"Техника-молодежи" 1968 г №8, с.18-19.

Владимир ЮРШОВ Мордовская АССР, ст. Потьма

— Все мы глупцы, — сказал Герман Юшко. — Там, где нужно лишь приоткрыть полог тайны, мы пытаемся разрубить его заржавелым ятаганом.

Он стоял на краю полигона, и прерывистый ветер Короны развевал его волосы, выгоревшие, как солома.

— А что оставалось делать? Ну что? — сказал я ему и посмотрел на Андрея. Тот провел языком по серым губам, покачал головой.

— Глуп-цы... — процедил Герман Юшко и показал на скалу, где я два года назад, в начале Смены, вырезал плазменной горелкой аршинные буквы:

ИСПЫТАТЕЛЬНЫЙ ПОЛИГОН КОРОНЫ ЖДЕТ ВАС В СВОИ ОБЪЯТИЯ

— ...и когда мы прилетаем на Корону в начале Смены, и визжим от счастья, делая без усилий семиметровые прыжки, и просиживаем ночи напролет в астроотсеке, надеясь, что заговорят иные миры, а они молчат, как идолы...

— Все это мы уже слышали, — оборвал Германову исповедь Андрей. — Не притворяйся. Ты все знал заранее. Знал, что не будет никаких чудес. Кроме испытаний световых буров и вездеходов.

— И вот мы сидим всю Смену, и пытаемся глупо острить, и волком воем от скуки. А потом появляется Нечто, Тайна, Загадка, Неведомое, а мы, мы, пигмеи во вселенной, вместо того чтобы задуматься над тайной, приказываем сжечь, испепелить нашими дурацкими лучами эту тайну.

— А что оставалось делать? — почти закричал я.

...Они появились неделю назад, и когда они появились, еще далеко-далеко, еще только вспыхнув, как огоньки, на главном экране, мне стало не по себе. Они несли в себе или вокруг себя радиацию. Трое суток мучительного ожидания, три тысячи шестьсот последовательных замеров — и на световом табло интегратора выскочило нелепое число — 390 000. Вот что несли они в себе или вокруг себя. Такой радиации не бывает. На Земле нет приборов, способных измерить и десятую часть этого буйства излучения. До сих пор не знаю, почему они, упорно не отвечая не запросы, летели именно к Короне, как будто мало других пустынных планет, планеток и планетишек прозябает в космосе. И если я приказал их уничтожить, значит другого выхода не было. Никто, даже капитан, не вправе нарушить § 129 Космического Устава...

— Что делать? — спросил Герман Юшко. — Ждать. Скрыться в нулевой бункер. Три с лишним километра базальта и от черта спасут. А если они живые? В конце концов ведь я первый заметил их. Вы скажете: будь на астро-вахте кто-нибудь другой, все равно заметил бы. Возможно. Только объясните мне, почему в их построении мне почудилось что-то разумное? Почему, когда мы испепелили первую стаю, остальные обошли Корону стороной? Почему, когда они умирали в световом луче, мне померещилось: целые материки горят? Пылающие деревья падают на обугленные пашни? В реках вскипает вода? Почему?..

— Оттого, что ты пишешь стихи и помешан на красивостях, на эпитетах и сравнениях. А если на тебя несется разъяренный слон и отступать некуда, ты что, будешь искать красивую деталь, чтобы описать его бег? — пробормотал невнятно Андрей.

Герман печально посмотрел на него.

— Они больше не появятся, командир. А я улетаю. С первой же грузовой ракетой. Испытатели нужны везде. А ты благоденствуй с такими, как Андрей. В их головах не рождается ничего, кроме логических построений.

— Ты переутомился, Герман Юшко, — сказал я.

— Тебе в солярий надо. Озоновые ванны принимать, — отчеканил Андрей.

Герман Юшко взглянул на часы, прищурился на сумеречное светило.

— Сейчас вы скажете, что я хороший парень. Но сентиментальный. Так вот: улечу с первой же ракетой. Пошел заступать на вахту. Пока.

Уродливое метательное орудие раскрутило меня и швырнуло в пропасть. Я несся вниз, мучительно хватая воздух руками и ртом, обдираясь о странные деревья, вонзившие толстые корни в стены бездны. Внизу, далеко-далеко, как в преисподней, выла сирена...

Сирена выла и когда я проснулся. Стрелка альтиметра ползла к отметке «3500». Значит, срочное погружение по тревоге, когда весь Пост Управления полигона, автоматически загерметизированный, скользит по извилистому пневмопроводу в недра Короны.

Не одеваясь, я подскочил к пульту связи и щелкнул тумблером.

— Дежурный, что случилось?

На экране вспыхнули лицо и руки Германа Юшко. Он молчал, глядя как бы сквозь меня. Наконец он с трудом выдавил:

— Ничего.

— А тревога?

— Тревогу объявил я, капитан. Как и положено по инструкции, опустил ПУ до нулевого бункера.

— Но сам-то ты на полигоне?

— Нет, капитан. Лечу.

— Куда? Почему? Зачем? — Я нервничал и, как всегда в таких случаях, начинал говорить, глотая слова.

— На другую сторону Короны. В район Лунных Мостов. Где-то здесь ночью приземлилась последняя красная птица. Так я называю этих... которых сбивали. Она, видно, отстала. Она показалась над Короной, и я ее не тронул.

— Испытатель третьего класса Герман Юшко, вы знаете, чем это пахнет? — сказал я с нелепой интонацией в голосе, но Герман Юшко перебил меня:

— Знаю, капитан. Но я должен своими глазами поглядеть на это. И уже никто не сможет мне помешать.

— А если...

— Радиация вам не страшна. В нулевом бункере можно жить хоть целый год Любой корабль вызволит вас через месяц-другой. Впрочем, я уверен: увидимся завтра. До встречи, капитан. Я на подлете к Лунным Мостам, включаю экран обзора.

На подлете к Лунным Мостам он включил экран обзора. Он включил экран, и мы увидели, как впереди по курсу астроплана возникло пятно. Оно увеличивалось, росло, и резкая тень от него медленно пятилась по Короне в сторону восходящего светила. С высоты казалось, будто по желтому листу бумаги растекается капля зеленых чернил.

Герман Юшко начал медленно снижаться, и тогда стало ясно, что пятно в поперечнике не меньше 8-10 километров. Всю эту огромную площадь занимал молодой папоротниковый лес. Казалось, будто ожили страницы древней книги с ярко раскрашенными картинами каменноугольного периода. Завороженные, мы прилипли к экрану, где лианы оплетали мохнатые хвощи, где с изумрудных водорослей срывались стрекозы, трепеща метровыми крыльями, и ползали гигантские пауки, и качались сигиллярии, как стрелы великанов, застрявшие в земле. На отмелях острова, будто вкрапленного в синь реки, копошились рептилии. Диковинные цветы раскрывали навстречу солнцу лепестки. И вся эта живность, все деревья эти, все травы, долы и воды — все это дышало, плодилось, цвело, расплывалось по Короне, буйствовало, пульсировало, жило.

— Это не радиация, — неожиданно прорезался в динамике хриплый голос Германа Юшко. — Там, где приземлилась птица, стоит голубоватое сияние. Какие-то лучи... Лучи жизни. — Он помолчал, как бы раздумывая. — Да, капитан, иногда я склонен в разговоре к красивостям. Но согласитесь: нельзя быть равнодушным, как Андрей, если под сводом вселенной плавают крылатые острова, каждый из которых — цветущая жизнь. Я сосчитал: через восемь дней вся Корона зацветет.