У каждого человека свои звезды. Одним – тем, кто странствует, – они указывают путь. Для других это просто маленькие огоньки. Для ученых они как задача, которую надо решить...

Антуан де Сент-Экзюпери

ПРОЛОГ

Я проходил в сборочный цех завода, садился в сторонке и молча наблюдал, как работают монтажники. Сначала они искоса поглядывали на меня: «Что он там записывает?», а потом свыклись и перестали обращать внимание. А когда один из них, улыбнувшись, сказал: «Хватит сидеть, помогите мне», я вскочил со стула и суетливо стал откручивать заглушку. Пальцы не удержали ее, и она звонко ударилась о кафель пола. «В нашем деле спешка к добру не приводит, – заметил монтажник, – и суетливость тоже».

Эта заглушка сейчас лежит передо мной на столе – я тогда взял ее на память. На добрую память о еще одной встрече с чужой планетой, к которой ушла «Венера».

Были и другие встречи. Они начинались на страницах книг, проходили через судьбы людей, заканчивались на космодроме и в Центре дальней космической связи. Их было много, этих свиданий с Венерой и «Венерами», но о некоторых забыть невозможно...

„О ЗАВЕСА МНЕНИЙ ЛОЖНЫХ!“

Ее всегда ждут на рассвете. Она провожает ночь и встречает новый день. Наверное, поэтому люди всегда любили ее, потому что рождение дня предвещает непознанные радости, а горести остаются позади – в прожитом.

Она предвосхищает восход солнца. Она словно ведет его за собой.

«Мать народа римского, наслаждение богов и людей, милостивая Венера! Ты море для мореплавателей лежащее под небесными звездами, ты землю плодоносную посещаешь, ведь только благодаря тебе появляется все, что живет, и только благодаря тебе видит свет солнца. Где появляешься ты, удаляются ветры и тучи небесные, под ноги тебе земля стелет мягкие цветы, тебе улыбаются просторы морей, для тебя блистает небо беспредельным светом... Ты одна управляешь Вселенной, без тебя не зарумянится день, без тебя не родится ничего, что радостно или приятно».

Эти строки написаны два тысячелетия назад античным поэтом Лукрецием. Тогда и появился этот прекрасный образ – Утренняя звезда, который человеческая мечта донесла до нашего времени.

Поэты разных времен посвящали Венере свои строфы. В том числе и Михаил Васильевич Ломоносов. Но наш великий соотечественник заставил ученых иначе взглянуть на Утреннюю звезду. Произошло это 26 мая 1761 года.

В Петербургскую академию наук пришло письмо из Франции. В нем говорилось, что ученые готовятся к уникальному событию в астрономии: согласно расчетам Венера должна пройти по диску Солнца в мае 1761 года, как и указывал Иоганн Кеплер, Венера окажется между Землей и Солнцем на одной прямой линии. Это бывает раз в сто лет, и упускать такое редкое явление – своеобразный подарок для астрономов – неразумно.

Петербург прислушивался к Парижу. По крайней мере, было зазорно отставать от Запада и в этой области.

Началась долгая переписка. Из Петербурга сообщили в Париж, что, мол, «единственный» русский астроном Гиршов болен, а другим доверять такие важные наблюдения «не с руки». Из Франции тотчас же последовал ответ: в Сибирь может выехать Шапп д'Отрош. Конечно если русское правительство выделит на экспедицию деньги.

В переговорах наступило некоторое затишье. И пока Петербург раздумывал, пришло новое сообщение – Шапп д'Отрош поедет за счет Французской академии.

Тут уж самолюбие петербургских научных кругов не могло не взыграть. Было решено отправить две экспедиции!

За дело взялся Михаил Васильевич. Когда шла оживленная переписка о приглашении французов, с ним не очень советовались. А теперь обе экспедиции были отданы ему «на откуп», в академии прекрасно понимали, что лучше его организовать их никто не сможет.

Ломоносов ходатайствовал о направлении экспедиций «к исправлению Российского Атласа». Надо было провести геодезические съемки. Именно эти экспедиции и превратились в комплексные. После наблюдения прохождения Венеры они должны были провести исследования для «Атласа».

15 января 1761 года Ломоносов отправил ученых в дальний путь, а сам занялся Петербургской академической обсерваторией.

Умер Гиршов. Обсерваторию возглавил Эпинус – выдающийся физик своего времени, но весьма далекий от астрономии. Она его не очень интересовала, и поэтому обсерватория пустовала.

«При некоторых не без знатных приключениях небесных, наблюдения достойных, посылал я в ясные ночи к обсерватории осведомиться, что там происходит; однако найдено, что не токмо она заперта, но и крыльцо занесено глубоким снегом», – пишет Михаил Васильевич.

Ломоносов пытается добиться разрешения, чтобы русских астрономов Красильникова и Курганова допустили к инструментам.

Уязвленный Эпинус возражает.

Спор академиков принял нешуточный характер.

– Обсерватория тесна, – утверждает Эпинус.

– Красильников тогда уже был добрый обсерватор, когда еще господин Епинус ходил в школу с катехизисом, – парирует Ломоносов.

Ломоносов прекрасно понимает, что это очередная попытка не допустить русских ученых к исследованиям, и он становится непримиримым.

За три дня до наблюдений сенат наконец принимает решение. Красильников и Курганов допускаются в обсерваторию, а ключ от нее «отобрать у Епинуса, так как он имеет привычку запираться».

Эпинус демонстративно не подходит к инструментам...

Наступает 26 мая.

Красильников и Курганов работают в обсерватории.

В Селенгинке, где находится одна из сибирских экспедиций, пасмурно – вести наблюдения невозможно.

Вторую экспедицию тоже постигает неудача.

Французские астрономы ничего принципиально нового на Венере не обнаруживают.

А Михаил Васильевич Ломоносов в эти минуты – дома. У него небольшая «труба», рассчитывать на нее он не может, тем более что качество изготовления ее оставляет желать лучшего.

Ломоносов решает проследить лишь за началом и концом явления, «на то употребить всю силу глаза, а в протчее время прохождения дать ему отдохновение».

Венера запаздывает. Уже 40 минут смотрит Ломоносов через закопченное стекло на Солнце, а планета не появляется – ошиблись в расчетах астрономы. Заболели глаза, но ученый терпеливо ждет.

Вдруг край Солнца «стал неявственен и несколько будто стушован, а прежде был весьма чист и везде ровен».

Неужели от утомления? Ломоносов зажмурился. Потом вновь прильнул к инструменту.

Венера уже вступила на Солнце. Чуть позже Ломоносов заметил сияние, оно было «тонкое как волос».

Ученый прекратил наблюдение. Он вернулся к инструменту через несколько часов. Венера должна была «расстаться» с Солнцем. «Когда ее передний край стал приближаться к солнечному диску и был около десятой доли Венериного диаметра, тогда появился на краю Солнца пупырь, который тем явственнее учинился, чем ближе Венера к выступлению приходила... Вскоре оный пупырь потерялся, и Венера показалась вдруг без края».

Странное явление! О нем не упоминалось в астрономических книгах – следовательно, Ломоносов увидел его первым.

Его вывод: «...планета Венера окружена знатной воздушной атмосферой, таковой (лишь бы не большею), какова обливается около нашего шара земного».

Открытие М. В. Ломоносова можно по праву считать началом исследований физики атмосферы Утренней звезды. Его оговорка «лишь бы не большею» – тоже оказалась пророческой. Правда, для этого потребовались исследования десятков ученых, современные астрономические инструменты, радиолокационная аппаратура и, наконец, автоматические станции.

„ОНА ОБЯЗАТЕЛЬНО ПРИДЕТ К ЦЕЛИ“

Через несколько часов они улетали в Центр дальней космической связи.

До Венеры станции нужно было лететь еще почти двое суток. Следующим утром я буду разговаривать с ведущим конструктором по телефону и услышу его взволнованный голос:

– Лаборатория плавает в атмосфере... Давление и температура растут... Там очень жарко... Аппарат продолжает спускаться...

Но это будет позже, а сейчас мы говорим о прошлом.

– Через сорок часов начнется посадка «Венеры-4». Каковы цели ее запуска? – традиционно начинаю я.

– Создавая «Венеру-4», мы использовали отечественный опыт пусков межпланетных станций, в том числе «Венеры-1», «Венеры-2» и «Венеры-3», – отвечает ведущий конструктор. – Главная задача новой станции – определение физических условий атмосферы планеты. Кроме того, проводится комплекс научных исследований на трассе полета.

– Когда вы впервые узнали о назначении ведущим конструктором «Венеры-4»?

– Год назад.

– И как вы отнеслись к новому назначению?

– Я ведь приборист, – улыбнулся мой собеседник, – конструированием не занимался. Меня это беспокоило. Но привлекала масштабность новой работы. Интересно, когда разрабатываешь не одну систему, а весь объект целиком.

– Трудно было?

– Пожалуй, напряжение наибольшее на заводе. В процессе разработки и изготовления объекта возникает масса вопросов. Естественно, ответственность не уменьшилась и после пуска. Для того чтобы обеспечить нормальный полет станции и прогнозировать различные ситуации, которые могут возникнуть в полете, создана оперативная группа. Она проводит сеансы связи, следит за станцией и вырабатывает программу работы на каждый очередной сеанс.

– Какие испытания проводились на Земле?

– Прежде всего мы должны были обеспечить высокую надежность объекта. Учитывая длительность полета – четыре с лишним месяца, – мы испытывали все агрегаты, системы, узлы в условиях, близких к космическим. Спускаемый аппарат крутился на центрифуге. Перегрузки достигали нескольких сот единиц. Машина прошла вибрационные испытания, парашютные и т. д. В системе ориентации есть клапан, который во время полета срабатывал 30 тысяч раз. На Земле мы включали его 300 тысяч раз... Как обычно в космической технике, количество наземных испытаний в восемь-десять раз больше, чем в реальном полете. Это дает нам уверенность в благополучном исходе эксперимента.

В наш разговор включается специалист по терморегулированию.

