ПЕРЕСТУПИВ ПОРОГ ВСЕЛЕННОЙ...

Всего несколько лет назад биология и медицина, впервые столкнувшись с проблемой космических полетов, стояли буквально перед дверью в неведомое, перед решением научной задачи, не знавшей в прошлом прецедентов по своему масштабу и значимости. Сейчас мы не только имеем все основания говорить о том, что за эти годы сложилась, окрепла и созрела новая наука — космическая биологии и медицина, создавшая свою теорию и методы, характеризующаяся точно определенным содержанием и задачами, — мы уже видим, что эта наука достойно выдержала большой практический экзамен.

Блестящие результаты полетов Юрия Гагарина и Германа Титова — это не только первые ласточки советского звездоплавания, но и первые решающие успехи советской космической медицины.

Скорость, с которой были достигнуты прошедшие на наших глазах большие этапы развития космонавтики, тоже можно назвать космической. Сравним ее хотя бы с первыми годами развития авиации. Ведь не только через три, но даже через десять, двадцать лет самолеты по существу мало чем отличались от первых моделей. Они, может быть, стали летать немного быстрее, немного надежнее, они начали достигать несколько больших высот. Однако такой огромный качественный скачок, который сделан за эти немногие голы освоения космоса, был в то время просто немыслим.

И не только чисто научные и технические предпосылки лежат в основе такого исключительно быстрого развития науки в наши дни. Ведь эти научно-технические предпосылки были примерно одинаковы для всех развитых в техническом отношении стран мира, когда началось соревнование в освоении космоса. То, что именно наша наука оказалась впереди в этом огромном деле, убедительнее всяких слов говорит о неоценимых преимуществах социалистического строя, где наука развивается не под контролем капиталистических монополий, не ради их барышей, не в условиях диктуемой конкуренцией разобщенности, а по пути строгой и четкой плановости, по пути координированной дружной работы всех необходимых научных звеньев, как подлинно всенародное дело, щедро и мудро поощряемое на всех этапах ленинским руководством партии и правительства.

Около двух лет назад в июне 1959 года мне довелось выступать от имени группы авторов на IX Всесоюзном съезде физиологов в Минске с докладом о некоторых итогах и перспективах исследований в области космической биологии. Я думаю, не ошибусь, если скажу: вряд ли многие из большой аудитории ученых, слушавших этот доклад, могли ожидать, что освоение космического пространства пойдет так быстро. Еще совсем недавно разговоры шли о том, что полет человека в космос возможен лишь через несколько лет.

На Западе даже боролись две точки зрения о самой необходимости космического полета человека. Сторонники одного взгляда говорили, что человек на борту космического корабля в сущности совсем и не нужен. Его роль в управлении кораблем ничтожна, если даже не вредна, так как время реакции человеческого мозга слишком велики по сравнению с огромными скоростями движения. Наблюдения за приборами, за окружающими небесными, явлениями с успехом могут выполнять совершенные автоматические устройства, связанные с Землей радиотелеметрическими системами и телевидением. В общем итоге человек, по мнению этих ученых, будет на борту космического корабля только ненужным, к тому же «хрупким» и неустойчивым балластом. А для того, чтобы создать ему мало-мальски сносные условия, потребуется много сложных, больших по размеру и весу специальных установок.

Скептикам возражали другие ученые, справедливо считавшие, что освоение космоса никогда не будет полным, пока в его просторы не войдет человек. Рано или поздно, но человек, побуждаемый своим неугомонным стремлением к новому, обязательно будет и на борту космического корабля, и высадится на другие небесные тела, Поэтому готовиться к такому событию нужно уже сейчас.

И вот сын Земли, наш советский человек, коммунист, вступил на борт космического корабля и оглядел восторженным взглядом родную ему планету.

Очень много нужно было сделать ученым, в их числе медикам и биологам, которые трудились рядом с инженерами и конструкторами космических кораблей, чтобы дать наконец «добро» на его первый путь во Вселенную.

Факторы космического полета, способные оказывать свое влияние на живой организм, сложны и многообразны. Во время полета они действуют одновременно. Их биологический эффект накладывается друг на друга, и это существенно изменяет общие конечные реакции живого существа. Поэтому особенное значение приобрело не изучение изолированного действия отдельных факторов в условиях наземного лабораторного опыта, а изучение комплексного их влияния на жизненные функции в реальных условиях космического полета.

О биологическом действии некоторых из этих факторов уже были достаточные данные, накопленные, в частности, авиационной физиологией. Она же и создала определенные средства защиты от них. Некоторыми — в частности, принципом герметических кабин, изолирующих костюмов-скафандров, противоперегрузочных костюмов — смогла воспользоваться и космическая медицина, естественно, радикально изменив их и приспособив к условиям космических полетов.

Но понять, как влияют на организм, например, космические лучи, ультрафиолетовое и корпускулярное излучение Солнца, состояние длительной невесомости, интенсивных и длительных ускорений можно было только с помощью специальной программы исследований.

Вот почему такими необходимыми и ценными для космической медицины и биологии были проведенные на кораблях-спутниках опыты с животными и иными биологическими объектами. Они больше, чем все, сделанное до сих пор, приблизили нас к последнему и наиболее ответственному этапу — полету человека в космос.

Весь предшествующий опыт науки и техники в изучении космического пространства был поставлен в исторические дни 12 апреля и 6 августа на службу человечеству. Строго продуманной, многократно с пристрастием проверенной и испытанной была и система устройств для обеспечения жизнедеятельности первого космонавта в условиях герметической кабины корабля «Восток».

Как дополнительная мера безопасности, был разработан специальный герметический костюм-скафандр, который автономно обеспечивался кислородом на случай нарушения герметичности корабля. Космонавт, получивший солидную техническую подготовку, мог в случае надобности пользоваться некоторыми специальными системами, повышающими безопасность полета и приземления.

Были выбраны показатели для непрерывного врачебного контроля во время полета, передача которых по радио давала, во-первых, надежные сведения о состоянии космонавта и, во-вторых, не мешала ему в его насыщенном незабываемыми впечатлениями, первом в истории Земли космическом полете. Но объективный «рассказ» приборов о состоянии живого существа был впервые в истории космической медицины дополнен ценнейшим материалом — личным отчетом космонавта о его самочувствии, трудоспособности в столь необычных для него условиях.

Для ученых-медиков успех этих космических полетов особенно радостен: убедительно оправдались выводы и прогнозы, сделанные на основании многих лет труда.

Но это только начало большого пути.

Перед учеными, занимающимися космической биологией и медициной, встает множество новых, еще более сложных, еще более увлекательных задач, много новых забот и волнений. Однако и эти заботы, и эти волнения желанны и радостны — ведь во все времена для ученых не было большего счастья, чем счастье прокладывать новые тропы в неведомое, шаг за шагом расширять дружным творческим трудом эти тропы во все более широкие и торные столбовые дороги для всего человечества.

Я расскажу лишь о некоторых проблемах, которые уже видны вдалеке.

Перегрузка. В то время, как корабль, оторвавшись от Земли, выходит на орбиту или, резко уменьшая скорость, идет к Земле, на космонавта обрушивается многокилограммовая тяжесть перегрузки. Его вес увеличивается в восемь и десять раз. Человек весит почти тонну. И дело даже не и том, что он не может двигаться, но тяжелое словно свинец, сердце с трудом справляется с выпавшей ему работой, с трудом проталкивает кровь с удельным весом, близким к ртути.

Однако сильные, тренированные люди могут перенести и восьмикратную и десятикратную перегрузку.

Ну, а если, отправляясь в дальний космический путь, корабль набирает вторую космическую скорость? Как ослабить влияние огромной перегрузки? Об этом задумывался еще К. Э. Циолковский. Вот какой опыт он провел. Он опустил сырое яйцо в кружку с соленой водой, удельный вес которой был равен удельному весу яйца. Прикрыв кружку ладонью, Циолковский ударил ею о стол. Яйцо, повиснув в воде, не разбилось. Даже если запаянную кружку бросить с высоты в несколько метров, результат будет тот же. Объясняется это тем, что давление жидкости противостояло силе инерции, и яйцо почти не ощутило перегрузки.

Такие же опыты проводились потом с одноклеточными организмами (выяснилось, что, погруженные в жидкость, они переносят ускорение в 200 тысяч раз больше земного), с лягушками. Естественно, возник вопрос: нельзя ли и космонавта, одетого в специальный герметический костюм, поместить в жидкость, близкую по удельному весу к весу человека? Если этот вопрос удастся разрешить, то человек сможет, видимо, переносить и тридцатикратные и сорокакратные перегрузки.

Вторая проблема — длительное состояние невесомости. Полеты Гагарина и Титова развеяли все опасения о том, что невесомость может пагубно сказаться на жизнедеятельности организма. И тот, и другой хорошо чувствовали себя, вели радиопередачу на Землю, наблюдали за приборами, писали, принимали пищу. И все это делали, ощущая необыкновенную легкость, когда руки, ноги ничего не весили, когда все предметы плавали в воздухе кабины.

Но остается опасность иного рода. Привыкнув к невесомости, организм тяжелее перенесет резко противоположную перегрузку, которая неизбежна во время приземления.

И такой привычки не избежать, если космонавт будет путешествовать месяцы, а может быть, и годы. Значит, надо устранить невесомость. А для этого надо искусственным путем создать силу тяжести, вращая кабину или весь корабль вокруг его оси.

Одна из серьезнейших преград на пути в «дальний» космос — космические лучи и кольца радиации, опоясавшие Землю. Именно поэтому первые трассы полетов наших космонавтов пролегли ниже опасной зоны.

До сих пор еще не известны происхождение и источник космических лучей, но мы знаем уже ту опасность, которую они несут с собой. Поэтому образованные космическими лучами пояса радиации, казалось бы, создали для человека непроходимый рубеж, заперли его в околоземном пространстве.

Но нет. Как оказалось, вблизи земных полюсов есть «воронки», свободные от радиации, через которые космические корабли смогут выходить в большое плавание по Вселенной. К сожалению, это — решение задачи наполовину. Возвращаясь из «дальних странствий», не пройти сквозь интенсивный слой излучений поясов не удастся — снижая скорость, космический корабль не один раз обогнет Землю.

Проблему защиты человека от излучений, как предполагают ученые, можно решить несколькими способами. Во-первых, создать надежную биологическую защиту космонавта от проникающей радиации, подобную той, какая существует, например, на атомных электростанциях* но только более легкую. И это довольно трудная задача. Во-вторых, применить «химическую» защиту. Сейчас ученые работают над получением чудодейственных химических и фармакологических веществ, которые делают организм устойчивее к радиации. Есть и такой проект — использовать гипотермию.

До сих пор проблема гипотермии была монополией научной фантастики. Сейчас над ней работают многие ученые во всем мире. Опыты проводились на крысах, белых мышах и даже собаках. Их усыпляли и затем постепенно охлаждали до нулевой температуры. Казалось, жизнь замирала. Но стоило поместить их в тепло, как начинало биться сердце, восстанавливалось дыхание и все иные жизненные функции.

В состоянии гипотермии, как считают зарубежные ученые, человек в далеких звездных рейсах сможет легче перенести все превратности космических дорог. И ему не нужны будут большие запасы воды, пищи, кислорода,

Насколько эта проблема реальна, сейчас сказать трудно. Большое дело освоение космоса только начинается.

«Земля — это колыбель человечества, но нельзя вечно жить в колыбели», — сказал однажды в своем мудром предвидении К. Э. Циолковский. Это замечательное пророчество осуществилось. Началась новая — космическая — эра существования человечества.

Действительный член АМН СССР профессор В. ПАРИН.

Радость народа, гордость народа

Сейчас, когда исторический полет завершен, когда майор Герман Титов приземлился, сделав свыше 17 оборотов в космосе вокруг «шарика» — нашей Земли, хочется передать нашу большую рабочую благодарность создателям чудо-корабли «Восток-2», нашей партии, лично Н. С. Хрущеву, проявляющим повседневную заботу о развитии отечественной науки и техники. Успехи нашей страны на пути строительства коммунизма великолепны! Они вдохновляют нас на новые достижения в труде во имя Советской Родины, во имя мира на планете Земля.

М. ВАСИЛЬЕВ

слесарь, руководитель бригады коммунистического труда

Москва


Вслед за именем Юрия Гагарина в историю покорения космоса вошло имя Германа Титова. Его выдающийся полет с новой силой продемонстрировал преимущества нашего общественного строя. Это результат той огромной заботы, которой Коммунистическая партия и Советское правительство окружили людей науки и техники.

В гидроэнергомашиностроении — той области, где я работаю, мы тоже идем впереди всех стран. Турбины, созданные нашим коллективом дли величайших гидроэлектростанций Волги, не имеют равных в мире. Вдвое более мощные машины сконструированы и выпускаются сейчас нашим заводом для Братской ГЭС, а в ближайшие годы будет воплощен в металле и разработанный нами проект агрегата Красноярской ГЭС, который при почти таких же размерах даст могучий поток дешевой электроэнергии, развивая мощность в полмиллиона киловатт.

Замечательные успехи нашей Родины в освоении космоса и в других областях воодушевляют нас. Мы будем трудиться еще упорнее, создавать все более совершенные машины для полного претворения в жизнь ленинской идеи электрификации всей страны — основы построения коммунистического общества. Радостно сознавать, что ты участвуешь в борьбе за технический прогресс, направленный на благо человечества!

Я. С. ДЕГТЯРЕВ,

Лауреат Ленинской премии, конструктор.

Ленинград.


С огромным волнением включал я радиоприемник. Как проходит полет? Как самочувствие космонавта, нашего родного советского человека Германа Степановича Титова? Эти вопросы волновали умы и сердца миллионов. И вот мы услышали радостную весть — наша великая Родина приняла в материнские объятия своего героя. Мир потрясен волей и мужеством советского человека, великими достижениями наших ученых, конструкторов, рабочих, создавших замечательный космический корабль, аппаратуру, позволившую осуществить сложные научные исследования, обеспечить непрерывную радио- и телевизионную связь Земли с космосом.

Сейчас у нас, киевских метростроевцев, горячая пора. Скоро наступит великий день открытия XXII съезда партии. А к этому дню мы обязались досрочно выполнить наше 10-месячное задание. Ваш замечательный подвиг, Герман Степанович, вдохновляет нас на еще большие трудовые успехи во имя великого дела строительства коммунизма.

Д. Масько,

Герой Социалистического Труда, бригадир проходчиков «Киевметростроя».


Дорогой соотечественник Герман Титов! Мы горячо поздравляем вас с замечательным подвигом, который вы совершили во имя нашей Родины. Ваш полет — чудесный подарок XXII съезду КПСС. Мы хотим сообщить вам, что встретим предстоящий партийный съезд также своим трудовым рапортом: к открытию съезда дадим Родине 7 тысяч тонн хлопка.

Спасибо — рахмат тебе, дорогой соотечественник!

КЕНДЖА НАЗЫРОВ,

председатель колхоза имени Калинина.

Регар. Таджикская ССР.


Разве не о величии нашей любимой Родины свидетельствует радостная, взбудоражившая весь мир весть: советский космонавт Герман Титов, прочно освоив космическую трассу, совершает один за другим обороты вокруг Земли!

Я склоняю свою седую голову перед мужеством и патриотизмом славного космонавта, перед талантом и трудолюбием наших ученых и рабочих. Чувство хорошей, доброй зависти вызывают у меня мысли о моих алтайских коллегах — учителях, давших Герману путевку в жизнь. Сердечные поздравления Степану Павловичу и Александре Михайловне Титовым. Замечательного сына воспитали они для Родины!

Хорошо, товарищи, когда советские люди становятся хозяевами космоса! Их полет — гарантия мира.

А. В. ЧЕРПАКОВА,

заслуженная учительница школы РСФСР.

Чебоксары


Новый полет советского летчика-космонавта Г. С. Титова я расцениваю как огромный шаг в целеустремленном развитии советской науки об освоении космоса. Этот эксперимент должен продолжить и расширить решение научно-технических проблем, уже затронутых при полете первого в мире космонавта.

Нынешний замечательный эксперимент — большая веха в покорении космоса. Он должен выявить, в какой мере человек сохраняет работоспособность при длительном пребывании в состоянии невесомости и как действуют на него после этого перегрузки при торможении корабля перед приземлением.

Новый космический полет советского человека войдет в летопись науки как великий вклад советских ученых, инженеров, рабочих в дело мира и прогресса. Он приближает решение многих научных проблем.

