«Техника-молодежи» 2010 г №10, с.59-61

Прямо иод ними медленно и величественно несла свои зеленоватые воды река Широкая. На краю обрывистого берега росло несколько деревьев, образующих довольно милую зелёную семейку. Самые длинные ветви, свисая, почти касались сонной воды. Здесь было хорошо и уютно, рощица казалась совсем земной, не хватало только соловья.
— Ничего речушка, а? — Гвоздев смотрел вниз, на круги, которые оставила, плеснув хвостом, какая-то крупная рыба. — Этакое царственное спокойствие... Неудивительно, что сюда, как магнитом, тянет любителей пофилософствовать. А у нас на станции, если честно, все философы. Придёшь, бывало, сядешь на берегу, задумаешься о вечном...
Туманов вздохнул. Вечность не вечность, а дней двадцать ему на Пелле ещё проторчать придётся. Кто придумал инспектировать такие неосвоенные планетки на самом краю Галактики! Всей работы — дня на три, а потом изнывай от скуки и жди, когда тебя заберёт «прикреплённый» к этому убогому мирку грузовой челнок. Здешний, говорят, ещё ходит регулярно, а вот однажды полгода не подворачивалось даже самой захудалой посудины. Чуть тогда не повесился с тоски! К счастью, начальник исследовательской станции Константин Гвоздев был, что называется, свой парень. Никакого учёного занудства! Конечно, на профессиональный вопрос он мог выдать кучу мудрёных терминов, но обычно своими знаниями собеседников не «грузил». Особый шарм ему придавали роскошные рыжие усы. «Таких нет ни у кого на Пелле и в её окрестностях. Проверено!» — гордо заявлял Гвоздев. Инспектора он принял как родного, а когда тот закончил свою миссию, предложил перейти на «ты». Туманов ничего против не имел: этот добродушный здоровяк мог расположить к себе любого!
— В общем, местечко уникальное, — продолжал Гвоздев. — А уж если вспомнить про Плод...
— Какой ещё плод? — удивился Туманов.
— Не простой, конечно. Я бы не завёл разговор о каком-нибудь банальном инопланетном огурце. Нет, он у нас исключительный. С большой буквы!
— Да ну? — не поверил Туманов. — Ты ещё скажи — единственный на планете!
— Нет, такого я утверждать не могу — где-то обязательно должна быть популяция. Но Пелла, сам знаешь, практически не изучена, и пока нам удалось найти лишь одно деревце, где произрастает это диво.
— Ладно, хватит интриговать. Что в нём такого замечательного?
Вместо ответа Гвоздев отыскал небольшой камешек и бросил его в воду.
— Плюх! — сказал он. — Был — и нет. Вот также и Плод. Только что висел, красовался, возбуждал, можно сказать, аппетит, но вдруг «р-раз!» — и исчез. Непознаваемое чудо природы! Туманов посмотрел на круги от камешка, потом — на собеседника, пытаясь понять, издевается тот над ним или просто шутит.
— Не вздумай ударить меня чем-нибудь тяжёлым, — предостерёг Гвоздев. — Я тебя не разыгрываю. У нас уже есть кое-какие мысли насчёт Плода, могу прочитать тебе целую лекцию, но что толку? Это надо видеть собственными глазами!
— Так чего же мы тут сидим? — засуетился Туманов. — Веди!
— Ишь, какой прыткий! — усмехнулся Гвоздев. — Тебе и так уже сказочно повезло: ты прилетел, когда Плод вот-вот должен созреть. А бывает сия радость, понятно, лишь раз в году. Но точную дату и время назвать невозможно: это ведь растение, у него нет хронометра.
— Как же тогда?..
— Не переживай. Приборы ведут наблюдение, снимают характеристики... Короче, в нужный час я тебе сообщу. Идёт?
— Ещё бы! Но... хотя бы приблизительно... сколько дней ждать?
— Я думаю, послезавтра, в первой половине дня, сможешь лицезреть.
Рано утром Туманова разбудили. Кто-то бесцеремонно сдёрнул с него одеяло и крикнул чуть ли не в самое ухо:
— Вставай, лежебока!
