Материалы следствия по делу С. П. Королева и других репрессированных сотрудников РНИИ пока недоступны для исследователей. Поэтому приходится довольствоваться редкими публикациями, не дающими полного представления о происходивших тогда событиях [148, 151-156].

Автор смог получить дополнительные сведения во время работы в качестве консультанта над фильмом «Сов. секретно. Некоторые страницы биографии С. П. Королева». Тогда довелось слышать рассуждения о том, что Берию, который якобы спас Королева, нужно благодарить. Но с 1935 по 1941 г. ежегодно в среднем расстреливали по миллиону человек [150, с.88]. Поэтому в голову не приходят слова благодарности за отдельных людей, оставшихся в живых, даже если потом они стали знаменитыми. А скольких, может быть, не менее талантливых, мы недосчитываемся?

В Архиве РАН есть один документ, привлекающий особое внимание важными подробностями о судьбе С. П. Королева в те годы. Это его письмо с Колымы от 15 октября 1939 г. на имя Верховного Прокурора ССОР [154]. Известно, что письмо передала в архив мать Королева М. Н. Баланина. Остались невыясненными обстоятельства, при которых письмо попало к ней и не было отправлено адресату. Вряд ли можно считать убедительной версию о передаче в Архив дубликата письма. Внешние признаки: разборчивый почерк, принадлежащий, без сомнения, Королеву, отсутствие правок — такую версию опровергают.

Из-за ограниченного, явно недостаточного для полноты исследований перечня документов требуется особая щепетильность по отношению к людям — участникам событий, повлиявших на судьбу Королева. Судя по многочисленным публикациям последнего времени, репрессивная система 30-х годов была организована так, что даже простой рассказ о работе, умело препарированный и смонтированный работниками дознания, мог превратиться в свидетельство государственных преступлений. Ведь основанием для обвинения Королева в контрреволюционной деятельности явились сведения о его неудачах, естественных и закономерных для этапа отработки ракетных конструкций. Достаточно было свидетелям рассказать о техническом существе работ Королева, как все глубже становилась яма, куда его толкали следователи. При таких обстоятельствах невероятно трудно было не ожесточиться и сохранить способность, хотя бы в дальнейшем, к великодушным и объективным суждениям о пережитых событиях. И цена таких суждений чрезвычайно высока, как свидетельство победы человека над самим собой.

На счету Королева были и такие победы. Например, во многих документах по делу Королева не один раз встречается фамилия Л. С. Душкина как одного из авторов акта, положенного в основу обвинительного заключения. В 1960 г. по случаю 60-летия М. К. Тихонравова Королев собирал у себя на предприятии гирдовцев. Среди приглашенных был и Л. С. Душкин.

Фрагмент заявления С. П. Королева на имя И. В. Сталина

И еще. В январе 1988 г. на пленарном заседании ежегодных Чтений по космонавтике, которое проходило в Колонном зале Дома Союзов, с докладом выступил академик В. П. Глушко. Неожиданно, отклонившись от темы доклада, он заявил, что М. К. Тихонравов (известный всем присутствующим своими заслугами перед космонавтикой, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии) писал на него доносы, послужившие основанием для его — Глушко — ареста. Лишь немногие знали, что еще в 1956 г. Глушко писал Королеву по этому поводу, обвиняя Тихонравова в непорядочности. Эти обвинения, как свидетельствуют документы, были лишь плодом оскорбленного самолюбия автора письма . О реакции Королева можно судить по документам тех лет из дела личной переписки Главного конструктора. После упомянутого письма Глушко в деле подшито письмо Королева министру о назначении Тихонравова начальником проектного отдела по космическим аппаратам.

Даже этих примеров достаточно, чтобы проявить большую осторожность в оценке ряда тех или иных лиц, вовлеченных в зловещие события 30-х годов. В противном случае может статься, что ответственность будет возложена не на главное зло — репрессивную систему и людей, ее породивших, а на фактические жертвы этой системы. Их вина при детальном изучении может оказаться таким же порождением репрессивной системы, как «вина» Н. И. Бухарина и А. И. Рыкова, недавно реабилитированных, которые на судебном процессе «сознавались» в шпионаже, измене, проповеди фашизма. И страшнее всего, что любая ошибка в такого рода оценках вины участников событий тех лет породит новые жертвы. Позор, может быть незаслуженный, ляжет на их потомков. Только тщательное изучение всех документов следствия, детальное знакомство с текстами показаний, с обстоятельствами их получения и методами, использованными при этом, могут служить, на наш взгляд, исходными материалами для объективных исторических оценок, особенно когда речь идет о судьбе конкретных людей.

