1030 г. - «Канон Масуда по астрономии и звёздам». Аль-Бируни (арабская культура)
Абу Рейхан Мухаммед ибн Ахмед аль-Бируни (Аль-Бируни) родился 4 сентября 973 года (362 год Хиджры) в хорезмийском городе Кят (совр. город Беруни в республике Каракалпакстан в Узбекистане). Хотя называют и 4 октября. Точную дату указал в XIII веке иранец ал-Гаданфар из Тебриза. Много позже нашли подтверждение самого Бируни его трактат о трудах ар-Рази. Не столь многие тогда знали дату, даже год своего рождения. Аль-Бируни знал. И удивительно, что не знал родителей. О себе он писал в стихах (тогда в стихах писали всё):
…не знаю я по правде своего родословия.
Ведь я не знаю по-настоящему своего деда, да
и как знать мне деда, раз я не знаю отца!
Бируни - это прозвище. Обычно прозвища показывают, откуда человек, или из какой среды (да как и у нас "Я - Илья Муромец, потому что из города Мурома" - А я - Алёша Попович, а откуда - не скажу!"). "Бирун" - по персидски "извне, пришлый". Решили поначалу, что он из ремесленников, живших вне крепостных стен или странник из провинции, из низов, словом. А вряд ли - каким-то образом он получил блестящее образование, жил при дворе. Бируни писал, что относились к нему, как к родному. И полное имя (кунья) Абу Рейхан Мухаммед ибн Ахмед не говорит ничего. Мухаммед и "Ибн Ахмед" (сын Ахмеда) вовсе не значит, что его отца звали Ахмедом, а сына в детстве назвали в честь Пророка. Часто этими именами и отчествами называли тех, чей отец неизвестен. Абу Рейхан - "отец Рейхана". Но детей у Бируни не было. Однако "Абу" - может означать не "отец", а "обладатель" чего-то. Мудрости или шрама, например. Загадка. Однако - книга «Наука звезд» посвящена неизвестной Рейхане и написана Бируни около 1030 года. К этому времени он давно подписывался "Абу Рейхан". Непонятно. И это единственное посвящение женщине.
Главным фактором различия народов был язык, но даже какой язык был ему родной - неизвестно. Возможно, хорезмийский диалект персидского языка, на котором говорили хорезмийцы. Он сам писал: «Затем я перешел к арабскому и персидскому, в каждом из них я пришелец, с трудом им владеющий». Однако научные работы он писал на этих языках, предпочитая "мировой язык учёных рубежа тысячелетий" - арабский. Помимо этого он знал хорезмийский, еврейский, сирийский, греческий и санскрит. Так что пусть принадлежит к арабской культуре.
Бируни ставил арабский язык выше персидского: «поношение по-арабски милее мне, чем похвала по-персидски… этот диалект годится только для хосроевских повестей и ночных сказок»
Двигал вперёд науку он в весьма смутные времена. Кят был древней столицей хорезмшахов, династия Афригидов, 700 лет независимого или полунезависимого существования. В 712 году Хорезм завоевали арабы. Кутейба ибн Муслим похоронил древнюю цивилизацию, уничтожив в первую очередь учёных и книги. Аль-Бируни, который был также и историком, писал: «и всеми способами рассеял и уничтожил Кутейба всех, кто знал письменность хорезмийцев, кто хранил их предания, всех учёных, что были среди них, так что покрылось всё это мраком и нет истинных знаний о том, что было известно из их истории во время пришествия к ним ислама»
Какой нехороший этот Кутейба... Так-то оно так, но не следует забывать и подробности. В самом начале VIII века в Хорезме вспыхнуло восстание бедноты против аристократов. Под лозунгами равенства и справедливости для всех, так проповедовали хорезмийские ученые иудеи — хабры. А сами идеи восходили к персидскому революционеру Маздаку, зороастрийскому еритику, решившему "всё отнять и поделить" лет за 200 до того. За что его и закопали живьём вниз головой. Хорезмшах Чаган призвал на помощь Кутейбу, арабы, злые, как черти после тяжелейшего перехода через пустыню, появились под Хазараспом (город на южной окраине Хорезма). Жестокость расправы с повстанцами не имела прецедентов в истории завоевания мусульманами Средней Азии. 4 тысячи пленных были преданы казни (сравните с недалёким Китаем, где казнили сотнями тысяч и часто). Затем начали сжигать книги. Хорезмийские иудаисты бежали из страны на северо-восток, в Хазарию, где организовали невероятное государство, в котором власть и народ исповедовали разные религии.
Но в X веке Хорезм - процветающее торговое государство, центр торговых путей, центр научных знаний. Часть государства Саманидов, Хорезмийский оазис, хорошо защищённый от нашествий пустыней, дар Джейхуна (Аму-Дарьи):
Династия Саманидов в период расцвета, X век.
А это название - "Хорасан" будет встречаться часто
На левом берегу Джейхуна Саманиды поставили своего наместника, этим и ограничились. На правом, в Кяте и этого не было, правили хорезмшахи, признавали себя вассалами Бухары, но дани не платили, ограничивались подарками с попутными караванами. А Саманиды столь же номинально считались вассалами багдатского халифа.
Государственная религия - ислам, но арабы в своей вере не были фанатиками. Более того - их веротерпимость, расовая и национальная толерантность была просто безмерной (по сравнению с другими народами и религиями). Всякие иноверцы на 99% обладали теми же правами, считались "покровительствуемыми", обязанными платить подушную подать (1-2-3 золотых динара в год в зависимости от богатства). Немного, прямо скажем. Если учесть, что ислам запрещал мусульманам ростовщичество, а христианские и иудейские "банкиры" нажили на этом запрещении несметные богатства. Да, ещё неверным запрещалось ездить по городу верхом на конях (только на ослах и мулах), строить дома выше мечетей и вменялось в обязанность носить одежды определенного цвета и покроя. Но эти запреты неверные непринуждённо игнорировали. Христианские, иудейские, буддистские, зороастрийские храмы, языческие святилища, мечети мусульманских сектантов были повсюду. Там даже манихейцы были, объявленные еретиками абсолютно всеми религиями. И - удивительное дело - обходилось без религиозных разборок, культура росла на дрожжах межрелигиозных диспутов-посиделок, тысячи переписчиков непрерывно скрипели калямами (предок чернильной ручки). X век назван позже золотым веком арабо-мусульманской культуры.
Бируни: «По своей натуре я смолоду был наделен чрезмерной жадностью к приобретению знания соответственно своему возрасту и обстоятельствам. В качестве свидетельства этому достаточно следующего: в нашей земле поселился тогда один грек, и я приносил ему зерна, семена, плоды и растения и прочее, расспрашивал, как они называются на его языке, и записывал их».
Аль-Бируни сумел получить широкое математическое и философское образование. Его учителем в Кяте был выдающийся математик и астроном Ибн Ирак (Абу Наср Мансур ибн Али ибн Ирак). Абу Наср (будем так называть) был двоюродным братом хорезмшаха Абу Абдаллаха из местной династии Иракидов, аристократ-учёный. Возможно, Бируни и жил в его доме.
Получив всестороннее образование, Аль-Бируни увлекся самостоятельными наблюдениями и расчетами, и уже в 21-22 года он, якобы, сделал первый в Средней Азии (или в мире!) глобус диаметром 5 метров, который позволял определить географические координаты населенных пунктов с небывалой для того времени точностью. Эти исследования включены в труд «Определения границ местностей для уточнения расстояний между пространствами, или Геодезия», который он написал в период с 990 г. по 1025 г.
Позвольте не поверить этим утверждениям, которыми набит Инет. 1) Первый глобус был сделан за 15 веков до того греком Кратесом. Позже - самим Птолемеем. Глобус не позволяет уточнять расстояния, вообще делать 5-метровый глобус сложновато, тем более для 20-летнего юноши. О строительстве глобуса мы знаем лишь со слов самого Бируни. Никто его более не упомянул, хотя это вполне могло бы сойти за чудо или ересь. Ни про какой глобус (шар) не пишет и сам Бируни. Он упоминает модель полусферы диаметром в десять локтей, но ни о материале, который он использовал, ни о том, как возводилось это пятиметровое сооружение, не известно практически ничего. Вообще он ему был не нужен. Нужна была такая модель его учителю - Ибн Ираку, который был зачинателем сферической геометрии. Но это не глобус.
Вспоминается великая книга Л.Кассиля "Кондуит и Швамбрания". Там брат автора Оська, прослушав урок о шарообразности Земли, показывал, "где Земля закругляется". Тоже некий круглый пупырь метров в 5 в диаметре, засохшая клумба. Позже Л.Кассиль стал знаменитым писателем, лауреатом Сталинской премии, а И.Кассиль преподавал марксизм-ленинизм в Саратове и был расстрелян 21 января 1938 года, уже получив 10 лет заключения. Оба списка, в которых фигурировали братья, подписал лично Сталин.
Хорезм был довольно далеко от эпицентра политических бурь рубежа тысячелетий, Бируни смог без проблем ощутить жажду знаний, имея под рукой прекрасную библиотеку и знаменитого учителя, очевидно, не заморачивался и добыванием крова и пищи, но благополучию и тут пришёл конец.
Ещё до рождения Бируни в Бухаре власть перешла к начальникам дворцовой гвардии, набиравшейся из тюркских рабов. Алптегин, один из этих начальников, организовал дворцовый заговор, потерпел неудачу, бежал на восток. Там захватил небольшой городок Газну и провозгласил себя её властителем. Войска, посланные бухарским эмиром, он разгромил. Бухарский эмир решил, что дешевле будет признать его эмиром. Так рождалось Газневидское государство.
Примерно с рождения Аль-Бируни Бухару непрерывно сотрясали мятежи и усобицы, заговоры и сепаратизм окраин. В конце 80-х годов южная провинция Хорасан, где наместником был сипахсалар (главнокомандующий) Ибн Симджур, уже фактически стала независимой от Бухары. На юго-западе враждебно активизировалось государство Буидов. Буидский визирь Сахиб настойчиво уговаривал эмира Фахра поддержать хорасанских сепаратистов, чтобы захватить прикаспийское княжество Горган, а затем можно заняться и Хорасаном. На востоке от Бухары были караханиды, конфедерация тюркских племен, сложившаяся вокруг племени ягма на территории Семиречья и Кашгара. Их вождь Бограхан открыто говорил о своем намерении захватить Бухару.
В 989 году хорасанский наместник (фактически правитель) Ибн Симджур внезапно умер. Сын покойного Ибн Симджура - Абу Али уже откровенно отмежевался от Бухары. Саманидский полководец Фаик без ведома эмира поднял бухарскую рать и срочно выступил в Хорасан. И был разбит наголову. Бухарский эмир, обвинив полководца в своеволии, торжественно утвердил Абу Али в правах наместника, хотя узурпатор в этом ничуть не нуждался. Абу Али немедленно вступил в сношения с Караханидами, предлагая совместными усилиями разгромить саманидское государство и поделить его богатства по-братски.
Весной 992 года караханидские орды Богра-хана, смяв сторожевые заставы Саманидов, вторглись в Мавераннахр и овладели Бухарой. Хорезму повезло - Богра-хан подхватил в Бухаре какую-то смертельную болезнь, внезапно со всем своим войском покинул Бухару, ограбив её дочиста, и отправился в свои степи, где уже в начале лета умер.
Аллах был на стороне Бухары и Хорезма!
Вернувший эмир Нух вспомнил теперь и про Хорасан. Газна за эти годы намного усилилась. Вместо умершего еще в 963 году Алптегина в Газне правил его бывший гулям (полководец) Сабук-Тегин. К тому времени Сабук-Тегин уже совершил несколько удачных походов в Индию и пользовался репутацией талантливого правителя. У него были взрослые боевые сыновья, среди которых выделялся Махмуд, в 20 лет уже не уступал никому на войне. Газна формально считалась вассалом Бухары, хотя ни о какой дани и речи не было. И вот Нух и призвал газнийцев разгромить Абу Али. В 994 армия под командованием Сабук-Тегина вступила в Хорасан. В жестоком сражении войско Абу Али было разбито, а сам он бежал к берегу Каспийского моря, в Горган, где надеялся отсидеться. В благодарность за службу эмир Бухары назначил Сабук-Тегина правителем многих городов и областей и пожаловал ему громкий титул «Защитника веры и надежды державы». Махмуд был поставлен во главе саманидской армии в Хорасане, получив почетный титул «Меч государства». Он с триумфом въехал в Нишапур (столицу Хорасана).
Однако смута уже докатилась и до Хорезма. И дело было уже не только в личной неприязни эмиров Кята и заречного Гурганджа (Ургенча). В отличие от Кята, где земля, как и в доисламские времена, находилась в руках родовой аристократии, в своем владении на левом берегу Джейхуна эмир Мамун широко насаждал военно-ленную систему — поместье во временное пользование мог получить каждый, кто признавал себя вассалом эмира, обязуясь по первому его требованию вставать под его знамена на коне и с мечом. Конфликт между дехканством и рыцарством, единственной профессией которого была война.
Мамун ибн Мухаммед не мог считался легитимным монархом, он всего лишь саманидский наместником в Гургандже, хоть и эмир. За эмиром Кята стояла Бухара. Но Бухара слаба, как никогда. Пора становиться правителем всего Хорезма. А пропаганда, кому лучше служить, велась давно и не хуже, чем в веке двадцатом.
В 995 году мятежник Абу Али, засевший в Горгане, навербовал разноплеменную армию и предпринял еще одну попытку отвоевать Хорасан. Махмуд в битве у Туса весь этот сброд разгромил, Абу Али бежал, бросив всё. Сабук-Тегин, выступивший из Бухары на подмогу Махмуду, гнался за Абу Али до самого Абиверда, но настичь его так и не смог. Отдышавшись в Мерве, Абу Али направился на север, в Амуль, откуда послал в Бухару покаянное письмо. Бухарский эмир проявил великодушие, определив его в бессрочную ссылку в Гургандж.
Порядок в государстве был восстановлен! Мало этого - умер Сахиб, главный визирь Буидов, враг Саманидов. А возле Хазараспа (город на южной границе Хорезма) схватили мятежника Абу Али, который нагло, средь бела дня ехал куда-то со свитой. Абу Абдаллах (эмир Кята) приказал срочно доставить его в Кят и, выяснив обстоятельства бегства, под конвоем препроводить в Бухару.
В Гургандж весть о пленении Абу Али пришла быстро и кстати - хороший повод свести счёты. Абу Али в кандалах был доставлен в Кят, где объяснил, что он ехал по предписанию эмира Бухары. Одновременно привезли резкий ультиматум из Гурганджа - освободить пленника.
Пленного не освободили - хорезмшах не должен поддаваться наглому ультиматуму какого-то наместника. Войско хорезмшаха выступило из Кята и было разбито в течение каких-то минут у самого города. Хорезмшах пленён, доставлен в Гургандж, где и казнён после издевательств. В Кяте, оставшемся без власти, немедленно начались грабежи и пожары. Ночью в город ворвалась конница Мамуна. Дворец был взят штурмом, детям хорезмшаха отсекли головы, весь род Иракидов уничтожался по мере нахождения.
Абу Али и его верный телохранитель Ил-Мангу были освобождены из зиндана. Но Мамун отправил их как пленников, в Бухару, с извинениями за вынужденный разбой. После такого инцидента уже не было смысла держать мятежников в ссылке и эмир Бухары подарил их Сабук-Тегину, и досталось им вечное заточение в крепости Гардиза, где они и закончили свои дни.
Абу Наср и Мухаммед бежали, бросив всё. Библиотека, обсерватория, весь дом Абу Насра был сожжён. Всех родственников и сторонников бывшего хорезмшаха, включая детей, прирезали. Мамун провозгласил себя хорезмшахом Хорезма. 700-летняя династия Афригидов закончилась.
Ранней осенью 995 года беглецы прибыл в Рей (город в северном Иране, он же Арсакия, в 10 километрах южнее Тегерана). Рей был более значительным городом, чем любой город Хорезма. Это было другое государство, враг Саманидов. Багдадский халифат так ослаб, что персы довольно успешно организовали антиарабскую борьбу, создав несколько исламских, но уже не арабских государств. Если Саманиды, фактически отложившиеся от Багдада и возводившие свою династию к древнеперсидским царям, признавали духовный авторитет халифа и ждали от него подтверждений в легитимности, то для иранских династий Буидов и Зияридов, возникших на южном побережье Каспийского моря, Багдад уже не имел особого значения. В схватке за южные прикаспийские земли верх одержали Буиды, зияридские князья укрепились лишь в приморских областях Мазендаран и Горган. Сделав Рей своей столицей, Буиды бросили вызов Аббасидам, а в 945 году буидский эмир Муиз ад-Дауля попросту захватил Багдад. Став наместником Вавилонии, он во всем подчинялся приказам своих братьев Имада ад-Дауля, а затем Рукна ад-Дауля, правивших в Рее.
 Сахиб ибн Аббад Сахиб родился 14 сентября 938 года в Талаканча, деревне примерно в 20 милях к югу от главного города Буидов Исфахана. Его отцом был Абдул-Хасан Аббад ибн Аббас, известный и хорошо образованный советник. Сахиб провел свое детство в Талакане, недалеко от Казвина. Позже он жил в Исфахане и некоторое время служил в качестве чиновника у правителя Буидов Джибала Рукн аль-Даула (935-976). После смерти отца Сахиб стал учеником ученого и философа Ибн-аль-Амида. Затем стал визирем. Его влияние на исламскую литературу так велико, что 4-й век Хиджры называют "сахибским". Его самая важная работа - великий арабский словарь под названием Аль-Махит. Он же создал первые публичные библиотеки исламского мира - в Рее и Исфахане. Умер 30 марта 995 года в возрасте 56 лет. |
Изгнанники приехали в Рей сразу после похорон визиря Сахиба ибн Аббада. Сахиб сделал для укрепления могущества буидского государства не меньше, чем все предшествующие эмиры, и вошел в историю арабской литературы в качестве покровителя поэзии и поэтов и одного из основоположников рифмованной прозы.
