А.Г. Чесноков, лауреат Ленинской премии Фронт проходит через КБ

Чесноков Анатолий Григорьевич

(род. в 1926 г.), действительный член Международной академии информатизации, ветеран космонавтики России. В годы Великой Отечественной войны работал на авиационных заводах. С 1945 года по окончании техникума — в ОКБ С. А. Лавочкина, где прошел путь от техника до Главного конструктора. Окончил Московский авиационный технологический институт (вечернее отделение, 1952). Работал по авиационной и морской тематике. С 1969 года до настоящего времени — Главным конструктором по тематике космической системы обнаружения стартов БР. Руководил созданием космических аппаратов для отечественных космических систем предупреждения о ракетном нападении. Лауреат Ленинской премии, награжден орденами и медалями СССР. Заслуженный конструктор РФ.

Начало войны. Мне шел четырнадцатый год. Осенью в районе Домодедово с двумя младшими братишками пошли в соседнюю деревню. В чистом поле нас обстрелял «Мессершмитт». На бреющей высоте, метров с 50. Я видел очки пилота. И сейчас помню: четыре красных трассы из-под крыльев — пулеметы строчат. Мы укрылись под берегом речки. Так он, мерзавец, развернулся, еще сделал заход, выпустил полную очередь и две бомбы сбросил. С тех пор я не верил никакой геббельсовской пропаганде, что они идут освобождать нас от какого-то ига, что Россию надо спасать.

И сегодня пришли времена, когда нас хотят спасать из-за океана. Это тоже блеф, аналогичный геббельсовской пропаганде. Если уж речь идет о спасении, то спасти себя мы сможем только сами.

Мне в жизни многократно везло. Остался жив во время войны. В 1945 году по окончании техникума в числе 13 человек из нашего выпуска был направлен в ОКБ Главного конструктора Семена Алексеевича Лавочкина! К тому времени ОКБ, создавшее в 1939-1940 годах свой первый самолет-истребитель ЛаГГ-3, уже входило в славную «обойму» знаменитых авиационных ОКБ — А.Н. Туполева, А.С. Яковлева, B.C. Илюшина, В.М. Петлякова и др. Все эти организации, как и сформированные в то время научные базы и институты — ЦАГИ, ЦИАМ, ВИАМ, ЛИИ, НИИ ВВС и др. — были детищем сталинской эпохи и политики в общей программе создания авиационной промышленности Советского Союза. Туда направлялись лучшие специалисты и ученые, перспективные выпускники ВУЗов, создавались необходимые условия для успешной творческой деятельности. Вот куда нам посчастливилось попасть.

Семен Алексеевич был обрадован пополнению — даже техникам, так как работы было много. Он представил нам всех своих руководителей бригад, и мы выбирали себе начальника. Я, Владимир Архипов и Борис Старостин выбрали себе начальника моторной бригады В.А. Кривякина. Здесь и прошел жизненную и профессиональную академию.

Воспитание было самым суровым. Бросали нас на самостоятельную работу, как котят, не умеющих плавать, в прорубь: кто выплывет, а кто утонет. Но тем не менее отношение было отеческое, нас старались растить, воспитывать. За эти годы прошел вместе с коллективом ОКБ эру создания реактивной сверхзвуковой авиации (самолеты Ла-150, Ла-160, Ла-168, Ла-174, Ла-15, Ла-190, Ла-200), зенитных управляемых ракет для обороны Москвы и Ленинграда (изделия «205», «207») и беспилотного самолета-мишени Ла-17, окончил без отрыва от производства вечернее отделение Московского авиационного технологического института по специальности «Авиационное приборостроение».

Проработав 15 лет при Семене Алексеевиче Лавочкине на фирме, которую он создал и которой руководил с 1937 по 1960 год, по прошествии более 40 лет после его смерти, понимаешь всю гениальность Главного конструктора сталинской школы. Его гений складывался из составляющих, главным компонентом каждой из которых являлась область человеческих отношений. Девиз «Кадры решают все» — это из области вечных истин, а горшки, как известно, обжигают не боги, а люди.

В чем же выражалась его гениальность, и чем обеспечивались успехи фирмы?

Прежде всего это предоставление свободного выбора профессии, выявление способностей и таланта своих сотрудников, создание в коллективе творческой атмосферы.

Я уже упомянул о том, как в 1945 году мы попали в заслуженный коллектив ОКБ Семена Алексеевича, прошедший огненные годы войны и внесший огромный вклад в дело победы над фашистской Германией. Хотя каждому из нас, 13 выпускников Московского авиационного техникума имени Годовикова, было не больше 18 лет, он, подробно рассказав обо всех начальниках бригад и их работе, предложил нам каждому самому выбрать себе начальника.

Так я стал техником-конструктором моторной бригады ОКБ, которой руководил мой первый начальник и мудрый учитель Владимир Алексеевич Кривякин.

Следующим по важности из принципов и жизненных правил Семена Алексеевича было воспитание самостоятельности и ответственности в принятии решений при выполнении порученных заданий.

В 1946 году в НИИ ВВС во время летных испытаний самолета-истребителя Ла-9 был выявлен дефект — выброс масла из маслобака через дренаж. Самолет приходил из высотного полета весь в грязном масле — от носа до хвоста. Это явление представляло реальную угрозу для работы двигателя самолета и безопасности летчика. Мне, тогда еще молодому технику, было при-казаное вылететь на аэродром в Чкаловскую и разобраться в причинах дефекта.

По прибытии в НИИ ВВС совместно с военными специалистами разобрался в причинах и провел доработку по обеспечению наддува маслобака. Летчик облетал самолет на максимальную высоту и подписал мне акт об устранении дефекта. НИИ ВВС выдало рекомендации о выпуске бюллетеня на доработку других самолетов в истребительном полку. Но от аэродинамической бригады ОКБ тут же последовал доклад на имя Семена Алексеевича об отмене принятых мною, всего лишь техником, решений, а также о необходимости проведения повторной экспертизы и серьезных исследований.

Однако Семен Алексеевич на этом докладе написал: «Выпустить эксплуатационный бюллетень на доработку. Впредь в НИИ ВВС техников не направлять, а посылать не ниже старших техников». Так мы все 13 техников неожиданно получили первое повышение по службе, а я — и нарисованный на меня первый «зуб» от аэродинамиков.

На третьем месте, по порядку, но не менее важным, был принцип обязательной проверки оказанного доверия и требование четких и уверенных доказательств своей правоты, особенно при оспаривании принятого решения со стороны смежников.

1950 год. Я уже был инженером-конструктором и техническим руководителем по отработке двигательной установки с прямоточным воздушно-реактивным двигателем (ПВРД) самолета-мишени Ла-17. При испытаниях на огневом стенде двигатель пульсировал и не обеспечивал заданных характеристик. Семен Алексеевич по моему рапорту подписывает письмо Главному конструктору Бондарюку Михаилу Макаровичу о необходимости срочной доработки регулирующей аппаратуры. Но тот ответил встречными претензиями и обвинениями в наш адрес. Требование Семена Алексеевича было жестким и категоричным — предоставить четкие и убедительные доказательства.