Г. И. ПОКРОВСКИЙ,

профессор, доктор технических наук.


Я пишу эти строки за несколько минут до очередного испытательного полета. Радио еще не сообщило о посадке Германа Титова, но я не сомневаюсь, что она будет успешной. Ведь за плечами Космонавта-2 стоит лучшая в мире советская техника, стоит мощь самой передовой пауки, творческий гений ее ученых, золотые руки наших рабочих.

Вслед за первым — второй. Когда думаешь об этом, на память, приходит наша Волга, что с каждым шагом разливается все шире и шире. У истоков ее один ручеек, а в устье — целое море. Так и тут: сегодня мы славим второго, скоро их будут десятки, сотни, тысячи.

Конечно, мы не сомневались, что и вторым будет наш, советский, а звездная трасса, которую он прочертит в небе, не повторит уже пройденную Гагариным. Так и случилось.

Семьсот тысяч километров — путь до Луны и обратно, совершенный за сутки! Даже нас, летчиков-испытателей, привыкших к сверхзвуковым скоростям, восхищают и поражают цифры. Мне бы хотелось пожать твою мужественную руку, дорогой друг, там, где прокладываешь ты сейчас свой исторический курс. Но сегодня самолеты еще не летают на таких высотах. Правда, недавно удалось мне установить новый мировой рекорд высоты полета на серийном самолете и заглянуть в преддверье космоса. Пусть помнят на Западе, что советская авиация сильна на любых высотах. Уверен, пройдет не так уж много времени и в космические дали проложат курс корабли с пассажирами. И первыми будут — наши, краснозвездные, советские.

Итак, есть уже второй представитель славной профессии космонавтов, родившейся 12 апреля 1961 года. Говоря в шутку, самое время создавать новый профсоюз космонавтов. С радостью вступил бы в его члены.

Г. МОСОЛОВ,

летчик-испытатель,

Герой Советского Союза.


Прежде я знал тебя под именем Космонавт-2, знал еще, что ты молод, смел и Родина может доверить тебе любое задание. Об этом рассказал твой друг Юрий Гагарин. Сегодня мы познакомились ближе; ты взвился к Солнцу, мир узнал твое имя. Слава тебе, храбрец!

Я прожил долгую жизнь. Мне уже сто лет. Скажу прямо; в таком возрасте человека трудно чем-либо удивить. Много повидал он на своем веку, Но то, что свершается за последние годы, достойно искреннего восхищения.

Поздравляю тебя, сын мой, с великим подвигом во славу Родины!

В. КРУАШВИЛИ.

Тбилиси.


Человечество вновь является свидетелем величайшего гения советских ученых, блестящего мастерства инженеров и рабочих, создавших космический корабль «Восток-2». На этом корабле гражданин Советского Союза летчик-космонавт майор Г. С. Титов поднялся в космос, чтобы осуществить длительный полет вокруг земного шара, внести свой вклад в изучение космоса, сделать еще один важный шаг на пути изучения возможности межпланетных сообщений. Такой полет является демонстрацией огромных успехов нашей науки, экономики, могущества социалистической Родины.

От имени многотысячного коллектива автозаводцев я обращаюсь к создателям космического корабля «Восток-2», к Г. С. Титову со словами горячего привета. Героический подвиг его так же, как и Юрия Гагарина, войдет в историю.

А. Г. КРЫЛОВ,

депутат Верховного Совета СССР,

директор автозавода имени И. А. Лихачева.


Мне кажется, что не было человека, сердце которого не забилось быстрее при вести о новом подвиге советских космонавтов.

Знаменательно, что в дни, когда обнародована грандиозная программа коммунистического строительства в СССР, в космос вновь полетел советский человек.

Мне думается, что задание, которое выполнил космонавт Герман Титов, еще сложнее того, которое осуществил майор Гагарин. Сейчас речь идет об исследовании работоспособности человека при длительном пребывании в условиях невесомости. Это задача большой важности, от решения которой во многом зависят дальнейшие перспективы освоения космоса.

Необыкновенные достижения советской науки и техники изумляют весь мир. Прокладывая пути к звездам, советские люди показывают всему человечеству, как велика жизненная сила нашего строя. В этом — залог всех наших побед. Народ, свершающий такие дела, способен выполнить замечательные предначертания великой программы строительства коммунизма.

Я. С. ГРОСУЛ,

президент Академии наук Молдавской ССР.

Кишинев.


В домике Гагариных все взволнованы, как и в памятный апрельский день, когда первый советский космонавт прокладывал дорогу в космос.

— Переживаем, как за родного сына, — говорит мать Юрия Гагарина Анна Тимофеевна. — Мы рады и восхищены подвигом Германа Титова.

Семья Гагариных шлет горячий привет и поздравления семье Титовых.

Гжатск.


Свершилось великое! «Восток-2» приземлился в заданном районе Советского Союза! Это новое достижение нашей науки потрясает своей грандиозностью.

Счастливая весть застала меня за работой над созданием портрета председателя колхоза имени Ильича Калининского района Сталинградской области Николая Логвина. Каким одухотворенным и прекрасным было лицо этого человека, какая необыкновенная гордость за свой народ светилась в его глазах, когда он слушал сообщение ТАСС!

В эту минуту я особенно остро ощутил, что великий подвиг Германа Титова, совершенный во имя мира и науки, — это подвиг всех советских людей, достижение каждого человека Страны Советов, уверенно идущей к коммунизму.

Е. ВУЧЕТИЧ,

Народный художник СССР

Сталинград.


Мир еще живет под впечатлением апрельского подвига советских людей, и народы разных стран восторженно встречают первого в мире космонавта — гражданина СССР Юрия Гагарина. А радио принесло новую радостную весть: могучая наша ракета подняла в космос корабль-спутник «Восток-2», и бесстрашный летчик Герман Титов совершил полет вокруг земного шара.

В такую минуту каждый из нас вновь и вновь испытывает волнующее чувство гордости за социалистическую отчизну. Какими гигантскими шагами идет она по пути прогресса! Каких замечательных ученых, инженеров, рабочих вырастили Советская власть, Коммунистическая партия! Хотелось бы обнять и крепко пожать руку мужественному Космонавту-2 Герману Титову и сказать ему: ты достойный сын своей великой социалистической Родины. Честь и слава тебе, мой дорогой соотечественник!

А. Н. ТУПОЛЕВ,

Генеральный конструктор по авиационной технике,

академик, Лауреат Ленинской премии.


Мы присутствуем при новом триумфе человеческого разума: успешно завершен беспримерный длительный космический полет советского космонавта.

Более семнадцати оборотов вокруг Земли совершил Герман Титов, а у меня кружится голова. В звездную высь устремился отважный пилот-космонавт, а дух захватывает у всех нас. Дух захватывает от сознания фантастичности содеянного, от радости, от гордости за советскую Отчизну. Никогда еще я не чувствовал себя таким молодым, таким бодрым. Прибавилось энергии, желания трудиться, творить.

Хвала тебе, Родина! Хвала тебе, Герман Титов! Твой подвиг потряс мир, приумножил славу нашей великой советской страны.

МАРТИРОС САРЬЯН,

Народный художник СССР.

Лауреат Ленинской премии.

Ереван.


Покорители нефтяной целины, скрытой под дном бурного Каспия, от всей души восхищаются блистательной победой покорителей космоса.

Вслед за «Востоком-1» — «Восток-2». Уверен, что и «Востока-3» тоже не придется долго ждать. Вот это по-нашему, по-советски! Новый полет космического корабля в просторы Вселенной еще раз доказал, что СССР намного опередил все остальные страны земного шара в освоении космоса.

Герман Степанович Титов, второй советский летчик-космонавт, посвятил свой полет XXII съезду КПСС. В эти дни, когда весь советский народ обсуждает проекты Программы и Устава КПСС, нефтяники Каспия также посвящают свои дела, свой труд историческому съезду родной партии. Моя бригада закончила освоение новой морской скважины. Она дает в сутки 35 тонн нефти.

ЭНВЕР ИСМАИЛОВ.

мастер по добыче нефти второго промысла.

Нефтяные Кямни.


Когда я пишу эти строки, корабль «Восток-2» уже возвратился на Землю, совершив более 17 оборотов вокруг нашей планеты. Миллионы сердец на разных континентах бьются чаше обычного. Люди с гордостью и волнением следили за беспримерным полетом советского космонавта. Только что окончилось заседание президиума нашей Академии наук, на котором принято не предусмотренное повесткой дня решение: ученые Латвии обращаются с просьбой передать от них пламенный, сердечный привет Герману Степановичу Титову, герою, чей подвиг навеки станет достоянием истории.

Полет Г. С. Титова имеет первостепенное научное значение. Пока даже трудно предвидеть все его возможные результаты. Они определят решение большого комплекса биологических и технических проблем, которые откроют людям «зеленую улицу» в мироздание.

К. ПЛАУДЕ,

президент Академии наук Латвийской ССР.

СУТКИ, ВОСХИТИВШИЕ МИР

Эти двадцать пять часоа беспримерного космического полета майора Титова потрясли мир.

Ритм воскресного дня, когда был дан старт великому звездному пути корабля «Восток-2», оказался нарушенным. Весь мир заговорил о новой блестящей победе советской науки и техники, весь мир повторял имя нового космонавта Германа Степановича Титова, весь мир обращал восхищенные взоры к Советсному Союзу — стране, где мечты человечества волею народа, гением партии становятся явью.

Стучали телетайпы и телеграфные аппараты крупнейших информационных агентств, срочно верстались экстренные выпуски газет, радио то и дело прерывало свои передачи, чтобы сообщить о том, как преходит этот изумительный полет. И навстречу этому потоку сообщений двигалась павина откликов. И так во всех странах, на всех континентах.

Поток телеграмм, откликов, заявлений... Его не уместить, и в тысячах томов. Мы взяли только малую часть из этого потока, ту, что принесли радио и телеграф по горячим следам всемирно-исторического события.

— Эти дни отмечены многими большими и волнующими событиями, — сказал первый секретарь Центрального Комитета Венгерской социалистической рабочей партии товарищ Янош Кадар. — Совсем недавно был опубликован проект Программы Коммунистической партии Советского Союза, указывающий народам светлый путь к коммунизму. 5 августа в Москве закончилось совещание представителей стран участниц Варшавского договора, которое выразило непреклонную решимость добиться осуществления мирного урегулирования с Германией, обеспечить народам мир...

И вот пришла замечательная весть о полете в космос второго советского пилота-космонавта Германа Титова!..

— Накануне Никита Сергеевич Хрущев говорил мне о том, что ключ от космоса находится в кармане у советских ученых... И вот люди советской науки вновь открыли перед человечеством дверь в космические дали. Это замечательно, и для характеристики этого события нелегко подобрать нужные слова! Сердцем мы сейчас там, в просторах космоса, вместе с отважным советским космонавтом, совершающим свой беспримерный путь вокруг земного шара.

Янош Кадар возвращается к закончившемуся Совещанию первых секретарей Центральных Комитетов коммунистических и рабочих партий стран участниц Варшавского договора. Он говорит о том, что участники совещания, проникнутые горячей заботой об установлении прочного мира в Европе, выразили единодушную готовность всеми мерами содействовать достижению согласованного с западными державами мирного урегулирования германского вопроса, заключению мирного договора с Германией. Народы Советского Союза и Венгрии, народы других социалистических стран страстно хотят, чтобы на земле был мир. И это не потому, что они слабы. Нет, они сильны как никогда. И подвиг космонавта Германа Титова, который вызывает сейчас всеобщее восхищение, — убедительное подтверждение нашей силы. Мощь Советского Союза в области науки и техники — это мощь и сила всего социалистического лагеря.

— Победы советской науки открывают перед нами, — продолжает тов. Янош Кадар, — новые прекрасные горизонты. И мы верим, что человечество достигнет новых успехов в своем стремлении овладеть силами природы. Советский народ уверенно ставит эти силы на службу человеку.

Янош Кадар говорит о том, что сейчас в Венгрии все трудящиеся с огромным вниманием и волнением следят за полетом второго советского космонавта, желают ему успеха, от души поздравляют советский народ с блестящей победой.

— Я восхищен подвигом майора Германа Титова, — говорит Янош Кадар. — Я желаю ему успехов в его благородном деле, желаю личного счастья. Передайте мой сердечный привет его семье. Она с полным правом может и должна гордиться, что вырастила и воспитала такого человека для Советской Родины, для всего человечества. От всего сердца поздравляю Коммунистическую партию Советского Союза с подвигом ее верного сына Германа Титова.

Янош Кадар говорит о том, что Венгрия послала приглашение первому космонавту Юрию Гагарину посетить страну, но трудящиеся республики понимают, что из-за большой занятости он пока еще не смог побывать у них в гостях.

— Сейчас мы будем ждать к себе в гости двух космонавтов — Юрия Гагарина и Германа Титова. Каждый из нас будет рад крепко пожать руку героям, обнять их. Пусть эти мои слова будут приняты как самое дружеское приглашение Герману Титову посетить нашу страну.

— Еще раз от всего сердца, — говорит в заключение Янош Кадар, — поздравляю советский народ с беспримерным подвигом его верного сына. Его подвиг — это подвиг во имя счастья человечества!


Запуск в Советском Союзе еще одного космического корабля с человеком на борту — волнующая и радостная весть. Этот быстрый прогресс в области космических путешествии открывает перед нами новые перспективы и учит нас, что война на нашей маленькой планете — это безумие.

Я шлю мои поздравления замечательным ученым, благодаря которым достигнуты эти успехи, и доблестному космонавту майору Титову, пилотирующему космический корабль вокруг Земли,

ДЖАВАХАРЛАЛ НЕРУ,

премьер-министр Индии.

Дели.


От имени всех корейских ученых сердечно поздравляю советских ученых, специалистов и рабочих, которые добиваются огромных успехов в честь исторического XXII съезда КПСС.

Длительный космический полет «Востока-2» приблизил день свободного космического полета человека, вновь продемонстрировал перед всем миром неиссякаемую силу самой передовой в мире советской науки, продемонстрировал преимущества социалистической системы над системой капитализма.

Этот огромный триумфальный успех — не только победа советского народа. Это — и достижения всего социалистического лагеря, всего прогрессивного человечества. Он еще больше вдохновляет народы в их борьбе за мир и социализм, является большим ударом по империализму, который идет к неотвратимой гибели.

ХАК ЕН ЧАН,

Президент Академии наук Корейской Народно Демократической Республики,

Пхеньян.


Трудно, очень трудно найти сразу подходящие слова для оценки этого выдающегося достижения. Я чувствовал и раньше, что вслед за полетом Юрия Гагарина советские люди вскоре предпримут другой полет, но не ожидал, что это наступит так быстро. И, конечно, не предполагал, что этот полет будет столь продолжительным.

Запуск корабля «Восток-2» является еще одной яркой демонстрацией огромной мощи советской науки и мужества советского человека.

Д. ПРИТТ,

английский юрист н общественный деятель.


«Мы с огромной радостью узнали весть о запуске в космос второго космического корабля, управляемого советским космонавтом Титовым Германом Степановичем, — заявил советским корреспондентам находящийся в Ленинграде глава партийно-правительственной делегации Румынской Народной Республики, первый секретарь ЦК Румынской рабочей партии, председатель Государственного совета РНР Георге Георгиу-Деж.

Это — колоссальная победа советской науки и техники, советских людей, Советского государства, вдохновителя всех славных побед советского народа — партии Ленина.

От всего сердца поздравляем с этим новым шагом в завоевании космоса советский народ, Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза, Советское правительство и лично Н. С. Хрущева, поздравляем всех деятелей науки, содействовавших осуществлению этого полета, и отважного космонавта Титова.

Румынский народ полностью разделяет радость советского народа, которому мы от всей души желаем новых великих свершений!»

Ленинград, 6 августа.


Кубинцы вместе с советскими людьми восхищаются вторым полетом советского человека в космос. Мы восторгаемся великим прогрессом СССР и знаем, что это достижение служит делу мира.

БЕРТА МАРТИНЕС.


Я рад, что в летопись покорения космоса ваш народ вписал еще одну золотую страницу. Уверен, что рабочие люди всей планеты, как и я, радуются новому вашему успеху, потому что это успех всего трудового человечества. Я желаю вам добиться еще большего и уверен, что вашей стране и вашей молодежи, с которой у нас было много интересных встреч и бесед, это по плечу. И еще мне хочется передать самый горячий привет космонавту Герману Титову, отважному человеку, чей подвиг никогда не забудут люди.

