Губарев В. Космическая трилогия 1

Сканировал и обработал Юрий Аболонко (Смоленск)

Нас было шестеро: конструктор, ученый, связист, специалист по управлению, еще один конструктор и журналист. Только что закончился очередной сеанс связи с «Марсом-2» и «Марсом-3». Вполне естественно, разговор шел об этих станциях.

– Представим, что мы экипаж, летящий на борту «Марса» к далекой планете, – сказал журналист, – согласны!

Никто не возражал. А начав рассказывать, мои собеседники увлеклись...

Первой ушла из цеха «Венера». Она отправилась на космодром, чтобы начать свой путь к Утренней звезде. Теперь основное внимание конструкторы уделяли луноходу. А «Марсы» незаметно ощетинивались антеннами, обрастали новыми приборами. Журналистским вниманием, честно говоря, «Марсы» тогда не пользовались. Однажды мне показалось, что в цехе стало чуть темнее: у стены раскинула крылья гигантская «космическая птица». Солнечные батареи, сложенные из мозаики фиолетовых пластин, были непривычно огромными.

– Станция будет уходить от Солнца, – сказал конструктор, – а энергии нужно много. Солнце у Марса крохотное и холодное.

– У каждой машины свои особенности. «Венеру» ждет мощная атмосфера – гигантские давления и температуры. На Марсе же атмосфера слишком разрежена. Ну а луноход ее не встретит вообще...

Три разных мира встретились в одном цехе. Какие они? Пока конструкторы и ученые имели лишь смутные представления о том, что ждет их подопечных. Слишком много неясного. И особенно для этой гигантской «космической птицы».

Земля приняла сигналы с Венеры. Почти год мы смотрели на лунные пейзажи глазами лунохода. Пришла очередь и «Марсов».

Слово конструктору:

Иногда я думаю: «А если бы не стал конструктором, какую профессию выбрал бы?» Мне кажется, я предпочел бы стать архитектором. Почему?

Перед зодчим чистый лист ватмана. На нем должны появиться очертания будущего сооружения. Но это может быть стандартный пятиэтажный дом или дворец, которым люди восхищаются столетиями и который не может умереть, потому что он приносит человеку радость.

Сидя за кульманом, на котором намечены контуры будущей станции, я чувствую себя архитектором. И пусть машины, рождающиеся в нашем коллективе, погибают где-то на других планетах, они остаются в памяти не только своих созидателей, но и тех, кто впервые слышит о них по радио или видит фотографии на страницах газет. Так уж получается, но с таких космических машин, как «Марс-2» и «Марс-3», начинается новая страница в человеческой цивилизации – и поэтому они сразу же становятся достоянием истории, точно так же, как Парфенон или Лувр.

Конструктор был настроен несколько философски. И мы, его собеседники, невольно улыбались, когда он говорил столь торжественно и даже чуть высокопарно. Потом я догадался: конструктор легко вошел в ту роль, которую я сам и предложил: совершить путешествие на «Марсе». В эти минуты он словно прощался с Землей, собираясь отправиться на красную планету. Он оценил сделанное им и его товарищами. А в такие минуты хочется говорить торжественно. Ученые прошлого обычно писали оды... В наше время все предпочитают прозу. Почему мы боимся «высоких» слов, если события заслуживают их?

В нашей работе я чувствую себя архитектором. Особенно в те минуты, когда видишь приготовившуюся к старту ракету. Там, за обтекателем, на самом верху – наша станция. В ней много агрегатов, элементов, систем, конструкций. Она словно украшена ими и иногда напоминает новогоднюю елку. Но эта елка, хрупкая и элегантная, способна выдержать перегрузки, возникающие при работе ракеты-носителя, которая выводит нашу станцию за пределы Земли. И конечно, вибрации. Мы немало «помучили» в лабораториях конструкцию, добиваясь ее вибропрочности. Все наземные испытания – а они были разнообразными – станция прошла блестяще. Мне кажется, в этом плане конструкция решена классически.

Конечно, есть легкий путь в борьбе за вибропрочность. Достаточно усилить узлы, утяжелить аппаратуру. Но дело в том, что за пределами Земли они не будут испытывать таких ускорений, как при старте. А следовательно, надо пройти участок выведения с минимальными затратами весов. Только самое необходимое. И мы настойчиво искали тот единственный оптимальный вариант, который в конце концов позволил создать конструкцию и прочную, и сравнительно небольшого веса. Все данные, полученные по телеметрии во время выведения станции на орбиту, совпали с теми, что мы получали во время наземных испытаний. И за это нас, конструкторов, можно хвалить: как говорится, станцию мы «не перегрузили».

Время старта известно с точностью до секунд. Его диктует астрономия: расположение планет, предполагаемый район встречи с Марсом. Изменить его невозможно – минута опоздания может обернуться лишними тысячами километров пути.

Этот день, словно дамоклов меч, постоянно висит над создателями марсианских станций. Тут уж не до праздников...

Когда конструктор заговорил о «новогодней елке», я вспомнил один эпизод из их жизни. Мне рассказал о нем Юрий Марков, тоже конструктор.

До мая было еще далеко – более пяти месяцев. А испытания шли по графику «тик в тик». В случае, если бы случилось непредвиденное (а оно таки вскоре произошло!), станция могла опоздать на космодром к заветной минуте старта.

Нужен был резерв времени, и испытатели решили встретить Новый год в цехе. Утром проанализировали проведенную работу, потом наметили план на ближайшее будущее – начинался новый цикл испытаний.

Вечером сделали перерыв. Достали домашние пироги, яблоки. Подняли вверх стаканы с лимонадом – в честь Нового года! – поздравили друг друга. Второй тост, конечно, за успешный полет «Марсов».

Встреча Нового года в цехе и помогла осуществиться этому тосту.

В космосе «Марс» расправляет свои «крылья» – солнечные батареи и антенны. В раскрытом положении «крылья» не могут выдержать тех нагрузок, которые испытывает станция при выводе на орбиту, да и геометрия носителя диктует необходимость этой операции.

В земных лабораториях «Марс-2» и «Марс-3» прошли традиционный для космических машин путь испытаний. Узлы станции побывали в глубоком вакууме, имитирующем космическое пространство, на специальных стендах, где изучалось влияние работы научных приборов друг на друга.

Такие испытания проходят все межпланетные автоматы, но для «Марсов» они были все-таки особые. Ведь им предстояло преодолеть гигантское расстояние, разделяющее обе планеты.

– Если бы меня спросили, какие дни были самыми трудными при подготовке «Марсов», – рассказывает Юрий Марков, – я бы, не задумываясь, ответил – тринадцатого февраля и тринадцатого мая.

Сначала 13 февраля. В сборочном цехе стояло несколько машин – технологических (те, что испытываются) и штатных (те, что полетят). Они работали нормально, скоро двум из них предстоял путь на космодром. И вдруг сообщение – на одной из машин сработала токовая защита – значит, в электрических цепях неполадка. Только мы подошли к «Марсу», новый доклад: не работает один из научных приборов – точнее, дает неверную информацию.

Проходит еще несколько минут: на тепловой машине «молчат» температурные датчики. Воистину: «Беда не приходит одна».

Лишь через несколько дней «разбушевавшиеся» малины вновь начали работать «без сучка и задоринки».

А ровно через три месяца, 13 мая, уже на космодроме, отказал один из блоков бортовой системы. До старта оставалось совсем немного: запуск «Марса-3» оказался под угрозой срыва.

– Тут свое веское слово сказали рабочие-монтажники, – с гордостью говорит Юрий Марков, – не раз выручавшие нас в трудную минуту: Василий Максимович Огоньков, Николай Александрович Конев, Сергей Иванович Разумов. Они вскрыли гермоотсек, расстыковали электрические разъемы, сняли монтажную раму. Затем демонтировали «больной» блок и на его место установили «здоровый».

Да, трудно пришлось бы в эти два дня – 13 февраля и 13 мая, если бы в ту новогоднюю ночь в цехе не поднимались стаканы с лимонадом!

Мне кажется, станция очень красиво выглядит в полете. Она не столь экзотична внешне, как, к примеру, лунные машины. Ее формы просты и лаконичны. Они мне нравятся своей целесообразностью. Еще на первом этапе конструирования – компоновке – все было продумано, и, хотя «Марсу» предстояло выполнить сложнейшую задачу, мы старались сделать станцию, если можно так выразиться, попроще.

А «Марс-Т» уже в третий раз «летел» к красной планете. Дважды он пережил старт и долгие месяцы пути. Электронные вычислительные машины внимательно следили за работой аппаратуры, контролировали показания приборов.

Третий «полет» начался сразу же после старта «Марса-2» и «Марса-3». Только «Марс-Т» чуть опережал эти станции. К примеру, надо проводить коррекцию. Но прежде чем уставки будут выданы на борт, «Марс-Т» опробует несколько вариантов, и создатели станций выберут наилучший, чтобы передать его в космос.

22 варианта опробовал «Марс-Т» при подлетном сеансе! Он словно прокладывал путь «Марсам» по их неведомой космической дороге.

Все эти месяцы «Марс-Т» летел в лаборатории завода. В трудные минуты к нему всегда обращались за советом...

Сразу после старта «Марса-3» я ушел на несколько дней в отпуск. Отдыхать поехал в Крым. Дня через три выбрался в Крымскую обсерваторию, хотел посмотреть на Марс. Приезжаю, и кого вы думаете встречаю – своих коллег по КБ! Вместе и пошли смотреть. Хотелось увидеть снежные шапки, но не удалось. Было почему-то очень обидно...

Внешне марсианин выглядит не очень привлекательно. Судите сами:

«Показалась голова марсианина в шапке яйцом, с длинным козырьком. На глазах – очки. Лицо кирпичного цвета, узкое, сморщенное, с острым носом. Он разевал большой рот и пищал что-то... Марсианин был как человек среднего роста, одет в желтую широкую куртку. Сухие ноги его выше колен туго обмотаны».

Но, несмотря на свой неказистый вид, обитатели планеты вели достаточно полнокровную жизнь. Их интересы распространялись не только на научные исследования.

«Люди стояли кучками в каменных галереях, растворяясь в тени между голубыми холмами. Звезды и лучезарные марсианские луны струили на них мягкий вечерний свет. Позади мраморного амфитеатра, скрытые мраком и далью, раскинулись городки и виллы, серебром отливали неподвижные пруды, от горизонта до горизонта блестели каналы. Летний вечер на Марсе, планете безмятежности и умеренности. По зеленой влаге каналов скользили лодки, изящные, как бронзовые цветки. В нескончаемо длинных рядах жилищ, извивавшихся по склонам, подобно оцепеневшим змеям, в прохладных ночных постелях лениво перешептывались возлюбленные. Под факелами на аллеях, держа в руках извергающих тончайшую паутину золотых пауков, еще бегали заигравшиеся дети. Тут и там на столах, булькающих серебристой лавой, готовился поздний ужин. В амфитеатрах сотен городов на ночной стороне Марса смуглые марсиане с глазами цвета червонного золота собирались на досуге вокруг эстрад, откуда покорные музыкантам тихие мелодии, подобно аромату цветов, плыли в притихшем воздухе».

Так описывают наших соседей по космосу два писателя – советский и американский. И хотя у Алексея Толстого и Рэя Брэдбери путешествие по Марсу всего лишь повод для того, чтобы рассказать о проблемах, волнующих нас, землян, не может не настораживать одно: описание марсиан почти одинаково. Они представлены очень похожими на людей – правда, для вящей убедительности пришлось несколько изменить окраску тела – как-никак там все-таки холоднее – и чуть «переконструировать» организмы.

Ловлю себя на мысли, что, перечитывая «Аэлиту» или «Марсианские хроники», я невольно верю, что действительно на красной планете есть и эти существа, и города, ими построенные, есть тот удивительный мир, нарисованный воображением талантливых писателей. Но воображением ли только? А почему нет столь же «убедительных» жителей Венеры или Меркурия, юпитерян или даже селенитов (те, которые появлялись, всегда казались смешными и вымышленными)?

На мой взгляд, «виновата» наука. За историю человечества известны имена более ста именитых ученых, которые были глубоко убеждены, что в пределах солнечной системы кроме людей есть еще разумные существа. Письмена древних хранят не только описания празднеств, но и утверждения, что «считать Землю единственным населенным миром в бесконечном пространстве было бы столь же неразумно, как и верить, что на громадном поле растет всего один пшеничный колос». Эти слова и сегодня звучат актуально, под ними с чистой совестью подпишется любой действительный член Академии наук СССР. Но при чем здесь Марс и марсиане?

