«Знание - сила» 1961 г., №3
О ЦИОЛКОВСКОМ
Константин Эдуардович Циолковский.
Снимок, представленный Е.
В. Латыниным, публикуется впервые.
М. АРЛАЗОРОВ
Принято считать, что о Циолковском уже давно все известно. Но так ли это? Не существуют ли факты, способные обогатить наши представления о замечательном путешественнике в будущее?. Такой вопрос возник у меня, когда я начал собирать материал для книги о Циолковском.
Старые газеты и журналы, сотни страниц документов, встречи и переписка с людьми, знавшими Циолковского либо изучавшими его творчество... Увы, не часто баловала меня эта напряженная работа крупицами нового. Но тем не менее день ото дня этих крупиц становилось все больше.
В этих розысках я не был одинок. Многие пытались стереть белые пятна с биографии Циолковского, вытащить из забвения некоторые его интересные работы.
В 1958 году в сборнике «Литературная Калуга», изданном весьма скромным тиражом, были опубликованы воспоминания старшей дочери ученого Любови Константиновны. Написанные отличным языком, они сообщают много новых сведений о Константине Эдуардовиче.
Воспоминания Л. К. Циолковской очень интересны. Но еще содержательнее их черновики — пачка ученических тетрадей, исписанных мелким, в полном смысле слова бисерным почерком. Их было очень трудно читать, эти убористо исписанные тетрадки, хранящиеся в архиве Академии наук. Вечерами, после работы, у меня отчаянно болели глаза. Но разве можно жалеть об этом? Ведь мне удалось увидеть, как, напрягая память, восстанавливала Л. К. Циолковская все, что могла вспомнить о своем великом отце. Особенно интересным показалось мне то, что еще не успело найти достойного отражения в литературе о Циолковском — подробности начала его научной деятельности, отношения с людьми, завязавшиеся во время жизни в глухом провинциальном городишке Боровске, населенном главным образом старообрядцами.
Обычно жизнь Циолковского в Боровске рисовали как жизнь одиночки, которого не понимали окружающие. На самом деле это не совсем так. Любовь Константиновна сообщает о том, что отец ее входил в небольшой кружок интеллигентов, выписывавших вскладчину из Петербурга и Москвы новые книги. Эта домашняя библиотека помещалась у местного следователя. Приобретенные книги читались по очереди.
Вспоминала дочь ученого и о том, как приходили к отцу студенты, проводившие в Боровске каникулярное время. Один из них, В. В. Лавров, отвез первые научные труды Циолковского в Петербург, в Русское физико-химическое общество.
Воспоминания дочери ученого привели меня к мысли, что многое в боровском периоде жизни Циолковского, когда он начал формироваться как серьезный и самостоятельный исследователь, еще не известно широкому читателю. Знакомство с документами архива Академии наук СССР и чтение текстов неопубликованных рукописей подтвердило это предположение.
Как известно, именно в Боровске была написана «Механика подобно изменяемого организма», работа, с интересом прочитанная Сеченовым. Однако с легкой руки отдельных комментаторов творчества Циолковского о ней распространилось мнение, как об исследовании чисто биологическом. Такого рода мнение обедняет то, что сделал Циолковский.
Не без волнения читал я рукопись, написанную три четверти века назад и никогда не видевшую света. Циолковский сформулировал в ней важные положения аэрогидродинамического подобия, без которого просто невозможно представить современную аэродинамику. И сделал это совершенно самостоятельно, независимо от Рейнольдса — известного английского физика, автора аналогичных работ, почти одновременно с ним.
В этой рукописи можно прочесть о том, что скорость животного будет тем больше, чем больше его размеры. Чтобы сделать свою мысль более понятной, Циолковский иллюстрирует ее примером. Он предлагает представить лодку и корабль, подобные друг другу, и говорит, что к ним можно применить ту же формулу, что и к живому существу.
«Если, например, допустить, что длина лодки 10 метров, а длина корабля в 8 раз больше, т. е. 80 метров, то скорость корабля будет в два раза (
) больше скорости лодки.
Чтобы лодка двигалась с такой же скоростью, как и корабль, или чтобы малая рыба могла избегнуть преследования большой, необходимо при прочих неизменных обстоятельствах, чтобы как лодка, так и малая рыба имели более удлиненную форму, чем имеют корабль и большая рыба.