ИЕН ДЕЙКЕН,

представитель рабочей молодежи Австралии на Всемирном форуме молодежи в Москве.


Я уверен, что, приветствуя советских ученых, инженеров, космонавта Титова и весь советский народ в связи с успешным полетом «Востока-2», я выражаю не только свое личное мнение, но также и мнение своих сограждан-американцев.

Это огромное достижение подчеркивает быстрое изменение характера всего мира, которое может иметь единственным логическим следствием уничтожение войны на земном шаре. Человечество сейчас обладает способностью либо уничтожить земной шар, либо ликвидировать войну и увеличить благосостояние и счастье мужчин, женщин и детей повсюду. Нужно, чтобы великие державы заключили международные соглашения, ведущие к разоружению и постоянному миру. Организация мирового сообщества на основе принципов свободы и справедливости, на основе права и взаимного доверия возможна. Полет «Востока-2» служит нам дополнительным напоминанием о том, что это необходимо для того, чтобы человечество уцелело.

ЛАЙНУС ПОЛИНГ,

американский ученый, лауреат Нобелевской премии.


Научный вклад России в завоевание космоса вызывает у нас восхищение. Полет советского космического корабля «Восток-2» — еще один шаг вперед.

Я уверен, что точно таких же взглядов придерживается президент Кеннеди, и уверен также и в том, что это событие еще больше усиливает необходимость определенных международных акций, имеющих целью договориться об использовании космоса в мирных целях и не допустить распространения гонки вооружений на эту область.

ЭДЛАЙ СТИВЕНСОН,

постоянный представитель США в ООН.


Успех «Востока-2» является естественным продолжением полета Гагарина и новой яркой демонстрацией высокого уровня развития советской науки и техники.

Я не удивлен запуском в космос второго советского человека. Я думаю, что одна из величайших опасностей в мире сегодня — это появление сомнения в достижениях и силе русских в науке и технике.

Профессор БЕРНАРД ЛОВЕЛЛ,

директор обсерватории «Джодрелл бэнк», Лондон.


Президент Академии наук Китая Го Мо-жо направил президенту Академии наук СССР М. В. Келдышу телеграмму, в которой горячо приветствует успешный запуск космического корабля «Восток-2».

В телеграмме говорится: «Я с большой радостью узнал, что 6 августа в Советском Союзе был успешно запущен космический корабль «Восток-2» с человеком на борту. Успешное выполнение задач полета корабля «Восток-2» явится важным вкладом в дело космических полетов человека.

От имени китайских ученых шлю вам, советским ученым, инженерам и рабочим, а также летчику-космонавту, пилотирующему корабль «Восток-2», майору Г. С. Титову самые горячие поздравления.

Желаю советским ученым непрерывных, еще более блестящих успехов в великом деле покорения космического пространства».

ГО МО-ЖО,

президент Академии наук КНР.


Мы очень взволнованы новым прекрасным достижением советской науки и рады, что полет Титова совпал с приездом нашей делегации в Москву на предстоящий Международный биохимический конгресс. Французские ученые поздравляют советских коллег с успехом, который будет иметь большое значение для прогресса науки.

ЖАН ЭМИЛЬ КУРТУА,

прифессор биохимии Парижского университета.


От имени ученых ОАР я горячо поздравляю своих советских коллег и майора Титова с этим новым выдающимся успехом в покорении космоса. Тот небольшой разрыв, с которым советским ученым удалось запустить в космос второй космический корабль с человеком на борту после триумфального запуска 12 апреля, является неоспоримым доказательством высокого уровня и превосходства советской науки и техники в области космонавтики. Новое качественное достижение советской науки в покорении космоса очевидно.

Нет никакого сомнения, что эти ценные эксперименты советских ученых явятся огромным вкладом в сокровшиницу мировой науки и принесут неоценимую пользу человечеству.

Мы уверены, что этот великий успех послужит прогрессу и миру.

АХМЕД РИАД,

директор Национального научно-исследовательского центра ОАР.


Советский человек вновь в космосе! Еще одна грандиозная победа. Еще один подвиг страны, идущей, к светлому будущему — коммунизму. Исторические документы: проект Программы КПСС, проект Устава КПСС, подвиг советского космонавта Титова — это звенья одной цепи, имя которой — социализм и коммунизм.

ЯН ПОНАРСКИЙ,

варшавский рабочий-строитель.


Новый подвиг советской науки и техники вызывает восхищение всего мира, он наполняет радостью миллионы сердец простых-людей, так как это подвиг во имя мира, подвиг, который наносит сокрушительный удар по планам поджигателей войны, инициаторов холодной войны. Этот подвиг укрепляет силы тех, кто борется за установление и упрочение всеобщего мира. Шлю самые теплые поздравления советскому народу, его руководителям и Герману Титову.

М. КИРКОС,

депутат парламента Греции.


Нет слов, чтобы выразить чувства гордости и восхищения советским Колумбом — майором Германом Титовым. Его подвиг — новый вклад в дело миpa. Имя бесстрашного героя золотыми буквами будет вписано в историю человечества.

Тысячу раз обнимаю славного воспитанника великой партии Ленина.

Слава, слава нашему русскому брату Герману Титову, еще раз показавшему всему миру, на что способен советский человек!

ГЕОРГИ КАРАМАНЕВ,

секретарь ЦК Димитровского Коммунистического Союза Молодежи.


Премьер-министр Австралии Мензис тепло отозвался о запуске второго советского космонавта на орбиту вокруг Земли. Он заявил, что вывод на орбиту вокруг Земли нового советского космонавта является «блестящим достижением русского народа, с которым его следует поздравить».

Мензис сказал, что «отвага такого человека, как майор Титов, весьма велика».


Это бесподобное событие. Это в высшей степени интересно. В первую очередь поражает то, что полет в космос будет совершаться продолжительное время. Можно сказать, что это замечательный подвиг отваги и мужества советского человека — Германа Титова.

Я посылаю отважному космонавту самые горячие поздравления и пожелания счастливого возвращения на землю.

Большой сердечный привет тебе, советскому человеку Герману Титову, привет из Осло.

ЮХАН ФОГТ,

профессор университета в Осло.


С огромной радостью я узнал о новом замечательном эксперименте Советского Союза, запустившего в космос корабль «Восток-2» с майором Титовым на борту. Новый полет советского человека в космос свидетельствует о блестящем достижении СССР на пути освоения космического пространства. Как это замечательно: от одного успеха к другому! Как представитель Польского астронавтического общества я от всей души поздравляю советский народ с новой победой и желаю новых больших успехов на пути, ведущем к звездам.

ОЛЬГЕРД ВОЛЬЧЕК,

секретарь Польского астронавтического общества.


С восхищением и большим энтузиазмом узнал я о запуске космического корабля «Восток-2». Это событие меня нисколько не удивило, так как я абсолютно убежден в неоспоримом превосходстве Советского Союза в области науки и покорения космического пространства. Я думаю, что этот второй опыт заставит еще больше задуматься сторонников «холодной войны» и империалистические круги, которые не перестают угрожать всему миру термоядерной войной. Я уверен, что все народы, стремящиеся к миру и свободе, воздадут должное Советскому Союзу и обратятся с призывом к великим державам навсегда освободить человечество от угрозы новой мировой войны. От имени моего правительства и всего народа Республики Гвинея я передаю горячие поздравления космонавту «Восток-2», всем инженерам и ученым Советского Союза, создавшим этот корабль-спутник. Шлю также самые теплые, сердечные поздравления Центральному Комитету Коммунистической партии Советского Союза и его великому Первому секретарю Хрущеву. Верховному Совету СССР, правительству Советского Союза и всему великому советскому народу.

СОРИ КАБА,

Чрезвычайный и Полномочный Посол Гвинейской Республики в СССР.


Радость и гордость, которые переживают советские люди, столь же сильно испытываем и мы, граждане социалистической Чехословакии. Недавно Никита Сергеевич Хрущев сказал, что народы социалистических стран живут одним домом. Проект Программы КПСС, славные перспективы СССР — все это касается непосредственно и нас, нашей жизни, нашего будущего. А подвиг космонавта майора Г. С. Титова представляет собой новую эпохальную победу Советского Союза. Полет, совершенный на корабле «Восток-2» майором Титовым вокруг нашей планеты, — еще одно подтверждение реальности Программы КПСС, этот полет служит доказательством огромного морального перевеса СССР над силами старого мира.

Я смотрю в сияющие глаза своего сына, который вместе со мною слушает сообщения по радио, и чувствую, что героический полет майора Титова открывает и перед моим ребенком, как и перед детьми всего мира, перспективу счастливой жизни, без войн и катастроф. Я испытываю глубокую братскую благодарность к советскому народу, из энергии, разума и творческого энтузиазма которого рождается новый мир. Непреоборима славная звезда коммунизма! Она светит все ярче и ярче!

Да здравствует народ, дающий таких героев, как Гагарин и Титов! Да здравствует партия, которая их воспитывает и ведет по смелому пути на благо человечества! Я счастлив, что мы, граждане Чехословакии, можем называться вашими братьями, что наша судьба связана с вашей судьбой, что наша родина на вечные времена входит в лагерь социализма.

— Спасибо! Большое спасибо!

ЯН ДРДА,

чешский писатель.


Трудно представить сейчас то огромное влияние, которое окажет на судьбы мира нынешний успех Советского Союза. Несомненно, однако, что силы мира во всем мире обретут еше большую уверенность в своей борьбе. Уверенно пойдет вперед рабочее движение. Будет нанесен сильный удар по идеологии антикоммунизма. В последнее время Советский Союз добился небывалого развития своей науки, И хотя США твердят о своем прогрессе, их движение напоминает бег черепахи. Разрыв в развитии науки между СССР и США все более увеличивается. Недалеко то время, когда Советский Союз осуществит полет на Луну. Люди всего мира уверены в этом и ждут этого. Они уже не рассчитывают на Соединенные Штаты, а возлагают свои надежды на СССР.

КЕНДЗЮРО ЯНАГИДА,

японский ученый, философ и общественный деятель.

После космоса хорошо на родной советской земле! Два героя-космонавта, два друга: Юрий Алексеевич Гагарин и Герман Степанович Титов в минуты отдыха перед полетом в Москву.

ДОКУМЕНТАЛЬНАЯ ПОВЕСТЬ

ОТЧИЙ ДОМ

С утра моросил мелкий ледяной дождь. Зябко нахохлились березовые колки, в падях змеились тяжелые космы тумана, далекие леса темнели на горизонте хмурые и по-осеннему угрюмые. Казалось, все напоминало: это — Сибирь. Край далекий, суровый.

Но вот потянул восточный ветерок, окреп, рванул серый полог, нависший над землей, разодрал его в клочья, разметал их по небу. И хлынуло на землю ослепительное великолепие. Красной медью засветились стволы сосен, веселый серебряный перезвон пошел по березовым рощицам, вспыхнули самоцветы росы на ярко-зеленом бархате полей.

И мы увидели русскую природу во всей ее трогательной, скромной и неповторимой красоте. Удивительные места здесь, на всхолмленных равнинах лесостепного Алтая. Перенеси сюда в летний день человека, дай оглядеться — и он сможет сказать только, что попал в очень характерный, можно сказать, классический уголок русской земли. А где этот уголок — ни за что сразу не скажет. Такие места есть и на Смоленщине, и в Подмосковье... Разве что выглянет из-под куста диковинная саранка — огненно-красная сибирская лилия — и напомнит, что мы далеко от центра России.

Да, это Сибирь. Но такая удивительно русская Сибирь — одинаково родная и сердцу волжанина, и сердцу сибиряка. Идешь по лесу и кажется — вот сейчас из-за этого куста выйдет Аленушка с братцем. А там вон, в таинственной глубине бора, промчится Иван-царевич на серой волке. Или выедет навстречу по узкой лесной тропинке Добрыня Никитич и станет поить своего доброго коня из тихой задумчивой речки Журавлихи.

Мы стоим на самом краю обширной зеленой чаши. На дно ее брошено голубое зеркальце колхозного пруда. Посмотреться в него сбегают по косогору столетние плакучие березы и молодые черемушки. Амфитеатром раскинулись вокруг пруда сверкающие чисто вымытыми шиферными крышами домики небольшого села.

Адрес этого села: Алтайский край, Косихинский район — знает сегодня все человечество. Здесь родился второй советский космонавт Герман Степанович Титов. Здесь он сделал свои первые шаги по планете. Здесь он ходил в школу. Здесь, на таинственных тропинках соснового бора и березовых рощ, обступивших село, прошло солнечное утро его жизни.

Село это основали первые сибирские коммунары. Они ушли сюда из села Верхнее Жилино, чтобы на новом месте строить новую жизнь. Коммуне своей и новому поселению они дали изумительное, полное глубокого смысла название: «Майское утро». Говорят, что его придумала крестьянка Прасковья Ивановна Зайцева. Среди основателей коммуны были и оба деда Германа: Михаил Алексеевич Носов и Павел Иванович Титов.

Мы приехали в Майское Утро с родителями космонавта, Степаном Павловичем и Александрой Михайловной, и оказались у истоков замечательных человеческих судеб.

Коротка и небогата событиями биография майора Титова. Она уместилась на одной тетрадной страничке. Диктору хватило двух минут, чтобы прочесть ее миру. Но история становления Космонавта-2 уходит корнями в бурные годы рождения страны Советов. Это типичная история нашего современника, представителя молодого поколения строителей коммунизма, того поколения, которому предстоит претворить в жизнь Программу Коммунистической партии, завершить строительство светлого здания коммунизма и войти в него первым хозяином.

Высоко поднял над тайгой широкую, буйно разросшуюся крону древний сибирский кедр. Вскинул прямо в небо самый молодой свой побег — дерзкий, юный, ликующе зеленый. Для того чтобы понять, почему так смела и прекрасна эта юная ветвь, почему так высоко вознеслась она над вершинами других деревьев, надо увидеть могучий ствол кедра, его крепкие ветви, разглядеть его узловатые корни, питающие дерево соками родной земли...

ТРОПА КОММУНАРОВ

Крутым был спор о земле журавлихинскнх партизан с кулаками. Одни говорили:

— Не за то мы с Колчаком воевали, чтобы жить по-старому, в нищете да темноте. На обновленной советской земле мы создадим коммуну и заживем в ней по-новому.

— Не отдадим вам, голодранцам, землю, — говорили другие, — искони она наша.

— Да, вы ее давно заграбастали, но нашими руками земля обработана, нашим батрацким потом полита...

Извечный спор о земле между бедняком и богатым, между тружеником и мироедом. Но при Советской власти он, конечно, разрешился в пользу трудовых крестьян.

И вот верстах в четырех от Журавлихи (ныне село Верхнее Жилино), в девственном лесу, на косогоре застучали топоры коммунаров. Чудесный уголок выбрали они для нового поселения.

Впрочем, об этом лучше, пожалуй, расскажет сын одного из первых коммунаров, отец Космонавта-2 Степан Павлович Титов. Редакция районной газеты поручила ему написать статью к сорокалетнему юбилею коммуны. Но, воспоминания захлестнули Степана Павловича, сердце человека, тонко чувствующего слово, мыслящего образно, не позволило ему написать короткую сухую заметку о делах отцов. И вместо газетной статьи из-под пера родились первые строки литературных мемуаров... Приводим здесь полностью то, пока немногое, что написал Степан Павлович.

-«ПЕРВЫЕ ДНИ КОММУНЫ. Я не помню, кто дал коммуне такое поэтическое название — «Майское утро», но оно звучало в моем сознании, как что-то свежее, радостное и солнечное, как утро мая и как символ зарождения новой жизни, как новый весенний побег на старых полях единоличной Журавлихи.

Первое мое знакомство с той местностью, где основалась коммуна, произошло в один из июльских дней, когда я, вытребованный отцом своим, подошел к высокому мысу, на котором взметнулись вверх березовые рощи и плотный сосновый борок. Место это только начинали обживать, и поэтому все кругом стояло нетронутое, свежее, сочное, благоухало ароматами смолы и цветущих трав.

Сюда уже привезли из Журавлихи несколько домов, но поставили только два; один из них был в два этажа. Ниже домов, по склону мыса, собрано было два амбара: один служил складом продуктов, а второй — местом ночевки немногочисленных тогда коммунаров во время летних полевых работ.

