Дальнейшее обсуждение версии о встрече Королева с Циолковским в 1929 г. нуждается в использовании специфических методов исторической науки. Их суть состоит в том, что при изучении исторического документа нельзя ограничиваться только сведениями, соответствующими его дословному истолкованию, и принимать на веру то, что написано в документе, особенно в документе личного характера. Такой подход не должен расцениваться как нарушение этических норм и желание уличить автора документа в неправде. Нельзя считать истолкование документа законченным и убедительным, если не учесть все обстоятельства и мотивы его подготовки и даже специфику авторского стиля изложения документа [211].

Приведенная аргументация позволяет найти углубленный подход к истолкованию исторических документов личного характера, в частности позволяет рассматривать личные мотивы как равноправный компонент исторического источника. Такая возможность совершенно необходима, если отмечается расхождение между содержанием источника и фактами исторической действительности. В таких случаях нужно искать причины личного характера (они-то и выступают как компонент исторического источника), вынудившие автора источника пойти на отступление от исторических фактов во имя известной только ему цели, может быть очень важной для него в определенной жизненной ситуации, цели, которую исследователь должен выявить. Естественно, что придавать значение различного рода отступлениям следует в том случае, если они выходят за рамки частной жизни и начинают влиять на исторические оценки.

Приведенные соображения необходимо учитывать при анализе биографии С. П. Королева, той ее грани, которая нуждается в изучении личных мотивов, побудивших написать о встрече с Циолковским в 1929 г. как об исходном моменте в его работах по ракетной технике.

Важно прежде всего обратить внимание на стиль изложения при составлении Королевым документов личного характера. Он выражал свои мысли в лаконичной, часто иносказательной форме. К иносказаниям Королев прибегал вполне осознанно. Всякий раз у него были свои причины.

Иногда давал о себе знать и честолюбивый характер Королева: случалось, он освещал факты, используя не достигнутые, а ожидаемые, более выигрышные результаты. В своей книге «Ракетный полет в стратосфере» Королев поместил рисунок ракетоплана, более совершенного по конструкции (с шасси), чем следовало из описания, приведенного в тексте книги. Дан также рисунок ракетоплана в полете с явным изображением реактивной струи, хотя такой полет с ЖРД состоялся только шесть лет спустя. При этом в более поздней конструкции ракетоплана шасси еще не было предусмотрено.

Из числа документов личного характера нужно обратить внимание на автобиографии Королева. Это документы служебного характера, написанные по определенным поводам. Поэтому в зависимости от конкретных обстоятельств в текстах автобиографий делается акцент на соответствующих случаю фактах. В результате автобиографии, написанные в разное время и по разным поводам, имеют некоторые различия. Коснемся фрагментов автобиографий Королева, где речь идет о начальном периоде его работы в ракетной технике.

Поводом для подготовки автобиографии, датированной 18 августа 1944 г., было оформление Королева на должность заместителя главного конструктора ОКБ-РД вскоре после освобождения из заключения, где он с 1942 по 1944 г. руководил созданием первой в нашей стране реактивной установки РУ-1. В этой автобиографии поверх основного текста он написал: «По реактивной технике работаю с 1929 г.».

8 сентября 1945 г. Королев вылетел в Германию как специалист по ракетной технике. Перед отъездом он подготовил для личного дела автобиографию, где соответствующий абзац был сформулирован так: «С 1931 г. работал по специальной технике в РНИИ, НИИ-3. Имею печатные работы по авиационной и специальной технике».

Впервые упоминание о Циолковском встречается в автобиографии, написанной Королевым в марте 1952 г. в связи с заявлением о приеме кандидатом в члены ВКП(б): "С 1929 г. после знакомства с Циолковским стал заниматься специальной техникой".

Наиболее развернутая формулировка с упоминанием Циолковского приведена в автобиографии, датированной июнем 1952 г., т. е. написанной после приема Королева кандидатом в члены ВКП(б) в марте 1952 г.

