Нельзя обойти молчанием один факт, которому придается особая роль в творчестве Королева. Речь идет о предполагаемой встрече Королева с Циолковским в 1929 г. в Калуге. Можно назвать ряд достаточно серьезных документов, позволяющих, при известной доле фантазии, сделать вывод о том, что такая встреча не только состоялась, но и послужила решающим стимулом для выбора Королевым главной темы научной и конструкторской деятельности.

В автобиографии С. П. Королева, написанной им в июне 1952 г. и опубликованной в книге «Творческое наследие академика С. П. Королева» [201, с. 342], есть такая строка: «С 1929 г., после знакомства с К. Э. Циолковским и его работами, начал заниматься вопросами ракетной техники». А вот как интерпретируются эти сведения в одной из газетных публикаций: «Инженер Сергей Королев встречался в Калуге с Циолковским: "Константин Эдуардович потряс нас тогда своей верой в возможность космоплавания. Я ушел от него с одной мыслью — строить ракеты и летать на них"» [202]. Подобная версия повторяется в многочисленных публикациях с различными вариациями. Есть и другие документы, о которых речь пойдет ниже, якобы подтверждающие факты, приведенные в автобиографии С. П. Королева от 1952 г. Свою роль в популярности такой версии сыграло ее внешнее соответствие творческому образу Королева: судьба как будто специально распорядилась так, чтобы проблемы космонавтики перешли из рук в руки, от Циолковского, основоположника теоретической космонавтики, к Королеву — основоположнику практической космонавтики. Сторонники обсуждаемой версии не ограничились многочисленными публикациями, а организовали телепередачу, в которой была сделана попытка обобщить все доводы в пользу версии. В передаче не дали слова ни одному оппоненту, поэтому спорная версия стала приобретать характер исторической истины.

Между тем критические соображения по поводу обсуждаемой версии высказал еще в 1973 г. писатель Я. Голованов в своей книге «Королев» [203]. Голованова прежде всего насторожило существенное различие в текстах интервью Королева, опубликованных в разное время обозревателем ТАСС А. П. Романовым — самым настойчивым и последовательным сторонником обсуждаемой версии. У него в одном опубликованном варианте беседы Королев говорит вполне определенно о встрече с Циолковским и приводит различные подробности этой встречи, в другом речь идет только о влиянии трудов Циолковского на решение Королева взяться за разработку ракет. Известно, что магнитофонная запись беседы Королева с журналистом не велась, но с подготовленным позднее текстом беседы Королев знакомился и завизировал его [205].

Голованов не оставил без внимания и такой сомнительный материал, как воспоминание Б. Г. Тетеркина⁵⁷, который якобы случайно познакомился с Королевым в Калуге осенью 1929 г., сопровождал его к Циолковскому и присутствовал при их беседе. Причем вспомнил об этом знакомстве Тетеркин уже после смерти Королева, ухитрившись в последнем портрете Сергея Павловича узнать черты молодого человека в кожаной тужурке, искавшего адрес ученого.

На Чтениях К. Э. Циолковского в 1987 г. стали известны подробности проверки достоверности воспоминаний Б. Г. Тетеркина. На утреннем заседании секции истории авиации и космонавтики 17 сентября журналист Соловьев рассказал, что трижды лично записал воспоминания Тетеркина и, убедившись в идентичности текстов, решил, что воспоминания достоверны, о чем и сообщил во всеуслышание. Только на этом основании Калужский обком КПСС принял решение, вопреки мнению ученых — сотрудников калужского Музея истории космонавтики, об установке памятного знака на пересечении улиц Циолковского и Королева⁵⁸.

По данным, полученным в Музее истории космонавтики им. К. Э. Циолковского, существует только устный вариант воспоминаний Б. Г. Тетеркина.

После дискуссии в рамках упомянутых Чтений калужский обком КПСС пересмотрел этот вопрос, и сейчас в тексте на памятном знаке нет упоминаний о встрече Королева и Циолковского в Калуге в 1929 г.

Подводя итоги своим изысканиям, Голованов вынужден был написать по поводу предполагаемой встречи Королева с Циолковским в 1929 г. в Калуге: «Пока это интересная загадка для историков и биографов» [203, с.173].

Можно было бы не придавать особого значения попыткам приукрасить биографию Королева, если бы они не содержали определенную историческую концепцию — прямую преемственность в работах двух выдающихся деятелей космонавтики. Именно эта концепция является наиболее спорной при анализе автобиографии Королева. Чтобы внести ясность в этот вопрос, выясним, какую роль в развитии ракетной техники могла сыграть встреча Королева с Циолковским в Калуге в 1929 г., если бы она действительно состоялась.