Отец мой заведовал маленьким складом, выполняя обязанности первого кладовщика. Все лето он жил в амбаре, а меня потребовал в подпаски, в помощь пастуху овечьего стада. К тому времени мелкий скот уже был обобществлен, и летом 1920 года обязанности подпасков выполняли понедельно все дети коммунаров в возрасте 10 — 11 лет. Пастухом был нанят дед, которого все звали не по имени-отчеству, а просто Паня Дубок. Вот к нему я и был определен на неделю в помощники.

В Журавлихе, откуда вышла первая горстка коммунаров, были противники и революции, и первых ростков коллективной жизни. Это местные кулаки и деревенский торговец Зыков. В памяти крестьян еще свежи были и годы революции, и, особенно, годы гражданской войны с колчаковщиной, рейды партизан Мамонтова и Рогова. Кое-где оставались группы людей, которые не принимали новых порядков жизни. Поэтому волнение, еще не улеглось, недовольство богачей Советской властью порою выливалось в форму бандитских налетов. Острие оружия бандитов было направлено против того нового, светлого, что рождалось в жизни крестьян.

Первые коммунары как раз и были объектом вражеских выпадов, клеветы, запугивания. Поэтому после трудового дня коммунары обычно уезжали ночевать в село, а те, кто уже жил в первых домиках, уходили с детьми спать в амбары. Мужчины с охотничьим оружием ночевали в стороне от построек. В дни, когда по селу особенно много ходило слухов о злодейских намерениях Зыкова, главы местной бандитской шайки, по отношению к коммунарам, когда в окрестностях коммуны нет-нет да раздавались выстрелы, — мужчины проводили ночь на сторожевых точках.

Вот они комсомольцы-коммунары ячейки «Майского утра». Вторая справа в верхнем ряду - мать Германа Степановича Александра Михайловна.

Для тех, кто уже жил в маленьком поселке, кто оставался здесь для охраны или ради срочной работы, была организована столовая под открытым небом. Среди стройных стволов чудесной березовой рощи, на маленькой полянке, установлен был стол из двух плах, такие же, из плах, скамейки, а в стороне возвышался большой чугунный котел с широким черпаком на длинной ручке. На манер того, которым наливают из реки воду в бочки. Вот здесь и столовались коммунары, за этими шершавыми столами-стеллажами, среди деревьев, зеленых трав, под высоким небом.

Помню повара коммуны Ивана Захаровича Бочарова — крупный мужчина с басовитым, зычным голосищем. Выйдет на высокое место, сложит ладони рупором да как рявкнет:

- О-ббе-е-дать!

Всем на полях слышно. Позднее, когда Бочаров заболел, стали созывать коммунаров на обед ударами в кусок рельса.

Шумно и весело было здесь утром и днем, а вечером ужинали торопливо, разговаривали вполголоса, поглядывая в темноту, вваливающуюся на поляну из-за стволов деревьев, и сторожко слушая отдаленные лесные шорохи...

УЧИТЕЛЬ. Впервые я увидел его на сельской улице. Это был человек среднего роста, с черными волосами, плотный и весьма живой в движениях. Он шел по заснеженной сельской улице впереди небольшой группы людей, рядом с развевающимся красным знаменем. Временами поворачивался к идущим за ним людям, высоко поднимал в руке длинную тынину, и по его взмаху взлетала песня: «Смело, товарищи, в ногу». По сторонам процессии гарцевали всадники в солдатских шинелях, с карабинами, и временами боевая песня сопровождалась гулкими выстрелами. Все село было взбудоражено. Шествие постепенно обрастало людьми, преимущественно молодежью и детишками.

Такая праздничная демонстрация устраивалась в Журавлихе впервые, в ознаменование победы Октябрьской революции. Явление это было непривычное для села, поэтому многие стояли за оградами и у ворот, не решаясь примкнуть к шествию.

А маленькая демонстрация двигалась дальше вдоль села, то и дело под красным знаменем вспыхивала новая песня, все чаще гремели выстрелы конников, будя тишину и нерешительность Журавлихи.

Вот этот дирижер с тыниной, Адриан Митрофанович Топоров, и был первым учителем в коммуне «Майское утро».

В 1921 году в поселке коммуны была открыта, школа, в приспособленном здании, на втором этаже. Школа состояла из двух классов и маленькой боковушки, в которой было нечто вроде учительской. Когда из нее выходил Адриан, так коммунары, звали учителя, то нашим любопытным взорам открывалась этажерка, полная книг, а на стенах — портреты Добролюбова, Пушкина, Белинского.

Квартиры учитель поначалу не имел, поэтому ночевать ездил в Журавлиху. Коммунары выделили ему лошадь — самого смирного мерина, и мы каждый раз после уроков ходили по строжайшей очереди за конем, седлали его и подводили к школе. Подводили впритирку к лестнице на второй этаж, и Адриан Митрофанович садился в седло, а мы вставляли его ноги в стремена, подавали повод и отходили в сторону. Пока учитель отъезжал от нас, мы стояли в полном молчании, потому что строго было заказано в это время шуметь, свистеть или следовать за конем.

На следующий день Топоров неторопливо въезжал в поселок, и сразу же раздавался звон шабалы. Это значило, что учитель приехал и надо собираться в школу.

В первое время в школе обучалось 10 — 15 детей, во втором и третьем классах. Нас учили не только грамоте, но и музыке, пению, рисованию, рукоделию, моделированию. Топоров стремился к всестороннему развитию дарований детей коммунаров. В одной комнате занимались два класса одновременно, мы получали самостоятельные задания и по очереди отвечали урок у доски. Звонка никто не подавал, учитель отпускал на перемену то оба класса вместе, то по очереди. Уборщиц в школе тоже не было, чистоту в классах и в «учительской» поддерживали сами учащиеся. Сами топили печи, сами сторожили школу, ночуя на классной доске, положенной на парты.

Сколько было в этих ночевках заманчивого, романтического!»

...Мы надеемся, что Степан Павлович завершит работу над своими воспоминаниями, а пока дополним его рассказ о коммуне тем, что удалось нам узнать от него самого, от старожилов «Майского утра», из книги и статьи в районной газете А. М. Топорова, первого учителя и просветителя коммунаров.

На поляне под березками, на густой траве, пахнущей ромашкой и мятой, расположилась небольшая группа организаторов коммуны. На виду у всех стоит молодой парень в новой рубахе, надетой по случаю важного события в жизни, серьезный и строгий. Председатель коммуны Василий Антонович Титов задает ставшие традиционными вопросы:

— Добровольно ли вступаешь в коммуну?

— Будешь ли работать добросовестно?

— Не будешь ли склочником и дезорганизатором?

— Согласен ли отказаться от старых привычек и участвовать в культурных начинаниях?

Ответы звучат, как клятва.

«...участвовать в культурных начинаниях». Да, коммунары создавали не только образцовое сельскохозяйственное производство. (Оно вскоре стало таким, сюда издалека приезжали крестьяне, чтобы поучиться выращиванию высоких урожаев и ведению животноводства). Они, коммунары, закладывали основы нового быта, задались целью совершить культурную революцию в своем селе.

В коммуне не было заборов, не было замков, даже на складах. Вместе работали, вместе проводили досуг. Неграмотные бедняки, они жадно тянулись к сокровищам мировой культуры, доступ к которым открыла им социалистическая революция. Не случайно среди первых домов, построенных коммунарами, были школа и клуб.

Приглашая на работу учителя Адриана Митрофановича Топорова, которого уже в то время все в округе хорошо знали как горячего пропагандиста культуры и талантливого организатора народной самодеятельности, коммунары говорили:

— Идите к нам работать, будете учить наших ребят и нас. Мы начали строить новую жизнь, нам нужны хор, оркестр, театр... Нам необходимы культура и наука. Без этого мы жить не можем.

И они ничего не жалели, если шла речь о культурных начинаниях. Построили народный дом, купили в Барнауле музыкальные инструменты, театральные костюмы и парики... В голодном 1921 году за оформление зала в народном доме и изготовление декораций отдали малаховскому художнику-богомазу М. П. Дрожжину лошадь, воз муки, мяса, сала, пшена, овощей.

И вскоре в коммуне был свой театр, известный во всей округе хор, оркестр...

Оркестр! Легко сказать: создали оркестр. Это ведь не в нынешние времена, когда колхоз может купить любые музыкальные инструменты, когда государство на свои средства содержит столько сельских клубов... Топоров достал в Барнауле (командировала коммуна) скрипки, виолончель и еще кое-какие инструменты. Из села Лосихи привез фисгармонию, конфискованную в гражданскую войну у какого-то богача. Угольник сделал кузнец коммуны, пюпитры изготовил столяр. А вот с барабаном вышла загвоздка. Нигде не могли достать барабан. Не было бы счастья, да несчастье помогло: пал на ферме теленок. Сделали из его кожы сыромятину, натянули на обод подсевального решета. И этот «телячий инструмент», как в шутку его называли, сослужил свою добрую службу коммуне. Забегая вперед, скажем: в тридцатые годы, уезжая в Полковниково, Степан Павлович увез с собой барабан коммунаров как память о коммуне и Топорове. Школьники оркестра, созданного Титовым в Полковниково, считали за честь играть на нем. С этого исторического инструмента начал практическое овладение музыкой и будущий космонавт Гера Титов. Так же непросто было в то время создать библиотеку, даже достать нужную книгу. А коммунары доставали. И не только читали.

«...Представьте поселок, в котором ежедневно, начиная с шести часов вечера и кончая одиннадцатью часами, нельзя застать дома ни одной живой души, даже грудных детей.

Представьте, далее, клуб, в котором на составленных столах, выстланных мохнатыми сибирскими шубами, спят рядышком десять-двенадцать детишек...

Тишина. Мерно тикают часы. На сцене при свете лампочки читают...

Но вот зачитана последняя страница, и книга тихо закрывается. В полутемном клубе шевелятся седые бороды, мохнатые шапки, платки...

— Та-а-ак., — вздыхает ситцевый платок. — Ничего она не стремилась для общего дела. Ломалась, ковылялась, а все для своего положения...

Невероятно, но факт. В сибирской глуши есть хуторок, жители которого прочли огромную часть иностранной и русской классической и новейшей литературы. Не только прочли, а имеют о каждой книге суждение, разбираются в литературных направлениях... являются не только активными читателями, но строгими критиками и ценителями.

...В пяти тысячах километров от Москвы, в Сибири, в небольшом хуторке расцветает подлинная культурная революция! И творится она — волей нашей партии — руками скромного, незаметного, никому не известного беспартийного сельского учителя...

Давайте же запомним имя учителя: Адриан Митрофанович Топоров».

Так заканчивался очерк А. Аграновского «Генрих Гейне и Глафира», опубликованный в газете «Известия» 7 ноября 1928 года. Газета выступила тогда в поддержку учителя и народного просветителя А. М. Топорова, которого пытались травить невежды и бюрократы. Коммунары прочли к тому времени произведения десятков писателей от корки до корки и каждое — обсудили. И не случайно герои очерка — четырнадцатилетняя внучка сторожа Глафира и сам сторож, семидесятилетний старик, отлично знали обоих Генрихов» — Генриха Гейне и Генриха Ибсена.

Адриан Митрофанович Топоров предстает перед нами в рассказах бывших коммунаров человеком богатой эрудиции, доброго и горячего сердца, талантливым, страстным народным просветителем, борцом за культурную революцию в селе. Обо всех его культурных начинаниях рассказать невозможно. Назовем главное. Одна из целей, которые ставил перед собой учитель, — «создать кадры массовых ценителей художественной литературы».

Он начал с публичного чтения газет и небольших, легко доступных по форме и содержанию литературных произведений. Читал он, как рассказывают, артистически. Потом стал вызывать крестьян на беседу:

— Вот прочли мы рассказ Чехова. А для чего он написан, только зубы поскалить?

Позднее учитель разработал методику обсуждения с крестьянами литературных произведений. Причем он просил крестьян, чтобы они не смущались своим неуклюжим языком в изложении оценок произведении, говорил им:

— Лупи, как придумалось, только чтобы по совести!

Высказывания крестьян Топоров тщательно записывал.

В 1930 году была издана книга А. М. Топорова «Крестьяне о писателях», в которой обобщена, правда, очень небольшая часть высказываний коммунаров о современной литературе. Об этих записях Топорова Горький говорил: «Это весьма ценные суждения, это подлинный «глас народа». О книге тепло отзывались Вересаев, Подъячев, известный сибирский писатель Зазубрин, знаменитый библиограф Рубакин, литературоведы многих зарубежных стран.

Вот она перед нами, эта уникальная книга. Вместо предисловия к тексту предпосланы лаконичные, меткие характеристики многих наиболее активных «критиков»-коммунаров.

Интересная находка — характеристика деда космонавта Германа Титова по материнской линии, Михаила Алексеевича Носова.

«Носов М. А. 53 года. Был до коммуны крестьянин-бедняк. Жил в селе Верхне-Жилинском неприписным. Нес много нужды. В коммуне воскрес. Грамоту знает недурно. По должности — овчар. Партизанил. Суров. Насмешлив. Балагур. Остроязык. К врагам беспощаден».

Нам особенно интересна эта характеристика потому, что мы знаем: Гера Титов значительное время жил вместе с матерью у Михаила Алексеевича, и, как он сам говорит, дед оказал на него огромное влияние.

Листаем книгу и убеждаемся, как точна характера стнка М. А. Носова. Вот некоторые из его высказываний и каламбуров, походя брошенных во время обсуждения книг:

«Я так книгу понял: в ней от солнца зайцы, а писали ее дурные пальцы».

«Строки написаны длинные, только смазаны они из глины».

«Тут Яшка да Стешка, над нами одна насмешка».

«Писал он про кобыл, а я прослушал и все позабыл».

«Стих навроде Володи, на манер Кузьмы, а нам не родня».

Наверное, вот и это имел в виду В. В. Вересаев, когда, завидуя языку коммунаров, писал: «Проглоти перо — так не скажешь».

Еще одна находка: характеристика другого деда Германа, Павла Ивановича Титова: «...Сын унаследовал от отца пытливый ум, который не нашел при царизме надлежащего развития... Физическое нездоровье размыкало заметную даровитость. Хороший по природе человек».

Замечания Павла Ивановича о книгах отличаются от носовских — резких, колючих — своей раздумчивостью, какой-то даже лиричностью, своеобразным певучим слогом:

«К Шишкову применяю я этого писателя по его уму резонному».

«Человеколюбивый стих. Этот поэт пришел к человеку с чистою душою и вплотную приблизился. Стих, как электрический ток, соединился с тобой».

Но вот, в суждении о пьесе К. Тренева «Любовь Яровая», — другие потки, в которых звучит металл, суровая принципиальность:

«Как же было Кошкину не убить Грозного, коли он грязный мазок положил на всю нашу революцию. Это правдиво. У нас в 1919 году, когда нехорошевская разведка изнасиловала попадью, — что, пощадили своих? Нет, брат, утром девять человек так и уложили на льду... Грозной накрал народного золота и предлагал его шкуре барабанной. Выходит — он бандит. Такого — на лоно Авраамово!»

Читаем книгу, страницу за страницей, и перед нами встают образы коммунаров — страстных борцов за новую жизнь, жадных к знаниям, дерзких в мечтах, смелых в делах. Вот они какие были, деды Космонавта-2 Германа Титова! Вот они, корни и ветви, налившие богатырской силой молодой побег древнего сибирского кедра!

В книге Топорова мы нашли также имя Степана Павловича Титова, отца космонавта. Он тоже был активным участником собеседований о литературе, начиная со школьных лет.

Мы знаем из воспоминаний Степана Павловича, как он мальчишкой начинал жизнь в коммуне. Сначала — подпасок у Пани Дубка, потом — тракторист на «Интере» и ученик первой школы коммуны. В коммуне умело сочетали обучение детей основам наук, разностороннее эстетическое воспитание и труд.

...Жил до революции в Журавлихе священник Иннокентий Серышев. У него была богатая библиотека. Хранились книги в церковной пристройке. Как-то церковь загорелась, и крестьяне во время пожара растащили книги — на курево. Топоров после этого ходил по домам и выменивал их на старые газеты: вам, мол, все равно из чего самокрутки вертеть. Ему помогали ученики.

И вот в коммуне появилась своя библиотека — целых два шкафа книг. А библиотекарем стал ученик школы Степа Титов.

Однажды мальчик заглянул в «учительскую» и увидел, что Адриан Митрофанович срисовывает с газеты «Красный Алтай» портрет Добролюбова. Замер с раскрытым ртом: здорово получается.

— Похоже? — спросил учитель.

— Сильно похоже! — восторженно ответил мальчик.