С легкой руки Сахиба весь Рей обуяла страсть говорить в рифму, все говорили в рифму, в говорившем не в рифму сразу узнавали иностранца. Но - к науке. Сахиб на протяжении всей своей жизни собирал книги, выписывая их со всех концов халифата, и их набралось у него великое множество: одних богословских трактатов было около 400 верблюжьих вьюков, а каталог библиотеки занимал десять толстенных томов. Будучи широко образованным человеком, Сахиб интересовался вопросами астрономии, механики, математики, музыки и логики и даже написал (в рифму!) медицинский трактат.
При дворе Фахра ад-Дауля в Рее трудились многие знаменитые ученые, которым Сахиб оказывал покровительство, предоставляя все необходимое для научных исследований. Он был ценитель литературы и сам литератор, невероятно тщеславный, как многие поэты.* Говорили, достаточно процитировать строку из его стихов, чтобы заслужить благосклонность.
*Вспоминается один разговор поэтов, Маяковского и Велимира Хлебникова: кто-то за столом рассказал, что знает командарма, у которого четыре ордена Красного Знамени; таких, как он, в стране всего семь человек. „Подумаешь, — сказал Маяковский, — таких, как я, всего один, а не хвастаюсь”. „А таких, как я, — сказал Хлебников, — и одного нет”.
Бируни, якобы, приехал в траурные дни**. Когда Сахиб умер, весь Рей оделся в траурный белый цвет. Сам эмир Фахр ад-Дауль бежал в белом за носилками, убитый горем. После похорон он немедленно присвоил всё имущество визиря. Жадность эмира вошла в поговорку, говорили, что он скопил 3 миллиона золотых дирхемов и 100 миллионов серебряных. Он тут же продал должность визиря - один претендент предложил ему взятку в 6 миллионов, другой 8, а эмир поступил ещё разумнее - он назначил обоих, снизив, однако, цену и положив в карман 10 миллионов. Как и ожидалось, вспыхнула яростная дворцовая война, в ходе которой один из них убил другого. Так что всё получилось финансово успешно.
При жизни Сахиба, который был политическим противником Саманидов, Бируни не мог бы даже помыслить о приезде в Рей**. А после смерти Сахиба для учёных настали плохие времена, денег не было, сколько-нибудь значительных трудов у Бируни - тоже.
Ибн Ирак вернулся в Хорезм улаживать дела, прислал в Рей для Бируни свой труд «Книга азимутов», посвященную доказательству теоремы синусов, который высоко оценили местные астрономы.
**Целыми абзацами я порой сдираю текст с великолепной книги «Бируни» Тимофеева Игоря Владимировича. Но иногда бывают и тут ляпы. Сахиб умер 30 марта, а - "приехали ранней осенью". Полгода траура? И неужели средь Буидов лишь Сахиб враг Саманидов?
Бируни знакомится с ал-Ходжанди (тоже знаменитый астроном). И создаёт свой первый или, во всяком случае, первый дошедший до нас научный трактат, благодаря которому мы можем достаточно точно судить о том, как был построен знаменитый Фахриев секстант (об этом в другом месте)
Одновременно он заинтересовался минералогией. Часто беседовал с ювелирами, разоблачал суеверия (что изумруд ослепляет змею, что камнем можно вызвать дождь и т.д.)
Бируни: «Один тюрок как-то принес и мне нечто подобное, полагая, что я этому обрадуюсь и приму его, не вступая в обсуждение. И вот сказал я ему: «Вызови им дождь не в положенное время или же если это будет в сезон дождей, то в разные сроки, по моему желанию, и тогда я его у тебя возьму и дам тебе то, на что ты надеешься, и даже прибавлю». И начал он делать то, что мне рассказывали, а именно — погружать камень в воду, брызгать ею в небо, сопровождая это бормотаньем и криком, но не вызвал этим дождя ни капли, если не считать тех капель, которые он разбрызгивал и которые падали обратно на землю».
Южный Прикаспий
В 997 году неожиданно умер Фахр ад-Дауля. В Рее вновь траурные белоснежные одежды, выкрашенные черной краской двери домов. Три дня по городу ходили процессии плакальщиц с лицами, вымазанными сажей, и распущенными волосами, под пение флейт и барабанный бой. Через 2 недели получена жалованная грамота из Багдада - на троне Буидов новый эмир - сын и наследник Абу Талиб Рустам. Халиф ему пожаловал титул Маджд ад-Дауля, что означает «Слава державы». «Славе державы» всего 4 года, но опекуны и его властная мать Сеййида вполне справятся у руля государства. Прежний эмир был до того жаден, что не вёл войны. Теперь это недоразумение позади - во дворце приняли решение о возобновлении войны против горганского владетеля Кабуса ибн Вушмагира, который с помощью Саманидов пытался вернуть свои владения, вытеснив из Горгана Абу-л-Касима Симджура, засевшего там после неудавшегося мятежа.
Понятно, что в столице поднялась волна ненависти к Саманидам, хорасанцев и хорезмийцев стали бить. Бируни пришлось в холодную погоду выходить из дома без хорезмийской высокой меховой шапки, чтобы не побили. Учёных перестали финансировать совсем.
И тут умер хорезмшах Мамун. На хорезмийский престол взошел его сын Али ибн Мамун, спокойный и незлобивый нравом, прослывший покровителем наук. И Бируни тронулся в обратный путь.
В Кяте Абу Наср вовсю уже отстраивал поместье. По прибытии в Кят Бируни сразу же вступил в переписку с Абу-л-Вафой ал-Бузджани. С первой же оказией он отправил старейшине багдадских ученых обстоятельное послание, в котором предложил идею одновременного наблюдения в Багдаде и Кяте лунного затмения 997 года. Еще в Рее он прочёл в одном из трактатов Рази о предпринятой им попытке определения разности географических долгот Багдада и Рея путем одновременного наблюдения из них затмения Луны. Теперь можно точно установить географическую долготу Кята, считая ее равной сумме уже известной долготы Багдада и установленной в день наблюдения разности долгот…
После эксперимента Бируни получил письмо из Багдада, в котором ал-Бузджани сообщил ему определенное им местное время момента полуночи. Сопоставив его со своим результатом, Бируни определил, что разница в местном времени Багдада и Кята составляет примерно час и, следовательно, разность долгот равняется 15°.
А в июле 998 года из Багдада пришла весть о смерти ал-Бузджани.
Астрономией без денег на приборы заниматься трудно и Бируни принялся за изучение античной философии.
Бируни: «Всякий, кто делает усилия и занимается изучением философии, достоин идти по пути истины. Действительно, души людей могут быть очищены от грязи и темноты этого мира и спасены только путем изучения философии. Когда человек изучает ее и схватывает часть ее, даже самую ее малую часть, которую мы можем только мыслить, он очищает душу от грязи и темноты и обеспечивает свое спасение».
Сочинения Аристотеля «О небе» и «Физика» стали настольными книгами.
Откуда-то Бируни узнал что недалеко, в Бухаре, живёт юный гений. Ибн-Сина прочёл "Метафизику" Аристотеля к 16 годам 40 раз и знал наизусть. В 17 он получил письмо от Бируни. В 997 году началась их переписка, в основном по идеям Аристотеля. Ибн Сина был его сторонником, Аль Бируни критиковал. Особо он подверг резкой критике как Аристотелеву теорию «естественных мест», так и его тезис о невозможности пустоты. По мнению Бируни, всем материальным телам свойственно стремление не к «естественным местам», а к центру Земли, хотя некоторые из этих тел встречают на пути к центру непреодолимые препятствия. «Если мы освободим воду и устраним из-под нее препятствие, то, без сомнения, она достигнет центра, и утверждение, что естественное место воды находится под землей, не будет обоснованным. Следовательно, ни для каких тел нет особого естественного места».
Все без исключения материальные тела тяготеют к центру Земли, считал Бируни, но более легкие из них вытесняются более тяжелыми. Еще более решительно оспаривал Бируни концепцию принципиальной невозможности пустоты. «Если мы твердо установили, что нет пустоты ни внутри Вселенной, ни вне ее, то почему, если пососать горлышко стеклянного сосуда, а затем перевернуть его в воду, то вода будет входить в него, постепенно подымаясь?»
Он интересовался и оптикой. «Если взять круглый, чистый и прозрачный стеклянный сосуд и наполнить его чистой водой, то им можно пользоваться для зажигания. Если же этот сосуд вместо чистой воды будет наполнен воздухом, то он не будет ни зажигать, ни собирать лучи. Почему вода производит такое действие и почему бывает зажигание и собирание лучей только в случае её присутствия?»
Бируни был атомист:
«Почему Аристотель считает порочным учение о неделимой частице, когда утверждение о делимости чисел до бесконечности еще более порочно? Приверженцы последнего учения утверждают, что никакое движущееся тело не достигнет другого, если они движутся в одну сторону». Это намёк на логический парадокс Зенона. Заодно атомисты считали, что миров множество: «каждое светило образует мир, что оно имеет землю, окруженную воздухом», а Демокрит, в частности, утверждал, что в некоторых из этих миров «нет ни Солнца, ни Луны, в других — они больших размеров, чем наши, а в иных — их больше числом».
Бируни: «Почему Аристотель находит порочными слова тех, кто утверждает, что есть иной мир вне того, в котором мы живем, мир, существующий согласно иной природе?»
И отвечает: «Можно допустить, что другой мир обладает теми же природными свойствами, что и наш мир, но эти свойства созданы таким образом, что направления движения в нем отличаются от направления движения в нашем мире и каждый из этих миров отделен один от другого некой преградой».
Летом 997 года умер саманидский эмир Нух II и на бухарский престол взошел его сын Мансур ибн Нух, «юноша, весьма красивый лицом, храбрый и речистый, но была в нем ужасная злость, так что все его боялись… Он прекрасно справлялся с делом и правил твердо». В том же году умер тюркский военачальник Сабук-Тегин, фактический правитель Хорасана. Умирая, он поделил различные области Хорасана между членами своей семьи: правителем Герата и Буста стал его брат Буграчук, над Газной и Балхом были поставлены младшие сыновья Исмаил и Наср, а старшему и любимому — Махмуду — Сабук-Тегин передал командование всей саманидской армией в Хорасане.
Оказавшись во главе огромного войска, доставшегося в наследство, Махмуд тотчас вступил в борьбу со своим дядюшкой и братьями и к 998 году сделался фактическим правителем всего Хорасана.
Однако формально Махмуд еще числился вассалом саманидского эмира и даже платил ему дань. Но скоро он убедился, что эмир Мансур марионетка в руках командиров своего войска, а на северо-восточной границе, ожидая удобного случая, копил силы караханидский правитель Арслан Илек-Нас.
На западе, в прикаспийском княжестве Горган, где после неудавшегося мятежа отсиживался Абу-л-Касим, родной брат поверженного Абу Али ибн Симджура, ещё мечтал о владении Хорасаном. Там скапливались мятежники и разбойники, грабившие крестьян и мечтавшие о больших грабежах. Крестьяне отвечали им взаимностью.
Законный владетель Горгана Кабус ибн Вушмагир из династии Зияридов еще в 981 году был изгнан из своего удела буидским эмиром Адудом ад-Дауля и с тех пор жил на положении изгнанника в Нишапуре. Махмуд решил его поддержать, опасаясь неадекватного Абу-л-Касима. Но тот его опередил. Весной 998 года Абу-л-Касим выступил в поход на Нишапур, но в окрестностях города был наголову разбит саманидским военачальником Бектузуном.
Ободренный поражением Абу-л-Касима, в начале лета уже Кабус ибн Вушмагир двинул свои войска на Горган. В августе 998 года он торжественно вступил в свою столицу — после 18 лет изгнания.
Махмуд обрёл надёжный тыл (руками Саманидов) и тут же выступил против саманидских полководцев Бектузуна и Фаика, реальных правителей Бухары. Надоело ему числиться вассалом. В 988 году, следуя завету Корана о пользе терпения, он заключил со своими врагами временный союз и ждал повода к "справедливой войне". Прекрасно понимая, кто у власти в Бухаре, он возвеличивал бессильного Мансура. И Махмуд дождался. Обеспокоенные амбициями "красивого юноши", в феврале 999 года Бектузун и Фаик заманили Мансура ибн Нуха в свой шатер, выкололи ему глаза и провозгласили эмиром его малолетнего сына.
Тут уж Махмуд изобразил верного вассала, обязанного отомстить врагам своего повелителя. Он незамедлительно выступил против предателей и 16 мая 999 года разгромил их в битве в окрестностях Мерва.
Ликовал и Кабус ибн Вушмагир. Уже с сотню лет шла вражда с переходом в войны между Буидами и Зияидами в Иране. Диспозиция поменялась, значение Рея упало, Кабус загорелся тщеславной мечтой во что бы то ни стало вернуть Горгану былую славу политического и культурного центра северо-восточного Ирана.
И это ему удалось.
Горган, пребывавший в упадке, стремительно отстраивался. Разбойники были казнены, торговые пути быстро налажены. А торговать было чем. Но какая столица без учёных богословов? И из Горгана в различные города халифата отправлялись нарочные с приглашениями, адресованными известным богословам, поэтам, знатокам наук. Осенью 998 года такое послание с личной тамгой горганского властителя, носящего титул «Солнце доблестей» было доставлено в кятскую усадьбу Ибн Ирака. Приглашался досточтимый устод (учитель) Мухаммед ибн Ахмад Абу Рейхана Бируни.
На словах нарочный сообщил, что все путевые издержки берет на себя эмирская казна.
Бируни привык довольствоваться самым малым, но хроническое безденежье не давало возможности вести систематические научные исследования. Читая работы Сиджизи о различных конструкциях астролябий, Бируни переживал собственное бессилие - точных инструментов у него не было.
Кабус ибн Вушмагир был тщеславен и гордился своей родословной. Готовясь к отъезду, Бируни просмотрел все, что было написано летописцами и путешественниками о Горгане. Выяснил, что Зияриды происходили из захудалого, хотя и старинного гилянского рода, чаще были биты, чем побеждали. В 919 году ставленник Багдада в южном Прикаспии эмир Юсуф ибн Абу Садж, опираясь на свою стражу, набранную из дейлемских горцев решил отложиться от Багдада, где правил халиф Муктадир, сын ромейской рабыни и пьяница. Однако посланные на север войска халифа разогнали войско горцев, а сам новоявленный эмир был доставлен в Багдад, где его возили по улицам на двугорбом верблюде, в парчовом халате и длинном бурнусе, увешанного лентами и бубенцами, что по понятиям тех времен означало крайнюю степень унижения. Абу Саджа казнили, а власть в северо-западном Иране перешла в руки его военачальников, которые ограничивались опустошительными набегами на посёлки южной стороны Эльбрусского хребта. Особо отличался бывший саманидский военачальник Мердавидж, зороастриец, из политических соображений принявший ислам.
Намеревался захватить Багдад, заново отстроить дворец в Ктесифоне и оттуда править всем миром как великий император. Арабов - свергнуть, древнеперсидскую империю возродить. Любил сравнивать себя с Александром Македонским и Соломоном. В 30-х годах X века действительно завоевал владение, включавшее такие города, как Рей, Кум, Хамадан и Исфахан. Стал считать себя богоизбранным и непогрешимым. Набрав в свою дворцовую стражу несколько тысяч тюркских гулямов, он относился к ним с таким высокомерием и пренебрежением, что они в конце концов подстерегли его в дворцовой бане и порубили на куски, а останки утопили в отхожем месте. Вскоре после его смерти большая часть завоеванных им земель отошла к Буидам, а его преемникам досталось лишь небольшое владение Горган на юго-восточном побережье Каспийского моря.
Однако его наследники получили блестящее образование, а Кабус даже прославил свое имя в поэзии и в эпистолярной прозе, успешно соперничая с самим Сахибом ибн Аббадом. Особой популярностью в литературных салонах Хорасана и Мавераннахра пользовались элегии Кабуса, написанные на языке дари. Бируни пересмотрел свои взгляды на персидский язык. Для описания тригонометрических функций он не годился (просто не имел нужных слов), зато как инструмент поэзии он был совершенен и, несомненно, обладал не меньшими достоинствами, чем арабский язык.
Кабус потряс Бируни встречей. За один дневной переход Бируни был выслан расшитый золотом халат, а эмир принял его не в тронном зале, а в библиотеке, заменив все церемонии простым рукопожатием. Горганский эмир был прекрасный собеседник, знал несколько языков, читал в оригиналах Платона и Аристотеля, а в области изящной словесности и филологических наук превосходил Бируни. На арабском языке Кабус говорил легко и непринужденно цитировал авторов, неизвестных Мухаммеду даже по именам.
Строки из элегии Кабуса: «Дело мира от края до края - алчность и выпрашивание. Я же не даю в сердце доступа алчности и выпрашиванию. Я из мира избрал двенадцать вещей, чтобы с ними провести долгую жизнь: стихи и пение, музыку и приятное на вкус вино, шахматы, нард, охоту, барса и сокола, ристалище и мяч, тронную залу, бои и пиры, коня, оружие, щедрость, молитвы и намаз».
Официально Бируни был поставлен придворным астрологом, но Кабус не принуждал его регулярно являться в меджлисы.
Бируни наконец-то заработал в полную силу, став затворником и работая от темна до темна (забавное определение наступления ночных сумерек в тех краях - "когда белую нить не отличить от чёрной"). По заказу одного богача он создал книгу «Ключи астрономии», затем пришлось по заказу эмира написать руководство по астрологии «Введение в астрологию» и «Очищение лучей и света от вздора, собранного в книгах». Астрологию он не любил. Чтобы подтвердить своё мнение и отделить астрономию от астрологии, он пишет трактат «Предостережение против искусства обмана, коим являются предсказания звезд».
