«Техника-молодежи» 1999 №10, с.50-52


Ирина БОГОМОЛОВА
г. Люберцы Московской обл.
РОМАНТИКА

О чем думает человек перед смертью? Говорят, он вспоминает свою жизнь. Я не помню ничего. Наверное, я просто еще не умираю. Но это ненадолго. Скоро закончится кислород. Что испытывает человек, которому нечем дышать? Скоро узнаю. Вон за тем валуном наш корабль. Всего-то метров триста. Интересно, в чем будут измерять расстояния на этой планете? Если только кто-то попадет на эту планету...

«Это было давно*,


* в рассказе использовано стихотворение Эдгара Алана По «Аннабель Ли».

(Мы надеваем скафандры. Слава Богу, сегодня мы спустимся в рудники в последний раз...)

это было давно,

(Без них атмосфера нас не примет. Наличие атмосферы. «Очень плотная»...)

в королевстве приморской земли:

(В скафандрах мы похожи на крабов, выброшенных на берег. Вагонетки на старте. И не всем надо знать, что в нескольких вагонетках двойное дно. — «Ты все проверил?» — «Конечно капитан!» — Добрая пригоршня камешков, нарытых в рудниках, позволяет не бедствовать дома лет пять. А что поделаешь, все дорожает...)

там жила и цвела та,

что звалась всегда,

(Черед шлемов...)

называлась Аннабель Ли... Я любил, был любим, мы любили вдвоем, только этим мы жить и могли...» — «Что вы сказали, капитан?» — «Нет, ничего. Вы женаты, лейтенант?» — «Слава Богу, нет. А вы?» — «Женат».

— Ух ты, сэр капитан! Ваши? — Ну не дурачок ли этот Генри.

— Дурак ты, Генри Гард! Иди лучше поработай лопатой.

— Чего?

Капитан Эдгар Эспиноза показывает нам фотографию. Красивая брюнетка обнимает двоих детей. Мальчика и девочку

Подмени меня, вот чего!

— Красивая женщина. Как ее зовут?

— Аннабель. Ее зовут Аннабель. Дочку тоже зовут Аннабель. «И всегда луч луны навевает мне сны о пленительной Аннабель Ли...»

— Это стихи, сэр капитан?

— Стихи.

— Вы сочинили?

— Нет, Генри, не я. Один старинный поэт — Помолчав, он продолжает — По какой-то древней легенде имя всех женщин в нашем роду обязательно должно быть Аннабель, а мужчин — Эдгар.

— Но почему, сэр капитан?

— Действительно, что за черт, капитан?

— По преданию, именно эти имена носили праматерь и праотец нашего рода. Они были из враждующих семей и обвенчались против воли родителей. Тем самым положив конец более чем двухвековой вражде. Мир и покой воцарились «в королевстве приморской земли». Тогда же им было предсказано: счастье, мир, покой и достаток будут сопутствовать всему роду, если только всех женщин в этом роду будут звать Аннабель, а мужчин — Эдгар.

— Как красиво, сэр капитан.

— Да, Генри. Красиво.

— Значит, вашего сына тоже зовут Эдгар?

— Нет, сына зовут Алан. В честь парня, спасшего мне жизнь на Плутоне.

— Не знаю, сэр капитан, я, конечно, человек простой, но думаю, с такими вещами не шутят.

— Не слушайте его, капитан. Вот с этим, — я любовно глажу железный бок вагонетки, — достаток, а с ним счастье и покой никогда не покинут вашу семью.

— Быть может, ты и прав, Просперо. — Капитан мрачнеет.

Мы молчим.

— Эх, сэр капитан, разве о такой жизни мы мечтали? Разве так представляли будущее? Чтобы заработать на жизнь, мы должны горбатиться на этой чертовой планете, у которой даже имени нет, только инвентарный номер! Как заведенная, она вращается со скоростью десять...