— А ты не пробовал портреты рисовать?

— Не-е-е...

— Тогда на вот, попробуй срисовать Михаила Ивановича Калинина.

Получилось неплохо. С тех пор Топоров стал заниматься со Степой рисованием основательно, не только в школе на уроках.

В школьном оркестре мальчик играл на скрипке.

— Тогда мы занимались в двухэтажном доме, — вспоминает Степан Павлович, — Мы сидим вверху, выполняем урок по музыке, а Топоров работает внизу, в своей комнате. Услышит, что фальшивим, — стучит в потолок: «Куда поехали! Си бемоль!»

Немногим позднее, окончив школу-девятилетку с педагогическим уклоном, Степан Павлович стал работать сначала как бы практикантом, а потом учителем в той же школе, вместе с А. М. Топоровым. А еще позднее в этом же здании учился его сын, будущий космонавт Герман Титов.

— Если есть во мне что-то доброе, — говорил нам Степан Павлович, — это заложено в коммуне.

Коммунары строили новую жизнь, новый быт. Но жили они не в беспечном спокойствии. Помните, что пишет С. П. Титов в своих воспоминаниях о кулацких бандах. Нам рассказывали, что бандиты подбрасывали коммунарам подметные письма: «Всех перережем», поджигали народный дом, баню... Бывало и так...

Поздним вечером кто-то постучал в двери дома Е. С. Блинова, одного из первых заводил в коммуне.

— Кто там?

— Открой на минутку!

Только отворил дверь — грохот выстрела и горячий ожог... Но, видно, дрожала у бандита рука от страха: хоть и тяжело ранил, а не убил.

...На престольный праздник раздобыл где-то Топоров старенький киноаппаратик и потрепанную ленту без начала и без конца и организовал первый киносеанс в истории Журавлихи. На простынях, сшитых вместе, скакали какие-то всадники, шли бои. Зрелище невиданное доселе в этих местах. И не мудрено, что людей набилось видимо-невидимо. А многие прибежали из храма, где шла праздничная служба. Обнаружил поп поредение рядов православных и предал учителя анафеме. По его наущению фанатики сорвали киносеанс, вытащили на улицу Топорова.

— Убить его, христопродавца! — Живьем в землю закопать!

Подоспевшие коммунары едва-едва отбили его, вырвали из рук озверевшего кулачья.

...В зале клуба — горячий спор. Одним книга нравится, другим — нет. Вдруг где-то за селом — залпы. Повскакали все с мест, и вот через минуту мчатся коммунары по своей боевой тропе к оврагу, занимают в лесу оборону.

Тропа коммунаров... Она и теперь не заросла.

По нашей просьбе Степан Павлович и Александра Михайловна Титовы приехали вместе с нами из Полковниково в Майское Утро, в столь дорогие для них места. Мы бродим по улицам поселка. Он, конечно, широко расстроился, старые дома сменились новыми, более просторными. Но некоторые постройки коммунаров все же сохранились. Вот она, школа, где работал энтузиаст народного просвещения А. М. Топоров, где учился, а потом учительствовал Степан Павлович и где, наконец, осваивал первые ступени наук Гера...


Отчий дом космонавта в селе Полковниково, его соорудили трудолюбивые руки Степана Павловича.

Вот дом, где Гера родился, дом, построенный руками коммунаров. За ним, внизу, — озеро. Степан Павлович вспоминает, как он, вместе с другими школьниками из коммуны, возил землю к ручью, перегородив который коммунары создали это озоро. За озером виднеется большой каменный скотный двор. Его строили в 1924 году члены коммуны братья Камынины. Степан Павлович, смеясь, рассказывает, как они, то ли в шутку, то ли всерьез, допрашивали его, школьника:

— А ты скажн-ка нам, братец, откуда произошла лягушка?

Маленький домик под железной крышей. Здесь, говорит нам Степан Павлович, жил Топоров. Нынешние хозяева дома Лузянины — добрые знакомые Титовых. И вот мы уже сидим у них в комнате за столом, пьем холодное молоко, а Степан Павлович рассказывает и показывает:

— Вот здесь, в углу, в последнее время стояла фисгармония. По вечерам Адриан Митрофанович приглашал меня к себе, говоря: «Неси-ка скрипицу, помузицируем!» Мы отворяли окна, из которых открывался вид на березовые рощи, и над задумчивым сказочным лесом лилась волшебная мелодия Чайковского, будто колыбельная песня засыпающей природе. Чудесные вечера!

Степан Павлович говорит красиво, образно, и вся эта сцена будто живая встает перед нашими глазами.

А вот мы все вместе на Тропе коммунаров. Вьется она меж высоких сосен, стройных красавиц берез. Фонтаном взметнулись они к небу, но, не достигнув его, падают обессиленно вниз изумрудными струями. Под покровом старых деревьев буйно развивается молодая лесная поросль. Обрамлена тропа лесными цветами, будто специально украшена в память о тех, кто проложил ее для потомков.

Сюда в тревожном 1942-м, получив повестку из военкомата, за несколько часов до отправки на фронт, приходил Степан Павлович. Попрощаться с древними соснами и березами, вдохнуть воздух, которым дышали бойцы-коммунары, набраться тил и мужества для схватки с жестоким врагом.

На эту тропу, по которой он бегал еще босоногим мальчишкой, приходил и Герман, когда в последний раз приезжал в отпуск. Он уже знал тогда, что скоро полетит в космос. И тоже, наверное, затем приходил, чтобы набраться живительных сил от родной природы, вспомнить славных своих предков партизан и коммунаров, которым обязан и жизнью своей, и силой своей, и счастьем своим, и своим подвигом!

Тропа коммунаров,.. Вон она куда направила простого деревенского парня, потомка коренных сибирских крестьян — в далекое-далекое небо, в космическое пространство, туда, откуда, как на ладони, видно всю землю! Она поведет его к звездам, к неведомым мирам, чтобы свершить великие открытия во имя человеческого счастья!

Тропа коммунаров... Первых защитников Советской власти, первых строителей коллективной жизни на русской земле... Сколько судеб вывела она, прямая и дерзкая, на столбовую магистраль коммунизма!

СЛЕД ЧЕЛОВЕКА НА ЗЕМЛЕ

Впервые услышали мы имя этого человека так. В дождливый июньский день сидели в опрятном и просторном кабинете председателя сельсовета Александра Николаевича Хорохордина в селе Верхнее Жилино, что по-старому иногда еще называют Журавлихой. Расспрашивали председателя о культурной жизни села, о том, какое участие в ней принимает местная интеллигенция.

В сельсовет «на огонек» заглянул интересный человек — колхозный кузнец Павел Степанович Блинов, бессменный депутат сельского Совета с 1929 года. («И при открытом голосовании выбирали, и при тайном»). Вошел и вмешался в разговор:

— Что касается культуры нашей, так она вот — из окон видна.

И мы еще раз посмотрели на двухэтажное здание школы, белеющее на горе над селом (в этом году колхоз на свои средства отстроил), и на кирпичные стены строящегося клуба (даже в дождь работают на строительстве колхозные каменщики, к 7 ноября хотят управиться!).

— А насчет интеллигенции, — продолжал кузнец, — у нас тут издавна добрая закваска положена. Знаете, какие у нас учителя были при самом начале советской власти! Адриан Митрофанович Топоров, что коммунаров учил. Или Степан Павлович Титов — ученик его. Однокашник, мой. Вместе в первый класс бегали. Потом отец его забрал в коммуну «Майское утро». Хорошим тоже учителем стал, доброму детей учил. Да и не только детей! Тут тебе и музыка, и театр, и книги читали всем миром. Сейчас он на пенсии, но работает садоводом в совхозе «Луч Октября». Это тоже сызмальства у него такое пристрастие, чтоб деревья сажать. Вон до сих пор у нас черемуха сохранилась, что он посадил. Цветет...

Сорок лет назад ушел из родного села Степан Павлович, а каждый год по весне покрывается белым цветом посаженная им когда-то черемуха. И не увядает добрая слава в селе о старом учителе, который людей «доброму учил».

Отыскать нам его было нетрудно. Где бы ни побывал Степан Павлович, всюду оставлял он после себя хороший след и добрую память.

В селе Полковниково мы сразу же заглянули в сельсовет.

— Ну как же! — -сказал нам председатель Николай Иванович Лапин. — Да кто ж его не знает, Степана Павловича! Хорошей души человек. Между прочим — учитель мой. Да тут куда ни кинь — всюду его ученики. И бригадиры, и председатели колхозов, и агрономы. И в райкоме, и в райисполкоме работают. Многие у него и грамоте, и музыке, и другому всему учились. Много полезных дел он тут сотворил. Пришкольная мастерская у нас, почитай, лучшая в районе — так это он, Степан Павлович, ее организовывал в свое время. Вместе с сыном Германом оборудовал. Сын тут же в школе учился и большое рвение к технике имел. Смышленый такой парнишка, в отца весь. Сейчас летчиком служит.

В семье Титовых все немножко садоводы.

He знали мы тогда, что вернемся вскоре сюда, чтобы расспросить подробнее об этом смышленом парнишке, имя которого известно сегодня всему миру и уже вписано в самые увлекательные и романтические страницы истории человечества. А пока мы говорили о его отце, уважаемом человеке в районе.

— Или вот еще что, — рассказывал нам Николай Иванович. — Видите, сколько у нас яблонь во дворах. Это его, Степана Павловича, работа. Большой он агитатор за сады, сколько заложил их! Вот сейчас его в совхоз позвали, так и этот сад он сам когда-то закладывал. Запустили его с тех пор, но Титов взялся — значит, теперь дело будет.

А на другой день управляющий отделением совхоза «Луч Октября» Иван Андреевич Белей (в прошлом директор школы, потом председатель колхоза, тридцатитысячник), как бы продолжая мысль председателя, говорил нам:

— Дай бог только доброго здоровья Степану Павловичу — он нам лет за пять такой сад поднимет! Давно я его знаю, за многие дела он брался. И не было такого, чтоб не довел до конца. А нам нельзя плохой сад иметь, наш совхоз теперь — опытно-показательное хозяйство района...

И вот мы в доме Степана Павловича Титова.

Нас встретил высокий, плечистый, сухощавый, ладно скроенный сибиряк с отливающей сталью сединой. На загорелом дотемна лице — светлые вдумчивые глаза. Прямой, крупный, резко очерченный нос. Крепкий, словно из камня выточенный, подбородок. И сразу покоряющая вас, такая добрая, немного застенчивая и даже чуть беспомощная белозубая улыбка.

Говорит свободно, подчеркивая слова широким размашистым жестом крупных и сильных рук. Сколько раз их называли нам разные люди золотыми! А ведь рука не меньше говорит о характере человека, чем его лицо. У Степана Павловича широкие мозолистые ладони и длинные чуткие пальцы. Руки земледельца и скрипача. Они одинаково хорошо владеют баранкой автомобиля и кистью, смычком и лопатой.

О себе он говорить не любит, И если все-таки рассказал нам кое-что, то только потому, что мы пришли к нему с заветным паролем — с именем Адриана Митрофановича Топорова. Своего учителя Степан Павлович помнит и нежно любит до сих пор. В семье Титовых это имя пользуется огромным уважением.

И все-таки большую часть деталей, рисующих как-то характер отца космонавта, нам рассказали другие. Вот несколько таких штрихов.

Со времени коммуны терпеть не может Степан Павлович заборов. Как только обосновался на новом месте, установил самые добрые отношения с соседом Полушкиным Игнатом Петровичем. Увлек и его садоводством, а когда оба садика сомкнулись, уговорил убрать забор. И сад стал как бы единым — и двор один.

Как-то прибегает сосед к нему.

— Павлович, у тебя саженцы поворовали. Саженцами этими очень дорожил Степан Павлович.

Редкие какие-то были яблоньки. С трудом раздобыл их. Но печальному известию неожиданно обрадовался.

— Так что ж ты, Игнатий Петрович, горюешь? Не зря, значит, мы с тобой агитировали за сады. Не яблоки ведь полезли воровать — саженцы!

А вот еще факт. О нем рассказали нам в сельсовете. Обложили Степана Павловича неправильно сельхозналогом. Ошибка вышла. Недоразумение. Но он и словом не обмолвился об этом. Потом корил его председатель:

— Ты же человек грамотный. Что ж молчал, что с тебя неправильно деньги берут?

— Так не в чей-нибудь карман, государству деньги пошли, — отшучивался тот.

Таков он — деликатный, мягкий. Но когда надо добиться поставленной цели или сдержать данное слово, тогда проявляется у него и железная несгибаемая воля.

Был такой случай. Сын его Герман кончал четвертый класс. А тут на счастье как раз решение: преобразовать полковниковскую начальную школу в семилетку, создать пока на следующий учебный год пятый класс. Да вот беда — преподавателя немецкого языка не смогли найти в районе. Как быть? Думали было как-нибудь один год обойтись без этого предмета. Но Степан Павлович не мог с этим смириться. Поехал в районо и сказал:

— Вы меня знаете. Доверьте этот предмет мне. Вечером буду учиться сам, днем буду учить ребят. А я за это обещаю заочно получить необходимое образование.

Ему поверили. И вот этот немолодой и перегруженный работой человек до поздней ночи сидит над учебниками и сдает предмет за предметом на заочном отделении иностранных языков Московского педагогического института.

Через год отпала уже острая необходимость в такой переквалификации, еще через два Герман, окончив семилетку, пошел в другую школу. А Степан Павлович продолжал упорно учиться, выполняя данное когда-то слово. И получил-таки диплом преподавателя немецкого языка заочно! Кто знает, чего ему это стоило.

Высокое чувство долга — может быть, одна из главных черт его характера. Мы обратили внимание на красочиые, со вкусом и хорошей выдумкой сделанные плакаты в конторе, на фермах, в клубе.

— Это я между делом оформительством занимался, — сознался Степан Павлович. — Какая садоводу работа зимой! Вот я и рисовал плакаты. Чтоб совесть была спокойна.

Так он и идет по жизни, человек с чистой совестью, всегда и везде безукоризненно выполняющий свой долг.

Первой забавой у Геры была гармошка.

Богатый оттого, что не жалея, щедро и до конца раздает себя людям. Счастливый оттого, что всюду после себя оставляет цветущие сады и ростки доброго, нового, честного в сердцах своих учеников.

Так он жил до войны: «учил детей доброму», создавал музыкальные кружки, творил, выдумывал, искал. Так он вступил в войну.

Ушел на фронт директор школы Иван Андреевич Белей, вручил ему ключи от школы. Расцеловались на прощанье. И стал Степан Павлович директорствовать. Но вскоре и сам ушел на войну, оставив жену и двоих малых детей. В Новосибирском автополку прошел курсы шоферов — и поехал в Горький за машинами. Но машины надо было еще собрать, и он стоял у конвейера. Потом сел за баранку и вместе с друзьями, среди которых попалось несколько бывших коммунаров (не зря в «Майском утре» учили ребят тракторы водить!), они погнали новые машины на фронт — к Москве. На станции Баковка стоял их запасной полк. И тут, пользуясь небольшой передышкой, Степан Павлович нашел любителей музыки. Таким оказался и их командир капитан Сергеев. Узнал, что Титов — музыкант, раздобыл где-то скрипку, отвел Титова подальше в лесок:

— А ну, играй!

Схватил скрипку Степан Павлович дрогнувшими от радости руками, и поплыла над подмосковными сосенками широкая украинская песня про ревущий и стонущий Днипро. Вскоре он уже дирижировал созданным им оркестром и даже выезжал с концертами в соседние части.

А машины шли и шли на фронт. Капитан Сергеев не спешил расставаться со своим оркестром. Заметили это музыканты, собрались обсудить волнующий вопрос:

— А не заигрались ли мы с вами, ребята? Когда же воевать будем?

И, воспользовавшись отсутствием добряка командира, двинули всем оркестром на фронт. Подвозили на передовую боеприпасы, увозили раненых — под Москвой и под Орлом, под Полтавой и под Яссами...

День победы Степан Павлович встретил где-то у границ Восточной Пруссии.

14 ноября 1945 года вернулся солдат Титов с фронта. Мало привез он рассказов о боевых эпизодах. Воевал мужественно и честно, но говорить о том не любил.

И опять занятия в школе, и музыка, и живопись, и опыты в саду, и опять в каждом деле какая-то живинка, какая-то своя творческая находка.