– Наиболее интересными мне кажутся испытания аналогов «Венеры», – добавляет он. – Задолго до двенадцатого июня – дня запуска – была сделана еще одна станция – дублер «Венеры-4». Дублер поместили в камеру, в которой имитировались условия космоса. Дублер пережил и «запуск», и весь «полет». Мы полностью моделировали весь эксперимент, проверили аппаратуру станции, работу всего комплекса. А самое главное – «земной полет» станции позволил выявить недостатки конструкции и устранить их. После двенадцатого июня работа дублера не закончилась. Он «следовал» за станцией, иногда даже опережал ее. Тем самым он давал возможность прогнозировать, что будет с «Вене-рой-4» через определенный промежуток времени, помогал понять, что происходит с ней на том или ином этапе полета. Летели как бы две станции – одна на Земле, другая в космосе...

– Многие ученые считают, что на Венере четыреста градусов по Цельсию. Учитывали вы это? – спросил я.

– Мы испытывали станцию в самых трудных условиях, при разных температурах, – ответил ведущий конструктор.

– По данным американских ученых, в состав атмосферы входят ядовитые газы и пары, вплоть до иприта. Предусмотрели ли вы нечто подобное?

– Это, наверное, несколько преувеличено, – улыбнулся конструктор, – на все случаи жизни рассчитывать станцию нельзя. Мы обратились к ученым, они дали нам модель атмосферы. Насколько она будет отличаться от реальной, это и выяснит «Венера-4».

– Все на совесть сделано, – вмешался специалист по терморегулированию, – какой бы ядовитый газ там ни был, он аппарат не съест. Станция успеет выполнить задание.

– ...А потом будут другие машины, – добавил ведущий, – «Венера-4» многое прояснит.

– Наблюдались ли отклонения между «земным» полетом и космическим?

– Точность совпадения их режимов высока. Но иногда даже отлично разработанные отдельные узлы во взаимодействии друг с другом проявляют новые качества. Это невозможно предугадать даже при самой тщательной репетиции. Все автоматические станции, подготавливаемые к запуску, проходят длительный цикл испытаний, но это не может быть полной гарантией благополучного исхода в реальном полете. Мы не можем знать всего, с чем встретится станция в космосе. А если бы знали, то и запускать ее не нужно было бы.

– Одна из ответственных операций коррекция, не так ли? – спрашиваю я.

– Конечно, – соглашается конструктор.

– А почему?

– Рядом с вами сидит представитель группы управления, он «колдует» со станцией, пусть теперь и отчитывается. Тебе слово, Николай. – Конструктор повернулся к молодому человеку, который с интересом прислушивался к рассказу своих коллег.

– Во-первых, я хочу возразить и ведущему и Илье, который прав только в отношении систем терморегулирования, а не наших, – Николай начал несколько неожиданно. – К сожалению, все имитировать на Земле невозможно, в том числе и некоторые маневры, осуществляемые станцией в космосе. В частности, ориентация. Она нужна, чтобы обеспечить нормальную работу бортовых систем. Основной источник питания – солнечные батареи – должны быть ориентированы строго на Солнце. У «Венеры» во время полета одна сторона всегда была обращена к нашему дневному светилу. Она нагревалась. С другой стороны – космос, холод. Необходимо терморегулирование станции. Вентилятор перегоняет газ, температура поддерживается постоянной.

Связь «Венеры-4» с Землей осуществляется с помощью остронаправленной антенны, которая должна быть нацелена во время сеанса точно на Землю. Об этом тоже «заботится» система ориентации.

Для нейтрализации ошибок выведения станции на траекторию полета к Венере нужна коррекция, а следовательно, ориентации корректирующего двигателя. Эти задачи возлагаются на системы ориентации и стабилизации.

– По-моему, я ни одной не упустил... Ориентация –. чрезвычайно тонкая работа. Достаточно чуть-чуть ошибиться в направлении действия импульса, как станция отклонится и пойдет не туда, куда надо.

– Можно ли сравнить работу систем ориентации с чем-то земным? – интересуюсь я.

– Охотник попадает в муху с расстояния в несколько тысяч километров, – смеется Илья.

– Судите сами, – Николай отвечает на вопрос серьезно. – Например, нужно осуществить ориентацию на Земле. Представьте, что друзья пригласили вас в гости. Вот вы вошли в подъезд их дома – и вдруг на лестнице гаснет свет. Вы ощупью добираетесь до нужной вам двери. Потом долго шарите рукой по стене, разыскивая звонок. Аналогично ведет себя станция при ориентации. Прежде всего она находит Солнце, а затем с помощью другого датчика ищет Землю.

– Какими видели бы Солнце и Землю наблюдатели, если бы им удалось попасть на «Венеру-4»?

– В начале полета Земля кажется большой. Потом все меньше и меньше, – отвечает конструктор. – Когда мы создавали станцию, работали днем и ночью. Иногда испытания нельзя было прекращать – они шли круглосуточно. Домой возвращаешься поздно. Взглянешь на небо, отыщешь Венеру и подумаешь: а ведь такой же видится Земля с Венеры – небольшой голубоватой звездочкой.

– Коррекция – это необходимость при подобных полетах? – спрашиваю я.

– Пока да, – отвечает Николай. – Современная техника еще не предложила нам устройств, которые были бы способны вывести станцию на орбиту, абсолютно аналогичную расчетной. Так что приходится исправлять ошибки запуска уже во время полета. Кстати, станция лишь рождается за конструкторским кульманом, а группа управления уже рассчитывает программу перелета к Венере, детализирует каждый из ста предполагаемых сеансов связи.

– Повторяю, в любом деле, а в космическом в особенности, успех решает надежность, – добавляет ведущий конструктор «Венеры-4». – Она и в конструкции аппарата, и в методике работы с ним. «Венера-4» в полной мере отвечает этим требованиям современной космонавтики, и я был уверен, что она обязательно придет к цели своего путешествия.

В конце нашей беседы я задал еще один вопрос. Он был обращен ко всем.

– Как вы думаете, в каком году состоится первая экспедиция землян на Венеру? Можно ли ответить на этот вопрос сейчас же, не учитывая взаимного расположения планет, а только темпы научно-технического прогресса? – спросил я.

– Это все равно, что угадывать счет в хоккейном матче... – попытался отшутиться Илья.

– Впрочем, такой «эксперимент» проводился, – настаивал я, – в частности. «Комсомольской правдой» и «Млада фронта». Приз – автомобиль – вручался победителю в Лужниках.

– Ну, если и за наш конкурс будет такой же приз, – рассмеялся Илья, – я согласен. Человек полетит на Венеру в 1995 году...

– В 2007, – сказал Николай.

– Наверное, не полетит вообще, – неожиданно ответил ведущий конструктор. – В таких условиях – при сверхвысоких давлениях и температурах – целесообразнее проводить исследования с помощью автоматов.

ДИНАСТИЯ КАНДИДАТОВ

Сын идет по стопам отца и деда. Становится физиком или слесарем, путейцем или сталеваром. Он приходит на тот же завод, в ту же лабораторию, чтобы продолжить дело, начатое родителями. Так рождаются династии – в науке, искусстве, в любом деле.

Я хочу рассказать о другой династии.

Иногда мне кажется, эти четверо – братья, хотя внешне они не похожи, да и фамилии разные.

Но их видят на международной конференции и в лаборатории, на научном семинаре и на рыбалке. Наконец, они вместе поднялись, когда секретарь ЦК ВЛКСМ объявил: «Премия Ленинского комсомола в области науки присуждена за цикл работ по исследованию распространения радиоволн, излучаемых искусственными спутниками и межпланетными космическими станциями в атмосферах Земли и планет...»

Их объединяет наука.

А может быть, это «школа»? Мол, есть учитель и ученики, родоначальник научного направления и его последователи?

Если я назову Дмитрия Лукина учителем, он наверняка обидится. Да, он первым стоял у истоков работ, так высоко оцененных коллегами, но ни Спиридонов, ни Фоминых, ни Школьников не пришли уже к маститому ученому. Они просто стояли рядом, чтобы дальше шагать бок о бок. Они друзья, коллеги, соратники. Они как пальцы на руке, каждому предназначена своя миссия, а вместе образуют кулак.

У них разные судьбы, и жизнь сложилась непросто, прежде чем они соединились в Московском физико-техническом институте. И все-таки путь каждого в лабораторию физтеха был типичным для современного молодого ученого. Дороги к перекрестку, на котором они встретились, заслуживают, чтобы о них рассказать подробнее.

Дмитрии Лукин. Он родился в деревне Приголовка, что под Вязьмой, четвертым ребенком. Отец работал на заводе, мать – в колхозе. Сейчас говорят: «У Лукина фронтовая закваска». Когда я впервые услышал эту фразу, удивился: откуда, ведь в последний год Отечественной Дмитрию исполнилось всего восемь лет. При чем здесь фронт? Потом Дмитрий объяснил. Его брат прошел войну. Пять раз горел в танке, но выжил. Он мечтал стать паровозным машинистом и, придя с войны, вернулся в школу. Закончил ее следом за младшим братом. Позже и в институт поступил, но все-таки добился своего – работает на транспорте. Правда, не с паровозами – не было их к тому времени, когда стал он инженером.

Дмитрий равнялся на брата. Хотя бы по чертам характера. Мать настаивала: «Будь учителем». Она сама была неграмотна и хотела, чтобы меньшой учил других. Но Дима решил стать конструктором. В упрямстве и дерзости ему не откажешь. Из деревенской школы сразу поехал в физтех поступать. «Модный» институт, и трудный – многие медалисты не попадают. Вначале и Дмитрию не повезло – он поступил в физтех со «второго захода». В первый год не удалось – потерял документы. На следующем конкурсе прошел блестяще, никто не давал скидки на то, что «из деревни». У паренька знания оказались прочными, к удивлению многих, глубокими и разносторонними.

Дмитрий учился вместе с Сергеем Фоминых – «фанатиком Борисоглебска». В Воронежской области он прожил, никуда не выезжая, до поступления в физтех. Каждый год обязательно бывает в родном городе, раньше на каникулах, сейчас в отпуске. В канун вступительных экзаменов возвращается в Москву с выпускниками школ, чтобы те сдавали в физтех. Бывает, не поступают, но на следующее лето Сергей привозит новых. «Он хочет физтех превратить в филиал Борисоглебска», – шутят ребята, а Фоминых улыбается: на факультетах института немало его подопечных, и он следит за их судьбой, пожалуй, более пристально, чем некоторые родители.