Провели эксперимент. В короткий срок самолет был подвешен на резиновые амортизаторы и раскачивался по всем трем осям, вызывая неимоверную болтанку топлива в бензобаке. Но разработанные талантливым конструктором Гречкиным Анатолием Семеновичем оригинальные отсечные клапаны сработали безукоризненно. Семен Алексеевич при всех лично меня поблагодарил за убедительный эксперимент, а Бондарюк тут же пообещал Семену Алексеевичу доработать регулятор двигателя.

1952 год. Тбилисский авиационный завод имени С. Орджоникидзе изготавливает первую серийную партию самолетов-мишеней Ла-17. Мною, как представителем Главного конструктора, остановлена приемка самолетов по причине явных производственных дефектов. Директор завода Хведелиани Яков Романович звонит из Тбилиси по «ВЧ»-связи Семену Алексеевичу, требует убрать строптивого представителя Главного конструктора и прислать на смену другого, более сговорчивого. Ответ Семена Алексеевича был предельно четкий: «Я вам прислал своего лучшего конструктора — лучше у меня нет!»

Далее, чем мы особенно дорожили, это оказание доверия своим подчиненным.

Как представителю Главного конструктора на серийном авиационном заводе и ведущему конструктору, мне многократно приходилось по важным вопросам приходить к Семену Алексеевичу с письмами на подпись. Каждый раз он говорил: «Анатолий Григорьевич, мне читать ваши письма нет времени. Я вам полностью доверяю!» И подписывал письма, не читая. Его доверие было для нас выше любой награды.

Особенно мы чувствовали его человечность, заботу, внимание к своим сотрудникам, их условиям жизни, производственным успехам и учебе.

1952 год. Я и Владимир Алексеевич Архипов оканчиваем вечернее отделение Московского авиационного технологического института. Позади шесть лет учебы параллельно с напряженной работой. Нам было дано три дня для защиты и студенческого загула. Вышли на работу с тяжелой головой. В тот же день нас пригласил к себе Семен Алексеевич. Мы входим в кабинет шеренгой, строевым шагом (чтобы не качало), дружно рапортуем об окончании института и кладем на стол новенькие дипломы. Семен Алексеевич по-отцовски поздравил и вручил приказ о назначении нас инженерами-конструкторами первой категории.

Основополагающим его жизненным принципом во всех делах был государственный подход ко всем проблемам. Семен Алексеевич всячески поощрял у своих сотрудников проявление инициативы, настойчивости в решении вопросов. У него не было ни малейшей капли личного болезненного самолюбия, если его подчиненный «пробивал» свою идею, доказывал свою правоту, даже если он, заслуженный Главный конструктор, был с чем-то не согласен.

1954 год. Представляю Семену Алексеевичу проект коренной модернизации серийного самолета-мишени Ла-17 с заменой прямоточного двигателя на турбореактивный и обеспечением старта с земли вместо старта из-под крыла самолета ТУ-4, что обеспечивало несоизмеримое расширение его характеристик по диапазону высот полета, времени полета и дальности. На этот проект Семен Алексеевич дает ответ: «ОКБ очень занято важными правительственными заданиями по темам «Буря», «К-15» и «Даль». Проект хороший, но делать не сможем». Но, как говорят, шила в мешке не утаить. Хорошая идея, как знамя: если даже убьют знаменосца, то знамя поднимут другие.

По докладу старшего военпреда ВВС полковника Алексея Васильевича Легкодыма меня пригласил к себе командующий ВВС маршал авиации Константин Афанасьевич Вершинин. После беседы он при мне позвонил по «кремлевке» Семену Алексеевичу и убедительно просил его форсировать очень хороший и своевременный проект, пообещав ему всяческую помощь и поддержку.

После моего прибытия на фирму меня тут же вызвали к Семену Алексеевичу. Он сказал: «Вы «пробили» свою идею, и мы будем делать эту машину. Вся ответственность — на вас. Если будут мешать работать, приходите ко мне в любое время».

Несмотря на видимую мягкость характера, Семен Алексеевич твердой рукой поддерживал рабочую атмосферу и доброжелательный климат в коллективе, всегда своевременно гасил назревающие конфликты.

Но по-настоящему мы оценили своего руководителя, к сожалению, только после его безвременной кончины от сердечного приступа жарким (40°) летом 1960 года прямо на полигоне во время испытаний системы «Даль». Фирму залихорадило. После ряда организационных неурядиц в 1963 году руководителем фирмы назначили А.И. Эйдиса, а НПО имени С. А. Лавочкина превратилось в филиал ОКБ В.Н. Челомея.

С появлением ракетно-ядерного оружия в США и СССР остро стал вопрос о создании системы контроля за запусками межконтинентальных баллистических ракет (МБР) для предотвращения угрозы внезапного ракетно-ядерного нападения. Это было время разгара холодной войны между СССР и США.

С появлением первой информации в 1964-1965 годах о разработке в США космической СПРН — системы «Мидас» — в ОКБ-52 у Генерального конструктора академика В.Н. Челомея и в КБ-1 у Генерального конструктора академика А.А. Расплетина (этим направлением у него занимался Б.В. Бункин, назначенный в 1967 г. после смерти А.А. Расплетина Генеральным конструктором) была срочно начата разработка отечественной КСПРН, аналогичной КСПРН США. Проект предусматривал создание в космосе орбитальной группировки из 18 спутников на низких околоземных круговых орбитах.

С 1965 по 1968 год были разработаны и приняты Заказчиком-Минобороны — эскизный проект, техническая документация, начато изготовление космических аппаратов для летных испытаний. Разработка и изготовление бортовой аппаратуры обнаружения для КА были проведены в ЦКБ «Геофизика» Главным конструктором Д.М. Хоролом.

К 1968 году В.Н. Челомей, видимо, первый понял бесперспективность такого проекта. Кроме того, между ОКБ-52 и КБ-1 началось «перетягивание каната» и борьба за головную роль при создании системы. В.Н. Челомей сделал дипломатический ход по избавлению от неперспективного проекта, передав его, со всем строптивым «приданым», в НПО имени С. А. Лавочкина Главному конструктору Г.Н. Бабакину, который в период после смерти С.А. Лавочкина и закрытия Н.С. Хрущевым авиационного направления испытывал трудности в поисках тематики и загрузки предприятия.

Г.Н. Бабакин, набрав работы по научному исследованию космоса от С.П. Королева, заодно взял и тему космической СПРН от В.Н. Челомея. В 1968 году Г.Н. Бабакин поручил принять и вести разработки КСПРН ведущему конструктору О.Г. Ивановскому. Приняв производственный задел и документацию к середине 1969 года, О.Г. Ивановский, не имея опыта разработки больших систем, понял, что в этой системе что-то не то и ему эту задачу не решить. Его вердикт был предельно четким: «Это дохлая лошадь!»