В школе села Полковниково и сейчас хранят любопытный агрегат, который сконструировал и смонтировал с сыном своим Германом Степан Павлович. Это стенд с табличками, на которых пишутся вразброс немецкие и русские слова. Учитель задает вопрос, ученик должен найти нужное слово и показать его специальной электрифицированной указкой. Правильно ответил — на доске вспыхивает пятерка, неправильно — двойка. Можно себе представить, какими увлекательными для ребят стали уроки скучного немецкого языка!

И сейчас еще занимался бы любимым делом Степан Павлович, да подкосила тяжкая болезнь. Врачи сказали; надо на пенсию. Спокойная жизнь, свежий воздух... С туберкулезом не шутят.

И Степан Павлович ушел на пенсию. Но сразу же нашел себе новую работу в совхозе, на свежем воздухе. Он полон творческих замыслов и планов. Недавно этот беспокойный человек вернулся с курсов овощеводов.

— Совхоз наш зерновой, — говорит он нам. — Но должны же мы хоть свой поселок овощами обеспечить. А люди все заняты. Овощевода нет. Вот я решил еще и этой специальностью овладеть. Так и живу. По принципу: на безрыбье и рак рыба.

Так и живет он. И если перевести его поговорку с языка шутки на серьезный язык, то принцип его будет выглядеть несколько иначе: я всюду, где трудно, где я нужен, где смогу принести больше пользы.

«Я всю жизнь был простым рядовым Советского Союза», — писал он в одном из последних писем сыну. И мы на примере всей жизни этого замечательного человека убеждаемся, какой это ответственный и почетный чин.

В прошлом году Степану Павловичу исполнилось пятьдесят лет. Он был убежден, что никто не напомнит ему об этой в общем-то не очень веселой дате. Сам он, во всяком случае, не любил о ней вспоминать. И вдруг является к нему управляющий, Иван Андреевич Белей:

— Поздравляю тебя, дорогой, с днем рождения. Собирайтесь-ка с Шурой в клуб, народ просит...

Громом аплодисментов встретил переполненный зал их появление. Смущенного юбиляра и его жену Александру Михайловну усадили на почетное место за столом. И началось чествование. Выступали рабочие совхоза, агрономы, учителя, просто жители села, выступали бывшие ученики с сединой на висках и ученики нынешние — с красным галстуком на груди. Каждый говорил о том, что дал юбиляр ему лично, его родному совхозу, его родному селу.

Вконец растерявшегося Степана Павловича завалили подарками, а потом вместе с женой пригласили на торжественный ужин, приготовленный лучшими поварихами села. И был пир горой. И состязались в музыке ученики Степана Павловича, и пускались в огневой перепляс, когда Степан Павлович разводил меха своего баяна. И произносились добрые тосты за семью Титовых, за корень их — дедов и прадедов, партизан, коммунаров, исконных хлебопашцев, за их детей и будущих внуков.

...Под утро случайный приезжий, спешивший на поезд, остановился у клуба, спросил у вышедших покурить мужчин:

— Что за праздник у вас в селе?

— Степана Павловича чествуем.

— А кто это?

— Как тебе объяснить... Просто очень хороший человек.

— А где работает?

— Степан Палыч-то? Везде работает.

...На бешеном скаку разметалась грива лихого, коня. Накренился в седле тяжеловесный Тарас, взмахнул рукой. Эх, горе-то какое — люльку выронил. А по пятам ляхи скачут. Вот-вот настигнут. Но не попадать же казацкой люльке во вражьи руки...

Копия с очень знакомой картины Герасимова. Но что-это? У Герасимова степь — ковыльная, блеклая, тоскующая, как будто предсказывающая трагедию, которая сейчас здесь произойдет, а на копии — сочная трава по брюхо коню, и вся степь распахнулась в буйном цветении — ликующая, жизнеутверждающая. И ляхи значительно дальше от Тараса, чем на оригинале.. Смотришь на копию и невольно веришь — уйдет Тарас от погони. Может уйти, должен уйти!

— Это моя незадачливая копия, — виновато улыбаясь, говорит нам Степан Павлович, — Не умею я точно копировать, так и подмывает по-иному сделать. Вот и позволил себе такую вольность. Ну, да я думаю, Сергей Васильевич Герасимов не будет на меня в обиде. Хотя бы потому, что никогда моего художества не увидит. Хотелось как-то надежду подать зрителю, что победит Тарас — цветущий, буйный, как сама степь, вырастившая его... Ну и не утерпел, помог казаку оторваться от врагов. Вопреки первоисточнику. Своя рука — владыка...

Такой он во всем, отец Космонавта-2. За что бы он ни взялся, во все внесет беспокойный дух творческих поисков, в любое дело вложит кусочек своей души, своего видения жизни.

Мы уже третий день знакомы с этим человеком. Третий день мы неотступно ходим за ним и, пользуясь его деликатностью (иногда, может быть, чрезмерно пользуясь ею), ненасытно расспрашиваем его, расспрашиваем его соседей, учеников. Мы уже, кажется, знаем все о нем. И все-таки каждый час мы делаем все новые и новые открытия.

Мы уже знали, что Степан Павлович — сельский учитель. И не просто учитель, а педагог-просветитель, в лучшем и самом высоком смысле этого слова. Старый солдат культурной революции, такой же страстный и одаренный, как и его учитель — коммунар А. М. Топоров. За тридцать лет работы в школе он переменил много специальностей. Вел начальные классы, преподавал литературу и русский язык, математику и ботанику, черчение, немецкий язык, А в сущности он преподавал всегда один предмет: каков должен быть Человек на земле. Недаром идут к нему люди и с радостью, и с горем своим, поверяют самое сокровенное.

Мы знали, что Степан Павлович заядлый садовод, что вот уже тринадцать лет он с увлечением возится на своем маленьком участке у дома. И знали, что он не просто садовод, а садовод-опытник, экспериментатор, страстный пропагандист мичуринских методов и выведенных Мичуриным сортов. Стремление украсить суровую сибирскую землю цветущими садами стало его вторым призванием. Многим он привил эту благородную страсть.

Мы знали, что Степан Павлович талантливый музыкант, владеющий почти всеми инструментами, что он тонко чувствует и хорошо передает классическую и современную музыку, что он учился в свое время в Московской консерватории у знаменитого Глиера и только тяжелые житейские невзгоды помешали ему стать музыкантом-профессионалом. Но мы знали также, что это не просто талантливый исполнитель.

Десятки оркестров организовал Степан Павлович за свою жизнь, сотням людей открыл дорогу в прекрасный мир большой, настоящей музыки. И не только для того он овладел фортепьяно и скрипкой, мандолиной и баяном, чтоб самому наслаждаться искусством (хотя ведь и это неплохо). Он, как всегда, нес людям все, чего добился сам упорным и страстным трудом. На вечере молодежи и на концерте в сельском клубе, в избе колхозника и в тесном классе сельской школы пела его скрипка и рассыпал малиновые переборы баян, доставляя людям радость, украшая их жизнь.

Мы знали, что это одаренный художник. И не просто дилетант, копирующий картинки и срисовывающий «виды для памяти». Степан Павлович страстный певец родной сибирской природы, На его натюрмортах плоды и цветы земли Алтайской, в его пейзажах чудесные уголки этой земли.

Возможно, ему не хватает мастерства, нет настоящей школы. Потому и бьется годами он над некоторыми этюдами, потому и остаются незаконченными почти все его полотна. Но что видно сразу даже неискушенному взгляду — это зоркая наблюдательность самобытного художника, это изумительное чувство природы и глубокая мысль, заложенная в каждой его работе. В его картинах борьба света и тьмы, холода и тепла, тоски и радости и всегда побеждает светлое начало, торжествует жизнь.

Вот его пейзаж «После дождя». Тяжелая сизая туча придавила к земле деревья, тревожно мечутся ветви под ветром. Но уже открылся в разрыве гуч клочок синего-синего неба, и где-то упал первый,луч света, и чуть-чуть засветилась теплым золотом трава.,.

Или еще. Холодное осеннее небо, Подмалевок такой же холодной и пустой земли. А на пригорок выскочили три березки, охваченные ярким осенним пламенем, — и смеются, и лепечут, не сдающиеся, жарко-червонные, бросающие вызов наступающей зиме.

В четыре года он учился управлять лошадью. Теперь у него в упряжке-десятки миллионов лошадиных сил.

Хранятся эти этюды за шкафом. Автор часами «под настроение» бьется над ними и опять прячет их подальше. Не удовлетворен, не выразил того, что хотел.

И опять — не только для того он увлекается живописью, чтобы «цветом глаз порадовать» (его выражение). Мы видели его картины в клубе и в школе, видели в сельской библиотеке портреты Пушкина и Гоголя, любовно написанные им. С удовольствием читали обязательство работников совхоза на живописных щитах-плакатах, нарисованных Степаном Павловичем.

Мы уже знали и то, что Степан Павлович один нз первых трактористов Алтая, что он высококвалифицированный шофер, самый популярный лектор в селе и бессменный секретарь участковой избирательной комиссии на каждых выборах.

В общем мы знали об этом человеке столько хорошего, что уже не могли не любить его всей душой. А он нет-нет да и повернется к нам еще какой-то гранью.

Вдруг мы узнаем, например, что на районных смотрах исполнялись песни, написанные С. П. Титовым. Так оно оказывается, еще и композитор!

Степан Павлович вздыхает и по нашей, прямо скажем, весьма настоятельной просьбе достает свой баян. И разливается, как бы раздвигая стены его домика, широкая, раздольная, словно сибирские степи, «Алтайская лирическая»; звенит простая и трогательная песенка «Сельские напевы». И оживают, и приобретают какой-то новый, берущий за душу смысл нехитрые стихи учителя Александра Фомича Кулика:

«Гаснет в небе заря золотая,
Тихий вечер ложится вокруг.
В этот час на далеком Алтае
О тебе вспоминаю, мой друг!»

И тут же, вскоре после этого концерта, мы узнаем от соседей, что уютный домик, в котором нас так гостеприимно приняли» Степан Павлович срубил сам, своими руками, и что он, оказывается, отличный плотник.

А вот мелькнуло в старом номере районной газеты стихотворение, запомнилось из него четверостишье:

«Белопенный кружит,
Вызмеясь, ручей,
И лопочет лужа
В пляске пузырей»...

Подписано: С. Титов. Титовых много в этих местах. Спрашиваем: не родственник ли?

— Это я грешу иногда стихами. Получаются... на уровне пейзажей. Никак не решу — что хуже, — как обычно подтрунивая над собой, сознается Степан Павлович. — Много стихов я в свое время на эсперанто писал. Потому — вольготнее. Никто не поймет.

Еще одно открытие. Оказывается, в молодости Степан Павлович страстно увлекся эсперанто, овладел этим языком, в специальных журналах стихи печатал (конечно же, прославляющие родной Алтай!) и вел обширную переписку чуть ли не со всеми континентами. Особенно интересные письма писали ему портниха из Германии, крестьянин, из Японии и учитель из Австралии.

Слушали мы Степана Павловича и поражались: как же необъятен круг интересов этого человека. Как богат и прекрасен духовный мир этого лучшего представителя нашей сельской интеллигенции. Какие же огромные душевные силы, какие яркие дарования разбудила у этого простого крестьянского паренька коммуна, рожденная на заре советской власти. И еще думалось тревожно: как и какими словами сможем мы рассказать читателю об этом удивительном человеке!

И сейчас Степан Павлович, как и раньше, — «везде работает». И работает по-своему.

Попросили его этой весной сделать доклад к 8 Марта. Дали журнал с пропагандистской статьей о Международном женском дне.

— Выручи, пожалуйста, работы тут тебе немного, выпиши из статьи кое-что, остальное своими словами...

Учить ученого! Степан Павлович просидел за работой несколько вечеров и подготовил литературный монтаж о русской крестьянке, о ее судьбе и о судьбе ее счастливой сестры — советской колхозницы. Использовал он в монтаже и некоторые цифры из пропагандистской статьи.

А читал как! Надо ли говорить, что на этот доклад-концерт никого зазывать не пришлось.

А то недавно заглянули к нему комсомольцы:

— Степан Павлович, сектанты что-то у нас подняли головы, пропаганду развертывают божественную. Может, выступите?

И Степан Павлович выступает, привлекая на помощь и химию, и физику, и классическую литературу. Библиотекарь как-то перехватила на улице:

— Готовим литературную конференцию на тему «В человеке все должно быть прекрасно». Не обойтись без вас.

— Хорошо, буду. Запишите за мной мою любимую тему: «В труде красота человеческая».

Конференция началась вяло. Выступающие поглядывали на Степана Павловича. И вот он взял слово. Он говорит... нет, не говорит — он импровизирует увлекательную поэму о труде, облагораживающем человека, и в заключение читает монолог Сатина о том, что это счастье, когда труд удовольствие...

А то как-то сам пришел в библиотеку. Услышал — спрос на Шолохова большой, а книг его в библиотеке мало. Предложил: — Давайте я почитаю в клубе «Поднятую целину».

И читал увлекательную книгу часами в переполненном клубе.

Так вот «ушел на заслуженный отдых» учитель Степан Павлович Титов. Так широко и своеобразно пользуется он этим отдыхом. Рядовой Советского Союза, солдат культурной революции, он продолжает ее дело и в наши дни, не собираясь покидать своего боевого поста. За то и любит его народ. За то ему и честь.

...Из дюз вырвалось яркое пламя. Под оглушительный взрыв и восторженные крики над головами собравшихся взметнулось ввысь блестящее тело ракеты. Она промчалась по заданной ей траектории через весь зал. И замерла, слегка покачиваясь на проволоке.

Степан Павлович вернулся на трибуну и, улыбаясь, ждал, когда успокоится аудитория.

— Теперь вы увидели сами, — продолжал он лекцию, — принцип работы реактивных двигателей.

В этот раз он читал лекцию об освоении космического пространства. К ней он готовился, как всегда, тщательно. На сцене возвышался большой глобус, охваченный металлическими обручами — орбитами первых спутников земли. На доске висели его собственные чертежи и иллюстрации. Лекцию он закончил так:

— Близок день — и мы с вами доживем до него, — когда в космос полетит человек. Конечно же, это будет наш, советский человек.

Грянули аплодисменты. Степан Павлович стоял на трибуне подтянутый, внимательный, чуть усталый.

А в это время сын его готовился повторить эксперимент, только что продемонстрированный в сельском клубе отцом... Правда, несколько в более крупном масштабе и перед более широкой аудиторией, имя которой — Вселенная.

Когда мы прощались со Степаном Павловичем, он сказал:

— Если удастся вам повидать Топорова, передайте Адриану Митрофановичу низкий мой поклон. Большое спасибо ему за то, что он отнял у меня на всю жизнь досуг и в то же время научил его скрашивать и отдавать другим.

А мы думали — скольких же ты научил вот так же страстно любить жизнь и вот так же полно — до конца — отдавать всего себя людям. Среди них ведь и твой сын.

Не случайно говаривал Герман Титов друзьям:

— Если б вы знали какой у меня батя! Всем хорошим, что есть у меня, — я ему обязан...

ВЕТВЬ СИБИРСКОГО КЕДРА

Маленькая комната в маленьком доме. Стол, две кровати, телевизор, мольберт и на нем — незаконченный этюд. На стенах пейзажи и натюрморты, два коврика. Кстати, один из них выткан руками хозяина по его же эскизу. На тумбочке у кровати последние номера журналов «Художник» и «Садоводство». В углу — «Москва»: так ребятишки, которые любят заглянуть к Титовым, называют макет Спасской башни с настоящими часами. «Москву» соорудили совместными усилиями отец и сын.

Здесь живут Титовы, муж и жена, не так давно отметившие свою серебряную свадьбу. Но дети, которые сейчас далеко от родного дома, тоже будто присутствуют здесь. Фотография сына и его жены, фотографии дочери, их письма на этажерке. На стене — изящная полочка, искусно выпиленная из фанеры, на столе — такой же ажурный бокал для карандашей, — это сделал сын в свой последний отпуск на память родителям. А портрет Ленина и букет цветов вышиты ловкими пальцами дочери.

Сына зовут Герман. Дочь — Земфира.

— Назвал детей по литературным источникам, — как всегда, слегка подтрунивая над собой, говорит Степан Павлович. — Молодость. Сейчас, может, и попроще дал бы имена. Но сына все равно назвал бы Германом. У моего учителя Топорова сын Герман. Нравилось мне это имя — и музыкальное и литературное одновременно... А дочка родилась у нас черненькая такая — ну чисто цыганочка, Вот и нарек ее Земфирой. Топоров корил меня потом: «Ты бы хоть из одной оперы... Лизой бы, что ли, назвал». А я ему: «Опер любимых много, а детей у меня только двое».