Туманов пробормотал что-то несвязное и свернулся калачиком. Тогда его стали не очень вежливо трясти за плечо:
— Вставай, слышишь?
Туманов страдальчески вздохнул и, поняв, что отвязаться не удастся, открыл глаза. Неугомонный приставала оказался Гвоздевым.
— Наконец-то, — сказан учёный муж, поглаживая свои знаменитые усы. — Я уже собирался тебя чем-нибудь облить. Вставай, а то всё на свете проспишь. Он как раз должен созреть.
— Кто должен созреть? — Туманов непонимающе таращил глаза.
— Плод.
— Плод?! — Инспектор вскочил. Обрывки сна разлетелись в стороны. — Вот, чёрт! Ты, наверное, полчаса меня тряс?
— Нет, чуть поменьше. В общем, давай-ка по-быстрому умывайся, одевайся, я тебя жду.
— А ещё кто-нибудь идёт?
— Никого. Ребятам это давно уже не в диковинку, я их и будить не стал.
— Вот и пришли, — сказал Гвоздев. — Ну как, отыщешь наше Чудо-дерево?
Туманов пригляделся, но ничего выдающегося не обнаружил. Все деревья похожи: мощные, обхвата в два. Стволы с серой потрескавшейся корой; корявые ветви, до середины голые, а дальше густо облепленные листьями, чем-то похожими на дубовые... Никаких плодов видно не было.
— То-то и оно, — подтвердил его догадку Гвоздев. Ты думал, Чудо-дерево особенное, а оно как две капли воды похоже на все остальные. Для новичка различить их — задача непростая. Мы бы и сами оставались в неведении, если бы однажды совершенно случайно не обнаружили Плод. Почему он в этой роще только один и всегда на строго определенном дереве? Если сумеешь ответить, уступлю тебе все свои учёные звания и руководство станцией. Никто этого не знает. Представляешь, никто! Впрочем, хватит кормить соловья баснями.
Гвоздев прошёл вперёд и пальцем поманил Туманова за собой. Когда они оказались под развесистой кроной одного из деревьев, биолог, не говоря ни слова, показал глазами вверх. Туманов задрал голову. И ахнул. Прямо над ним на фоне тёмно-зелёной листвы выделялось продолговатое тело непостижимо огромного плода. Он чем-то походит на гигантский баклажан, но выглядел наряднее: фиолетовую тушу опоясывали яркие оранжевые кольца. Прикинув размеры, Туманов присвистнул: Плод был никак не меньше его самого!
— Да, вот если таким попадёт по голове... — Туманов не закончил фразу. Гвоздев посмотрел на него, как бывалый космический волк на удивлённо разинувшего рот салагу.
— Боишься за свою драгоценную голову? Вообще-то ты прав. Он уже на конечной стащи созревания, так что тебе и в самом деле лучше отойти.
— А тебе?
— А зачем? — ответил Гвоздев вопросом на вопрос. — Я не дорожу своей головой. Она, может, уже давно дожидается, когда на неё что-нибудь свалится сверху.
В этот момент пискнул какой-то датчик, и биолог сразу напрягся.
— Внимание! — громко сказал он. — Представление начинается! И началось. Да так внезапно, что Туманов, хотя и был предупреждён, едва успел отпрыгнуть. Туша Плода ринулась вниз, но на полпути к земле её словно перехватила невидимая рука. «Баклажан» закачался на длинной нити. До Туманова не сразу дошло, в чём дело. Очевидно, нить была скручена в спираль, а теперь она под тяжестью Плода распрямилась, и тот запрыгал, затрясся между небом и землёй. Чудеса, да и только!
Но чудеса, как видно, только начинались. Прекратив колебаться, полосатый «баклажан» оставался неподвижным лишь несколько секунд, затем стал медленно-медленно поворачиваться против часовой стрелки. Похоже было, что нить снова закручивается в спираль.
