Над могилой воздвигнут обелиск. На камне высечены гордые слова: «Человечество не останется вечно на Земле...»

Закончилась жизнь героя книги, но я не чувствую себя вправе поставить точку. Точка лишит читателя возможности проследить за приключениями идеи, похожими на страницы увлекательного фантастического романа, в котором не обошлось без вполне реальных шпионов и диверсантов.

Начало рассказа о приключениях великого замысла Циолковского можно исчислять по-разному. Полагаю, что наиболее правильно начать его с двадцатых годов, когда писатели Калуги выпускали свой литературно-художественный журнал «Корабль». Сегодня этот журнал — библиографическая редкость. Даже в Библиотеке имени В. И. Ленина нет полного комплекта. Но мне посчастливилось: в немногих сохранившихся номерах журнала я прочитал отрывки романа «Воздушный караван».

Сюжет его заставлял вспомнить знаменитый «Месс-Менд». Приключения, которыми изобиловал роман, выглядели просто немыслимыми. Главный герой, изобретатель Фиалков, «жил в губернском городе в шести часах езды от Москвы, и адрес его был указан на брошюре о постройке цельнометаллического дирижабля». Намеки более чем прозрачны. И тема брошюры, и адрес героя, приведенный на обложке, не оставляли сомнений: под фамилией Фиалкова * выведен Циолковский. Впрочем, авторы и не пытались даже маскировать свои намеки:

* Не могу не отметить любопытной детали: в ряде писем, особенно от зарубежных корреспондентов, Циолковского неоднократно называли Фиалковским. (Примечание автора.)

« — Слышали ли вы, милорд, что-нибудь про Фиалкова? — спрашивал один из героев романа у другого.

— Решительно ничего. Разве этот человек является русским чудом?

— Безусловно. Он только и делает, что изобретает. Нет такого изобретения за последние двадцать лет, которого бы он не сделал. Но он не умеет пускать их в ход. Аккуратно через каждые пять лет после его открытия то же открывают немцы или американцы. Разве этот человек не чудо, ваша светлость?

— Что же он изобрел таким образом?

— Решительно все. Аэроплан и пулемет. Мостик Уитсона и мину Уайтхеда. Последнее его открытие — огромный цельнометаллический дирижабль и экипаж, в котором можно пропутешествовать по ближайшим планетам. О всех этих работах у меня имеются печатные брошюры на русском языке.

— Подождите, — сказал Ринертон решительно. — Русские должны мне два миллиона фунтов. Как вы думаете, может быть этот человек оценен в эту сумму?

— Он стоит по крайней мере вдвое дороже.

— В таком случае с сегодняшнего дня я считаю его своей собственностью. Едем в Россию! Я привезу его сюда хоть в машине и заставлю работать на нашу промышленность».

Разумеется, неизвестный автор забавного романа * и предполагать не мог, что придет время, когда трудами Циолковского, послужившего прообразом изобретателя Фиалкова, заинтересуются иностранные разведки, но тем не менее случилось именно так...

* С. С. Щербаков, сын друга Циолковского, С. В. Щербакова, сообщил мне, что автором «Воздушного каравана» был писатель Н. Г. Смирнов. В журнале же указано, что роман написан коллективом авторов, не пожелавших опубликовать свои имена. (Примечание автора.)

Вы помните, как 1921 году пришло из Германии первое письмо. Поток этих писем становился все больше и больше. Немцы спрашивали — Циолковский вежливо отвечал. В той цепочке, которая тянулась от Калуги к пусковым площадкам «Фау», эта переписка была первым звеном. Она шла под флагом научных связей. Вспомните: почти в каждом письме Шершевский писал: «Во имя науки...»

К чести Циолковского, в начале тридцатых годов он прервал эту переписку. Фашизм пришел к власти. Германия милитаризировалась. Люди, с которыми переписывался Циолковский, стали работать на германскую военную машину.

Одно из последних писем Шершевского к Циолковскому датировано декабрем 1929 года. «Я сейчас ассистент проф. Оберта, — писал Шершевский, — строим около Берлина первую ракету с жидким топливом... Работаем все здорово — не за страх, а за совесть, так с 8 часов утра до 10 вечера...»