— Генри Гард, ты еще больший дурак, чем я думал. Твое будущее так и осталось в будущем. А живешь ты сейчас! Сегодня. И, чтобы жить сегодня, тебе нужно вот это!! — Что есть силы я стучу кулаком по железному боку вагонетки. — Ну, вот чего ты, Гард, поперся на эту планету, я не понимаю?.. Мы с капитаном — ладно. Мы и не такое видали. Но ты-то чего? Захотел дешевой романтики, да?.. А романтики тут нету!! Тут есть только вот это. А тебе с твоей дурацкой романтикой надо было оставаться дома и пасти коров где-нибудь в Пенсильвании...

— В Пенсильвании не пасут коров. Я заработаю немного денег, вернусь и женюсь на Молли. У нас будет свой дом. Куча ребятишек.

— Так тебя и дожидается твоя Молли. Сидит на крылечке и ждет своего ненаглядного Генри Гарда! Поднимает глаза к нему: не летит ли из-за тучки ее суженый Генри — надежда Объединенных Космических Сил?

— Заткнись, Вуди!

— Поговори у меня еще!

— Ты не знаешь мою Молли!

— Твою Молли — нет, но я знаю женщин. Уже нарожала, небось, без тебя кучу ребятишек!.. И не маши передо мной руками, иди лучше работай — твоя очередь.

— Скажи, Просперо, а ты хоть чего-нибудь боишься?

— Нет. Но терпеть не могу, когда эти консервные банки смотрят на меня. «Робби, сынок». А взгляд тупой и бездонный. Вот я захожу вчера в кают-компанию, а они сидят, разговаривают. Увидели меня. Замолчали. Переглядываются.

— А тебе часом не почудилось. Вуди? Меньше надо в кают-компании к бутылке прикладываться.

— Ты лучше заткнись, Гард!

— Отставить, лейтенант Просперо!

— Я проучу наглеца!

— Отставить, лейтенант Просперо!!

— Слушаюсь... капитан.

— Ничего, лейтенант. Мы все здесь... А эти роботы — всего лишь роботы.

— Всего лишь самосовершенствующиеся роботы... вы хотели сказать, капитан?

— Вот смотри, Вуди.

Робби сидит рядом. (Слушает подлюга.)

«И ни ангелы неба...

(Взгляд стекленеет.)

ни демоны тьмы...»

(Смотрит на Эспинозу.)

— ...Личный номер: ноль триста восемьдесят пять. Жду ваших приказаний, сэр.

— Вы не верите мне, капитан. Но я вам докажу. Сейчас... Я вам всем докажу! Робби, сынок, иди сюда.

-Да, сэр.

— «Да, сэр». Ах ты, тварь железная, — любовно говорю я. — Реши-ка мне одну задачку.

— Слушаю, сэр.

— Двое наездников (задачка для младших школьников, капитан) устроили состязание. Приз достанется тому, чья лошадь придет к финишу последней. Старт объявили — наездники, конечно, ни с места. Зрители смеются. Тут появляется старик. Смотрел-смотрел на все это, а потом подошел к наездникам и сказал им что-то, а через мгновение они уже неслись к финишу, стараясь обогнать друг друга, но пари все же выиграл тот, чья лошадь пришла последней. Что сказал им старик?

— Не понял условия задачи, сэр.

— Ладно, Робби, иди. Вези эту вагонетку.

— Может, добавить?

— Нет. Она уже полная. Давай следующую, Генри.

— Пересядьте.

— ЧТО?! Повтори, что ты сказал, Робби?

Но Робби уже тянет вагонетку к выходу.

— Стой, скотина!.. Стой, я кому говорю!!

— Не понимаю приказа, сэр.

— Ничего, Робби, — говорит капитан, — отвезешь вагонетку и осуществишь погрузку на корабль.

— Слушаюсь, сэр.

Вагонетка уезжает, а с ней — Робби. А этот здоровый черт, Генри Гард, держит меня и не дает мне броситься следом.

— Убери от меня свои грабли, Гард!

— Остынь, Просперо!

— Убери свои грабли!

— В чем дело, лейтенант Просперо?

— Капитан, я все объясню, если этот урод отпустит меня!.. Капитан, вы слышали, что сказал Робби?

— Конечно, слышал.