В последующих вариантах автобиографий ссылок на Циолковского нет. Например, в автобиографии, датированной декабрем 1953 г., соответствующий фрагмент написан так: «С 1929 г. (по совместительству) и (с) 1933 г. как основная работа и по настоящее время работаю в области новой техники».

Один и тот же факт — начало работ по ракетной технике — Королев излагал в разных автобиографиях по-разному. Чтобы понять, почему в документах личного характера Королев упоминает имя Циолковского попробуем воспользоваться советом крупнейшего русского историка В. О. Ключевского: «Торжество исторической критики — из того, что говорят люди известного времени, подслушать то, о чем они умалчивали» [212 с.349].

Следуя этому совету, прежде всего нужно вспомнить о драматическом периоде жизни Королева: 27 июня 1938 г. его арестовали, все его работы в ГИРДе и РНИИ (с 1932 по 1938 г.) были квалифицированы как преступные деяния и положены в основу обвинительного заключения. Апелляции Королева в высшие судебные инстанции остались без последствий. Но он продолжал настаивать на пересмотре дела и предоставлении возможности работать по специальности. Когда Королев обосновывал важность своих работ и их приоритетный характер, появилось упоминание имени Циолковского: «Я работаю над исключительно важной для СССР проблемой создания ракетной авиации. Это совершенно новая область техники, нигде еще не изученная. Нигде еще не был успешно осуществлен настоящий ракетный самолет, идея которого была дана К. Э. Циолковским в 1903 г.» [154]. Возможность работать по специальности Королев получил в 1940 г. Из-под стражи его освободили в июле 1944 г., а реабилитировали только в 1957 г. Все годы до реабилитации обвинительное заключение по делу Королева продолжало сохранять юридическую силу и его работы в ГИРДе и РНИИ не подлежали упоминанию в положительном смысле. Чтобы понять, какое значение имели для Королева эти обстоятельства, нужно вспомнить еще раз о некоторых особенностях его характера.

С первых шагов сознательной деятельности Королев стремился быть на виду. Он добивался признания прежде всего смелыми действиями, неординарными инженерными решениями.

Первый его проект (1924 г.) был посвящен разработке нового по тем временам типа летательного аппарата — планера, приспособленного для быстрой установки маломощного мотора. Планер «Коктебель» был первым образцом скоростного безмоторного аппарата. Машины такого класса позволили расширить территориальную зону применения планеров. «Красная звезда» был первым образцом планера для выполнения фигур высшего пилотажа. Такую особенность — новизну и оригинальность замысла — имела каждая разработка, за которую брался Королев.

Важно обратить внимание на то, что Королев не ждал, пока его усилия будут замечены, и принимал дополнительные меры для достойной, по его мнению, рекомендации своих работ. Относительно своего первого проекта он считал нужным подчеркнуть в заявлении о приеме в Киевский политехнический институт: «...мною разработан безмоторный самолет оригинальной системы К-5». Индекс этого проекта он выбрал по аналогии с лучшим для того времени планером А-5 конструкции К. К. Арцеулова. Фотография планера «Коктебель» была помещена на обложке популярного журнала, как и фотография самолета СК-4, и снабжена выразительным названием: «Легкий самолет дальнего действия конструкции инж. С. П. Королева». В статье с описанием конструкции самолета СК-4 отмечались также заслуги Королева в разработке оригинальных планеров.

В 1932 г. Королев работал над самолетом для дальних перелетов (с разрезным крылом). Хотя эта работа носила поисковый характер и чертеж общего вида конструкции датирован декабрем 1932 г., в решении пленума Осоавиахима, проходившего в июле того же года, уже упоминается эта конструкция Королева как одно из достижений в работе Общества.

Несмотря на препятствия, чинимые администрацией РНИИ, Королев добился возможности участвовать в конференции по изучению стратосферы, организованной АН СССР в 1934 г. Как отмечалось, его доклад на конференции имел успех и был отмечен в печати.

