Космонавтика как наука зародилась в 1903 г., когда К. Э. Циолковский опубликовал свою знаменитую работу «Исследование мировых пространств реактивными приборами» [1 ]. До этого о ракете знали прежде всего как об одном из видов оружия. Циолковский обосновал возможность с помощью ракеты преодолеть силу земного тяготения и совершить полет в космическое пространство.

Вслед за Циолковским разработкой этой проблемы занялись советские ученые Ф. А. Цандер и Ю. В. Кондратюк, французский ученый Р. Эсно-Пельтри, американский физик Р. Годдард и немецкий ученый Г. Оберт.

У пионеров ракетной техники была общая черта — стремление охватить в своих исследованиях всю совокупность многочисленных задач, связанных с космическим полетом. Перспектива в этой неизведанной области могла открыться только человеку, имеющему широкий кругозор и способному ориентироваться во всех разделах науки, составляющих содержание космонавтики.

Космонавтика не сулила ни быстрых успехов, ни громкой славы, и этой, казалось, весьма далекой от насущных забот человечества проблемой занимались люди, которых увлекала романтика открытий, готовые бескорыстно служить науке во имя идеи. Преждевременность рождения идеи о полете в космос в начале нынешнего века подчеркивалась тем, что человек только-только научился отрываться от Земли на аппарате тяжелее воздуха. На этом фоне усиливалось социальное значение публицистических позиций ученых, посвятивших себя разработке этой необыкновенно заманчивой, но и необозримо трудной идеи. Чтобы в тот период идея полета в космос оставалась в разряде научных, необходимо было вынести натиск скептических мнений, взять на себя непомерно тяжелый груз сомнений современников.

Следует подчеркнуть, что именно Циолковский принял на себя все эти трудности, и главным его оружием была творческая активность, которая сыграла основную роль для перехода преждевременной идеи полета в космос в разряд инженерных задач. Его представления о перспективах космонавтики имели вполне реальную основу: «... не жалкий полет ракеты пленил меня, а точные расчеты» [2, с. 167]. Циолковский составил для себя целую просветительную программу: «... нельзя составить мировоззрения и руководящего в жизни начала без ознакомления со всеми науками, т. е. с общим познанием Вселенной.

Вот я и хочу быть Чеховым в науке: в небольших очерках, доступных неподготовленному или мало подготовленному читателю, дать серьезное логическое познание наиболее достоверного учения о космосе» [3, с.191]»

Циолковский работал над грандиозной программой, связанной с судьбами всех людей: обобщенной темой его творчества было единение человека — жителя Земли со Вселенной. Именно при такой постановке проблемы нужно было не только разработать способ покорения космоса, но и обосновать целесообразность и необходимость этой конечной цели. Отсюда и совершенно фантастический диапазон научных интересов Циолковского. И только в такую глобальную постановку вопроса укладываются его на первый взгляд несовместимые друг с другом исследования: преобразование пустынь и лингвистика, кинетическая теория газов и биология растений.

В поисках обоснования необходимости и целесообразности столь грандиозной задачи он создает философские построения, чтобы постичь общность человека и Вселенной. Хотя эти философские взгляды носят механистический характер, непосредственным их практическим проявлением были поразительные стоицизм и подвижничество.

Циолковский, связывая каждого живущего на Земле человека со Вселенной, считает высшей категорией людей тех, кто «... забывает себя и свои нуждишки и всецело отдаются ощущению одной высшей цели: благу общества» [4, с. 32]. Реальный путь к такому самосовершенствованию Циолковский видит в том, чтобы и «самому быть счастливым, насколько возможно» [Там же ]

Подвижничество Циолковского осталось бы чудачеством, если бы у него не было огромного мужества. Ведь на его пути были не только никем не решенные проблемы, но и установившиеся воззрения, которые могли показаться непререкаемыми даже самому образованному человеку. В подходе к решению научных проблем у него был девиз: «Будем смелы. Не будем бояться кары авторитетов, хотя бы за ними были тысячелетия. Мы охотно за ними пойдем, если они, с точки зрения несомненных знаний, пришли к верным, хотя и не доказанным ими выводам» [Там же, с. 3 ].