Об этой планете слишком мало известно, а нехватка знания всегда порождает домысел. Особенно если для него есть «фундамент». Краеугольный камень марсианских иллюзий – знаменитые «каналы».

В Центре дальней космической связи я разговорился с одним из астрономов – специалистов по Марсу. Зашла речь и о «каналах».

– Когда на фотографии я увидел цепочку кратеров, – признался он, – мне никак не верилось, что это те самые «каналы». Так и живет в сознании: реальные кратеры и легендарные «каналы», угрюмый пейзаж Марса, который вырисовывает воображение ученого, и прекрасная Аэлита. Они сосуществуют вместе, но, когда принимаем сигналы от «Марса-2» и «Марса-3», все-таки мы представляем эту планету без марсиан...

Сегодня да. Но еще шестьдесят лет назад очень почтенный ученый профессор В. Мейер, проанализировав все данные науки того времени, утверждал:

«Таким образом, мы приходим, наконец, к убеждению, которое кажется нам неизбежным, что только разумные существа могли создать прямо или косвенно эти каналы Марса. И далее: судя по тому, что сеть дорог покрывает всю планету по единому стройному плану, мы приходим к убеждению, что существа, работу которых мы видим на расстоянии, отделяющем мировые тела, должны обладать высокой степенью разумности».

Когда И. Скиапарелли, проводя наблюдения Марса во время великого противостояния 1877 года, увидел четкие прямые линии, пересекающие сушу и соединяющие моря, он не подозревал, что его открытие – начало «великого нашествия марсиан». Итальянский ученый взял лист бумаги и, поглядывая в окуляр телескопа, перенес на нее все увиденное. Как и положено добросовестному наблюдателю, он сообщил своим коллегам о новых данных. Скиапарелли не подозревал, что этот рисунок и обессмертит его имя, и всколыхнет не только научный мир,

– Это марсианские реки, – решили астрономы.

– Но почему у них нет изгибов? – возражали другие.

– Ошибка в наблюдениях, – сделали вывод третьи.

Немногим удалось вновь увидеть «каналы», но те счастливчики, у которых были ясное небо (земное, конечно) над головой и хорошая аппаратура, сразу же подтвердили: Скиапарелли прав, «каналы» практически изгибов не имеют.

Гипотеза о марсианских реках сразу поблекла.

А «каналы» продолжали удивлять исследователей. Чем подробнее становились карты, тем ожесточенней споры. А потом они почти прекратились: большинство ученых пришло к единому мнению – такую систему соединений морей на Марсе могли создать только разумные существа. «Каналы» острова Эллады и Тумазии, безусловно, подтверждали этот вывод.

Остров Эллады пересечен двумя «каналами». Один проходит с севера на юг, другой – с запада на восток. Они пересекаются под прямым углом в центре острова.

В одной из областей Марса находится Солнечное озеро. Оно соединяется на юге с морем, а на север уходят два «канала», по которым из озера можно попасть в другую «канальную систему». Трудно придумать более рациональное сообщение между Солнечным озером и марсианским океаном!

Еще в начале века некоторые ученые предполагали «войти в контакт» с марсианами. Вот, к примеру, мнение профессора В. Ферстера: «В пользу того, что системы линий на Марсе могут быть обязаны своим происхождением планомерной технике живых существ, говорит то, что на этой планете сила тяжести меньше четырех десятых силы тяжести на Земле, а потому такие технические работы, как перевозка, постройка и прочее, должны выполняться с большей легкостью, чем на Земле; конечно, при этом делается предположение, что известные нам формы энергии проявляются там в живых существах таким же образом, как и на Земле. Предполагалось даже войти с жителями Марса в сношения посредством световых сигналов. Некоторые думали даже, что те изменчивые явления на Марсе, которые мы относим к явлению сумерек, суть не что иное, как такие световые сигналы, подаваемые нам жителями Марса. В одном из наших центров духовной культуры был уже выработан план большого предприятия, состоявший в том, чтобы где-нибудь в степи или пустыне сделать геометрические фигуры и заставить их при помощи электричества служить световыми сигналами. Эти световые сигналы должны повторяться через определенные промежутки времени с соблюдением некоторого ритма. При помощи таких геометрических и арифметических сигналов, понятных для всякого сознательного существа в мире, думали положить начало сношениям с жителями Марса».

Итак, деятельность разумных существ. Но какими же они должны быть сильными, чтобы создать эти «каналы»?! Ведь ширина одних почти такая же, как у Балтийского моря, а самые «миниатюрные» превышают Амазонку в ее дельте.

Пожалуй, именно грандиозность этих сооружений и вызвала сомнения у некоторых, немногочисленных ученых, которые решили обосновать естественное происхождение «каналов». В самый разгар сенсационного сообщения о марсианах они попытались убедить своих коллег, что это могут быть гигантские трещины или цепи гор. Но доказательств у «антиканальщиков» было намного меньше, чем у их противников. И они проиграли. Люди страстно желали, чтобы где-то рядом теплилась жизнь, чтобы не быть столь одинокими в космическом пространстве. Так желаемое превратилось в действительность. А романы о марсианах лишь отразили бурную дискуссию, развернувшуюся в науке. Вполне естественно, широкая публика горячо поддержала энергичных разумных существ, которые сумели неузнаваемо преобразовать свою планету...

О Марсе мы впервые узнаем не на уроках астрономии, а по научно-фантастическим романам. Марсиане входят в нашу жизнь вместе с Дон-Кихотом и Онегиным, Уленшпигелем и Буратино. Эти герои книг – для нас живые люди. Марсиане не исключение. И позже, когда мы входим в большой мир науки, разумные существа иных планет незримо живут в нашем сознании. А как только появляются таинственные слова «белые пятна в астрономии», воображение настойчиво подсказывает: «А может быть, они?»

Правда, постепенно облик марсианина становится более расплывчатым. Чем больше мы узнаем о вселенной, тем меньше остается места для строителей «каналов». И хотя по-прежнему разглядеть в телескопы что-либо на Марсе очень трудно, новейшие методы исследований показывают: Марс очень суровая планета, на ней не может быть высокоорганизованной жизни. Чаша весов неумолимо перевешивает на сторону «антимарсиан».

Но всего лишь пять-шесть лет назад все-таки находились авторитетные ученые – правда, не астрономы, – которые выступали «за». Я имею в виду Василия Феофиловича Купревича. Удивительная судьба у этого ученого. Он начал свою жизнь матросом, принимал участие в штурме Зимнего. Потом был учителем в школе. Ему принадлежат фундаментальные исследования в биологии. Но академик, президент Академии наук Белоруссии Василий Феофилович Купревич всегда был мечтателем. Думаю, что эта черта и помогла матросу стать академиком.

В 1962 году мы с ним встретились в Минске. Василий Феофилович рассказал:

– Марс старше Земли по возрасту, вероятно, на миллиарды лет. Бросается в глаза совершенно особенная ареография планеты. Выглядит Марс абсолютно гладким. Никто из нас не поверит, что он был таким всегда. Были на Марсе и горы и плоскогорья. Горообразование закончилось там, видимо, очень рано. Были океаны, но вследствие сильно развитых процессов – денудации – все горные хребты за истекшие миллиарды лет были разрушены, и их остатки равномерно засыпали поверхность планеты. Поэтому на Марсе отсутствуют открытые водные пространства. Но это вовсе не говорит о том, что на Марсе нет воды. Она находится, очевидно, в твердом состоянии под почвой.

Второй вопрос, который всегда возникает, когда речь идет о Марсе, и который часто умышленно опускается, – это вопрос о «каналах» Марса. Происхождение правильных образований, идущих с одного полушария в другое, нельзя объяснить какими-то естественными причинами. Это проявление разумной воли. В самом деле. Условия на Марсе – это условия наших пустынь, и не будь «каналов», мы бы сказали, что никаких следов разумной деятельности на этой планете нет. Белковая жизнь, требующая для своего существования производства определенных количеств органического вещества, может быть поддержана в пустыне лишь при наличии развитой системы орошения.

Астрономами установлено, что во время таяния белых шапок в области полюсов «каналы» начинают проявляться более четко. Потемнение идет постепенно, начиная от места таяния к экватору и за экватор. Следовательно, нельзя не согласиться с тем, что белые шапки представляют собой снежный покров, причем таяние снега на Марсе начинается точно при такой же высоте Солнце, что и на Земле. Н. А. Козырев точно установил наличие снега на планете, однако толщина его покрова якобы не превышает нескольких миллиметров. Думаю, что снежный покров составляет несколько сантиметров, а может быть, и больше. Ведь для того чтобы вызвать потемнение «каналов», потребуется, во всяком случае, не 2 миллиметра снега.

Я уверен, что для Марса снег, выпадающий у полюсов, имеет огромное «хозяйственное» значение. Талая вода используется там для орошения бесчисленных оазисов, расположенных в определенном порядке.

Еще одно замечание – о физических условиях на Марсе, в частности, об атмосфере. Существующие данные о наличии атмосферы на Марсе вполне надежны. Но вызывает сомнение утверждение об отсутствии в ней азота и кислорода. Попытки определения количества этих газов в атмосфере Марса производятся через атмосферу Земли, где и азота и кислорода очень много, где их количество меняется от одной точки земной поверхности к другой. Нигде мы не найдем двух точек, над которыми количество кислорода было бы абсолютно одинаковым. Поэтому ошибка в определении количества кислорода и азота в атмосфере Марса может быть весьма большой. А вот углекислый газ обнаружен в атмосфере Марса, обнаружен потому, что его много больше, чем на Земле, и атмосфера нашей планеты не помешала ученым измерить его количество.

Интересен вопрос о теплоотдаче Марса. Принято считать, что наличие на Марсе атмосферы, в десять раз более разреженной, чем на Земле, допускает быструю отдачу теплоты в мировое пространство. Но не следует забывать, что атмосфера Марса благодаря меньшей силе тяжести на планете имеет в два-три раза большую толщину, чем земная. А скорость теплоотдачи зависит не только от количества газа, но и от размеров газовой оболочки. Поэтому данным о температуре на темной стороне Марса пока верить нельзя. На освещенной же части Марса, как известно, положительная температура. И поэтому там не такие уж суровые условия, какие приписываются Марсу...

О возможности жизни на Марсе или на других планетах чаще всего говорят астрономы, физики, математики, химики. Я не встречал высказывания ни одного биолога. И в этом – своеобразие высказываний. Все «небиологи» пытаются населить Марс и другие планеты земными обитателями, которые приспособлены к специфическим условиям жизни на Земле. К тому же совершенно игнорируется степень приспособляемости земных существ. А между тем на Земле нет таких ниш, где бы не было жизни. И в нефти, и в бензине, и на дне глубочайшего океана, в горячих источниках, в урановой руде, в растворе серной кислоты, в атмосфере метана или аммиака – всюду есть жизнь. Зачем же искусственно ограничивать возможность приспособления жизни к условиям на других планетах?

Астрономы заселяют Марс лишайниками. Это, по их мнению, главный и единственный представитель растительной жизни на пустынной планете. Следует вспомнить, что лишайники появились на Земле в конце «мела», когда уже существовал мир позвоночных. И это понятно: лишайники, представляющие комплекс из гриба и водоросли, очень чувствительные организмы, они не переносят малейших, самых тонких примесей необычных газов в атмосфере. Лишайники чувствительнее всяких химических реактивов, и ни один химический анализ не даст более точного определения качества воздуха, чем эти растения. Вот в Минске – на улицах и в парках – вы их не найдете, а в деревне лишайники растут прямо на крышах. И это первый признак того, что атмосфера города засорена газами, которые вырабатываются на предприятиях и выбрасываются в воздух.

И такими нежными и капризными организмами астрономы населяют Марс! Места, которые считаются покрытыми на Марсе растительностью, имеющие зеленовато-голубоватый цвет, заселены, конечно, не лишайниками, а какими-то высшими растениями – вероятно, культурными. А следовательно, надо допустить существование марсиан, которые разводят эти растения.

Наверное, Василий Феофилович Купревич был последним из ученых, которые отстаивали существование марсиан. Последним, потому что через два года к красной планете полетели автоматические станции.

«Маринер-3» стартовал 5 ноября 1964 года. 322 секунды полет проходил нормально. Но не отделился обтекатель, защищающий аппарат в атмосфере. Когда отработала ракета, командно-временное устройство отдало приказ на развертывание солнечных батарей. Команда не могла быть выполнена: крыльям батарей мешал обтекатель. «Земля» попыталась устранить неполадки: на борт было передано 17 аварийных команд. К сожалению, и это не помогло. Через 10 часов после старта связь с «Маринером-3» прекратилась, аппарат находился в этот момент на расстоянии 122 300 километров от Земли.