В Горгане научные интересы Бируни по-прежнему сосредоточены на проблемах сферической и геодезической астрономии. Систематически ведя наблюдение небесных светил, он вносит поправки в астрономические таблицы, составленные предшественниками, определяет координаты населенных пунктов, работает над усовершенствованием измерительных инструментов. Особенно много внимания он уделяет теории проектирования сферы на плоскость, разрабатывает собственный метод проектирования параллельно оси сферы и создает на этой основе принципиально новую конструкцию астролябии.
«Один образованный человек спросил меня, каковы способы летосчисления, которыми пользуются народы, в чем состоит различие их корней, то есть начальных дат, и ветвей, то есть месяцев и годов; какие причины побуждают людей устанавливать ту или иную эру, какие существуют знаменательные памятники и памятные дни, приуроченные к определенным периодам и работам, а также другие обряды, которые одни народы исполняют в отличие от прочих. Он настойчиво побуждал меня изложить эти сведения наивозможно ясным образом, чтобы они стали близки пониманию изучающего и избавили его от необходимости одолевать различные книги и расспрашивать тех, кто им следует».
Так объясняет Бируни обстоятельства, побудившие его приняться за создание книги «Памятники, оставшиеся от минувших поколений», которую в научной литературе для удобства часто называют просто «Хронологией». Эта книга посвящена Кабусу.
Бируни начал работу над «Хронологией» в юбилейном 1000 году н. э., но для него это было просто незамеченным совпадением. Согласно принятому в Горгане зороастрийскому солнечному календарю до окончания IV века эры Йездигерда оставалось более 30 лет, а мусульманский лунный календарь хиджры показывал 391 год. Существовали и иные системы летосчисления, применявшиеся греками, египтянами, сирийцами, коптами, иудеями, сабейцами, доисламскими арабами и другими народами. В исторических источниках, которыми пользовался Бируни, встречались сведения об эрах Бухтунассара, Филиппа, Александра Македонского, императоров Августа, Антонина, Диоклетиана, а также об эрах древнего Хорезма. Каждая из этих систем была связана с определенной культурно-исторической традицией, терявшейся в глубине веков.
Освоить весь этот огромный материал было под силу лишь ученому, сочетавшему фундаментальные знания в области астрономии и математики с широкой эрудицией историка и знанием языков. Напряженная работа над «Хронологией» велась без перерывов до 1003 года. Созданная на стыке точных и гуманитарных наук, она стояла в стороне от традиций классической историографии.
Бируни рассмотрел основные значимые для хронологии меры отсчета времени, вскрыл расхождения в представлениях о начале отсчета суток у разных народов, дал четкое научное описание солнечного и лунного годов. Важное значение имело и точное определение самого понятия эры и критериев для отсчета различных эр. Он скрупулезно проанализировал астрономические качества месяцев, лунных и солнечных годов, а также високосных месяцев и привел их названия у разных народов. Уделив особое внимание рассмотрению таких вопросов, как определение начала лунных годов и дня недели для начал годов в разных системах летосчисления, а также хронологические циклы для различных эр, Бируни подготовил теоретическую основу для разработки правил перевода одних календарных систем в другие.
Обстоятельное исследование узловых вопросов хронологии и теории календаря позволило ему со строгих научных позиций подойти к рассмотрению генеалогии и хронологии иранских династий и мелких династий, связывавших себя с иранским миром. Следуя традиции мусульманских астрономических трактатов, Бируни включил в свою книгу подробные хронологические таблицы от «сотворения мира» до царствующего халифа. В основе этих таблиц лежал так называемый «Канон» Птолемея, содержавший династийную хронологию от вавилонского царя Набонассара (VIII в. до н. э.) до римского императора Адриана, но, продолжив хронологический список Птолемея до своего времени, Бируни в отличие от других ученых мусульманского Востока дополнил его множеством сведений, собранных им по крупицам из разных источников.
В числе источников были не только сочинения древних историков, но и священные книги различных религий и устные предания.
Многие содержащиеся в «Хронологии» этнографические сведения имеют поистине уникальный характер. Особенно это касается описания хозяйственной жизни, нравов, обычаев, праздников, верований и обрядов народов Средней Азии, и прежде всего Согда и Хорезма. Огромный интерес для современных историков представляет глава, посвященная антифеодальным народным выступлениям в средневековой Средней Азии, в том числе восстанию Муканны, вспыхнувшему во второй половине VIII века, и движению карматов.
«Хронология» закрепила за Бируни одно из самых высоких мест в иерархии ученых средневекового Востока. Молва о ней распространилась по всему Мавераннахру и Хорасану и достигла Багдада, куда ее доставили книжные продавцы.
В «Хронологии» впервые рельефно проявилась одна замечательная особенность научного метода Бируни — его объективность и непредвзятость в подходе к истории, религиям, обычаям, нравам и традициям всех без исключения народов, признание заслуг и вклада каждого из них в человеческую культуру.
Получив первый список с посвящением, Кабус приказал выдать Бируни из вещевой палаты парчовый халат и уединился в летнем павильоне дворца. И читал два дня, отменив совещания, приёмы и даже охоту.
Между тем характер и поведение Кабуса в последние годы резко изменились. Он вдруг стал подвержен неожиданным приступам гнева. Он даже пытался лечиться - не помогло. Стал подозревать придворных в заговорах и казнить их по всяким пустякам прямо в приёмном зале.
Несколько вельмож бежали в свои укрепленные замки в горах. Это еще больше ожесточило Кабуса.
Арабский историк XIII века Якут ал-Хамави: «Кабус стал неистовствовать в убиении, переходя все границы в пролитии крови. Он не знал иного средства «поучения» и проведения своей политики, кроме рубки голов. Это стало распространяться им на все более близких и на самых доверенных лиц из его войска и свиты».
Кабус действительно был лучшим (даже единственным) поэтом своей страны, вряд ли также там был хоть десяток более образованных людей, но он явно заболел манией преследования, наверно, слишком хорошо помня судьбу своего Мердавиджа. "Укушенный змеёй боится веревки".
Бируни, однако, он ценил. После прочтения посвящённой ему «Хронологии» вызвал Бируни и предложил быть всегда при нём, стать самым влиятельным человеком в Горгане, наделенным правом казнить и миловать, и "каждое слово будет столь же неоспоримым, как если бы оно было произнесено мною самим".
Вот как зафиксирован этот эпизод в одном из средневековых исторических трудов:
«Явилось у Шамса ал-Маали Кабуса ибн Вушмагира желание заставить Бируни общаться исключительно лишь со своей персоной и навсегда связать его своим двором, а за это будет дано Бируни право повеления с беспрекословным подчинением, повеления всем, что охватывает власть Кабуса и содержит его царство.
Но Бируни отверг это и не повиновался ему».
Да, Бируни отказался. Было две причины - пришлось бы бросить науку и он хорошо знал, сколь опасно быть приближённым эмира. Что-то удержало Кабуса от расправы над Бируни. Отныне Бируни больше не приглашали на дворцовые ассамблеи, и в день навруза он единственный не получил традиционных даров. Но Бируни работал.
Он стал подолгу отлучаться из столицы, руководил строительством подземных кяризов и заодно приискивал подходящую местность для измерения градуса меридиана Земли. Это была его заветная мечта, которую он вынашивал еще с тех пор, когда впервые прочитал о подобном эксперименте, проведенном в начале IX века по приказу халифа Мамуна. Еще до размолвки с Кабусом Бируни подал прошение с тщательно продуманной росписью расходов, необходимых для снаряжения и проведения полевых работ. Определенных средств требовала и подготовка к наблюдению полного затмения Луны, которое должно было произойти вот-вот, в ночь на 15 августа 1003 года, Бируни решил вложить собственные деньги, памятуя о жалобах Кабуса по поводу плачевного положения казны. И ничего не вышло.
В день затмения Бируни был вызван в казначейство, где узнал, что по приказу эмира выплата жалованья ему прекращается отныне и навсегда.
Махмуд Газневид не мог считать себя «братом солнца и луны» (династийным аристократом). Его отец Сабук-Тегин, кочевник тюркского племени барехан, был рабом, его за несколько динаров купил на нишапурском невольничьем рынке бухарский военачальник Алптегин. Но так уж сложилась его судьба - он создал империю.
Разгромив в мае 999 года саманидских полководцев Фаика и Бектузуна, Махмуд вынудил их ставленника — саманидского эмира Абдулмалика уступить ему сначала Балх и Бадахшан, а позднее — признать правителем всего Хорасана. Абдулмалик был слишком слабой фигурой и тем не менее по возвращении в Бухару он принялся спешно собирать остатки своей разгромленной армии, рассчитывая, что со временем ему все же удастся отвоевать Хорасан. Этим надеждам не суждено было сбыться. Осенью 999 года с северо-востока против него выступил караханидский правитель Наср и, не встретив на своем пути особого сопротивления, 23 октября 999 года вошел в Бухару.
Этим днем в исторических хрониках датируется конец государства Саманидов.
Еще в мае 999 года Махмуд отправил в Багдад победную реляцию, объясняя, что единственной причиной, вынудившей его выступить против Саманидов, был их отказ включить имя халифа в пятничные проповеди. Халиф утвердил Махмуда в правах независимого государя, т.е. султана. В октябре того же года Махмуд, фактически признанный законным наследником саманидской державы, торжественно вступил на престол. Своей столицей он сделал Газну, небольшой городок на юго-востоке Афганистана, доставшийся ему в качестве удельного владения по завещанию отца.
Сделавшись султаном, Махмуд немедля приступил к расширению границ своего государства путем насильственного присоединения княжеств, вассалов Бухары. В 1002 году власть Махмуда была признана властителем Систана, в 1003 саффаридский эмир Халаф ибн Ахмад покорился, потом и другие.
А вот с Караханидами конфликтовать было опасно, Махмуд еще в 1001 году направил к Илек Насру послов с предложением установить границу между двумя государствами по Амударье. Караханиды приняли это предложение, и договор был закреплен браком Махмуда с дочерью Илек Насра.
Новые родственники оказались коварными. В 1006 году, когда Махмуд находился в Индии, караханидские войска переправились через Амударью и захватили хорасанские города Тус, Нишапур и Балх. Махмуд спешно вернулся из Индии, выступил против тестя и наголову разгромил находившиеся в Хорасане караханидские отряды, впервые использовав в одной из стычек боевых слонов. Но и Илек Наср поклялся отомстить - в 1007 году переправился через Амударью с огромной армией и вторгся в пределы Хорасана. Решающее сражение произошло 4 января 1008 года около моста Шархиян в окрестностях Балха. Махмуд победил в очередной раз — Илек Наср вновь потерпел сокрушительное поражение и уже никогда больше не появлялся по эту сторону реки.
Прекратилось наступление Караханидов на Хорасан. Да и вообще - их державу сотрясла междоусобица. Старший брат Илека Туган-хан кашгарский заключил союз против своего брата с Махмудом. Илек хотел пойти в поход из Узгенда на Кашгар, но увяз в снегах и вернулся. После этого обе стороны отправили послов к Махмуду, который постарался произвести впечатление на послов блеском своего двора.
Уже тогда Махмуд собирал образованных людей. Он в них нуждался особо. В очередной раз история была переписана. Сын раба и кочевника обрёл родословную. Богословы обнаружили, что его предки, кочевники из племени барехан, связаны узами кровного родства с сасанидским царем Ездигердом.
Хорезмшах Али ибн Мамун вступил на престол в 997 году, за два года до крушения саманидской державы. Он умело лавировал меж Махмудом и Караханидами, но в 1006 году совершил ошибку: уступая нажиму Илек Насра, допустил участие хорезмийских отрядов в грабительском набеге на Хорасан. После битвы у Балха Али ибн Мамун понял свою ошибку, и тотчас круто изменил ориентацию: гурганджские послы спешно отправились в Газну с поздравлениями и дарами. И Махмуд всё простил ради обретения нового союзника в войне против тестя и даже отдал в жены хорезмшаху свою родную сестру.
Бируни прибыл в Гургандж во второй половине 1003-го либо в начале 1004 года. Абу Наср тоже перебрался сюда из Кята. Гургандж процветал, обезопасив "царскую дорогу" к низовьям Волги. Лучшие ученые съезжаются в Хорезм, точнее сказать — бегут из разгромленной Бухары и других городов рухнувшей державы Саманидов. В тот год, когда Бируни приехал сюда из Горгана, здесь уже находились такие крупные ученые, как ал-Масихи и Ибн ал-Хаммар. Ибн ал-Хаммара Бируни впоследствии неоднократно называл своим учителем.
Абу Сахл ал-Масихи, христианин родом из Горгана - врач, философ и уже известный астроном. Абу-л-Хайр Ибн ал-Хаммар - знаменитый врач, филолог, один из лучших переводчиков с греческого и сирийского языков. Оба - прекрасные знатоками античной философии.
В 1005 году в Гургандже появился и Абу Али Ибн Сина, бежавший из Бухары от Караханидов. Брат низложенного эмира Мунтасир, вырвавшись из караханидского плена, сражался с захватчиками пять лет, пытаясь вытеснить их из страны. Но проиграл. Культурная жизнь в Мавераннахре пришла в упадок, при новых хозяевах положение Ибн Сины, слывущего еретиком, стало опасным. А Махмуда он считал личным врагом. Было ему тогда 25 лет и был он не только знаменитым врачом, но и ценителем поэзии, вина и всех прочих удовольствий. Бируни и Ибн Сина уважали друг друга, но друзьями не стали.
Гургандж в 1005 году стал ведущим научным центром Средней Азии, да, пожалуй, и в мире - столько сюда эмигрировало учёных.
В Гургандже Бируни много и напряженно работал, сочетая изыскания в области статики, минералогии и гидрологии с изучением природы и климата Хорезма.
Это было весьма актуально и для государства. В эти неспокойные годы во всех городах чеканились неполноценные монеты, надо было уметь определять их качество. Подобно тому, как Архимед, по легенде, сидя в ванной, додумался, как узнать процент серебра в золотой короне.
Все оборудование для уникального эксперимента Бируни мастерил собственными руками. Бируни: «Я не переставал изготовлять один прибор за другим и в последующем я устранял то, что мешало мне в первом, пока не изготовил сосуд конической формы — широкий у основания, с узким отверстием, которое находилось на конце шейки такой же ширины, как и отверстие, идущее от тулова сосуда. И посредине шейки, ближе к ее основанию, я проделал круглое небольшое отверстие и припаял соответствующую ему по размерам изогнутую трубку с концом, обращенным к земле; ниже этого конца я приделал нечто вроде кольца для установки чаши весов во время работы… Шейку я сделал узкой потому, что уровень воды в узком пространстве поднимается выше при малейшем прибавлении чего-либо… Поскольку же мы сделали шейку шириной в мизинец, то подъем воды заметен и при опускании того, что по объему равно зерну проса».
В ходе кропотливой работы Бируни определил удельный вес многих драгоценных камней и металлов. Измеряя удельные веса различных жидкостей, Бируни открыл неизвестные ранее закономерности. Так, например, он установил, что удельные веса холодной и горячей, пресной и соленой воды отличаются друг от друга, и сделал вывод о зависимости удельного веса жидкостей от их плотности.
Результаты многолетнего кропотливого труда Бируни изложил в трактате «Об отношениях между металлами и драгоценными камнями по объему». К сожалению, этот трактат не дошел до нас в полном виде — рукопись, хранившаяся в Бейруте, бесследно исчезла в годы первой мировой войны, остались лишь отрывки из этого замечательного труда, которые включил в свою книгу «О весах мудрости» естествоиспытатель XII века Абдуррахман Хазини.
В 1009 году неожиданно умер хорезмшах Али и на престол вступил его брат Абу-л-Аббас Мамун.
Бируни: «Хорезмшах Абу-л-Аббас Мамун, сын Мамуна был последним правителем, ибо дом его после его кончины пал и могущество рода Мамунова пришло к концу. Человек он был ученый, доблестный, деятельный и в делах настойчивый. Но сколько в нем было похвальных душевных качеств, столько же и непохвальных… Наивысшая добродетель эмира Абу-л-Аббаса заключалась в том, что уста его были закрыты для сквернословия, непристойностей и всякого вздора. Я, Абу Рейхан, служил ему семь лет и не слышал, чтобы с уст его срывались бранные слова. Самое последнее ругательство, когда он бывал разгневан, было слово «собака»!».
Хорезмшах Абу-л-Аббас Мамун еще в бытность наследником трона он приобрел вкус к разного рода развлечениям и удовольствиям и продолжал делить свое время между ночными пирушками, гаремом, охотой и игрой в чоуган. Его щедрость к слугам и расточительность разоряли государство. С Махмудом из Газны он был в дружбе, а вот знать это не слишком ценила - подозревали, что дружба с султаном когда-то и закончится, а подходящего войска нет. Но Махмуд разбирался с Караханидами, ему было не до Хорезма. В этих условиях в Гургандже сложилась влиятельная группа придворных, выступавшая за отказ от союза с Махмудом.
Сторонником этой точки зрения, по-видимому, был и визирь Сухейли, которого источники представляют искушенным и ловким политиком, одним из образованнейших людей страны. Однако хорезмшах победил, опальный визирь в 1013 году бежал в Багдад.