к. э. циолковский

Такая решительность была абсолютно необходима Циолковскому, так как он должен был добиваться признания своих трудов и в годы советской власти. В 1924 г. Циолковский издал за собственный счет свою книгу 1903 г. под новым названием «Ракета в космическое пространство». Непосредственным поводом для такого шага послужила заметка в газете «Известия» от 2 октября 1923 г. Автор заметки с восторгом писал о только что изданной книге немецкого ученого Г. Оберта, посвященной проблемам полета в космос, и совершенно необоснованно приписал ему достижения, позволяющие приступить в ближайшее время к практическим работам в этой области. При этом о работах Циолковского в заметке не упоминалось. Такая несправедливость глубоко потрясла Циолковского. В своей книге, которой он специально дал такое же название, какое имела книга Г. Оберта, Циолковский написал введение: «Судьба мыслителей, или Двадцать лет под спудом». Это введение можно прочитать только в первом издании книги, в других публикациях ученого о нем предпочитают умалчивать.

Г. ОБЕРТ

Введение начинается так:

«... Ламарк написал книгу, где разбирал и доказывал постепенное развитие существ от низших организмов до человека. Французская академия во главе со знаменитым Кювье измывалась над этой книгой и публично приравняла Ламарка к ослу. Галилей был пытан, заключен в тюрьму и принужден с позором отречься от своего учения о вращении земли. Только этим он спасся от сожжения. Кеплер сидел в тюрьме. Бруно сожжен за учение о множестве миров и за отказ от суеверий. Французская академия отвергла Дарвина, а русская — Менделеева. Колумб, после открытия им Америки, был закован в цепи. Мейер был доведен измывательством ученых до сумасшедшего дома.

Химик Лавуазье был казнен. Коперник лишь на смертном одре получил свои печатные труды... История переполнена фактами такого рода.

И почему это академиям, ученым и профессионалам суждено играть такую жалкую роль гасителей истины и даже ее карателей? Конечно, это делается по общечеловеческой слабости, иногда по недоразумению. Но вред, наносимый человечеству этими слабостями, так непомерно громаден, что преступления самых жестоких убийц и грабителей совершенно ничтожны по сравнению с ним».

В исторических оценках судьба мыслителей — это в конечном итоге судьба их идей. Если сейчас нас поражает широта и многоплановость научных интересов Циолковского, то еще поразительней кажется его способность увидеть во всем многообразии проблем тесные взаимосвязи через единую для всех этих проблем тему — человек и Вселенная. Такая особенность мышления Циолковского настолько превосходила общепринятое представление, что каждой из его мыслей не всегда придавалось то значение, которое она заслуживала, и нередко мы открывали Циолковского после того, как повторяли пройденное им.

Достойное признание получили исследования Циолковского за рубежом. Вот что писал Г. Оберт Циолковскому в 1929 г.: «Я, разумеется, самый последний, который оспаривал бы Ваше первенство и Ваши заслуги по делу ракет, и я только сожалею, что не раньше 1925 г. услышал о Вас. Я был бы, наверное, в моих собственных работах сегодня гораздо дальше и обошелся бы без многих напрасных трудов, зная Ваши превосходные вопросы» [5, с. 9]. Известный американский конструктор ракет К. Эрике писал: «Первое исчерпывающее исследование всей совокупности проблем, связанных с астронавтикой, было выполнено... великим русским ученым Константином Эдуардовичем Циолковским» [6, с. 190].

Решающее, может быть, самое существенное влияние на развитие космонавтики оказала публицистическая направленность творчества Циолковского, в котором идеи полета в космос излагались не как частная техническая задача, а как необходимая ступень в развитии цивилизации". Глубокая убежденность Циолковского в своей правоте рождала преданность идее, стремление найти дополнительные аргументы для привлечения к ней внимания, перерастающие в стройную теорию, все более проясняющую перспективы развития идеи.

Одним из самых поразительных моментов истории космонавтики является 15 декабря 1934 г., после 6 ч вечера. С такой точностью запомнил Циолковский тот момент, когда ему пришла в голову идея о возможности достижения космической скорости с помощью «эскадры ракет» [7 ]. Рождение этой идеи стало знаменательным рубежом, отделяющим отвлеченные мечты ученого от этапа реальных предпосылок по осуществлению полета в космическое пространство. Именно тогда Циолковский пересмотрел свои прогнозы относительно сроков полета в космос от сотен до десятков лет. Точность этого прогноза кажется почти мистической, так как именно эволюция «эскадры ракет» привела к выбору конструктивной схемы первой космической ракеты Р-7.

Значение идеи Циолковского этим не исчерпывается. Если вдуматься, то в тот декабрьский вечер 1934 г. он обнаружил одну очень важную истину — решающее значение конструктивной схемы ракеты для осуществления полетов в космос.