О том, что произошло дальше, мы узнаем из ряда источников. Вилли Лей в книге «Ракеты и полеты в космос» рассказывает, что апрельским днем 1930 года Немецкое ракетное общество организовало в помещении Берлинского почтамта демонстрацию... полностью собранной ракеты Оберта. Под потолком висела модель этой ракеты с парашютом.

Место публичной демонстрации как будто бы свидетельствовало о желании создать средство скоростной связи. Опыты по созданию почтовых ракет действительно велись и по сей день ведутся. Но трудно поверить в благие намерения немецких ракетчиков, среди которых новый член Немецкого общества восемнадцатилетний студент Вернер фон Браун (будущий конструктор «Фау-2»). По странной прихоти судьбы он родился в том 1912 году, когда «Вестник воздухоплавания» сделал общеизвестными идеи Циолковского по космическим ракетам.

Как свидетельствует тот же Вилли Лей, творцы первых немецких опытных ракет (в частности, один из ближайших сотрудников Оберта Рудольф Небель) вспомнили о том, что, запретив Германии тяжелую артиллерию, Версальский договор ни словом не обмолвился о ракетах. И Небель обращается за материальной поддержкой к профессору Беккеру, начальнику фашистского вермахта. Предложение упало на благодарную почву: Беккер и сам вынашивал планы создания бомбардировочных ракет — «что диктовалось известными политическими причинами», спешит добавить Вилли Лей (то бишь профашистскими настроениями). Заметим к слову, что уже в 1929 году Беккер поставил перед отделом баллистики своего управления задачи разработки ракет. Результат этих переговоров тоже закономерен. Вскоре после демонстрации ракеты Небеля на армейском испытательном полигоне в Куммерсдорфе, близ Берлина, военно-техническое управление приглашает к себе на работу Вернера фон Брауна — первого штатского инженера, связавшего свою судьбу с самым грозным оружием современности.

И вот тут-то выступают на сцену разведчики. Англичане начинают получать сведения о немецких экспериментах с ракетами. Как свидетельствует начальник технической службы британского министерства снабжения Алвин Кроу, информация, полученная в 1934 году английским правительством, заставила серьезно задуматься военное министерство. Первое обсуждение зловещей новости, доставленной разведчиками, происходит в декабре 1934 года. Уже в апреле 1935 года отделу исследований Вулвичского арсенала поручается составить программу работ.

Вероятно, аналогичные сведения об угрожающе быстром развитии немецких ракет получили и американцы. Америка больше не хотела ограничиваться опытами профессора Годдарда. В 1936 году по инициативе известного аэродинамика Теодора Кармана организуется нечто вроде ракетного общества. Его основная задача — конструирование ракеты для высотных полетов. Однако, как свидетельствует тот же Вилли Лей, «эта группа проделала огромную работу, не ограничившись созданием высотной ракеты». Надо полагать, что сигналы, полученные секретной службой Англии и США, были достаточно серьезны. В этом убеждает нас и книга Рудольфа Лусара «Немецкое оружие и секретное оружие второй мировой войны и его дальнейшее развитие», выпущенная в 1960 году в Мюнхене. Автор ее подчеркивает важные обстоятельства. Называя создание ракет «Фау-2» фактом беспримерным в военной истории, он пишет: «Первые осязаемые попытки и расчеты были сделаны в 1932 году после долгой подготовительной работы, проводившейся по указаниям государственного министерства (подчеркнуто мною. — М. А.). Ставилось целью создать снаряд, способный своей дальностью затмить все предшествующие, который при необходимости можно было бы использовать против Англии». Аналогичное высказывание сделал в 1945 году на заседании Английского королевского авиационного общества У. Г. А. Перринг. В его докладе «Критический обзор развития немецких ракетных снарядов дальнего действия» прямо говорилось: «Серьезное развитие ракет в Германии было начато в 1929- 1930 годах несколькими группами частных изобретателей».

Пока Гитлер произносил антисемитские речи и ратовал за создание коричневой империи, его специалисты не теряли времени зря. Уже с 1930 года хлопотал офицер, чье имя принято тесно связывать с именами Германа Оберта и Вернера фон Брауна. Вальтер Дорнбергер начал свою службу в области ракет капитаном, а закончил ее генералом. Это ему принадлежит книга «Секретное оружие острова Пеенемюнде».