А Виктор Школьников до физтеха попутешествовал по стране немало. Родился в Перми, закончил Воронежский университет, работал в Волгограде конструктором. Там поступил в аспирантуру, которая и свела его с остальными.

Юрий Спиридонов учился в Риге. Физтех выбрал не случайно: «Это трудный институт, и я хотел закончить именно его». Очевидно, желание у Юрия было сильное, потому что диплом защитил на год раньше. Сразу же был оставлен в аспирантуре. Раз уж какая-то традиция появилась, то не хотел нарушать ее – завершил кандидатскую диссертацию тоже досрочно.

Четверо встретились на одной кафедре.

В 58-м году она состояла из двух человек – заведующего и лаборанта. Сейчас – несколько десятков сотрудников. Столь стремительный рост закономерен: кафедра развивалась и росла параллельно темпам космических исследований. Они невозможны без надежной радиосвязи, а именно ею и занимается кафедра.

Перед любым полетом в космос планируются сеансы связи, задается частота, на которой связь будет осуществляться между кораблем или станцией и Землей. Казалось бы, предусматривается все, но тем не менее условия радиосвязи постоянно меняются. Бывает, связисты предсказывают: в эти минуты «поговорить» с космонавтом невозможно, а тем не менее пункты наблюдения слышат его голос. И звучит он ясно, отчетливо. В чем же дело?

Космонавтика накопила подобные факты и во время полета Г. Титова, а потом и рейсов «Востока-3» и «Востока-4». Факты были, но они не согласовывались с теоретическими предпосылками. Причем расхождение данных, расчетных и реальных, на два-три порядка, то есть в 100 – 1000 раз!

Во многих НИИ страны и за рубежом радиоспециалисты заинтересовались этим явлением. Внесла свою лепту и кафедра распространения радиоволн физтеха.

Раньше атмосфера Земли считалась почти идеальной сферой, в которой различные слои были одинаковой толщины в любой точке. Такую модель рассчитывать было не столь трудно, и на первых этапах она вполне устраивала. Но космонавтика потребовала более точных расчетов. В частности, нужен математический аппарат, который «работал бы» в условиях, близких к реальным. В первую очередь необходимо учесть влияние неоднородной ионосферы, электронной концентрации и изменчивости слоев ионосферы не только в вертикальном направлении, но и в горизонтальном.

На последней особенности следует остановиться подробнее.

Не замечали ли вы, поднимаясь по эскалатору метро, что вдруг начинаете прекрасно слышать, о чем говорят люди, спускающиеся вниз? Они находятся от вас далеко, да и слова произносят шепотом, а вы прекрасно слышите!

Не хвалитесь, что у вас тонкий слух. «Виновен» сферический потолок туннеля, который превращается в своеобразный волновод для звука.

Эффект этот знали еще наши далекие предки. Они использовали его при строительстве монастырей. Если станете у стены зала, прислоните к ней ухо, вы услышите, о чем беседуют в противоположной стороне здания.

А в центре – мертвая тишина.

Эффект вошел в историю под достаточно романтичным определением – «шепчущая галерея».

А нельзя ли его использовать в космосе?

На этот вопрос молодые ученые ответили совсем недавно. А в самом начале они попытались разобраться, как ведет себя радиоволна, пробиваясь со спутника к Земле.

До 65-го года они выступали в роли прогнозистов. Летит, к примеру, «Марс-1», они рассчитывают, в каких именно условиях связь будет наилучшей, что будет мешать, как влияет состояние ионосферы. Уже первые сравнения показали: они находятся на верном пути. Мир цифр, на язык которого они «переложили» атмосферу Земли, описывает вполне реальные процессы, причем погрешность невелика.

Успех окрылил. Кафедра начала разрастаться. Появились на ней и Юра Спиридонов, и Виктор Школьников. Собрался тот самый «кулак», который позволил резко расширить диапазон поиска.

Теперь их внимание привлекает не только Земля. Они определяют «радиохарактеристики» планетных атмосфер и... сразу же встречаются со скептическими замечаниями.

«Венера-4» и «Маринер-5» исследуют Утреннюю звезду. Наша станция врывается в атмосферу и опускается на парашюте. Американская проходит мимо. На ее борту установлена аппаратура, которая «просвечивает» атмосферу. Это дает возможность судить о характере процессов, идущих в ней. Но данные обеих станций расходятся. В частности, по температурам и давлениям у поверхности.

Пользуясь только математическими выкладками, Лукин, Спиридонов, Фоминых и Школьников доказывают, что «просвечивать» атмосферу Венеры можно только до высоты порядка 25 километров. А потом начинают влиять сигналы, отраженные от поверхности. Они искажают характер информации, и это ввело в заблуждение американских ученых.

Они готовят доклад на КОСПАР. Ученые многих стран слушают его, но результатам не очень верят. Уж слишком необычно все звучит, да и молодость исследователей настораживает – не увлекаются ли? Не допустили ли где-то ошибки?

«Венера-5» и «Венера-6» подтверждают их расчеты.

Теперь к их мнению начинают прислушиваться. Их приглашают на симпозиум по физике Луны и планет, на конференцию по исследованию космического пространства, на симпозиум по теории электромагнитных волн, на конференцию по радиоастрономии и т. д. Научный авторитет четверки кандидатов растет. Уже 28 работ опубликовано, множество докладов прочитано.

Сколь бы ни совершенны были космические корабли и автоматические станции, они становятся бесполезными, если нельзя принять от них информацию. По каналам радиосвязи идут и фотоснимки Марса, и данные о состоянии систем, и результаты научных исследований. От передатчика спускаемого аппарата «Венеры» мы узнали об атмосфере Утренней звезды. Но связь будет надежной, если выбран оптимальный диапазон частот. Работы молодых кандидатов наук из физтеха помогают определить их. В тех случаях, когда автомат уходит к Марсу, готовится к посадке на Венеру или несет свою службу вокруг Земли.

Ну а как же «космический шепот»?

Когда мы встречались, я спросил их, каким образом они предлагают использовать уникальный эффект, увековеченный в монастырях и Московском метро.

– Да, мы рассчитываем системы с использованием «шепчущих» эффектов, – подтвердил Дмитрий Лукин.

– На высоте от 150 до 300 километров (в зависимости от состояния ионосферы) для радиосвязи возникает своеобразный волновод, – добавил Юрий Спиридонов. – Если запустить, к примеру, два спутника, то они смогут связываться между собой, хотя и будут находиться в различных полушариях. Причем эта связь надежная и не зависит от расположения наземных приемных пунктов.

– Мы почти разработали этот проект, – вмешивается Сергей Фоминых, – наше «натуральное хозяйство» работает на полную мощность.

– Что вы имеете в виду? – поинтересовался я.

– «Натуральное хозяйство», – улыбнулся Виктор Школьников, – это наш метод работы. Мы сами рисуем графики, обрабатываем данные, составляем отчеты. Так уж получилось, что каждый из нас овладел множеством смежных профессий, как теперь говорят. Одному пришлось выучиться печатать на машинке, другому – паять и сверлить, третьему – собирать и разбирать приборы, четвертому – слесарничать. Даже на необитаемом острове, если бы мы попали вчетвером, наверное, смогли бы основать миниатюрный НИИ с теоретическим отделом и мастерскими.

Шутка шуткой, но правда в ней есть.

Наука сегодня – это труд коллективов. Подчас в них тысячи людей – конструкторов, ученых, теоретиков, рабочих, проектировщиков. В результате их труда рождается такая станция, как «Венера» или «Марс». Иногда коллектив – это четверка энтузиастов, которые начали разрабатывать направление в науке «с нуля» и вывели его на широкую дорогу. Это микрогруппа единомышленников, спаянных одной целью. И они упорно идут вперед, помогая друг другу, обогащая каждого знаниями и идеями.

КОСМИЧЕСКИЕ БЛИЗНЕЦЫ

Когда еще имя Юрия Гагарина не было известно человечеству, каждый старт за пределы Земли казался чем-то необычным, почти сверхъестественным. Но с 1962 года в космос начали уходить спутники серии «Космос». Они запускались столь методично, что к сообщениям об их благополучном выходе на орбиту мы привыкли быстро, как к шуму трамвая на улицах. Космос превращался в исследовательскую лабораторию ученых, в которой лишь повседневный и кропотливый труд способен дать эффективные результаты. Для сотен и тысяч людей освоение космического пространства стало обыденной работой.

На космодроме я видел любопытный памятник. Его сделали те, кто обслуживает стартовый комплекс. После каждого запуска спутника серии «Космос», который уходит с этой площадки, на памятнике появляется звездочка. Они выстраиваются в шеренги, ряды...

Эхо стартов говорит о многом. И прежде всего о том, что в нашей стране создана мощная космическая индустрия. Ей и принадлежит завод межпланетных автоматических станций, где создавались «Венера-4», совершившая легендарный дрейф в атмосфере загадочной планеты осенью 1967 года, «Венера-5» и «Венера-6», ушедшие к Венере в январе 69-го.

О характере продукции завода говорить много не приходится: после того как она оказывается за пределами Земли, к ней приковано внимание всего человечества. И это накладывает свой отпечаток и на работу, и на рабочих завода. Я никогда не слышал от них об «особой миссии», о «высочайшей ответственности», о «великом штурме космоса, который они ведут» и прочие высокие слова, которые произносим мы, люди, непосредственно не связанные с запусками. И когда я полушутя спросил ведущего конструктора, что он думает о Венере и хотелось бы полететь на эту планету, он ответил:

– Для меня Венера – это станция «Венера». Лететь туда? Нет, пожалуй, интереснее здесь.

Они создают уникальные космические машины. Подобных раньше не было. И хотя над планетой уже разносились раскаты стартов к Венере, при подготовке новых аппаратов приходится сталкиваться с иными, более сложными задачами. Создатели автоматов продираются в джунглях неизвестного, и чем дальше уходят вглубь, тем труднее.

В то время перелета о станциях на заводе вспоминали редко, мимоходом. Было много другой работы...

– Как там дела с нашими машинами? – интересовались у баллистика, только что вернувшегося из командировки.

– Сеансы идут нормально, связь хорошая.

