Обдумывая факты, с которыми вы познакомитесь, читая эту главу, я долго искал для нее название. Уж больно близко соприкасаются идеи Циолковского с весьма смелыми гипотезами наших дней. Больше того, идеи Константина Эдуардовича подчас предвосхищают эти гипотезы. А ведь со дня смерти ученого прошло более четверти века. Могучий напор фантазии скорее закономерен нежели случаен. И закономерность его прежде всего объясняется тем, что Циолковский сделал познание космоса главной целью своей жизни. Отсюда неукротимая работа мысли, поиски фактов, гипотез...

В своей великой работе «Диалектика природы» Ф. Энгельс назвал гипотезу «формой развития естествознания». Эйнштейн считал, что «воображение важнее, чем знание». Менделеев в «Основах химии» писал, что гипотезы облегчают отыскание истины, как плуг земледельца облегчает выращивание полезных растений. Даже ложная гипотеза, говорил Тимирязев, не может считаться абсолютно бесполезной: ведь если ее опровергнуть, одним возможным объяснением останется меньше.

Мне показалось полезным напомнить об отношении великих ученых к гипотезам, так как речь пойдет сейчас прежде всего о разного рода предположениях и догадках.

Тайны бытия не давали Циолковскому покоя. Его брошюры «Монизм вселенной», «Причина космоса», «Образование солнечных систем и споры о причине космоса», «Будущее Земли и человечества», «Прошедшее Земли», «Современное состояние Земли», «Воля вселенной. Неизвестные разумные силы» полны догадок, предположений, желания проникнуть в царство Неизвестности. Как полагал Константин Эдуардович, именно там из туманной разреженной материи и первобытного газа образовались Солнце, планеты и их спутники — луны. Не случайно в 1928 году «Комсомольская правда» написала о Циолковском, что он пытался разрешить некоторые вопросы астрономии, и впоследствии не дававшей ему покоя богатством неисследованных проблем и заманчивыми перспективами познания загадок вселенной.

Трудно не согласиться с автором статьи — интерес Циолковского к космическим загадкам велик, но, пожалуй, больше всего его волнует тайна жизни, ее возникновения и распространения во вселенной. «Невероятно, — пишет он в «Причине космоса», — чтобы жизнь осенила единственную планету из множества подобных...» А страницей дальше еще категоричнее: «...заселенная вселенная есть абсолютная истина».

Утверждая это, Циолковский действует как опытнейший полемист. Вот он задает вопрос:

— Почему же обитатели иных миров не дадут нам о себе знать?

И тут же отвечает:

— Потому, что человечество к этому еще не подготовлено... Заявление иных миров произведет невообразимый переполох на Земле... Когда же распространится просвещение, возвысится культурный уровень, тогда мы узнаем многое о жителях иных планет...

Вероятно, идея общения обитателей разных миров крепко сидела в голове Циолковского. Предвосхищая на четверть века «большое кольцо» И. А. Ефремова, Константин Эдуардович писал: «Власть сознательных существ объединяется председателями планет, солнечных систем, звездных групп млечных путей, эфирных островов и т. д. Какая это могущественная сила, мы и представить себе не можем! Невероятно, чтобы она не имела влияния на жалкую земную жизнь. Невозможно, чтобы мать не поддерживала, не хранила младенца. Так и Земля не может быть предоставлена вполне самой себе... Но, кроме миров, подобных человеческим, возможны миры из веществ иных плотностей и иных размеров...»

Эти слова на редкость современны. Мысль о множественности обитаемых миров, отстаивая которую сгорел Джордано Бруно, — сегодня непреложный факт.

— Несколько лет назад, — вспоминает профессор Манчестерского университета Бернард Ловелл, — я получил письмо двух американских ученых. Они убеждали меня использовать радиотелескоп обсерватории Джодрелл Бэнк (Ловелл — директор этой обсерватории. — М. А.) для поиска сигналов, которые могут посылать разумные существа в космос.

Я удивился такому предложению и не ответил: оно показалось мне в то время легкомысленным. Однако теперь обсуждение общей проблемы существования внеземной жизни стало вполне серьезным делом.