Тень «Большой Берты» — знаменитой крупповской пушки, обстреливавшей в 1918 году Париж с расстояния в 129 километров, не давала покоя гитлеровским специалистам. Более десяти лет вели они свои напряженные поиски, прежде чем за самолетами-снарядами «Фау-1» на Лондон обрушились в 1944 году «Фау-2». Мы, хорошо знающие идеи Циолковского по управлению ракетами, не можем не отметить двух обстоятельств: ракета А-3 — предшественница грозной «Фау-2» (А-4) имела гироскопическую стабилизацию и молибденовые газовые рули.

В марте 1939 года в Куммерсдорф пожаловал собственной персоной Адольф Гитлер. Полковник Дорнбергер и доктор фон Браун читают обожаемому фюреру популярную лекцию о ракетах, а затем демонстрируют на испытательном полигоне опытные образцы. «Во время объяснений, — пишет Вилли Лей, — Гитлер ничего не говорил, к большому удивлению сотрудников станции, которые знали, что обычно при показе нового орудия или танка он проводил около них по нескольку часов, задавая вопросы о самых мельчайших подробностях». Новое оружие не произвело на фюрера должного впечатления. И не поддержи немецких ракетчиков фельдмаршал Браухич, неизвестно, чего бы они сумели добиться.

1942 год. Английская разведка получает тревожные сведения: рыбаки из Южной Балтики видят в воздухе непонятные летающие устройства, развивающие огромную скорость. Их полет сопровождается какими-то странными, дребезжащими звуками. Эти сведения пополняются новыми, не менее удивительными — английские и американские летчики докладывают о необычных сооружениях, воздвигаемых немцами на побережье Ла-Манша. Сооружения похожи на лыжу, протянувшуюся в направлении Лондона.

1943 год. В дело включаются разведчики сражающейся Франции. В книге воспоминаний французского физика Жана Бержье «Секретные агенты против секретного оружия» сообщается об ошеломляющем документе, сфотографированном смельчаками. Из этого документа французы узнали, что немцы, не стесняясь в расходах, разыскивают квалифицированных математиков. Энергичные французы выясняют и задачу, которая ставится перед учеными. Странная задача! Определить, как будут работать радиоустановки при полете с фантастической скоростью — порядка 10 тысяч километров в час.

День ото дня дело о новом оружии все больше и больше волнует специалистов. Склонившись над чертежами и документами с грифом «Совершенно секретно», они анализируют возможности необычного оружия. А тем временем сверкает калейдоскоп событий. Французские разведчики сообщают Лондону имена немецких ученых, руководящих исследовательскими работами на Пеенемюнде. Знакомые нам имена: Герман Оберт, Вернер фон Браун, Вальтер Дорнбергер. Польские партизаны выкрадывают экземпляр «Фау-1». Волна английских бомбардировщиков обрушивает сильнейший удар на остров Пеенемюнде. Тридцать две тысячи гестаповцев ищут в Париже подполковника английской секретной службы Иео-Томаса, везущего в Лондон огромное досье с материалами об оружии «Фау».

Сражение за тайну нового оружия исключительно напряженно. И вот тут-то, когда накал страстей достигает своего апогея, выходит на арену загадочная, до сих пор не расшифрованная фигура, которую Жан Бержье называет в своих мемуарах инженером «Икс».

Французский разведчик весьма скуп в своем рассказе об этом человеке. Он пишет, что у немцев работал один русский инженер, старик. В июне 1941 года, когда Гитлер напал на СССР, он ощутил себя уже не эмигрантом, а русским патриотом и начал снабжать героев французского Сопротивления материалами исключительной ценности. Установление связи с французскими разведчиками произошло после бомбардировки Пеенемюнде. Инженер X. потребовал от французов подтверждения того, что они действительно связаны с командованием союзников. Его требование было необычным: пусть лондонское радио в обусловленное время передаст нелепую фразу: «Слоны едят землянику». О том, что случилось после того, как Би-Би-Си произнесло эту фразу, рассказывает дневник друга Жака Бержье, Верна.

«Свидание происходит в темном Зале астрономии во Дворце открытий. Темнота кромешная, светят лишь звезды с потолка планетария... Мой собеседник устраивает мне форменный экзамен по межпланетным сообщениям.