Г.Н. Бабакин оказался в затруднительном положении — проект провальный, но что же с ним делать? Со свойственной ему мудростью нашел «рыжего» — велел передать проект КСПРН ведущему конструктору А.Г. Чеснокову, так как тот или сделает систему, или, в случае провала, и будет «рыжим».

Директор завода И.Н. Лукин, понимая сложность создавшейся ситуации с КСПРН, решил мне помочь — предложил взяться за разработку лунной тематики с перспективой стать лауреатом Ленинской премии или Героем Социалистического Труда. Я его поблагодарил и сказал, что негоже мне, ведущему конструктору, всю жизнь занимающемуся военной тематикой, переходить на научную. Второй мой довод состоял в том, что после поставленного О.Г. Ивановским диагноза никто, кроме меня, в НПО не возьмется за эту тематику. Мои доводы были приняты и в середине 1969 года меня назначили ведущим конструктором темы КСПРН.

Ознакомившись с проектом ОКБ-52 и материалами США по системе «Мидас», я, согласившись с диагнозом О.Г. Ивановского, что проект этот — «дохлая лошадь», не согласился с тем, что тема безнадежна. Проанализировав с М. А. Розенбергом баллистику низкоорбитальной системы, мы пришли к выводу, что из-за эволюции низких орбит число спутников в системе должно быть не 18, а 36. При условии обеспечения перекрытий работы спутников по времени число спутников возрастет до 50 и задача создания КСПРН становится абсурдной.

Нам представлялось, что такая идея подброшена из США и является дезинформацией, что сами американцы такую систему создавать не собираются. Вероятно, они рассчитывали на преклонение некоторых наших ученых и начальников перед всем иностранным. Думается, что это был один из элементов в программе подрыва экономики и обороноспособности СССР.

Наши поиски дали нам один-единственный оптимальный вариант — переходить на высокоэллиптические орбиты, аналогичные спутникам связи «Молния». При этом число спутников уменьшалось до четырех при двойном контроле территории США. Но встал вопрос о возможности обнаружения старта с дальности 40 тысяч километров (в предыдущем проекте — аналоге системы «Мидас» — дальность обнаружения не превышала 10 тысяч километров).

Главный конструктор ЦКБ «Геофизика» Д.М. Хорол поддержал нашу идею и пересчитал дальность аппаратуры обнаружения с 10 тысяч километров на 40 тысяч.

Совместная работа дала обнадеживающие результаты — проект был завязан. Но техническое предложение КСПРН с КА на высокоэллиптических орбитах Г.Б. Бабакин подписывать не стал, видимо дрогнул перед оппозицией в НПО и командой в КБ-1 во главе с Б.В. Бункиным, которые отстаивали старый — низкоорбитальный — вариант, несмотря на всю его экономическую неосуществимость, да и научную абсурдность.

Но русская земля всегда славилась своими героями. Таким героем оказался И.А. Скробко — заместитель Главного конструктора. Он утвердил технические предложения и подписал за Главного конструктора письмо министру общего машиностроения С.А. Афанасьеву. Перед Г.Н. Бабакиным у него были развязаны руки — его забирали в аппарат министерства главным инженером 3-го Главного управления.

На следующий день, доложив министру С. А. Афанасьеву предложения, он, за его подписью, отправляет технические предложения в ВПК на имя Л.И. Горшкова — заместителя председателя ВПК СМ СССР. А далее, как говорят, началось...

Через два дня на фирму приехал министр С. А. Афанасьев, Как всегда, очень обстоятельно и дотошно знакомился со всеми тонкостями проекта и глубиной разработки. Резюме было министерское. Обращаясь ко мне, он сказал: «Вот у Г.Н. Бабакина стоит «кремлевка», если кто будет мешать или возникнут какие-то задержки или трудности, звони мне в любое время дня и ночи». Мне были даны министром все права, а Г.Н. Бабакину — указание помогать в разработке проекта всем коллективом.

Это был декабрь 1969 года, и С. А. Афанасьев знал уже в то время, что значит пойти против течения и куда нас загоняли американцы и их «лобби» в СССР.

Первое техническое обсуждение проекта состоялось в кабинете у Б.В. Бункина в январе 1970 года. От НПО были в качестве докладчика Г.Н. Бабакин и я, от ЦКБ «Геофизика» — Д.М. Хорол, от КБ-1 — Б.В. Бункин и А.И. Савин, а также представители министерства и Заказчика.

В середине моего доклада по структуре системы я заметил, что лицо Б.В. Бункина начало неестественно краснеть, и я его про себя пожалел: вот, мол, какой человек, с температурой, а слушает наш доклад. Но произошло то, чего никто не ожидал. Вдруг Борис Васильевич вскочил, поднял кверху сжатые кулаки: «Это авантюра! Прошу покинуть мой кабинет!» Я не сразу понял, что происходит и что дальше делать. Обстановку разрядил и вернул в прежнее русло обсуждения Г.Н. Бабакин. Он спокойно встал и сказал: «Чесноков докладывает не свое личное мнение, но также и мое, и нашего министра. Если вы его просите из кабинета, то просите тогда и меня». После этих слов Бункин как-то сразу вернул своему лицу прежнее состояние и попросил меня продолжать доклад. Мне кажется, что он не очень огорчился, не выполнив поручение «оппозиции» по торпедированию совещания и проекта — ученый в нем взял верх над администратором.

В это время полным ходом шла подготовка решения ВПК СМ СССР по разработке нашего варианта системы. Через 2-3 дня после совещания у Б.В. Бункина меня ожидало очередное «чистилище».

Первый заместитель министра Г.А. Тюлин вызвал меня в министерство на доклад по ходу работ по разработке системы к 9.00. С 9.00 до 17.00, т.е. весь рабочий день, я просидел в приемной, без обеда. Ему референт несколько раз докладывал, что А.Г. Чесноков ждет приема по вызову с 9.00. В ответ: «Пусть ждет, как освобожусь, приму». Я понял, что готовится внеочередное избиение и уличение в авантюризме и безграмотности. К 17 часам в кабинет к Г.А. Тюлину начали собираться все начальники главков и их замы, и я подумал, что их вызывают по мою душу.

Без 10 минут 17.00 я взмолился перед референтом А.П. Барыкиным, что у меня дома двое малых ребят и больная жена, что они не кормлены и я им не успел купить продуктов, что сам с утра ничего не ел и что Г.А. Тюлин, должно быть, про меня забыл, так как собирает очередное производственное совещание. .. А.П. Барыкин мне посочувствовал и отпустил за 5 минут до 17.00.