Этим разговор и исчерпывался. Станции не беспокоили своих создателей. Для них это высшая оценка труда. Значит, в любом цехе завода каждый из них поработал на совесть. Ведь достаточно было одному недоглядеть – и труд огромного коллектива мог пойти насмарку. В космической индустрии нельзя ошибаться даже однажды...

Полет станции будет удачным, пожалуй, лишь при одном условии – здесь, в лабораториях и на стендах, аппаратура и узлы пройдут всевозможные испытания. Каждый в отдельности и все вместе.

В одном из корпусов завода вы оказываетесь в царстве так называемых «климатических» камер. Здесь испытываются приборы. Им придется работать в вакууме, при низких температурах, высоких давлениях. Но прежде чем приборы займут положенное место на борту станции, они расскажут инженерам о своих возможностях.

Есть на борту станции вентиляторы. Задача у них обычная: перегонять теплый газ от нагретого борта к охлажденному, поддерживая постоянный тепловой режим и не допуская ее перегрева или переохлаждения. Вентилятор вращается. Но сколь долго он способен это делать? Не откажет ли этот механизм в полете? Чтобы получить ожидаемое «нет», вентилятор испытывается. На это уходит несколько месяцев. Его крутят до тех пор, пока он не выйдет из строя. И тогда конструкторы узнают до конца о его возможностях. Они должны быть больше потребностей. Но и этого мало. Вентиляторы дублируются.

Вентилятор – единичный пример. На борту обеих станций нет приборов и аппаратуры, которые не сдали бы сложных испытательских экзаменов. Даже антенные системы (казалось бы, уж сколько раз они проверены!) проходят контрольные испытания. «Антенный макет» устанавливается на специальной вышке. Антенны поворачиваются под различными углами, ставятся в любое положение – и они должны обеспечить радиосвязь во всех нужных направлениях. Их сигналы принимаются на другой вышке. Только так – кропотливо, дотошно, придирчиво.

Агрегаты готовы к полету в космос. Но испытания на этом не кончаются, пожалуй, они лишь приблизились к главной стадии. Теперь им предстоит показать, как они работают все вместе.

В космос запускается одна станция, а на заводе делается несколько. Каждая предназначена для определенных испытаний.

При подготовке к запуску «Венеры-5» и «Венеры-6» конструкторы особенно придирчивы были к спускаемым аппаратам.

Теперь, когда параметры атмосферы Венеры уже стали более известными, чем до старта «Венеры-4», стало ясно, что новые спускаемые аппараты должны выдерживать более высокие давления. А вес необходимо оставить прежним. И парашютную систему пришлось несколько изменить, чтобы уже на первой стадии спуска «шарик» смог глубже проникнуть в атмосферу планеты. Аппарат начнет быстрее опускаться, если сделать парашют меньше, но тогда резко возрастут перегрузки. Перегрузки выше? Надо усилить теплозащиту, потому что тепловые лучи пройдут сквозь расплавленную обмазку и перегреют корпус «шарика». Во-первых, он может взорваться; во-вторых, выйдет из строя аппаратура; в-третьих... короче говоря, начинается цепная реакция, в конце которой на первый взгляд возможен лишь один вывод – это сделать невозможно! Традиционное гамлетовское «быть или не быть» превращается для конструктора в диалог между «надо» и «невозможно». К счастью, вариант с «невозможно» отпадает сразу, и конструкторы начинают продевать «верблюда сквозь игольное ушко». В конце концов они это делают и потом еще долго удивляются, как это им удалось.

И «шарик» набит необходимой аппаратурой, и вес в норме, теплозащита внушительная, да и прочность выше.

На монтажной тележке спускаемый аппарат кажется элегантным, приятно смотреть на него. Но радоваться пока рано – слишком много волнений впереди. Уже ходят по цеху испытатели и ждут не дождутся, когда этот «шарик» попадет им в руки.

Глубоко под землей подготовлена специальная центрифуга. На ней спускаемый аппарат должен доказать, что он не разрушится при входе в атмосферу Венеры.

Величина перегрузок огромна. Если бы в спускаемом аппарате находился человек, он весил бы почти 50 тонн!

«Шарик» выдерживает эти явно нечеловеческие условия. Его аппаратура работает четко, словно и не было этого сумасшедшего кружения, в котором каждый килограмм превращается в полтонны!

Первый круг дантова ада пройден. Теперь предстоит новый – не менее жестокий. На участке снижения «шарик» подвергнется температурной атаке. И ее он должен выдержать.

Эту камеру на заводе называют «бочкой». Она тоже под землей. После того как в ней устанавливается спускаемый аппарат, поджигается газ, и бетонная «бочка» превращается в пекло. При жаре в 500 градусов и давлении в 25 атмосфер «шарик» должен находиться час. На Венере большие температуры и давления – эти условия он не только должен выдержать, но и проработать в них!

Я рассказал лишь о двух испытаниях. Они необходимые, но не самые главные. Просто самых главных, когда речь идет о космических объектах, не бывает. Они все одинаково важны, потому что стоит спускаемому аппарату не выдержать лишь одного – значение других сведется к нулю. В реальном полете Земля не получит данные, которые ее интересуют.

...Жители Венеры, если они существуют, обитают в необычных, с нашей точки зрения, условиях. Они живут как бы на дне гигантской чаши: атмосфера очень сильно преломляет лучи света, и венерианец при желании может сколь угодно долго любоваться собственным затылком. Это достаточно ровная планета, на ней мало гор и возвышенностей, ее однообразный пейзаж способен вызывать уныние. Возможно, это в немалой степени способствует тому, что венерианцы подолгу смотрят в небо, надеясь увидеть космический корабль «звездных пришельцев». Их астрономы давно уже определили, что в солнечной системе нет планет, где может существовать разумная жизнь, потому что на Земле атмосфера богата кислородом, который, как известно, сжигает все живое.

Наблюдательный венерианец в этот день увидит две огненные вспышки. Это врываются в атмосферу спускаемый аппарат и станция «Венера-5». Орбитальный отсек сгорит сразу же в верхних слоях атмосферы, а «шарику» еще предстоит поработать...

– Станция готовится ко входу в атмосферу Венеры, – рассказывает конструктор. – Во время предпланетного сеанса радиосвязи отдается команда на разблокировку системы – отделения спускаемого аппарата. Это означает, что теперь в любой момент он готов отделиться от станции. Один из датчиков постоянно следит за Землей, другой – за температурой, третий – за перегрузкой, четвертый – за радиокомандой... Как только станция войдет в атмосферу, один из датчиков сработает, и одновременно поступают сигналы для отделения спускаемого аппарата. Он начинает самостоятельный полет, «Шарик» ныряет в атмосферу. Перегрузки резко подскакивают (вот здесь-то и есть полтонны из килограмма!), а потом начинают уменьшаться. Как только пик перегрузок пройден, отстреливается крышка спускаемого аппарата. Она вытягивает тормозной парашют. Он вскоре лопнет, потому что нагрузки еще слишком велики, но все же снизит скорость – и тогда вытягивается основной парашют. Спускаемый аппарат начинает плавно снижаться. Раскрываются антенные и радиовысотомеры, и того передатчика, который пошлет сигналы нам, землянам, приборы измеряют параметры окружающей атмосферы!

...Я не знаю, сколь сильно удивится венерианец, когда заметит у себя над головой купол парашюта. О характере его эмоций нам трудно Судить, но нарисованная ученым картина посадки не может не вызвать у нас восхищения. Отрешитесь на секунду от своих мыслей и представьте: далекая планета, совершенно иной мир, загадочный и еще не понятый, и посланец иных миров, парящий в небе. Это кажется чудом, фантастикой. В это трудно поверить, если не видишь собственными глазами, как делается этот «шарик», как в нем монтируется вымпел, на котором значатся слова: «Союз Советских Социалистических Республик. 1969 год», как Центр дальней космической связи готовится к последнему для машины сеансу...

Когда Солнце медленно выползло из-за края Земли, Венера померкла, а потом и исчезла. Только глядя на антенну можно было догадаться, где она находится. Антенна незаметно поднимала свои восемь зеркал все выше и выше.

На пункте управления – члены Государственной комиссии, конструкторы, ученые, идет подлетный сеанс. Светящаяся точка вычерчивает на экране осциллографа прямоугольники. Неутомимость электронного зайчика свидетельствует, что телеметрия орбитального отсека поступает на Землю нормально. И тотчас по внутренней связи слышу диалог:

– Качество телеметрии?

– Качество телеметрии хорошее.

«Венера-5» находится на расстоянии 67 миллионов километров. Мощное притяжение планеты уже сильно сказывается на скорости. С 5 километров в секунду при входе в атмосферу она возрастает до второй космической. Когда идет этот разгон, у вычислительных машин и операторов самое хлопотливое время. По изменению частоты они должны определить скорость с очень высокой точностью. Тут же, на пункте управления, баллистики с помощью электронных машин оперативно обрабатывают полученные данные и сверяют их с расчетными.

– Следить за пропаданием сигнала! – звучит по внутренней связи.

Через несколько секунд «Венера-5» войдет в плотные слои атмосферы. Орбитальный отсек сгорит в плотных слоях. Отделившийся спускаемый аппарат должен выйти на связь с Землей.

– Приготовиться. Следить за сигналом! – раздается повторный приказ.

На пункте управления тишина.

По расчету радиопередатчики станции уже прекратили работу. Орбитальный отсек сгорел, но мы еще почти четыре минуты будем слышать его сигналь!.

– Сигнал пропал, – доложили операторы. – Перейти на программу спуска!

– Понял! Перейти на программу спускаемого аппарата.

Ждем. Секунды на указателе точного времени щелкают медленно, словно нехотя.

Напряжение в зале ощущается почти физически. Главный конструктор не шелохнувшись смотрит на экран осциллографа. Мы сдерживаем дыхание – и вдруг спокойный голос в репродукторе:

– Есть сигнал спускаемого аппарата!

Электронный зайчик на экране вновь начал выписывать прямоугольники.

– Качество телеметрии?

– Качество телеметрии хорошее!

В голосе оператора почудились знакомые левитановские нотки.

Сигнал очень четкий. Когда пришло сообщение о соотношении уровня сигнала и шумов, радиоспециалисты (их здесь, естественно, большинство) не смогли скрыть свое восхищение.

– По данным телеметрии, есть работа радиовысотомера!

