«Коррида» в кабинете генерала Берегового

Утренний звонок Нади, секретаря Берегового, не предвещал ничего хорошего: «Иосиф Викторович, командир собрал совещание и срочно вызывает Вас. Думаю, Вас ждут большие неприятности. Из-за чего — не знаю, но это, скорее всего, связано со вчерашним приездом Глушко. В кабинете у командира все его замы, начальники управлений и служб. Поспешите, пожалуйста!»

Быстро собравшись и прихватив с собой кое-какие документы, я направился к штабу Центра. По дороге мысленно перебирал в памяти всевозможные ситуации в последний период работы, стараясь припомнить допущенные промахи и не находил причин для столь неожиданного вызова «на ковер» и встревоженного голоса Нади, которая всегда очень доброжелательно относилась к нашим трудным делам, и чем могла помогала. Мы ее в шутку называли: «Надежда — наш компас земной». В приемной Надя сразу показала на дверь Берегового — мол, заходите.

Я вошел. Береговой сидел за столом, сдвинув на переносице мохнатые брови. Взгляд его был жестким и решительным. Зная его характер, я понял, что меня ждет пренеприятный разговор. По сочувственным взглядам присутствующих я понял, что все уже было решено до моего прихода, и вызван я только для официального объявления мне взыскания. Вот за что только, я пока не представлял.

Глаза мои на какое-то мгновение встретились с глазами Павла Поповича. Прикрыв пальцами одной руки губы, он показывал, чтобы я помалкивал, а второй из-под стола показывал кулак: Держись, мол! Этот жест Поповича несколько меня приободрил.

— Садись и слушай, — голос Берегового не предвещал ничего хорошего.

Я подсел к главному инженеру Центра Шувалову Олегу. Тот тихо зашептал скороговоркой:

— Держись! Совещание о тебе и твоих тренировках по выживанию с бабским экипажем на море. Кто-то нажаловался по поводу ваших выводов и заключения по результатам тренировок.

Мой мозг стремительно раскрутил ситуацию вокруг этих тренировок. Постепенно я, кажется, начинал понимать, что к чему. Я оказался в жерновах сильных мира космонавтики, выяснявших свои приоритеты с помощью сенсационных космических полетов…

…После смерти Главного конструктора ОКБ «Энергия» Сергея Павловича Королева его место на короткое время занял академик Василий Павлович Мишин, «прославившийся тем», что при нем и не без его вины погиб космонавт Владимир Комаров. После катастрофы «Союза-1» место Генерального конструктора ОКБ «Энергия» по решению Политбюро ЦК КПСС занял давний соперник Королева академик Глушко Валентин Петрович.

Лавры Королева, связанные с запуском Первого искусственного спутника Земли, первого космонавта Юрия Гагарина и всего первого, что произошло при Королеве, видимо, не давали покоя академику Глушко. Возглавив ОКБ «Энергия», он начал многочисленные кадровые перестановки и всякие реорганизации на фирме, в том числе предполагались серьезные изменения и в программах космических полетов. Одним из нововведений стала разрабатываемая программа сенсационного, по мнению Глушко, полета космического корабля с чисто женским экипажем. Очевидно, ему вспомнились годы, когда так звучно и эффектно освещались в прессе и по радио полеты наших женщин — летчиц Валентины Гризодубовой и Марины Расковой. Хотелось такое же звучание придать и полету в космос экипажа, в составе которого были бы только женщины. И такой экипаж был подобран. Это Светлана Савицкая — командир экипажа, выдающаяся летчица-испытатель, уже побывавшая в космосе, и двое членов экипажа: врач — Елена Доброквашина и бортинженер — Екатерина Иванова. Все трое были увлечены космонавтикой и на протяжении ряда лет готовились к космическому полету, но, правда, в составе мужских экипажей. Благодаря чисто женской организованности, пунктуальности и ответственному подходу к выполняемой работе, уровень летной и технической подготовки этого экипажа был по отдельным показателям даже выше, чем у мужских экипажей. Светлана Савицкая — летчик-испытатель, установившая несколько мировых рекордов на различных типах самолетов, известная рекордсменка-парашютистка.

Лена Доброквашина — кандидат медицинских наук, сотрудник Института медико-биологических проблем, участница многих уникальных испытаний и исследований, проводимых в этом институте.