Ученым Хорезма хорошо жилось при Абу-л-Аббасе Мамуне. Бируни отмечает, что хорезмшах разбирался в вопросах филологии, поэтики и риторики, любил музыку и поэзию, любил и поэтические ристалища «муназарэ» и принимал в них участие, поражая искусством стихосложения даже такого искушенного эстета, каким был его надим Саалиби, прославившийся своим изысканным слогом на весь мусульманский мир. Не чужд ему был и платоновский идеал «просвещенного государя», неусыпно пекущегося о благе ученых и науки. Да и в целом - уважительное отношение к ученым было непременным требованием этикета, которого в той или иной степени придерживался любой мусульманский государь.
В 1013 году Бируни попал в политику. Отстранив визиря и рассорившись со знатью, хорезмшах чувствовал острую нужду в помощи умного и преданного советника. Он выделил среди ученых Бируни и начал постепенно приближать его к себе. Бируни стал надимом. Кто такой надим?
«Тот, у кого должность, не должен быть надимом, а у надима не должно быть должности. Чиновник должен бояться государя, а надиму следует быть с ним непринужденным. Когда государь дал прием и вельможи разошлись, наступает черед надима… Надим должен быть от природы даровит, добродетелен, пригож, чист верой, хранитель тайн, благонравен, он должен быть рассказчиком, чтецом веселого и серьезного, помнить много преданий, всегда быть добрословом, сообщителем приятных новостей, игроком в нард и шахматы, играть на музыкальном инструменте и владеть оружием. Он должен быть во всем согласным с государем…»
Брак с сестрой Махмуда не избавил хорезмшаха от страха перед Газной. Однажды из Багдада пришло известие, что халиф Кадир пожаловал Мамуну почетный титул «Око державы и Украшение мусульманской общины» и в признание его прав на престол направил в Хорезм посольство с традиционным халатом, жалованной грамотой и знаменем.
Напуганный подарком, Мамун немедленно вызвал к себе Бируни. «Хорезмшах рассудил, что не следует, чтобы эмир Махмуд принял это за обиду, вступил бы в спор и говорил, зачем, дескать, он без моего посредства принял от халифа халат и пользуется такими щедротами и преимуществом. Во всяком случае, ради соблюдения добрых отношений он послал меня встретить посла на полпути в пустыне. Я тайком принял от него щедрые дары, доставил их в Хорезм, и эмир велел их спрятать».
Пророк сказал: «Оставьте эфиопов, пока они оставляют вас, и не трогайте тюрков, пока они не трогают вас»». Мамун верил в то, что лишняя осторожность не помешает.
А тем временем...
В 1014 году Махмуду удалось наконец сломить сопротивление караханидских ханов и добиться их согласия на заключение мирного договора. Сообщив об этом хорезмшаху, Махмуд попросил его прислать на переговоры своих послов. Такой жест, по замыслу султана, должен был продемонстрировать ханам военную мощь Газны, выступающей в тесном союзе с Хорезмом. Но Мамун, опасаясь испортить отношения с ханами, которые были гораздо ближе, решил остаться в стороне.
«Не сотворил Аллах человеку два сердца внутри его, — написал хорезмшах Махмуду. — Вследствие того, что я из среды эмиров, я с ханами никаких отношений не поддерживаю и ни за что никого к ним не пошлю».
Махмуд немедленно вызвал визиря Майманди, который был его молочным братом и понимал с полуслова.
"Непрямодушен этот государь!" - "Разберёмся!" - ответил визирь.
Летописец Газневидов Бейхаки: «Визирь тайно сказал послу хорезмшаха: «Что за никчемные мысли государю твоему приходят на ум, что говорит он такие слова: напрасны его подозрения, ведь наш государь весьма далек от этого. Ежели он хочет избавиться от всех этих разговоров и толков и пресечь стремление смертных захватить его владение, то почему бы ему не прочитать хутбу на имя султана и от всего этого успокоиться? Честное слово, я говорю это от себя, в виде совета, ради устранения его подозрений. О том, что я советую, султан не знает, он мне распоряжения не давал».
Кто же такие Караханиды: Вики: Происхождение самой династии неясно, даже название её слеплено из двух известных титулов: кара-каган и илек. После разгрома Уйгурского каганата в 840 году, выходец из знатного рода Эдгиш, который составлял часть племени чигилей, карлукский ябгу и правитель Исфиджаба Бильге-Кюль, заявил о своих правах на верховную власть и принял титул «хан». Возможно, с этого момента берёт своё начало род Караханидов. Сам термин «караханиды» непонятен историкам, возможно он произошел от титула «карахакан», то есть «главный», «верховный» каган. При сыновьях Бильге-Кюля «Кара» Кадыра Арслан-хана (840 — 893) — Базире Арслан-хане (893 — 920) и Огулчаке Арслан-хане (893—940) — возобновляются набеги на территорию Мавераннахра. К этому времени в Мавераннахре начинается укрепление дома Саманидов. Ликвидировав междоусобицы внутри рода и усмирив мятежи против власти Саманидов в Хорасане и Мавераннахре, эмир Абу Ибрахим Исмаил ибн Ахмад Саманид (892 — 907) начал задумываться об обеспечении внешней безопасности своего эмирата. В связи с этим в 893 году был предпринят поход на Семиречье, в ходе которого были взяты города Исфиджаб и Тараз. После длительной осады эти города пали, а население было принудительно обращено в ислам. Чигили были вынуждены переселиться на север, ближе к озеру Иссык-Куль, а ставку хана перенести в Баласагун. К этому времени ещё одно племя карлукской конфедерации — ягма — вытесненное тибетцами, поселяется в этом же ареале. Именно с этого момента начинается тесно взаимодействие этих двух племён, впоследствии ставших ядром Караханидского государства. Окончательно же власть караханидских ханов утвердилась к 40-м годам X века. В 920 году вождём племени ягма становится Сатук. В 932 году он принимает ислам и меняет имя на мусульманское Абд ал-Карим. Согласно оттоманскому историку Мунаджиму-баши, он был первым тюрком, который принял ислам. Позже, в 940 году он получает фетву на умертвление родного отца, который, по-видимому, не хотел принимать ислам. После его умерщвления Сатук воцаряется в Кашгаре, открыто заявляет о своих правах на верховную власть и принимает титул «хан». При сыне и преемнике Сатука (Абд ал-Карима) Богра-хана (920 — 955) («Богра» — верблюд — тотем племени ягма) Мусе ибн Абд ал-Кариме Богра-хане (956—958) в ханстве началась «исламизация». Из арабского языка был заимствован верховный титул правителя — султан ас-салатин (то есть султан над султанами). Но тем не менее, такие тюркские титулы, как каган, илек и тегин не потеряли своего значения. Во время правления брата Мусы Сулеймане ибн Абд ал-Кариме (958—970), который принял титул Арслан-хан, всё население государства было обращено в ислам. Согласно арабским историкам Ибн Мискавейху и Ибн ал-Асиру в 960 году «200 000 шатров неверных (тюрков) приняли ислам». Предположительно, под словом «тюрки» подразумевались Караханиды. При сыновьях Сулеймана Али (970—998) и Хасане (известном в письменных источниках как «Шегаб ад-Даула» — «Звезда Государства») (970—992) в стране устанавливается двоевластие. Али ибн Сулейман, приняв титул «Арслан-хан», воцаряется в Кашгаре, а его младший брат — Хасан ибн Сулейман — принимает титул «Богра-хан» и воцаряется в Баласагуне. В 992 году братьями было решено присоединить соседние области, в частности Мавераннахр. Саманидский эмират при Эмире Абу-ль-Касиме Нухе II ибн Мансуре (976—997) настолько ослаб, что не мог противостоять нападениям извне. В таком именно положении Саманидский эмират подвергся в 992 году первому, спустя столь длительное время, нападению Караханидов во главе с Хасаном ибн Сулейманом Богра-ханом. Все попытки Нуха II мобилизовать военные силы страны не дали положительных результатов. Поднять население против Караханидов под лозунгом джихада было невозможно, так как Караханиды исповедовали ислам. Крупные военачальники не стали поддерживать Нуха II. Наместник Хорасана Абу Али Симджури заключил тайное соглашение с Хасаном Богра-ханом и не послал хорасанские войска на защиту Мавераннахра. Высланное против Богра-хана войско потерпело поражение вследствие измены начальника войск тюрка Фаика, который присоединился к Богра-хану и двинулся к Бухаре. В результате этой измены караханидские войска, не встретив отпора, без труда захватили столицу Саманидского эмирата — Бухару. Нух II был вынужден бежать в Амуль. Неожиданная смерть Богра-хана (992 год) изменила положение. Караханидские войска, захватив богатую добычу, вернулись в Фергану. События 992 года показали непрочность Саманидского эмирата. Абу Али Симджури и Фаик восстали против Нуха II — один в Хорасане, а другой в районе Балха. Вернувшись в Бухару, Нух II не надеясь на собственные силы, обратился за помощью к правителю Газни, тюрку Себук-тегину. Себук-тегин охотно принял просьбу эмира и немедленно направился в Мавераннахр. С 20-тысячным войском он переправился через Амударью и вступил сначала в Кеш, затем в Нахшеб, а оттуда вместе с Нухом направился против Абу Али и Фаика. После нескольких сражений войска восставших были разгромлены, а сами они бежали в Джурджан. Но в 995—996 годах произошли новые восстания вали отдельных саманидских областей, а Караханиды во главе с Али ибн Сулейманом Арслан-ханом возобновили свои попытки захвата Мавераннахра. И на этот раз Нух II с помощью Себук-тегина подавил восстания и предотвратил нападение Караханидов, хотя и вынужден был уступить им северо-восточные области. В 997 году умерли Нух II и Себук-тегин. Эмир Мансур II ибн Нух (997—999) — сын Нуха II попал под сильное влияние Газневидского эмира Абу-л-Касима Махмуда ибн Себук-тегина, известного как Махмуд Газневид. Правители Нишапура тюрки Бегтузун и Фаик, бывшие в сговоре с Караханидами, боясь дальнейшего сближения Мансура II и Махмуда, ослепили Мансура II, после чего тот вскоре умер (999 год). По настоянию Бегтузуна и Фаика на престол вступил брат Мансура II Абд ал-Малик II ибн Нух. Под предлогом кровной мести за Мансура Махмуд Газневид вынуждает Абд ал-Малика II уступить северную часть нынешнего Афганистана, а затем с войском вступает в Хорасан. Таким образом, в подчинении эмира Абд ал-Малика II остался один лишь Мавераннахр. Однако в 999 году и этот последний оплот саманидской власти рухнул под новым натиском караханидских войск. Наср ибн Али Арслан-хан (998—1017), младший сын Али Арслан-хана, которому ещё при жизни Али завещал свой престол, захватил Бухару, а Абд ал-Малика II и других членов правящей семьи заключил в темницу. Таким образом власть Саманидов рухнула. В 1040 году Караханидское государство распалось на Западное и Восточное ханства. В 1089 году Западно-Караханидское ханство становится вассалом сельджуков. В 1141 году Восточно-Караханидское ханство оказалось в зависимости от каракитаев. |
Но. Пророка немного поправили.
В средние века в хутбы был введен новый элемент, которого не было в первые века Ислама. Правящие халифы и другие правители обязывали упоминать свои имена при чтении хутб во всех мечетях в своем государстве. Этот элемент был выражением политической благонадежности имамов и верующих. Скорее всего, этот обычай был введен Аббасидами. После них и другие правители мусульманского мира также обязывали своих подданных упоминать свои имена после упоминания имени действующего халифа.
Короче, упомянув в хутбе султана, хорезмшах добровольно отказывался от государственной самостоятельности Хорезма. Но решиться на такой шаг при всем страхе перед могуществом Махмуда хорезмшах не мог, ибо это неминуемо привело бы к бунту военачальников и сановников.
Бируни вспоминает, что проблему хорезмшах обсуждал именно с ним. Бируни предположил, что это чисто инициатива визиря, надо просто игнорировать. Но хорезмшах боялся султана, боялся и бунта, предпочёл тянуть время, пустив в ход дипломатов.
Взбешенный отказом хорезмшаха, Махмуд потребовал положить конец затянувшейся дипломатической игре. Майманди обрушил на хорезмшаха целый град посланий, в которых использовал все способы нажима. И Мамун не выдержал. Собрав представителей знати, он объявил, что собирается ввести во всех мечетях Хорезма хутбу с упоминанием имени Махмуда как благословенного господина земли Хорезмской.
И бунт грянул. Во дворе представители знати, забывшие о чинах и рангах, уже вынимали из ножен сабли. Хорезмшах нашел в себе силы выйти во двор. — Я счастлив, — сказал хорезмшах, — что вы прошли испытание. Теперь я вижу, сколь чисты ваши помыслы и сколь преданы трону ваши сердца. Никакой хутбы!
— Ты видел, что произошло? — сказал Мамун Бируни. — Мы едва уцелели!
Бируни сказал: "Не надо было затевать дело. Но, раз дело начато, придется доводить его до конца. Следовало бы прочитать эту хутбу врасплох, без совета, потому что, если бы ее услышали, никто бы не осмелился ничего сказать."
- Сделай что можешь, — сказал хорезмшах.
По свидетельству Бируни, умиротворение взбунтовавшейся знати недешево обошлось казне. «Я обошел их, — писал он, — и словами серебра и золота уламывал их, покуда они не согласились. Они явились ко двору, терлись лицами о порог, плакались и говорили, что совершили ошибку».
Бируни предложил привлечь на свою сторону туркестанских ханов.
Хорезмшаху понравился этот план. Вскоре между Хорезмом и ханами «завязалась дружеская связь», и ободренный хорезмшах начал было переговоры о совместном выступлении против Махмуда. Однако ханы ответили отказом, сославшись на мирный договор, связывавший их с султаном. Тем временем шпионы доложили Махмуду о тайной дипломатии хорезмшаха. Война с Хорезмом, на стороне которого могли выступить ханы, была большим риском.
Махмуд предпринял еще одну попытку запугать хорезмшаха. В начале 1017 года он направил в Гургандж послание, написанное в оскорбительных для Мамуна выражениях, в котором требовал немедленно прочесть во всех соборных мечетях хутбу на его имя, угрожая в противном случае применить силу. «Мы долгое время пребывали здесь, в Балхе, покамест не подготовили сто тысяч конных и пятьсот слонов ради сего дела, чтобы наказать и поставить на правильный путь народ, который оказывает этакое неповиновение и возражает против мнения своего государя, а также и для того, чтобы просветить и наставить эмира, который нам брат и зять, как надобно править, так как бессильный правитель не годится».
Хорезмшах ударился в панику. Тщетно Бируни отговаривал его не поддаваться на шантаж. Не позавидуешь правителю - так оказаться меж двух огней - либо бунт, либо вторжение на 500 слонах. Он решил уступить частично - читать хутбу на имя Махмуда в Несе и Фераве и в других городах, исключая Хорезм и Гургандж, и послать восемьдесят тысяч динаров и три тысячи лошадей».
Не вышло. В начале марта 1017 года войско под командованием старшего хаджиба Алптегина, стоявшее у Хазараспа, взбунтовалось и, покинув лагерь, двинулось на Гургандж.
Летописец: «Оно обагряло кровью руки до тех пор, пока не убило визиря и всех сановников державы этого правителя, затем что они давали верные советы, отстраняя большие бедствия. Прочие все бежали и спрятались, потому что знали о действиях и занятиях цареотступников. А те негодяи напали на столицу и окружили ее. Хорезмшах укрылся в кушке (укреплённый дом). Кушк подожгли, добрались до него и убили. Это было в среду, в половине месяца шавваля лета четыреста седьмого (то есть 16 марта 1017 г.), а от роду тому павшему от насилия было тридцать два года».
Убив хорезмшаха, мятежники устроили охоту за людьми из его ближайшего окружения — по всему Хорезму горели усадьбы влиятельных вельмож. Бунт был полномасштабный и крайне кровавый. Вакханалия продолжалась около четырех месяцев. Где Бируни провел весну и первую половину лета 1017 года? Не знают его биографы. И он не намекнул ни единой строчкой.
Теперь Махмуд просто не мог не вмешаться. Убитый зять должен быть отмщён, порядок восстановлен. И теперь-то особых проблем с захватом Хорезма не предвиделось. Отдохнувшее за зиму газнийское войско пошло на Хорезм.
Летом 1017 года, в самый разгар жары войско Махмуда выступило из Балха и после короткой остановки в Амуле двинулось на Гургандж. Через некоторое время в пустыне, на южной окраине Хорезма, произошло сражение, в ходе которого хорезмийская армия была наголову разбита и почти все предводители мятежников попали в плен.
Торжественно вступив в Гургандж, Махмуд объявил о низложении династии Мамунидов и поставил над Хорезмом своего наместника, тюркского эмира по имени Алтунташ. И в гурганджской соборной мечети прозвучала первая проповедь с упоминанием имени Махмуда. С независимостью Хорезма было покончено.
После торжеств занялись делами. Сначала казни. Троих главных заговорщиков с обнаженными головами провезли по улицам столицы верхом на мулах и на дворцовой площади, на глазах у толпы, бросили под ноги боевым слонам. Историк Байхаки: «Потом их положили слонам на клыки, чтобы их возить кругом, провозглашая: «Такое наказание постигнет каждого, кто убьет своего господина!» Затем их подняли на столбы и привязали крепкими веревками, а нижние концы столбов укрепили жженым кирпичом и на них написали их имена. Многих людей из тех убийц перерубили пополам или четвертовали; страху нагнали изрядно. Эмир… повернул назад с победой и славой и направился в Газну. Вереница пленных простиралась от Балха до Лахора и Мультана…»
Несколько сот мятежников было распято вдоль дороги от Гурганджа до самого Хазараспа. Избежавшие казни с шейными колодками отправились в рабство.
Судьба учёных была разной. Бируни, Ибн Ирак и Ибн ал-Хаммар так и остались в Гургандже, а Ибн Сина, который ненавидел Махмуда всей душой, вместе со своим другом и учителем ал-Масихи сбежал в Горган.