А ровно в 17.00 поступает команда — Чеснокова к Тюлину! А.П. Барыкин объяснил, что он меня отпустил по семейным обстоятельствам. Потом он мне рассказал, что такой бури негодования не видел никогда в жизни. А.Г. Тюлин после этого случая меня больше не вызывал.

До выхода постановления ЦК КПСС и СМ о разработке высокоорбитальной системы КСПРН пришлось пройти еще одну, самую серьезную проверку на состоятельность проекта и доказать возможность его реализации. Дело было в том, что КБ-1, как головное предприятие по системе, было в Минрадиопроме, а НПО, как головной разработчик ракетно-космического комплекса, входило в состав Минобщемаша. КБ-1 и МРП продолжали противиться предложенному НПО варианту системы, и усилий заместителя председателя СМ СССР Л.И. Горшкова стабилизировать обстановку не хватало. Было назначено слушание состояния дел по разработке системы у секретаря ЦК КПСС по оборонной промышленности Д.Ф. Устинова. На Старой площади в кабинете Дмитрия Федоровича присутствовали министры С.А. Афанасьев, В.Д. Калмыков, главные конструкторы Г.Н. Бабакин, Б.В. Бункин, А.И. Савин, Д.И. Хорол, из ВПК — Л.И. Горшков, из отдела ЦК КПСС Б.А. Строганов и другие. Докладывать мне пришлось не менее двух часов. Под перекрестными вопросами я рассказывал про каждую бортовую систему КА, состояние и готовность кооперации, про баллистику, аппаратуру обнаружения, ракету и полигон запуска. Мне в процессе доклада и ответов на вопросы помогали Г.Н. Бабакин, Д.М. Хорол и С.А. Афанасьев. Мы сумели отбить все наскоки оппонентов, и Дмитрий Федорович, давно знавший нашу фирму, а меня еще по моим работам при создании комплекса беспилотных самолетов-мишеней и самолетов-разведчиков, лично убедился в реальности создания в кратчайшие сроки КСПРН с КА на высокоэллиптических орбитах.

Что касается США, то уже в 1969 году мы получили первое подтверждение о закрытии разработки системы «Мидас» и о разработке в режиме строжайшей секретности системы «Имьюз». В 1970 году в США был выведен спутник раннего обнаружения стартов МБР «Имьюз» на геостационарную орбиту с дальностью обнаружения 40 тысяч километров. На мой взгляд, наша страна потеряла 4 года в разработке космической системы предупреждения о ракетном нападении, пытаясь создать систему, подобную «Мидас». Если это так, то операция ЦРУ США по «подбрасыванию» дезинформации достигла цели.

Но успешная защита нашего проекта у Д.Ф. Устинова была еще не победой. Разработчиков системы КСПРН по проекту НПО впереди ждали серьезные трудности, в том числе и прямое противодействие проекту.

После принятия на правительственном уровне решения о разработке космической системы предупреждения о ракетном нападении (КСПРН) с космическими аппаратами на высокоэллиптических орбитах (ВЭО) вышли решения ВПК СМ СССР и постановления ЦК КПСС и СМ СССР с жесткими сроками разработки средств системы. За три года надо было создать космический аппарат с аппаратурой обнаружения, техническую позицию на полигоне Плесецк для подготовки к запуску КА и пункт управления КА. Как уже было сказано, в 1969 году появляется первая закрытая информация о разработке в США не системы «Мидас» на низких околоземных орбитах, а системы «Имьюз» с КА на геостационарных орбитах (ГСО), подтвердившая правильность принятых нами решений. Предстояло разработать эскизный и технический проекты и фактически создать вновь кооперацию разработчиков и изготовителей средств системы.

На этом этапе нам пришлось встретиться с немалыми трудностями, так как кооперация в космической отрасли (Минобщемаше) была не вполне готова к реализации подобного проекта. Это прежде всего касалось разработки системы управления, ориентации и стабилизации (СУОС) КА. Требовалось разработать впервые в мире не имеющий аналогов КА с трехосной ориентацией и управляемый по трем осям. При том СУОС должна была обеспечивать стабилизацию КА по всем трем осям не хуже трех тысячных долей градуса в секунду (это угловая скорость колебаний КА по каждой оси) и обеспечить точность наведения оптической оси бортовой аппаратуры обнаружения (БАО) на район наблюдения не хуже одной десятой доли градуса, а также стабилизацию прямоугольного кадра БАО от разворота относительно наблюдаемого района на Земле.

Все эти требования должны были выполняться в процессе движения КА по вытянутой высокоэллиптической орбите, когда меняется дальность наблюдения и район наблюдения вращается вместе с Землей до 160° по переменному закону за время прохождения рабочего участка в течение 6 часов в апогее орбиты.

Эта задача была проработана группой энтузиастов из НПО Лавочкина, Московского авиационного института (МАИ) и Киевского завода автоматики им. Г.И. Петровского под руководством Главного конструктора Г.Н. Бабакина, заведующего 301 кафедрой МАИ Б.Н. Петрова и директора КЗА В.М. Ярмолы, рассмотрена и изложена в технических предложениях НПОЛ по созданию КСПРН с КА на ВЭО.

Но первое наше обращение в головную фирму по системе «УС-К» (ЦКБ «Алмаз») к главному конструктору П.М. Кириллову было неудачным. Он отказался взять на себя роль головного разработчика СУОС. Затем мы обратились с подобным предложением к главному конструктору по системам ориентации Арефьеву (г. Ленинград). Он также не поверил нашей затее и отказался от разработки. Пришлось идти за помощью в наше родное министерство (Минобщемаш), к начальнику 6-го приборостроительного главка Б.В. Бальмонту. У него на приеме по возникшей проблеме докладывал его однокашник по МВТУ начальник отдела по системам управления нашего НПОЛ Н.Д. Капырин вместе со мною, как руководителем темы.

В течение получасовой беседы с начальником Главка мы снова получили каждый по полной увесистой порции «матюков» и кучу обвинений в авантюризме... И пришлось авторам предложений по принципу «назвался груздем — полезай в кузов» засучив рукава самим браться за разработку и реализацию своих идей.

Разработку технических заданий, анализ и моделирование динамики движения КА в НПОЛ обеспечивали А.Г. Ушаков, Ю.В. Рыбачук, Ю.Г. Алдошкин, А.Н. Давыдов, В.Н. Байкин, В.Н. Сидякин во главе с начальником отдела Н.Д. Капыриным.

От 301-й кафедры МАИ научное обеспечение и дублирующее моделирование проводили И.С. Уколов, Э. Митрохин, В. Заведеев, Ф.А. Михайлов, Ю.А. Корпачев под непосредственным руководством академика Б.Н. Петрова.

Роль головной организации по разработке рабочей документации и изготовлению СУОС взял на себя директор КЗА В.М. Ярмола.