Там, почти в 70 миллионах километров от нас, все происходит так, как и рассчитывали конструкторы.

У спускаемого аппарата вышел парашют, раскинулись в стороны антенны...

– Сейчас самое интересное, – комментирует баллистик.

Все, словно по команде, достают записные книжки. В такие минуты они уподобляются нам, журналистам.

Заглядываю через плечо соседа. Три аккуратные колонки. Над первой читаю: «Венера-4» и столбик цифр. Это данные о давлении и температуре атмосферы Венеры, которые были получены в октябре 1967 года. Сейчас, в эти минуты, заполняется вторая колонка...

А к планете приближается еще одна межпланетная станция – «Венера-6».

Журналисты не успели написать репортажи об этом выдающемся событии, как нас пригласили на пункт управления. Начался очередной сеанс с «Венерой-6».

...Уже ставшая привычной картина. Кривые на экранах осциллографов. Напряженные лица операторов, неутомимость электронных часов, отбивающих точное время...

Дана команда на включение бортовых радиопередатчиков, антенны Центра отправили в небо радиосигнал. Он ушел туда, в глубину космоса, где пылинкой летит к чужой планете наша станция. Трудно поверить, что вот сейчас, через четыре минуты, отданный человеком приказ найдет «Венеру-6», и она послушно, словно находится где-то рядом, выполнит каждую команду и ответит, расскажет нам о работе приборов. Конечно, трудно услышать ответ станции среди космического радиошума, которым столь богато околосолнечное пространство. Мощнейшая естественная радиостанция – Солнце – работает беспрерывно, и голос «Венеры-6» затерялся бы среди этих потоков радиоволн, если бы не безукоризненная четкость работы приемных антенн Центра.

О размерах антенны, пожалуй, можно судить, лишь поднявшись на нее. Николай Железное, корреспондент ТАСС, остался внизу, на бетонной площадке. Сверху он казался темной точкой, мы даже не смогли рассмотреть, как он машет нам рукой.

Несмотря на свою кажущуюся громоздкость, антенна работает с точностью часового механизма.

Сеанс с «Венерой-6» закончен. Ее Главный конструктор доволен. У него есть несколько свободных минут. И он охотно отвечает на наши вопросы.

Вопрос: Каковы конструктивные отличия «Венеры-5» и «Венеры-6» от их предшественниц?

Ответ: Эти станции во многом однотипны. Во-первых, у всех одна «станция назначения» – планета Венера. Во-вторых, некоторые системы орбитальных отсеков одинаковы. Безусловно, есть новые конструктивные решения, но в целом изменения невелики. Этого нельзя сказать о спускаемых аппаратах. Для 5-й и 6-й станций они были разработаны заново. Их спускаемые аппараты выдерживают более высокую перегрузку порядка 450 единиц и больше давления. Мы изменили и парашютную систему, чтобы увеличить скорость спуска.

Эти новшества вполне естественны, потому что при конструировании спускаемых аппаратов «Венеры-5» и «Венеры-6» до октября 1967 года мы не знали, к примеру, какие давления на Венере, и поэтому ориентировались на очень широкий диапазон – от 1 до 100 атмосфер. После 18 октября у нас уже были конкретные параметры по этой планете.

Вопрос: Что даст науке эксперимент с «Венерой-5» и «Венерой-6»?

Ответ: Изучение состава атмосферы. И хотя мы убеждены, что наши дети и внуки на Венеру не полетят, ее необходимо изучать – для лучшего понимания эволюции планет и солнечной системы.

Вопрос: Как вы относитесь к полетам людей на планеты?

Ответ: Полеты человека в дальний космос чрезвычайно сложны. Другое дело – автоматы... Кроме того, мы не имеем права рисковать человеческими жизнями. На Венере слишком неблагоприятные условия, высокие температуры и давления. Марс? Чтобы полететь к нему и вернуться, нужно 900 суток. Конечно, у автоматов нет эмоций, но это еще не основание, чтобы отводить им второстепенное место в исследованиях космического пространства. Я глубоко убежден, что автоматы – главный инструмент познания космоса. Это, конечно, мое личное мнение, но переубедить меня трудно. Я верю в автоматы.

Вопрос: Что неспособны делать в космосе автоматы?

Ответ: С помощью автоматических устройств любые задачи могут быть решены. Работают они надежно.

Вопрос: Вы могли бы проиллюстрировать это сегодняшним примером?

Ответ: Пожалуйста. На «Венере-5» и «Венере-6», естественно, многие системы задублированы. В случае выхода из строя основной системы мы должны были переключаться на дублирующую. Но в течение всего полета нам ни разу не пришлось это делать. Конечно мы включали дублирующие системы, чтобы проверить, как они «чувствуют себя». Но потом вновь переходили на основную. Или условия внутри станций. Они были поистине «санаторные». Температура держалась постоянная, ни разу не приближалась к критическим пределам. Это говорит о хорошем терморегулировании станции.

Вопрос: Когда начались передачи из атмосферы Венеры, было ли что-нибудь для вас неожиданным?

Ответ: Нет.

Вопрос: Вы звонили сегодня на завод, где изготовлялись «Венера-5» и «Венера-6»?

Ответ: Конечно. По-моему, сегодня там большой праздник. Радость работников завода легко понять. Эти люди не считаются ни со временем, ни с трудностями... Они одержимые. Одержимые в хорошем смысле этого слова. Они заражены своей работой, отдают ей все свои силы.

Интервью с Главным конструктором закончено. Мы прощаемся до рассвета. Рано утром начнется посадка «Венеры-6».

...Центр начал готовиться к припланетному сеансу еще ночью. Проверялись аппаратура, приборы, антенны. Группа управления, казалось, и не уезжала отсюда со вчерашнего дня.

Припланетный сеанс начался в расчетное время. Включилась бортовая аппаратура станции, радиомост «Земля – «Венера-6» вновь был установлен.

– Прошла 24-я минута припланетного сеанса, – сообщает информатор по внутренней связи.

«Венера-6» вращается. Один датчик ориентируется на Солнце, и, когда «солнечная трубка» находит его, второй датчик ищет Землю.

Еще несколько минут назад солнечные батареи станции были повернуты в сторону дневного светила – шла подзарядка батарей, теперь «Венере-6» нужно развернуться, чтобы параболическая антенна была направлена точно на Землю.

Нам остается только ждать, пока «Венера-6» займет нужное положение в пространстве. Как только датчик найдет Землю, мы вновь услышим голос станции.

«Венера-6» отлично выполнила «космический разворот», связь установлена. И тотчас с Земли на станцию отправляются команды. Набор цифр мало что говорит нам, непосвященным, но специалисты довольны. Глядя на их лица, в этом нетрудно убедиться.

«Венера-6» стремительно приближается к планете.

Звучат уже знакомые со вчерашнего дня команды:

– Следите за потерей сигнала!

Орбитальный отсек и спускаемый аппарат летят уже раздельно.

– Сигнал пропал!

– Перейти на программу спускаемого аппарата!

Молчание. На этот раз пауза чуть дольше, чем вчера. И, наконец, долгожданное:

– Есть сигнал со спускаемого аппарата!

– Качество телеметрии хорошее!

Спускаемый аппарат «Венеры-6» в атмосфере Утренней звезды.

И вновь мы слышим данные о температуре, давлении, газовом составе атмосферы.

Там очень жарко. Уже первые данные, полученные Центром, красноречиво говорят об этом. Спускаемый аппарат уходит все глубже, и колонки цифр, появляющиеся в записных книжках ученых, свидетельствуют о неуклонном повышении давления. Словно в глубокий океан воды погружаются наши космические корабли.

Спускаемый аппарат «Венеры-6» послал последний сигнал, и радиопередатчик умолк. А может быть, антенны просто не услышали его голос, хотя, по расчету аппарат и должен работать около часа?

По внутренней связи звучит команда:

– Провести поиск сигнала по штатной программе!

– Поиск проведен, сигнал не обнаружен.

– Повторить поиск!

Нет, мы уже не получим новых сообщений, программа выполнена, а последние команды прозвучали «для очистки совести».

Обе станции закончили полет, но работа в Центре дальней космической радиосвязи продолжается. Идет обработка данных, правда, пока предварительная – еще несколько институтов Академии наук будут проводить ее, чтобы внимательно проанализировать всю многочисленную информацию, которая пришла на Землю от двух станций.

Председатель Государственной комиссии открыл заключительное заседание в 12 часов. В зал приглашены все, кто работал в эти дни в Центре дальнего космоса. Слово предоставляется руководителю оперативной группы, которая обеспечивала старт, полет и плавный спуск в атмосфере Венеры обеих станций.

– Запуск «Венеры-6» состоялся 10 января 1967 года, – в частности, сказал он, – в 8 часов 51 минуту 52 секунды. 17 мая в 9 часов 58 минут 04 секунды программа полета была полностью завершена. «Венера-6» находилась в космосе 127 суток. За это время было проведено 63 сеанса радиосвязи, на борт выдано 785 команд. Коррекция полета и посадка станции прошли в полном соответствии с прогнозом. Все службы Центра дальнего космоса работали четко и слаженно.

Выйдя на улицу, я вновь увидел антенны Центра. Их шестнадцатиметровые чаши были подняты вверх. Так и стоят они в обычные дни, когда нет в дальнем космосе ни одной советской станции.

В гостинице мы разговорились с одним из конструкторов.

– У меня такое ощущение, – сказал я, – что сейчас начинаются новые великие географические открытия, только корабли бороздят не океанские просторы, а космические.

– Когда-то я увлекался астрономией, точнее историей, и в частности, воззрениями Птолемея. Он сказал: «Легче, кажется, двигать самые планеты, чем постичь их сложное движение...» И потом: «Зачем удивляться сложному движению небесных тел, если самая сущность их вовсе неизвестна?» Ну со времен Птолемея много воды утекло; и если астрономы все же познали законы движения небесных тел, то вот о них самих знают не очень много. В особенности о Венере. До полета к ней станций «Венера» самое значительное открытие сделал Ломоносов. «Классическая» астрономия оказалась бессильной. Только с появлением современной астрономии положение изменилось.

– Под «современной» вы имеете в виду радиолокацию и межпланетные станции?

– Да, радиоастрономические методы и экспериментальную космонавтику.

– Какое значение имела радиолокация Венеры?