Необходимо вспомнить, что для Королева 1929 год был особенно напряженным. Он завершал работу над дипломным проектом — легким самолетом дальнего действия (СК-4). Так как было принято решение о постройке этого самолета, требовалась исчерпывающая и тщательная проработка всех вопросов по конструкции, подетальная подготовка чертежей, поиски производственной базы. Осенью того же года в VI планерных состязаниях принимал участие планер «Коктебель», созданный Королевым совместно с С. Н. Люшиным. К этому же году относится завершение работы с участием Королева над проектом самолета АКНЕЖ-12 с разрезными крыльями — новшеством, имеющим важное значение для обеспечения безопасности полетов, которое только начало внедряться в отечественные конструкции. Так что непосредственного повода для консультации с Циолковским в связи с решаемыми задачами у Королева не было. Если иметь в виду планы Королева на будущее, то в следующем, 1930 г., он был занят вопросами, не имеющими никакого отношения к проблемам ракетного летания. Кроме дальнейших забот по изготовлению и испытанию самолета СК-4, Королев взялся за очень трудную и ответственную задачу — создание специального планера для осуществления фигур высшего пилотажа. Такой планер (СК-3 или «Красная звезда») был изготовлен, и на нем осенью 1930 г. выполнены впервые в мире «мертвые петли» без применения буксировочного самолета.

Для получения более полного представления необходимо сопоставить творческие позиции Королева и Циолковского в тот период. Что касается Королева, то с первых шагов своей инженерной деятельности и во все последующие годы характерной особенностью его проектов, как уже не раз отмечалось, наряду с оригинальностью идей, была твердая и последовательная ориентация на реальные технические возможности, которые позволяли бы сразу приступать к практическому осуществлению задуманных конструкций. Королев выделялся среди начинающих свой путь в ракетную технику резким и откровенным, можно сказать, воинственным неприятием скороспелых проектов, далеких от реальных возможностей техники. Выступая на конференции по изучению стратосферы, организованной АН СССР в 1934 г., молодой инженер не постеснялся бросить упрек известному популяризатору космических полетов: «И пусть не гневается на меня профессор Н. А. Рынин, но впредь в его докладах о реактивных аппаратах хотелось бы видеть материал, преподанный с известной технической критикой» [114, с.374]. Решительный, даже назидательный тон Королева был в определенной мере обусловлен особой миссией, которую он осуществлял: на конференцию Королев приехал по поручению Управления по военным изобретениям РККА как консультант по вопросам ракетной техники. Газета «Правда» в публикации, посвященной итогам конференции, с похвалой отозвалась о реализме Королева. Критическое отношение на конференции к фантастическим проектам наиболее полно выразила газета «Техника» 24 апреля 1934 г. в публикации «Нельзя ли поближе к земле, товарищи!», написанной под влиянием позиции Королева.

Не забывая о категорически утилитарной позиции в отношении путей развития ракетной техники, которую занимал Королев, обратимся к трудам Циолковского, отражающим его взгляды в тот период. Подводя итоги своим работам с 1903 по 1929 г., Циолковский писал: «Ценность моих работ состоит, главным образом, в вычислениях и вытекающих отсюда выводах. В техническом же отношении мною почти ничего не сделано. Тут необходим длинный ряд опытов, сооружений и выучки... Пока же могут быть даны только малозначащие схемы» [206, с.343].

Известно также, что именно в 1929 г. как отмечалось выше, Циолковский был очень увлечен идеей так называемого полуреактивного самолета как первого практического шага к овладению космосом.

Известно также, что до 1934 г. Циолковский считал полеты в космос делом отдаленного будущего и не имел реальной схемы ракеты для достижения космической скорости: «Работающих ожидают большие разочарования, так как благоприятное решение вопроса гораздо труднее, чем думают самые проницательные умы... Звездоплавание нельзя и сравнить с летанием в воздухе. Последнее — игрушка в сравнении с первым.

Несомненно достигнут успеха, но вопрос о времени его достижения для меня совершенно закрыт...

Если бы знали трудности дела, то многие, работающие теперь с энтузиазмом, отшатнулись бы с ужасом». Именно такие мысли высказывал Циолковский в работе «Космические ракетные поезда», впервые опубликованной в 1929г. [207, с.368]. Правда, непосредственным продолжением приведенной цитаты был следующий абзац: «Но зато как прекрасно будет достигнутое. Завоевание солнечной системы даст не только энергию и жизнь, но и простор еще более обильный». Именно фантастические проекты, связанные с реализацией подобных идей, вызывали резкую критику Королева на конференции в 1934 г.

Таким образом, из всего перечня работ, выполненных Циолковским до 1929 г., нельзя назвать хотя бы одну, которая могла бы обогатить Королева идеями, необходимыми для перехода к практическим разработкам.

Если судить об истоках работ Королева по ракетной технике не отвлеченно, а с документами в руках, то утверждение о решающей роли в его творческой судьбе встречи с Циолковским в 1929 г. становится еще менее убедительным. Сохранились источники, позволяющие воссоздать с необходимой достоверностью эволюцию творческих интересов Королева в области ракетной техники.