Состав кооперации по разработке СУОС был доложен на заседании ВПК СМ СССР и одобрен. Но неожиданно для всех восстал против такого решения министр Судпрома Б.А. Бутома. На коллегии Судпрома, где директор КЗА В.М. Ярмола докладывал о возможности разработки и изготовления СУОС у него на предприятии, он был министром буквально «размазан» по стенкам зала коллегии. Все это происходило в присутствии министра Минобщемаша С. А. Афанасьева и заместителя председателя ВПК СМ СССР Л.И. Горшкова. Сказались ведомственность и нежелание работать на другое, т.е. космическое министерство. И только через три месяца удалось, при вмешательстве секретаря ЦК КПСС Д.Ф. Устинова, снять этот ведомственный барьер. Мы потом долго вспоминали, как на той злополучной коллегии Судпрома, которую за глаза называли (в честь министра Бутомы) «бутомомешалкой», у В.М. Ярмолы на трибуне, где он горячо жестикулировал обеими руками, лопнули швы на спине и по рукавам пиджака. И все же после всех перипетий была сформирована очень дружная команда разработчиков СУОС из энтузиастов в НПОЛ, 301-й кафедры МАИ и КЗА под непосредственным руководством Г.Н. Бабакина, Б.Н. Петрова и В.М. Ярмолы.

Это было начало 70-х годов — годов холодной войны, и разработчики системы «УС-К» понимали необходимость и важность создания такой системы. Наибольшая нагрузка по разработке и изготовлению СУОС выпала на КЗА, где разработкой руководили Главный конструктор В.Г. Попов, начальник СКБ И.Е. Глазунов, ведущие специалисты Ю.А. Корпачев, Ю.А. Киселев, Р. Хисамутдинов и другие.

Когда уговаривали всем миром министра Судпрома Б.А. Бутому разрешить разработку и изготовление СУОС на КЗА, министру Общемаша С. А. Афанасьеву, в качестве компромисса, пришлось взять на себя обязательства по серийному изготовлению СУОС на предприятиях Минобщемаша. Было определено предприятие директора В.И. Зайцева «Сибирские приборы и системы» в г. Омске.

Для обеспечения точного прицеливания оптической оси объектива БАО на контролируемый район наблюдения и отслеживания его с высокой точностью, при разработке СУОС были выбраны в качестве базовых ориентиров в космическом пространстве Земля и Солнце.

Своей продольной осью КА должен был ориентироваться на центр Земли с помощью земных оптических приборов, а второй поперечной осью — ориентироваться на Солнце, с помощью солнечных оптических приборов. Эти оптические приборы должны были не только ориентировать оси КА по Земле и Солнцу, но и обеспечивать развороты КА по всем трем осям в процессе отслеживания наблюдаемого района на рабочем участке орбиты. Такие высокоточные оптические приборы были разработаны в ЦКБ «Геофизика» под руководством главного конструктора В.И. Курушина и его главных специалистов Б.В. Медведева, B.C. Кузьмина, М.Г. Пирогова, В.А. Арефьева и других.

В ЦНИИ «Комета» и НПОЛ были разработаны бортовая цифровая вычислительная машина (БЦВМ) и программы управления для КА. Руководство разработкой в ЦНИИ «Комета» осуществляли главный конструктор В.Г. Хлибко, ведущие специалисты Ц.Г. Литовченко, Ю.П. Яковенко, С.М. Фрадков, Н.М. Финогенов, Г.В. Давыдов и другие. В НПОЛ разработку технических заданий и программ управления обеспечивали С.Д. Куликов, М.А. Розенберг, В.И. Лощенков, А.Е. Назаров, B.C. Дрейцер и другие.

Чтобы обеспечить непрерывное наблюдение за заданным районом размещения межконтинентальных баллистических ракет (МБР) на территории США, было выбрано орбитальное построение системы КА на ВЭО с высотой эллиптической орбиты в апогее 40 тысяч километров, наклонением 63 градуса к экватору Земли и периодом обращения КА вокруг Земли 12 часов. При этом КА каждые сутки делает два витка вокруг Земли. Четыре КА в орбитальной группировке (ОГ), работая по 6 часов на каждом витке, обеспечивали двукратный контроль наблюдаемого района.

В качестве наблюдаемого района был задан тот ракетоопасный район (POP) на территории США, где на девяти ракетных базах разместились 1500 МБР с ядерными зарядами. Эта системная задача баллистического построения для непрерывного контроля POP была предложена и блестяще решена группой баллистиков в НПОЛ во главе с полковником в отставке, участником Великой Отечественной войны, кандидатом технических наук М.А. Розенбергом и его учениками В.И. Лощенковым, А.Е. Назаровым, B.C. Дрейцером и другими. Все элементы при создании будущей системы разрабатывались впервые в мире, но об этом разработчики как-то даже не задумывались.

Бортовая аппаратура обнаружения (БАО) стартов МБР на дальности в 40 тысяч километров и охлаждаемые фотоприемные устройства (ФПУ) в инфракрасном диапазоне были разработаны в ЦКБ «Геофизика» и НИИПФ главными конструкторами Д.М. Хоролом, В.Г. Буткевичем и ведущими специалистами Г.Н. Куковниковым, М.М. Карпухиным, И.П. Алексеевым, В. Синицыным и другими.

Установка на КА БАО теплопеленгационного типа с ФПУ в ИК-диапазоне потребовала от специалистов НПОЛ разработки специальной системы охлаждения приемников ИК-излучения до низких температур с многолетним ресурсом работы в космосе.

Существующие разработки холодильников были громоздкими и требовали большого расхода хладоагента. Здесь проявился талант И.И. Штейнгарта в НПОЛ, который предложил радиационную систему захолаживания БАО с использованием космического холода и тепловых криогенных труб. Система охлаждения фотоприемного устройства БАО на редкость оказалась удачной, не имела компрессоров и других атрибутов классических холодильников и не расходовала рабочее тело для охлаждения. Это была простая пассивная система, у которой пластина с теневой стороны КА охлаждалась космическим холодом и этот холод подводился с помощью тепловой трубы к фотоприемнику БАО.

Аналогично была решена задача охлаждения электронной аппаратуры внутри приборного контейнера КА все тем же И.И. Штейнгартом совместно с такими же, как и он, энтузиастами И.А. Зеленовым, A.M. Рябовым, В.И. Зуевым и другими. Для охлаждения приборного контейнера КА они применили находящийся в нем воздух, а часть стенки приборного контейнера, которая в это время находилась с теневой стороны КА, служила радиатором охлаждения воздуха. Со стороны Солнца приборный контейнер защищался экраном, который был закреплен на вращающейся вокруг продольной оси приборного контейнера ферме системы ориентации солнечных батарей КА на Солнце. КА получился очень компактный и рациональный.

Чтобы максимально облегчить конструкцию КА, главным металлургом НПОЛ А. Петраковым было предложено всю конструкцию КА изготовить из магниевого сплава, что на 30 % легче, чем из алюминия. К тому времени в НПОЛ была освоена технология сварки магниевых сплавов. Эта технология изготовлений конструкций КА была также применена впервые в мире и не имеет аналогов по сей день.