– Огромное. С помощью локации удалось определить расстояние до поверхности планеты, что, как сами понимаете, чрезвычайно важно для полетов к ней. Первая успешная радиолокация Венеры была проведена в 1961 году учеными СССР, США и Англии. Было измерено расстояние с точностью в сто раз большей, чем с помощью оптических методов.

Через год в нашей стране проводилась вторая локация Венеры, а в 1964 году – еще несколько сеансов. Радиолокация помогла изучить некоторые физические свойства атмосферы и поверхности планеты, а также с ее помощью были уточнены величины астрономической единицы и параметров планет. Без этих данных невозможно точно рассчитывать трассы межпланетных полетов.

– И традиционный вопрос: как вы оцениваете эксперимент, который закончился?

– Как конструктор могу сказать одно: это фантастическое достижение техники и науки, в нем, как в фокусе, сконцентрировались успехи нашей страны в самых разнообразных отраслях промышленности. И в электронике, и в машиностроении, и даже в текстильной: ведь парашюты, на которых опускались спускаемые аппараты, сделаны из материи, которая способна выдерживать высокие температуры в атмосфере планеты. Пожалуй, нет областей науки и техники, которые не внесли бы свой вклад в эти полеты.

В Центре дальней космической связи тишина. Ученые и инженеры, все, кто еще недавно здесь был, уехали. Мы тоже покидаем Центр. Машина уходит в степь, научный городок растворяется в вечерней дымке, но еще долго видны чаши антенн, нацеленные в безбрежное синее небо.

Мы не прощаемся с тобой, Центр дальнего космоса, мы просто говорим тебе: «До свидания!»

ЭТОТ СТРАННЫЙ, СТРАННЫЙ МИР...

На первый взгляд Земля и Венера сестры. И масса, и плотность, и диаметр обеих планет не очень разительно отличаются друг от друга. Вполне естественно напрашивается предположение, что планеты имеют сходный химический состав и, в частности, равное количество воды.

Но куда же она исчезла с планеты?

При температуре в 500 градусов, зарегистрированной станциями «Венера», вода не может находиться на поверхности. Океанов, аналогичных земным, там нет. Следовательно, вода обязана была испариться в атмосферу. Впрочем, если бы аналогичная ситуация возникла у нас, то давление атмосферы возросло бы раз в триста! Возникла бы весьма похожая климатическая обстановка, которая зарегистрирована на Утренней звезде.

Но приборы упрямо передают на Землю: в атмосфере Венеры воды очень мало.

Некоторые ученые выдвинули оригинальную гипотезу: вода разлагается на водород и кислород. Причем водород сразу же улетучивается в космическое пространство, вот почему в окрестностях планеты – это опять-таки обнаружено с борта станций! – его значительно больше, чем у Земли.

Но куда же девается кислород? Ведь после этого процесса он должен оставаться в атмосфере, а его там мало.

Сотрудники Института космических исследований Академии наук СССР Юрий Пинчуков и Лев Мухин попробовали объяснить эту парадоксальную ситуацию с иных позиций. Они как бы отправились в... прошлое Земли. Ученые считают, что на раннем развитии планеты вся вода находилась «в плену» у силикатной мантии Земли. Лишь вулканы смогли освободить ее: во время их деятельности в атмосферу выбрасывалось огромное количество водяных паров. Вулканы и сыграли главную роль в преобразовании лица нашей планеты.

Ю. Пинчуков и Л. Мухин считают, что на Венере вулканов нет. И вода находится под глубоким слоем пыли, покрывающим планету, или прикрыта сильно высушенными породами, сквозь которые молекулам воды трудно пробиться.

– Насколько нарисованная картина близка к реальной? – спросил я у вице-президента Академии наук СССР академика Александра Павловича Виноградова.

– Ничего не могу сказать, – ответил ученый, – гипотезы опровергаются или доказываются фактами. Подождем их. Думаю, осталось недолго.

– В мае 1969 года в Центре дальней космической связи после завершения полета «Венеры-6» мы попросили вас прокомментировать результаты исследований обеих станций. Вы сказали тогда одно слово: «Позже».

– Вполне естественно, – улыбнулся академик. – Вы, журналисты, всегда торопитесь, а нам еще нужно было внимательно изучить полученные результаты, сопоставить их.

– Теперь это, наверное, уже можно сделать?

– В какой-то мере да... Чтобы оценить значение тех сведений, что передали на Землю станции «Венера», я должен начать несколько издалека.

Два столетия назад М. В. Ломоносов обнаружил на Венере облачный слой. С тех пор оптические наблюдения планеты велись регулярно, но невозможно было сказать, из чего состоят облачный покров Венеры и ее атмосфера. Затем появились новые методы. В частности, инфракрасная спектроскопия. Ученым стало известно о температуре и химическом составе надоблачных слоев атмосферы Венеры (ионосферы). Но это были ориентировочные данные.

Исследования радиоизлучения Венеры, – продолжает А. П. Виноградов, – начатые около пятнадцати лет назад, показали, что температура поверхности планеты очень высокая, Вот приблизительно круг данных, которыми располагали ученые до полета «Венеры-4». Многие результаты о химическом составе атмосферы были противоречивы.

За те 93 минуты, в течение которых работал передатчик спускаемого аппарата «Венеры-4», мы получили реальные измерения параметров атмосферы. И что особенно важно, был определен ее химический состав. В частности, значительно сузился диапазон температур и давлений по сравнению с тем, что предполагалось раньше. После полета «Венеры-4» стало ясно, в каких именно условиях придется работать другим станциям. Если первая из них проектировалась почти вслепую, то при создании следующих станций конструкторы уже располагали моделью атмосферы, более близкой к натуральной.

– Какие выводы можно сделать после работы всех станций?

– В результате определений химического состава атмосферы Венеры с помощью всех трех космических станций, – говорит академик, – стало ясно, что она состоит главным образом из углекислоты. Концентрация углекислого газа около 97 процентов, азота – около 2 процентов, а кислорода очень мало – менее 0,1 процента. В атмосфере Венеры содержится и вода.

Венера обладает мощной и плотной атмосферой, – подчеркивает Александр Павлович. – У поверхности планеты температура достигает 500 градусов, а давление составляет около 100 атмосфер.

– Чем вызвано столь высокое содержание углекислого газа в атмосфере? – интересуюсь я.

– Венера находится ближе к Солнцу, – поясняет ученый. – Ее поверхность нагревается больше, чем поверхность Земли. Благодаря этому вода и углекислота в значительной массе перешли в атмосферу. Они сильно поглощают лучистую энергию Солнца. Это вызвало дальнейшее саморазогревание атмосферы. И, когда температура превысила 350 градусов, возникла реакция карбонатных пород поверхности Венеры с кремнекислотой. В результате этого углекислота карбонатов также перешла в атмосферу. Таким образом создался тепловой эффект.

– Можно ли говорить, что атмосфера Венеры уже достаточно хорошо изучена?

– Конечно, нет, – отвечает А. П. Виноградов. – Представьте, если в атмосферу Земли запустить всего три станции, разве мы получим о ней полное представление? Зондирование атмосферы Венеры – это лишь начало последовательного и, я уверен, длительного изучения Венеры с помощью автоматов. Сделаны лишь первые шаги.

23 МИНУТЫ

Она уходила в свое долгое путешествие жарким августовским днем. Над степями Полтавщины гремели последние летние грозы, на Крайнем Севере готовились к приходу долгого полярного дня, на юге страны началась уборка хлебов, а «Венера-7» расставалась с родной планетой. Она сделала круг по околоземной орбите, потом вновь заработал двигатель последней ступени ракеты-носителя, и космическая машина навсегда простилась с пожелтевшими полями, голубыми зеркалами озер, с сияющими в сумерках огнями городов, с рощами и лесами, среди которых она родилась.

Начался многомесячный путь станции в мире, усыпанном звездами, в котором через несколько минут после старта она сама превратилась в одну из них. Уходя все дальше от Земли, «Венера-7» становилась все меньше, все незаметнее.

Земляне пристально следили за лунными стартами. Они заполнили воображение, поражая своей смелостью, необычностью. «Луна-16» и «Луноход-1» переключили внимание на себя, и далекая странница лишь изредка напоминала о себе в коротких сообщениях ТАСС. Но на Фоне фантастического путешествия луномобиля, который штурмовал кратеры и «разглядывал» лунные камни, эти упоминания о «Венере-7» привлекали внимание ненадолго.

Даже в Центре дальней космической связи говорили больше о луноходе, переживали вместе с ним долгую лунную ночь, с интересом вглядывались в пейзажи, которые рисовали его телевизионные камеры. За три недели, что я находился здесь, всего лишь однажды я услышал о «Венере». Поздно ночью, когда сеанс с Луной закончился, один из операторов сказал:

– Посплю часа полтора. А потом опять работа: надо говорить с «Венерой».

– Что-нибудь интересное? – спросил я.

– Нет, обычный сеанс, – ответил он, – таких было уже много десятков. – Сказал он это спокойно, словно речь шла о сегодняшней погоде или о скучном футбольном матче. И эта обыденность была вполне естественной: мы привыкли к обилию космических разведчиков, и, наверное, нас скорее привело бы в изумление их отсутствие, чем их работа.

Я пошел на сеанс.

Антенны нацелились в облака. Где-то за ними сияла яркая звезда, которая, если бы не пасмурная погода, выглядела бы красиво на фоне розоватого неба, предвещающего рассвет.

Радиоволны, посланные Землей, настигли станцию. Включился передатчик. Еще несколько минут «Венера-7» молчала – ее аппаратура прогревалась, а потом запоминающее устройство передало на Землю накопившуюся научную информацию, данные о состоянии орбитального отсека и спускаемого аппарата. Все системы работали нормально, и, «отчитавшись» перед Землей, «Венера-7» замолчала.

Не было на этом сеансе необычных пейзажей, волнений, которые неизбежно присутствуют при свиданиях с луноходом, и я уже собрался уходить. В коридоре случайно столкнулся с одним из конструкторов. Мы познакомились несколько лет назад, во время полета «Венеры-4». Разговорились, вспомнили прошлые работы. Я рассказал о сегодняшнем сеансе.