28 ноября в космос ушел «Маринер-4». На старте ему повезло больше, чем предшественнику. Аппарат прикрывал новый обтекатель, более стойкий к деформации. Он отделился вовремя, солнечные батареи раскрылись. Однако начались «неприятности» со звездным датчиком. Он нашел звезду Канопус только с пятой попытки, а раньше «захватывал» то Регул, то Наос, то Альдебаран.

Датчик упорно не хотел «видеть» Канопус. В канун коррекции он вновь потерял звезду – аппарат начал вращаться. В Центре управления специалисты заволновались, но в конце концов «Маринер-4» лег на нужный курс. Расчеты показали, что аппарат должен пройти на расстоянии около 8850 километров от Марса.

А датчик продолжал «хулиганить». Неподалеку от аппарата пролетела метеорная частица. Так как она была ярко освещена Солнцем, датчик обратил на нее внимание, а Канопус ушла из поля его зрения.

Только через 10 дней удалось вновь ориентировать «Маринер-4» на эту звезду.

12 февраля 1965 года с объективов телекамеры была сброшена крышка. Аппаратура была направлена таким образом, чтобы при пролете Марса телекамера оказалась нацеленной на планету. И хотя до Марса еще предстояло лететь несколько месяцев, телевизионная аппаратура была приведена в полную готовность. Специалисты Центра управления опасались, что на завершающем этапе откажет автоматика.

Предусмотрительность не была напрасной. 3 марта вышел из строя счетчик Гейгера – Мюллера, а через две недели – ионизационная камера.

К 15 июля «Маринер-4» уже 228 суток находился в космосе, он преодолел 523 миллиона 200 тысяч километров. В ночь с 14 на 15 июля аппарат пролетел мимо Марса, расстояние до планеты было всего 9846 километров.

«Маринер-4» передал на Землю 22 снимка поверхности красной планеты и провел зондирование атмосферы.

На снимках видно более 70 кратеров диаметром от 4 до 120 километров. Края кратеров поднимаются над уровнем поверхности на 100 метров, глубина марсианских «воронок» – несколько сот метров. Кратеры по своему характеру напоминают лунные, их возраст 2 – 5 миллиардов лет. Так как нет эрозии, то ученые считают, что за это время атмосфера на Марсе не претерпела существенных изменений. На краю некоторых кратеров просматривается иней, других признаков воды нет.

На первых снимках видны пятна. Очевидно, это облака. А может быть, дефекты объектива? Американские ученые (уже после пролета аппаратом Марса) еще раз включили телекамеру. Было сделано 10 снимков космического пространства. Пять из них переданы на Землю. Они оказались абсолютно черными. Таким образом, пятна на снимках – это какие-то образования в марсианской атмосфере. Какие именно? Данные, полученные с «Маринера-4», были явно недостаточными, чтобы ответить на этот вопрос.

Аппарат стал искусственным спутником Солнца. «Земля» поддерживала связь с ним до декабря 1967 года.

Американские специалисты считают полет «Маринера-4» одним из самых успешных в их программе исследования космического пространства и планет с помощью автоматов. До запуска они оценивали вероятность получения снимков в 28 процентов, а работу без выхода из строя 32 тысяч деталей станции всего в 3 процента.

Но «Маринер-4» опроверг эти мрачные прогнозы даже в самых трудных условиях. 15 сентября 1967 года он столкнулся с метеорным потоком. За 7 минут было зарегистрировано 17 ударов микрометеоритов. И хотя было несколько пробоев, аппарат продолжал работать. Правда, следующая встреча 10 декабря с микрометеоритами была не столь благоприятной: станция потеряла ориентацию, и прием команд с Земли стал невозможен.

Первые снимки Марса вызвали сенсацию в науке. Перед глазами ученых предстал иной мир, так похожий на лунный, но не менее своеобразный.

И теперь даже самым горячим сторонникам марсиан трудно отстаивать их существование.

...После одного из сеансов связи с «Марсом-3» я спросил у знакомого астронома:

– Стоят ли на советских станциях приборы, которые ведут поиски признаков жизни на Марсе?

– Мы же не писатели-фантасты, – улыбнулся он, – на станциях находится аппаратура, которая нужна для исследований реального, а не вымышленного Марса.

– Марсиан, что ли? – переспросил ученый. – Обидно, конечно, чувствовать себя одинокими в солнечной системе, но это действительность.

– Неужели там нет, ну, ничего живого?.. Цветочка какого-нибудь или муравья?

– Нет... По крайней мере, я так считаю. Конечно, он прав – мы знаем это. Ведь Марс некое подобие Луны, пустынной и безжизненной.

– А может быть, где-то среди кратеров этой пустыни затаился крохотный марсианский муравей? – настаивал я.

– В это еще можно верить, – неожиданно согласился ученый, – по крайней мере, прощание с мечтой, которая вот уже добрые сто лет движет науку, не будет таким печальным...

Слово инженеру:

Как представить эти миллионы километров, которые прошли советские станции по космической дороге от Земли до Марса? Как уменьшить астрономические цифры до наших привычных земных масштабов? Прошу простить меня за вольное сравнение, но если полет до Луны – это воскресная поездка из города на рыбалку, то полет к Марсу – уже кругосветное путешествие. Ведь путь к красной планете более чем в 1000 раз длиннее!

Цифры, графики и вновь цифры. Они окружают человека в Центре дальней космической связи, и, честное слово, иногда кажется: возможно ли разобраться в этом потоке информации, льющемся из космоса?

Табло командного пункта еще сохраняет данные только что прошедшего сеанса. До «Марса-2» было 140 миллионов 710 тысяч километров, на прохождение команды по радиомосту «Земля – «Марс-2» – Земля» требовалось 16 минут 31 секунда, а за сеанс выдано 42 команды.

Цифры и графики. Нам, специалистам по управлению, они говорят многое...

Все долгие месяцы перелета шла повседневная и кропотливая работа. Прежде всего, конечно, велся постоянный контроль за «жизнью» станции, за ее, как говорят специалисты, «дыханием». Он начался сразу же после выхода на орбиту.

Между сеансами связи аппарат работает в дежурном режиме: включены системы, необходимые для терморегулирования отсеков станции, и научная аппаратура, которая собирает информацию о межпланетном пространстве.

Во время сеансов на борт выдаются наборы команд; они выполняются непосредственно или «запоминаются» программно-временным устройством, которое автоматически включает нужные приборы или системы.

Все предыдущие космические автоматы, уходившие к Луне или даже Венере, были менее «самостоятельными», чем марсианские станции. Те, как дети, нуждались в постоянной опеке «Земли», которая определяла их положение в пространстве. Система ориентации и стабилизации у «Марсов» работает автоматически. И в этой самостоятельности аппарата, бесспорно, ощущается возмужалость космонавтики.

«Мы прибили станции гвоздями к пространству», – сказал кто-то из конструкторов. В его словах чувствовалась гордость за новые системы космической астронавигации, созданные специально для дальних полетов. Что ж, он имеет право гордиться!

Станция в полете смотрит на Солнце и Землю. Если она чуть поворачивается, система управления сразу же включает микродвигатели, и они разворачивают станцию в нужное положение. Эта жесткость ориентации и породила шутливое выражение о «космических гвоздях».

Впрочем, Солнца и Земли станции мало. Для определения и фиксации аппарата в пространстве используются Канопус и Сириус. Выбор этих звезд не случаен – они наиболее яркие. Особенной любовью у космических навигаторов пользуется, конечно, Канопус. Эта звезда – просто подарок для создателей межпланетных станций. Она почти неподвижна, причем никогда не перекрывается Солнцем. А это значит – его лучи не «лезут» в прибор и не мешают ему видеть Канопус практически все время.

Сотни часов прибор не выпускал Канопус из поля зрения! И во многом благодаря этому станции благополучно преодолели космическую бездну.

Первым в столь далекий путь отправился «Марс-1». Это было в 1962 году. Мне довелось присутствовать на одном из сеансов связи. Станция уже ушла от Земли на 100 миллионов километров, и тем не менее ее голос был отчетливо слышен в Центре дальней космической связи.

После сеанса мы возвращались в гостиницу с одним из специалистов по управлению.

– Честно говоря, я не могу поверить, – признался он, – что где-то в глубинах космоса, так далеко от нас, летит кусочек Земли. Причем мы точно знаем, что происходит на нем. Непостижимо!..

За эти годы мы привыкли к таким расстояниям. Границы солнечной системы сблизились, но тем не менее аппаратам, покидающим планету, прежде чем приблизиться к иному миру, нужно лететь долгие месяцы, лететь со скоростью, намного превышающей скорость пули.

Те, кто мало знаком с небесной механикой, удивляются, почему траектория перелета выбирается таким образом, чтобы противостояние Марса – наикратчайшее расстояние между планетами – приходилось примерно на середину перелета? В данном случае диктует энергетика. Выбирается оптимальный вариант, предусматривающий наиболее выгодные условия и для разгона, и для торможения у Марса. Сначала станция как бы устремляется за Марсом, а когда она подлетает к цели – планета догоняет аппарат. Следовательно, для погашения скорости станции требуется уже меньшая энергия.

Слежение за траекторией идет в течение всего полета. Непрерывно ведутся измерения параметров, и вычислительные машины анализируют данные, приходящие из космоса, чтобы мы могли знать фактическую орбиту. Мы определяем расстояние, на котором станция пройдет мимо Марса. И если оно слишком велико, производится коррекция.

Станция попадает «под влияние» притяжения Солнца, Земли, планет. Ее путь замысловат и извилист, рассчитать его чрезвычайно сложно. И хотя небесная механика существует уже много десятков лет, ошибки все-таки есть...

Десятки ученых посвятили свою жизнь изучению красной планеты. Большинство из них интересовались «каналами», полярными шапками, физическими условиями в морях и на материках. Но были среди них и такие, которые видели Марс лишь как один из элементов грандиозной «карусели», именуемой солнечной системой. Они пытались выяснить орбиты планет, влияние их друг на друга, законы их движения.

Среди этих ученых одним из первых мы по праву называем датского астронома Тихо Браге – «великого полководца, начавшего поход против небесных тайн», как говорил о нем Иоганн Кеплер.

Тихо Браге поселился в специально построенной обсерватории, романтично названной «замком Урании», чтобы познать звездный мир, раскинувшийся над головой. Да, ему приходилось бывать во дворце, принимать участие в празднествах короля, вращаться в высшем свете, ведь как-никак он был придворным астрономом и астрологом. Но только здесь, в тиши своей обсерватории, он чувствовал себя нужным и неодиноким. Тихо Браге разрабатывал оригинальные астрономические инструменты и с их помощью вел систематические наблюдения за небесными телами. Работал он скрупулезно, изо дня в день, на протяжении многих лет. Современники подчеркивали, что только при разговоре о звездах и других мирах Тихо Браге оживлялся, остальное его не интересовало.

После смерти короля он вынужден был покинуть Данию, и остаток жизни больной и измученный Тихо Браге провел в Германии, а потом в Праге.

Датскому ученому принадлежат открытия в звездной астрономии, в изучении Луны и комет, в исследовании планет. Последние 16 лет жизни он вел специальные наблюдения Марса, пытаясь создать теорию движения планет. Его попытка была безуспешной, потому что Тихо Браге считал Землю неподвижной. Он помещал ее в «центре мира», вокруг которого перемещаются и Солнце, и Луна, и планеты.

После смерти он завещал все свои рукописи Иоганну Кеплеру, старый астроном верил в молодого исследователя. И не ошибся...

Вскоре небесная механика превратилась в точную науку. Но все поколения ученых по праву считают, что первый «краеугольный камень» в фундамент их науки был положен Тихо Браге. После него астрономы стали увереннее разбираться в трудных дорогах Вселенной.

А станция «Марс» приближается к заветной точке пространства, где ей предстоит изменить траекторию. Нужно осуществить сложный маневр – коррекцию. Станция должна выйти на новую межпланетную орбиту, и нам, группе управления, отводится роль «стрелочника», который переводит поезд с одной железнодорожной колеи на другую.

Параметры орбиты известны. Мы знаем, на каком расстоянии пройдет станция мимо Марса. Электронные вычислительные машины определяют, в каком направлении, на какой угол нужно развернуть станцию и какой величины импульс надо ей сообщить, то есть сколько времени нужно для работы двигателя.

Данные о коррекции поступают на борт. Система ориентации и гироскопические приборы осуществляют контроль за всеми операциями. Когда двигатель занимает рассчитанное положение в пространстве, он включается и работает строго определенное время. Приращение скорости и заставляет станцию лететь уже по новой «колее».