Для запусков КА были выбраны полигон Плесецк и ракета-носитель «Молния» (типа 7) с разгонным блоком «МЛ» в качестве четвертой ступени ракеты-носителя.

Одно перечисление проблем, которые необходимо было решить, думаю, дает представление об объеме и сложности работ. Но в очень короткие сроки — 1970-1972 года — они были решены.

Когда в 1971 году был собран первый КА и установлен в сборочном цехе НПОЛ с развернутыми, как в полете, антеннами и солнечными батареями, Георгий Николаевич Бабакин подошел ко мне, пожал крепко руку и сказал: «Аппарат получился. Поздравляю!» В ответ я возразил: «Без вас, Георгий Николаевич, ни вы, ни мы никогда бы этого КА не увидели».

К сожалению, эта похвала Генерального конструктора была почти последней — 3 августа 1971 года Г.Н. Бабакина не стало. Приутихшие было противники системы с КА на ВЭО активизировались. Пошла новая волна наката и контрпроектов. Но об этом сейчас не станем вспоминать.

А всего за эти три года были разработаны, изготовлены комплектующие системы (десять комплектов), два летных и восемь стендовых космических аппаратов, проведены всесторонние стендовые испытания как раздельно бортовых систем КА, так и в составе стендовых КА.

19 сентября 1972 года с космодрома Плесецк ракетой-носителем «Молния» был выведен на орбиту первый КА отечественной КСПРН. По результатам обнаружения контрольных пусков отечественных МБР были внесены коррективы в аппаратуру обнаружения КА, и уже через год 2 октября 1973 года был осуществлен второй запуск КА — и первый в системе «УС-К» по контролю за POP США, — который дал однозначный ответ о возможности создания орбитальной группировки (ОГ) КА КСПРН.

Но радость и гордость разработчиков за создание уникального КА для работы на высокоэллиптической орбите, с прецизионным отслеживанием POP США, была все же еще преждевременной. Между НПО им. С.А. Лавочкина, разработчиками БАО и Минобщемашем, с одной стороны, ЦКБ «Алмаз» и Минрадиопромом, с другой стороны, возникли серьезные разногласия из-за неспособности ЦКБ «Алмаз» обеспечить обработку специнформации от БАО при наблюдении стартующих МБР на фоне Земли. ЦКБ «Алмаз», в котором непосредственно работами по созданию командного пункта управления и обработки специнформации руководил Главный конструктор А.И. Савин*, столкнувшись с трудностями при разработке программно-алгоритмического обеспечения обработки специнформации, потребовало перевести КА с наблюдения POP США на фоне Земли на облегченный вариант обработки кадра специнформации на фоне космоса, где отсутствуют фоновые помехи от дневной поверхности Земли. Это требование приводило к увеличению количества КА в ОГ, т.к. при этом возможно было использовать лишь «западный» виток высокоэллиптической орбиты. «Восточный» виток остался холостым. Кроме того, при наблюдении на фоне космоса за стартами МБР с POP США один из КА периодически засвечивался Солнцем и выключался из работы. Для компенсации солнечных засветок пришлось дорабатывать КА для работы на геостационарной орбите. Разумеется, сильно усложнялась и программа управления спутником. Объективности ради отмечу лишь, что здесь есть вина не только ЦКБ «Алмаз». Отчасти эта проблема была связана и с несовершенством к тому времени аппаратуры обнаружения (БАО).

* В 1972 г. внутри ЦКБ «Алмаз» (в то время МКБ «Стрела») между Генеральным конструктором Б.В. Бункиным и Главным конструктором ОКБ-41 А.И. Савиным обострились разногласия по технической политике создания средств КСПРН. В результате ОКБ-41 выделилось из МКБ «Стрела» в отдельную организацию. В кооперации (объединяясь) с заводом «Мосприбор» и его ОКБ-39 был организован Центральный Научно-исследовательский институт «Комета» (ЦНИИ «Комета»). Не последнюю роль при этом сыграли и близкие отношения А.И. Савина с секретарем ЦК КПСС Д.Ф. Устиновым. (Прим. автора.)

Так или иначе, но пришлось идти этим трудным путем. Конечно, сроки увеличивались на годы. Лишь 8 октября 1975 года впервые в СССР ракетой-носителем «Протон» с космодрома «Байконур» был запущен и выведен на геостационарную орбиту КА системы УС-КС. При этом проектный состав ОГ из 4-х КА на ВЭО, для контроля POP США на фоне Земли, возрос до 8 КА на ВЭО и одного КА на ГСО. Стоимость создания и эксплуатации системы возросла примерно втрое. Планируемое производство для поддержания ОГ из 4-х КА (1-2 КА в год) возросло до восьми КА в год.

Но нет худа без добра. И здесь уместно сравнение.

США при создании КСПРН «Имьюз» пошли по более легкому пути, разместив КА на геостационарных орбитах. В этом варианте не требуется одновременно отслеживать на борту КА семь программ и проводить сверхзащиту от статического электричества, стабилизация КА осуществляется вращением вокруг оси «X», чем одновременно обеспечивается сканирование (осмотр) заданного пространства на фоне Земли с полем обзора 19°?19°.

Казалось бы, такое совмещение оригинально и целесообразно. Но при этом скорость вращения КА влияет на точность определения точки падения ГЧ. А она в системе «Имьюз» несколько тысяч километров, что явно не соответствует требованиям к оборонным средствам.

Таким образом, игра стоила свеч. Советские космические аппараты в полете на орбите обеспечивают трехосную стабилизацию, время сканирования менее четырех секунд, точка падения ГЧ может быть определена с достаточно высокой точностью и есть перспектива дальнейшего улучшения этой важной характеристики.

Система наблюдения с КА на ВЭО не имеет ограничений по видимости и контролю высоких северных широт, а запуск КА на ВЭО еще и втрое дешевле.

В 1979 году система УС-КС с КА на ВЭО была принята на вооружение, к декабрю 1982 года полностью развернута и поставлена на боевое дежурство по контролю за стартами МБР с POP США. Этот период с 1979 по 1982 год нашим НПО был использован на развертывание производства КА, их отработку в процессе эксплуатации, увеличение срока службы и развертывание ОГ КА в полном составе. В процессе отработки надежности и увеличении сроков активного существования КА в космосе пришлось тремя последовательными этапами совершенствовать системы КА. Наиболее сложным был процесс обеспечения защиты КА от воздействия статического электричества и радиационного воздействия при работе на высокоэллиптических орбитах, когда КА четыре раза в сутки пересекает радиационные магнитные и токовые пояса Земли.

