Весной 1956 года, воодушевленный успешными стартами собак на геофизических ракетах, Главный конструктор Сергей Павлович Королев на одном из совещаний предложил подумать об организации полета человека на геофизической ракете. Это было полной неожиданностью, все заволновались, а молодые врачи Александр Серяпин, Абрам Генин и Евгений Юганов даже написали заявление с просьбой послать их в стратосферу. Королев был слишком увлечен завершением работ над межконтинентальной ракетой, чтобы уделять этой своей идее много внимания, а когда огромная ракета полетела — и вовсе от нее отказался. Наверное, объяснить такое охлаждение можно еще и тем, что реактивная авиация уже осваивала стратосферу и полет туда не только не выявлял заведомых преимуществ ракетной техники, но даже несколько размывал и притушевывал эти преимущества, давал повод усомниться в них, что для Королева было уже совершенно недопустимо.
Некоторое время Сергей Павлович раздумывает над тем, не организовать ли полет человека на новой ракете по баллистической кривой (как сделают американцы в мае 1961 года), но вскоре и этот вариант представляется ему ущербным, половинчатым, и уже в мае 1958 года он рассматривает предложения проектного отдела, Михаила Клавдиевича Тихонравова, давнего и верного своего соратника, о тяжелом спутнике для полета человека в космос. В июне Королев вместе с Тихонравовым составляет записку в правительство о перспективных работах. Она начинается фразой, тон которой нехарактерен для документов подобного рода: «Околосолнечное пространство должно быть освоено и в необходимой мере заселено человечеством». В записке прямо указано: «должны проводиться широкие исследования и разработки по обеспечению нормальных условий существования человека на всех этапах космического полета». В ноябре на совете главных конструкторов принимается решение начать разработку спутника для человека, хотя М.К.Тихонравов, энергичнейший из его сотрудников— К.П.Феоктистов и другие инженеры, молодость которых позволяла называть проектный отдел «детским садом», уже давно «прибрасывали» и «прикидывали» разные варианты. Наконец в начале 1959 года под председательством академика М. В. Келдыша состоялось совещание, на котором вопрос о полете человека обсуждался уже вполне конкретно, вплоть до того: «А кому лететь?»
— Для такого дела,— сказал тогда Королев,— лучше всего подготовлены летчики. И в первую очередь летчики реактивной истребительной авиации...
Большинство поддержало Сергея Павловича. Было решено поручить отбор кандидатов в космонавты авиационным врачам.
Справедливости ради надо сказать, что в 50-е годы авиация и ракетная техника если и не конкурировали между собой, то относились друг к другу весьма пристрастно. Главком ВВС Павел Федорович Жигарев не поощрял увлечения своих медиков экспериментами с собаками на высотных ракетах Королева. Но сменивший его на этом посту в 1957 году Константин Андреевич Вершинин понял, что, как ни заняты ВВС своими летными заботами, к ракетным делам подключаться придется. «Космики» (хотя их так тогда не называли) выделились в самостоятельное подразделение во главе с профессором В. И. Яздовским. Ближайшими его сотрудниками были: Олег Георгиевич Газенко, Абрам Моисеевич Генин, Николай Николаевич Гуровский и Евгений Анатольевич Карпов. Общими усилиями была подготовлена важная бумага: директива по отбору космонавтов. Активно принимал участие в этом генерал-полковник Филипп Александрович Агальцов.
Медики понимали, что и по опыту, и по возрасту, и по физическим данным состав летчиков-истребителей в разных частях примерно одинаков, так что забираться для поисков кандидатов в космонавты за Урал, на Дальний Восток не имело смысла. Перед отъездом было большое совещание под председательством Ф. А. Агальцова, на котором выступил Королев. Он изложил пожелания ракетчиков: возраст — примерно 30 лет (забегая вперед, скажу: Комарову было 33 года, Беляеву — 35), рост не более 170 сантиметров (Шонин был выше), вес—до 70 килограммов.
— А главное,— с улыбкой сказал Королев,— пусть они не сдрейфят!
— Сколько вам нужно людей? — спросили медики.
— Много,— ответил Королев.
— Но американцы отобрали семь человек...
— Американцы отобрали семерых, а мне нужно много!
Это заявление было встречено с некоторым недоумением. Надо сказать, что уже после сформирования первого отряда космонавтов, когда они уже приступили к тренировкам, речь шла о подготовке человека для полета в космос, человека в единственном числе! Как рассказывали мне сами космонавты, лишь перед самым стартом Гагарина и им самим, и их наставникам стало ясно, что дело не ограничится одним полетом человека, что очень скоро действительно потребуется много космонавтов.