Во время перелета проводилось две коррекции. После них мы уже были уверены, что и Марс и «Марсы» обязательно встретятся друг с другом.

– Не кажется ли вам, что баллистику требуется богатое воображение, чтобы представить весь путь станции в космосе? – спросил я.

– Без сомнения, – ответил инженер. – Но нам легче, ведь разработан точный математический аппарат, известны параметры орбит. За расчетами скрывается вполне реальная картина. А ведь был первый человек, которому предстояло мысленно перенестись в космос и увидеть планеты солнечной системы как бы со стороны. Это был выдающийся немецкий астроном Иоганн Кеплер.

400 лет со дня его рождения исполнилось 27 декабря 1971 года, как раз в те дни, когда мы с нетерпением ждали первых сообщений от земных посланцев, начавших полет вокруг красной планеты. Труд гениев принадлежит не только истории.

Он жил давно, но его дела пережили столетия. И не только дела. Черты характера тоже, потому что и сегодня Иоганн Кеплер может служить примером для любого, кто мечтает посвятить себя науке или уже служит ей.

В тот год, когда был сожжен на костре Джордано Бруно, 28-летний Иоганн Кеплер приехал в Прагу, чтобы работать у Тихо Браге и продолжить наступление науки на мракобесие религии.

Началась жизнь, полная лишений. Бедность («Здесь нет ничего верного... Содержание обещано блестящее, но казна пуста, и жалованья не дают»), война, эпидемия оспы, которая уносит старшего сына. Из Праги ученый переезжает в австрийский город Линц. Но и здесь беды преследуют его. Мать сажают в тюрьму, обвинив в колдовстве. Пять лет инквизиторы допрашивают ее, каждый день над ее головой занесен топор палача...

Лишь Вселенная приносит Кеплеру радость. Погружаясь в лабиринт математических расчетов, он словно путешествует по бесконечным космическим дорогам, чтобы потом описать их в своих работах. Впрочем, сначала не все идет гладко. Первая работа о «конструкции» Вселенной развивает идеи Платона. Она получает восхищенные отзывы коллег, но Кеплер вскоре понимает, что выводы ошибочны, и всю дальнейшую жизнь доказывает это.

Наблюдения Тихо Браге плюс свои собственные – это гигантский фундамент экспериментальных данных. И то, что не удается предшественникам именно из-за их отсутствия, делает Кеплер. Астроном анализирует движение планет – рождаются законы Кеплера, благодаря которым солнечная система отображается в сознании людей такой, какая она есть на самом деле.

...О конструкции марсианской станции можно говорить многое. Сложнейшие системы и аппаратура, точнейшие приборы и уникальные материалы – это не традиционный набор слов, это действительно так. Ведь космической машине предназначалось работать и на межпланетной трассе, и на орбите вокруг Марса.

Попробуем перевести эти проблемы на «земной язык».

Начнем, пожалуй, с небольшого путешествия на Ленинские горы, побываем среди демонстрантов на Красной площади и попытаемся преградить путь бактерии.

Итак, восемь часов вечера, Ленинские горы. Внизу лежит Москва. Ваша задача: среди многих тысяч огоньков найти то единственное окно вашей квартиры, где вы забыли выключить свет.

Или Первое мая. Вы смотрите телевизор. Где-то там на площади идет знакомый вам человек. Он что-то говорит соседу, и вы должны не только услышать его голос, но и разобрать, что именно он сказал.

Ну а с бактериями совсем просто. В комнате их многие миллиарды. Вам необходимо воздвигнуть на их пути преграду, такую, чтобы ни одна из бактерий не могла сквозь нее проникнуть.

Вы, конечно, с юмором относитесь к этим несерьезным предложениям. Но тем не менее создателям автоматических станций «Марс-2» и «Марс-3», образно говоря, приходилось решать именно подобные задачи, отправляя с Земли в долгое путешествие два марсианских разведчика.

Шесть месяцев летели станции в космосе. Одна сторона постоянно обращена к Солнцу, другая – в черноту космоса. Газ, наполняющий отсеки, циркулировал от «печки» к «холодильнику», постоянно поддерживая внутри станции заданную температуру. И если бы в оболочке приборного отсека существовала микротрещина, настолько маленькая, что в нее не сможет протиснуться даже бактерия, газ все равно постепенно испарился бы в космос. Потребовались специальные материалы и способы их соединения, чтобы сделать конструкцию «газонепроницаемой».

Голос станции постоянно заглушается космическими шумами. Около 150 миллионов километров было до Марса, когда станции подошли к нему. Поставить передатчик, сигнал которого превышал бы уровень радиоголосов Вселенной, невозможно – он был бы слишком громоздок и тяжел. И голос станции пришлось выделять из космического «радиогомона». Для этого потребовалось оснастить Центр дальней космической радиосвязи огромным количеством сложнейшей электронной аппаратуры, очень «чуткими» антеннами, системами электронных вычислительных машин, которые анализируют поступающую из района Марса информацию.

В телескоп на планете отчетливо видны темные и светлые области. Скиапарелли, открывший «каналы», составил первую подробную карту планеты, на которой желто-красные светлые области он нарек «материками», а голубоватые (темные) «морями».

Уже само распределение этих областей наталкивает на размышления. Если на Земле большую часть ее поверхности занимают океаны и моря, а суше отведено довольно скромное место, то на Марсе картина обратная: материки на нем преобладают. Впрочем, это легко объяснимо – Марс менее богат водой, чем Земля. А что живительная влага там есть, сомнений у современников Скиапарелли не было. В некоторых районах сквозь голубоватую дымку просвечивала желтизна. Значит, это не что иное, как песчаные банки – глубина моря здесь невелика.

Так, наверное, и дошло бы до нашего времени это разделение на материки и моря, если бы Марс не удивил одной особенностью: темные области постоянно изменяются. На этой планете словно не существует постоянной береговой линии, границы между сушей и морем эпизодически перемещаются.

– Это болота! – воскликнул В. Пиккеринг в 1892 году. – Причем особые болота – марсианские. Они попеременно бывают то сушей, то морем!

То ли не понравилось слово «болото», то ли из-за отсутствия убедительных доказательств, но утверждение Пиккеринга вызвало бурю протеста.

Астрономы начали экспериментировать. Они старались получить в свое распоряжение бесспорные факты. Наиболее подходящими земными материалами оказались вода и... ртуть. Причем получилось, что суша – это как раз темные области, а моря – светлые.

Тут уж не выдержал Скиапарелли. Он провел опыты по поглощению света и с юмором написал: «Если моря состоят из молока или жидкой серы, то в этом случае я согласен – они должны быть светлыми».

Мнение маститого ученого оказалось решающим – В. Пиккеринг получил довольно большое количество сторонников. Его энергично начал поддерживать еще один крупный «марсианин» – Лоуэлл. Правда, он несколько уточнил представления о морях. Астроном утверждал, что это низины, куда стекает вода в процессе таяния снега и льда. Она делает плодородной болотистую почву, на которой бурно развивается растительность. Именно ей и обязаны моря своим цветом.

Мог ли Лоуэлл предположить, что его гипотеза получит столько сторонников в XX веке, а один из них – Гавриил Андрианович Тихов – создаст новую область науки, пожалуй, одну из самых популярных в первой половине нашего века!

На Пулковских высотах шли ожесточенные бои. Фашисты наступали на Ленинград, началась битва под Москвой. В эти дни решалась судьба страны, а в далекой Алма-Ате, куда были эвакуированы астрономы из Пулкова, Г. А. Тихов фотографировал Марс. Он применяет светофильтры, чтобы более резко выделить марсианский рельеф и наконец-то понять, почему происходит столь резкое изменение цвета у морей. Тихов получил около тысячи снимков красной планеты. И его вкладом в битву, развернувшуюся под Пулковом, было создание новой отрасли науки – астроботаники, науки, которая изучает растительный покров Марса и Венеры. Потом, после войны, многие западные ученые недоумевали: как же это так, в столь грозные годы заниматься Марсом, откуда у русских была такая уверенность в своей будущей победе? Им было трудно понять, что астроботаника Тихова, археологические раскопки в Самарканде, изучение звездных ассоциаций в Армении и многое другое, чем занимались ученые в те годы, и рождали ту самую уверенность в будущем, которая была так необходима для фронта.

Г. А. Тихов не только смотрел на Марс. Он поднялся на Памир, чтобы доказать: на Земле в невероятно трудных условиях, близких к марсианским, есть жизнь. Потом он написал:

«Многие отрицают существование микроорганизмов на других планетах, приводя сотни всевозможных возражений. Безусловно, возражать легче, чем доказывать. Для доказательств нужны убедительные факты. Но сегодня у нас нет возможности побывать, например, на Марсе и привести маловерам неопровержимые доказательства. Зато у ученых есть другие возможности. Они могут, тщательно изучая разнообразные жизненные формы на Земле и условия их существования, сопоставлять полученные данные с условиями на планетах солнечной системы и тем самым делать научные предположения о возможности жизни организмов на других планетах. В этом, пожалуй, и заключается сила подлинной науки».

Гавриил Андрианович пришел к выводу, что в районе полярных шапок растут вечнозеленые растения, похожие на мхи, бруснику, клюкву, морошку, возможно, даже низкорослые деревья. Летом растения становятся коричневато-фиолетовыми, они не отражают инфракрасных лучей, и только этим можно объяснить их цвет.

«Если принять во внимание, что между климатом Марса и Памира много общего, – делает заключение Тихов, – то сходство между цветом растительных покровов на Марсе и цветом растительности на Памире уже нельзя считать случайностью».

31 июля и 5 августа 1969 года мимо Марса промчались две автоматические станции «Маринер-6» и «Маринер-7». Первый аппарат прошел на расстоянии 3430 километров от поверхности планеты, второй – на расстоянии 3428 километров. Фотографирование Марса началось приблизительно с расстояния в 1,5 миллиона километров. В общей сложности на Землю поступило около 200 снимков планеты. Межпланетные станции провели ряд научных измерений.

Американские ученые после обработки данных сообщили, что марсианскую поверхность можно разделить на три типа: «кратерную», «непересеченную» и «хаотичную». Диаметр кратеров, видимых на снимках, колеблется от 400 до 800 километров. Причем признаков их вулканического происхождения не обнаружено. Предполагается, что наиболее крупные кратеры образовались при столкновении Марса с астероидами.

На дне некоторых кратеров видны осыпи, просматриваются и террасы, аналогичные тем, что есть у лунных кратеров Коперник и Аристарх. Однако в целом марсианские «воронки» не похожи на лунные: их края сглажены из-за эрозии.

Пустыня Хеллас – «непересеченный» тип поверхности. На ней нет кратеров, это ровная, как для гольфа, площадка. Очевидно, из-за постоянных бурь сюда перенесен более легкий материал: он засыпал кратеры. А ветер постоянно выравнивает поверхность, как в наших пустынях.

«Хаотические» районы – это хребты и долины. Их обнаружил в районе Южного полюса «Маринер-7».

Если судить по снимкам, то на Марсе никогда не было ни морей, ни рек, ни озер. Водяные потоки неузнаваемо изменили рельеф Земли, преобразили его. На Марсе следов таких потоков нет.

Ну а легендарные «каналы»? Это валы больших кратеров или ряд темных пятен, очевидно, разрывы поверхности.

Полярные шапки состоят из белого вещества. Но это не снег и не лед, так как толщина вещества около 80 сантиметров. По расчетам же, вся вода планеты, сконцентрированная на полярных шапках, не может превышать 3 – 6 миллиметров. Итак, вероятнее всего, шапки – замерзшая углекислота.

Исследования, которые проведены с марсианских станций, показывают, что наличие растительности маловероятно. В тех районах, которые попали в поле зрения фотокамер, ее нет – это установлено точно. Сезонные изменения на планете, «волны помутнения», различная отражательная способность поверхности связаны с физическими и химическими условиями – состав марсианских почв в различных районах не одинаков, к тому же ветры и бури переносят гигантские массы вещества по поверхности, и это вызывает изменения ее цвета.

Растительность на Марсе – всего лишь легенда, как и могущественные марсиане, построившие «каналы». Что же, жизнь Гавриила Андриановича Тихова была напрасной? Значит, ученый провел долгие годы у телескопа и в экспедициях во имя того, чтобы ошибиться?

В Центре дальней космической связи я разговаривал с учеными. Вопрос был общий ко всем:

– Мечта, – ответил один, – с детства я увлекался книгами по астрономии, в особенности работами Гавриила Андриановича Тихова. Из-за него, пожалуй, Марс стал таким привлекательным.