К этому высказыванию английского астронома можно добавить лишь одно: Ловелл считает, что примерно миллиард миллиардов звезд имеют планеты, где условия благоприятны для эволюции жизни. Предположение Ловелла полностью совпадает с убежденным мнением Циолковского о том, что «...Млечный Путь кишит жизнью, как и наша крохотная солнечная система. И жизнь эта кишит по крайней мере на нескольких миллиардах планет».

Циолковский фантазирует. И это отнюдь не прихоть. «Теперь, — пишет ученый, — ввиду доказанной возможности межпланетных сообщений, следует относиться к таким «непонятным» явлениям внимательнее», (курсив Циолковского. — М. А.).

О степени современности этой реплики свидетельствует многое, но, пожалуй, убедительнее всего ее характеризует история многолетней дискуссии по поводу таинственного взрыва в тунгусской тайге.

Мне не хочется приводить здесь подробности спора, породившего целую литературу — от газетных статей до специальных книг*. Мне кажется, что многолетняя дискуссия по поводу тунгусского чуда (я не рискую называть его ни метеоритом, ни кометой) дает достаточно подтверждений верности мысли Циолковского о том, что не следует отмахиваться от непонятных и труднообъяснимых явлений, Судя по многим признакам, странный взрыв произошел в воздухе и носил ядерный характер. И когда авторитетные ученые с высокими званиями стали яростно отрицать гипотезы, не укладывающиеся в прокрустово ложе традиционных схем, невольно вспомнилась поговорка древних: «Юпитер, если ты сердишься, ты не прав».

Наиболее полно вопрос освещен в книге Н. Васильева, Д.Демина, В.Журавлева и других «По следам тунгусской катастрофы». Томск, 1960 год. Там же приводится обширный библиографический список.

Я лишен возможности сообщить читателю мнение Циолковского о тунгусской катастрофе — пока не удалось обнаружить каких-либо свидетельств отношения ученого к великой тайне XX столетия. Но, сопоставляя факты, приходишь к неожиданным выводам. С одной стороны, в бумагах Циолковского ни строчки о тунгусском взрыве; с другой — весь ход высказанных им мыслей должен был бы сделать Константина Эдуардовича поборником гипотезы о межпланетном корабле неведомой цивилизации.

Надо заметить, что метеориты весьма интересовали ученого. И не только потому, что с их помощью он проиллюстрировал свои мысли об аэродинамическом нагреве. Вспомните, к примеру, его письмо в «Известиях» от 20 мая 1934 года «Кто видел болид?». Циолковский обращался ко всем, кто видел падение «небесного камня», с просьбой сообщить подробности наблюдений. Почему же, интересуясь метеоритом 1934 года, он остался сверхъестественно безразличен к гораздо большему метеориту 1908 года?

Человечество по праву гордится учеными, узнавшими о том, что происходило тысячи лет назад. Как же мы можем проходить равнодушно мимо тайн, современники которых еще живы и способны ответить на наши вопросы? А молчание Циолковского по поводу взрыва в тунгусской тайге как раз и принадлежит к такого рода загадкам. Разгадать его — наш долг, наша обязанность.

Но позвольте, возразят скептики, не слишком ли многого вы хотите? Что мог знать Циолковский о тунгусской катастрофе в условиях царской России? Немало. В 1908 году журнал «Природа и люди», с которым, как мы знаем, был близок Циолковский, опубликовал статьи Д. Святского «Иллюминация сумерек» и Томилиной «Описание светового явления, происходившего 17 июня текущего года в Тимском уезде, Курской г., слоб. Монтурове и других местах того же уезда». В журнале «Астрономическое обозрение» появились статьи «Болид 16 июня 1908 года» и «Необычайная заря в ночь с 17 на 18 июня 1908 года стар. ст. в г. Тамбове». Допустим, что Циолковский не обратил внимания на эти статьи (летом 1908 года он оправлялся от последствий тяжелого наводнения), но мог ли он не наверстать упущенное в двадцатых годах? Статьи о поисках Л. А. Куликом небесного камня прошли тогда во множестве журналов. Не видеть таких журналов, как «Огонек», «Всемирный следопыт», «Вестник знания», «Мироведение», «Природа и люди», Циолковский просто не мог. Замечу к слову, что некоторые из статей уже тогда появлялись под весьма интригующими названиями. Так, например, Л. А. Кулик назвал свою статью в «Вестнике знания» за 1927 год «Тунгусский метеорит или... фантазия?». То, что произошло над тунгусской тайгой, и тогда будоражило человеческое воображение. Просто невозможно поверить, что Циолковский остался равнодушен к тайне неведомого огненного шара.