— А вот теперь давай-ка действительно отойдём. — Взяв Туманова за рукав, Гвоздев отвёл его шагов на пять в сторону. И правильно сделал. На месте Плода что-то ярко вспыхнуло. Раздался громкий хлопок, и их обдало волной горячего воздуха. Туманов попятился, запнулся за какой-то корень и упал. Вскочил и, протирая глаза, уставился на Плод. Но даже младенцу было понятно, что Плода больше нет. Осталась только сморщенная оболочка, которая слегка раскачивалась всё на той же длинной нити. Очевидно, взгляд, который Туманов устремил на Гвоздева, был довольно диким, потому что биолог неожиданно расхохотался.
— Не правда ли, эффектно?
— Что это было? — выдавил Туманов.
— А вот сейчас разберёмся. Здорово же ты напугался! Ну, ладно, не сердись. Когда ничего не подозреваешь, от этого зрелища остаётся больше впечатлений. Мне-то оно давно уже не в диковинку...
Он вынул карманный излучатель, настроил его на минимальную мощность и выстрелил. Оболочка Плода шлёпнулась на землю. Гвоздев подошёл и расправил её. Туманов остолбенел: внутренняя поверхность оболочки хранила очертания какого-то существа. Тут — отпечатки сегментов туловища, эти бороздки остались от конечностей, а вот здесь, похоже, следы крыльев!
— Ну, что скажешь? — Гвоздев как будто испытывал гостя на сообразительность.
Туманов почесал затылок.
— Сдаётся мне, что тут сидела бабочка. Как в коконе. Но куда она подевалась?
— Ты сейчас задал тот самый вопрос, ответ на который ищет целая толпа учёных. — Гвоздев задумчиво посмотрел себе под ноги.
— В сущности, лишь одна гипотеза может объяснить эту чертовщину, только на Земле её в грош не ставят. Все светила науки в один голос заявляют, что автор свихнулся. Но тебя после всего увиденного придётся с ней ознакомить. Садись.
Они уселись на толстую корягу. Гвоздев какое-то время молчал, словно собираясь с мыслями, затем начал:
— Эту гипотезу выдвинул один из наших физиков, Адамс. Ты его здесь не застал, потому что он два года назад улетел на Землю отстаивать свою идею. Так до сих пор и отстаивает... Короче, он усомнился в непрерывности времени. Предположил, что на самом деле оно состоит из конечных отрезков, или квантов. Вот только доказать сие невозможно, потому что мы вместе со всеми своими приборами существуем лишь внутри этих самых отрезков. Они сливаются для нас в единую цельную картину бытия, хотя на самом деле в промежутках между квантами ни тебя, ни меня попросту нет. Вообще нет ничего из привычного нам мира!
Туманов представил свою жизнь «порубленной на кусочки». Тут он есть, там его нет, потом опять есть, снова нет... Жуть, да и только!
— А в промежутках-то что? — спросил он. — Какой-нибудь «временной вакуум»?
Гвоздев поднял с земли тоненькую веточку и повертел её в пальцах.
— Теория допускает несколько возможностей. Может, там время течёт в обратную сторону. Но скорее всего — в ту же, только это время какого-то другого мира. Получается любопытная вещь: оба мира существуют одновременно, не имея никакой возможности обнаружить друг друга.
— Ага! — оживился Туманов. — Параллельные миры! Ну, тут ваш коллега Америки не открыл, об этом же столько понаписано...
— ...Фантастической литературы, — спокойно закончил за него Гвоздев. — А Адамс разработал научную теорию, которая отлично всё объясняет. Судя по всему, эти, как ты их называешь, «бабочки» приспособились жить именно в промежутках между квантами нашего времени. Какая-нибудь «бабочка» сидит сейчас на этой же коряге (если в том мире есть коряги) и знать не знает, что делит пространство с какими-то смешными двуногими. А дальше будет ещё интереснее!
От свалившейся на него информации Туманов слегка обалдел и был бы не прочь сделать перерыв. Но всё-таки решил дослушать до конца.
