В первом своем варианте брошюра так и называлась. Вообще-то приставка «экс» означает «бывший». Когда мы слышим «экс-президент», «экс-спортсмен», то понимаем, что речь идет о бывшем президенте и бывшем спортсмене. Но с космонавтами дело обстоит несколько иначе. В Соединенных Штатах Америки человека, хотя бы раз побывавшего за пределами атмосферы, без всяких приставок называют астронавтом. Экс-астронавтами же называют людей, которые готовились к полетам в космос, но так там и не побывали.

Очень долгое время об этих людях публично говорить, по крайней мере у нас, было не принято. Вообще история нашей космонавтики преимущественно описывалась только в радужных красках. Если и приходилось говорить о каких-то неудачах, то только как о досадных недоразумениях. Что касается самих космонавтов, то о них писали в свете пресловутого «Пришел, увидел, победил!». Очень многие «герои космоса» своеобразно подчеркивали собственную роль в завоевании космического пространства. Они говорили, что находятся на вершине видимой всем огромной пирамиды. А в большей, невидимой, ее части - ученые, конструкторы, медики, инженеры, техники, рабочие, специалисты разных служб. Но даже они своих товарищей, которым в космос слетать не удалось, среди причастных к освоению космоса не называли. Не принято было. У нас не принято.

В США с самого начала все, отобранные для космической подготовки, представлялись общественности. Никто не делал никакого секрета из того, что из себя представляют эти люди, как они пришли в космонавтику. Сообщалось все, вплоть до любимых увлечений, личных привязанностей. Газеты, радио, телевидение систематически сообщали, кто в какой экипаж назначен, какой полет кому предстоит, как идет подготовка. И если кто-то из кандидатов сходил с дистанции на полпути, общественность сразу же об этом извещалась. Такая практика препятствовала возникновению разных слухов и домыслов, чего, к сожалению, не скажешь относительно нашей страны.

У нас были свои традиции, у американцев свои. Очень многие наши руководители считали, что гласность в космонавтике мешает делу, отвлекает от планового, ритмичного выполнения предстоящих задач. В США, наоборот, считали, что помогает. Руководители Национального управления по аэронавтике и исследованию космического пространства (НАСА) неоднократно подчеркивали, что контроль общественности за выполнением космических программ повышает ответственность исполнителей, а значит, и повышает эффективность и надежность принятых решений.

Время меняет мышление людей. Процессы, происходящие в нашей стране, кроме прочего, позволили узнать то, чего раньше знать не полагалось. Правильная оценка тех или иных событий невозможна без знания фактов. Именно скрывавшиеся от нас факты далекой и недавней истории нашей Родины позволяют взглянуть на эту историю с иных позиций, более полно оценить все наши победы и неудачи.

К сожалению, сегодня нельзя еще сказать, что политика гласности проложила дорогу во всех сферах нашей деятельности. Еще немало тех, кому гласность мешает, кто всячески тормозит процесс рассекречивания многочисленных, ничем не обоснованных тайн и секретов. Но, тем не менее, эти процессы необратимы. Все шире открываются двери многих архивов, в том числе и космических. Не так давно на страницах газет и журналов была рассказана история первого отряда космонавтов, поименно названы все, кто весной 1960 г. пришел в Центр подготовки с надеждой стать в числе первых космонавтов планеты. Сегодня уже известны имена тех девчат, которые вместе с Валентиной Терешковой прошли все тернии на пути к орбите, но на эту орбиту так и не вышли. Уже сказана долго скрывавшаяся правда о полете и гибели на космическом корабле «Союз-1» замечательного человека Владимира Михайловича Комарова. Появились первые публикации о нашей неудавшейся пилотируемой лунной программе. Сегодня мы хотим рассказать о некоторых из тех, кто готовился к полетам в космос, но так их и не совершил - об экс-космонавтах.