– Я всегда вспоминаю в таких случаях телевизионный КВН, – сказал конструктор. – Встречались две команды, капитаном одной из них был Александр Янгель. И вот на вопрос своего соперника: «Есть ли жизнь на Марсе?» Саша ответил стихами:

Чтоб ответить на вопрос.
Я послал на Марс запрос.
Вскоре мне пришел ответ:
«Не волнуйтесь – жизни нет».

Помню, я долго смеялся этой шутке, – продолжал конструктор, – а потом понял: в сердце каждого из нас постоянно жила уверенность в существовании жизни на Марсе.

– ...Хотя мы и не верили, что это так, – добавил коллега конструктора, – но работы Гавриила Андриановича Тихова подсказали один из экспериментов, который проводится с борта орбитальной станции. У фотометров, установленных на «Марсе-2» и «Марсе-3», есть набор светофильтров. Они разного цвета, что помогает выявить отражательные способности различных районов Марса. То, что делал Г. А. Тихов с Земли, сейчас станции осуществляют в космосе.

Слово инженеру:

«Земля» регулярно вызывает станции на связь. И не только для того чтобы проверить работу бортовых систем. Во время всего длительного перелета проводились исследования межпланетной плазмы, микрометеоритных потоков, космических лучей. Центр дальней космической связи в каждом сеансе получает обильную научную информацию.

Солнце непрерывно излучает потоки частиц. Их называют «солнечным ветром». Отталкиваясь от магнитной брони Земли, солнечный ветер огибает нашу планету. На расстоянии 20 миллионов километров от Земли станции обнаружили интересные эффекты в поведении ионных компонентов плазмы: изменились скорость потока и его состав. А у Марса электронная концентрация в среде уменьшилась, снизилась электронная температура. Эти наблюдения за солнечным ветром позволяют представить, каким образом изменяются процессы в межпланетной среде при увеличении расстояния от Солнца. На станциях «Марс-2» и «Марс-3» такие эксперименты и наблюдения проводились впервые, так что уже во время перелета обе станции внесли существенный вклад в астрофизику.

Две радиообсерватории – одна во Франции, другая под Москвой – все эти месяцы принимали сигнал от «Марса-3». Проводился уникальный советско-французский эксперимент по изучению солнечной деятельности.

Мне довелось бывать и в Нанси, и в Медонской обсерватории. Мы встретились с профессором Стейнбергом, одним из руководителей проекта «Стерео».

– Показать аппаратуру не могу, – начал свою беседу профессор, – она уже отправлена в Москву. Вы можете увидеть ее в Институте космических исследований, вместе с которым мы будем проводить эксперименты на межпланетной станции. В чем их особенность? Пожалуйста, расскажу...

– Это Земля, это Солнце, а вот и станция. Нас интересует Солнце, особенно его работа в метровом диапазоне волн. Солнце пульсирует, метровые радиовсплески продолжаются разное время, но не более нескольких минут. На Земле мы регистрируем их, наш радиотелескоп в Нанси работает в этом диапазоне. Однако получается «плоская» картина – обычная фотография процесса. Нужна обсерватория в стороне от Земли, на борту станции, чтобы получить «объемное» – стереоскопическое изображение. Отсюда и название эксперимента «Стерео». Чем дальше станция будет находиться от Земли, тем тоньше эксперимент. «Марс-3» – идеальный пункт для наблюдений. Эти исследования имеют большое значение для науки, и нам приятно вести их вместе с советскими коллегами.

«Марс-2» уже рядом с планетой. И Центр дальней космической связи уделяет ему главное внимание. Еще одна проверка бортовых систем. Чаши наземных антенн выбрасывают в космос радиосигнал...

Когда началась работа с луноходом, все вначале не могли привыкнуть, что проходят секунды, прежде чем с Луны на Землю придет ответ от аппарата. Секунды ожидания казались вечностью.

– При полетах к Марсу потребуются уже не секунды. Можно будет даже сходить и попить чайку, прежде чем придет ответ.

Я вспомнил слова конструктора сейчас, когда «Марс-2» у красной планеты. Действительно, почти четверть часа надо ждать, чтобы услышать голос станций.

Пожалуй, не будет большим преувеличением сказать, что в Центре дальней космической связи группа управления на особом положении. При любом полете за пределы Земли управление играет главную роль, но работа с «Марсами» – это качественно новый этап.

Сеанс связи длится от нескольких минут до многих часов. Причем он иногда бывает настолько короток, что в космос успевает уйти не только команда на включение аппаратуры, но и сигнал на выключение ее. А ответа еще нет.

Как-то непривычно себя чувствуешь. Я уже выключил объект, а на Землю еще не пришел ответ на первую команду. Ведь требуется 15 минут, прежде чем сигнал пройдет по межпланетной радиолинии. Почти физически ощущаешь в эту четверть часа ожидания, насколько велика наша солнечная система...

Логика управления аппаратом становится иной. Она предусматривает максимальную автоматизацию работы бортовых систем и кропотливую подготовку к сеансу. Задолго до того как сигнал уйдет с Земли, надо четко представить, как «Марс» будет выполнять серию команд, сможет ли автоматика в случае непредвиденных осложнений сама найти правильное решение. И специалистам по управлению приходится жить чуть-чуть в будущем – пока на 15 минут вперед. Каждый день эта временная дистанция увеличивается.

А на планете буря. Ее появление астрономы заметили сразу. В том числе и в Крымской астрофизической обсерватории Академии наук СССР.

В августе и начале сентября атмосфера Марса была прозрачной. Только иногда над полюсами появлялась легкая дымка.

12 сентября астрономы наблюдали красные и желтые облака. Они закрыли некоторые детали поверхности.

Марс уже прошел перигелий орбиты, то есть наикратчайшее расстояние от Солнца. В южном полушарии, к которому приближались советские автоматические станции, началось лето. Резко усилился приток тепла.

Как и обычно, в это время разыгралась пыльная буря. Из-за повышения солнечной радиации в атмосфере планеты возникают перепады температур, и марсианский «воздух» начинает интенсивно перемещаться. Возникают ураганные ветры, их скорость достигает 100 метров в секунду.

Обычно бури быстро стихают. К примеру, в 1956 году атмосфера планеты начала успокаиваться уже через две недели. Но в 1971-м все происходило иначе.

Мощный слой пыли поднялся на высоту 7 километров, в атмосфере оказалось около одного миллиарда тонн вещества.

Через два месяца в пылевом облаке появились просветы, но вскоре они исчезли. Снова возникли мощные очаги пыли. Планета вся покрывалась вуалью, даже полярные шапки не проглядывались сквозь нее.

В эти дни к Марсу приблизились посланцы Земли – один американский автомат и два советских.

«Марс-2» увидел освещенную часть диска с расстояния 60 тысяч километров. Система ориентации начала «нащупывать» край диска. Аппаратура провела несколько тысяч измерений, проанализировала их и передала информацию на Землю.

Марс стремительно приближался, но бортовые системы уже подготовлены к завершающему этапу – переходу на околомарсианскую орбиту.

«Земля» не вмешивается. Станция должна сама принять решение. В этом залог успеха, потому что те 16 минут, которые необходимы для вмешательства «Земли», – слишком долгий срок для стремительно летящего в космосе автомата.

Говорят, что источники электропитания – это сердце автомата. Пожалуй, с этим можно согласиться. В таком случае, в отличие от всех предыдущих автоматов, у «Марсов» есть «мозг» – электронно-вычислительная машина. Он мгновенно обрабатывает огромные потоки разнообразной информации о процессах, идущих во всех системах станции и в межпланетном пространстве. И не только обрабатывает, но и анализирует создавшуюся ситуацию и принимает единственно верное решение. Его команды выполняются быстро и неукоснительно.

«Способности» этого электронного мозга были проверены на самом трудном этапе полета – переводе станции на околомарсианскую орбиту.

В течение всего полета станция следила за Марсом. А чтобы не было ошибок, приборы много месяцев «тренировались» на Земле. Для этого пришлось создать «искусственный Марс» – специальный стенд, на котором имитировалась изменяющаяся яркость настоящего Марса. Кстати, у «искусственного Марса» были и «спутники» – Фобос и Деймос. Ведь аппаратура может в реальном полете принять спутник за планету.

Яркость Солнца у Марса в три раза меньше, чем у Земли. Да и по размерам оно невелико. А Земля кажется крохотной звездочкой. Тем не менее станция обязана знать каждую минуту, где находятся и Солнце и Земля. Ведь ей необходима энергия, которую дарит наше дневное светило, и надежная связь, а это значит, параболическая антенна должна быть нацелена точно на звездочку, именуемую Землей. Кстати, из всех «звезд» наименее известна именно Земля, потому что ее (кроме разве легендарных марсиан) никто не видел с такого расстояния.

Таким образом, задача у «мозга» станции чрезвычайно сложная. Надо следить за Солнцем, за Землей, за Марсом, а кроме того, «уложить» траекторию полета в очень узкий коридор. Если при первых полетах к Венере мишень была соизмерима с планетой – не так уже важно, где именно произведет посадку аппарат, то при подлете к Марсу дело обстоит иначе. Коридор раз в пятьдесят меньше Марса!

Кроме того, астрономы не совсем точно знают, где именно будет находиться Марс в момент встречи. Ошибки в определениях расстояния с Земли дают погрешность у Марса в несколько десятков километров. А это много, очень много. Вот и приходится самой станции «разбираться». Причем обстановка очень быстро изменяется – взаимное расположение центра Марса и станции в постоянном движении, ведь скорости-то космические и у планеты и у станции!

Не удивительно, что первый научный результат после перевода «Марса» на орбиту – это уточнение расстояний до планеты. В частности, автономная система навигации помогла определить его примерно в пять-семь раз более точно, чем это сделали астрономы с Земли.

«Марс-2» пришел к цели своего долгого путешествия. Он переведен на расчетную орбиту, на планету сброшен вымпел.

Станция кружит вокруг своей новой хозяйки в строго определенном положении. Благодаря этому научная аппаратура нацелена на Марс, а параболическая антенная – на Землю, куда необходимо передавать поток собранной информации и где ее с таким нетерпением ждут ученые.

Специалистам по управлению сразу же приходится выдерживать массированную атаку ученых. На борту «Марса» исследовательской аппаратуры много – вполне естественно, каждому хочется побеседовать со своим прибором, принять от него информацию. Группа управления буквально завалена заявками от различных служб, официальными и неофициальными просьбами. Сразу после выхода на орбиту эти заявки удовлетворялись очень ограниченно. Надо было тщательно проверить работу всех бортовых систем, уточнить орбиту, проанализировать состояние аппаратуры. Первые марсианские сеансы носили четко выраженный технический характер. Группа управления внимательно прислушивалась к разработчикам, к их просьбам, а ученые должны были терпеливо ждать своей очереди. Но постепенно сеансы стали более научными.

А к красной планете приближается вторая автоматическая станция. Ей надлежит не только стать новым спутником Марса, но и прорваться к поверхности.

Как большие реки скрывают свои истоки, так и «день рождения» легенд не всегда удается обнаружить в глубинах истории. Подобной участи не избежал и миф о спутниках Марса.

Впервые упоминание о них встречается в «Путешествиях Гулливера» Свифта. Писатель сообщает о выдающемся открытии астрономов Лапуты, которые обнаружили у Марса две луны. Причем Свифт приводит параметры их орбит: один спутник находится на расстоянии пяти поперечников планеты, второй – чуть дальше; период обращения – 10 и 21,5 часа, то есть марсианские луны ведут себя в полном соответствии с законами Кеплера!

Оказывается, и герои Вольтера столь же наблюдательны: великан с Сириуса путешествует в окрестностях Марса и прогуливается по планете при свете двух лун. В отличие от Земли тут одной луной обойтись невозможно, так как Марс гораздо дальше от Солнца и на нем ночью «темнее».

Итак, литературные персонажи утверждают, что спутники у Марса есть, а астрономы вот уже многие десятки лет всматриваются в сторону загадочной планеты и ничего не могут увидеть. Даже знаменитый Вильям Гершель не обнаруживает марсианские луны. И астрономы приходят к единственно верному выводу – спутников у Марса нет, а фантазии писателей не следует принимать в расчет, мало ли чего они там напридумают!

И кто знает, сколько бы еще продолжался диспут между «лириками» и «физиками» прошлого, если бы в штате Массачусетс не появился плотник Асаф Холл со своей обаятельной и терпеливой женой-учительницей. Очевидно, школьная программа в те времена была не столь перегружена, как сегодня, и у Холлов оставалось время, чтобы заниматься самообразованием. Вечерами Асаф под руководством жены изучал математику. К ее удивлению, через несколько лет Холл настолько продвинулся в этой области науки, что основное ремесло плотника пришлось оставить, он был приглашен на работу в обсерваторию. А вскоре Холлу доверяют самый большой рефрактор.