Результаты, достигнутые в изучении космоса, соответствуют гуманистическим и техническим концепциям Циолковского, поэтому его имя никогда не будет отделимо от космонавтики на любом этапе ее развития.

Открытие, давшее возможность подойти к фантастической проблеме полета в космическое пространство с научной и инженерной точки зрения, носило фундаментальный характер и опиралось на неопровержимый вывод: для подъема на высоты, недоступные аэростату и самолету, необходимо использовать двигатель нового типа — реактивный. Идея космического путешествия зародилась именно в связи с осознанием очевидного факта — существующие средства воздухоплавания имеют принципиальные ограничения. Ведь свое первое сочинение по теории космических полетов 1903 г. Циолковский начинает так: «Небольшие аэростаты с автоматически наблюдавшимися приборами, без людей, до сих пор поднимались только до высоты, не большей 20 верст» [1, с. 136].

Анализируя далее, какие результаты можно получить, увеличив объем аэростата до 100 000 м³, он восклицает: «... какие жалкие результаты! Поднятие на какие-то 25 верст». И далее переходит к сути своего предложения: «... в качестве исследователя атмосферы предлагаю реактивный прибор, т. е. род ракеты, но ракеты грандиозной и особенным образом устроенной» [Там же, с. 139]. Подобной же позиции придерживался известный авиационный специалист Ф. Фербер, первым после Циолковского и независимо от него опубликовавший в 1908 г. свои соображения на этот счет: «Остановки в развитии воздухоплавания не будет. Все принципы позволяют предугадать для аэроплана ...предел достижимой для него скорости. Чтобы подняться выше — а человек будет к этому всеми силами стремиться, — придется искать разрешение проблемы на совершенно новых началах. Сам собой напрашивается принцип ракеты» [8, с. 136].

Схема «эскадры ракет», предложенная К. Э. Циолковским, в интерпретации М. К. Тихонранова

Один из пионеров авиации и космонавтики Р. Эсно-Пельтри назвал свою первую работу по теории космических полетов «Соображения о результатах неограниченного уменьшения веса двигателей» [9 ]. Таким названием он сознательно «приземлил» проблему полета к Луне, стремясь отразить в своей работе самые насущные проблемы авиации того времени.

Р. Годдард, занимаясь метеорологией, искал способ усовершенствования экспериментальных средств в этой области и предложил использовать реактивный принцип движения. Метеорологическое «происхождение» его идеи нашло отражение в названии опубликованной им работы с изложением основ теории космического полета: «Метод достижения предельных высот» [10].

Р. ЭСНО-ПЕЛЬТРИ

Принципиальные возможности реактивных двигателей выходили далеко за пределы текущих потребностей авиации. При этом уровень техники не позволял решить даже наиболее простые задачи в обеспечении ракетного летания. Интенсивно развивалась лишь теория, раскрывая все новые перспективы применения реактивных аппаратов.

Из-за такого разрыва между практикой и теорией идея космического путешествия, даже подкрепленная серьезными научными аргументами, формулами и расчетами, была для подавляющего большинства людей настолько неслыханной, что грань, отделяющая ее от фантазии, казалась незаметной. Вместе с тем справедливость теории космических полетов с точки зрения классической механики в сочетании с ранее совершенно недоступной перспективой изучения далеких миров делала задачу разработки космической ракеты не менее заманчивой, чем поиск философского камня. Поэтому начальный этап развития космонавтики отмечен фанатической преданностью ее исследователей и является особенно плодотворным по глубине и многообразию научных разработок.

Грандиозность замысла о полете в космос вполне уживалась с мыслью об использовании таких необычных источников энергии, как радий. Среди компонентов жидкого топлива чаще всего назывался кислород в сочетании с водородом или углеводородными горючими. Сейчас эти продукты широко используются в ракетной технике, причем именно ЖРД на их основе позволили осуществить космические полеты. Однако в тот период возможность получения тяги с помощью жидких компонентов была лишь еще одной смелой гипотезой.

Первые удачные результаты испытаний ЖРД с тягой в несколько килограммов показались Оберту настолько грандиозными, что, имея их в виду, он написал Циолковскому в 1929 г.: «Путь в космос можно считать теперь открытым» [5, с. 9]. С. П. Королев в своей работе «Ракетный полет в стратосфере», опубликованной в 1934 г., писал: «В центр внимания — мотор» т с. 45].