— И слава богу, — вмешивается хозяйка. — А то бегали бы у нас по избе Бахчисарайские Фонтаны.

— Так это балет, а я не танцую, — отбивается Степан Павлович.

Наверное, еще потому так уютно и просто чувствуешь себя в этом доме, что хозяин и хозяйка то и дело добродушно подшучивают друг над другом, и в доме все время царит хорошая, приветливая улыбка.

Александра Михайловна — полная, круглолицая женщина, с доброй широкой улыбкой. Мягкая, плавная поступь, внимательный ласковый взгляд — все обнаруживает в ней хлопотунью хозяйку и заботливую мать. Смотришь на эту женщину — и кажется, будто всю жизнь прожила она вот так вот тихо, в уюте и покое, в несложных хлопотах по хозяйству. Но это не так.

Перед нами семейный альбом. Вот групповой портрет — комсомольская ячейка коммуны «Майское утро». Сразу узнаем Александру Михайловну. Детство ее, как и детство мужа, прошло в коммуне, которую вместе с другими партизанами создавал ее отец М. А. Носов. Училась в той же школе, бегала по тем же улицам, что и Степан Павлович. Об этих годах осталось у Александры Михайловны самое светлое воспоминание. Но было другое время, тяжелое, суровое...

С фотографии на нас глядят большие грустные глаза, подчеркнутые худобой лица. На этом снимке Александру Михайловну узнать труднее, чем на фотографии, сделанной больше тридцати лет назад. Снимок времен войны.

Когда проводила мужа на фронт, на ее руках остались семилетний сын и шестимесячная дочь. Сына надо было учить, дочь требовала неотлучной заботы, А работать тоже нужно было, чтобы кормить семью, оставшуюся без хозяина, семью немалую: двоих детей и двоих стариков — отца и мать.

Курсант авиационного училища Герман Титов.

В трудную годину Александра Михайловна вернулась с детьми в родные места, в поселок «Майское утро» к своему отцу Михаилу Алексеевичу Носову. Поступила работать в колхоз счетоводом. Работала, растила детей. Каждое утро просыпалась с тревогой: что-то принесет почтальон...

Внучат помогал воспитывать дед. Бывало, Александра Михайловна придет с работы и видит — лежат они с внуком на печке и занимаются арифметикой.

— А теперь, внучек, сосчитай-ка: пас я восемь овечек, пять убежало. Сколько осталось?

До сих пор в семье Титовых считают, что приохотил Германа к математическим наукам именно дед — Михаил Алексеевич.

А порою на печке шли совсем другие разговоры. Дед рассказывал внуку о героях-партизанах, как бились они с «беляками», не зная страха, не жалея жизни своей. Рассказывал о коммунарах, построивших в лесу вот этот самый поселок, а в нем — новую, хорошую, дружную жизнь. Очень любил Гера слушать дедовы сказки, шутки и прибаутки, которыми Михаил Алексеевич сыпал на каждом шагу. Вместе ездили они на покос. Оттуда Гера возвращался, восседая на самой верхушке воза с сеном. Ходили ловить карасей, и там мальчик, сидя, рядом с дедом и неотрывно следя за поплавком, нередко просил Михаила Алексеевича:

— А расскажи-ка, деда, про храброго партизана Колядо.

...Теперь Степан Павлович и Александра Михайловна живут вдвоем. А кажется, совсем недавно здесь было шумно, весело, дети доставляли много радостей и много забот.

Сын. Как мечтал о нем Степан Павлович! Какие надежды связывал с его будущим! И надежды, и несбывшиеся свои мечты. Чего греха таить, мечталось в юности стать большим настоящим музыкантом или художником, поэтом. Не сбылось. В трудные времена довелось начинать жизнь. А вот если будет у него сын... Какие дали распахнутся перед ним! Какие дороги откроются! И какое счастье — выполнить долг отца: взять сына за руку и подвести его к самой прекрасной и светлой из всех дорог. Иди, малыш, ступай твердо по родной земле. Недаром боролись за нее отцы твои... Я не знаю еще, кем ты будешь. Может быть, музыкантом, может быть, инженером или ученым. Но ты обязательно будешь порядочным человеком — добрым и честным, прямым и сердечным. За это я ручаюсь, твой отец.

И вот у него растет сын. Крепкий, большеголовый мальчуган с пытливыми и ясными глазами. Как осторожно и зорко приглядывается к нему Степан Павлович. Кажется, у него есть слух. Кажется, он любит музыку. И отец, как скульптор, приступает к тонкому и трепетно-радостному процессу ваяния души человеческой.

Первой забавой у Геры была гармошка. Конечно, об этом позаботился Степан Павлович. Он хотел, чтобы сын не только научился хорошо чувствовать музыку, но и овладел всеми инструментами, стал виртуозом исполнителем, а может быть, и композитором. После гармошки купили Гере мандолину. Настал день, когда отец торжественно вручил ему скрипку. В школьном оркестре с раннего детства посадил сына за барабан, тот самый, сделанный еще коммунарами: пусть развивает чувство ритма — самое главное для музыканта.

Сын охотно занимался музыкой и действительно любил ее. Но чем дальше, тем острее чувствовал отец: настоящей, всепоглощающей тяги к музыке у Геры нет. Не заметно в нем того горения, без которого немыслимо творчество в искусстве.

Пробовал Степан Павлович увлечь сына литературой, живописью. Будущее Геры как художника или писателя тоже импонировало его сердцу. Мальчик живо интересовался и тем, и другим, но одновременно его увлекало иное, совсем не то, к чему пытался пристрастить его отец. И увлекало все сильнее, превращаясь в настоящую страсть...

Из школы Герман приходил всегда перемазанный мазутом, выгружал из карманов какие-то гайки, проволочки, шестеренки...

— Что ты там делаешь, где пропадаешь?

— На электростанции. Движок ремонтируем.

В школе была своя маленькая электростанция, которую ребята называли солидно «ТЭЦ». И Гера готов был возиться возле нее целыми сутками. То, что она часто выходила из строя, отнюдь не огорчало мальчика.

...Поздняя ночь. Но в доме Титовых не спят: до сих пор нет Геры. Он уехал с шофером дядей Тишей, который брал иногда ребят с собою о рейс. Но уже давно бы пора вернуться. Мать тревожится:

— Не случилось ли что в дороге?

Отец успокаивает ее и старается не подать виду, что у самого на душе кошки скребут.

Солнце уже заглянуло в окна через верхушки деревьев сада, когда наконец в комнату ввалился Гера. Усталый, круги под глазами. Голодный, первые слова: «Мам, пирог еще остался?» Пропыленный насквозь, перемазанный маслом, но... сияющий от счастья.

— Ехали-ехали — раз! Мотор заглох. Искали-искали, еле нашли, в чем дело. Всю ночь ремонтировали. Но доехали сами!

А потом, уплетая за обе щеки пирог, рассказывает:

— Я почти всю дорогу сам машину вел. Дядя Тиша дремлет, только нет-нет глазом подсматривает, особенно кргда тряхну его на ухабе... А я газую!

И сколько восторга в этом «газую!»,

У Геры появилась любовь к скорости. Вылилась она еще в одну неистовую страсть — велосипед.

— С ним я подружился, когда учился в пятом классе, — рассказывал нам Герман Титов. — Снял с отцовского велосипеда седло, привязал к нему подушку... Ездить любил, да и теперь люблю, далеко и быстро. Поставил тогда себе цель — каждый день делать сто километров. С утра отправлялся на соседнюю станцию за хлебом — туда и обратно двадцать четыре километра. Потом к деду, в «Майское утро», — семьдесят шесть километров в оба конца. Приеду от деда — еле-еле ногами двигаю, свалюсь у порога, и кровь из носа.

Не менее горячо занимался Герман другими видами спорта, особенно гимнастикой и волейболом. Домашних это беспокоило, потому что в своих увлечениях он доходил до самозабвения, в азарте не щадил себя и с ним то и дело случались неприятности.

Однажды упал с велосипеда и сломал руку. С трудом поднялся, опять взобрался на машину и поехал в больницу, которая была неблизко. Домой явился уже с гипсовой повязкой. В другой раз его привели домой товарищи под руки. Александра Михайловна только ахнула: весь лоб у сына в крови. Что случилось, где расшибся?

— В футбол играли. О столб... По сегодняшней игре отбирали из нас игроков в сборную команду, — помолчал и добавил, довольный: — Меня взяли...

Даже такой безобидный снаряд, как параллельные брусья, мать считала смертоубийственным. Еще бы: перед самым экзаменом Герман целый день работал на этом снаряде, и на ладонях его вздулись большие кровавые подушки, такие, что перо с трудом в руки взял, и то лишь после того, как сам сделал себе «операцию» — вскрыл мозоли.

В школе, в учебе, у Германа тоже все ярче проявлялись совершенно определенные наклонности. Отметки по математике, физике, химии были у него значительно лучше, чем по литературе. В этом немаловажную роль сыграл учитель математики Иван Васильевич Кулиш. Страстная, видно, была у него натура. Герман рассказывает, что учитель, человек недюжинного роста, объясняя урок, так иногда размахивал руками, что задевал потолок и с него сыпалась штукатурка. Ребят он приучал к самостоятельному мышлению, старался воспитать в них качества исследователя.

— А ну, — говорил, бывало, Иван Васильевич, — кто сумеет доказать эту теорему по-своему, новым способом?

И ребята в поте лица трудились над поисками оригинальных путей в математике.

С другим учителем, физиком Семеном Николаевичем Ванюшкиным, Гера подолгу засиживался после уроков, собирая то детекторный приемник, то усилитель для школьного радиоузла.

Степан Павлович видел: сын не хочет или не может идти тем путем, который он для него избрал. Герман ищет свою тропу, но — это радовало — тоже нелегкую.

Отец с удивлением и не без опаски наблюдал, как лепится этот характер, бурный и гордый; целеустремленный и неистовый. Не без опаски потому, что знал: направь его в верное русло — горы свернет, рванет не в ту сторону — беды натворит.

Умный педагог, Степан Павлович понимал; увлечениям Геры нельзя препятствовать. И больше того, сам человек увлекающийся, он стал зажигаться интересами сына. Вместе они мастерили планеры, каких-то диковинных змеев, которые взлетали чуть не под облака.

Вместе создавали школьную мастерскую... Отец выписал для Геры журналы «Юный техник» и «Техника молодежи».

Но вместе с тем не уставал повторять:

— Инженер, не понимающий искусства, — :плохой инженер; конструктор, не умеющий мечтать, — не конструктор; ученый, не чувствующий музыки и не понимающий прелести поэзии, — -просто обокравший себя человек. Кем бы ты ни был, жизнь твоя должна быть духовно богатой, ты должен видеть прекрасное и уметь любоваться им...

И сын нередко радовал отца. Он очень увлекся Маяковским. С успехом занимался в литературном кружке. Написал даже рассказ «Как дед «лешего» в бане поймал».

На выпускных экзаменах Герман написал сочинение на тему «Образ В. И. Ленина в произведениях В. Маяковского и М. Горького», за которое, к немалому удовольствию отца, получил пятерку. И музыкой продолжал заниматься, участвовал в самодеятельности...

Пожалуй, только на одно увлечение сына Степан Павлович не обратил серьезного внимания: на интерес к летчикам, к книгам о замечательных полетах. Ведь знал; все мальчишки к этому неравнодушны. Видимо, у Германа так и было поначалу: он интересовался авиацией так же, как все мальчишки. Но потом юноша очень подружился с братом матери, летчиком Александром Носовым. Когда тот приезжал в отпуск, Гера не отходил от него ни на шаг, слушая рассказы о службе пилота, о скоростных самолетах... А когда окончил десятый класс, довольно неожиданно заявил родителям, что пойдет служить в авиацию.

Отец в то время уже был почти убежден, что Гера поступит в институт, станет инженером, ученым. И теперь, услышав заявление сына, счел его несерьезным, результатом мимолетного настроения. Поэтому спросил язвительно:

Прибыл солдат на побывку домой.

— Что, оперение летное понравилось?

Мать всячески отговаривала. А когда Гера благополучно прошел медицинскую комиссию, пустилась на хитрость:

— Вот пойду и скажу, что ты обманул врачей: руку-то сломанную спрятал...

— Они сами не заметили, — оправдывался Гера. — А потом я ее растренировал, уж сколько времени тренирую. Она еще крепче стала.

И вскоре родители поняли: все это очень серьезно. Диспуты кончились, Герман настоял на своем и уехал в авиационное училище.

...Вот и расстались отец с сыном. Легли между ними многие версты, но нити крепкой духовной связи не порвались, не стали слабее.

От Геры шли восторженные письма: доволен и товарищами, и командирами, и науками, которые им преподносят. И конечно же, больше всего — сказочно быстрыми стальными птицами.

Отец внимательно вчитывался в строки этих писем. Да, сын, видимо, нашел свое призвание.

Знал Степан Павлович, что к военной службе не сразу привыкают. А Гера горячий, вспыльчивый. Однажды отец не утерпел, написал командиру части письмо: как там ведет себя мой сын? Дружен ли с товарищами, уважает ли командиров? Ответили коротко: «Ведет себя? как положено курсанту. Спасибо вам за такого сына». А вскоре получил письмо, в котором Герман писал с обидой: «Что я наделал такого, папа? Что встревожило тебя, почему ты моим письмам не доверяешь?»

Ответил отец по-честному: ничего, мол, не случилось, просто хотелось услышать со стороны о твоем новом житье. Прости, что вышло так.

— Потом уж, — рассказывал нам Степан Павлович, — Гера как-то сам прислал мне письмо с просьбой: напиши командиру части, попроси сказать откровенно — получится из меня летчик или нет? На это я ему ответил: тебе лучше знать, что из тебя получится. Все в твоих руках. Выстоишь перед трудностями, будешь твердо добиваться поставленной цели — значит, получится из тебя летчик. А способности у тебя для этого есть. И еще добавил я любимую свою поговорку; «Дорогу осилит идущий». Очень она и Гере нравится.

Их письма друг другу не были только перечислением новостей. Они делились мыслями, советовались и спорили. Почти что в каждом письме глубокие размышления о жизни, о творчестве в труде и об искусстве. Вот строки из последнего, довольно характерного письма отца:

«С садом работы столько, что, когда отхожу ко сну, уже не чую ничего, — хоть на тракторе по уху езди. Стягиваю понемногу садовое имущество, механизируем кое-что, уничтожаем сорняки. Словом, нахожу себе занятие. Хочу сделать так, чтобы работа для меня была приятной, если будет возможность — то творческой. Когда этого нет, я считаю, что человек должен превратиться в поденщика, а такое дело хуже смерти. Труд у нас, к сожалению, пока еще обязанность, хотя и почетная. Вот, видимо, Герои Труда и отличаются тем, что умеют эту обязанность гражданскую сделать для себя интересной, увлекательной, а тогда она становится приятной. Труд становится удовольствием. Раздумаешься над этим, и какие интересные стороны человеческой жизни объявятся вдруг».

А вот одно из писем сына к отцу:

«...Большой каскад — это великолепно! Самсон — чудо. Мне кажется, что это тот самый миг, когда лев уже не может больше сопротивляться — вся его сила ушла вместе с этой струей фонтана. Я был там, у Самсона, после того, как выключили воду (ее на ночь выключают), — уже не то. Не чувствуется без струи этого момента...»

Нет, не напрасно заботился отец о развитии эстетического вкуса у Геры, не зря потратил время.

Очень пригодилось Герману и то, что Степан Павлович научил его играть на разных инструментах. В училищном оркестре он играл на мандолине, принимал участие в самодеятельности тех частей, где служил. Даже когда был в отпуске, выезжал с участниками самодеятельности совхоза на концерт в Косиху. Александра Михайловна показала нам папку с грамотами за активное участие в художественной самодеятельности, выданными Гере в училище. А рядом лежат грамоты, полученные его отцом за то же самое от районных организаций.

...И с гордостью думал отец, что сын, воспитанный им, понесет в космос чистое сердце и добрые помыслы, а в душе своей — мелодии Чайковского и стихи Пушкина.

Кончила десятилетку Земфира, с очень хорошими отметками кончила. Вполне смогла бы выдержать конкурс в институте. И когда ее спросил отец, в какой же институт ока хочет поступить, дочь ответила:

— Не знаю еще, не выбрала.