Позже один из биографов Холла напишет: «Он был тщеславным человеком и жаждал прославиться». Фраза сказана с укором; возможно, она появилась под влиянием коллег великого астронома, которые так и не могли простить бывшему плотнику, что он «бесцеремонно» вмешался в стройную систему, нарисованную ими, в которой места для спутников Марса не было предусмотрено.

Ну что же, побольше бы таких тщеславных людей науки! Отбросив догмы, Холл внимательно изучил литературные источники, в том числе произведения Свифта и Вольтера. Он понял, что писатели ничего не выдумывали, они воспользовались представлениями древних ученых, которые для любых умозаключений обязательно применяли арифметику. У Венеры нет спутника, у Земли – один; значит, у Марса их должно быть два, тогда у Юпитера – четыре и т. д. А может быть, так и есть? Гармония мира, которую проповедовали многие поколения исследователей, привлекательна, и Холл поверил ей.

Холл не выходит из обсерватории. С необъяснимой страстью и рвением он наблюдает за звездами, на фоне которых виден Марс. Особенно внимательно он присматривался к тем, что светились слабее и находились далеко от планеты. Звезды горели неподвижно, они словно замерли. Ни одна из них не двигалась.

Астроном тогда начал осматривать ближние окрестности планеты. 11 августа 1877 года ему показалось, что одна из звездочек к северу от Марса передвигается вместе с планетой. Взволнованный астроном после небольшой передышки вновь вернулся к инструменту. Но не увидел ничего – потянуло туманом, и звезды скрылись.

Трудно представить, что пережил Холл в эти дни. Он стоял на пороге величайшего открытия; казалось, оно уже сделано, но тучи висели над обсерваторией, и драгоценное время уходило. А что если открытие сделано уже другим, к примеру, там, в Мельбурне, где тоже прекрасная обсерватория? А быть может, он ошибся? Ведь никто не видел этот спутник...

И вновь на помощь пришла жена. «Сделав из мужа астронома», она теперь безоговорочно верила его научной интуиции даже тогда, когда сам Холл «убеждал себя в ошибке».

15 августа над городом пронеслась гроза. Холл был угрюм и молчалив. Позже он признавался, что ему в эти дни вновь захотелось стать плотником – «слишком тягостно ожидание, когда ничего сделать невозможно».

Наконец вечером 16 августа небо прояснилось. Холл был уже у рефрактора. Он сразу же заметил ту же движущуюся звездочку, которая, как и пять дней назад, следовала за планетой. Всю ночь астроном провел у телескопа. К утру стало ясно: сделано величайшее открытие – у Марса обнаружен спутник.

С наступлением темноты Холл вновь в обсерватории. Он решил определить время обращения марсианской луны вокруг планеты. Но что это? Почему появилась и вновь исчезла еще одна звездочка? Галлюцинация?

Но крохотная звездочка появилась снова. Холл понял: у Марса два спутника. Причем одна луна успевает трижды облететь вокруг планеты, прежде чем на ней сменятся сутки.

Холл определил, что размеры марсианских лун малы, так что ясных лунных ночей на Марсе не бывает.

Планета была названа астрономами древности в память о боге войны – Марсе, сыне Зевса и Геры, Правда, особой смелостью этот мифический бог не отличался: его никто не видел в жаркой схватке с гигантами, но зато у Марса было великолепное воображение, и он любил рассказывать о своих заслугах. Бог обожал «пускать пыль в глаза». Если где-нибудь начиналась война, он прыгал в колесницу. Запрягали в нее огненных коней, два божества рангом пониже – Страх и Ужас.

Вполне естественно, спутники Марса и были названы в их честь. Фобос – Страх, Деймос – Ужас.

1877 год вошел в историю исследований Марса не только благодаря открытию на нем «каналов», но и не менее сенсационным сообщением Холла о двух его спутниках.

Через полвека эти спутники неожиданно стали «искусственными».

Я расспрашивал доктора физико-математических наук Иосифа Самойловича Шкловского о его гипотезе.

– Честно говоря, я очень удивляюсь, почему вы, журналисты, такое внимание уделяете именно этой гипотезе, – сказал он. – За свою жизнь я предложил, наверное, несколько десятков гипотез, более смелых, чем искусственные спутники Марса, но эта пользуется наибольшей популярностью. Право, почему именно – не знаю...

А объяснение простое: гипотеза Шкловского добавила новые аргументы в спор о марсианах – создателях «каналов». Честно говоря, бурная дискуссия, возникшая сразу после открытия Скиапарелли, постепенно поутихла. Предположение советского ученого заставило о марсианах заговорить вновь.

В 1945 году американский астроном Шарплес сравнил свои наблюдения с данными Струве, прославленного русского астронома, чья точность исследований поражала как современников ученого, так и его учеников. Струве вычислил орбиты Фобоса и Деймоса, и его расчетами пользовались астрономы во всех странах мира. Они пригодились и Шарплесу, который теоретически вычислил, где будет находиться Фобос в 1945 году. Но оказалось, что Фобос движется по другим законам! За несколько десятилетий он ушел от расчетной точки по своей орбите на 2,5 градуса – огромная величина! Следовательно, спутник теперь находится ближе к поверхности планеты, чем раньше.

– Если данные Шарплеса верны, – заявил Иосиф Самойлович Шкловский, – значит, Фобос – искусственный спутник Марса!

Ученый встретился с корреспондентом «Комсомольской правды» М. Васильевым.

Вот отрывок из интервью, опубликованного в 1959 году:

– Изменения в характере движения Фобоса так велики, – подчеркнул ученый, – что мы можем уверенно сказать: мы присутствуем при медленной агонии небесного тела. Ведь приблизительно через 15 миллионов лет Фобос должен будет упасть на Марс. В астрономических масштабах это весьма и и весьма малый срок.

Какими причинами можно объяснить ускорение движения Фобоса? Сопротивление окружающей среды? Если эта среда – межпланетное вещество, то непонятно, почему она не тормозит более удаленный Деймос. Но может быть, это марсианская атмосфера? Атмосфера Марса не может иметь такой значительной плотности на высоте 6 тысяч километров. Произведя соответствующие расчеты, я убедился, что в этом случае она рассеялась бы всего за несколько десятков миллионов лет.

Второй возможной причиной ускорения движения Фобоса могут быть приливы. По расчетам английского астронома Джефриса, приливы в твердой оболочке Марса могут объяснить лишь одну десятитысячную часть наблюдаемого ускорения Фобоса.

Проанализировав и отвергнув все мыслимые причины торможения Фобоса, я пришел к следующему выводу. Вероятно, именно торможение верхних, чрезвычайно разреженных слоев атмосферы играет здесь решающую роль. Но для того чтобы это торможение оказалось столь значительным, Фобос должен иметь очень малую массу, а значит, и среднюю плотность, примерно в тысячу раз меньшую плотности воды. И есть только один способ сочетать требования твердости, неизменности формы Фобоса и его крайне незначительной средней плотности. Надо предположить, что Фобос полый, пустой внутри – нечто вроде консервной банки, из которой вынули содержимое. Ну а может быть естественное космическое тело полым? Нет и нет! Следовательно, Фобос имеет искусственное происхождение. Другими словами, Фобос является искусственным спутником Марса. Странности в свойствах Деймоса, хотя и менее разительные, чем у Фобоса, позволяют высказать предположение, что и он имеет искусственное происхождение.

Конечно, искусственные спутники Марса имеют довольно значительные размеры. Но создание таких спутников не является неразрешимой инженерной задачей для разумных существ. Вес такого спутника и его оборудования – порядка нескольких десятков миллионов тонн – не должен смущать. Построили же люди еще при фараоне Хеопсе, около 3 тысяч лет назад, за годы жизни одного поколения гигантскую гробницу – пирамиду, весящую около 10 миллионов тонн! А располагали они только силой своих рук, рычагами, медным и деревянным инструментом.

– А можно ли экспериментально доказать, что спутники Марса имеют искусственное происхождение? – спросил журналист.

– Да, конечно, можно, – ответил ученый. – Лучшей проверкой будет, конечно, непосредственная высадка на них земных астронавтов. Но этого, вероятно, по самым смелым прогнозам, придется ждать не одно десятилетие. Значительно реальнее запуск в район Марса ракеты-зонда, снабженной научной аппаратурой. С ее помощью можно будет передать на Землю важную информацию о природе спутников Марса.

Иосиф Самойлович Шкловский называл свою гипотезу «рабочей». Он подчеркивал этим, что она необходима для более глубоких расчетов орбит Фобоса и Деймоса, для более тщательных исследований спутников Марса. Свой остроумный вывод об искусственных спутниках он сделал для того, чтобы ученые обратили внимание на выводы Шарплеса. И добился своего. Вскоре было установлено, что американский исследователь ошибся. Казалось бы, нет главного условия, поставленного Шкловским в самом начале: «если расчеты верны», но тем не менее гипотеза продолжала пользоваться популярностью. Она была слишком заманчива и необычна.

Ну что же, теперь осуществлено и пожелание ученого – на марсианских орбитах появились исследовательские лаборатории землян. В том числе и «Маринер-9».

В поле зрения его фотокамер сначала попал Деймос.

«Картинка» сразу же начинает преображаться – она превращается в набор цифр. Каждое изображение разлагается на строки, а те, в свою очередь, – на отдельные точки. Их многие тысячи, этих точек, и у каждой будет свой номер, код. Потом цифры понесутся к Земле, чтобы там вновь вернуть свой первоначальный вид. Причем набор цифр должен отобразить всю панораму, все, что увидела камера.

Процесс преобразования можно представить в несложной детской игре. Возьмем цифры от 0 до 10. Будем считать, что 0 – белый цвет, а 10 – черный. В промежутке – различные оттенки серого цвета, ближе к 10 он становится гуще. Теперь перед нами, к примеру, полоска бумаги, на которой нанесены квадратики. У них разные оттенки, но сосед не знает, в каком они порядке. Квадрат обозначим определенной цифрой – вот мы уже зашифровали их. Теперь можем переправлять их соседу, а ему, зная наш «код», уже не составляет труда «перенести» эти цифры вновь в полоску бумаги квадратами.

Передача снимков Марса основана на таком же принципе. Только для записи одного изображения, состоящего, к примеру, из 100 тысяч элементов-точек, требуется около миллиона цифр. Обработать этот поток информации невозможно без электронных вычислительных машин. Они и превратили мозаику цифр, несущих информацию о спутнике, в фотографию. Размеры Деймоса невелики – 12 и 13,5 километра. Это гигантская глыба камня, испещренная кратерами. У терминатора отчетливо видны два из них, наиболее крупные, – их поперечник около полутора километров. Так как сила притяжения на поверхности Деймоса очень мала, рельеф своеобразен – образования неправильной формы. Они невозможны, к примеру, на таких космических телах, как Земля, где сила тяготения «сглаживает» поверхность.

«Маринер-9» сфотографировал и Фобос. На «лице» спутника гигантская «оспинка». Это кратер, он занимает почти треть поверхности. Очень много мелких кратеров. Очевидно, все они образовались после удара о Фобос астероида. Столкновение в космосе двух тел неузнаваемо изменило спутник Марса.

Спутники Марса – каменные глыбы. Они или «захвачены» планетой, или образовались вместе с ней. Подавляющее большинство ученых считает первое предположение наиболее вероятным. И хотя некоторые из них называют Фобос и Деймос «летающими горами над Марсом», эти «горы» пришли к планете извне, возможно, из пояса астероидов.

Искусственные марсианские луны – как и «каналы», марсиане, снег на полюсах, буйная растительность – теперь принадлежат истории. Стала ли красная планета из-за этого менее интересной? Думаю, нет. Впервые рядом с ней работают «луны», сотворенные в земных лабораториях, и их многомесячный труд на орбите выливается в колонки цифр, которые рассказывают о Марсе и его спутниках, о жизни этих далеких от нас миров.

После одного из сеансов связи с «Марсом-3» я спросил у баллистика:

– Настанет время, и станции прекратят работу, но сколько лет они будут двигаться вокруг планеты?

– Надо подсчитать, – ответил он. – Ориентировочно – несколько тысячелетий.

Значит, наши далекие потомки могут не гадать: они будут знать, что в конце 1971 года Марс стал хозяином уже пяти спутников. Два из них естественные, а три – искусственные.