⁵¹ Эти документы были впервые оглашены в сообщении Ю. Г. Демянко на Чтениях по космонавтике 28 января 1991 г.

В документах по делу Королева упоминаются многие фамилии его коллег. Они стали уже широко известными из других публикаций, причем, к сожалению, без каких-либо комментариев и анализа. В цитируемых здесь документах фамилии приводятся без изъятия, что было бы лишено смысла по указанной причине. Однако при этом имеются в виду высказанные соображения о неправомерности каких-либо выводов только на основании отдельно взятого факта.

О содержании обвинений, предъявленных Королеву, можно узнать из его заявления на имя Верховного Прокурора от 15 октября 1939 г. В изложении Королева обвинения заключались в том, что он якобы состоял членом антисоветской организации, работая в научно-исследовательском институте № 3 в должности старшего инженера, и совершал вредительство в области ракетной авиации. Согласно обвинительному заключению это выражалось в следующем (приводим в изложении Королева):

«1) Якобы мною производилась разработка экспериментальных ракет без должных расчетов, чертежей, исследований по теории ракетной техники.

2) Якобы мною неудачно была разработана опытная ракета 217 с целью задержать другие важные ракеты.

3) Якобы мною не была разработана система питания опытной ракеты 212, что сорвало ее испытание.

4) Якобы мною разрабатывался ракетный двигатель, который работал только 1-2 сек.

5) Якобы мною совместно (!?) с инж. В. Глушко (арестован 23 марта 1938 г.) в 1935г. был разрушен ракетный самолет».

Следователи не предъявили Королеву никаких доказательств его вины, но сообщили, что обвинительное заключение составлено на основании показаний Клейменова, Лангемака и Глушко, арестованных ранее. Королеву не разрешили ознакомиться с их показаниями и отказали в очной ставке с ними. Как стало известно позднее, следователи действительно располагали определенными данными из материалов следствия упомянутых сотрудников РНИИ. Правда, двое из них отказались на суде от показаний, которые они давали на предварительном следствии, об участии Королева в контрреволюционной деятельности. Выяснить, кто эти двое, не удалось.

В заявлении Сергей Павлович писал: «Следствие, проводившееся следователями Быковым и Шестаковым, производилось очень пристрастно, и подписанные мною материалы были вынуждены у меня силой и являются целиком и полностью ложными, вымышленными моими следователями».

Для подготовки обвинительного заключения следователи привлекали акт о деятельности Королева, подписанный Костиковым, Душкиным, Каляновой и Дедовым, оставшимися на свободе. Есть примечательный штрих в опубликованных недавно воспоминаниях Б. Викторова, готовившего в 1955 г. материалы для реабилитации Королева. По поводу акта, о котором идет речь, он пишет: «Экспертиза, конечно, признала, что подследственный был вредителем...» (курсив мой. — Г. В. ) [151, с.82].

Видимо, привлекаемые в тот период свидетели по делу «врагов народа» были поставлены в такие условия, что иной вывод они сделать не могли. Как пишет далее Викторов, двое из подписавших акт вынесли особое мнение. В документе они написали, что «создание ракет требует продолжительных исследований и экспериментов на образцах, и тут неизбежны мелкие аварии. Неполадки, имевшие место в работе Королева, нельзя считать умышленными».

У Королева по поводу особого мнения была иная точка зрения: «Этот акт пытается опорочить мою работу. Однако заявляю Вам, что он является ложным и неправильным. Лица, его подписавшие, никогда не видали объектов моей работы. Приведенные в акте "факты" вымышлены, например: при испытании макетов объекта 201/301 пуском с самолета никакой аварии не было (см. отчеты и акты комиссии, проводившей испытания). Необходимые меры предосторожности были приняты по моему указанию, о чем имеются записи в деле 201/301, сделанные задолго до испытаний. В акте же делается совершенно ложный намек на якобы "возможность аварии". Еще раз заявляю, что все это ложь и вымысел, как и другие, относящиеся к моей работе данные этого акта» [154].