— Так вот, — продолжал Гвоздев, — Адамс предполагает, что «бабочки» — разумные существа, ведущие двоякий образ жизни. Рождаются они в нашем мире из этих самых плодов, а живут в другом — «потустороннем». Незрелый Плод — это только зародыш «бабочки». Постепенно происходит развитие всех органов, в том числе мозга. Момент, когда Плод повисает на ниточке, соответствует завершению «внутриутробного» периода. Когда Плод начинает крутиться, в мозгу детёныша вспыхивает первая мысль. Она играет роль детонатора. Реальность как бы воспламеняется, и «бабочка» рождается, то есть покидает Плод и переносится в другой мир, где обитают её сородичи. Остаётся только оболочка, своего рода защитная капсула, оберегавшая дитя от воздействия чуждого ему мира. При переносе выделяется большое количество энергии, что мы с тобой и наблюдали.
— Мудрено, — сказал Туманов. — А смысл? Для чего умница природа всё это придумала?
Гвоздев вздохнул и выронил из пальцев веточку.
— Мы, наверное, никогда не узнаем... Да, кстати, существует ещё дополнительная гипотеза. Дескать, по истечении своего жизненного цикла эти существа возвращаются в наш мир. Понимаешь, ребята однажды увидели возле Чудо-дерева какой-то тёмный предмет, вроде кокона, и решили, что это и есть «бабочка», вернувшаяся в страну детства. Но подтвердить догадку не удалось. Шёл сильный дождь, и загадочный кокон смыло в реку прежде, чем они смогли подойти поближе. Такие вот дела... Ну, пошли? Они поднялись. Однако сделать им удалось всего несколько шагов. Позади раздался знакомый, только более громкий, хлопок, и жаркая волна сбила их с ног. Не меньше полминуты они пролежали неподвижно, опасаясь новых сюрпризов, затем осторожно повернули головы назад.
Возле корней Чудо-дерева корчились умирающие язычки пламени, а сквозь них проступали контуры какого-то темного продолговатого предмета, накрытого, казалось, просторным плащом. Гвоздев с Тумановом поднялись. Последний язычок огня превратился в тоненькую струйку дыма. Теперь не оставалось сомнений, что в центре круга выжженной травы лежала «бабочка», завёрнутая в свои крылья так, что снаружи оставалась лишь голова. Гвоздев медленно приблизился к обитателю Пеллы. Поколебавшись, Туманов двинулся следом. Да, перед ними, несомненно, было разумное существо! «Лицо» хозяина планеты напоминало фантастическую маску, и инспектор был готов поклясться, что оно — застывшее, холодное — всё же содержит определённое выражение.
Да! Пеллианец, похоже, завершил свой путь, взяв от жизни всё, что она могла предложить, не жалея о чем-то не осуществившемся. Его лицо выражало глубочайшую удовлетворённость и, как показалось Туманову, ожидание полёта в иные, высшие сферы. Мёртвые глаза смотрели точно в зенит.
Туманов не мог себя больше заставить сделать хоть шаг, но Гвоздев подошёл к «бабочке» вплотную и распахнул крылья. Обнаружились две маленькие ручки, сложенные на груди. И в них что-то было! Какая-то красивая пушистая метёлка, полосатая, как хвост енота.
Гвоздев посмотрел на Туманова и развёл руками:
— Вот этого я уже не понимаю. Что-то абсолютно новое! Туманов наконец пересилил себя и шагнул вперёд.
— Ты прав, — сказал он, беря метёлку в руки, — тут всё чертовски запутано. Но меня внезапно осенило. Знаешь, что это за штука? Семя Чудо-дерева! Ваш Адамс не ошибся, но, сказав «А», надо было сказать и «Б». Дерево тоже существует в двух мирах! Семена появляются в том, «потустороннем», а прорастают в нашем. Причём возникают вовсе не из плодов, а из каких-то особых органов, неизвестных нам. «Бабочка» будет лежать на берегу, пока не начнётся ливень и не смоет её в реку. Она поплывёт по течению и в конце концов где-нибудь пристанет к берегу. И на том месте из полосатой метёлки вырастет Чудо-дерево. Потрясающе, правда? Гвоздев молчал. Надо было спешить на станцию, будить учёных, готовить аппаратуру. Но они всё стояли возле «бабочки» и не могли оторвать взгляд от её глаз, устремлённых в небо.