Говорю ему о русских — Циолковском и Перельмане; о немцах — Валье, Лее, Оберте, Гайле; об американцах — Эдварде, Пендрее, Годдарде; о французах — Эсно Пельтри.

Наконец собеседник заявляет, что он удовлетворен.

Но он, конечно, не инженер X., а лишь один из его друзей и сотрудников. Но это неважно. Инженер X. и его друзья хотят служить России...

И после первых же фраз невидимки мне становится ясно, что этот человек и его группа знают об оружии «Фау» решительно все...

Наступает час решительной встречи с инженером X. на набережной Жавель. Запоминаю огромное количество данных. Тайных оружий уже оказывается четыре, и я понимаю их все.

Все отрывочные данные оформляются, становятся на место, проясняются. Крепко жму руку инженеру X. Прежняя родина, новая родина. Все освобожденные и жаждущие освобождения обязаны ему многим. Благодарить бесполезно — он знает все сам».

Ни Верн, ни Жак Бержье не сочли нужным опубликовать имя загадочного инженера «Икс». Вероятно, у них были для этого какие-то достаточно веские соображения, связанные с законами разведки.

Памятуя об интересе немцев к Циолковскому, черной роли Шершевского, связавшего свою судьбу с Германом Обертом и милитаристом Небелем, трудно удержаться от предположения: не он ли выведен в мемуарах Жака Бержье под псевдонимом инженера «Икс»!

Зная о том, что Жак Бержье сотрудничает в «Юманите», я направил ему через газету письмо с просьбой сообщить имя таинственного инженера «Икс». Пока я не получил ответа. То ли фестиваль бомб, то ли нечеткая работа почты, а может быть, и нежелание помешали Жаку Бержье. И мне остается лишь одно — ограничиться предположением.

Я мог бы рассказать много интересных подробностей о секретной войне, сопровождавшей рождение ракетного оружия. Но это грозит слишком далеко увести читателя от основной темы. Однако наличие мемуаров Жака Бержье (журнал «Москва», 1959 год) и книги Вилли Лея «Ракеты и полеты в космос» позволит читателю разобраться в интересных, заслуживающих внимания фактах. И все же для полноты картины необходимо упомянуть об истории, имевшей несколько странное и неожиданное продолжение.

Теперь, когда многое из тайного стало явным, выясняется, что адмирал Канарис, один из руководителей гитлеровской секретной службы, планировал далеко идущую операцию — обстрел Америки самолетами-снарядами «Фау-3». Надо заметить, что к этой идее Канарис относился более чем серьезно. Уже в 1942 году он начал засылать в Соединенные Штаты своих людей. Разведчики должны были установить в определенной конфигурации на нью-йоркских небоскребах радиомаяки, коротковолновые передатчики. Вероятно, Канарис возлагал большие надежды на эту операцию. Ее руководителем был назначен один из наиболее отчаянных головорезов фашистского райха, начальник личной охраны Гитлера Отто Скорцени. Мало того, чтобы отвлечь внимание ФБР от этих сверхсекретных агентов, Канарис выдал американской разведке руководителя своей службы саботажа в Соединенных Штатах Эрвина Лакузена.

Как известно, немецкое нападение на западное полушарие не состоялось. И подводные лодки, которые должны были обстрелять ракетами «Фау-3» Нью-Йорк из Атлантического океана, не выпустили своих смертоносных снарядов. Немцы просто не успели это сделать, и потому все произошло совсем иначе, чем задумывалось. Адмирал Канарис в 1944 году был казнен после неудачного покушения на Гитлера, а создатели смертоносных ракет Оберт, фон Браун, Дорнбергер вывезены после окончания войны в Соединенные Штаты для продолжения своей страшной работы. Уже в июле 1945 года, через считанные недели после того, как прозвучали последние выстрелы в Европе, на испытательный американский полигон «Уайт Сеидз» было доставлено 300 вагонов с агрегатами и деталями ракет «Фау-2».