Королев на суде не признал себя виновным. О его позиции можно судить по цитируемому заявлению от 15 октября 1938 г.: «Я неоднократно заявлял на следствии, писал наркому внутренних дел СССР и Верховному прокурору, а также категорически заявил на суде и заявляю еще раз сейчас, что я никогда, нигде и ни в какой антисоветской контрреволюционной организации не состоял и ничего об этом не знал и не слыхал... Я вырос при Советской власти и ею воспитан. Все, что я имел в жизни, мне дала партия Ленина-Сталина и Советская власть. Всегда, всюду и во всем я был предан генеральной линии партии, Советской власти и моей Советской Родине».

В том же письме по поводу первого пункта обвинительного заключения Сергей Павлович указывал: «Все без исключения разработки ракет и их агрегатов всегда производились на основании чертежей, расчетов, опытных исследований, предварительных исследований, предварительных продувок в аэродинамических трубах и т. д. По всем объектам моей работы (номера указаны выше), а также по ракетному самолету 218/318 все чертежи, расчеты, технические акты, заключение экспертизы из технического института РККА, Военно-воздушной академии РККА им.Жуковского, НИИ-10 НКАП⁵² и др., а равно все отчеты об испытаниях объектов находятся в секретной части и архиве чертежей НИИ-3, в делах и папках соответственно за номерами этих объектов. В трудах НИИ-3 "Ракетная техника" №№ 1-5 помещен целый ряд теоретических работ по ракетному полету (инж. Дрязгов, Щетинков, Глушко и др.). Мною лично произведены многие технические разработки, расчеты, чертежи, испытания. В 1934 году написана и издана книга по ракетному полету в стратосфере (Военгиз), ряд статей ("Техника воздушного флота", № 7 за 1935 г. и др.), а также прочитаны доклады на научной конференции в Академии наук (Ленинград, 1934 г.) и на ракетной конференции (Москва, 1935 г.). Поэтому предъявленные мне обвинения являются ложными».

В отношении ракеты 217, по которой был сформулирован п. 2 обвинительного заключения, у Королева имелось особое мнение, но он взял на себя всю полноту ответственности: «Ракета 217 являлась плановой работой института, была нами выполнена удачно, со значительным перевыполнением данных (см. сравнительные результаты в отчете по объекту 217 за 1936 г.) и полностью принята заказчиком НИИ-10 (бывшей ЦЛПС⁵³, г. Ленинград). Проверочные акты в деле объекта 217. Никаких задержек по другим объектам не было, да и быть не могло, так как сам объект работ по 217 был очень небольшой. Поэтому это обвинение является ложным».

⁵²Наркомат авиационной промышленности.

⁵³Центральная лаборатория проводной связи.

Он не стал приводить никаких подробностей относительно ракеты 217, так как при этом неизбежно пришлось бы назвать фамилии других сотрудников РНИИ и тем самым поставить их под удар, даже не желая этого. Нужно вспомнить, что работа над различными вариантами этой ракеты была начата во отделе РНИИ под руководством инженера Дрязгова, до назначения Королева в начале 1936 г. начальником этого отдела. Вначале предполагалось разработать модели крылатых ракет с ЖРД с использованием для экономии средств пороховых двигателей вместо жидкостных. Такие модели позволяли подбирать аэродинамическую компоновку ракет и были дешевыми, так как работы над пороховыми двигателями в РНИИ достигли высокого уровня. Эти обстоятельства являлись особенно важными, ибо модели были одноразовыми.

Затем родилась идея использовать опыт работы над моделями для создания конструкций крылатых ракет с пороховыми двигателями типа «земля — воздух» и «воздух — воздух». Королев, приняв под свое руководство отдел, высказал негативное отношение к этим ракетам. В отзыве, который сохранился в делах РНИИ, он, в частности, писал: «...В дальнейшем основной упор в работе по крылатым торпедам нужно делать на применение реактивных ракетных двигателей и автоматического управления. Торпеды типа 217 с пороховым двигателем, хотя и подкупают своей простотой, дают результаты худшие, чем РС, и могут быть использованы главным образом для экспериментальных целей и в некоторых случаях для стрельбы на весьма короткие дистанции (в частности, пуск по прямолинейной траектории)».