– Скучно? – переспросил конструктор. – Знаете, в этом есть какая-то несправедливость. Вот вы называете «Луноход-1» «умной» машиной, которая движется, чувствует, смотрит, ощущает и говорит. Этими человеческими качествами вы наделяете луноход, но почему только его? «Венера-7» тоже чувствует, тоже говорит. И этой станции ничуть не легче, чем луноходу. Между ними можно смело поставить знак равенства. Два космических автомата – два чуда современной науки и техники. Одно ходит по Луне, а второе штурмует гигантские космические расстояния.

Четыре месяца станция шла к Венере. Станция внимательно прислушивалась к космическим «голосам». Вот громче обычного заговорило Солнце. Где-то на его поверхности произошла вспышка, и в пространство выплеснулись частицы различных энергий. Аппаратура «Венеры-7» зарегистрировала их, и станция сразу же предупредила Землю: потоки медленных протонов растут. Она работала добросовестно, зная, что сообщений из далекого космоса с нетерпением ждут астрофизики.

Этой осенью Солнце вело себя странно. Как бы в противовес прогнозам, предсказывающим о его спокойствии, оно «бунтовало». Мощные взрывы солнечной плазмы следовали один за другим. За месяц два из них были настолько сильными, что в течение нескольких часов радисты слышали в наушниках только треск – связаться по радио было невозможно. Особенно мощная вспышка случилась в декабре. Некоторые астрофизики утверждали, что капризы декабря, который изобиловал весенними оттепелями, связаны непосредственно со слишком энергичной деятельностью Солнца. Может быть, это и не так, однако факт возникновения в декабре «протонной бури» зарегистрирован всеми обсерваториями Земли и «Луноходом-1». Первой о «буре» сообщила «Венера»...

Но научные исследования на трассе перелета «Земля – Венера» позади. До Утренней звезды всего несколько десятков тысяч километров – ничтожное расстояние по сравнению с тем, которое пришлось преодолеть станции.

«Венера-7» и Венера с огромной скоростью несутся к точке в пространстве, где должна состояться их встреча. Теперь уже осталось ждать совсем немного.

Поздно вечером в одном из корпусов Центра дальней космической связи собрались крупнейшие ученые страны, конструкторы, специалисты. Недавно закончился очередной сеанс связи со станцией, и теперь Госкомиссии предстояло обсудить его.

В журналистском блокноте появились записи. Вот они:

Председатель Госкомиссии: Позвольте открыть сегодняшнее заседание. Как известно, завтра завершается полет автоматической станции «Венера-7». На заседании мы должны оценить состояние объекта, а также готовность бортовых и наземных систем к заключительному этапу работы.

Прежде всего доклад о состоянии станции...

Руководитель группы анализа: Проведено 122 сеанса радиосвязи. По данным телеметрии, все бортовые системы функционируют нормально. Температура в орбитальном отсеке плюс 30 градусов, в спускаемом аппарате – минус шесть.

8 и 12 декабря была проведена проверка состояния приборов в спускаемом аппарате. Отклонений от нормы нет. Аккумуляторная батарея полностью заряжена.

11 декабря началось «захолаживание» объекта. Было плюс 11 градусов, сейчас температура понижена до минус 8.

Руководитель группы научных измерений: Вся аппаратура готова к проведению исследований во время спуска в атмосфере планеты.

Руководитель группы баллистиков: Работы по подготовке припланетного сеанса ведутся в двух вычислительных центрах. По расчету вход в атмосферу в 7 часов 57 минут 30 секунд. Допуск плюс – минус две минуты.

Институт радиоэлектроники Академии наук СССР провел локацию Венеры. Расстояние от Земли до Венеры определено с точностью до 20 километров.

Технический руководитель: Полет «Венеры-7» проходил благополучно. Неприятностей не было, и «Земля» и «борт» к работе готовы.

Председатель Госкомиссии: Итак, резюмируя доклады товарищей, можно сделать вывод: все для завершения полета «Венеры-7» подготовлено. Припланетный сеанс начинается в 5.30 утра, в 4.30 прошу всех товарищей быть на своих местах...

...На борт «Венеры-7» выдана первая команда.

Аппаратура станции начинает прогреваться.

В зале оперативно-технического руководства загорается световое табло. Над ним лаконично написано: «Земля – Венера. 06.01. 344 км. Сеанс 124. 15 декабря 1970 года».

Разговор «Венера-7» – «Земля» становится все интенсивнее. «Земля» опрашивает бортовую аппаратуру о ее состоянии.

– Химическая батарея спускаемого аппарата заряжена полностью, – докладывается по громкой связи.

«Венера-7» приближается к далекой планете.

– Есть парабола!

В зале легкое оживление, остронаправленная антенна нацелена на Землю. Теперь специальный оптический датчик будет пристально следить за родной планетой. Как только он «потеряет» ее, орбитальный отсек и спускаемый аппарат разделятся.

06.53.18 – точное московское время.

– Сигнал устойчивый. Работа идет по программе. Отклонений нет.

06.58.31.

– Сеанс продолжается по штатной программе, – вновь докладывает оператор.

07.00.00.

– Дальность до объекта 60 миллионов 490 тысяч километров.

Осталось совсем немного...

– Прошел четвертый цикл измерений, – звучит по громкой связи.

Припланетный сеанс продолжается. Идет измерение скорости. Баллистики уточняют район входа в атмосферу.

07.32.40.

– Внимание! Переведены два комплекта.

Диалог «Земля – орбитальный отсек» продолжается. Однако часть наземной приемной аппаратуры уже приготовилась слушать «голос» спускаемого аппарата.

– Уточненное время входа в атмосферу Венеры 7 часов 58 минут 44 секунды.

Вскоре станция коснется верхних слоев атмосферы, и она начнет тормозить стремительный бег машины.

08.01.19.

– Перестройка... Конец перестройки! – докладывает оператор.

В зале тишина. Ждем, наконец, долгожданное:

– Есть сигнал!

– Внимание. Идет сеанс спуска в атмосфере Венеры. Телеметрическая информация обрабатывается...

...Конструкторам пришлось создать принципиально новый спускаемый аппарат, рассчитанный на температуру свыше 500 градусов и давление в 100 атмосфер.

– Мы использовали другие материалы, – рассказывает один из конструкторов, – иную компоновку узлов, чем в предыдущих машинах, которые зондировали атмосферу Венеры. Спускаемый аппарат – это шар, сфера. Она лучше всего сопротивляется давлению, ведь любой плоский участок в таких условиях становится катастрофически опасным... Мы имитировали условия Венеры во время испытаний. Конечно, лишь в тех пределах, которые возможны на Земле. Думаю, что в реальном полете нам все-таки придется столкнуться с неожиданностями...

Этот разговор шел на заводе, через несколько дней после посадки «Венеры-7». Но, приехав в Центр дальней космической связи, я словно услышал его продолжение. На заседании Госкомиссии Главный конструктор «Венеры-7» сказал:

– Полет по трассе «Земля – Венера» прошел идеально. Замечаний нет. Но завтра нам предстоит тяжелый день: подобный спускаемый аппарат работает впервые. Но я надеюсь, все будет хорошо...

Председатель Госкомиссии спросил научного руководителя эксперимента:

– Когда вы сможете обработать результаты?

– Если все будет происходить, как во время полета предыдущих машин, – ответил он, – то предварительные результаты сообщим через пять-шесть часов.

Но телеметрическую информацию, полученную с борта «Венеры-7», удалось обработать только спустя месяц после полета, потому что вскоре после начала сеанса спуска в атмосфере появились первые неожиданности.

– Сигнал устойчивый, – доложили телеметристы, – парашют раскрылся.

Площадь парашюта небольшая, и поэтому аппарат спускается стремительно.

– Есть сбои телеметрии! – неожиданно сообщают телеметристы. – Уровень сигнала упал... вновь возрос... упал... сигнал пропал… нет, появился вновь...

Происходит нечто непонятное. Мы вглядывались в экран осциллографа. Световой зайчик то рисует четкие прямоугольники, то беспокойно мечется по экрану.

– Мне кажется, что станция уже на планете, – сказал заместитель Главного конструктора, – и она качается, словно ванька-встанька. Сигнал возрастает, когда в «поле зрения» антенны попадает Земля.

А сигнал становится все «тише». Его очень трудно выделить из «радиоголосов», которые наполняют солнечную систему.

На заседании Госкомиссии спора не было: тщательно обработать телеметрическую информацию.

В начале января мне довелось увидеться с научным руководителем эксперимента.

– Работаем почти круглосуточно, – сказал он, – результаты очень интересные. Совершенно ясно, что на поверхности работали более 20 минут. Там температура около 500 градусов, а давление порядка 100 атмосфер. Бортовой коммутатор был в одном положении, поэтому информация передана только о температуре. Это очень важный параметр. Связав его с данными, переданными «Венерой-4», «Венерой-5» и «Венерой-6» мы получим полную картину.

15 декабря завершился полет «Венеры-7», но лишь спустя месяц узнали мы подробности выдающегося эксперимента в космосе. И в этом нет ничего удивительного: нам часто придется ждать, пока ученые разберутся в потоке научных данных, полученных с иных миров. Космические аппараты уходят в Неизвестное, на их пути много неожиданностей.

23 минуты работала научная станция на поверхности Венеры. Но прежде чем погибнуть, она успела передать бесценные данные. Теперь мы уже точно знаем, насколько жарок и жесток этот мир Утренней звезды.

22 ИЮЛЯ 1972 ГОДА. 12 ЧАСОВ 29 МИНУТ МОСКОВСКОГО ВРЕМЕНИ...

Станции предстояло совершить посадку на освещенной части планеты, там, где царил день. С Земли виден узкий серп на краю диска Венеры, и именно здесь станция должна была вонзиться в атмосферу.

Если вход будет крутой – станция не выдержит перегрузок, если он пологий – она пролетит мимо планеты.

Об этом «коридоре входа» баллистики начали беспокоиться сразу же после старта «Венеры-8». Регулярно проводились траекторные измерения, радиолокационными методами определялось расстояние до Венеры. 6 апреля космический аппарат получил приказ Земли на коррекцию орбиты. И когда микродвигатели развернули станцию и направили ее по новой космической дороге, стало ясно: «Венера-8» идет безукоризненно точно.