Снова я вынужден быть кратким. Люди, некогда переписывавшиеся с Циолковским, в Америке. Они куют там оружие новой войны. Такая деятельность не может остаться без награды. Агентство Юнайтед Пресс Интернейшнл торжественно объявляет Германа Оберта «отцом современного ракетостроения». И, позабыв о том, как он писал Циолковскому льстивые письма, Оберт заявлял корреспондентам о том, что не Циолковский, а он, Герман Оберт, «разработал теорию, на которой базируются основные принципы космических полетов».

— Вы чувствуете, что всевышний руководит вами в вашей научной работе? — спросил Оберта корреспондент журнала «Америкен Меркури».

— Ну да. Должны же идеи возникать каким-то образом! Почему же не считать, что они от бога?

Не прошло и пятнадцати лет с тех пор, как взрывались над Лондоном страшные «Фау-2» — и на экраны лондонских кинотеатров вышел голливудский фильм «Я устремляюсь к звездам». Его герой обряженный в белые одежды невинности Вернер фон Браун.

Говорят, что реклама — национальная черта Америки. Возможно. Во всяком случае, на недостаток рекламы первых американских искусственных спутников Земли жаловаться не приходится. Но... тут случилось непредвиденное. Было нарушено одно из важнейших правил рекламы — обеспечение ее качеством товара. К величайшему конфузу американской прессы, заря космической эры занялась совсем в другом полушарии.

В октябре 1957 года, в столетнюю годовщину со дня рождения Циолковского, восьмидесятикилограммовый металлический шар прорвался на баллистической ракете сквозь воздушную рубашку планеты. Громкое «бип-бип» возвестило миру: советские ученые проложили тропу в космос! Человечество одолело первую и, быть может, самую крутую ступень той дороги гигантов, что вела к подвигам Юрия Гагарина и Германа Титова.

Архисложную задачу инженеры решили блестяще. Теперь наступила очередь для исследований биологов. Им предстояло отправить в космос живое существо. Как и у инженеров, перед биологами стоял свой большой барьер неизвестности...

— К 1964 году запустят ракету с мелкими животными: мышами, крысами и т. д., — заявил 13 октября 1957 года на страницах «Нью-Р1орк тайме Мэгэзин» профессор Дж. Левитт.

Семь лет отводил для этой работы американский ученый. Но советским исследователям хватило двадцати дней. В канун сороковой годовщины Великой Октябрьской революции, 4 ноября 1957 года, уже не восьмидесятикилограммовый, а полутонный спутник умчал в занебесье легендарную Лайку.

И снова перехватывают эстафету инженеры. Новая ракета мчится еще быстрее — свыше 40 тысяч километров в час. Огромная скорость отрывает ее далеко от Земли. Стремительно проносится она мимо Луны. Но за считанные мгновения Луна все же успевает шепнуть посланцу Земли что-то новое, еще неизвестное людям. Ракета-скороход становится спутником Солнца. Астрономы всего мира торопятся внести поправки в свои таблицы и карты: надо обозначить на них искусственную планету, советскую планету-лабораторию.

Теперь настала очередь давнишней мечты Жюля Верна. У следующей ракеты совершенно точный адрес: станция назначения — Луна. Первая корреспонденция с Земли прилунилась между морем Спокойствия и морем Ясности. Американцы собирались отправить туда водородную бомбу. Советские люди поступили иначе — лунную пыль всколыхнул вымпел с символами труда — серпом и молотом.

Снайперская точность советских ракетчиков поразила мир. Но советским ученым хотелось большего. Новое задание конструкторам космических кораблей выглядело совсем фантастичным: показать человечеству обратную сторону Луны. Но космонавт не готов еще к столь сложному полету. Вместо пилота вокруг Луны полетели автоматы. Роботы советской ракеты безукоризненно точны. И вскоре карта второго лунного полушария стала достоянием землян. По праву первооткрывателей наши ученые окрестили лунные моря и горы. Имя Циолковского украсило лунную карту одним из первых.

А темп времени все быстрее и быстрее. Озаренные багровым пламенем, отрывались от Земли новые ракеты. Цель ясна: открыть форточку во вселенную, проложить путь человеку.

Победа окрыляет. Торопятся ученые русской земли. Не сидят без дела и их коллеги за океаном. Американские журналы публикуют фотографии семерых крепких парней. Их грядущему полету присвоено громкое название — «Операция Меркурий». Для страны большого бизнеса название неплохое — ведь Меркурий у древних римлян бог торговли.