Но вернемся к статье «Кто видел болид?», опубликованной в 1934 году «Известиями». В ней шла речь о метеорите, упавшем над Боровским районом. Циолковский сам видел болид. Ему было известно, что к месту предполагаемого падения выехал Л. А. Кулик. Но Константину Эдуардовичу хочется знать еще больше, отсюда его обращение к народу.

Открытки и конверты, рисунки, схематически изображающие падение болида, письма учителей и школьников, врачей, рабочих, служащих потоком хлынули в Калугу. В архиве Академии наук сохранилось 238 такого рода писем. Почти все они испещрены пометками Циолковского.

В большинстве случаев эти пометки — предельно краткий конспект. Циолковский записывает главное в содержании письма — то профессию или адрес его автора, то какие-то детали описания: «Вспышка, как при коротком замыкании», «Огненный шар размером с Луну», «Зеленый свет как от трамвайной искры».

По старой учительской привычке он ставит некоторым авторам отметки: кому «хорошо», кому «отлично», кому «отлично с плюсом».

Но одно из писем сопровождено пометкой особого рода. Циолковский подчеркивает две фразы, написанные его автором «Внимание мое было привлечено необычным сиянием — светом падающего метеорита». А рядом выхвачена из текста другая фраза: «Движение болида было как бы замедленное, и двигался он в течение 1 ½ секунды на запад и исчез, как исчезают обычно падающие звезды».

Надо полагать, что это письмо весьма взволновало Циолковского. О его волнении говорит непонятная надпись на конверте «Ракета-3-4. Военно-развед. ракета двигался 1 ½ сек. Необычное сияние».

О чем думал Циолковский, делая эту надпись, сегодня никто не знает. Я далек от мысли, что он увидел в метеорите 1934 года управляемое искусственное космическое тело. Но я публикую текст заметки, ибо умолчать о «ей сегодня было бы по меньшей мере нечестно.

Но если с тунгусской катастрофой Циолковского связывает таинственное молчание, то с разного рода проектами и гипотезами ученого роднят щедро рассыпанные высказывания. Ратуя за множественность обитаемых миров, Циолковский отмечает в брошюре «Монизм вселенной» благоприятность расположения Земли относительно Солнца: ни далеко, ни близко, а потому ни жарко, ни холодно.

Заметим к слову, что границы экосферы (как называют ученые зону возможной жизни около той или иной звезды) и сегодня меряются температурой, при которой может существовать белок. Предположив эти границы от +80°С до -70°С, считают, что в экосферу Солнца входят Венера, Земля, Марс. Любопытно, что Земля располагается как раз в температурном центре экосферы. Ее средняя температура +14°, в то время как на Венере +50°С, а на Марсе -50°. Интересно, что Циолковский не ограничивается такого рода констатацией. Кто-кто, а он умеет мыслить в астрономических масштабах. Отсюда вывод: через большие промежутки времени те планеты, которые не имели благоприятных условий для возникновения жизни, приобретают их, а благополучные могут, напротив, утратить. Циолковский подчеркивал, что благоприятные «моменты» могут длиться миллиарды лет. Иначе он не написал бы, что «...большинство крупных планет или, вернее, планет с газовыми оболочками или есть, или было, или будет обитаемо». (Курсив Циолковского. — М. А.)

Удивительно дерзкое существо человек! Много лет почти слепой, ибо возможности астрономов были весьма ограниченны, он верил в обитаемость иных планет. Сегодня, добившись исключительных успехов в науке и технике (за последние полвека радиус известного науке звездного мира вырос примерно в миллион раз), это беспокойное двуногое существо, заполонившее Землю, высказало дерзость, дотоле неслыханную.