Нужно еще раз вспомнить, что в 1929 г. широкое освещение в печати получили сведения о «полете первого реактивного самолета», разработанного немецким инженером Опелем. В качестве движителя конструктор использовал батарею пороховых ракет. Можно предположить, что именно эти сведения заинтересовали Королева как первая попытка инженерной (это следует иметь в виду прежде всего) реализации идеи ракетного летания. Значение таких попыток для пробуждения общественного интереса отмечал Циолковский [Там же, с.367]. Приведенные выше выдержки из работ Циолковского показывают, что он хорошо понимал, какая большая дистанция отделяет его теоретические исследования от практических разработок, и специально обращал внимание на это обстоятельство.

В связи с изучением первых работ Королева по ракетной технике не могут не заинтересовать особые разделы в плане Осоавиахима на 1930-1931 гг., которые подробно обсуждались в главе 9, предусматривающие использование новых технических принципов при создании летательных аппаратов [208, с.114]. Он первым воспользовался этими новыми возможностями, приступив в 1931 г к разработке целой серии летательных аппаратов, выполненных по так называемой двухбалочной схеме. Наряду со схемами «бесхвостка» и «утка» такая схема была наиболее подходящей для компоновки реактивного двигателя вблизи центра масс.

Достоверно установлено, что попытка создания первого отечественного летательного аппарата с ЖРД связана с испытаниями планера БИЧ-8, которые проводил осенью 1931 г. Королев. По его договоренности с Цандером (октябрь 1931 г.) была начата разработка ЖРД ОР-2 для планера БИЧ-11, аналогичного по схеме планеру БИЧ-8. Работы над таким аппаратом, известным под индексом РП-1, послужили основанием для создания в Осоавиахиме финансируемой организации ГИРД.

Приведенные факты основаны на обстоятельных исследованиях, которые, однако, не выявили непосредственного влияния идей Циолковского на пробуждение у Королева интереса к ракетной технике.

Сомнения в правомерности обсуждаемой версии усиливаются, если учесть, что Королев не упоминал о знакомстве с Циолковским в таких житейских ситуациях, когда по законам логики и здравого смысла он должен был это сделать. Взять хотя бы такой факт. Известно, что Королев в 1935 г. послал свою книгу «Ракетный полет в стратосфере» Циолковскому. При этом вполне уместно было бы упомянуть в дарственной надписи о знаменательной встрече в 1929 г., но этого не случилось. В письме другому адресату Циолковский назвал книгу Королева полезной и интересной и выразил сожаление, что из-за отсутствия адреса не может сообщить свое мнение автору лично.

Еще пример. В 1932-1933гг. сотрудники ГИРДа переписывались с Циолковским, в их числе заместитель Королева Параев [209, с.62]. У Королева как начальника ГИРДа был прекрасный повод, чтобы напомнить Циолковскому об их встрече, особенно в связи с перспективными работами ГИРДа — очень немногими практическими шагами в области ракетной техники. Королев тогда Циолковскому ничего не написал.

В канун 1958 г. редакция одной из центральных газет прислала Королеву на отзыв рассказ. Такая не совсем обычная просьба объяснялась тем, что, как нетрудно было догадаться по присланному тексту, прототипом героя был Королев. Он очень серьезно отнесся к поручению редакции, внес в текст много поправок, тщательно работал над разделом, где речь шла о Циолковском. Написал дополнение о выдающейся роли Циолковского в развитии космонавтики. Но вместе с тем не воспользовался возможностью упомянуть о встрече героя рассказа с Циолковским, что было бы уместно [210].

Еще один красноречивый случай, о котором рассказал автору академик Б. В. Раушенбах, работавший с Королевым еще с довоенных лет. Отмечался юбилей одного из заместителей Королева — К. Д. Бушуева. Королев после многих теплых слов в адрес юбиляра сказал, что хочет подарить ему самое дорогое, что у него есть, и вынул из внутреннего кармана пиджака тоненькую книжечку. То было прижизненное издание одной из книжек Циолковского. И в такой как нельзя более подходящей обстановке не вспомнил Королев о встрече с гениальным ученым в далеком 1929 г. Б. В. Раушенбах обращал внимание также на то, что Королев не рассказывал о своей встрече с Циолковским ни одному из своих довоенных сотрудников.

Таким образом, нам кажется, с достаточным основанием можно считать, что версия об особой роли в творческой судьбе Королева его встречи с Циолковским в 1929 г. противоречит историческим фактам. Такой вывод, однако, может вызвать серьезные возражения, с которыми нельзя не считаться: ведь отвергаемая версия в основной своей части соответствует содержанию документа, подготовленного лично Королевым. Достоверность этого документа никаких сомнений не вызывает.

Обсуждение этой стороны вопроса — в следующей главе.