Не очень гостеприимно встретила планета спускаемый аппарат станции. Ударная волна обрушила на пришельца перегрузки и температуры. Он стал весить в 300 раз тяжелее, газ вокруг него разогрелся до 12 тысяч градусов. Но аппарат выдержал этот огненный шквал, скорость его замедлилась, и из контейнера вырвался парашют. Пятый парашют в небе Венеры!

В 12 часов 29 минут станция мягко опустилась на поверхность Венеры. 50 минут она боролась с жарой... А две антенны по очереди посылали к Земле сигналы. Они несли сквозь космическую бездну данные об атмосфере и поверхностном слое Венеры; и эти радиограммы с иного мира развеивали легенды, подтверждали догадки, удивляли и разочаровывали...

Венера всегда была загадкой для астрономов.

«Планета, получившая свое название от богини красоты, на самом деле не особенно заслуживает его: она всегда окутана плотным покровом, который затрудняет изучение ее строения, – пишет астроном XIX века. – Иногда атмосфера Венеры проясняется, и тогда на поверхности можно видеть, хотя и очень смутно, несколько пятен. Некоторые считают, что это высокие снежные горы, которые поднимаются над слоем облаков».

«Некоторые злые языки утверждали, что Венера, столь прекрасная издали, вовсе не красива вблизи, – горячо возражает ученому Камилл Фламарион, великий популяризатор науки прошлого века. – Так будем же любезны к Венере и останемся в уверенности, что она не только прелестна издали, но очаровательна и вблизи. В самом деле, она в гораздо большей степени, чем Земля, наслаждается всеми великолепиями света. Подобно нашему шару, она окружена прозрачною атмосферой, в недрах которой происходят тысячи комбинаций света. Из бурного океана вздымаются облака и несутся по небесам в разнообразнейших снежных, серебристых, золотистых и пурпуровых оттенках. Когда лучезарное дневное светило, вдвое больше того, каким мы его видим, поднимает утром на востоке свой огромный диск или склоняется вечером к западному полушарию, тогда заря является во всем своем чудном великолепии...»

Так спорили ученые в прошлом веке. Но мало что изменилось и в нашем, пока к Венере не ушла первая автоматическая станция. «Многочисленные визуальные наблюдения этой планеты, – свидетельствует сборник Академии наук «Развитие астрономии в СССР (1917 – 1967 гг.)», – проводившиеся с самыми различными инструментами многими наблюдателями в разных странах, дали весьма скромные результаты».

Четыре полета к Венере советских автоматических станций дали астрономам больше, чем десятилетия наблюдений у телескопов. И все-таки на принципиальные вопросы ответов не было.

Темно там или светло?

Есть ветер или нет?

Велики ли колебания температуры в течение суток, которые продолжаются там почти четыре земных месяца?

Действительно ли содержится в атмосфере аммиак?

И, наконец, каковы породы на поверхности?

Ученые ставили проблемы, а конструкторы пытались установить на спускаемом аппарате необходимые приборы.

Завод автоматических межпланетных станций. В кабинете конструктора несколько человек. Они склонились над чертежами спускаемого аппарата «Венеры-8». Указка скользит по чертежу. Нас, журналистов, трое: Вадим Смирнов из «Правды», Лев Нечаюк из «Красной звезды» и я. Стараемся записывать каждое слово.

– Для нас главное – вес. Новые приборы не пушинки, их нужно куда-то пристроить в «шарике», – говорит один из конструкторов.

– Мы получили изрядную экономию после полета «Венеры-7», – добавляет второй, – стали известны максимальные давления и температуры у поверхности. Корпус удалось немного облегчить...

– Мы разместили и приборы, и кое-что предусмотрели для борьбы с температурами, – замечает третий конструктор. – На Венере невозможно охлаждать аппарат. Как известно, нужен перепад температур, а там почти пятьсот градусов. В такой жаре надо работать и не дать электронике нагреться выше предела, пока программа не будет выполнена.

– При подлете к планете мы охладили приборный отсек спускаемого аппарата – «подморозили» его. Внутри были специальные поглотители тепла, они тоже удлинили срок жизни «шарика».

– Каждый грамм веса и пространства внутри «шарика» использованы рационально. Могу заверить, что вам не удалось бы «впихнуть» туда даже спичечный коробок. Такого плотного монтажа я не встречал ни в одной конструкции.

– Проблемы возникали самые неожиданные. Есть на аппарате пиропатроны. Они подрываются при посадке, когда нужно отстрелить стропы парашюта. Надо было предусмотреть, чтобы они не сработали при высокой температуре еще при спуске. Мы сделали теплоизоляцию. Но в «печке» во время испытаний стропа развалилась, превратилась в труху. Колдуем, а понять ничего не можем. Приезжает один из конструкторов. «В чем испытываете?» – спрашивает. «В воздухе». – «Попробуйте в среде углекислого газа». Попробовали. Все в порядке. Потом разобрались, что виноват кислород. Внутри камеры конструкция ведет себя идеально, но стоит ей попасть в воздушную среду – рассыпается.

– У нас новые антенны. Спиральная – «змейка» – на самом «шарике», а вторая «выпрыгивает» на грунт после посадки. Нам нужно обязательно получить информацию, и мы перестраховываемся. Если «шарик» попадет в расщелину или на склон, тогда мы сможем связаться с ним с помощью выносной антенны.

– Еще несколько лет назад некоторые ученые считали, что незачем летать на Венеру: мол, там делать нечего. Сегодня таких скептиков нет – человек встретился с удивительным и пока непонятным миром. Познать его необходимо для современной науки.

...Около двух часов длилась встреча с Венерой.

Уже во время спуска на парашюте спускаемый аппарат начал сообщать Земле, что (как и предсказывала теория) различия в температурах и давлениях между ночной и дневной сторонами планеты нет. На самой поверхности 470 градусов жары, а давление около 90 атмосфер.

Проводился и химический анализ атмосферы. «Венера-8» подтвердила данные, полученные на других станциях этой серии: атмосфера состоит из углекислого газа, немного кислорода, водяного пара – менее одного процента. Патроны, в котором находился порошок желтого цвета, раскрылись на высоте 46 километров. Порошок стал синим. Через 13 километров был проведен такой же эксперимент. И вновь порошок изменил цвет. Таким образом, в атмосфере Венеры содержится аммиак. Это теперь установлено точно – гипотеза, которая вызывала ожесточенные споры, подтвердилась.

Есть там и ветер. Аппарат во время спуска медленно перемещался вдоль поверхности. Скорость ветра изменялась: в верхних слоях она больше. Причем ветер «дует» от терминатора к дневной стороне. Проясняется еще одна особенность газового покрывала планеты, теперь с большей достоверностью можно моделировать ее в земных лабораториях.

Один из главных результатов работы «Венеры-8» – измерение освещенности. Оказывается, солнечные лучи все-таки проникают к поверхности планеты!

И наконец, совершив посадку, аппарат провел анализ грунта. Плотность его оказалась небольшой – значит, в районе посадки «земля» Венеры рыхлая.

В лабораториях ученые испытывали «шарик» на различных грунтах – гранитах, базальтах и других породах. Измерялось содержание в них урана, тория и калия.

Такие же эксперименты проводились и на Венере. Дважды Земля принимала информацию об особенностях грунта далекой планеты. В нем оказалось много калия, урана и тория. Поверхностный слой Венеры походит на граниты. Правда, надо оговориться – это относится только к той точке планеты, где работал спускаемый аппарат «Венеры-8».

Много веков человеческое воображение рисовало мир Венеры иным. Буйная фантазия населяла его океаны и леса чудовищами, страницы книг пестрели венерианцами, так похожими на людей. А мы почувствовали сейчас дыхание раскаленной планеты, на которой неспособно существовать ничто живое. Но интерес к Утренней звезде не иссяк – напротив, он возрос, потому что в распоряжении ученых оказалась еще одна естественная лаборатория, так непохожая ни на Луну, ни на Марс, ни на Землю. Познать ее – значит проникнуть в Великую Мастерскую Природы, где рождаются и гибнут миры, среди которых мы живем.

ЭПИЛОГ...

...написать к завоеванию атмосферы Утренней звезды невозможно. Будут новые старты, уйдут к Венере более современные автоматы, чем те, что уже побывали на ней. Людям еще многое предстоит узнать о соседке Земли по космосу. Но в истории космонавтики навсегда останутся первые старты, которые помогли человеку прорваться сквозь загадочную атмосферу Венеры и достичь ее поверхности.

Готовится покинуть цех и «Венера».

Наземные испытания предусматривали и спуск на парашюте...

Приземлилась...

«Венера» в цехе завода.

Эта антенна передаст сигналы с поверхности Венеры.

Вымпел, который «Венера-8» унесла к Утренней звезде.

Схема посадки СА «Венеры-8».

Спускаемый аппарат станции «Венера-8» на поверхности Венеры.

Когда приземлилась «Венера-8», на планете царил день.

Электронно-вычислительные машины Центра дальней космической связи обрабатывают информацию, идущую от межпланетной станции.

Координационно-вычислительный центр.

До новых стартов!

Губарев В. С.

Космическая трилогия. М., «Молодая гвардия» 1973.

208 с. + 16 вкл. с илл. 65 000 экз. 36 коп.

Эта книга об автоматических станциях, которые уходят к Луне, Венере и Марсу.

Эта книга о мечте ученого и таланте конструктора, о рождении и гибели иллюзий, о трудных космических дорогах.

Ее автор был свидетелем событий, которые происходила на заводе автоматических межпланетных станций и в Центре дальней космической связи.

6Т6

Губарев Владимир Степанович

КОСМИЧЕСКАЯ ТРИЛОГИЯ

Редактор М. Катаева

Обложка художника А. Соколова

Художественный редактор Ю. Семенов

Технический редактор Е. Брауде

Корректоры А. Стрепихеева, Г. Трибунская

Сдано в набор 20/Х 1972 г. Подписано к печати 26/I 1973 г. А00629. Формат 70×108¹/₃₂. Бумага № 2. Печ. л. 6,5 (усл. 9,1). + + 16 вкл. Уч.-изд. л. 9,8. Тираж 65 000 экз. Цена 36 коп. Заказ 2157. Б. 3. № 88, 1972 г. п. 19.

Типография изд-ва ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия», Москва, А-30, Сущевская, 21.