Итак, разделившись парами, медики разъехались на поиски кандидатов. В довольно сжатые сроки им требовалось найти несколько десятков абсолютно здоровых, относительно (насколько возраст им разрешал) опытных, дисциплинированных, не имеющих замечаний по службе, профессионально перспективных, молодых, невысоких и худеньких летчиков-истребителей. Врачи в частях, которые знали только, что идет какой-то отбор летчиков «спецназначения», предложили приехавшим московским коллегам более трех тысяч (!) кандидатур. Москвичи засели за пилотские медицинские книжки. Ограничения ракетчиков сразу дали большой отсев. Но не только на рост и вес обращали внимание. Частые бронхиты. Ангина. Предрасположенность к гастритам или колитам. Сдвиг ЭКГ. В обыденной жизни все это, конечно, вещи неприятные, но кто же обращает внимание на такие пустяки! Московские медики обращали и, увидев отклонение от «абсолютного здоровья» (идеал этот, как вы понимаете, столь же недостижим для врача, как абсолютный ноль для физика), тут же браковали.
Просмотрев медкнижки и отобрав подходящие, начали беседовать с их владельцами. Интересовались опять-таки здоровьем, успехами, настроением и осторожно заводили разговор о том, что, мол, есть возможность попробовать полетать на новой технике. Нет, даже не на самолетах, а, скажем, на ракетах. Или, допустим, на спутниках, а?
— Хорошо помню эти беседы,— рассказывает доктор медицинских наук Н. Н. Гуровский. — 90 процентов наших собеседников первым делом спрашивали:«А на обычных машинах летать мы будем?» Это были ребята, действительно влюбленные в свою профессию, гордящиеся званием военного летчика. Примерно трое из десяти отказывались сразу. Отнюдь не от страха. Просто им нравилась их служба, коллектив, друзья, ясны были перспективы профессионального и служебного роста, налажен семейный быт, и ломать все это из-за дела туманного, неизвестно что обещающего, они не хотели. (Кстати, это стало правилом: кандидат в космонавты мог, не объясняя причин, отказаться от работы на любом этапе подготовки.) Некоторые просили разрешения посоветоваться с женой. Это, честно говоря, нам уже не нравилось. Наконец, некоторые сразу соглашались...
— Я сразу сказал: согласен! — рассказывал Павел Попович, — Мне говорят: «Подумайте сутки». Да что мне думать, товарищи! Потом вышел в коридор, приоткрыл дверь, голову всунул в комнату и крикнул: — Я согласен!
Валерий Быковский со смехом признался мне, что когда заговорили о ракетах, он подумал не о космосе, а о каком-то фантастическом экспериментальном полете в акваторию Тихого океана: так испытывали межконтинентальную ракету.
— А когда сообразил, о чем речь, подумал: «Это ведь очень интересно!» И сразу согласился. Георгий Шонин, когда заговорили о «новой технике», забеспокоился, что его собираются переводить в вертолетчики, а он этого не хотел — не те высоты и не те скорости. А когда ему сказали о возможном полете вокруг земного шара, не поверил.
Андриян Николаев, услышав о космических кораблях, тоже усомнился: а это реально?
— Вполне. Конечно, не сразу. Будете готовиться...
— Я с радостью,—улыбнулся Андриян.
Герман Титов, едва заговорили с ним о новой технике, быстро ответил: да, согласен!
Шел август 1959 года. До полета человека в космос оставалось 20 месяцев.
Требования, предъявляемые к кандидатам в космонавты, во многом определялись возможностями ракетной техники. Американцы в 1957 году начали отбирать кандидатов в космонавты для полета в космическом корабле «Меркурий». Мощность ракеты-носителя «Атлас-Д» лимитировала вес корабля двумя тоннами. Возможности автоматизации и дублирования систем были крайне ограниченны. Иными словами, американскому астронавту требовалось больше работать, чем советскому космонавту, поскольку вес «Востока» более чем в два раза превышал вес «Меркурия», что позволяло аппаратуре разгрузить космонавта, освободить его от выполнения многих операций во время полета. Американский отбор кандидатов был более жестким, чем советский. Отбирались лишь квалифицированные летчики-испытатели со степенью бакалавра наук, с налетом не менее 1500 часов. Для сравнения скажу, что к моменту поступления в отряд космонавтов налет Гагарина составлял около 230 часов, Титова — 240, Леонова — 250. Космонавты из последующих наборов: Шаталов, Береговой, Филипченко, Демин и др., которым предстояло проводить в космосе работу несравненно более сложную, были и старше, и опытнее. Возрастной потолок американцев был отодвинут до 40 лет. Из 508 кандидатов к апрелю 1959 года, как уже говорилось, было отобрано 7 человек. Надо отметить и такую деталь, характеризующую нетерпение, с которым американцы стремились взять реванш за «красную Луну» — так называли в США наш первый спутник. Набор астронавтов в США начался до того, как был создан космический корабль и отработан его носитель. Между тем, когда наши медики просматривали медицинские книжки в авиаполках, в цехах опытного производства Королева уже стояли первые сферические оболочки будущих «Востоков», а носитель успешно эксплуатировался уже два года.