Однако руководство института приняло решение продолжить работу над этими ракетами, тем более что заказчик проявлял к ним определенный интерес. В таком подходе к вопросу был свой резон: разработка ЖРД не достигла той стадии, чтобы можно было ориентироваться только на их использование. Пример умелого применения пороховых двигателей — легендарные «катюши», один из наиболее совершенных для того времени образцов пороховых ракет.

Относительно системы питания ракеты 212, о чем речь шла в п. 3 обвинительного заключения, Королев разъяснял: «Система ее питания была сделана (без чего нельзя было бы сделать какие-либо испытания) и притом в нескольких вариантах. На объекте 212 в 1937-38 годах непрерывно велась научно-исследовательская работа, прерванная лишь моим арестом. Все отчеты см. в деле № 212».

Отвечая на обвинения по п. 4, Сергей Павлович, как и в случае с обвинением по п. 2, не стал касаться технических подробностей вопроса, чтобы ненароком не бросить тень на своего соратника — Ф. Цандера. По поводу двигателей, работающих одну-две секунды, он писал: «Работы над реактивными двигателями мною никогда не производились, а велись в другом отделе института и другими лицами. Кроме того, вообще непонятно, что означает "работа в течение 1-2 секунды (!?)". Несмотря на значительное несовершенство ракетных двигателей института, с ними были произведены все вышеуказанные многочисленные испытания объектов. Поэтому это обвинение является ложным и малопонятным».

В данном случае речь шла, по-видимому, о работах над одним из первых образцов ЖРД с тягой 50 кгс (ОР-2), который разработал в ГИРДе Фридрих Артурович Цандер. При первых огневых испытаниях в марте 1933 г. ОР-2 действительно работал считанные секунды, но таковы были масштабы проблемы создания ЖРД. Известный американский ученый Р. Годдард затратил на создание первого в истории техники образца ЖРД с тягой 4 кгс более четырех лет. Его двигатель после многочисленных неудачных попыток в единичных случаях работал около 20 с. Это событие было настолько значительным, что на месте испытаний первого ЖРД установлен памятный знак.

Другой известный ученый, немецкий профессор Г. Оберт, сконструировав камеру сгорания ЖРД, обеспечивающую устойчивое горение компонентов, с восторгом писал об этом событии в 1929 г. К. Э. Циолковскому: «Мне наконец удалось сконструировать бензиновое сопло. Оно горит превосходно... До сих пор старания сконструировать годную ракету не приводили к результату... Теперь, однако, дорога к исследованию мировых пространств реактивными приборами кажется открытой».

В 1929 г. Циолковский считал проблему создания ЖРД настолько трудной, что предлагал для ускорения дела проектировать реактивные летательные аппараты с использованием авиационного двигателя, снабженного для создания реактивной силы специальным соплом.

В связи со смертью 28 марта 1933 г. Ф. Цандера основную тяжесть по доводке двигателя ОР-2 взял на себя Королев. В ходе работ понадобился целый ряд усовершенствований, которые позволили осуществить в октябре 1933 г. пуск первой жидкостной ракеты ГИРД-Х. Все эти подробности в ходе следствия никого не интересовали, и на Королева возложили ответственность, по существу, за самое существование проблемы создания ЖРД.

Что касается преднамеренного уничтожения реактивного самолета в 1936 г., о чем речь шла в п. 5 обвинительного заключения, то Сергей Павлович писал: «Реактивный самолет в 1935 г. еще не существовал вообще. Как указано мною выше, он успешно проходил испытания в 1938 г. В день моего ареста 27 июня 1938 г. он целый и невредимый стоял в НИИ-3. На нем никогда и ничего не было разрушено. Чертежи, расчеты, отчеты об испытаниях, заключение экспертизы (ВВА им. Жуковского) см. в деле 218/318. Поэтому это обвинение является ложным».