Отец не удивился такому ответу. Его дочь только так и должна была сказать — честно, прямо. Не прозвучал еще зов ее призвания. От музыкального училища она отказалась сама. Без вдохновения -какое же искусство? Ремесло! Многие советовали ей поступить в педагогический институт, но сколько раз она слышала от отца, какое это несчастье, когда человек идет в педагоги не по призванию...

— Ну, как же ты решила? — спросил ее отец некоторое время спустя.

— Хочу пойти на ферму, в доярки.

— Смотри, это очень тяжелый труд, — мягко сказал отец, оглядывая хрупкую, тоненькую фигурку дочери, — По силам ли? Впрочем, пойди, попробуй, чем жизнь пахнет.

— Попробую,

А через месяц созналась отцу:

— Ты прав. Не по силам работу выбрала. Что, если мне поехать в Барнаул, на хлопчатобумажный комбинат, там уже работают наши девушки. Поработаю два года, а там сама жизнь подскажет, куда надо идти.

— Ну что ж, там есть специальности, подходящие для девушки твоей комплекции, — сказал отец и добавил: — Иди, дочь, ищи свое место в жизни. Где-то ждет оно тебя, именно твое.

...С Земфирой мы встретились в рабочем общежитии хлопчатобумажного комбината. Хрупкая, изящная девушка с черными кудрями и огромными синими глазами. Держится очень просто, без тени кокетства, говорит откровенно, задумчиво. Работа? Не трудная, но и не очень интересная. Специальность? Съемщица в прядильном цехе. На других комбинатах съемщиц уже заменили механизмы. Но вообще работать и чувствовать себя самостоятельным человеком — это очень хорошо. Да и коллектив попался дружный такой. Хорошие девчата подобрались, веселые.

В свободное время Земфира готовится к конкурсным экзаменам в фармацевтический институт. В досуг — играет на мандолине, читает стихи. Очень любит Маяковского.

Звездные дали зовут.

...Письма теперь идут из двух городов, и от дочери, и от сына.

И вот пришло письмо, которого, конечно, ждали, но казалось, что оно придет не так скоро. Для родителей такое всегда оказывается неожиданным. Гера писал, что давно уже знаком с девушкой, которую зовут Тамарой. Пришло время, когда они убедились, что любят друг друга, и решили пожениться. Гера спрашивал «благословения» родителей.

Отец и мать понимали, что сын просто оказывает им уважение, а решить уже, конечно, решил... Что сказать ему в этот важный момент жизни?

Письмо отца на этот раз заняло не одну страницу, «Мы не будем тебе перечить, сынок. Ты сам с головой, сам понимаешь всю важность шага. Напомним только одно: Титовы один раз женятся».

Но нет, он, отец, сказал не одно. Это не были просто пожелания «жить в дружбе и согласии». Отец делился с сыном своими мыслями о семье, разговаривал с ним, как с другом. Он писал о том, что не может быть счастливой семья, в которой один непрестанно учится, растет, движется вперед, а другой остановился в своем развитии. «Друг за другом вы тянуться должны и вместе все время идти вперед и выше...» Степан Павлович советовал Тамаре учиться. И позднее, когда читал письма о том, что она готовится поступить в институт, очень радовался.

Беспокойный человек, он не ограничился одними письмами — поехал в город, где стали жить Герман и Тамара. С каждым в отдельности побеседовал, рассказал Тамаре о характере Германа, каждому что-то доброе посоветовал.

— Провел с ними семинары, — шутит Степан Павлович, — ругались они, наверное, на меня в душе: вот, мол, вцепился старый,,. Но иначе-то я не мог.

Не так давно получил Степан Павлович еще одно письмо от сына, в котором тот спрашивал совета. Спрашивал о большом, очень-очень большом... Решил вступить в партию. «Ты знаешь меня, отец, достоим ли я быть коммунистом?»

И вспомнил отец в тот день, как несколько лет назад (а кажется, совсем недавно) Гера впервые пришел домой с пионерским галстуком. Счастливый, сияющий. Отец поздравил его, а потом нередко спрашивал:

— А что вы там делаете, в пионерии? Чем занимаетесь?

И сын рассказывал. Например, о том, как пионервожатая Гея Кострова, любительница пения и обладательница хорошего голоса, уговаривала и его петь в концерте. Он не хотел. Тогда вожатая, убежденная в способностях Геры к пению, заставила его выступать на сцене «в порядке пионерской дисциплины». Рассказывал о сборах, о тимуровских дружинах...

Пришло время, и сын сказал отцу, что он решил вступить в комсомол. Комсомол... Всплыла в памяти жизнь комсомольской ячейки коммуны, задорные ребята и девчата, заводилы многих хороших дел... Они твердо знали свое место в жизни, знали, почему и для чего вступили в организацию. А сын?

— А на что тебе комсомол нужен? — небрежно спросил Степан Павлович. — Что, без него не проживешь, что ли?

Гера, конечно, опешил. Потом горячо напустился на отца, -доказывая те, как нужен он комсомолу, а комсомол — ему. Выложил в бурном монологе мысли и думы о месте своем в жизни. И вдруг сам спохватился, понял: проверяет его отец.

И так же, как раньше о пионерских делах, часто спрашивал Степан Павлович Германа:

— А что вы там делаете, в комсомолии? Чем занимаетесь?

Что ответить ему теперь, сыну, вступающему в партию? И он ответил так: разные есть люди — один широко шагает, стопу на землю ставит прочно, как хозяин, и хозяином и ответчиком за все хорошее и плохое на земле себя чувствует; другой в сторонку от жизненной кипени норовит, заботится лишь о том, чтобы ему самому было ладно и спокойно. Смотри сам, каким хочешь быть, и решай тогда о вступлении в партию. Но, я думаю, ты уже решил... Достоин ли? Лучше тебя этого никто не знает. Можешь быть и обязан быть достойным.

...Прощаясь со Степаном Павловичем, мы спросили его, что передать сыну.

— Ветку сибирского кедра, — ответил Степан Павлович, улыбаясь. — Как бы высоко он ни залетал, пусть не забывает о земле, взрастившей его.

Мы выполнили буквально это чисто символическое поручение. Съездили на Семинский перевал, облюбовали самый мощный и высокий кедр и сломили смолистую пышную ветвь.

...Взял ее Герман Степанович, прильнул лицом к колючей мохнатой лапе, вдохнул смолистую хвойную свежесть и, оторвавшись, улыбнулся совсем отцовской улыбкой, мягкой, немного мечтательной.

— Алтаем пахнет... — сказал и добавил: — Удивительно, как запахи напоминают что-то пережитое. Запахи и музыка.

Через несколько минут мохнатая кедровая ветвь стояла в вазе, а Герман Степанович рассказывал нам случай из своей жизни.

— В училище это было. Горькие минуты довелось мне пережить. Может быть, самые горькие в жизни. Показалось мне, что начальство несправедливо со мной поступило. Взорвался, нашумел... Характерец у меня был нелегкий. И совсем уже решил тогда, что все кончено. Не бывать мне в небе.

Ушел подальше от всех, лег в кусты, гляжу на звезды. И такая тоска навалилась... Вдруг где-то запела скрипка. Я сразу узнал: Второй славянский танец Дворжака. Такая знакомая мелодия. Взяла за душу и повела за собой. В детство мое. В родной дом.

И сразу вспомнилось. Поздний вечер. Мы уже легли, но еще не спим. Входит как всегда припозднившийся отец. Тихонько раздевается. Ощупью достает скрипку и на сон грядущий играет Дворжака. Хорошо под нее мечталось.

И в тот раз слушаю далекую скрипку, а сам будто с отцом говорю... Замолкла скрипка. Встал я с земли обновленный какой-то, как будто дома побывал.

Об отце Герман может говорить часами, увлеченно, жарко.

— Не только меня, многих мой отец поддерживал в трудную минуту. И очно и заочно. Есть у меня близкий друг. Один из самых близких. Юра Черемнов. Детство у него было несладкое. Сирота, воспитывался у тети. А потом она вышла замуж. И Юра вовсе чужим в семье оказался. Батя мой помогал ему и словом и делом. А Юра, он молодец. Кончил десятилетку, выдержал конкурс, поступил в Новосибирский железнодорожный институт. И я как раз туда в училище приехал. Часто виделись. Вдруг однажды в конце зимней сессии приходит — лица на нем нет. «Кончено, говорит, бросаю институт». — «Что случилось?» — «Тройку схватил, стипендии теперь не будет». А надо сказать, жил он только на стипендию. Я сразу понял, что это для него значит. Но у нас уговор был: не прощать друг другу малодушия. «Я тебя уважать перестану, — говорю ему. — Работай! Землю грызи, а институт не смей бросать». Погорячились мы немного, потом мирно все обсудили. И решили: ехать ему к моему отцу за советом. Пробыл он у нас каникулы, приехал окрыленный. Батя мой и ободрил человека и материально помог. Под разными предлогами, со всей своей деликатностью. Протянул парень семестр, выправил отметки, получил стипендию. Он волевой, упрямый, Юрка-то. Сейчас мост железнодорожный через Обь у нас на Алтае строит...

Отчий дом. Как тепло вспоминал его космонавт. Маленькая комната, в которой живут четверо не просто родных, но и духовно близких людей, живут одними радостями, одними заботами. И не замыкаются эти радости и заботы узким мирком семьи.

Сколько простых, но колоритных эпизодов из жизни родной семьи напомнила Герману кедровая ветвь.

Проснулся как-то ночью. Все спят, а отец что-то колдует. Поставил свечу на табурет и ходит вокруг нее — в одной руке мяч, в другой глобус. То присядет, то подымется... Долго удивлялся Гера, что это еще отец затеял? Потом вспомнил: завтра он в клубе читает лекцию о солнечном затмении.

А во время выборов в Советы в семье наступало особое оживление. Отец — бессменный секретарь участковой избирательной комиссии. Сын радиофицирует участок, показывает кино. Мать украшает участок картинами мужа и рукоделием дочери. Земфира выполняет сотни поручений. А по вечерам вся семья садится за стол и допоздна переписывает списки избирателей.

Вспомнил Герман и еще один ночной эпизод. Проснулся поздно и увидел: отец сидит у открытой печки и подкармливает огонь бумагами, испещренными нотными линейками. Понял сын; отказался отец окончательно от мечты стать композитором. И вот сжигает он написанные когда-то в таких муках сонаты и романсы.

— Ты, пап, как Гоголь, — сказал незаметно подошедший Гера.

Вздрогнул отец, поднял на него такие глаза, что даже он, мальчишка, понял, какую боль нечаянно причинил отцу...

— Да, не оправдал я надежд отца, — говорит нам сейчас Герман Степанович. - Ведь мечтал он, что из меня музыкант настоящий выйдет, что завершу я его замыслы. А меня вот в небо понесло...

— Знаем, как ваш отец от техники вас пытался отвратить, — говорим мы. — Но вы действительно оказались неисправимым.

— Что? Он меня от техники отвращал? — взвился Герман Степанович.

И, расхохотавшись, начал перечислять:

— А кто меня планеры учил делать? А с кем я змеев коробчатых аж до самого бога запускал? А кто меня чуть на отцеубийство не толкнул? Да-да! Перед самым уходом моим в армию вижу: чертит что-то батя, высчитывает. Я к нему. Оказывается: изобретает планер на лыжах или, вернее, крылья для лыжника, чтоб разогнаться и полететь, затем спланировать... У меня даже дух захватило. Здорово! Ну, конечно, я принял самое активное участие в этом начинании. Начертили чертежи, произвели все расчеты. Ланжероны уже заготовили, крылья стали мастерить. Да меня на счастье в училище вызвали.

Теперь, проверив наши расчеты, я авторитетно заявляю: обязательно разбились бы оба... Нет, не такой у меня отец, чтоб технику не любить. И знает ее и любит... Ведь он все хорошее любит!.. И жизнь потому любит, и людей, и землю родную. Знаете, какие стихи-он нам присылал?

И, помолчав, Герман Степанович с чувством читает:

...А в тихие часы рассвета,
Как брызнут первые лучи,
Среди полей далеко где-то
Теперь токуют косачи...

Привезли мы Герману Степановичу и книгу Топорова «Крестьяне о писателях». С какой жадностью ухватился он за нее.

— Легендарная для меня книга. Всю жизнь слышу о ней и вот впервые вижу.

Он листает страницы книги, находит среди коммунаров многих своих знакомых, в том числе и деда и бабушку. Читает, захлебываясь от восторга, выразительные, острые, сочные замечания крестьян-критиков.

А потом говорит нам, закрыв на минуту книгу, задумчиво, серьезно:

— У меня такое чувство, будто я сам вышел из этой коммуны. Да, впрочем, если поразмыслить, так оно и есть. Не было бы революции, не было бы советской власти и колхозного строя — был бы мои отец неграмотным батраком. И не мечтать бы нам о самолетах, о спутниках, о космосе.

Молодой, красивый, образованный, тонко чувствующий музыку и стихи, красоту слова и красоту дел человеческих, чистый и прямой, горячий и душевный, он сидел перед нами, Космонавт-2, — живой человек коммунистического будущего, человек, в котором так гармонично сочетались и сила, и ум, и красота тела, и красота души. Сидел и бережно держал в руках книгу о своих дедах, которые и воевали с беляками, и пахали землю, и учились азбуке для того, чтобы он сегодня понес в космос чистое сердце и высокие помыслы и... ветвь сибирского кедра.

Вся жизнь его, и его отца, и дедов — такая фантастически увлекательная и обыкновенная — стала возможной благодаря предначертаниям той программы партии, которая была принята в огневой 1919 году, когда коммунары «Майского утра» еще сражались с белогвардейцамн. Вся жизнь Космонавта-2, вся повесть о том, откуда он «пошел, стал, есть...», вся история его отчего дома и отчего края — яркая иллюстрация к проекту Программы партии, который коммунист Титов прочел незадолго до отъезда на космодром.

А. ВОЛКОВ, Н. ШТАНЬКО.

СОДЕРЖАНИЕ

К Коммунистической партии и народам Советского Союза! К народам и правительствам всех стран! Ко всему прогрессивному человечеству! 7

Н. Хрущев. Советскому космонавту, впервые в мире совершившему 25-часовой космический полет, майору Титову Герману Степановичу 11

Всем ученым, конструкторам, инженерам, техникам, рабочим, всем коллективам и организациям, участвовавшим в успешном осуществлении нового космического полета человека на корабле-спутнике «Восток-2». Советскому космонавту, осуществившему 25-часовой полет, товарищу Титову Г. С. 12

Беседа Н. С. Хрущева по телефону с космонавтом Г. С. Титовым 7 августа 1961 года 15

Биография космонавта 20

Постановление Центрального Комитета КПСС о приеме в члены КПСС товарища Титова Г. С. 21

Заявление космонавта Г. С. Титова перед полетом 22

Родина чествует героя 23

Так совершался беспримерный подвиг 37

А. Романов - Ракета идет ввысь 47

Г. Остроумов - В районе приземления 51

Г. Остроумов - Рассказывает космонавт 55

Николай Грибачев - Космос, человек, мир 63

Олег Писаржевский - Связь времен 72

Б. Агапов - День века 77

Академик А. Благонравов - Гордость человечествл 83

Академик В. Амбарцумян - Ради жизни 88

Член-корреспондент АН СССР Э. А. Асратян, старший научный сотрудник П. В. Симонов - Все вперед и выше... 93

В. Парин - Переступив порог Вселенной 99

Радость народа, гордость народа 107

Сутки, восхитившие мир 117

А. Волков, Н. Штанько - Отчий дом 131

БИБЛИОТЕКА «ИЗВЕСТИЙ»

СПЕЦИАЛЬНЫЙ ВЫПУСК

700 ТЫСЯЧ КИЛОМЕТРОВ В КОСМОСЕ

М., «Известия», 1961, 192 с. с ил л.

Составители В. Гольцев, Д. Мамлеев.

Редактор Н. Шумилов

Технический редактор В. Власова.

* * *

Б 00646. Подписано в печать 10. VIII-61 г, Формат 70Х1081/32. Бум, л. 3. Печ. л. 6. Усл. печ. л. 8,22. Уч.-изд. л. 7,33. Зак. 1421. Тираж 250.000 (3-й завод 100.001-250.000).

Цена 10 коп.

Типография «Известий Советов депутатов трудящихся СССР» имени И. И. Скворцова-Степанова.

Издательство «Известия Советов депутатов трудящихся СССР». Москва, пл. Пушкина, 5.

к началу