После полета Гагарина в США нас упрекнут в излишней и неоправданной торопливости, чуть ли не в техническом авантюризме. Так кто же торопился и кто авантюрист?
Отобранных в частях кандидатов вызвали в Москву на медицинскую комиссию. (Снова, забегая вперед, скажу, что «крестными отцами» космонавта № 1, зачислившими его в список кандидатов, стали военные медики: Петр Васильевич Буянов и Александр Петрович Пчелкин.) Летчики приезжали партиями по 20 человек. Впрочем, задачу врачам облегчили сами кандидаты. Проверка здоровья действительно была необыкновенно строгой, а «забракованные», вернувшись в свои части, естественно, еще больше сгущали краски. Бывали случаи, когда тщательный медицинский осмотр выявлял некие ранее просмотренные (или скрываемые) изъяны, которые не только исключали из числа кандидатов, но накладывали запрет и на прежнюю летную работу. Об этом узнали те, кто ждал очередного вызова. И, получив такой вызов, иные в Москву не ехали, руководствуясь популярной поговоркой, что синица в руках лучше, чем журавль в небе.
Кроме всевозможных анализов и осмотров кандидатов подвергали так называемым «нагрузочным пробам» — выдерживали в барокамере, крутили на центрифуге, проверяли устойчивость организма к гипоксии и перегрузкам. День ото дня группа кандидатов сжималась, как шагреневая кожа.
— Вполне понятно, что не все могли соответствовать требованиям, предъявляемым к будущим космонавтам. На то и отбор,— вспоминает о том времени Георгий Шонин. — Но кто тогда мог точно сказать: какими должны быть эти требования? Поэтому для верности они были явно завышенными, рассчитанными на двойной, а может быть, и тройной запас прочности. И многие, очень многие возвращались назад в полки...
Обидно было возвращаться. И не в том дело, что не полетаешь теперь на спутнике,— об этом мало жалели, поскольку трудно жалеть о том, чего не представляешь. Жалели, что не сдюжили. В молодые годы особенно развит дух соревнования, обострено болезненное отношение именно к своим телесным (к умственным — как-то спокойнее) недостаткам, и ребята, конечно, переживали.
— Ну как, прошел? — с горькой улыбкой спрашивал «забракованный» у «счастливчика». — Ну, молодец, Лайкой будешь...
Утешали они себя такими шуточками? Да нет, конечно. Как говорится, не от хорошей жизни они шутили...
А время шло. Королев торопил медиков. К концу 1959 года «пройти комиссию по теме № 6» — так формулировалось в официальных медицинских документах — удалось 20 кандидатам. Эти двадцать летчиков и составили первый отряд советских космонавтов. Через несколько лет во всех статьях и книжках их будут называть гагаринским отрядом. Но кто мог угадать тогда такое название?! Двадцать летчиков в теплых казенных пижамах с белыми отложными воротничками стояли перед медиками. Среди них были будущие летчики-испытатели и скромные педагоги, генералы и просто пенсионеры, депутаты Верховного Совета СССР и почетные граждане многочисленных зарубежных городов, прославленные, всей стране известные герои и люди, оставшиеся неизвестными.
Вот их имена:
АНИКЕЕВ Иван Николаевич,
БЕЛЯЕВ Павел Иванович,
БОНДАРЕНКО Валентин Васильевич,
БЫКОВСКИЙ Валерий Федорович,
ВАРЛАМОВ Валентин Степанович,
ВОЛЫНОВ Борис Валентинович,
ГАГАРИН Юрий Алексеевич,
ГОРБАТКО Виктор Васильевич,
ЗАИКИН Дмитрий Алексеевич,
КАРТАШОВ Анатолий Яковлевич,
КОМАРОВ Владимир Михайлович,
ЛЕОНОВ Алексей Архипович,
НЕЛЮБОВ Григорий Григорьевич,
НИКОЛАЕВ Андриян Григорьевич,
ПОПОВИЧ Павел Романович,
РАФИКОВ Марс Закирович,
ТИТОВ Герман Степанович,
ФИЛАТЬЕВ Валентин Игнатьевич,
ХРУНОВ Евгений Васильевич,
ШОНИН Георгий Степанович.
Среди них стоял будущий первый космонавт нашей планеты, человек, которому суждено было навсегда войти в историю земной цивилизации. Но кто мог отгадать его тогда среди двадцати летчиков в теплых госпитальных пижамах с белыми отложными воротничками?
Комиссия закончила отбор только в феврале 1960. Было отобрано 29 человек. 9 из них были отсеяны мандатной комиссией - Хл