Из той же формулы следует, что скорость движения зависит также от коэффициента сопротивления среды, в которой движется животное...»
Интересно не только то, что Циолковский самостоятельно открыл эту важную для аэродинамики закономерность, и даже не то, что она соответствует современным научным воззрениям. Константин Эдуардович пытался использовать ее на практике. Именно по этим соображениям придал он огромные размеры своему цельнометаллическому аэростату, рассчитывая его на 200 пассажиров.
В неопубликованном письме к профессору А. Г. Столетову от 16 октября 1891 года Циолковский, защищая идею дирижабля от нападок в прессе, ссылается на свои выводы. Примечательна приписка к этому письму: Константин Эдуардович просит познакомить с ним Николая Егоровича Жуковского.
Таковы факты, заставляющие нас с еще большим уважением взглянуть на могучую силу мысли молодого Циолковского. А ведь, когда он написал эту работу, ему было только 25 лет!
Вскоре после письма Столетову Циолковский переехал из Боровска в Калугу. Здесь в 1896 году им была написана статья, представляющая бесспорный интерес в свете успехов, достигнутых сегодня нашей наукой.
В 1877 году, во время великого противостояния Марса, в науке произошли события, наделавшие много шума. Американец Холл обнаружил у Марса два маленьких спутника, названных Фобосом и Деймосом, а итальянец Скиапарелли заметил какие-то полосы, четким, геометрически правильным рисунком покрывавшие поверхность далекой планеты. Весть о «каналах» — свидетельстве существования на Марсе разумных существ — бурей пронеслась по земному шару, будоража умы людей, весьма далеких от астрономии.
Человеческая фантазия не могла остаться равнодушной к необычному открытию. В печати появлялись разного рода сообщения, одно из которых перекочевало из французской прессы на страницы небольшой провинциальной газеты «Калужский Вестник». Суть сообщения была такова: на Марсе обнаружены геометрически правильные фигуры, отчетливо видимые с Земли.
Мог ли Циолковский не откликнуться на это сообщение? Его статья «Может ли Земля сообщить жителям других планет о существовании на ней разумных существ» была опубликована в «Калужском Вестнике» 26 ноября 1896 года. Формально эта статья общеизвестна. Она упоминается почти во всех библиографических списках трудов ученого. Но тем не менее она ни разу не перепечатывалась, а чрезвычайная редкость «Калужского Вестника» (достаточно сказать, что комплекта этой газеты нет ни в одной из библиотек Москвы) сделала это произведение Циолковского практически неизвестным современному читателю.
В наши дни, дни горячих споров о том, посещали ли Землю межзвездные пришельцы, небезынтересно воскресить то, что писал Циолковский более полувека назад о возможностях межпланетной связи.
К сообщениям французской печати, о том что на Марсе замечены: круг с двумя взаимно-перпендикулярными диаметрами, эллипс (овал) и парабола (кривая второго порядка), Циолковский отнесся с известной осторожностью. «Не беремся утверждать достоверности этих поразительных научных открытий...» — замечает он в своем «научном фельетоне». Однако эта осторожность в оценке информации не помешала ему сделать вывод о том, что недалеко то время, когда люди сумеют «дать о себе знать нашим небесным соседям».
Идеей обитаемости других планет Циолковский проникся еще в ту пору, когда совсем юношей занимался самообразованием в Москве. Среди книг, которыми он тогда интересовался, как сообщает друг ученого, известный популяризатор науки и техники Я. И. Перельман, была «Общедоступная астрономия» Франсуа Араго, переведенная на русский язык ровно сто лет назад, в 1861 году. А ведь именно Араго писал в этой книге: «Если спросят: могут ли на Солнце существовать обитатели, подобно жителям Земли, то я немедля дам утвердительный ответ».
Сегодня такое заявление может вызвать только улыбку. Но, вероятно, именно оно привело Циолковского в 1883 году к выводу, который он сделал в работе «Свободное пространство»: «Нет ничего невозможного в предположении, что эти пространства населены крайне странными для нас существами...»
Вера в обитаемость иных миров ощущается и на страницах «Механики подобно изменяемого организма», о которой уже шла речь. В этой работе двадцатипятилетний Циолковский сделал вывод о том, что если на других планетах и есть существа, похожие на людей, то их размеры зависят от величины сил тяготения и обратно пропорциональны этим силам. Иными словами, по его мнению, исполинские небесные тела заселены карликами, а небольшие — великанами.