Обсуждение этого вопроса в суде высветило обстановку, в которой проходило рассмотрение дела Королева. Следователь в ответ на утверждения Сергея Павловича о том, что ракетный самолет цел и невредим, и просьбу проверить его заявление ответил: «Не мое дело проверять объяснения подследственного» [151, с.821].

Вся абсурдность предъявленных Королеву обвинений становится особенно наглядной при детальном знакомстве с содержанием 58-й статьи УК РСФСР, давшей основание для вынесения Королеву столь сурового приговора. Поэтому нельзя ограничиться в данном случае простой ссылкой на соответствующий источник, который к тому же не очень доступен для ознакомления [155].

Статья 58 УК РСФСР в формулировке 1927 г., сохранявшейся до 1956 г., гласила: «Контрреволюционным признается всякое действие, направленное к свержению, подрыву и ослаблению власти рабоче-крестьянских Советов и избранных ими на основании Конституции Союза СССР». Преступления, квалифицируемые по этой статье, влекли за собой «высшую меру социальной защиты — расстрел или объявление врагом трудящихся с конфискацией имущества и с лишением гражданства Союза ССР и изгнанием из пределов Союза ССР навсегда, с допущением при смягчающих обстоятельствах понижения до лишения свободы со строгой изоляцией на срок не ниже трех лет, с конфискацией всего или части имущества».

В обвинительном заключении по делу Королева фигурировали четыре пункта этой статьи: 7, 11 и 8, 17. Первый из этих пунктов имел такую формулировку: «Подрыв государственной промышленности, транспорта, торговли, денежного обращения иди кредитной системы, а равно кооперации, совершенный в контрреволюционных целях путем соответствующего использования государственных учреждений и предприятий, или противодействие их деятельности, совершаемое в интересах бывших собственников или заинтересованных капиталистических организаций».

В ходе следствия и дальнейшего рассмотрения дела произошли события, которые могут служить наглядным примером полного бесправия обвиняемых. На суде Королеву предъявили обвинения по двум пунктам 58-й статьи — 7 и 11. Однако, как он писал в цитируемом заявлении: «В обвинительном заключении упомянуты пункты 8 и 17 статьи 58-й. Это мне совершенно непонятно, так как нигде в материалах следствия по этому вопросу нет ничего и мне ничего предъявлено не было.

По существу же этого вопроса я заявляю Вам, что мне никогда и ничего об этом не было известно» [154].

Возмущение и гнев Королева можно понять, если обратиться к содержанию указанных пунктов. Пункты 8 и 17 статьи 58 УК РСФСР соответственно: «Совершение террористических актов, направленных против представителей Советской власти или деятелей революционных рабочих и крестьянских организаций, и участие в выполнении таких актов, хотя бы и лицами, не принадлежащими к контрреволюционным организациям»; «Изготовление, хранение с целью распространения и распространение агитационной литературы контрреволюционного характера...»

Годы, проведенные в заключении, научили Королева не терять присутствия духа, когда, казалось, никакой надежды быть услышанным не оставалось. Три года безответных просьб разобраться в предъявленных обвинениях и дать возможность продолжить важную для страны работу — и ни одной просьбы о помиловании. Поселись в его душе робость, желание приспособиться и пойти на компромисс со своими убеждениями — и Королева бы не стало, того Королева, который позже взялся за дело неимоверной трудности и ответственности.

Что должен был испытать человек с неординарными жизненными планами, очень энергично преодолевавший все препятствия на пути к намеченной цели, которого заставили отречься от всего, что сделано, и признать ошибочность всех мыслей и дел, в замыслах и поступках которого нашли злой умысел, заранее и сознательно выношенный? Что могло дать силу человеку выстоять перед лицом таких испытаний?

Наверное, в подобных случаях возникает смертельная обида, яростный гнев, наконец, отчаяние и страх, но такие чувства могли вызвать лишь взрыв эмоций и привести к необдуманным и неконтролируемым поступкам. В подобных случаях человека как личность могло сохранить чувство собственного достоинства, сознание полезности своего предназначения на земле, желание занять достойное место среди людей и заслужить их уважение своими делами.

Проблемы, за решение которых взялся Сергей Павлович Королев в послевоенные годы, были по плечу человеку, сильному духом. Годы репрессий его не сломили. В жизни Королева это была, наверное, самая важная победа.