В 1981 году большая группа разработчиков системы УС-К была представлена к присвоению званий лауреатов Ленинской и Государственной премий и награждению орденами СССР. Был представлен к званию лауреата Ленинской премии и я, как автор и руководитель разработки высокоорбитальной КСПРН системы УС-К. Но не обошлось без провокации. На имя министра общего машиностроения СССР С.А. Афанасьева поступила анонимка, которой по «сочности» и «красочности» выражений и характеристик позавидовали бы сатирики М. Задорнов и М. Жванецкий. Пришлось С.А. Афанасьеву для решения вопроса о награждении А.Г. Чеснокова докладывать Л .И. Брежневу. Решение ЦК КПСС было однозначное — заслуживает. Что касается мотивов этой анонимки, то здесь, видимо, преследовалась цель нейтрализации меня, как оппонента по системе УС-КМО. Об этом следует сказать подробнее.

Еще вскоре после выделения из состава ЦКБ «Алмаз» у руководства ЦНПО «Комета» возобладало мнение о неперспективности высокоорбитальной системы КСПРН (система УС-КС) и о необходимости начать с 1978 года разработку новой системы УС-КМО, аналога системы «Имьюз» США, с КА на геостационарных орбитах. При этом было обещано, что система УС-КМО через 2-3 года заменит систему УС-КС. С позицией «Кометы» соглашался заказчик ГУВ войск ПВО страны, да и в значительной части руководство ВПК.

У нас было иное мнение. Параллельно с началом разработки системы УС-КМО в ЦНИИ «Комета», разработчики высокоорбитальной системы УС-К в НПО им. Лавочкина принимали все меры по обеспечению начальных проектных характеристик системы УС-К. Для обеспечения глобального контроля всех POP, включая POP акваторий морей и океанов, были разработаны технические предложения по расширению поля зрения БАО, наблюдения на фоне Земли и др. Рассмотрение этих предложений в кратчайшие сроки было рекомендовано, между прочим, и в Акте комиссии по анализу работы СПРН от 25.9.1983 года (п. 7; комиссию возглавлял генерал армии В.И. Варенников). Технические предложения были поддержаны командованием армии ПРН. Правда, командующий армией генерал-лейтенант Н.И. Родионов, хотя обычно и поддерживал нас, но, зная резко отрицательное отношение к этим предложениям Заказчика и ВПК, подписывать их не стал. Тогда их подписал, как первый заместитель командующего, начальник штаба генерал-лейтенант Н.Г. Завалий и 7 марта 1985 года направил Заказчику ГУВ ПВО страны, Командующему ПРО и ПКО и во все организации, входившие в кооперацию по созданию системы.

Большинство организаций ответили положительно. Даже «Комета» не могла их мотивированно отвергнуть и ответила уклончиво (там многие грамотные специалисты разделяли нашу точку зрения, однако не всегда имели возможность открыто ее высказать). Но Заказчик упорно возражал. Видимо, потому, что уже был дан «зеленый свет» проекту УС-КМО «Кометы», а технические предложения НПО им. Лавочкина якобы могли ему помешать. На самом деле реализация этих предложений, помимо резкого улучшения в короткие сроки боевых, эксплуатационных и технических характеристик системы, создавала реальную экспериментальную базу для разработки эффективной УС-КМО.

И все же на очередном, предназначенном для запуска, КА, была доработана БАО для первичной обработки специнформации при наблюдении стартов МБР на фоне дневной Земли. Эта доработка была сделана вопреки возражениям ЦНИИ «Комета» и Заказчика, но при поддержке командующего отдельной армией СПРН генерал-лейтенанта Н.И. Родионова и начальника штаба армии генерал-лейтенанта Н.Г. Завалия. Ясно, что это был серьезный риск и для них, а не только для НПО им. Лавочкина.

12 августа 1985 года этот КА был запущен. Результат превзошел все ожидания.

В 12 часов дня на фоне ярко освещенной поверхности дневной Земли был произведен запуск ракеты «Р-7». Четкая отметка от стартовавшей ракеты-носителя с момента старта и на всей траектории полета шла по совершенно темному экрану монитора, без каких-либо фоновых помех от дневной Земли. После прохождения через поля монитора яркой отметки от всех поочередно работающих 3-х ступеней ракеты-носителя, руководитель проекта системы УС-КМО А.И. Савин и представитель Заказчика генерал М.И. Ненашев молча встали из-за монитора, сели в машину и уехали с КП. Я по совету генерала Н.И. Родионова на запуске не присутствовал и находился за пределами Московской области. Он полагал, что существовала реальная угроза моего ареста за доработку БАО без согласования с ЦНИИ «Комета» и Заказчиком. Возможно, так оно и было.

Но тем не менее успех был полным и дорога для реализации первоначальных системных характеристик системы УС-К была открыта. Искусственно возведенные технические проблемы по обработке специнформации при наблюдении стартующих МБР на фоне дневной Земли были сняты. В период с 1985-1988 годов были разработаны эскизные проекты по доведению характеристик системы УС-К до проектных и переводу ОГ системы УС-КС на наблюдение POP США на фоне Земли.

Тремя постановлениями ЦК КПСС и СМ СССР предписывалось Минобщемашу, Минрадиопрому и Минобороны провести модернизацию системы, сократив ОГ КА до 4-х и восстановить системные характеристики системы УС-К. Решением Генерального штаба СССР от 1989 года были переданы для доработок и проведения летных испытаний два КА системы УС-КС. Однако приближалась «перестройка» и выполнение постановлений ЦК КПСС и СМ СССР всячески тормозилось. Ряды защитников проекта отечественной КСПРН с КА на высокоэллиптических орбитах таяли. В разное время ушли из жизни Главный конструктор НПО им. С.А. Лавочкина Г.Н. Бабакин, начальник ГУКОС генерал А.Г. Карась, Главком ракетных войск В.Ф. Толубко. В 1983 году был снят с должности министр сталинской школы, создавший космическую промышленность и ракетный щит СССР, С.А. Афанасьев.

Начатая в 1978 году по инициативе ЦНИИ «Комета» разработка системы УС-КМО, в качестве аналога системы «Имьюз» США, была завершена в 1999 году принятием системы УС-КМО на вооружение. Но, на мой взгляд, ТТХ системы еще при разработке были заложены явно уступающими системе «Имьюз». Система оказалась «растратным долгостроем», т.к. из-за ограниченных полей зрения БАО требовалось выводить на геостационарную орбиту до 12 спутников очень дорогими ракетами-носителями «Протон». Аппаратура обнаружения за 20 лет разработки оказалась конструктивно не доведена и не обеспечивала требуемых характеристик. Огромные средства были вложены в строительство Восточного командного пункта, совершенно бесполезного и не нужного для данной системы. Тем не менее за разработку системы УС-КМО разработчики были награждены орденами и государственными премиями России.