Стремление Королева к известности подкреплялось новыми и все более сложными разработками. Такой баланс общественного признания и личных усилий в конце концов стал для него естественной потребностью, как у всех людей напряженного творческого труда, — в искусстве, науке, технике. Работа, выполняемая им в заключении, была сложной и интересной, но она почти полностью была лишена общественного признания. Преднамеренное замалчивание заслуг Королева после освобождения означало поддержку обвинений по его делу. От этого страдало не только честолюбие Королева. Общественное признание было для него реабилитацией его идей, его инженерного труда. Поэтому не случайно Королев вскоре после освобождения взялся за обобщение выполненных им работ.

Он задумал написать две большие статьи, объединенные одной общей темой: разработка реактивного аппарата для полета человека. В первой статье предполагалось обобщить его работы за 1932-1938 гг., во второй — за 1942-1945гг. (подробнее см. гл. 18)

Все эти материалы остались неопубликованными. Королева, без сомнения, заботил не сам факт их обнародования, а признание важности и полезности выполненных им ранее проектов. Это признание было бы существенным аргументом в укреплении его авторитета в новом для него коллективе, который он начал создавать после назначения в 1946 г. Главным конструктором ракет дальнего действия. Такого аргумента Королев был лишен. В конце 1947 г. автор присутствовал на собрании, где Королев отчитывался о проделанной работе. В прениях были выступления с жалобами на чрезмерную требовательность Главного конструктора. Запомнились слова из выступления секретаря райкома партии по этому поводу: «А что вы его (Королева) боитесь? Он был всего лишь заместителем начальника цеха авиационного завода». Королев действительно в период заключения короткое время работал в этой должности. Брошенная фраза имела и другой смысл: все, что было сделано Королевым, доброго слова не стоило.

Королеву не давали забывать о его прошлом. Выступая на партконференции в декабре 1948 г., директор НИИ отмечал, в частности: «Проведена большая работа по очистке института от ненадежных и не внушающих доверия, эту работу надо продолжать» [213, с.34]. Одним из тех, кто попал в число «не внушающих доверия», был К. И. Трунов — заместитель Королева, работавший с ним еще в Казани в составе спецподразделения НКВД и освобожденный из-под стражи на год раньше Королева — в 1943 г.

Королеву давали понять, что, будучи беспартийным, он как руководитель не может считаться полноценным. Из выступления секретаря райкома на партконференции, проходившей вскоре после печально известной сессии ВАСХНИЛ: «Мы знаем о том, что и в других областях, таких, как на биологическом фронте, мы тоже имеем уроки, которые нас учат и зовут к тому, что в области научно-технического прогресса мы должны эту критику и самокритику иметь в виду. ... Симптомы отсутствия самокритики имеются и в отделе № 3 (отдел № 3 возглавлял Королев) ... Кстати сказать, что очень характерно для института, ряд очень крупных отделов возглавляют беспартийные специалисты... В отделе № 3 критику не любят, но считаться с критикой — это обязанность руководства отдела № 3. Здесь нужно посмотреть парткому и призвать к порядку и Королева и поставить на место тех товарищей, которые занимают неправильную позицию в этом отношении. Я думаю, что нам нужно за этим зорко следить» [Там же, с.38].

Чтобы вступить в партию, имея такое прошлое, Королеву нужен был в качестве обязательного условия очень весомый успех в работе. Такого успеха не было ни в 1949, ни в 1950 г. Неоспоримые и наглядные достижения коллектива отдела № 3 были в 1951 г.: успешно прошли испытания ракеты Р2 с применением перспективной конструктивной схемы.

Однако наряду с этим появились и новые осложнения. Масштабность планов Королева, его жесткий характер, напористость наталкивались на административные ограничения. Рамки НИИ становились для него все более тесными. Особую заботу Главного конструктора вызывала производственная база. Если учесть, что на опытном заводе НИИ выполнялись еще и задания отрасли, не имеющие отношения к планам ОКБ, то не случайно конфликты Главного конструктора с администрацией НИИ принимали подчас острый характер. Таким выдался 1952 год, когда требовалось срочное изготовление опытной партии ракеты, имевшей для будущего развития КБ, а также для укрепления авторитета Главного конструктора решающее значение.