Как уже говорилось, традиционно мировая общественность узнавала имена советских космонавтов только после того, как они выходили на орбиту. Шли годы, менялись программы, усложнялись задачи, а это правило оставалось незыблемым. Но в начале 70-х годов появилась программа, которая в прямом и переносном смысле не вписывалась в установленные границы. Это был первый международный проект. Предусматривался совместный полет советского корабля «Союз» и американского «Аполло». Программа полета предусматривала стыковку кораблей и переход экипажей. Стало ясно, что сохранить в тайне составы советских экипажей до момента старта невозможно, что сложившиеся стереотипы придется менять. Действительно, как можно было проводить совместные тренировки, скрывая партнеров друг от друга! И вот в мае 1973 года впервые в истории советской космонавтики были названы четыре экипажа, отобранные для подготовки к полету. Как-то непривычно было видеть фотографии в газетах, читать краткие биографические сведения. По всему чувствовалось, что это было непривычно и для самих участников, особенно для новичков. Из восьми названных космонавтов четверо в космос еще не летали. Конечно, все понимали, что у новичков практически нет шансов принять участие в этом полете. Тем не менее окружающие считали, что им повезло. Участвовать в исторической программе, подружиться с коллегами из-за океана, побывать в Штатах - разве не везение?! Но друзья и специалисты видели везение еще и в том, что обнародование их имен до полета в какой-то степени гарантировало места в очередных космических кораблях. Собственно, так и произошло. Владимир Джанибеков стал единственным пока советским космонавтом, совершившим пять космических полетов. Юрий Романенко участвовал в трех и прожил в общей сложности в космосе год и два месяца. Александр Иванченков дважды стартовал в космос. А вот четвертый из тех новичков так космоса и не увидел.

Борис Дмитриевич Андреев родился 6 октября 1940 года в Москве. Ранние годы его детства пришлись на войну. Потом были тяжелые послевоенные годы. Все было как у других мальчишек того поколения. Когда встал вопрос куда идти после школы, Борис долго не раздумывал. Он поступил в знаменитое Московское высшее техническое училище имени Н.Э.Баумана. В 1965 г. «новоиспеченный» молодой инженер был направлен на работу в конструкторское бюро, которым руководил легендарный СП - Сергей Павлович Королев. Андреев сразу с головой окунулся в интересную работу. Он занимался разработкой и испытаниями элементов систем автоматического управления. Одно время заведовал бюро научно-технической информации. А перед глазами были прекрасные примеры. За год до его прихода «на фирму» в космосе побывал выпускник Бауманского училища Константин Феоктистов, один из конструкторов КБ. В 1966 году несколько его старших товарищей были зачислены в отряд космонавтов. На подходе был новый корабль «Союз», разрабатывались корабли и для лунных полетов. Нужны были новые кадры космонавтов, в том числе и гражданские инженеры. Все это было известно Борису Андрееву. И его стремление участвовать в этих программах было естественным и логичным. Заявление о приеме в отряд космонавтов было подано. Серьезным барьером на пути к заветной цели была медицинская комиссия, но Борис прошел ее успешно. В 1970 году его зачислили в отряд космонавтов.

Борис Дмитриевич Андреев

После завершения курса общекосмической подготовки Андреев сразу был включен в один из экипажей, готовившихся по программе, которая позже была реализована при полете «Союза-13». Однако завершить подготовку по этой программе Борису не пришлось. В мае 1973 года он был переключен на ЭПАС. Безусловно, немаловажным основанием для его отбора на эту программу послужили отличная инженерная подготовка и неплохое знание английского языка. Потекли нелегкие будни - занятия в классах и на тренажерах, визиты в Хьюстон и совместная работа с американскими астронавтами в Звездном, совершенствование английского языка. Среди многочисленных маршрутов Бориса Андреева тех лет были и трассы на Байконур. В декабре 1974 года советская сторона проводила генеральную проверку своего корабля в пилотируемом режиме. Анатолий Филипченко и Николай Рукавишников на борту «Союза-16» испытали все системы модифицированного корабля. Одним из дублеров бортинженера был Андреев. Но в июле 1975 года на Байконур он не поехал. Ему и Владимиру Джанибекову была поручена не менее важная задача. Они находились в Центре управления полетом и были готовы в любой момент советом оказать посильную помощь основному экипажу - Алексею Леонову и Валерию Кубасову. И так уж получилось, что эта помощь понадобилась. Перед самым стартом «Союза-19» на борту отказала телевизионная система. Методику ее ремонта на тренажере в ЦПК отработали Джанибеков и Андреев. Их рекомендации позволили Алексею и Валерию прекрасно справиться с неожиданной нештатной ситуацией. Телесистема заработала.