Знатоки научно-фантастической литературы знают множество смелых идей, но, пожалуй, наиболее дерзкая из них мысль американца Карла Сагана из Калифорнийского университета о переделке атмосферы Венеры. Современная наука считает, что температура поверхности Венеры, измеряемая сотнями градусов, слишком высока для организованной жизни. Карл Саган предлагает исправить «ошибку» природы. Его идея смела: забросить в атмосферу Венеры примитивные морские водоросли, способные переработать углекислый газ в кислород.

Основой жизнедеятельности водорослей в венерианской атмосфере послужат содержащиеся в ней водяные пары или кристаллики льда. Постепенно количество кислорода будет нарастать. Изменение состава атмосферы, в свою очередь, изменит климат, температура планеты снизится, станет возможным фотосинтез. Конечный результат действия растений-десантников приведет к тому, что атмосфера Венеры не будет отличаться от атмосферы нашей родной планеты.

Рассуждение американского ученого отнюдь не беспочвенно. В течение года, как отмечает член-корреспондент Академии наук С. Е. Северин, растения Земли связывают около 150 миллиардов тонн углерода с 25 миллиардами тонн водорода и выделяют 400 миллиардов тонн кислорода. Небезынтересны и цифры, приведенные И. Т. Фроловым в брошюре «Философские проблемы современной биологии». Они характеризуют возможности хлореллы, водоросли, которой отводится не последняя роль в решении проблем космонавтики. Подсчитано, что гектар хлореллы может дать около 40 тонн сухого органического вещества, причем из них 20 тонн составят белки и 3 тонны жиры.

Активное вторжение на Венеру, предлагаемое американским ученым, — современный вариант давних идей Циолковского.

В брошюре «Прошедшее Земли» он нарисовал картину зарождения жизни. Подчеркнув связь между развитием флоры, фауны и составом атмосферы, Циолковский отмечал, что «высота и состав атмосферы изменяют среднюю температуру твердой поверхности Земли», а «развитие растений и животных изменяет состав атмосферы, а стало быть, и климат». За этими скупыми высказываниями нетрудно разглядеть то, за что ратует Карл Саган, предлагая переделать атмосферу Венеры...

В своих размышлениях Циолковский предельно логичен: «Одно из двух, — пишет он в «Причине космоса»,- или Земля заселилась самозарождением, или переносом зачатков жизни с других планет». На личном экземпляре Циолковского есть любопытная карандашная приписка: «Гипотеза самозарождения предпочитательнее, так как только она может объяснить происхождение жизни в космосе».

С тем, что писал в двадцатых годах Циолковский, солидарна современная наука. Например, академик Н. М. Сисакян отрицает возможность переноса жизни из других миров, ибо живым организмам (если речь идет не о мыслящих, высокоорганизованных существах) не под силу преодолеть тяготение и избежать поражающего действия космической радиации.

Однако предвидение Циолковского этим отнюдь не исчерпывается. Его мысли переплетаются с самыми смелыми, самыми спорными гипотезами современности, как, например, предположение М. Агреста и А. Казанцева о посещении Земли обитателями иных миров.

«Мы уверены, — писал в 1928 году Циолковский,- что зрелые существа вселенной имеют средства переноситься с планеты на планету, вмешиваться в жизнь отставших планет...». Мысль о неведомых обитателях иных миров волнует Циолковского. Годом позже в статье «Самозарождение» он формулирует ее с еще большей отчетливостью: «Я так же доказывал, — пишет он, — что перенос жизни возможен с помощью техники высших существ, подобных человеку. Но тогда бы появились на Земле и эти существа, их высокая цивилизация, техническое совершенство, сооружения разного рода. Если все это когда-нибудь уничтожила враждебная природа, какая-нибудь катастрофа, например, грандиозное землетрясение, комета, падение большого болида и т. д., но все же не могло бы не остаться ископаемых следов высшей культуры, которой, мы, однако, не видим.

Мы нашли следы червей и насекомых. Как же было не найти следов высшего человека!»