При таком стечении обстоятельств в жизни Королева намечались два переломных события: вступление в партию и предстоящее в 1953 г. избрание в АН СССР. Прием в партию для Королева был событием исключительным: он означал подтверждение доверия к нему, еще не реабилитированному. Отказ в приеме означал необходимость оставить пост Главного конструктора и потерю возможности быть избранным в АН СССР.

Естественно, что Королев очень тщательно готовился к приему в партию. Несмотря на крайнюю занятость, он с отличием окончил в 1950 г. философский факультет Вечернего университета марксизма-ленинизма. И не случайно именно в мартовской автобиографии 1952 г. он сослался на Циолковского. Королеву нужно было наиболее убедительно и полно представить свой послужной список. Не имея возможности сослаться на свои довоенные разработки, которые в период репрессий были расценены как преступные, Королев нашел эквивалентную по смыслу формулировку, подтверждающую его близость к истокам ракетной техники. Наиболее содержательно и лаконично выражало эту мысль упоминание о Циолковском благодаря той роли, которую отвела история нашему великому соотечественнику.

При подготовке очередного варианта автобиографии в июне 1952 г. Королев решил усилить ее содержание и написал: «С 1929 г. после знакомства с Циолковским и его работами...» (курсив мой. — Г. В.). Есть один существенный факт, подтверждающий стремление Королева вкладывать в эту фразу особый, возвышающий его смысл: такие же слова были написаны им в 1955 г. в заявлении с просьбой о реабилитации.

Так авторитет Циолковского стал для Королева моральной и очень необходимой ему опорой. Поэтому неудивительно, что фраза о знакомстве с Циолковским и его работами прозвучала на партийном собрании в 1956 г. при избрании Королева в состав парткома предприятия: «- В 1929 г. познакомился с работами Циолковского и с Циолковским, после этого решил заняться новой техникой» [Там же, с. 49]. Отсюда и снисходительное отношение Королева к упомянутому тексту, подготовленному журналистом А. П. Романовым.

Сохранилось большое число документов, которые позволяют высказать полную уверенность в том, что обращение к имени Циолковского не было для Королева только тактическим приемом в трудные и ответственные минуты жизни. У Королева с первых шагов в ракетной технике сложилось убеждение в особой роли приоритетных трудов Циолковского. В 1932 г. Королев писал известному писателю — популяризатору науки Я. Перельману: «Вы знаете, наверное, что предложено праздновать юбилей Циолковского. Когда это будет точно, я не знаю, но пока что находятся люди, которые прямо-таки заявляют, что празднование этого юбилея нецелесообразно, что, мол, оно поставит в несерьезное положение всех работников р. д. и т. п., что празднования не следует делать и т. д. К сожалению, все это говорится людьми, имеющими достаточно большой вес, чтобы с ними не считаться. Мнение ГИРДа в этом деле будет решающим... (курсив мой. — Г. В.) [201, с.53]. ГИРДу, которым руководил Королев, удалось преодолеть все препятствия, и 17 октября 1932 г. в Москве состоялось торжественное заседание, посвященное 75-летию со дня рождения К. Э. Циолковского.

В своей книге «Ракетный полет в стратосфере», опубликованной в 1935 г., Королев подчеркивал приоритет Циолковского в разработке идей ракетного полета [11 с.394].

Подводя итоги своих работ за 1932-1938 гг., Королев не забыл отметить решающее значение работ Циолковского [201, с.100].

Думается, что Королев начал обстоятельно знакомиться с трудами Циолковского в связи с подготовкой к торжественному заседанию, посвященному 90-летию со дня рождения ученого. На этом заседании, состоявшемся 17 сентября 1947 г., он сказал:

«Говорят, что время иногда неумолимо стирает образы прошлого, но идеи и труды Константина Эдуардовича Циолковского все более и более будут привлекать к себе внимание по мере создания новой отрасли техники, которая воссоздается сейчас на основе его трудов буквально на наших глазах» [Там же, с. 207]. Эти слова оказались пророческими. В 1948 г. одна из идей Циолковского, известная как «эскадра ракет» (в дальнейшем, после необходимых усовершенствований, она получила название «пакет»), была положена в основу создания конструкции космической ракеты, с помощью которой был выведен на орбиту первый искусственный спутник Земли. В проектных материалах, посвященных перспективам развития ракетной техники (1949 г.), Королев не забыл отметить: «Схема пакета ракет была разработана К. Э. Циолковским» [Там же, с.313].