Катя Иванова — кандидат технических наук. Мечта о космосе овладела ее воображением, когда она еще училась в старших классах школы. Девочкой-школьницей она впервые появилась в Центре подготовки космонавтов с необычной и смелой просьбой принять ее в отряд. Ей вежливо отказали, сославшись на ее возраст и отсутствие специальных знаний. «В космос должны летать ученые», — сказали ей, сдерживая улыбку. — «Вот выучишься, защитишь диссертацию, тогда и приходи. Возьмем». Она так и сделала. За семилетний срок закончила школу с золотой медалью, потом институт с Красным дипломом и защитила диссертацию. И ее взяли в отряд — сами же обещали, что ж тут поделаешь.

Это были смелые, целеустремленные, готовые на любые испытания и проверки, молодые женщины. И профессиональный, и интеллектуальный уровень подготовки женского экипажа был вполне достаточным, чтобы выполнить непродолжительный космический полет самостоятельно без мужской поддержки. Но загвоздка оказалась в другом: никто не мог дать гарантии, что посадка спускаемого аппарата с женским экипажем непременно будет «сухой». Именно поэтому программой предусматривались тренировки экипажа на случай вынужденной посадки спускаемого аппарата на море. И вот тут-то еще раз подтвердилась простая истина, что физические возможности женщин все же ниже, чем у мужчин. И особенно их хрупкость проявилась во время морских тренировок на выживание.

Известно, что три четверти планеты — моря и океаны. Поэтому тренировка на случай аварийной посадки на море проходила в условиях, максимально приближенных к реальным. На тренировке, имитирующей возможную ситуацию, экипаж должен был покинуть спускаемый аппарат, находящийся на плаву в море не более чем за 42 секунды, поскольку считалось, что через 42 секунды он мог затонуть. Мужчины во время тренировок укладывались в эти нормативы. Смешанные экипажи, в состав которых входила одна женщина, тоже выполняли эту физически тяжелую тренировку, когда нужно было в скафандрах выскочить в штормовое море из корабля, прихватив с собой двенадцатикилограммовый НАЗ (носимый аварийный запас) и бортовую документацию. Эта задача оказалась не под силу женскому экипажу из-за их чисто физических возможностей. Многократные повторы тренировок не дали результатов. Женский экипаж не укладывался в жесткие временные нормативы. Отчет о тренировках был объективен. Вывод был таков: в случае вынужденной посадки на море в экстремальной ситуации женский экипаж не сможет покинуть спускаемый аппарат и погибнет либо весь, либо частично.

Смешанный экипаж проводит тренировки на море

Под этим выводом после детального анализа и многочисленных перепроверок результатов подписался автор этих строк, отвечавший за тренировку. Заключение, подписанное заместителем начальника Центра подготовки космонавтов по летно-космической подготовке генералом Алексеем Леоновым, было предельно категорично. Из-за невозможности покинуть спускаемый аппарат в случае приводнения космического корабля посылать в полет женский экипаж нецелесообразно. Полет может быть выполнен только в смешанном составе, при наличии хотя бы одного мужчины. Отчет утвердил начальник Центра подготовки космонавтов генерал Г.Т. Береговой.

Узнав об этом, женский экипаж обратился с жалобой к главному идеологу этого полета — Генеральному конструктору академику Глушко. Всем, кто готовил этот полет, было ясно, что проку космонавтике он не принесет, ничего нового не даст. Ясно было, что это чисто престижный полет: только советские женщины могут совершить первыми такой подвиг. И тут появилось основание остановить ненужную трату сил и средств.

Но не тут-то было. Авторитет академика Глушко, как Генерального конструктора и члена ЦК КПСС был велик. И с этим авторитетом он приехал в Центр подготовки космонавтов к генералу Береговому. Разговор был достаточно жестким. Из него следовало, что задачей Берегового и Центра является подготовка космонавтов, а не определение участников и состава экипажей.

Вернемся теперь к совещанию в кабинете Берегового.

С моим появлением Георгий Тимофеевич завершил разговор по вопросам меня не касавшимся. Мы смотрели в глаза друг другу. Присутствующие с интересом наблюдали за этим поединком глаз:

— Ну, что скажешь, Давыдов?