Итак, принимаясь за статью для «Калужского Вестника», Циолковский ни на минуту не сомневался в существовании наших «небесных соседей» и искренне верил в возможность установить с ними связь.
Но как послать им сигналы? И какими же должны быть эти сигналы? В ту пору, когда радио еще не успело выйти из колыбели, техника могла предоставить ученым лишь одну возможность — оптическую сигнализацию.
Естественно, что именно к ней и обратился Циолковский. Надо заметить, что выводы его были весьма обоснованны. В своих предположениях, высказанных в 1896 году, он исходил из того, что земным астрономам отлично видны Деймос и Фобос, диаметр которых наука исчисляла тогда в 9 верст. Ну, а коли так, то и астрономы Марса смогут разглядеть сигналы, подаваемые им с Земли, значит «мы сумели бы прекрасно заявить о себе и о своей культуре».
Как будто бы трудно рассказать о культуре нашей планеты языком точек и тире. Однако Константин Эдуардович нашел возможность не только преодолеть скупость телеграфного языка, но и сделать его понятным для существ, явно незнающих наречий Земли.
Для начала он предложил посылать ряд сигналов одинаковой продолжительности, испускаемых через равные интервалы времени. Это были бы своего рода позывные — свидетельства того, что сигналы с Земли шлют разумные существа.
«Другой маневр: щиты убеждают марситов в нашем умении считать. Для этого щиты заставляют сверкнуть раз, потом 2, 3 и т. д., оставляя между каждой группой сверкании промежуток секунд в 10.
Подобным путем мы могли бы щегольнуть перед нашими соседями полными арифметическими познаниями: показать, например, наше умение умножать, делить, извлекать корни и проч. Знание разных кривых могли бы изобразить рядом чисел. Так, параболу рядом 1, 4, 9, 16, 25... Могли бы даже показать астрономические познания, например, соотношения объемов планет... Следует начать с вещей, известных марситам, каковы астрономические и физические данные.
Ряд чисел мог бы даже передать, марситам любую фигуру: фигуру собаки, человека, машины и проч.
В самом деле, если они, подобно людям, знакомы хотя немного с аналитической геометрией, то им нетрудно будет догадаться понимать эти числа...»
Современная наука полностью разделяет мысль Циолковского об использовании языка математики для грядущей космической связи. Свои радиобеседы с жителями иных миров ученые XX века хотят начать с передачи натурального ряда чисел, числа «Пи» и некоторых других математических величин. Еще нет космического радиотелеграфа, но уже действует межпланетная почта. На памятной медали, недавно улетевшей в направлении Венеры, изображена схема солнечной системы. Земля заговорила со Вселенной языком астрономии, родственным и близким языку математики.
1918 год. Идут кровопролитнейшие бои, решается вопрос, быть или не быть Советской России. Старый уставший человек задумался над листом бумаги. Впрочем, так ли он стар? Ему всего шестьдесят один год, и он бы еще многое сделал, если бы ему оказали поддержку. Новые документы, опубликованные в прошлом году Н. Н. Винокуровой в журнале «Исторический архив», показывают, как помогло Циолковскому советское государство.
 | Ученый на прогулке. Редкий снимок. |
Декретом ВЦИК от 13 июля 1918 года была создана Социалистическая Академия общественных наук. 26 августа 1918 года Социалистическая Академия избирает Циолковского своим членом-соревнователем.
Интересно упомянуть об одном из писем, которое Академия послала в Калугу. Я цитирую его по воспоминаниям Л. К. Циолковской, упоминавшимся ранее.
«Социалистическая Академия не может исправить прошлого, но она старается хоть на будущее время оказать возможное содействие Вашему бескорыстному стремлению сделать что-нибудь полезное для людей. Несмотря на крайние невзгоды, Ваш дух не сломлен, Вы не старик. Мы ждем от Вас еще очень многого. И мы желаем устранить в Вашей жизни материальные преграды, препятствовавшие полному расцвету и завершению Ваших гениальных способностей».