В августе 1017 года Бируни покинул Гургандж и отправился в Газни. Его биографы по разному описывают его статус - то его везли, как пленника, в колодках, то как почётного пленника с возом книг, то он сам соблазнился хорошим жалованием...
Несмотря на деятельное участие в политической жизни в качестве ближайшего советника хорезмшаха, в последние годы Бируни много и плодотворно занимался наукой. С помощью трехметрового квадранта, позволявшего измерять высоту небесных тел с точностью до одного градуса, он проводил исследования по широкому кругу проблем, связанных с теорией движения светил. Изучая движение Солнца по эклиптике, положение апогея Солнца, движение Луны, ее апогея и ее узлов, эфемериды планет и прецессию звезд, Бируни в гурганджский период своей жизни внес множество существенных уточнений и поправок в астрономические таблицы своих предшественников. С этой работой были тесно связаны некоторые математические проблемы, которые приходилось решать попутно, включая их в астрономические трактаты. Так, в одной из работ, посвященных уточнению астрономических таблиц среднеазиатского ученого IX века Хабаша, Бируни привел разработанный им оригинальный метод определения хорды дуги одного градуса окружности, а также собственное доказательство теоремы Архимеда о свойствах ломаной линии, вписанной в окружность.
Много было сделано в Гургандже и в области геодезической астрономии. Разработав не известный ранее метод определения географической широты по двум измеренным в произвольное время высотам Солнца или звезды и азимутам этих высот, Бируни с поразительной точностью вычислил широту хорезмской столицы. В то же время он на практике проверил предложенный астрономом X века Саббахом способ определения широты по трем дугам азимутов восхода Солнца, измеренным через равные длительные промежутки времени, и пришел к выводу о несостоятельности такого подхода, требовавшего целого ряда исходных упрощений и многократного использования тригонометрических функций и иррациональных корней, что в совокупности препятствовало получению точного результата.
Решение геодезических задач требовало знания величины земного шара. Это была заветная мечта Бируни, которую он вынашивал много лет. Он пришел к выводу о необходимости выделения геодезических вопросов в отдельную отрасль знания и даже задумал написать на эту тему фундаментальный научный трактат.
Бируни прибыл в Газну ранней осенью 1017 года. Бируни исполнилось сорок четыре года.
В начале 1018 года по указу Махмуда рядом с соборной мечетью был заложен фундамент первого на мусульманском Востоке духовного училища-медресе.
 Старинный французский рисунок с надписью «Султан Махмуд Газневидский Афганский Император»  Махмуд Газни получает богато украшенный халат чести от халифа аль-Кадира в 1000 году. Миниатюра из Джами аль-Таварих из Рашида аль-Дина. Махмуд Газневи (полное имя - Ямин ад-Даула ва Амин ал-Милла ва Низам-ад-Дин ва Насир ал-Хакк Абу-л-Касим Махмуд ибн Сёбук-Тегин) родился 2 октября 971 г. Династия Газневидов происходила из знатных гвардейцев-гулямов, служащих при дворе Саманидов. Махмуд Газневи, старший сын Себук-Тегина, захватил престол, свергнув своего младшего брата Исмаила.  Султан Махмуд и его войска атакуют крепость Зарандж Махмуд Газневи заключил в 1001 году договор о разделе владений Саманидов с завоевателем Бухары из династии Караханидов Насром, скреплённый браком с его дочерью. Затем воевал с ним, одержал в 1008 году победу под Балхом. В 1017 году завоевал Хорезм, в 1029 — принадлежащие Буидам Рей, Хамадан и Исфахан. Десятки тысяч захваченных ремесленников, впоследствии доставленных в столицу Газневидов — город Газни — украсили его большим числом архитектурных сооружений и других произведений искусства. В царствование Газневи широкое распространение получил суфизм. Его личность и роль в истории ученые оценивают по-разному. Он был и жестоким деспотом, умелым правителем и непобедимым полководцем. Уже в 25 лет он сам создал государство, а к концу жизни оно простиралось от Исфахана на западе до Мультана на востоке и включало весь Хорасан, многие области Средней Азии, Хорезм, Афганистан и часть Западной Индии. Народ ненавидел Махмуда за его алчность и жестокость. Заботясь лишь об укреплении личной власти, Махмуд установил на подвластных ему территориях режим самого неприкрытого террора. Безжалостную охоту за своими политическими противниками он проводил под лозунгами религиозного правоверия. Любая попытка протеста немедленно объявлялась ересью и влекла за собой пожизненное заключение или мучительную казнь. «Кровопролитию не было предела. Бог послал Махмуда, сына Сабук-Тегина, чтобы он усмирил инакомыслящих…» Махмуду для его походов нужны были деньги; перед одним из походов он велел в два дня собрать необходимую сумму, что и было исполнено, причем, по выражению придворного историка, жители были «ободраны, как бараны». В 1010 году в Хорасане из-за ранних заморозков случился недород хлеба - в одном лишь Нишапуре и окружавших его рустаках голодной смертью погибло более ста тысяч человек. Это событие произвело крайне тягостное впечатление на современников. Но Махмуд остался безучастным. Более того, когда вследствие полного обнищания налогоплательщиков резко сократились поступления в казну, султан повелел своему визирю добыть недостающую сумму, не останавливаясь ни перед чем. Понимая, что дальнейшее ограбление населения приведет к неминуемому взрыву всеобщего возмущения, визирь добровольно пришёл в тюрьму, где вскоре умер под пытками, так и не согласившись выполнить приказание Махмуда. Казна газневидской державы постоянно нуждалась в деньгах для ведения войны. Война же служила обогащению класса феодалов, крупнейшим из которых был сам Махмуд. Султанской семье принадлежали обширные земельные владения в окрестностях Газны, доставшиеся в наследство от Сабук-Тегина, а также бывшие поместья саманидских эмиров в Хорасане. Кроме того, султан владел базарами, караван-сараями, банями во многих городах, держал огромные табуны лошадей и верблюдов, отары овец, стада коров и быков. Важным источником обогащения были военные трофеи, конфискации собственности опальных чиновников и воевод, присвоение выморочных имуществ в случае, если умершие не имели наследников, а также имуществ личных слуг и евнухов - по сложившемуся обычаю все, чем они владели при жизни, по их смерти передавалось в султанскую казну. Основой могущества Махмуда была регулярная армия, насчитывавшая в мирное время от 30 до 40 тысяч всадников, в основном невольников тюркского происхождения, приобретавшихся на невольничьих рынках. Во время военных кампаний к армии присоединялись добровольцы-газии и отряды, присланные данниками султана. Будущих воинов подбирали для Махмуда опытные работорговцы, знавшие, что султан питает слабость к красивой внешности своих рабов; увезенные из родных мест мальчики проходили тщательную военную подготовку и воспитывались в духе железной дисциплины и личной преданности султану. За службу они получали содержание деньгами, одеждой и продовольствием, а во время походов имели право на свою долю военной добычи. Армия была их семьей, а война - единственной профессией, и в этом смысле они составляли особую корпорацию, противопоставлявшую себя коренному населению страны. В организации дворцовой жизни Газна во всем подражала Багдаду. При всей своей скупости Махмуд не жалел денег на устройство приемов и питейных собраний, пышных выездов на охоту, продолжавшихся по нескольку дней. Все это делалось для того, чтобы утвердить за собой репутацию подлинного, прирожденного монарха: щедрость считалась едва ли не главным качеством, которым должен был обладать правитель. Вопреки запрету на хмельное в вечерних меджлисах вино лилось рекой, и сам султан, случалось, напивался до такой степени, что поутру приходилось отменять дворцовый прием. Но подобное все же бывало нечасто; в целом Махмуд пил умеренно, не в пример многим тогдашним восточным властителям. Как-то почти равный ему по рангу правитель караханидов сказал, что Пророк запретил пить вино. "Тому, кто истребил столько неверных - аллах прощает!" - уверенно отпарировал султан. Вообще оседлость дворцовой жизни была Махмуду не по душе, праздность тяготила его, и он надолго покидал Газну, выезжая с наступлением весны в степь, где присутствовал при клеймении табунов, а по осени лично проводил смотр войск и объявлял о выступлении в очередной поход. Астрологи составляли гороскопы, неизменно сулившие удачу. До сих пор никто из них ни разу не ошибся - он неизменно побеждал. В каждой провинции и в каждом городе Махмуд держал назначавшихся им лично сахиб-баридов - начальников почтовой службы, которые имели под рукой не только огромный штат курьеров и гонцов, но и широкую сеть осведомителей и проводчиков, скрывавшихся в обличье купцов, суфиев, дервишей, бродячих маскаробозов (уличных комедиантов), уличных менял. Все добытые сведения сахиб-барид переписывал особым шифром и с доверенными курьерами отправлял в Газну. В султанской канцелярии тайные донесения начальников почт внимательно просматривал сам Абу Наср Мишкан и затем, расставив соответствующие акценты и убрав лишнее, являлся с докладом к султану. Благодаря этому Махмуд был всегда прекрасно осведомлен не только о событиях в стране и в столицах сопредельных государств, но и о том, что говорилось в трапезных и опочивальнях его собственных сыновей. Конечно, Бируни и другие хорезмийские ученые, которые 1017 г. пытались сохранить независимость Хорезма, досматривались тоже. Отец Махмуда, Сабук-Тегин, проведший всю жизнь в седле, вряд ли мог обладать знаниями, выходившими за пределы простой грамотности, но своим детям он постарался дать традиционное мусульманское образование. Еще в детстве Махмуд выучил наизусть Коран и, по некоторым источникам, впоследствии даже пытался сочинять к нему комментарии на арабском языке. Знал он и язык дари, распространенный в государстве Саманидов, и на досуге иногда складывал на нем незамысловатые стишки. Но это и всё. Антураж был необходим Махмуду для вполне определенных политических целей. Поэты существовали лишь для прославления султана, создания вокруг его имени ореола «просвещенного монарха», ревностного мусульманина, бескорыстного и бесстрашного воителя за веру. Набожность Махмуда всех поражала. Но он искусно лицемерил. Боролся со схизматиками и еретиками из сект, но лишь чтобы угодить багдадскому халифу, чьей властью была подтверждена законность газнийской династии и стать в глазах мусульманской общины столпом и хранителем истинного правоверия. И при этом любых политических противников можно обвинить в ереси. Индию он откровенно грабил, называя это борьбой с неверными. Придворные поэты отлично знали, за что им платят. «Пожелал бог, чтобы он стал повелителем мира. От того, чего желает бог, бежать нельзя». Нередко он гневался, но в отличие от многих деспотов исповедовал наказ Пророка: "В минуту гнева нельзя отбирать то, что нельзя вернуть в минуту милосердия" (т.е жизнь). Решения обдумывал тщательно и на трезвую голову. |
Досталось ему и от полуграмотных шарлатанов, подвизавшихся под видом учёных при дворе.
Есть притча: султан, разозлившись на учёного, велел подвергнуть его изощрённой пытке - посадить в одну комнату с невеждой.
Ибн Ирак, Ибн ал-Хаммар, другие хорезмийские ученые тоже были переселены Махмудом в Газну. Но поселили их далеко друг от друга и установили слежку.
Однако, подражая традициям Багдада и Бухары, Махмуд стремился создать своей столице репутацию крупнейшего культурного и научного центра, прослыть просвещенным монархом, покровителем поэзии и наук. Отовсюду вывозились коллекции книг. Рукописи, якобы содержавшие богопротивные идеи, нередко сжигались под ногами повешенных еретиков. Так прекратила свое существование знаменитая эмирская библиотека в Рее, куда в молодые годы наведывался Бируни; такая же судьба постигла и книгохранилище, которым издавна славился Исфахан.
Слухи о могуществе Махмуда и его благосклонном отношении к поэтам и ученым разошлись и в Газну со всех сторон потянулись богословы и законоведы, проповедники и особенно поэты. Были и такие, чьи стихи впоследствии вошли в золотой фонд поэзии на языке дари.
Бируни с детства любил поэзию, знал наизусть множество касыд (поэм) и даже сам сочинял стихи. Несколько написанных им бейтов включил в свой «Словарь литераторов» историк XIII века Якут ал-Хамави, хотя сколько-нибудь значительным поэтическим даром Бируни не обладал.
Зато в поэзии он разбирался отлично и даже написал ряд специальных филологических работ: комментарий к стихам арабского поэта IX века Абу Таммама, трактат о рифмах Абу Таммама и исследование о смысле некоторых метафор в творчестве средневековых арабских поэтов. Абу Таммам, вероятно, был любимым поэтом Бируни. В не меньшей мере он ценил бедуинского поэта VIII века Зу-р-Румму и крупнейшего поэта арабов Мутанабби.
Книгу, которую в современном востоковедении принято называть «Геодезией», Бируни начал писать в октябре 1018 года, то есть сразу же после прибытия в Газну. В ту пору в его распоряжении еще не было никаких инструментов для астрономических наблюдений и полевых исследований — на первом этапе работы приходилось довольствоваться главным образом материалами, привезенными из Гурганджа. Работа над «Геодезией» шла медленно, трудно, с перерывами, случавшимися не по вине Бируни, который не всегда мог свободно распоряжаться своим временем. И все же благодаря его упорству к осени 1018 года он уже успел написать добрую треть трактата.
В 1019 году в отношении Махмуда к Бируни наметился поворот к лучшему. После месяцев опалы султан вдруг вспомнил об ученом хорезмийце, поинтересовался, над чем он работает в Газне, и распорядился пригласить его в ближайший меджлис. Махмуд убедился, что Бируни полностью отошел от политики. И никогда не занимался ею до конца своих дней.
Историк XIII века Якут ал-Хамави: «Султан Махмуд любил беседовать с Бируни о разных вещах земли и неба. Однажды к султану прибыл посол из очень отдаленной страны тюрков; он рассказал султану, что во всей стране, расположенной по эту сторону моря, в направлении к полюсу, он наблюдал солнце, совершавшее движение вокруг полюса, оно оставалось постоянно видимым, так что ночи не было. Султан по своей привычке сейчас же продемонстрировал свое правоверие и обвинил этого человека в связи с еретиками-карматами. Но кое-кто из присутствующих заметил, что посол не выражал чьего-либо мнения, передавая это, а рассказал о факте, который наблюдал собственными глазами. Султан Махмуд тогда спросил мнение Бируни, и ученый объяснил возможность этого факта с такой легкостью, что султан вполне остался удовлетворенным и обошелся с послом очень любезно».
Речь в этом эпизоде скорее всего идет о посланцах Волжской Булгарии, чьи купцы могли добраться и в низовья Печоры.
Бируни порой в разговоре с султаном был прямолинеен до дерзости, но Махмуд не стал мстить Бируни за его откровенность. Напротив, с 1019 года казна начала регулярно отпускать Бируни средства на проведение научных исследований и конструирование необходимых инструментов. Достоверно известно, что к лету 1019 года в распоряжении Бируни уже был огромный настенный квадрант, у которого при диаметре дуги в 4,5 метра точность деления шкалы составляла одну минуту.
Вслед за квадрантом у Бируни появились и другие инструменты. Работа над «Геодезией» сразу же пошла значительно быстрее. Даже давнишняя мечта об измерении радиуса Земли теперь стала вполне осуществимой. Однако для проведения эксперимента требовалось иметь возможность в течение достаточно длительного времени находиться в горной местности, где можно было бы не торопясь провести все предварительные измерения.
Такой случай представился в 1022 году, когда Бируни было велено сопровождать султана в его очередном походе на Индию.
Набегами на окраинные индийские княжества промышлял еще отец Махмуда Сабук-Тегин в свою бытность саманидским сипахсаларом Хорасана, но лишь Махмуд сделал регулярные грабительские рейды в глубь Индии одним из главных способов пополнения казны. Чуть ли не ежегодные зимние походы за добычей, проводившиеся Махмудом под лозунгом «священной войны» с неверными, привлекали в его армию тысячи и тысячи добровольных воителей за веру, среди которых наряду с религиозными фанатиками встречалось немало отчаянных авантюристов, разорившихся мелких землевладельцев, бродяг и мошенников всех мастей. Это разноязыкое, разноплеменное воинство Махмуд оставлял в приграничных крепостях, позволяя им нещадно обирать местное население. Захватив в 1006 году Мультан, Махмуд начал оттуда завоевание Пенджаба, который был вскоре включен в состав его державы. Однако Пенджабом практически ограничились территориальные приобретения Махмуда, видевшего свою главную цель не в расширении пределов мусульманского мира, а в приумножении своих богатств выкачиванием дани из местных князьков, угоном в рабство тысяч людей, прямым грабежом богатых индийских городов и индуистских храмов.
С 998 по 1030 год Махмуд провел 17 военных кампаний, в ходе которых вся Северо-Западная Индия подверглась чудовищному опустошению. Индийские раджи, не имевшие возможности поодиночке противостоять Махмудовым ордам, один за другим заключали с ним договоры об уплате дани и в знак верности отрезали себе по пальцу: их газнийский султан хранил в особом сундучке.
А Бируни тщательно изучал наследство индийцев. Благодаря переводам трудов Брахмагупты идеи и методы индийской астрономии заняли господствующие позиции в науке Ближнего Востока и Средней Азии. Именно от индийцев мусульманские ученые восприняли основы геометрии сферы, гномоники и астрономического табулирования, а также циклическую теорию, согласно которой в момент сотворения мира Солнце, Луна и планеты находились в определенном сочетании на одном градусе долготы, и к этому же положению они вернутся в конце мира. Школа «Синдхинда» сыграла важную роль в становлении арабо-мусульманской астрономии и определяла пути ее развития вплоть до середины IX века, когда в крупнейших научных центрах халифата появились первые переводы птолемеевского «Альмагеста» и греческая астрономическая традиция с ее мощным математическим аппаратом выдвинулась на передний план.