Легенда несет в себе мечту, и поэтому она не умирает. И хотя подчас трудно определить, когда она рождается, в конце концов люди делают ее реальностью. Это происходит на наших глазах.

Слово конструктору:

Сеанс связи продолжается. Известно, что станция сориентирована, и сейчас должен включиться тормозной двигатель. Но он сработает лишь после разделения спускаемого аппарата и орбитального отсека. Один пойдет на посадку, а другой перейдет на околомарсовую орбиту и присоединится к своему собрату – «Марсу-2».

– Есть включение тормозного двигателя! – сообщают телеметристы.

Как все же далеко до станции! Двигатель уже отработал и выключился, а «Земле» еще об этом ничего не известно. Где-то в просторах космического пространства несется радиосигнал, он почти незаметен среди радиоголосов Вселенной. Но он упрямо пробивается к Земле, чтобы крохотная частица его попала на антенны Центра... Стоп! Кажется, есть – на экране электронный луч чертит прямоугольники. Что теперь скажут электронные вычислительные машины, которые должны расшифровать донесение из окрестностей Марса?

...Двигатель отработал расчетное время, и «Марс-3» уже мчится вокруг красной планеты. Баллистики уточняют орбиту... А что же со спускаемым аппаратом? Пока ничего не известно, хотя угол входа в атмосферу и скорость в пределах допустимого.

Механика систем посадки и их назначение – это обеспечение при подлете к поверхности минимальной скорости. Самое хорошее – нулевая при касании, но как ее получить, если у Марса очень разреженная атмосфера?

Если для тех станций, что идут к Венере или возвращаются из космоса на Землю, можно использовать динамические средства торможения – к примеру, парашют, то на Марсе только им уже не обойдешься. Ведь тогда нужен парашют с огромным куполом, а это требует больших объемов и весов.

Для спускаемого аппарата «Марс-3» была разработана комбинированная система торможения в атмосфере. Началось с того, что была принята какая-то модель ее. К сожалению, атмосфера Марса не только разрежена, но и неизвестны достаточно точно ее параметры. Плюс пылевые бури, возникновение которых предполагалось, хотя в действительности они оказались мощнее. И последнее: мало изучен рельеф и нет характеристик грунта, на который должен опуститься аппарат.

Тут уж получается уравнение не с одним неизвестным! Вот и пришлось нам, конструкторам, попытаться создать такую машину, которая могла бы работать при достаточно широких диапазонах физических условий атмосферы чужой планеты.

Первой встретил удар атмосферы аэродинамический конус. Мы называли его «шапкой» нашего марсианина, потому что он похож на широкополые шляпы, которые носят на юге.

Скорость снизилась. И хотя атмосфера не такая плотная, как у нас, аппарат сильно разогрелся. Однако он выдержал и это испытание, так как был надежно прикрыт броней теплозащитных материалов.

Ввод парашютной системы произошел на сверхзвуковой скорости. Те, кто хоть однажды пользовался парашютом, знают, что в момент раскрытия происходит динамический удар. Лямки врезаются в плечи, и потом, после приземления, мышцы болят несколько дней. В марсианской атмосфере этот удар намного сильнее, потому что скорость в 3,5 раза превышает скорость звука. В этот момент конструкции спускаемого аппарата должны держать колоссальные нагрузки. Чтобы их снизить, купол не раскрывается полностью – площадь парашюта вводится в действие порциями.

Купол над спускаемым аппаратом раскрылся полностью. Так как атмосфера разрежена, спуск происходит довольно быстро. Неподалеку от поверхности начинают работать двигатели мягкой посадки. А в это время микродвигатели «уводят» парашют в сторону, чтобы он не мог помешать на заключительном этапе. Двигатель аппарата снижает скорость практически до нуля. Станция касается поверхности, срабатывают амортизаторы...

2 декабря 1971 года в 16 часов 44 минуты по московскому времени спускаемый аппарат вошел в атмосферу Марса. Через 3 минуты он мягко приземлился на поверхности.

В 16 часов 50 минут 35 секунд началась передача видеосигнала с поверхности. Приемные устройства орбитальной станции зафиксировали его появление и начали записывать на запоминающее устройство.

Какая-то ирония есть во всем происходящем! Может быть, на Марсе где-то среди кратеров уже мягко опустился посланец Земли, а мы в Центре дальней космической связи не знаем этого. Земля не может связаться с аппаратом, нужен ретранслятор – орбитальный отсек. Именно он принимает информацию со спускаемого аппарата как во время его полета в атмосфере планеты, так и с поверхности. Она записывается на борту, и только потом Земля прикажет передать ее...

Центр продолжает работать со станцией. Как функционируют системы, не изменились ли параметры бортовой аппаратуры, каковы давление и температура в приборном отсеке, нормально ли действует система терморегулирования и астронавигации...

Из-за Марса появляется еще один советский искусственный спутник. Он тоже требует внимания – Центр проводит сеанс с «Марсом-2».

– Сигнал должен быть позже, – успокоил журналистов один из телеметристов. Видно, увидел наши взволнованные лица. – Так что не беспокойтесь, – добавил он.

Честно говоря, мы старались меньше спрашивать о спускаемом аппарате. «Лишь бы не сглазить», – пошутил Лева Нечаюк из «Красной звезды».

...Отработка посадки велась как в лабораториях, так и на полигонах. К сожалению, весь цикл проверить в земных условиях невозможно. Особые неприятности нам доставлял грунт. Мы попробовали различные варианты – и жесткий и мягкий.

Создание спускаемого аппарата можно разбить на два этапа: его проектирование и испытания. Причем вторая половина намного труднее и важнее. Многие конструкции приходилось изменять, усовершенствовать. Ну вот один из эпизодов.

Идет отработка амортизации. Катапульта. На ней установлено наше «яйцо» – спускаемый аппарат. «Яйцо» разгоняется и ударяется о сетку. Народ, конечно, – в разные стороны. Конструкторы к «яйцу» – выдержало ли? Те, кто создавали аналоги марсианского грунта, к нему – похоже?

Потом выясняется: коэффициенты трения у грунта не те. Значит, новые испытания, проверки.

На специальном стенде проводили температурные испытания. Имитировали, насколько это возможно, вход спускаемого аппарата в атмосферу, работу двигателя в этих условиях. Причем вариантов возникает много сотен, и каждый из них нужно опробовать и убедиться, что станция выдержит эту встречу с атмосферой.

Ну, конечно, самые запоминающиеся дни, когда мы имитировали посадку на Марс. Сначала не получалось. Было много экспериментальных технологических аппаратов и масса неполадок. То отказывало одно, то другое, и каждую следующую машину приходилось усовершенствовать, делать более надежной. И вот, наконец, очередное испытание. Мы увидели посадку станции на Земле такой, какой она должна быть на Марсе.

Аппарат летел на парашюте. Казалось, прямо на наши головы. Ветер относит парашют чуть в сторону. Уже рядом земля. Вот-вот аппарат должен удариться о поверхность и... разбиться. Остаются не секунды, а доли секунды – и вдруг «бах!». Это сработали двигатели мягкой посадки. Мы бросаемся к аппарату, а он лежит на земле целехонький... Ну, обниматься бросились, целовать друг друга. Для нас этот день стал праздником: мы добились своего!

Что же там? Есть ли среди радиошумов космоса заветный голос посланца Земли, опустившегося на поверхность Марса? Пройдут годы, и на Марсе появятся научные станции, и даже полетят туда люди, но станет ли нынешний день первым в истории, когда руки Земли впервые прикоснутся к марсианскому песку?

На аппарате значатся дорогие для каждого из нас слова: «Союз Советских Социалистических Республик». Теперь вымпелы с гербом СССР находятся на всех ближайших к нашей Земле космических телах – Луне, Венере и Марсе. Отрадно, что на каждой из них они стали первой весточкой с Земли, символом того, что начинается планомерное их изучение. Нынче пришла очередь Марса – красная планета стала лабораторией, в которой работают советские ученые.

Мы слишком мало знаем об этой планете... За примерами ходить далеко не надо. Казалось бы, люди исходили Землю вдоль и поперек, но тем не менее запуск искусственных спутников Земли открыл огромное количество неизвестных процессов, которые можно познать, лишь осматривая планету со стороны.

У красной планеты более прозрачная атмосфера. И если не свирепствует буря и не поднимается пыль, то с орбиты великолепно видны образования на поверхности. Спутник Марса ведет исследование планеты в глобальном масштабе, он позволяет изучать огромные площади, динамику развития процессов. Его можно сравнить с научным работником, который посвящает свою жизнь решению комплексной проблемы, причем всех ее граней, а не одной или даже нескольких.

Атмосфера в разных районах Марса неодинакова. Среднее давление у поверхности – 5 – 7 миллибар, такое же, как на высоте 30 – 35 километров над поверхностью Земли. Состав атмосферы точно не изучен: ясно одно, в основном она состоит из углекислого газа, азота, кислорода, водяного пара и других газов очень мало.

Суточные колебания температуры достигают 100 градусов.

Это вызывает резкие перепады давлений, а следовательно, возникновение ветров и бурь. Кроме того, из-за разности высот «материков» и «морей», наличия сложных рельефных образований перепады давлений могут быть значительно выше.

Чтобы прогнозировать метеорологические условия на Марсе, нужны тщательные измерения этих характеристик атмосферы. Те отрывочные данные, которые сейчас есть, нуждаются в уточнении и в большей достоверности.

Непонятно, почему у «материков» и «морей» разная окраска? Из-за чего возникают «волны помутнения» и сезонные изменения контрастности поверхности? Многие процессы связывались астрономами с появлением и развитием растительности. Однако по существующим представлениям и первым экспериментальным данным эта гипотеза не подтверждается. Очевидно, эти процессы обусловлены различным химическим составом, из которого слагаются поверхностные породы, переносом вещества ветрами и бурями.

Приборы, установленные на «Марсе-2», «Марсе-3» и американском «Маринере-9», регистрируют излучение планеты в различных диапазонах волн. Эти данные позволяют представить как особенности атмосферы, так и состав поверхностного слоя. Весьма интересно изучение Марса в инфракрасном диапазоне. Это наиболее информативный участок спектра, потому что он является полномочным представителем самой планеты. В частности, по инфракрасному излучению можно определить и наличие паров воды, из-за которых сломано столько копий в битве различных мнений и гипотез!

Измерения водяного пара с борта «Марсов» подтвердили, что влаги в марсианской атмосфере ничтожно мало – в сотни тысяч раз меньше, чем в атмосфере Земли!

Инфракрасный радиометр зарегистрировал любопытную температурную картину поверхности. В особенности на ночной стороне Марса. Там обнаружены точки, температуры которых на 15 – 25 градусов выше, чем над прилегающими районами. Что это такое? Может быть, действующие вулканы?

Ультрафиолетовая область спектра позволяет определить плотность марсианской атмосферы. К поверхности Земли ультрафиолет не проникает – он не способен пробить мощный воздушный панцирь нашей планеты. На Марсе иное дело. Там ультрафиолет пронзает атмосферу насквозь, и он способен рассказать о том, насколько сильно она сопротивляется его вторжению. Измерения с «Марсов» показали, что атомарный кислород есть до высот 700 – 1000 километров от поверхности, а атомарный водород обнаружен на расстоянии 10 – 20 тысяч километров. Комплексные исследования в ультрафиолетовой области позволят проследить, каким образом количество кислорода и водорода изменяется по высоте.

Для Земли достоверные модели атмосферы удалось построить лишь недавно, после того как спутники сообщили, как взаимодействует она с потоками межпланетной плазмы, излучаемой Солнцем. Что же говорить о Марсе, если у него искусственные спутники – советские и американский – появились только в декабре 1971 года?! А ведь характер взаимоотношений Марса и солнечного ветра, натекающего на планету, очень интересен. Он необычен, потому что у Марса нет заметного магнитного поля, присущего Земле. Не праздное любопытство толкает ученых на изучение таких уникальных явлений. Они позволят узнать прошлое планеты, ее эволюцию, а значит, представить историю всей солнечной системы.

Конечно, наивно считать, что один или даже десять спутников Марса могут ответить на все вопросы, интересующие ученых. За пределами Земли побывало уже около тысячи аппаратов, но еще далеко не все ясно о нашей планете, и поэтому по-прежнему уходят в небо «Космосы», «Интеркосмосы» и «Эксплореры». У Марса появились лишь первые станции, первые ласточки регулярного изучения этой планеты и ее окрестностей. И этот шаг открывает новый этап в космонавтике – теперь человечество располагает постоянными научными лабораториями не только у своего «дома» – Земли и Луны, но и у других планет.