В то же время с началом «перестройки» и особенно с началом «реформ» финансирование по поддержанию ОГ КА системы УС-КС и производства КА на заводах-изготовителях было практически прекращено. Пришлось выбирать в производстве остатки деталей и агрегатов, оставшихся от советского времени, и из этого прошлого задела собирать космические аппараты для поддержания сократившейся до недопустимого минимума орбитальной группировки КА России. На это способны только русские инженеры. Но ОГ КА в полном составе из девяти КА на ВЭО и одного КА на ГСО продержалась только до 1997 года за счет созданного таким способом запаса и сохранения работоспособности запущенными КА сверх установленного срока службы. К маю 2001 года ОГ на ВЭО существенно уменьшилась.

В этих условиях кооперация разработчиков в период с 1994 по 1998 год приложила немалые усилия по сохранению КСПРН СССР для России. В развитие технических предложений 1983-1985 годы применительно к новой геополитической обстановке в мире, когда подводные лодки с МБР подошли к «подбрюшью» России и их подлетное время составляет 7-12 минут с POP Норвежского моря и Северной Атлантики, был разработан проект модернизации системы УС-К — «Созвездие-Барбет»*. Проект был принят Минобороны. Получено ТТЗ на разработку, которой планировалось создание модернизированной системы в течение двух-трех лет с минимальными затратами. Общая угроза развала КСПРН объединила усилия НПО им. С.А. Лавочкина и ЦНИИ «Комета». Но такой поворот событий в России по сохранению КСПРН, являющейся системой национальной безопасности, видимо, кого-то не устраивал. Оказался и «рояль в кустах»: в США началась усиленная реклама вновь разрабатываемого проекта «Сбирс» на замену системы «Имьюз». Как ни странно, с 1999 года началась активная кампания дискредитации проекта «Барбет», рекламы и широковещательных обещаний по новой «Единой космической системе» (ЕКС) — контрпроекту системе «Барбет». На мой взгляд — это очередной растратный долгострой, теперь уже для России. Разработанный в период 1999-2000 годов проект системы «ЕКС» увеличивает по сравнению с системой «Барбет» сроки разработки и стоимость в несколько раз, а самое главное — не обеспечивает главный критерий КСПРН: время предупреждения о стартах атакующих МБР с учетом их подлетного времени.

* Проект предусматривает и решение народнохозяйственных задач по обеспечению космической связи, прогноза землетрясений и обнаружения лесных пожаров на едином космическом фоне и в единой информационной системе. (Прим. автора.)

После событий 11 сентября 2001 года в США, мне кажется, стали понимать, что Россия и США должны обладать совместной системой контроля, в том числе и эффективными средствами КСПРН с системой обмена взаимной информацией с США. Настало время для США и России принять разумные решения. Но это предмет уже отдельного очень серьезного, крайне непростого и глубокого обсуждения.

В заключение хотел бы отметить особые заслуги в деле создания КСПРН СССР прежде всего министров общего машиностроения СССР С.А. Афанасьева и О.Д. Бакланова, Главкома РВСН В.Ф. Толубко, начальника ГУКОС А.Г. Карася, заместителя председателя ВПК СМ СССР Л.И. Горшкова, Главного конструктора НПО им. С.А. Лавочкина Г.Н. Бабакина.

При разработке, изготовлении и испытаниях КА системы УС-К нельзя не отметить беззаветный и самоотверженный труд ведущих конструкторов НПОЛ и ведущих специалистов в Минобщемаше, на плечи которых лег огромный груз технической и организаторской работы, когда количество крупных смежных предприятий — разработчиков и изготовителей — с их проблемами превышало три десятка. Но, пройдя в свое время академию Г.Н. Бабакина и С.А. Афанасьева, они справились с этим грузом и из них выросли высококвалифицированные специалисты и будущие руководители, такие как: С.Д. Куликов, В.Н. Тимофеев, В.Л. Войтик, Ю.Н. Коптев, В.И. Ефимов, В.К. Макаров, А.Г. Ушаков, А.Н. Давыдов, Ю.И. Ипатов, В.Н. Байкин, А.А. Моишеев.

При доводке средств системы в процессе испытаний, сдачи на вооружение и постановки на боевое дежурство большой, а порой и решающий, вклад внесли командующие отдельной армией ПРН генерал-лейтенанты Н.И. Родионов и А.В. Соколов, начальник штаба отдельной армии ПРН генерал-лейтенант Н.Г. Завалий.

Весом вклад в создание системы военных ученых 45 СНИИ, которым в разное время руководили И.М. Пенчуков, Ю.Г. Ерохин.Г.С. Батырь, В.Н. Завалий.

Необходимо также отметить большой личный вклад в организацию работы КП системы УС-К на этапах испытаний и ввода средств в эксплуатацию командиров КП системы полковников (ныне генералов) Н.К. Сергеева, Н.Н. Собинова, А.С. Шишкина.

Но не могу не поделиться и тревожными мыслями.

Без малого 30 лет работает и несет боевое дежурство в космосе система, технические решения в которой остаются и по сегодняшний день уникальными и единственными в мире. Но за 30 прошедших лет многое изменилось. Достаточны ли усилия, предпринимаемые не только для поддержания системы в боеспособном состоянии, но и ее развития?

2 апреля 2002 года был успешно запущен очередной КА для космической системы, существенно повышающем ее экономические и технические характеристики. На запуске присутствовал командующий космическими войсками генерал-полковник А.Н. Перминов и заместитель министра обороны Л.К. Куделина. Они благодарили боевой расчет за образцовое выполнение задания. Успешно справились со своими задачами и бригады промышленности от разработчиков и изготовителей. Но все бригады состояли из высококвалифицированных специалистов запенсионного возраста. На предпусковом совещании мы посмотрели друг на друга — и у всех одни и те же тревожные мысли: «Кто будет создавать космические аппараты и ракеты и обеспечивать запуски через 3-5 лет? Где молодежь? Какое будущее у нашей российской космонавтики?»

Вернусь к тому, с чего начал свой очерк. Никакие «благодетели из-за бугра» нас не спасут и даже не помогут. Они помогают нам только тогда, когда мы уничтожаем свои ракеты, пусковые установки, танки, топим в океане космические станции.

Когда я был в Америке на выставке в Сиэтле, к нам приходили русские эмигранты и говорили: «Не надейтесь на Америку. Она вам никогда ничего не даст. Не пытайтесь продавать за рубеж свои изделия. Как жили, так и живите, надейтесь только на себя. Другого пути у вас нет».

Спасти себя мы можем только сами. Будем надеяться, что у руководства страны и Вооруженных сил хватит политической воли, житейской мудрости, исторического опыта и настойчивости, а у конструкторов и ученых — таланта и изобретательности, чтобы и в будущем наша космонавтика служила надежной безопасности Родины.

Россия всегда вставала с колен. Переживем и этот послеперестроечный период. Верю, что наступит время, когда мы сумеем реализовать наши уникальные проекты, и наши внуки пойдут еще дальше по пути отцов и дедов.