Материальная помощь была оказана Циолковскому немедленно. И она многим помогла ему в те трудные годы. Но только ли в этом было дело? Разумеется, нет! Гораздо большей была моральная поддержка, вера в осуществимость его идей, которая сквозит во многих письмах, приходивших на имя ученого.
Очень скоро Циолковский убедился, что его идеи завоевания космического пространства встречают поддержку у научной молодежи — новой интеллигенции советского государства.
Под таким названием в предпасхальные дни 1928 года калужская газета «Коммуна» опубликовала беседу с Константином Эдуардовичем Циолковским. Долгое время эта статья была намертво погребена в тяжелом ворохе газетных подшивок, скопившихся за 32 года. И вряд ли удалось бы рассказать об этой беседе Циолковского с корреспондентом «Коммуны», если
 Циолковский среди колхозников после одной из своих лекций. Редкий снимок из архива Академии наук СССР. |
Валентин Андреевич Брюханов не дожил до того дня, когда увидела свет написанная им книга «Мировоззрение К. Э. Циолковского и его научно-техническое творчество». В интересной книге Брюханова много новых, ранее неизвестных материалов о Циолковском. Есть в ней ссылка и на номер «Коммуны», где была напечатана статья Циолковского.
Статья, которую разыскать по ссылке в книге В. А. Брюханова уже не составляло труда, невелика. Но ценность ее огромна. Ведь она точное свидетельство отношения Циолковского к религии, к вере в бога. Пролежав тридцать с лишним лет в библиотечной тиши, статья не только не потеряла остроты, а, напротив, приобрела новую силу. Ведь в наши дни, когда человек проник в космическое пространство, религия отчаянно изворачивается, пускается на всевозможные уловки, чтобы отстоять свои позиции. Церковники умудрились даже создать «теорию непрерывного творения», суть которой заключается в том, что бог передал людям мир в незаконченном виде, предоставив им возможность завершить свое творение.
В свете таких, с позволения сказать, «теорий» особенную ценность приобретает непримиримая атеистическая направленность беседы Циолковского «Наука и вера в бога несовместимы».
«Что прежде всего понимать под верой в бога? — начал Константин Эдуардович. — Темная неразвитая крестьянка богом считает картину — икону. Другие под богом подразумевают бессмертного старца, восседающего на облацех. Третьи считают богом доброе начало в жизни, определяющее нравственные правила человека. Вообще каждый представляет бога по-своему и по-своему верит в него.
Таким образом, бог есть порождение человека. Человек создал представление о боге, чтобы посредством его объяснить то, что не может еще объяснить разум, и чтобы иметь надежду на лучшую жизнь, которая-де зависит от божества.
Но это средство несовместимо с наукой, которая основывается на достоверных знаниях.
Чем мой разум отличается от науки? — Наука есть знания, тысячелетиями накопленные даровитейшими людьми. А я у них учился, постигал эти знания, и разум мой их содержит и то еще, что я сам вложу в науку. Мой разум не оставляет места для веры в сверхъестественное существо. Тем более он враждебен всей религиозной мишуре — почитанию бога, обрядам, служителям культов.
Через сто лет мои теперешние знания окажутся уже недостаточными и, быть может, неправильными. Но я в этом не ответствен, я признаю все то, что достоверно сегодня, и в этом состоит научное мировоззрение. Повторяю: оно несовместимо с верой в бога».
Даже в обширной и разнообразной переписке, которую вел Циолковский со своими многочисленными корреспондентами, это письмо от 20 июня 1935 года обращало на себя внимание Его написал главный редактор Госмашметиздата по авиационной литературе Е. В. Латынин, приглашая Циолковского принять участие в авиационной выставке в Милане.
«В нашем стенде, — писал он Циолковскому, — помимо машин в натуру и в моделях будет также выставлена и авиационно-техническая печать.
Я думаю, что было бы очень эффектно выставить там некоторые Ваши ранние работы...»
Труды Циолковского в Милане? О таком интересном факте мне и слышать раньше не приходилось. Я решил познакомиться с Евгением Всеволодовичем Латыниным, чтобы узнать у него, дошли ли до Италии труды Циолковского.
И вот декабрьским вечером я сижу в комнате на Тверском бульваре и задаю Евгению Всеволодовичу вопрос: .
— Экспонировались ли книги Циолковского на выставке в Милане?