После завершения программы ЭПАС у новичков на какое-то время появилась пауза. Предполагалось, что все они примут участие в полетах на новой станции «Салют-6». Но ее запуск планировался где-то на конец 1977 года, а сами полеты еще позже. Первым из четверки на новую конкретную программу попал именно Борис Андреев. В январе 1976 года он и Леонид Попов были назначены в третий экипаж космического корабля «Союз-22». Когда в космос стартовали Валерий Быковский и Владимир Аксенов, Леонид и Борис были их вторыми дублерами. После этой программы они оба включаются в группу подготовки к полету на новом «Салюте». Программа была новая, обширная и интересная. Впервые советская станция оснащалась вторым стыковочным узлом. Предстояли длительные полеты на ее борту, и планировался новый элемент - экипажи посещения, в том числе и международные.

Все шло по плану. 29 сентября 1977 года «Салют-6» успешно вышел на орбиту. Но дальше произошло неожиданное. Первый, основной экипаж (Владимир Коваленок и Валерий Рюмин) на корабле «Союз-25» не смогли состыковаться со станцией и через двое суток вернулись на Землю. Вся программа оказалась под угрозой срыва. Все это принимало и некую политическую окраску - в Звездном уже были готовы первые международные экипажи с космонавтами из ЧССР, ПНР и ГДР. Об их предстоящих полетах было объявлено на весь мир. И если бы станцию не удалось заселить, пришлось бы заявить о крупной неудаче и отсрочке всей программы. В то время это делать считалось недопустимым.

Кто-то посчитал, что причина неудачи первого экипажа заключается в том, что он целиком состоял из новичков. Главный конструктор Валентин Петрович Глушко со ссылкой на личное указание Л.И.Брежнева приказал включить в каждый экипаж уже летавшего космонавта. В сформированных экипажах оставили новичков-командиров, а всех новичков-бортинженеров заменили. Переформирование экипажей само по себе означало задержку в полетах - необходимо было провести дополнительные тренировки в новых составах. Для Андреева задержка была как бы двойная, потому что он был выведен из первоочередных экипажей и переведен, так сказать, во второй эшелон. Когда стартовал «Союз-32», Вячеслав Зудов и Борис Андреев были еще только вторыми дублерами. В соответствии с очередностью подготовку к следующей основной экспедиции они начали уже в ранге первых дублеров. А это означало, что последующий полет резервируется для них. Но и тут случилось непредвиденное. В начале 1980 года из третьего экипажа по состоянию здоровья был выведен бортинженер Юрий Пономарев. Затем, незадолго до вылета на Байконур, бортинженер основного экипажа Валентин Лебедев во время занятий на батуде повредил колено. Стало ясно, что в полет он идти не сможет. Оставался только один готовый экипаж - Зудов и Андреев. Казалось, фортуна улыбнулась им. Командир основного экипажа Леонид Попов был переведен в дублеры. Его напарником стал только что вернувшийся из длительного полета Валерий Рюмин. К полету стали готовить Зудова и Андреева. Но заключительные тренировки показали, что экипаж Попов-Рюмин подготовлен лучше экипажа Зудов-Андреев. Это вовсе не означает, что Вячеслав и Борис были подготовлены плохо. Если бы это было так, их просто расформировали бы. Все оказалось проще - во всем отряде не было бортинженера, который знал бы станцию лучше Валерия Рюмина, ведь он проработал на ее борту 175 суток. Все встало на свои места. Зудов и Андреев как планировались первоначально дублерами, так ими и остались. Но они особо и не переживали. Они были уверены, что в следующем году настанет их очередь работать на борту станции.

Очередной экипаж основной экспедиции должен был стартовать на модифицированном корабле типа «Союз-Т»; Т-2 и Т-3 были уже опробованы в реальных полетах. Зудову и Андрееву предстояло лететь на «Союзе Т-4». Вместе с ними к полету готовились еще два экипажа - Владимир Коваленок с Виктором Савиных и Юрий Исаулов с Валентином Лебедевым. На тренажерах экипажи работали уверенно, и ничто не предвещало замены. Однако руководство было серьезно обеспокоено тем, что «Салют-6» давно выработал плановый ресурс. На его борту уже проводились ремонтные работы. Многие системы были на грани «истощения». Конечно, можно было все отложить до выведения «Салюта-7». Тем более что все запланированные шестому «Салюту» задачи были перевыполнены. Но это означало почти годичную паузу в полетах. А очень хотелось сделать эффектную концовку - дать отработать на станции советско-монгольскому и советско-румынскому экипажам. Они уже были готовы. Для надежности решили, чтобы на станции в основном экипаже работал космонавт, уже летавший на «Салюте-6». Такой космонавт оказался только в дублирующем экипаже. Им был Владимир Коваленок. Он с Виктором Савиных и ушел в полет, а Зудов и Андреев вновь неожиданно для себя стали дублерами. Вместо Бориса Андреева Виктор Савиных стал пятидесятым советским космонавтом и сотым космонавтом планеты. Видимо нервотрепка с постоянной перетасовкой экипажей сказалась. Борис работал в Центре управления полетом на связи с экипажами, но его самого больше в экипажи не включали. А позже и медицина наложила свое вето.