Выступая перед слушателями Высших инженерных курсов 22 мая 1949 г., Королев нашел выразительные слова, чтобы подчеркнуть масштабность работ Циолковского: «Мы ценим Циолковского как ученого, экспериментатора, самоучку по образованию, который неустанным трудом поднялся до необычайных высот научного предвидения и утвердил приоритет нашей Родины в такой важной области, как ракетная техника».

Осенью 1954 г. Королев отдыхал на юге и там задумал написать книгу по истории ракетной техники. Предусматривалась отдельная глава о работах Циолковского. Кроме того, рассмотрение каждого вопроса должно было сопровождаться сопоставлением с аналогичными идеями Циолковского.

В докладе на юбилейной сессии МВТУ им. Баумана в сентябре 1955 г. Королев подчеркнул: «В своих трудах Константин Эдуардович показал пути решения задачи о создании искусственного спутника Земли и о вылете ракеты с Земли в космическое пространство...

Королев использовал каждую возможность, чтобы высказать свое отношение к творчеству Циолковского. В рассказе, присланном ему на рецензию в канун 1958 г., он счел нужным дополнить раздел о Циолковском [210].

После полета Г. С. Титова (6-7 августа 1961 г.) Королев оставался на космодроме и 26 августа послал оттуда письмо своему заместителю К. Д. Бушуеву: «Надо бы поручить ОНТИ⁵⁹» подготовить хорошую (внутреннюю) выставку о Циолковском и др. наших ученых и о наших отечественных старых (от Петра и до наших дней) работах. Было бы очень здорово! Подумайте обо всем». Такая выставка должна была показать, какой трудный путь прошла космонавтика, чтобы стал возможным полет в космос человека, свидетелями чего все только что стали. Вспомнить о предшественниках в минуты такого торжества и отдать им должное — важный нравственный урок для коллектива. И на первый план при этом выступало творчество Циолковского.

18 октября 1962 г. Королев направил из Сочи, где он отдыхал, письмо академику А. В. Топчиеву как председателю редколлегии ежегодника «Наука и человечество» [214]. Это был его ответ на просьбу А. В. Топчиева подготовить для ежегодника статью (в качестве авторов привлекались крупнейшие ученые, в том числе зарубежные). Королев ответил согласием, но предложил, кроме статьи о перспективах развития космонавтики, о чем его просили, еще одну — о Циолковском. Он писал по этому поводу: «...такой материал у меня собран, так как я хочу когда-нибудь написать что-то очень хорошее о Константине Эдуардовиче... Пусть это будет некоторое «начало» (для меня). Мне думается, что статья о К. Э. Циолковском может иметь не только познавательный характер как попытка научной биографии. Учитывая современные дела в космосе, полезно на страницах международной печати рассказать о К. Э. Циолковском с тем, чтобы осветить и укрепить замалчиваемый кое-где приоритет нашей Родины».

⁵⁹Отдел научно-технической информации.

Циолковский был для Королева не только крупным ученым, труды которого охватывали широкий круг проблем в различных областях знаний. Творчество Циолковского стало для Королева олицетворением прошлого, настоящего и будущего космонавтики.

Королев вошел в космонавтику с именем Циолковского как идейным оружием и талисманом, защищавшим его инженерную честь и человеческое достоинство. И сразу рождается мысль: может быть, не следовало разрушать красивую легенду о знаменательной встрече, которая с такой подкупающей точностью соответствует творческой биографии Королева? Однако для историка поиск истины — превыше всего. Легенды же, если они вызывают полезные ассоциации, могут соседствовать с историческими фактами, делая их человечнее и выразительнее.