В IX веке в центре внимания мусульманских ученых оказалась индийская математика.
Определенная веротерпимость мусульман распространялась главным образом на «покровительствуемых» — христиан и иудеев. Ведь христианство и иудаизм исповедовали принцип единобожия, ревниво чтимый исламом. Принципиально иным было отношение к приверженцам многобожия, идолопоклонникам, к которым, по мнению мусульман, относились последователи индуизма. С ними предписывалось вести непримиримую «священную войну».
Вот почему даже образованные люди, отличавшиеся научной любознательностью и широтой интересов, сплошь и рядом высказывались о религии и культуре Индии, если и без враждебности, то уж, во всяком случае, с сознанием собственного превосходства, пренебрежительно, свысока.
Бируни был не таким. Он понял, что переводы не дают целостной картины Индии, индийцы не любят общаться с иностранцами и надо знать язык. К изучению санскрита он приступил в возрасте 48 лет.
Каков был маршрут первого похода, в котором принял участие Бируни, неизвестно. Можно предположить, что его поездки по Индии не выходили за пределы ее северо-западных областей, и, следовательно.
Бируни: «Махмуд уничтожил процветание индийцев и совершил в их стране такие чудеса, из-за которых они превратились в развеянный прах и разнесшуюся молву. В результате их разлетевшиеся остатки продолжают очень сильно чуждаться и сторониться мусульман; более того, по причине всего этого их науки прекратили свое существование в завоеванной части страны и удалились туда, где их еще не может настигнуть чужая рука, — в Кашмир, Бенарес и другие подобные места. Вместе с тем разрыв между индийцами и всеми иноземцами в этих частях страны все более упрочивается благодаря политическим и религиозным побуждениям».
А вопросов возникало множество:
Отчего индусы начинают омовение с ног и лишь в последнюю очередь умывают лицо?
Откуда взялся обычай, пожимая руку, брать ее с тыльной стороны?
Что заставляет их пить вино натощак или постоянно жевать листья бетеля с известью, красящие рот в ядовито-красный цвет?
Удобно ли ездить верхом без седла, а перевязь для меча протягивать с левого плеча к правому боку, тогда как хорошо известно, что в бою индийские воины держат оружие в правой руке?
Со временем среди ученых-пaндитов у Бируни появилось немало искренних друзей. Это позволило ему от наблюдения внешней обрядовой стороны индуизма перейти к изучению его основополагающих понятий, к проникновению в многозначную символику его мифологических сюжетов, к постижению сути родившихся в его русле философских школ.
В ту пору недостаточное знание санскрита еще не позволяло ему самостоятельно читать священные книги индуизма — в этом он полностью полагался на своих местных помощников, которые не только переводили ему текст за текстом с санскрита на фарси или арабский язык, но попутно комментировали неясные или допускающие аллегорические толкования места. «Люди, объяснявшие мне перевод, были сильны в языке и за ними не было замечено, чтобы они обманывали».
Бируни: «... я был совершенно одинок в мое время. Я, не скупясь, тратил по возможности все свои силы и средства на собирание индийских книг повсюду, где можно было предположить их нахождение, и на разыскание тех лиц, которые знали места, где они были укрыты. Кто еще, кроме меня, имел то, что досталось в удел мне? Разве что тот, кому Аллах даровал свою помощь в виде полной свободы действия, которой я был лишен…»
Среди индийских пaндитов его авторитет возрастал с каждым днем. Особенно тесные отношения сложились у него с местными математиками и астрономами, которые помогали ему в изучении научного наследия классического периода. Начав с наиболее ранних трактатов «Сурья-сиддханта», «Ромака-сиддханта» и «Пулиса-сиддханта», относившихся еще к III–IV веками н. э., Бируни обнаружил, что они написаны под влиянием греческих астрономических традиций. Это обстоятельство существенно упростило перевод и осмысление санскритских научных терминов. Еще проще обстояло дело с освоением «Брахма-спхуты», написанной самым великим из индийских астрономов Брахмагуптой в 628 году. С этим трактатом Бируни познакомился еще в молодые годы в сокращенном переложении багдадского ученого Фазари, вошедшем в обиход мусульманской науки под названием «Синдхинд». Теперь же, убеждаясь, сколь несовершенным было это переложение, Бируни решил во что бы то ни стало подготовить полный перевод трактата Брахмагупты на арабский язык.
Это решение вовсе не означало, что Бируни вдруг сделался приверженцем Брахмагупты. Напротив, являясь твердым последователем учения Птолемея, он был уверен, что идеи и методы древних индийцев, сыгравшие в свое время важную роль в развитии научной мысли на мусульманском Востоке, во многом устарели и по-прежнему применяются лишь теми учеными-схоластами, чье мышление отстало на век, а то и на два. Новый перевод «Брахма-спхуты» — в качестве блестящего исторического памятника, а не руководства по астрономии — как раз и призван был внести ясность в полемику между сторонниками греческой и индийской школ, показать несостоятельность тех, кто, цепляясь за отжившие, тормозил поступательное развитие науки.
Бируни вернулся в Газни. Все его внимание отныне занимала «Геодезия» — труд, начатый еще осенью 1018 года и по причине отъезда прерванный на полуслове несколько месяцев назад. Движимый этой благородной целью, он торопился, писал без передышек дни и ночи напролет. Дело двигалось быстро; уже почти было приспела пора посылать за переписчиком для снятия копий, как вдруг в работе случился непредвиденный перерыв.
Для нас навсегда останется загадкой, какая внезапная болезнь поразила Бируни. В одной из глав «Геодезии» он лишь вскользь обмолвился о постигшем его тяжелом недуге. Не знаем мы и того, сколько продолжался вынужденный перерыв, и можем лишь предположить, что недолго. Ведь со слов самого Бируни известно, что к 20 октября 1025 года работа над «Геодезией» была все же доведена до конца.
Как следует из названия книги, она была посвящена вопросам практической астрономии и математической географии, которые находились в центре внимания Бируни с тех пор, как он сделал свои первые шаги в науке. Идея о сведении всех геодезических проблем в отдельную отрасль знания явилась ему еще в Гургандже. Сбор материалов для этой работы занял, по-видимому, несколько лет, и, к счастью для Бируни, ему было позволено вывезти в Газну весь его научный архив.
Во введении к «Геодезии» Бируни четко изложил свою основную цель. «Если взять ее в общем, то это изложение способов уточнения координат произвольно взятого места на земле, — его положение по долготе между востоком и западом и по широте между Северным и Южным полюсами, — а также расстояний между ними и азимутов одних относительно других. Конкретно же — старание выяснить это, насколько сейчас возможно, для Газны — столицы Царства Восточного».
К числу принципиально новых проблем, связанных со спецификой исламского вероучения, относилась разработка методов определения азимута «кыблы», (направления на Мекку), необходимого при строительстве мечетей, а также налаживание службы времени для точного исполнения положенных дневных молитв. Развитие землеведения настоятельно требовало проверки и уточнения астрономических таблиц, составленных Птолемеем и другими учеными античной и эллинистической эпох.
«Я нашел в земле индийцев гору, возвышающуюся над широкой равниной, поверхность которой гладка, как поверхность моря. Я искал на вершине горы видимое место встречи неба и земли, то есть круг горизонта, и обнаружил его в инструменте ниже линии восток — запад менее чем на треть и четверть градуса, это тридцать четыре минуты. Затем я определил высоту горы, установив высоту гребня в двух местах, которые вместе с основанием горы лежат на одной прямой линии, и нашел, что она равна шестистам пятидесяти двум локтям и половине одной десятой локтя».
К этой записи Бируни приложил строгое геометрическое доказательство и точный расчет, по которому градус меридиана составлял в наших сегодняшних единицах 110275 метров.
Примененный Бируни метод измерения окружности Земли по понижению горизонта, наблюдаемого с вершины горы, был сам по себе не нов. Таким же способом еще в IX веке окружность Земли измерял багдадский астроном Синд ибн Али. Но дело было не в методе, а в поразительной точности результата. По данным современной науки, величина градуса меридиана для широты крепости Нандна, где Бируни проводил измерение, составляет около 110895 метров. Разница, таким образом, не превышает 620 метров. Такая точность, учитывая несовершенство измерительных инструментов XI века, представляется почти невероятной.
Новым словом в науке становится и предложенный Бируни метод определения географической долготы одновременным наблюдением лунного затмения из двух точек, долгота одной из которых заранее известна, а также несколько способов решения так называемой обратной геодезической задачи — вычисления расстояния между двумя пунктами на земной поверхности и азимута направления между ними по геодезическим координатам этих пунктов.
Со временем число таких открытий увеличивалось, отдельные теоретические положения, выведенные в разные годы и при разных обстоятельствах, складывались в определенную систему методов, позволявшую решать широкий круг практических задач. Видимо, в этой связи и возникла у Бируни мысль о сведении всего корпуса геодезических идей и методов, как разработанных предшественниками, начиная с античности, так и его собственных, в один фундаментальный труд, который мог бы стать исчерпывающим компендием по практической астрономии и геодезии. Этот труд под названием «Определение границ мест для уточнения расстояний между населенными пунктами» сегодня именуют «Геодезией».
Между тем первое в истории фундаментальное сочинение по геодезии не ограничивается рассмотрением чисто геодезических проблем. Следуя традиции, восходящей еще к Птолемею, Бируни посвятил некоторые разделы «Геодезии» вопросам описательной географии, в которой мусульманские ученые сделали по сравнению со своими античными предшественниками значительный шаг вперед.
В географической части «Геодезии» Бируни впервые бросил вызов некоторым считавшимся бесспорными положениям «Географии» Птолемея. «Обитаемые земли, — утверждал Бируни, — не исчезают сразу же за окончанием седьмого климата или перед началом первого, но они уменьшаются и располагаются отдельными обособленными пятнами». Считая абсурдной концепцию необитаемости жарких и холодных областей, Бируни писал о том, что как на островах Африки, так и на побережье Балтийского моря, «к северу от земель славян», должны непременно существовать человеческие поселения. Принципиально неверным ему представлялось и утверждение Птолемея о том, что южный берег Африки закругляется к востоку и тянется параллельно противоположному берегу Индийского океана, являющегося, таким образом, закрытым бассейном. Утверждая, что Атлантический и Индийский океаны соединены друг с другом, Бируни привел в пользу такой точки зрения весьма убедительные факты. «Рассказывают со слов потерпевших кораблекрушения, — писал он, — такое, что позволяет предполагать их соединение… Дело в том, что в Окружающем море (Атлантический океан) напротив слияния с ним Сирийского моря (Средиземное море) были найдены прошитые доски от кораблей. Но они могли быть прошиты только в Индийском море в силу множества там магнитных камней, которые опасны для кораблей, а не в Западном (Атлантический океан), ибо в последнем корабли скрепляются железными гвоздями, а не сшиваются».
Был такой миф, что в Индийском океане магнитные скалы вытягивают гвозди из кораблей и те разваливаются. Поэтому делали методом сшива, без гвоздей. И обломки этих кораблей донесло до Гибралтара. И Бируни сделал вывод.
В «Геодезии» Бируни рассматривает гипотезу о непостоянстве «частей суши», которое в современной геотектонике называют дрейфом материков.
Отдельные высказывания Бируни, рассыпанные по тексту «Геодезии», позволяют судить о его взглядах на общество и роль человека в нем. Так, в идее Бируни о том, что люди объединились в общество для совместной борьбы с опасностями и разделения общественно полезного труда, явно прослеживается попытка взглянуть на общественные отношения с материалистических позиций.
Бируни: «Таково положение наук. Их породили потребности человека, необходимые для его жизни. Сообразно с ними науки разветвились. Полезность наук — получение посредством их необходимых вещей, а не стяжаемые с их помощью злато и серебро».
Между тем.
Империя Махмуда укреплялась. Союзнические отношения сложились у Махмуда и с караханидом Кадыр-ханом Юсуфом, правителем Кашгара и Восточного Туркестана. Беспокойство вызывал лишь родной брат Кадыр-хана — Али-тегин, захвативший Бухару и с помощью кочевых сельджукскнх племен распространивший свое влияние на весь Мавераннахр, что создавало угрозу северным границам Газневидской державы.
В 1025 году было решено совместно с Кадыр-ханом идти войной на Бухару. Нашелся и предлог — жители Мавераннахра, мол, приходят в Хорасан жаловаться на бесчинства Али-тегина, который к тому же обнаглел до такой степени, что стал задерживать в своем уделе послов Махмуда, направлявшихся в Восточный Туркестан. Выступая в поход, Махмуд не ставил цели разгромить бухарского хана — уничтожение одной из ветвей Караханидов неизбежно усилило бы другую, возглавляемую Кадыр-ханом, а это вовсе не входило в расчеты Газны. Просчитывая, как в шахматной игре, несколько ходов вперед, Махмуд стремился одним камнем убить двух птиц: преподать заносчивому Али-тегину кровавый урок и заодно продемонстрировать Кадыр-хану свою военную мощь, поразить его блеском и роскошью своего двора.
И то и другое удалось ему в полной мере. Газнийские войска еще только наводили через Джейхун переправу из лодок, связанных железной цепью, а Али-тегин и состоявший у него на службе сельджукский предводитель Исраил уже покинули Бухару, бежали в пустыню, надеясь отсидеться в глухом месте, переждать, пока гроза пройдет стороной.
Махмуд, конечно, не мог не заметить усиливающегося влияния кочевых огузских племен, возглавлявшихся предводителями из рода Сельджука. В ходе преследования Али-тегина Махмуду удалось хитростью заманить в свою ставку сельджукского военачальника Исраила, который позднее был сослан в отдаленную крепость в Индии, где и закончил свои дни. После пленения Исраила предводители нескольких сельджукских племен явились к Махмуду с просьбой позволить им переселиться в Хорасан. Взамен они обещали снабжать его армию провиантом и выделять конницу в случае войны. По повелению султана кочевникам были выделены пастбища на границе Хорасана, в районе Феравы, Абиверда и Серахса. Там газневидские власти обложили их такими немилосердными поборами, что новые подданные империи время от времени вынуждены были браться за оружие, дабы спасти от голодной смерти себя и своих детей. Дело приняло столь опасный оборот, что один из хорасанских наместников Махмуда всерьез советовал ему либо поголовно истребить сельджуков, либо отрубить каждому из них большой палец, лишив их таким образом возможности стрелять из лука.
Поначалу Махмуд не торопился с решением, но постепенно кочевники стали весьма внушительной силой, и ему в конце концов пришлось бросить против них регулярную армию, которая вытеснила их из Хорасана. Часть их бежала в пустыни Дихистана, другая — отступила в направлении Балханских гор; небольшая же группа прорвалась к Исфахану и двинулась оттуда на запад, грабя на своем пути местных жителей и угоняя скот.
Западные провинции требовали постоянного внимательного пригляда, и, отправляясь чуть ли не каждую осень в новый поход в Индию, Махмуд ни на миг не выпускал из поля зрения тревожные хорасанские дела. Днем и ночью гонцы-аскудараны мчались к султанской ставке с донесениями хорасанских проводчиков: одно, официальное, в кожаном футляре, хранилось на дне походного кошеля, другое, составленное тайнописью верными людьми, — в восковой упаковке под потником седла.
У Махмуда была два сына. Братья росли и воспитывались вместе, в детстве дружили, но были разные: Мухаммед отличался уступчивостью, благочестием, но был проныра и льстец; Масуд же с младых ногтей кипел честолюбием, норовил во всем быть первым, в мальчишеских играх проявлял дерзкую отвагу, короче, дрался.
Разнимал забияк младший брат султана эмир Юсуф, который был лишь на четыре года старше племянников, вместе с ними учился грамоте и постигал основы наук.
В возрасте восемнадцати лет Масуд, отличавшийся высоким ростом и огромной физической силой, уже участвовал в военном походе и даже отличился, поразив метким выстрелом из лука коменданта вражеской крепости, за что Махмуд, ценивший более всего воинскую доблесть, объявил его своим наследником, а еще через несколько лет поставил наместником в Герат.
Первые успехи вскружили голову Масуду, он с головой ушел в развлечения. Тайные соглядатаи докладывали, что его можно увидеть в садовом павильоне, где стены расписаны непристойными картинками из «Алфии-Шалфии»*. Там в компании своих сверстников, сыновей знатных людей Герата, он украдкой пьет вино и предается любовным утехам с певичками, которых тайно доставляют к нему его местные друзья.
*«Алфия-шалфия» — эротическая книга. Это перевод (во времена Аббасидов) Аль-Хакима Аль-Азрака известной и нам "Камасутры". Кстати, название откровенное до непечатности.
Разгневанный Махмуд, недолго думая, отозвал сына из Герата и отправил в ссылку в Мультан.
Вскоре гнев был сменен на милость, но с годами взаимная неприязнь усиливалась. Серьезность конфликта усугублялась тем, что Масуд был любимцем войска, где со временем его авторитет сделался очень высок. Мухаммед, мучимый черной завистью к брату, постоянно внедрял в его окружение своих людей и не упускал удобного случая, чтобы очернить его в глазах отца.
В 1029 году Махмуд принял решение идти на Рей. Выступили двумя отрядами: одним командовал сам султан, во главе другого находился Масуд. Как-то раз осведомители сообщили Махмуду, что на одном из привалов гулямы из его личной охраны тайно встретились с сыном, имели с ним долгую беседу и с тех пор поддерживали связь, обмениваясь записками через верных людей.
Это был явный заговор. И султан решил убить сына. На стоянке в местечке Чаштраван Масуд в час предзакатной молитвы прибыл для традиционного поклона в султанский шатер. По окончании церемонии он уже собирался было возвращаться в свой стан, как ему вдруг передали просьбу отца разделить с ним вечернюю трапезу. Кубок с отравленным вином уже был готов, но и у Масуда оказались верные люди в окружении отца, кто-то успел предупредить его.