Станция уже начала разворачиваться, и «марсианский» датчик нащупал край диска.

Включились двигатели ориентации. Крылья солнечных батарей дрогнули и начали медленно наклоняться. Инженер взглянул на часы.

– Я прочитал в одном французском журнале, что марсианское лето гораздо хуже сибирской зимы...

– Ну не скажи, – возразил его собеседник, – летом там температуры вполне приличные. Кое-где на Земле холоднее.

– Это, конечно, так, – согласился инженер, – но места для прогулок не очень приятные...

Датчик «взял» Марс надежно. Солнечные батареи замерли. Теперь фототелевизионные устройства нацелились на планету.

– Наверное, лучше, если бы у него не было совсем атмосферы, – снова начал инженер. – Крутился бы такой шарик, как Луна, благо, что они похожи.

– Вот уж не согласен, – сразу же возразил второй, – не очень интересно. Благодаря атмосфере он такой загадочный.

...Фотосъемка началась. Станция стремительно неслась над планетой. Фотоглаз внимательно смотрел вниз.

Я прислушался к разговору двух инженеров. Они перебрасывались фразами нехотя, явно думая о другом. И я понимаю их: оба прекрасно представляют, что именно сейчас в марсианском небе включились камеры и началась съемка. Так ли, как задумано? Они знали, что может помешать фотосъемке – и нечеткая работа датчиков, и нарушение ориентации, и неполадки в бортовой «фотолаборатории». Да мало ли что может произойти в сотнях приборов и приборчиков, устройств и систем! Телеметрия? Да, конечно, она подтверждает – все в норме. Но разве можно говорить о норме, если в твоих руках нет того самого заветного первого снимка...

...Среди научной аппаратуры, установленной на искусственных спутниках Марса, есть фототелевизионные устройства. Им отведена особая роль – они должны донести до Земли изображение далекой планеты.

Станция идет над кратерами. На первый взгляд они удивительно похожи на лунные, но если внимательно присмотреться, то различие есть. Края у кратеров сглажены. Неожиданно кратеры исчезают. Ландшафт резко меняется: они то сталкиваются между собой, то поднимаются ввысь, то резко переходят в ровные долины. Очевидно, этот район образовался гораздо позже «кратерных». А вот и пустыня Хеллас. Это гигантский круг на лице Марса диаметром около 1600 километров. Здесь нет кратеров. Ровное как стол плато, хоть устраивай на нем автомобильные гонки – чем не высохшие соленые озера Земли?

Над Центром дальней космической связи звучит сирена. Это предупреждение: сейчас медленно двинутся гигантские чаши антенн. Они нацелятся к горизонту, над которым язычком пламени должен вспыхнуть красноватый Марс.

До сеанса связи еще около часа, но операторы уже на командном пункте. И хотя сеансов проведено более ста, нынешний особенный – Центр должен принять первый снимок со станции.

...До Марса около 50 тысяч километров. Включились фотокамеры. На борту станции есть набор светофильтров, они сменяют друг друга. Светофильтры помогают ученым выяснить физические особенности различных участков поверхности Марса.

Фотопленка проявляется и обрабатывается на самой станции, а затем снимок передается на Землю подобно тому, как осуществляются телевизионные передачи.

Марс в зоне радиовидимости Центра. Земля выдает первую серию команд. Через 10 минут включается бортовая аппаратура, и к Земле несется ответ. Еще через 10 минут голос станции улавливают чуткие уши антенн.

Эти слова ждут и создатели станции, и те инженеры, которые, как и многие их коллеги, с нетерпением и надеждой коротали минуты перед сеансом, и ученые.

Первый снимок! Удивительно знакомый серп. Да, я не оговорился, на первый взгляд он похож на серп Луны, который мы видим вечером, на серп родной Земли, который уже много раз фотографировали из далекого космоса наши автоматические станции. Когда я увидел снимок Марса, я вспомнил другое фото, чем-то напоминающее это. В декабре 1970 года «Луноход-1» снимал панораму. Сначала он показал свою колею, проложенную среди кратеров, а потом камера скользнула по черноте космоса.

– Сейчас будет Земля, – сказал штурман экипажа.

И действительно появился крошечный серп нашей планеты. Мы вглядывались в него и угадывали очертания материков, линию Камчатки и Дальнего Востока. Тогда на этой половине Земли был ясный, безоблачный день...

А на Марсе в те минуты, когда станция фотографировала его, еще бушевала буря. Но пылевая вуаль закрывала не всю планету – в районе терминатора видны горные образования. Они особенно отчетливо проглядывают сквозь пелену на цветном снимке, который был получен после обработки кадров, снятых через разные светофильтры.

В распоряжении советских ученых много снимков Марса, сделанных с различных расстояний от планеты. Но этот серп незабываем, ведь всегда впервые мы видели из космоса другие миры именно такими. Теперь настал черед Марса.

Фобос и Деймос оказались каменными глыбами.

Марсианский мир выглядит столь же безжизненным и пустынным, как и лунный.

Эти выводы легко сделать, проанализировав данные и фотографии, полученные от «Марса-2», «Марса-3» и «Маринеров».

Но не будем торопиться. Формы жизни многообразны и удивительны, ученые находят их в самых неожиданных местах – не может ли Марс оказаться одним из них?

Наконец, если жизни нет, так почему создатели «Марсов» проводили стерилизацию спускаемого аппарата? Почему столько сил и энергии тратят исследователи у нас в стране и в США для отработки новых и надежных средств «освобождения» космических аппаратов от микробов?

Очевидно, у них есть основания считать, что на Марсе есть живые существа. Это «невидимые киты, на которых держится жизнь», как сказал о микробах один из биологов.

На Земле микроорганизмы вездесущи: они вмешиваются во все биологические процессы.

Сегодня ответить на такой вопрос однозначно невозможно. Не существует пока методов и обнаружения микроорганизмов в космосе, и их изучения. Поэтому приходится идти «обходным путем». В земных лабораториях моделируются условия космоса и изучается, как те или иные факторы влияют на существование организмов.

Прежде всего – сверхнизкая температура. К удивлению большинства исследователей, микроорганизмы переносят ее сравнительно легко. Даже температуры, близкие к абсолютному нулю, не убивают «невидимых китов». Мало того, космический холод способны переносить насекомые и даже некоторые растения. Правда, пока не выяснено, способны ли эти живые организмы расти и развиваться, – подобные опыты только начинают проводиться. Но сам факт их высокой выносливости установлен в многочисленных исследованиях и сомнения у ученых не вызывает.

Таким образом, для марсианских «муравьев» и микробов низкие температуры, которые зарегистрированы на поверхности планеты, не представляют опасности.

Глубокий вакуум несколько уменьшает круг претендентов на жизнь вне Земли. Биофизики выяснили, что бактерии и некоторые грибки выдерживают отсутствие любой атмосферы. Экспериментально доказано: на автоматической станции или корабле, опустившихся на Луну, сохраняются живые микробы!

Марс окружен атмосферой. Значит, ее высокое разрежение не препятствие для деятельности микроорганизмов. Уж если они способны выжить на Луне, то о Марсе и говорить нечего.

Бич жизни – ультрафиолет. Даже на Земле в разгар солнечного летнего дня легко обжечь кожу; известны случаи, когда стремление побыстрее загореть оборачивалось сложнейшими заболеваниями. Но к земной поверхности ультрафиолетовых лучей пробивается ничтожное количество – их задерживает мощная атмосфера. В космосе такого надежного экрана нет. Нет? Но ведь ультрафиолетовые лучи не могут «пробить», к примеру, пластинку толщиной всего несколько микрон. Был проведен такой эксперимент. Каменный метеорит тщательно измельчался, в эту «смесь» помещались споры бактерий, а затем в установке создавался мощный поток ультрафиолета; причем дозы облучения были огромны: микробные клетки получали столько ультрафиолета, сколько им пришлось бы выдержать в условиях космоса за год. И споры продолжали жить! Искусственные микрометеориты оказались прекрасной защитой. Так было доказано, что если спора бактерий будет находиться в метеорите или «прикрыта» пылью, то она способна выдержать и ультрафиолетовое излучение.

Ультрафиолет пронзает атмосферу Марса и достигает поверхности. Однако на этой планете очень много пыли – буря, свирепствующая во время подлета к Марсу наших станций, лишний раз подтверждает это – следовательно, для бактерий есть прекрасная возможность скрыться за частицами пыли от ультрафиолета. Может быть, за многие тысячелетия эволюции марсианские бактерии научились «играть в прятки» с ультрафиолетом?

Но в космосе есть еще ионизирующая радиация. Во время вспышек на Солнце ее уровень резко возрастает, настолько, что даже космонавты, находящиеся под защитой своего корабля, подвергаются опасности. Поэтому их старт и полет планируются таким образом, чтобы в, околоземном пространстве была «спокойная радиационная обстановка».

Микроорганизмы не столь восприимчивы к облучению, как клетки животных. Они легко выдерживают сотни тысяч рентген. К тому же, если на них облучение действует постоянно, то появляются новые формы, способные выдерживать и более высокие дозы. Даже в воде атомных реакторов обнаружены бактерии, которые живут в ней, а радиация достигает миллионов рентген!

Когда выяснилось, что микроорганизмы способны противостоять вакууму, температурам, радиации и ультрафиолету, ученые попытались исследовать, как все эти физические факторы действуют совместно. В различных лабораториях мира появились камеры, названные «искусственным Марсом». В них имитировались условия, присущие красной планете, – конечно, в тех пределах данных, которые были установлены астрономами. Причем создавались и смена ночи и дня, и изменение притока тепла к планете, и ориентировочный состав атмосферы. Вывод многочисленных экспериментов однозначен: в марсианских условиях земные микроорганизмы не погибают, они способны медленно размножаться. Лучше переносят условия далекой планеты микроорганизмы, обитающие в земных пустынях.

– Широко распространенное мнение о том, что на Марсе имеется жизнь, – подчеркивает академик А. Имшенецкий, – находит подтверждение в исследованиях со станциями искусственного климата Марса. Совершенно естественно, что марсианские формы жизни, если они существуют, более приспособлены к условиям жизни на этой планете, и, следовательно, их темпы роста и развития должны быть быстрее, чем у земных микробов, находящихся в марсианских условиях.

Когда мы высказываем предположение о том, какой характер имеет жизнь на планетах, – подчеркивает академик, – мы недооцениваем способность живых существ приспосабливаться к самым необычным условиям. Если зеленые растения на Земле осуществляют фотосинтез при отрицательных температурах, а микроорганизмы живут в горячих источниках, то вполне логично считать, что это не является пределом приспособляемости. Весьма вероятно, что формы жизни на планетах могут существовать в еще более необычных, с нашей точки зрения, условиях. Природа на других планетах должна быть не менее искусным творцом, чем на Земле, но мы склонны об этом забывать.

...В 1969 году после полета «Маринера-7» подавляющее большинство ученых начали считать Марс двойником Луны во всех отношениях. Они утверждали, что на красной планете нет ни геологических, ни биохимических процессов. Казалось, земляне встретили мертвый мир. Но даже предварительный анализ данных, полученных «Марсом-2», «Марсом-3» и «Маринером-9», показывает, что это не так. По крайней мере, Марс – планета, которая изменяется. Если на ней есть вулканы, то они, как и на Земле, поставляют в атмосферу «сырье» для жизни – углекислый газ и водяные пары. Его количества вполне достаточно для деятельности микроорганизмов.

Многие поколения ученых искали на красной планете признаки жизни. Теперь стало ясно, найти их можно лишь на самом Марсе – с Земли это сделать невозможно. Значит, в марсианские моря и материки нужно посылать такие автоматические станции, как «Марс-2» и «Марс-3», которые многие месяцы работают на орбите и спускаемые аппараты которых мягко приземляются среди красных песков.

Прогнозы в космонавтике делать опасно: обычно жизнь обгоняет мечту. Если бы десять лет назад спросить у любого ученого, когда автоматические станции будут работать на Луне, Венере и Марсе, ответ был бы неопределенным. Но мы, журналисты, любим задавать подобные вопросы. И когда наше путешествие к Марсу завершалось, я спросил у собеседников:

– Когда, вы считаете, грунт Марса может быть доставлен на Землю?

– В 2035 году. – Специалист по управлению улыбнулся.

– Я полагаю, лет через двадцать, – не согласился ученый.

– Грунт может быть привезен на Землю лет через пять-шесть, – сказал второй конструктор, – а люди полетят на Марс около двухтысячного года.

Первый марсианин	3
Хроника одного путешествия, или Повесть о первом луноходе	77
Небо Венеры, или Повесть об атмосфере чужой планеты	153