— По поводу чего? — с видом непонимания ответил я вопросом на вопрос.

— Что прикидываешься дурачком? Все ты понимаешь! Из-за твоего отчета я вчера наслушался всякого. За такие отчеты наказывать надо.

Поскольку все присутствующие знали, о чем идет речь, Береговой прошелся по ним глазами, ища поддержки. Но не нашел. И тут на выручку пришел Борис Волынов:

— Из своих тренировок Давыдов сделал вотчину, принимает слишком самостоятельные решения, берет на себя слишком много и стал неуправляемым. Надо призвать его к порядку.

Береговой приподнял брови:

— Все так думают?

— Нет, не все, — в разговор вступает Алексей Леонов. — А Бориса Валентиновича я просил бы придержать свое мнение при себе, когда здесь я, отвечающий за летно-космическую подготовку.

Береговой одобрительно кивнул и все-таки добавил:

— Отчеты нужно писать умно, тонко и грамотно, а за такие нужно наказывать.

Береговой проводил свою линию и искал поддержки, но не в лице Бориса Волынова. Ему в первую очередь нужна была поддержка заместителей, а они молчали. И одобрения от них он не услышал.

— Ну, что будем делать? — Береговой взглядом переходил с лица на лицо. Когда его взгляд остановился на Климуке — начальнике политотдела, тот дипломатично предложил:

— Давайте дадим слово Давыдову. Пусть объяснит сам.

Я поднялся и взглянул на Берегового. В его глазах я неожиданно увидел одобрение и поддержку. Нужно было максимально концентрированно и кратко высказать свои доводы:

— Хотелось бы сначала ответить полковнику Волынову по поводу вотчины из тренировок по выживанию. Он глубоко заблуждается. Это наше общее дело. И если посмотреть приказы по тренировкам, то будет видно, что руководителями тренировок были заместители командира Николаев, Леонов, Попович. И становым хребтом был мой отдел. За безопасность тренировок отвечал я, поэтому и принимал решения самостоятельно. Методики отрабатывал отдел, и проверяли их на себе специалисты отдела, как испытатели. И я вместе с ними. Мы шли на предельно допустимые условия, проверяя на себе правильность наших установок. А во время тренировок космонавтам давали щадящий режим, исключающий возможность потери здоровья, но зато позволяющий в натуральных условиях ощутить реальную экстремальную ситуацию. Думаю, что мы поступали правильно, и космонавты верят нам, потому что опыт тренировок уже пригодился при выполнении космических полетов.

Теперь по поводу отчета о тренировках женского экипажа. Любой отчет, как бы хорошо он ни был сделан, можно дорабатывать — что-то исправлять, добавлять. Могут быть не совсем корректные формулировки. Но существо отчета о подготовке женского экипажа к действиям в экстремальных условиях после приводнения остается прежним. Женщины, ослабленные космическим полетом, а мы это знаем, не смогут в штормовом море покинуть спускаемый аппарат в установленное время. Гибель экипажа черным пятном ляжет на нашу космонавтику и затмит славу первого полета Гагарина. Престижа этот полет не добавит, а опозорить может. Я готов доработать отчет, но от выводов не откажусь.

— А я не откажусь от заключения, — решительно добавил Алексей Леонов.

— Есть другие мнения, предложения? — спросил Береговой, глядя на присутствующих.

Поднялся Володя Ковалёнок. Ему легче всего было выступать. В этот момент он уже не был подчиненным Берегового, так как закончил академию Генерального Штаба и получил назначение на высокую должность. На совещании он оказался случайно.

Другая ситуация — иной и разговор.
Г.Т.Береговой и И.В.Давыдов

— Георгий Тимофеевич, вот вы сейчас накажете Давыдова, и он перестанет работать в полную силу, будет работать с оглядкой. Глядя на него также будут работать его подчиненные. Кто от этого проиграет? Космонавты и их подготовка. А тренировки по выживанию позволяют космонавтам проверить себя на стойкость, а главное сработаться в экипаже. Когда ты в экстремуме думаешь о состоянии здоровья и психики своего товарища, больше чем о своем, вот тогда и рождается надежный экипаж. Когда не отворачиваешься брезгливо, видя блюющего собрата, а сочувствуешь и думаешь, как ему помочь, появляется психологическая совместимость. И этому учит Давыдов, кстати сам, прочувствовавший и проверивший все на себе. Наказать дело нехитрое, а вот помочь и поддержать сложней. Отбить охоту работать проще простого. И я от имени космонавтов поддерживаю «обвиняемого», — с улыбкой добавил Ковалёнок. — Держись, старик, мы тебя поддержим.