Перечитывая эти высказывания, просто диву даешься! Разумеется, Константин Эдуардович и предполагать не мог, что спустя много лет после его смерти появятся гипотезы о звездных пришельцах. И, тем не менее, место для таких предположений оставлено им еще три десятилетия назад. Невольно вспоминаешь Менделеева — ведь клеточки его таблицы заполняются и по сей день.

Гипотеза Агреста ворвалась в нашу литературу с грохотом, подобным взрыву над тунгусской тайгой. За несколько лет она успела приобрести и врагов и сторонников. Увы, пока это только гипотеза. Я пишу о ней лишь потому, что не в силах забыть реплики Циолковского: «Мы нашли следы червей и насекомых. Как же было не найти следов высшего человека!»

Заслуга М. Агреста и А. Казанцева (независимо от того, оправдается ли их смелое предположение) состоит в том, что они изо всех сил пытаются разыскать следы космических пришельцев. Оказалось, что такого рода следов более чем достаточно — весь вопрос в том, принадлежат ли они существам иных миров, посетивших нашу планету?

В октябре 1957 года, когда советские ученые запустили первый искусственный спутник Земли, произошло еще одно событие, казалось бы не имеющее ничего общего с космосом. В Париже, в зале Марсан, прилегающем к Музею декоративного искусства, открылась выставка изображений со скал пустыни Сахары. Но прошло несколько лет, прежде чем человеческая фантазия связала проблемы космоса с рисунками скал Тассили.

Я не буду пересказывать всех перипетий экспедиции профессора Анри Лота. Они описаны в его книге «В поисках фресок Тассили». Страдая от зноя и жажды, героическая экспедиция привезла около 800 копий наскальных фресок. Среди них было и то, которое Лот назвал «Великим богом марсиан».

Странное впечатление производит это изображение, выделяющееся на фоне других, удивительно реалистичных рисунков. Глядя на голову загадочной шестиметровой фигуры, невозможно не вспомнить о скафандре. Даже если предположить, что древние африканцы (фрескам Тассили примерно 8-10 тысяч лет) изобразили на скалах своих богов, невольно задумываешься, почему же они облачили их в высотные скафандры, похожие на те, которыми пользуются современные космонавты?

Противники гипотезы о космонавтах древности пренебрежительно отмахнулись от находок экспедиции Лота. А зря!.. Когда в конце XIX столетия испанский адвокат Марселино Саутуола обнаружил в пещере гигантское многоцветное панно доисторического периода, его объявили мошенником и фальсификатором. Всего лишь пятьдесят лет потребовалось научному миру для признания своей ошибки. Сегодня число таких пещер, известных археологам, уже исчисляется десятками. Не произойдет ли чего-либо подобного и с фресками Тассили?

«Великий бог марсиан», тектиты — таинственные стекловидные камни, о родословной которых никак не могут договориться ученые, библейские тексты, реалистически рассказывающие об упавших с неба и вознесшихся на него *, таинственные тысячетонные глыбы Баальбекской террасы — все это послужило кандидату технических наук М. Агресту основой для интересной, хотя и требующей серьезной проверки, гипотезы о космонавтах древности, посещавших нашу планету тысячелетия назад **.

* Критикуя гипотезу М. Агреста, В. Губарев и М. Ростарчук в статье «Следы ведут в... невежество» («Комсомольская правда» от 19 октября 1960 года) писали, что ученые определили библию, как собрание исторических хроник, древних законов, суеверий, мифов и легенд. Авторы убеждены в том, что «священная книга глубоко изучена и нет никаких оснований перетолковывать ее, как это делает Агрест». Трудно придумать более регрессивную точку зрения. Анализ легенд библии показывает, что подчас они рождаются из конкретных фактов. Вот, к примеру, история о манне небесной. Как пишет Игорь Акимушкин в книге «Тропою легенд» (Москва, 1961 г.), эта наивная и нелепая на первый взгляд легенда порождена способностью лишайника леканора съедобная, летать по воздуху, дождем выпадая на землю, а таинственный термин «манна небесная» происходит от древнееврейской фразы «ман ху?» — «Что это?». Таким образом, и легенда может стать средством познания мира, если правильно и разумно ее использовать. (Примечание автора.)