Такие эпохальные события, как первый полет в космос Юрия Гагарина, выход в открытое космическое пространство Алексея Леонова, первый облет Луны экипажем Бормана, выход на ее поверхность Нейла Армстронга и Эдвина Олдрина, оказали свое влияние на все человечество. Но были и такие космические полеты, которые вызывали особые эмоции у определенной части населения.

Триумфальный успех Валентины Терешковой стал причиной не только восторга, но и зависти у американок, которые хотели совершить полет в космос. Еще с 1958 года, когда НАСА объявило о программе «Меркурий», несколько американских летчиц стали добиваться включения в программу. Лидером в этом движении была Джералдин Кобб. Еще в феврале 1960 года она успешно преодолела все те медицинские испытания, что и семь первых астронавтов проекта «Меркурий». Однако официальные лица НАСА отказались включить Джерри Кобб в списки кандидатов в астронавты. Тогда она собрала группу из двадцати других летчиц, которые, по ее мнению, могли претендовать на звание «Первая женщина в космосе». Мировая рекордсменка Джеклин Кокран оплатила обследование этой группы в частном госпитале «Лавлайс Фаундэйшн» в Альбукерке. Из двадцати женщин тринадцать были признаны годными к космическим полетам. Кроме Кобб, в этой группе были Рэй Харрл Эллисон, Майртл Кэйджл, сестры-близнецы Иан и Мэрион Дитрих, Мэри Уоллес Фанк, Сара Ли Горелик, Джэйн Бриггс Харт, Джин Хикссон, Айрин Левертон, Джералдин Солэн, Бернайс Тримбл Стидмэн и Джин Нора Стамбау. Но руководители НАСА оставались непреклонными: «Полеты в космос - удел мужчин!» Тогда самая старшая в группе, жена сенатора Харта, Джэйн, встретилась с вице-президентом Линдоном Джонсоном, впоследствии ставшим президентом США. Она добилась назначения слушаний вопроса в конгрессе. На этих слушаниях она доказывала, что женщины пользуются в США теми же правами, что и мужчины. Но и конгрессмены оказались непреклонны. Они заявили, что женщин можно было бы включить в программу, если бы они доказали, что могут выполнять космические полеты лучше мужчин. Но как можно было это доказать, если к самим полетам не допускали! Дело кончилось тем, что Джерри Кобб в 1961 году была назначена консультантом директора НАСА Джеймса Э.Уэбба. Позже она признавалась, что в ее консультациях, собственно, никто не нуждался. Полет Валентины Терешковой ничего не изменил. Наоборот, в НАСА «закусили удила» - «русские нам не указ! Пусть они запускают кого хотят, а мы будем выполнять свою программу».

Совсем иные последствия имел для американцев первый полет в космос научных работников Константина Феоктистова и Бориса Егорова на корабле «Восход». Чиновники и инженеры НАСА понимали, что рано или поздно ученых придется включать в экипажи. Более того, многие из них сами хотели участвовать в космических программах в качестве астронавтов. Так что с этой стороны идее никакой обструкции не было. Но чтобы она получила практическое развитие, нужен был какой-то катализатор. Вот таким катализатором и явился полет «Восхода». Вскоре после его завершения НАСА объявило конкурс среди гражданских специалистов на отбор в группу астронавтов. В конце концов 18 июня 1965 года команда астронавтов США пополнилась шестью научными работниками. В эту (четвертую) группу астронавтов были включены два инженера, два врача, один физик и один геолог. Правда, через полтора месяца один из них, врач Дуэйн Эдгар Грэйвлайн. очевидно, посчитал, что сел не в свои сани, и ушел из астронавтов. Через два года, в августе 1967 года, НАСА отобрало еще 11 ученых, которые образовали шестую группу астронавтов НАСА.

Если Борису Андрееву в терпении не откажешь, то физику из четвертой группы Картису Майчелу именно нетерпеливость помешала совершить полет в космос.