Выбежав из отцовского шатра, Масуд ринулся к коню. Доскакав до своего стана, он поднял войско; телохранители, обнажив оружие, плотным кольцом окружили его шатер.
Между отцом и сыном произошел окончательный разрыв. Позднее султан объявил, что назначает наследником Мухаммеда и, поручив Масуду наместничество в Рее и других завоеванных на западе областях, спешно отбыл в Газну.
А Бируни сблизился с дипломатом Абу-л-Фазлом. Сближение началось на почве общего увлечения событиями прошлого. Бейхаки Абу-л-Фазл, по крупицам собиравший все, что касалось династической истории Газневидов, дотошно расспрашивал Бируни о гурганджских смутах и Бируни преподнес ему экземпляр своей книги «Знаменитые люди Хорезма». А взамен получил доступ к некоторым новостям.
Лично для себя Бируни уже не ждал никаких благоприятных перемен. В последние годы у него наконец появилась возможность спокойно заниматься работой, и уже одного этого было достаточно, чтобы не роптать на судьбу. Между тем Газневиды воевали на западе. Бируни взволновало сообщение Бейхаки о том, что газневидская армия захватила Исфахан и по всему городу запылали огромные костры из книг. Вместе с сочинениями исфаханских ученых в огне погибли многие труды Ибн Сины, которого Махмуд считал опаснейшим из еретиков. Но сам Ибн Сина, служивший визирем у исфаханского эмира, сумел вовремя скрыться и найти его не удалось.
Бируни всю жизнь прожил холостяком. О прекрасном поле Бируни нигде не обмолвился ни единым словом, и, хотя в одной из книг решительно высказался о преимуществах брака.
Тем удивительнее, что книга «Наука звезд», посвященная неизвестной Рейхане, была написана Бируни около 1030 года. Полное ее название — «Вразумление начаткам искусства звездочетства», но к астрологии она не имеет почти никакого отношения.
«Наука звезд» состоит из 530 вопросов и ответов, трактующих в несколько упрощенной или, точнее, популярной форме об узловых понятиях точных и естественных наук. Простота изложения и отсутствие в книге ссылочного аппарата позволяют предположить, что Бируни задумал ее как справочник, доступный широкому кругу образованных людей.
«Наука звезд», сразу же завоевавшая всеобщее признание и распространившаяся во множестве списков, была не первой книгой, созданной Бируни после «Геодезии». С октября 1025 года он не прерывал работы практически ни на один день и к августу 1027 года написал объемистый трактат «Об определении хорд в круге при помощи свойств ломаной линии, вписанной в него». Этот трактат, получивший сокращенное название «Хорды», содержал различные доказательства известной теоремы Архимеда о свойствах ломаной линии, вписанной в круг. Кроме трех доказательств, восходящих к самому Архимеду, и девятнадцати — принадлежавших математикам Среднего Востока, Бируни приводит в нем одно доказательство своего учителя Ибн Ирака и восемь своих. Помимо этого, в трактат включены задачи на геометрическое построение, всестороннее исследование свойств хорды как тригонометрической функции, а также важнейшая в средние века проблема тригонометрии — определение хорд, стягивающих различные дуги круга. В отдельных главах Бируни рассматривает способы определения уравнения светила, связанные с господствовавшей в античной и средневековой астрономии теорией эпициклов.
В то же период Бируни один за другим создает три крупных научных труда: «Поправки к «Элементам» Фергани», «Об использовании кругов азимутов для определения центров домов» и «Гномонику», или «Обособление трактования проблемы теней». В первых двух рассматриваются проблемы астрономического табулирования и сферической астрономии, третий представляет собой фундаментальное исследование о физическом, астрономо-практическом и функционально-математическом аспектах проблемы теней.
Задачам определения «лунной эклиптики», или, иначе говоря, пути Луны по небесной сфере, посвящена еще одна написанная в те же годы работа — «Об уточнении стоянок Луны». Наконец, следует упомянуть небольшой, к сожалению, не дошедший до нас трактат «Ключ астрономии», в котором Бируни, судя по некоторым косвенным свидетельствам, касается полемики между приверженцами геоцентрической и гелиоцентрической систем.
Есть и ещё интересное мнение, что Бируни открыл Америку "на кончике пера". Выяснив, что все металлы и минералы (кроме пемзы) тяжелее воды в разы, зная размеры земного шара и размеры известных материков, со всех сторон омываемых океанами, он предположил, что на обратной стороне Земли тоже должен быть материк, для "авновесия". Причём на той же широте, а значит, обитаемый. «Все мои книги — дети мои, а большинство людей очарованы своими детьми и стихами».
Наступила весна 1030 года, оттаяли снега, кочевники двинулись через горные перевалы к летним пастбищам, в Хорасан.
Сразу же после праздников султан заболел. Астма, мучившая его много лет, неожиданно обострилась. Смерть настигла Махмуда в четверг 29 апреля 1030 года, в час предзакатной молитвы, но сообщили о ней лишь неделю спустя.
Историк XV века Мирхонд: «Говорят, что султан за два дня до смерти приказал принести из сокровищницы мешки, наполненные серебряными дирхемами и кошели с золотыми динарами, прекрасные драгоценные камни различных видов и всевозможные редкостные драгоценные вещи, которые были собраны им в дни его царствования, и разложить все это на широкой площадке, и эта площадка казалась видевшим ее цветником, украшенным разноцветными цветами, — и красными, и желтыми, и фиолетовыми, и другими. Султан с сожалением глядел на них и громко рыдал, а после долгих рыданий приказал отнести все в сокровищницу, и из всех этих вещей не дал ничего, хотя бы в фельс ценой, тем, кто этого заслужил…»
Масуд, находившийся в те дни в Исфахане, еще не знал о смерти султана.
Мухаммед стал султаном.
27 мая 1030 года в Исфахан прибыли гонцы. Родная сестра Махмуда - Хатли сообщала племяннику о кончине султана и намерении Али Кариба, сосредоточившего в своих руках всю власть, возвести на престол Мухаммеда согласно завещанию отца. «... будь готов наискорейшим образом прибыть в Газну, дабы престол царства и все мы не пропали…»
Борьба за престол началась.
После трехдневного траура Масуд продиктовал послание к багдадскому халифу. Масуд потребовал от халифа немедленно подтвердить его права на султанство и выслать жалованную грамоту и стяг.
31 мая 1030 года Масуд выступил в Рей. Верные люди ему сообщили, что Мухаммед никак не придет в себя от привалившего ему счастья, раздает направо и налево деньги из расходной казны и уже вторую неделю пьянствует, окруженный всяким сбродом.
Халиф Кадир утвердил Масуда в правах наследника и пожаловал ему завоеванные им города Рей и Исфахан.
Масуд стал султаном, однако надо было отправляться в Хорасан, где находилась большая часть войска. От его поддержки теперь зависело все.
В середине лета Масуд двинулся в столицу Хорасана - Нишапур. Во время остановки в Дамгане к Масуду бросился и припал губами к его стремени оборванный и нищий Абу Сахль Заузани, старый друг, служивший ему еще в пору молодости в Герате и бежавший ныне из Газны. Масуд растрогался, приодел его и почти сразу назначил его главным советником. Подлый нрав нового фаворита, которого покойный султан за какую-то низость на несколько лет засадил в газнийский зиндан, был известен всему Хорасану, лишь Масуд не догадывался, что вся эта сцена с лохмотьями и сумой была продумана старым негодяем от начала до конца.
Возвышение Заузани вызвало переполох в столице. Если прежде вельможи еще надеялись как-то оправдаться перед Масудом, то теперь, зная мстительный характер Абу Сахля, они понимали, что дело не кончится добром. Писали покаянные письма.
Газна на время перестала быть столицей; все теперь решалось в Нишапуре, куда Масуд добрался к середине августа.
К осени стало ясно, что эмиру Мухаммеду на троне не усидеть. Он и сам, очевидно, чувствовал, раздаривал казенные деньги, закатывал пиры, где напивался до смерти и, осмелев, в непристойных выражениях поносил брата.
А Бируни почти не выходил из дому, работал, заканчивая книгу об Индии, задуманную еще несколько лет назад. Возможно, первая поездка его не была единственной, и с 1027 по 1030 год ему вновь удалось побывать там с султанской армией, и, возможно, даже не раз.
Он сумел основательно изучить санскрит и теперь смело брался за перевод сложнейших трактатов. Затрудняло работу неважное состояние рукописей, изобиловавших пропусками и описками. Бируни бранил переписчиков. Совершенное им открытие Индии, за несколько веков до того, как она будет открыта европейцами, было научным событием исключительной важности, и Бируни это, безусловно, понимал.
Второе открытие «Индии» состоялось через восемь с половиной веков после того, как она впервые увидела свет. В 1887 году английский арабист Эдуард Захау опубликовал арабский текст «Индии», а год спустя появился подготовленный им же ее перевод на английский язык.
Научный мир был потрясен. Опубликование «Индии» вызвало переворот в представлениях востоковедов о средневековой мусульманской культуре.
 Руины крепости Нандна в Пенджабе (Индия), возможно, здесь в 1022-1024 годах Бируни рассчитал радиус земного шара. |
Судьба престола была решена.
Мухаммед отрёкся от престола и ушёл в изгнание. Через несколько дней новый султан приказал Али Карибу с войском и казной немедленно выступить в Герат. Еще раньше туда отправился бывший визирь Хасанак.
Абу Кариб заходил прощаться к Абу Насру, он был уверен, что ему не избежать смерти, ни султан, ни проходимец Заузани не простят ему былых обид.
Так и вышло — первой жертвой, как и следовало ожидать, стал Али Кариб, а через некоторое время на городской площади Балха был казнен Хасанак. Но Масуд этим не ограничился. Множество чиновников лишилось постов.
Если вокруг личности Махмуда мнения историков разошлись, то в отрицательной оценке его преемника единодушны практически все. Масуд наследовал только недостатки отца. Он был такого же высокого мнения о своей власти, как Махмуд, но, не обладая способностями отца. В корыстолюбии Масуд нисколько не уступал Махмуду, и обременение жителей поборами при нем достигло крайней степени.
Самонадеянность и заносчивость вкупе с подозрительностью сослужили Масуду недобрую службу. Не считаясь с мнением опытных людей и вместе с тем во многом полагаясь на советы прожженного интригана Заузани, он с первых дней своего правления обнаружил склонность к непродуманным и недальновидным решениям и допустил ряд серьезных политических просчетов, в конечном счете подорвавших авторитет и могущество газневидской державы. Так, уже в 1031 году он сместил с должностей и бросил в темницу двух крупных военачальников, пользовавшихся доверием и покровительством отца. Это вызвало глухой ропот в армии, но Масуд, прислушивавшийся к сплетням дворцовых интриганов больше, чем к осторожным советам Абу Насра Мишкана и вновь назначенного визирем Майманди, продолжал действовать в том же авантюристическом духе.
Еще в 1030 году он пригласил на службу вождей сельджукских племен, в свое время отброшенных Махмудом от границ Хорасана. Союз с сельджуками в принципе мог бы способствовать укреплению военной мощи Газны, но, когда те стали жаловаться на произвол газнийских военачальников и потребовали выплачивать им жалованье, Масуд, не задумываясь о последствиях, летом 1031 года приказал схватить Ягмура и нескольких других сельджукских предводителей и предать их мучительной казни. Так он по собственной воле нажил себе на границах Хорасана опаснейших врагов.
Нелепой и опасной по своим последствиям была и предпринятая им в 1030 году попытка покушения на хорезмшаха Алтунташа, бывшего гуляма Махмуда, поставленного им над Хорезмом после завоевательной кампании 1017 года. Алтунташ никогда не помышлял об измене и остался верным вассалом Масуда до конца своих дней.
Продолжая грабительские походы в Индию, традиционно считавшуюся главным направлением военной экспансии его державы, Масуд проявлял непростительное легкомыслие в отношении Хорасана, и эта политическая близорукость обошлась ему особенно дорого: именно оттуда начался развал газневидской державы, который ни ему, ни его преемникам уже не удалось остановить.
Внук Кабуса ибн Вушмагира Кей-Кавус: «Когда сел на царство Масуд, он вступил на путь смелости и мужества, но управлять царством он совсем не умел и вместо того, чтобы царствовать, предпочитал развлечения с рабынями». Султан нередко пьянствовал по нескольку дней подряд и заставлял пьянствовать с ним всех.
Однако, Масуд свободно владел арабским и персидским языками, причем в последнем он преуспел до такой степени, что собственноручно писал на нем пространные послания, поражая даже многоопытных дабиров глубиной мысли и изысканностью слога. Еще в юные годы Масуд прошел курс традиционных дисциплин под руководством нишапурского судьи Абу-л-Аля Саида Устувана, чье имя в начале XI века пользовалось широкой известностью в мусульманских богословских кругах. Однако Масуд, судя по всему, не удовлетворился кругом предметов, составлявших основу придворного воспитания, и по собственной инициативе принялся за освоение математики, астрономии, географии и других «древних наук». Глубокий интерес он проявлял к зодчеству и строительству фортификационных сооружений, и некоторые из них даже возводились по его чертежам.
Образованность Масуда определяла его отношение к ученым, которым по его приказу предоставлялось все необходимое для работы. Историк XIV века Ибн ал-Асира: Масуд «очень любил ученых, оказывал им много благодеяний, приближал их к себе, и они сочинили для него много сочинений по различным отраслям наук».
Это чрезвычайно важное обстоятельство подтверждает и Бируни, он наконец-то смог целиком отдаться творчеству. Бируни: «Он дал мне возможность в оставшиеся годы моей жизни расширить служение науке, он обласкал и окружил меня заботой и под сенью своего могущества укрыл меня завесой спокойствия. Он пролил надо мной ливни даров, сопровождая это все большим приближением к своей особе, все возрастающим дружелюбием и столь сердечным отношением, что молва о сем разошлась далеко-далеко».
Впервые за долгие годы у Бируни появились все условия для плодотворной работы. Благоволение султана надежно ограждало его от недоброжелательства воинствующих невежд, которые по-прежнему занимали многие теплые местечки при дворе. Уже к концу 1030 года по повелению Масуда Бируни покинул свое скромное жилище в городе и переселился в небольшую усадьбу в окрестностях Газны, где вскоре выросла обсерватория с большим стенным квадрантом, секстантами и астролябиями всех мыслимых систем.
Своим вниманием Масуд не обошел и Ибн Ирака, и других ученых; время от времени он собирал их во дворце и подолгу беседовал с каждым, интересуясь направлением их трудов. На одном из меджлисов разговор зашел о Гургандже и его ученых, помянули добрым словом покойного Мамуна, расчувствовались, повздыхали, а когда пришло время расходиться, Масуд велел Бируни задержаться и, взяв его под локоть, сказал, что не видит серьезных препятствий его поездке в Хорезм.
— Только птица навсегда улетает из золотой клетки, — сказал Масуд. — А ты полетишь и вернешься, ибо нигде тебе не будет так привольно, как здесь.
Ни в одном из дошедших до нас сочинений Бируни не сообщает подробностей о своей поездке в Хорезм. Неизвестна и точная дата этой поездки, но по некоторым косвенным данным можно предположить, что она имела место в самом начале правления Масуда, скорее всего в 1031 году. В ту пору Хорезм был одной из провинций газневидского государства, и хотя его правитель Алтунташ носил титул хорезмшаха, сам он считал себя слугой и наместником Газны, и в хорезмских мечетях читали хутбу на имя Масуда.
Бируни прибыл в Хорезм накануне важных политических событий — по приказу Масуда хорезмшах готовился весной 1032 года идти войной на Бухару. Старая идея союза с кашгарскими Караханидами против Караханидов бухарских была вновь возрождена к жизни Масудом и, несмотря на ее кажущуюся целесообразность, со временем привела к последствиям, крайне неблагоприятным для Газны. Война началась уже после возвращения Бируни из Хорезма. В одной из битв с бухарским правителем Али-тегином верный Газневидам Алтунташ был убит. Масуд, давно уже с тревогой наблюдавший за усилением Хорезма, тотчас попытался резко ограничить самостоятельность наследника Алтунташа Харуна. Пожаловав почетный титул хорезмшаха своему сыну Саиду, Масуд поставил Харуна в положение правителя без прав. Но Харун, еще при жизни отца мечтавший об освобождении от гнета Газневидов, неожиданно взбунтовался и летом 1034 года отменил во всех хорасанских мечетях хутбу на имя Масуда.
Это означало, что Хорезм стал независимым государством и отныне ни в чем уже не подчинялся воле Газны.
Осенью 1034 года Газна встречала посольство от кашгарских Караханидов, которое доставило в султанский дворец дочь Кадыр-хана, Шах-хатун, взятую в жены Масудом для закрепления союза двух мусульманских держав. Той же осенью умер Ибн Ирак.
Бируни теперь мог читать любые книги библиотеки Газны. Она была гигантской. Здесь хранились книги по всем отраслям знаний, но в последнее время Бируни сосредоточился на астрономии.
На мусульманском Востоке кинематическое описание движений небесных тел возникло и совершенствовалось главным образом под влиянием индийской и греческой традиций. Уже вслед за переводом на арабский язык первых сиддхант в научных центрах халифата появились сочинения особого жанра — зиджи, которые обычно состояли из небольшого теоретического введения и многочисленных календарных, тригонометрических, сферико-астрономических и географических таблиц, таблиц движения Солнца, Луны и планет, а также изложенных в словесной форме расчетных правил.