Я не знаю, были ли условные названия у тех полетов, которые совершили Юрий Гагарин и Герман Титов. Наши газеты старательно подчеркивали другое: советский человек полетит в космос только тогда, когда появится полная уверенность в его благополучном возвращении. Советские космонавты начали упорные сложные тренировки...

Один за другим взлетали и возвращались космические корабли-спутники. Собаки и крысы, мухи и мыши... Целый «космический зоопарк», как сказал один английский журналист, путешествовал в неведомые дали. И животные помогли биологам накопить ту уверенность, без которой нельзя было благословлять человека в первый космический рейс.

Корабли взлетали и садились. И каждый облет нашего «шарика», словно ставшего меньше от их исполинских скоростей, позволял отработать устройства кабины, проверить воздействие перегрузок и невесомости, шумных, рычащих вибраций и молчаливых вкрадчивых убийц — космических лучей.

Нет, никто не умирал, огражденный от опасностей космоса надежной биологической защитой. Размножались в лабораториях космические мухи, позволяя из поколения в поколение проследить, нет ли опасных изменений наследственности. Перед объективами фото- и киноаппаратов позировали толстые веселые щенки Стрелки. Далекое путешествие мамаши не отразилось на их здоровье. И, наконец, ученые сказали: «Пора!»

И вот в громе сверхмощных, титанических двигателей выведен на орбиту космический корабль-спутник «Восток-1». Вот в полный голос всех радиостанций Советского Союза объявляет о полете Юрия Гагарина Юрий Левитан. И радиоволны несут миру весть о событии, которое не только в переносном, но и в прямом смысле слова можно назвать самым ярким звездным часом нашего щедрого на научные открытия XX века, часом, когда громко бьют куранты истории и, прерывая свои передачи, радиостанции всех пяти континентов спешат сообщить самые свежие известия из Москвы о тех ста восьми минутах, которые потрясли мир.

За три года до столетия со дня рождения Циолковского, в сентябре 1954 года, президиум Академии наук принял постановление № 532. Когда-нибудь историки звездоплавания с величайшим уважением будут рассматривать этот короткий, академически суховатый документ. Им была учреждена медаль, чтобы награждать советских и иностранных ученых за выдающиеся работы в области межпланетных сообщений.

В положении о медали записано, что она присуждается «за оригинальные работы, имеющие крупное значение для развития астронавтики» и эти «работы» должны быть представлены в трех экземплярах, напечатанными на пишущей машинке или типографским способом». Что ж, соискатели Гагарин и Титов вполне удовлетворяли высоким требованиям академии. Их полет — это поистине оригинальная работа, не имеющая даже отдаленного прецедента в истории человечества. А насчет машинки... На газетных фотографиях мы увидели небольшую часть «машинки» Гагарина и Титова. До верхнего «этажа» космонавтам пришлось добираться с помощью лифта!

Наконец есть в Положении о медали имени Циолковского и такой пункт — к работе, представленной на соискание медали, должны прилагаться отзывы.

При всем уважении к членам Комиссии по межпланетным сообщениям, трудно предположить, что они ознакомились хотя бы с тысячной частью отзывов. Чтобы просмотреть их полностью, нужно знать все языки мира и листать газеты, журналы, книги лет двести без отдыха.

Когда академик Несмеянов вручил Юрию Алексеевичу медаль имени Циолковского, первый космонавт улыбнулся своей ясной улыбкой, которую уже успел полюбить мир, вытянул вперед руку и показал полученную награду. Он понимал: журналистам это интересно.

И аккредитованные в Москве люди большой прессы, журналисты, чье правило удивлять, но никогда не удивляться, забыли о своем профессиональном скептицизме. Дружно поднявшись, они аплодировали несколько минут.

...Пресс-конференция окончилась. Журналисты устремились на телеграф и к телефонам. Комментатор прощался с радиослушателями и телезрителями. Если бы он уступил мне микрофон, я заключил бы передачу словами Циолковского, написанными в 1934 году, когда родился Гагарин:

«Хотя чествовали меня в Калуге, Москве и академиях наук, но истинный суд, истинную оценку личности делает не современное поколение, а будущие века».