— Нет, капитан, вы не слышали, что сказал Робби! Вы не слышали, иначе вы не были бы так спокойны. Робби сказал: «Пересядьте»... Именно это сказал старик. Понимаете, пересев, каждый наездник стремился привести к финишу первой лошадь соперника! В этом все дело, капитан Эспиноза: Робби прекрасно понял, о чем я спрашивал! Он понял!! Эта консервная банка может мыслить!.. Они могут мыслить. Они могут мыслить логически! Капитан, понимаешь?.. Что же ты молчишь, капитан?.. Мы им больше не нужны! Понимаешь? Они — как люди! Это была последняя вагонетка. Эта сволочь отвезла на корабль последнюю вагонетку! Черт возьми, капитан, эти сволочи бросили нас здесь! Мы сдохнем на этой чертовой планете!.. Что ты молчишь, капитан?! Черт вас всех раздери!! — капитан!

— Прекратить истерику, лейтенант! Мы выберемся отсюда. Пока не знаю — как, но мы вернемся домой.

Я бегу,

вон за тем валуном наш корабль,

воздуха не хватает,

лучше не думать об этом.

О чем?

Как рассказывает капитан Эдгар Эспиноза,

как рассказывает капитан,

это было давно,

            давно.

Это было давно, это было давно...

            В королевстве приморской земли.

 ( — И еще запомни одно, Просперо: роботы никогда не улыбаются.)

Там жила и цвела та,

как это говорил капитан,

          всех женщин звали Аннабель.

Нет, все женщины должны были иметь имя Аннабель,

                     вот именно, ДОЛЖНЫ!

ДОЛЖНЫ...

А если другое? У невесты было другое имя. Что тогда? ЧТО ТОГДА?

Что же я НЕ СПРОСИЛ?

Теперь эта мысль будет мучить меня всю жизнь.

...К вечеру бар пустеет Странно. Обычно бывает наоборот. Уже четыре столика свободны.

— Еще стаканчик, Фердинанд!

— Уже несу, сэр.

— И мне.

— А тебе — довольно. Пьяница несчастный.

— «Пьяница»... Если бы ты только знал, дружище Фердинанд, кем я был...

— Пьяницей ты был всю свою жизнь, — Фердинанд возвращается за стойку, — пьяницей и помрешь.

— Фердинанд, налей мне еще стаканчик, а я за это вымою всю посуду и стойку так начищу, что блестеть будет, точно лужа на солнце.

— Чтоб я подпустил тебя к посуде? Да ты перетравишь мне всех посетителей. Мылся когда последний раз? А когда в зеркало смотрелся?

— А что нового я там увижу? Человек — самое чистое животное. Знаешь, какой я чистый? Ты лучше налей мне еще, дружище Фердинанд.

— Довольно! И никакой я тебе не дружище. На сегодня ты исчерпал свой кредит. Скажи спасибо, что ты и так околачиваешься в моем баре целыми днями, другой давно бы вышвырнул тебя. — Фердинанд белой салфеткой протирает бокалы. Протрет, посмотрит на просвет и опять трет. — А я нет... милосердие... — Звенит колокольчик. — Христианская добродетель... — Берет следующий бокал.

Вошел мужчина. Оглядывается по сторонам.

— ...До бархатной чистоты. Мой отец мог с закрытыми глазами отличить чистый бокал от ослепительно чистого.

— Как же с закрытыми глазами-то?

— Профессионалу достаточно подержать бокал в руках, чтобы определить.

Мужчина подходит к стойке. Одет он дорого, но не модно.

— Чего изволите, сэр? — скалит зубы Фердинанд.

— Далеко отсюда до Вордсворта?

— Вы на машине?.. Часа через три доберетесь.

— Налейте мне кофе. — Он усаживается на табурет.

— Может, хотите чего-нибудь покрепче? — Фердинанд пододвигает ему чашку.

— Я за рулем.

— Тогда — да, тогда — не стоит.

Дождь пошел. Мелкий-мелкий.

— Ну, это надолго. Сегодня вы вряд ли доберетесь до Вордсворта. Мокрое шоссе — опасно.

— Пожалуй. Есть ли поблизости гостиница?

