитич начал тренировку. Сле-
дя за ошибками друг друга,  космонавты стали разучивать все-
возможные  повороты.  Молодая и гибкая Галя гораздо быстрее,
чем остальные,  улавливала нужные движения.  Это  кувырканье
было чем-то похоже на фигурное плавание под водой, при кото-
ром так трудно ориентироваться в пространстве.  Однако здесь
повороты давались с еще большим трудом. Чтобы перевернуться,
приходилось делать добрый десяток взмахов.  Вертеться  можно
было как угодно,  но одного никак нельзя было добиться: тро-
нуться с места без внешнего толчка.
   От непривычных  упражнений  все очень скоро утомились,  и
Игорь Никитич объявил передышку.  Галя осмотрелась. Освещен-
ный сбоку Солнцем "Уран" был фантастически красив.  Его зер-
кальные поверхности переливались всеми цветами радуги и отб-
расывали ослепительные блики.  Части корабля,  не освещенные
Солнцем,  сияли нежным пепельным светом, подобно молодой Лу-
не.  Те места, куда не падали даже отраженные лучи, герились
на фоне Млечного Пути, который благодаря бесчисленным мелким
звездам,  невидимым с Земли сквозь атмосферу, казался сплош-
ным перламутровым облаком.
   - Игорь  Никитич, - спросила Галя,  разглядывая переливав-
шийся светом корабль,  - зачем вам понадобилось  делать  по-
верхность "Урана" зеркальной?  Что это - прихоть конструкто-
ра?
   - Разве допустимы прихоти на космическом корабле? "Уран"-
самый настоящий термос. При полете в безвоздушном пространс-
тве  зеркальная поверхность позволяет сохранять внутри само-
лета нормальную температуру даже тогда,  когда Солнце нагре-
вает вдвое сильнее,  чем вблизи Земли. Вдали от Солнца или в
тени планет эта же окраска не дает кораблю чрезмерно остыть.
Зеркало "Урана"  -  это специальный прочный и жароустойчивый
лак. Он не окисляется ни при повышенном содержании кислорода
в воздухе,  ни при высокой влажности, ни при плюсовой темпе-
ратуре до двухсот пятидесяти градусов.  Он предохраняет кар-
кас  "Урана" от разрушающего действия атмосферы и света и де-
лает его пригодным для полета на любую ил планет, кроме Мер-
курия,  на  котором нет воздуха и в солнечных лучах плавится
свинец.
   С трудом оторвав взгляд от снявшего корабля, Галя огляде-
ла небо.  Белоснежная Венера еще больше удалилась от Солнца,
Земля струила сильный нежно-голубой свет.  Почти сливавшаяся
с ней Луна казалась золотой искринкой.  Не верилось, что эти
близкие  друг  к  другу  чудесно контрастирующие звездочки -
знакомые с детства родные планеты,  на одной из которых про-
текла вся предыдущая жизнь.
   Остальные планеты, в начале пути расположенные неподалеку
от  Солнца,  намного  отстали от него в своем кажущемся беге
среди звезд.  Марс находился теперь уже не слева,  а справа;
Юпитер и Сатурн оторвались на добрую четверть окружности...
   Впервые в жизни Галя так ясно осознала, что все планеты и
сам "Уран" движутся по гигантскому кольцу созвездий Зодиака,
которое опоясывает небо. Она пыталась представить себе чудо-
вищ, которых изображают эти созвездия, и мысленно преобрази-
ла себя в Фаэтона.
   Нет, ей  не страшно мчаться по небу.  Сверкающий "Уран" -
чудо человеческого гения - рассекает  пространство  со  ско-
ростью метеора. Его влечет не упряжка коней, а могучий атом-
ный двигатель,  которому помогает умело использованная  сила
солнечного тяготения,  Корабль послушен воле своих творцов и
не свернет с намеченного пути,  как  незадачливая  колесница
Гелиоса! А чудовища... "Что ж, пока все идет благополучно, а
там посмотрим", - думала Галя.
   Как хорошо, что человек не знает своей судьбы! Это позво-
ляет ему спокойно  жить  и  накапливать  силы  для  грядущих
битв!..