Франк Картис Майчел родился. 5 июня 1934 года в городе Лакросс в штате Висконсин. После окончания средней школы в Сакраменто в Калифорнии он поступил в Калифорнийский технологический институт, где в 1955 году получил степень бакалавра наук в области физики. Затем работал младшим инженером в ракетном филиале компании «Файрстоун тайр энд раббер компани» в Соутгэйте в Калифорнии. Там он участвовал в разработке баллистических ракет «Корпорэл». Еще обучаясь в институте, он окончил курсы офицеров резерва ВВС США. В том же 1955 году он вступил в военно-воздушные силы. Летную подготовку прошел на авиабазах Таксон в Аризоне и Ларедо и Перрин в Техасе. Затем служил строевым летчиком. Он летал на истребителях-перехватчиках Ф-86Д в небе Соединенных Штатов и Западной Европы.

После трех лет службы Картис уволился в запас и вернулся в Калифорнийский технологический институт, где стал заниматься теоретическими и экспериментальными работами в области ядерной физики. За эти работы ему в 1962 году была присуждена степень доктора наук. В июле 1963 года он перебрался в Хьюстон и стал работать в университете Райс.

Из всей их группы ученых-астронавтов только он и Джозеф Кервин обладали опытом летной работы. К моменту его отбора в астронавты он имел налет более 1000 часов, из которых 900 часов на реактивных самолетах. НАСА сначала оказалось в растерянности. Курс, который был разработан для подготовки пилотов-астронавтов, для ученых явно не подходил. Их теоретическая подготовка была несомненно выше, чем у их предшественников. И НАСА организовало 53-недельный курс обучения полетам на самолетах. И хотя Майчелу он был ни к чему, тем не менее вместе с другими коллегами он летал на самолетах, помогая им осваивать летное дело. Кроме всего прочего, «интеллигенты», как их называли в НАСА, занимались научной работой, участвовали в разработке различных космических программ. Вклад Картиса Майчела в лунные программы был значителен, поскольку еще в университете Раиса он занимался вопросами взаимодействия Солнца и Луны.

Фрэнк Картис Майчел

В те годы при назначении в экипажи НАСА отдавало предпочтение «флайбойс» - профессиональным летчикам, многие из которых к тому же были испытателями. Майчел понимал, что такая практика оправдана. Первые полеты были, по существу, испытательными. Только когда корабль будет отработан, когда будет надежно освоена трасса Земля-Луна-Земля, Картис мог надеяться на включение в летный экипаж. К тому же существовала очередность. Он твердо знал, что не полетит, пока последний нелетавший член из предыдущей (третьей) группы астронавтов не побывает в космосе. Он очень хотел полететь в космос, и он ждал.

Первым взбунтовался астроном из шестой группы Брайан О'Лири. Он больше не захотел ждать и ушел из НАСА. Чуть позже то же самое сделал англичанин по происхождению Джон Ллевеллин. А Майчел ждал. В экипаж «Аполло-12» был включен последний «новобранец» из третьей группы Алан Бин. Можно было ожидать включения ученых-астронавтов в экипажи последующих кораблей.

В июле 1969 года Картис Майчел, как и все земляне, восторгался историческим подвигом Нейла Армстронга и Эдвина Олдрина, совершившим первый выход на лунную поверхность. А 7 августа НАСА объявило составы экипажей кораблей «Аполло-13 и -14». В двух основных и в двух дублирующих экипажах не было ни одного ученого! Впрочем, об этом решении Майчел, как сотрудник НАСА, был извещен задолго до официального объявления. Нервы его подвели. Он публично критиковал политику НАСА, прямо заявляя: «В американской программе освоения Космоса слишком мало науки». И он хлопнул дверью. За три дня до объявления экипажей тринадцатого и четырнадцатого «Аполло» он ушел из НАСА. Его с радостью приняли в родном университете Райса, где в течение пяти лет он руководил программами космической физики и астрономии.

Чуть позже его примеру последовали ученые из шестой группы - австралиец по происхождению Филип Чэпмэн и техасец Дональд Холмквест. А что же остальные? Товарищ Майчела по группе Хэррисон Шмитт слетал на Луну. Джозеф Кервин, Оуэн Гэрриотт и Эдвард Гибсон из той же четвертой группы работали на борту орбитальной станции «Скайлэб». Все оставшиеся ученые из шестой группы астронавтов НАСА слетали в космос на «Шаттлах». Не поспеши в августе 1969 года с решением об уходе, Майчел, безусловно, стал бы астронавтом. Ждать тоже надо уметь.