Я взглянул на Берегового и увидел, как он одобрительно кивнул на выступление Коваленка, но слова были другими:

— Ты тут из него героя сделал, а его наказывать надо.

Неожиданно для всех и для меня тоже довольно резко поднялся Андриян Николаев. Всегда спокойный и уравновешенный он выглядел чуть взъерошенным. Даже привычка немножко с акцентом растягивать слова ушла из его речи, и он решительно сказал:

— Товарищ, командир! То взыскание, которое Вы определили Давыдову, наложите сначала на меня. Я принимал участие в проведении многих тренировок, верю Давыдову, как специалисту и большому энтузиасту своего дела. Поддерживал и буду поддерживать его.

Береговой с удивлением смотрел на своего первого заместителя. Таким запальчивым он его видел впервые.

Лед тронулся.

— Я тоже готов разделить взыскание с Давыдовым, — вступил в разговор Павел Попович. — Как заместитель по испытаниям и научно-исследовательской работе я считаю, что методики тренировок апробированы и выверены в испытаниях и экспериментах, научно обоснованы и входят в программу подготовки космонавтов. Неоднократно выступая в качестве руководителя тренировок, я видел с какой любовью и преданностью относится Давыдов и его подчиненные к своему делу. От этого во многом зависит безопасность полетов.

Я, стоя, слушал выступающих и чувствовал, как кровь стучит в висках. Горела и растрескивалась до крови ладонь левой руки от нейродермита, приобретенного после спасательной операции на озере Тенгиз, когда погибали Зудов и Рождественский. Это была реакция на нервные всплески. Тенгиз мне достался дорого, но об этом отдельный рассказ. В голове шумело, появилось чувство изжоги.

— Садись, а то еще подрастешь! — с усмешкой проговорил Береговой.

Я сел, а мысли крутились хмурые: «Неужели Береговой ничего не понял? Неужели ради собственного престижа, или из-за желания сорвать злость за вчерашнее унижение со стороны Глушко он разрядится на мне взысканием?

Но Береговой не торопился. Он смотрел и ждал других высказываний…

— Я свое мнение выразил в отчете и его заключении. Буду отстаивать его на любых уровнях и поддерживать Давыдова. Свою подпись под заключением я снимать не собираюсь. — Леонов повернулся ко мне и улыбнулся:

— У Центра есть свое мнение по поводу полета чисто женского экипажа. Оно обосновано и методически, и научно.

После 307-часовой «корриды» с невесомостью.
Даже таким крепким мужикам, как Олег Макаров и Леонид Кизим
каждый полет (а это уже третий!) дается совсем нелегко.
Экипаж «СоюзаТ-3» (Геннадий Стрекалов где-то рядом) снова на родной земле

21 июля 1975 г.
Приземлились после расстыковки с «Аполлоном»
Алексей Леонов и Валерий Кубасов.
Съемку-отчет о посадке ведет Иосиф Давыдов

Дипломатично высказался Климук:

— Лично мне во всех полетах подготовка, которую проводил Давыдов, пригодилась для психологической совместимости и взаимопонимания.

Береговой откинулся в кресле, положа руки на стол.

— Мнение всех выслушал. Принимаю решение, — он сделал паузу. Благодарность объявим в другой раз, а отчет нужно подкорректировать…

Только теперь я понял, для чего собрал совещание Береговой. Ему нужно было единство во мнении руководства Центра. Но мне эта «коррида» далась нелегко. После совещания с острым приступом стенокардии я из своего кабинета был доставлен в реанимацию госпиталя Бурденко.

Он уже был Героем Советского Союза,
Героем Великой Отечественной войны,
Заслуженным летчиком-испытателем СССР,
когда начал готовиться к полету в космос.
Этот уникальный человек — Георгий Тимофеевич Береговой,
будущий начальник Центра подготовки космонавтов.
На тренировке по выживанию

Далее…