** М. Агрест, Космонавты древности. В сборнике «На суше и на море», М., 1961.

Таким образом, следы разумных существ, на отсутствие которых сетовал Циолковский, находятся, причем там, где подчас их меньше всего ждут ученые. Голова длиннорогого бизона, найденная в Якутии, со следами круглого, словно пулевого ранения в черепе, легенды о рыжебородом боге Кон-Тики, бытующие на острове Пасхи, загадка Атлантиды, календаря Тиа Гуанако... Тайн много. Я упомянул о них лишь для того, чтобы продемонстрировать интерес Циолковского к секретам возникновения и распространения жизни во вселенной.

Много копий сломано в жарких спорах, но, вероятно, конец дискуссий уже не за горами. Космонавтика перешла в категорию наук экспериментальных. Как писал недавно академик Н. М. Сисакян, сейчас разрабатываются конструкции аппаратов для взятия проб воздуха на чужих планетах и передаче по радио экспрессанализа. Естественно, что более всего ученых интересует сопоставление форм жизни, обнаруженных в космосе, с теми, которые хорошо известны на Земле. Из сравнения результатов такого рода экспериментов удастся вывести законы, раскрывающие секреты мироздания, которые так жадно пытался нащупать Циолковский.

До последних дней ждал Циолковский встречи с разумными существами иных миров. Свидетельство тому — надпись Константина Эдуардовича на письме студента А. Юдина из Томска в 1933 году.

Текст этой надписи, до сих пор не попадавшей в поле зрения биографов Циолковского, очень любопытен. Вот он: «Попытки высших существ помочь нам возможны, потому что они продолжаются и сейчас. Размышления с созерцанием вселенной могли также служить основой для веры в высшие существа. Но немногие знают и то и другое. Для всех это не очевидно. Мы, люди, не стараемся убедить животных в неразумности их жизни, потому что это невозможно — так велико расстояние между человеком и животными. Дистанция между ними и совершенными существами едва ли не меньше, если принять в расчет массу или среднего человека. С другой стороны, австралийцы и американцы тысячи лет дожидались европейцев, однако дождались. Дождемся и мы. Так и мы можем дождаться посещения высшими [существами]...»

Надпись, сделанная Циолковским, оборвалась недописанной.

Эту главу, где логика реального состязается с силой догадок, мне хочется окончить изложением фактов, почерпнутых из книги Р. Рюрикова «Через 100 и 1 000 лет». Знакомясь с ними, невольно вспоминаешь известный тезис Циолковского «Сначала идут мысль, фантазия, сказка. За ними шествует научный расчет. И уже в конце концов исполнение венчает мысль». В самом деле, антивещество, частицы которого сегодня улавливают приборы физиков, атомные двигатели, автоматизация, счетно-вычислительные машины и синтетические материалы, были предсказаны А. Богдановым в фантастическом романе «Красная звезда» около полувека назад. Американец Роберт А. Хайнлайн в 1941 году написал повесть «Злосчастное решение». Он предрек в ней бомбу из урана-235, которой, по его мнению, предстояло завершить вторую мировую войну. Хайнлайн описал свою фантастическую бомбу столь реалистично, что Федеральное бюро расследования обвинило беднягу в разглашении военных секретов.

Впрочем, в наши дни даже такими фактами удивить трудно. Как небезосновательно написал известный американский знаток фантастики, Энтони Баугер, «Большая часть дисциплинированного воображения, которое мы привыкли ассоциировать с научной фантастикой, теперь появляется без фантастической одежды». Вот почему (об этом пишет в своих воспоминаниях «Секретные агенты против секретного оружия» французский физик Жак Бержье) «Американцы недавно значительно реорганизовали свои разведывательные бюро и управления по психологической войне. Всем их работникам предписано читать научно-фантастическую литературу. Они старательно изучают заброшенные материалы Фортейского общества. Эта любопытная организация занималась исследованием лишь тех гипотез и предположений, которые были отвергнуты наукой».