К сожалению, мой собеседник этого не помнит. Ведь с той поры прошло уже четверть века... Но, увидев мою обескураженную физиономию, Евгений Всеволодович добавляет:
— Может, по этому поводу есть что-нибудь в письмах? Давайте посмотрим вместе.
Мы перебираем письма и находим открытку от 22 июня 1935 года.
«Уважаемый Евгений Всеволодович, — пишет Циолковский, — посылаю все что есть: больше у самого ничего нет. Работы свои посылал за границу, но не на выставку. Ваш К. Циолковский. Очень болен, едва шевелюсь.»
Увы, ответ, сохранившийся в архиве Латынина, не дает ясного ответа, посылались ли труды Циолковского на выставку в Милан. Но не узнав того, ради чего приехал к Латынину, я выяснил другое, не менее интересное. Чтение писем Циолковского, которые показал мне Е. В. Латынин, вознаградило меня за неудачу.
Рассказанное в этих заметках не исчерпывает всего нового, что известно сегодня о Циолковском. Как известно, Константин Эдуардович имел большую армию корреспондентов. Он любил людей и широко переписывался с ними, обсуждая в письмах самые разнообразные вопросы. Мы знаем случаи, когда эта переписка выливалась в большую сердечную дружбу. Так, например, дружба с инженером В. В. Рюминым, одним из крупных популяризаторов науки того времени, основывалась исключительно на переписке. Друзьям так и не пришлось никогда увидеть друг друга. Еще много неопубликованных писем, вероятно, рассеяно по стране. Их надо отыскать. Если у кого-либо из наших читателей сохранились письма или воспоминания о Циолковском, быть может, записанные со слов родителей, старших братьев, сестер, — пришлите их нам и мы передадим их на вечное хранение в архив. Важные документы не должны исчезнуть бесследно. Их не должна постигнуть горькая участь писем Циолковского к его другу, Я. А. Раппопорту. Невежественные люди, временно занимавшие комнату Раппопорта в годы войны, просто-напросто сожгли их. Бесценная утрата! Ведь Раппопорт был одним из наиболее близких друзей Циолковского. Сколько важных и интересных сведений обратило в прах невежество. Многие факты биографии Циолковского еще ждут своих исследователей и комментаторов. То, что вы прочли в заметках М. Арлазорова, рассказывает лишь о небольшой частице огромной и увлекательной работы. |
Об одном из писем Константина Эдуардовича мне хочется рассказать. Это письмо тесно связано с выпуском двухтомника избранных сочинений Циолковского. В него решено было включить биографию ученого. Однако эта биография, написанная профессором Н. Моисеевым, выглядела несколько странно и принесла Циолковскому бездну огорчений.
Несколько цитат позволят читателю представить себе ее характер: «Так до сих пор, — писал Н. Моисеев, — остался нерешенным вопрос — ученый ли Циолковский? Дал ли он что-либо ценное для областей человеческого знания, выходящих за пределы технических проектов, и не является ли он только изобретателем?»
«Он по своей сущности одиночка, индивидуалист, не хочет ничьих советов, в них не нуждается... он не только самоучка, но и одиночка принципиальный».
Такого рода сентенции переполняли статью Н. Моисеева, включенную в первый том сочинений Циолковского. Ни человека, ни ученого представить себе в истинном свете по этому очерку было невозможно. Не приходится удивляться, что Константин Эдуардович обиделся — биография показалась ему оскорбительной и противной.
«Исправить биографию нельзя, — писал он в ОНТИ, — так много в ней ошибок, недоговорок и искажений. Примечание тов. Латынина заглаживает отчасти увлечение профессора.
Поэтому я и прошу оставить все как есть и не задерживать выход нужной книги...»
Циолковский подчеркивает эту фразу. Книга нужная, выход ее принесет пользу, и это главное. Он повторяет ту же мысль в другом письме: «Я думаю, — пишет он Латынину, — можно выпускать книгу в таком виде, в каком она есть».
Таково то новое, что я узнал в квартире на Тверском бульваре. Узнал, как общественное одержало верх над личным, даже глубоко обидным. Я прощался с Е. В. Латыниным, от души благодарный ему за возможность прочесть никогда не издававшиеся письма Циолковского и выпустить в свет фотографию ученого, которая впервые публикуется здесь, на страницах журнала «Знание — сила».