— Очень приличная гостиница, очень приличная! — оживляется пьяница. — Вниз по улице. Я провожу вас, если хотите! Мне как раз по пути!

— Пожалуй, я все же выпью. Налейте мне чего-нибудь на ваше усмотрение... и этому... э-э... джентльмену.

— Здесь все называют меня Фердинанд, сэр.

— Мэн. (Ишь ты — «Человек». Теперь такую фамилию встретишь разве что в списках первых поселенцев.) Роберт Мэн... Налейте мне еще, Фердинанд.

— И мне, — пищит пьяница и тянет Мэна за рукав белого пиджака.

Мэн брезгливо отодвигается.

— Убери свои грязные лапы от джентльмена! — прикрикивает на пьяницу Фердинанд. — А то вышвырну тебя вон!

— Ну-ну, Фердинанд, — примирительно машет рукой Мэн. — Налейте ему. За мой счет.

— Сколько помню, он постоянно здесь околачивается. Одна из местных достопримечательностей. Завсегдатаи привыкли. Говорит, что у его отца был точно такой же бар. Врет, наверное. Если он вам мешает, я его выставлю.

— Он не мешает. А как его зовут?

— А кто его знает? То ли Руди, то ли Труди.

— Благодари джентльмена, — наполняет Фердинанд протянутую рюмку. — А то валялся бы уже в какой-нибудь канаве.

Пьяница дрожащими руками хватает рюмку. И быстро, но осторожно, чтобы не расплескать, подносит к грязному рту.

— Ваше здоровье, мистер Мэн. Твое здоровье, Фердинанд.

Молчат

— У вас есть семья, Фердинанд?

— Нет. А у вас?

— Я женат — Мэн лезет во внутренний карман пиджака и достает оттуда фотографию. Красивая брюнетка обнимает двоих детей. Мальчика и девочку.

— Красивая женщина. К такой следует торопиться. И детишки прелестные. Мальчик на вас похож, сэр. А девочка со временем станет такой же красавицей, как и ее мать... Как ее зовут?

— Мою жену? На обороте есть надпись.

— «В разлуке любовь моя будет с тобой до новой встречи. Аннабель».

Стакан выскальзывает из рук Роберта Мэна, падает на пол и разбивается.

— Черт знает что, — бесцветно говорит Мэн и смотрит на осколки.

— Ах ты! Не волнуйтесь, сэр! Главное, вы не поранились. Вы не поранились? Это главное. Сейчас я все уберу.

А пьяница, зажав рот рукой, скрывается за дверью туалета.

— Вот. Опять обожрался. Есть — не ест; да и на что ему. Торчит здесь целыми днями, в надежде, что кто-нибудь угостит его стаканчиком. Вот как вы, — Фердинанд говорит и подбирает осколки.

Из туалета выходит пьяница. Смотрит в глаза Роберту Мэну и говорит:

— И ни ангелы неба, ни демоны тьмы

Разлучить никогда не могли.

Не могли разлучить мою душу с душой

Обольстительной Аннабель Ли.

Фердинанд вытягивается по стойке «смирно». Поднос падает, опять звенят осколки.

— Личный номер: ноль триста восемьдесят пять. Жду ваших приказаний, сэр.

— Вот черт!.. А я-то думал... как же так? Фу, черт! Узнаешь меня? Пятнадцать лет, пятнадцать лет, — поет пьяница, беря Фердинанда под руку. — Пятнадцать лет. Ну что, консервная банка, теперь узнаешь меня? Это я — Вуди Просперо, лейтенант Объединенных Космических Сил.

— Так точно, сэр.

— Ну, пойдем. Покажешь мне, где спрятал награбленное у человечества. Для начала... вот, плащ твой возьму. А то там дождь. Тебе-то все равно, а мне — дождь.

Они направляются к выходу И Вуди Просперо напевает:

— Это было давно, это было давно, в королевстве приморской земли...

Рисунки Виктора ДУНЬКО



Ирина Александровна Богомолова родилась в 1981 г в подмосковных Люберцах, учится в финансовом техникуме. В этом году дебютировала с рассказом в журнале «Химия и жизнь». В «ТМ» печатается впервые.