Просматривая зиджи и астрономические трактаты предшественников, Бируни не просто отмечал для себя встречавшиеся в них ошибки или устаревшие положения, но ко многим из этих сочинений составлял пространные дополнения, с уточнениями и комментированием неясных мест. Так, например, в разные годы им были созданы комментарии к зиджам Абу Машара, Хабаша, Баттани, а также к сочинениям индийских астрономов. Несколько крупных работ Бируни посвятил зиджу ал-Хорезми, который, по его мнению, был первым на мусульманском Востоке фундаментальным астрономическим трудом. Защищая ал-Хорезми от несправедливой критики астронома IX века Абу-л-Хасана ал-Ахвази, еще в Гургандже он написал полемический трактат, насчитывавший в автографе около 600 листов. В гурганджский период из-под пера Бируни вышла еще одна, к сожалению, не дошедшая до нас работа — «Полезные вопросы и верные ответы», содержавшие теоретическую аргументацию к таблицам зиджа ал-Хорезми.
По-видимому, уже тогда Бируни задумывался над тем, что отсутствие подобной аргументации практически во всех астрономических зиджах нередко порождало сомнения в точности содержащихся в них таблиц, особенно если они были составлены на основе наблюдений самих авторов, и кроме того, делало эти зиджи уязвимыми для критики или даже злобных нападок недоброжелателей.
И Бируни написал «Канон Масуда», признанный астрономической энциклопедией средневековья.
«Канон Масуда» состоит из 11 книг. В первой книге излагается общая картина мира и основы хронологии, вторая книга посвящена вопросам хронологии и календаря, третья — плоской и сферической тригонометрии, четвертая — сферической астрономии, пятая — географии, шестая — движению Солнца, седьмая — движению Луны, восьмая — солнечным и лунным затмениям и описанию физических свойств Солнца и Луны, девятая — звездной астрономии, десятая — движению планет, одиннадцатая — астрономическим методам, употребляемым в астрологии.
«Канон Масуда» пронизан духом научного критицизма и смелого новаторства. За исключением, пожалуй, одиннадцатой книги, трактующей об астрологии, чуждой творческим интересам Бируни, во всем «Каноне» не сыскать главы или даже подраздела, где не содержались бы какое-либо новое понятие, доказательство, идея, метод, оригинальная теория, свежий, принципиально самостоятельный взгляд на тот или иной предмет. Особое внимание историков науки неизменно привлекает третья книга «Канона», в которой рассматриваются основы плоской и сферической тригонометрии. Многие исследователи сходятся во мнении, что Бируни впервые в истории математики подошел к тригонометрии как к самостоятельной науке.
Уже при самом беглом ознакомлении с разделами, посвященными сферической астрономии, бросается в глаза, что именно здесь Бируни в наибольшей степени приблизился к осуществлению своей идеи о систематическом изложении всех теоретических вопросов целой отрасли знания с полным обоснованием и строгим математическим доказательством каждого из них.
Ко всему этому можно добавить целый ряд направлений, в которых Бируни значительно превзошел своих предшественников. К их числу принадлежит его теория неравномерного движения Солнца, в которой он вплотную подошел к понятию «мгновенной скорости», или скорости точки в данный момент, а также так называемое третье неравенство Луны, явившееся существенным дополнением к Птолемеевой модели движения Луны. Велики заслуги Бируни и в разработке эффективных методов определения долготы апогея Солнца, точек равноденствия и солнцестояния и продолжительности тропического года, что позволило опровергнуть тезис Птолемея о неподвижности апогея Солнца и подтвердить гипотезу ал-Баттани о перемещении долготы апогея Солнца по орбите его истинного движения.
В отличие от «Индии», которая так и не была по достоинству оценена в мусульманских научных кругах, «Канон Масуда» сразу же завоевал всеобщее признание и оставался основным руководством по астрономии в течение нескольких последующих веков. Работа над «Каноном», начатая в 1031 году, была завершена к концу 1036 года. Существует предание, что, получив дарственный экземпляр «Канона» с посвящением, султан Масуд распорядился выплатить Бируни огромную сумму в золотых динарах. Однако Бируни не принял вознаграждения и вернул его обратно в казну. Неизвестно, соответствует ли это исторической правде. Ясно лишь то, что современники, безусловно, хорошо понимали, что созданная Бируни всеобъемлющая энциклопедия астрономических и математических наук действительно не имеет цены.
Спустя два века историк Якут ал-Хамави напишет о «Каноне» такие слова: «Он стер следы всех книг, составленных по математике и астрономии».
По традиции, которой, как правило, следовали авторы средневековых зиджей, в первых главах «Канона» Бируни изложил основы космологии, позволяющие судить о том, каким ему представлялось мироздание.
Бируни: «Мир в целом — это тело круглой формы, края которого доходят до чего-то неподвижного в пустоте… То, что находится вблизи неподвижного по краям, движется по кругу в пространстве вокруг середины, которая является низом и центром Земли. Все существующее в целом называется миром. Иногда то, что движется по кругу, называют высшим миром, а то, что движется прямолинейно, называют низшим миром… Мы хотим ограничиться тем, что будем называть движущееся по кругу эфиром, это — один из элементов. Мы будем часто нуждаться в упоминании того, что движется прямолинейно, поэтому мы не сможем обойтись без четырех элементов, то есть земли, воды, воздуха и огня… Более тяжелые из них движутся к центру, а более легкие — от центра. Люди на Земле, когда стоят во весь рост, направлены по прямым диаметров сферы, по этим же прямым тяжести падают вниз. Люди видят над собой небо в виде лазурного купола, и где бы они ни находились, они видят только половину сферы».
Бируни в целом придерживался представлений, веками складывавшихся в Древней Греции. Так же, как Аристотель, Бируни признает круговое движение исключительной прерогативой «высшего» мира и даже называет его «эфиром» на греческий манер. Физикой Аристотеля навеяно и представление о четырех элементах, или субстанциях, из которых строится земной, «низший» мир. Весьма любопытно утверждение Бируни о движении тяжелых субстанций к центру, а легких — наоборот. Когда-то в молодости, полемизируя с Ибн Синой, Бируни решительно высказывался против этой аристотелевской теории «естественных мест»; теперь же, в зрелые годы, он пересматривает свое мнение, безоговорочно включая ее в свою космологическую схему.
Переходя далее к перечислению сфер «надлунного» мира, Бируни приводит геоцентрическую систему Птолемея, согласно которой в центре Вселенной находится Земля, а вокруг нее вращаются небесные сферы Луны, Меркурия, Венеры, Солнца, Марса, Юпитера, Сатурна и неподвижных звезд. В наиболее общем виде космология Птолемея совпадала с космологией Аристотеля, но средневековые мусульманские астрономы отдавали предпочтение кинематико-геометрическим моделям Птолемея, точнее объяснявшим сложность видимых движений небесных тел.
Бируни: «Эфир разделяется по семи его планетам на сферы, расположенные в семь касающихся друг друга слоев, и каждая верхняя из них окружает нижнюю. Каждая планета на одной из этих сфер движется по долготе — в направлении знаков зодиака или против этого направления, по широте — на север или юг, а также по глубине слоя сферы — вверх и вниз… Над этими семью сферами возвышается восьмая, в которой расположены все неподвижные звезды… Первая сфера снизу — сфера Луны. Над сферой Луны — сфера Меркурия, а далее над ней сфера Венеры. Над этими двумя планетами находится Солнце — краса лучистая светил. Оно занимает середину в порядке их расположения и находится на положении царя среди своих владений, ибо положение всех остальных светил и их движение зависит от него. Поскольку Луна, Меркурий и Венера находятся ниже Солнца, их называют нижними, а далее располагаются три верхние планеты, сферы которых — над сферой Солнца. Ближайшая к нему — Марс, а самая дальняя — Сатурн; меж ними — Юпитер».
Далее Бируни переходит к обоснованию шести принципов космологии Птолемея, изложенных в «Альмагесте»: о сферичности и вращении неба; о сферичности Земли; о ее нахождении в центре мира; о неощутимости величины Земли по сравнению с небом; о неподвижности Земли и, наконец, о двух небесных движениях — суточном вращении небесной сферы и движении Солнца, Луны и планет в обратном направлении. Представление о сферичности, или шарообразности, Земли, возникшее в глубокой древности, для средневековых мусульманских астрономов было вещью вполне очевидной, не требовавшей дополнительных доказательств. Приводя аргументы в защиту птолемеевского принципа сферичности, Бируни, таким образом, ведет полемику не со своими учеными собратьями, а с мусульманскими схоластами, придерживавшимися довольно нелепого мнения о том, что «округлость свойственна только населенной части Земли, но не другим ее краям». Значительно интересней точка зрения Бируни по поводу пятого принципа Птолемея о неподвижности Земли. Как математик Бируни вполне допускал возможность вращения земного шара вокруг своей оси и считал, что это никоим образом не противоречило бы наблюдаемой картине неба. Более того, «проигрывая» такую возможность, он подсчитал, какой была бы в этом случае скорость движения точек земного экватора. Однако именно этот подсчет и привел его в смущение — вычисленная им скорость оказалась столь огромной, что никак не проявляться и не быть «явственной для измерения» она, по его мнению, не могла. В случае вращения Земли с такой скоростью, рассуждал Бируни, тела, оторвавшиеся от ее поверхности, как, например, птица или стрела, должны были бы двигаться в восточном и западном направлениях по-разному. А поскольку ничего подобного в природе не наблюдалось, тезис о неподвижности Земли в его глазах оставался непоколебленным.
Впрочем, в некоторых работах, созданных еще до «Канона», Бируни не раз высказывал мысль о принципиальной возможности вращения Земли. «Вращательное движение Земли, — писал он в «Индии», — нисколько не порочит астрономии, а все астрономические явления протекают в согласии с этим движением». Это вовсе не означало, что в какие-то периоды своей жизни Бируни стоял на гелиоцентрических позициях. Речь шла лишь о том, что идея гелиоцентризма, кстати сказать, выдвигавшаяся еще в III веке до н. э. Аристархом Самосским, не представлялась Бируни некорректной с точки зрения кинематики движении небесных тел.
При дворе Масуда вошло в моду кичиться богатством. Тон задавал сам султан — за десять лет его правления близким и дальним родичам, военачальникам и вельможам, воинам и купцам, поэтам и музыкантам и еще всякому темному люду, роившемуся вокруг дворца, было роздано из государственной казны 20 миллионов серебряных дирхемов и с четверть миллиона золотых динаров.
Расточительство не знало пределов, а на рынках цены взвинчивались с каждым годом; народ, обескровленный поборами, нищал, ходили слухи, что в некоторых рустаках голодной смертью умирают тысячи людей. Вакханалия, которую уже нельзя было остановить, пожирала огромные средства, и для пополнения пустеющей казны в 1035 году Масуд решил идти походом в Табаристан.
Золота в Табаристане Масуд не добыл и, обозленный неудачей, двинулся в Горган, где предался развлечениям, откладывая со дня на день возвращение в Газну. А когда наконец выступил в путь, из Нишапура пришло известие о том, что сельджуки внезапно переправились через Джейхун и в жестоком сражении разгромили хорасанское войско. Положение стало угрожающим. Визирь и государственный секретарь настоятельно советовали Масуду задержаться в Нишапуре, чтобы личным присутствием вселить уверенность в растерявшихся хорасанских военачальников и организовать оборону провинции от степняков.
Но Масуду нужно было золото Индии. В 1037 году, фактически бросив Хорасан на произвол судьбы, он ушел через перевалы на восток, добрался почти до самого Дели и неподалеку от него разграбил знаменитую «Крепость девственницы», до которой в свое время так и не дотянулась рука отца. Из похода Масуд возвратился в марте 1038 года, а в мае сельджукский предводитель Тогрул-бек вновь вторгся в Хорасан и, захватив Нишапур, провозгласил себя султаном.
В конце 1039 года, когда армия, с трудом собранная для решающей битвы, уже вот-вот собиралась выступить из Газны, в Нишапуре случился голод, которого не знали почти тридцать лет. Сельджуки оставили умирающий город без боя, и Масуд занял его весной 1040 года, но тут же вынужден был уйти — голодная смерть там была.
В конце мая 1040 года у стен крепости Данданакан близ Мерва произошло генеральное сражение, в котором Масуд потерпел сокрушительное поражение и спасся от плена лишь потому, что сельджуки занялись грабежом брошенных им обозов. Сразу после битвы прямо на поле был поставлен украшенный золотом и драгоценными камнями трон, и сельджукская знать посадила на него Тогрул-бека, окончательно признав его султаном и принеся клятву верности. Так родилось государство Сельджукидов, к которому отныне и навсегда отошла вся западная часть Хорасана и его столица Нишапур.
Весть о катастрофе быстро разнеслась по всему государству, кое-где вспыхнули бунты и мятежи. Обстановка требовала решительных действий, но Масуд начал в тайне от всех готовиться к бегству в Индию. Он не слушал никаких советов.
В конце 1040 года на пути из Пешавара в Лахор его войско восстало. Мятежные гулямы разграбили следовавшую с обозом государственную казну и, поняв, что отступать уже некуда, решили расправиться с султаном. 18 января 1041 года Масуд был убит собственными телохранителями в пенджабской крепости Марикале. Власть в Газне перешла в руки его брата Мухаммеда, который ждал этого часа в течение десяти лет. Но и на сей раз Мухаммеду суждено было стать «калифом на час». В апреле Газну захватил энергичный и решительный сын убитого султана Маудуд, и через несколько дней Мухаммед кончил свою жизнь на плахе, так и не сумев убедить разгневанного племянника в своей непричастности к убийству отца.
После битвы при Данданакане в 1040 году сельджуки сократили империю до неприличных размеров - кусок Афганистана и часть Пенджаба. В 1043 турки-сельджуки полностью завоевали Хорезм. Государство и город Газни пришли в упадок.
Источники не сообщают никаких подробностей о том, как складывались взаимоотношения ученого с новым султаном, хотя известно, что Бируни пользовался его покровительством и свои последние годы провел спокойно, не испытывая ни в чем нужды.
На седьмом десятке нескончаемой чередой пошли болезни.
На седьмом десятке лет
Грустный праздник - день рожденья,
Круг друзей уходит тенью
И тебя торопит вслед.
Хуже всего было то, что после болезней резко ухудшилось зрение, и астрономические наблюдения поневоле пришлось прекратить. У него появился ученик - Абу-л-Фазл Серахси, изучавший астрономию по «Канону», он явился к нему с просьбой о разъяснении ряда трудных вопросов из Серахса, и остался в доме у Бируни.
Абу-л-Фазл оказался не только способным учеником, но и незаменимым помощником в работе.
Книга «Собрание сведений для познания драгоценностей», или «Минералогия», была написана в 40-х годах XI века. Точная дата ее создания неизвестна. Книга состояла из двух неравных частей: «О драгоценных камнях» и «О металлах».
Судьба «Минералогии» оказалась в целом счастливой, хотя в научных кругах мусульманского мира ее поняли и приняли далеко не все. Трезвый рационализм Бируни, выдвинутое им положение о ведущей роли опыта и эксперимента в изучении свойств металлов и драгоценных камней вызвали крайне враждебную реакцию в стане ученых невежд. Раздавались даже голоса, обвинявшие Бируни в посягательстве на правоверие.
Зато нашлись и последователи, среди которых были ученые мирового уровня. Первый в их ряду — Омар Хайям, творчески развивший экспериментальные методы Бируни в своем знаменитом трактате об удельных весах. Основным источником «Минералогия» стала и для минералогического трактата выдающегося естествоиспытателя и философа XIII века Насир ад-Дина Туси, ее влияние прослеживается и в книге «Джавахир-намэ» ученого XV века Мухаммеда ибн Мансура и во многих других трудах естествоиспытателей мусульманского Востока.
Затем он написал «Фармакогнозию»
Вечером второго дня месяца раджаб 440 года хиджры, или 11 декабря 1048 года по григорианскому счислению, Бируни стало худо и он велел сбрать друзей.
— Что ты толковал мне однажды о методах подсчета неправедных прибылей? — спросил он судью Абу-л-Хасана Валвалиджи.
— Зачем? В таком состоянии? — изумленно воскликнул судья.
— Бируни сказал: Я думаю, что покинуть сей мир, зная этот вопрос, лучше, чем уйти из него невеждой.
Иллюстрация из книги аль-Бируни на персидском языке. Показаны различные фазы Луны.
Его сочинения охватывали все известные науки:
По математике он описал теорию чисел, в том числе теорию дробей, а также алгебраические уравнения, основы геометрии и тригонометрии. Уровень изучения геометрии был настолько высок, что в Европу такие знания полноценно дошли лишь через 300 лет.
По астрономии он выдвинул идею движения Земли вокруг Солнца, а также, что Солнце состоит из огня. Он описывал движение планет и силу тяготения, усовершенствовал астролябию и квадрант (инструменты для астрологических исследований). Разработал первый стационарный квадрант радиусом 7,5 м для точных (до 2-х угловых минут) наблюдений Солнца и планет, который на протяжении четырёхсот лет был самым большим в мире.
По геологии выдвинул теорию движения литосферных плит.
Прожил он долгую жизнь, умер в возрасте 75 лет в городе Газни (современный Афганистан) 11 декабря 1048 года.
Его родной город Кят назван в его честь Беруни в 1957 году.
В честь него назван астероид и лунный кратер.
А также улицы и всякие научные учреждения, особенно в Узбекистане, в основном и присвоившем его славу. Кстати говоря, Аму-Дарья много раз меняла своё русло, города оказывались то на правом берегу, то на левом, а то и переносились за многие километры, как Ургенч (Гургандж). Границы государств менялись ещё чаще. Я это к тому, что хорошо, что Бируни так почитают в Узбекистане, но узбеком, он, конечно, не был.
Памятник Ал-Бируни в Тегеране
Статуя Аль-Бируни в Отделении Организации Объединенных Наций в Вене
в составе Павильона персидских ученых, подаренная Ираном
назад к файлу 5-2-9