Р. ГОДДАРД

На фоне положения дел в авиации (разработка мощных авиационных двигателей только начиналась) особенно трудно было отстаивать идею космического полета; космонавтика должна была начинаться с того, что в настоящее время составляет одно из последних достижений авиация, — с использования реактивных двигателей. Поэтому никак нельзя было ограничиваться констатацией факта о принципиальной возможности создания ЖРД, и неизбежно приходилось углубляться в существо связанных с этим проблем.

Хотя принципиальные положения для разработки ЖРД были ясны, эта проблема оставалась самой сложной из-за отсутствия каких-либо прототипов и разработанной теории. Эти обстоятельства, как это ни парадоксально, привели к тому, что наибольшие успехи были достигнуты именно в этой области, так как все усилия немногих в тот период исследователей были сосредоточены на разработке ЖРД, как только обозначился переход к практическим разработкам жидкостной ракеты. Все остальные проблемы казались второстепенными и не имеющими практического смысла, пока не разработан ЖРД. Под влиянием этих трудностей, которые дали о себе знать при первых же экспериментах с ЖРД, невольно создавалось впечатление, что космическая ракета не только начинается с ЖРД, но и кончается им. Отсюда и стремление прежде всего добиться успеха в разработке ЖРД, исторически закономерное и вполне оправданное.

В начале 30-х годов уровень развития техники позволял задуматься над расширением возможностей летательных аппаратов. Более того, потребности науки и обороны страны делали такую задачу актуальной.

В статье начальника вооружений РККА М. Н. Тухачевского «Новые вопросы войны», подготовленной в 1931 -1932 гг., есть такие соображения на этот счет: «Крайне секретно, но интенсивно ведутся работы по созданию реактивного мотора... Гигантская быстрота перелетов, вытекающая отсюда внезапность и наконец неуязвимость со стороны зенитной артиллерии. Несмотря на то что полеты в стратосфере находятся в стадии первоначальных опытов, не подлежит никакому сомнению, что решение этой проблемы не за горами... За последнее время сделаны очень большие успехи в области увеличения безопасности полета. Прежде всего это касается автоматической стабилизации самолета...» [12, с. 183].

Третий пленум Центрального Совета Осоавиахима (апрель 1932 г.) наметил практические меры в области ракетной техники: «В области содействия авиапромышленности поручить президиуму ЦС обеспечить изготовление реактивного двигателя и самолета» [13, с. 67 ].

Ю. В. КОНДРАТЮК                       Ф.А. ЦАНДЕР

Следует обратить внимание на то, что в первые годы Советской власти добровольные общества играли особую роль в развитии авиации, химии и обеспечении обороны страны. Осоавиахим был образован в 1927 г. путем слияния нескольких добровольных обществ.

В первые годы председателем, а позднее — почетным председателем Центрального Совета Осоавиахима являлся Председатель Совета Народных Комиссаров СССР. В состав президиума ЦС входили видные политические и военные деятели: П. И. Баранов, А. С. Бубнов, К. Е. Ворошилов, С. С. Каменев, В. В. Куйбышев, М. Н. Тухачевский, Р. П. Эйдеман. Так что решения, принимаемые Осоавиахимом, были весьма авторитетными и отражали государственную точку зрения [14, с. 45.]

Образование добровольных обществ и особое внимание к вопросам обороны и создания новых видов военной техники было вызвано сложным международным положением Советского Союза.

Экономический кризис усилил противоречия между капиталистическими странами. Возросла опасность новой войны. Милитаристская Япония захватила в 1931 г. Маньчжурию [15, с. 140].

В этой обстановке особенно наглядно проявилось значение пропаганды ракетной техники и публицистической деятельности К. Э. Циолковского.

В начале 1924 г. предпринимается первая попытка в нашей стране объединить энтузиастов космонавтики. Было организовано Общество изучения межпланетных сообщений для объединения на территории СССР всех лиц, работающих в области изучения межпланетных сообщений или ведущих научную разработку относящих к этой области вопросов.

По самым приблизительным подсчетам, в довоенные годы было опубликовано 535 материалов в 89 изданиях (37 статей и 52 журнала) на ракетно-космическую тему. Треть всех материалов шла как редакционный материал [16, с 155].

В 1927 г. в Москве группа энтузиастов-изобретателей организовала международную выставку моделей межпланетных аппаратов, механизмов, приборов и исторических материалов. За два месяца ее посетили 10-12 тыс. человек [17, с. 67].

Несмотря на трудности становления нашего государства, даже такие идеи, казалось, далекие от насущных нужд, находили дорогу к широким массам.

Предстоял, однако, еще долгий и трудный путь к практическому осуществлению этих идей.