В этом году исполняется девяносто лет со дня рождения выдающегося математика и механика, соединившего широкие научные интересы с решением важных прикладных проблем, Мстислава Всеволодовича Келдыша (1911 —1978). Будучи одним из основоположников отечественной ракетно-космической отрасли, он был абсолютно засекреченным специалистом, одним из тех, кого газеты тех времен романтически именовали Главный теоретик, Главный конструктор. Келдыш был Главным теоретиком космонавтики.

М. В. Келдыш родился 10 января (28 февраля по старому стилю) 1911 года в Риге. В возрасте двадцати лет он окончил математическое отделение физико-математического факультета МГУ и поступил на работу в ЦАГИ (Центральный аэрогидродинамический институт им. Н. Е. Жуковского в Москве). Там М. В. Келдыш занимается не только актуальными теоретическими исследованиями в области математики, но и решает практические задачи самолетостроения. Основополагающие результаты по разработке авиационных конструкций были дважды отмечены Сталинскими премиями (1942 и 1946 годы) и орденом Трудового Красного Знамени (1943 год).

В 1946 году М. В. Келдыша избирают действительным членом Академии наук СССР и назначают начальником НИИ-1 МАП (Министерства авиационной промышленности). Одновременно М. В. Келдыша как математика привлекают к решению атомной проблемы. Но основная его научная и организационная деятельность отныне связана с ракетной техникой и космосом. В 1956 году его назначают председателем специальной комиссии президиума АН СССР по искусственному спутнику Земли.

За исключительные заслуги перед государством при выполнении специальных заданий правительства, за особые заслуги в развитии ракетной техники, в создании и успешном запуске первого в мире космического корабля «Восток» с человеком на борту и за выдающийся вклад в развитие отечественной науки Мстислав Всеволодович был удостоен Ленинской премии (1857 год), трижды — звания Героя Социалистического Труда с вручением золотых медалей «Серп и молот» (1956, 1961, 1971 годы), семь раз награжден орденами Ленина и еще двумя орденами Трудового Красного Знамени.

Докладывает М. В. Келдыш - начальник отдела динамической прочности ЦАГИ им. Н. Е Жуковского.

В 1961 году М. В. Келдыш был избран президентом Академии наук СССР. Возглавив Академию, Мстислав Всеволодович развернул большую работу по выбору стратегии и координации научного поиска. При его активном участии была заложена уникальная экспериментальная база для развития фундаментальных исследований в институтах Академии наук. Расширялось международное научное сотрудничество. Именно в это время состоялся первый в мире совместный полет отечественного корабля «Союз» и американского «Аполлон».

Мстислав Всеволодович Келдыш был избран почетным доктором шести университетов и членом шестнадцати академий мира. Его именем названа малая планета, кратер на видимой стороне Луны, научно-исследовательское судно, Институт прикладной математики, Исследовательский центр. В столице есть Площадь Келдыша.

Рассказать обо всем, что сделал Мстислав Всеволодович для развития отечественной науки, на страницах журнала невозможно. Некоторое представление об этом замечательном человеке дают его обращение к молодежи и воспоминания коллег и друзей.

Келдыш был очень занятым человеком. Административная деятельность на посту президента Академии наук и научная работа оставляли ему мало свободного времени. Но, несмотря на это, Мстислав Всеволодович считал своим долгом гражданина и ученого обращаться к молодежи со словами о науке. Он понимал, что без преемственности, без притока свежих, молодых сил нельзя поддерживать высокий научный потенциал страны. И обращение к молодежи, написанное Мстиславом Всеволодовичем почти тридцать лет назад для книги «Возраст поколения» (М.: Молодая гвардия, 1974), звучит по-прежнему актуально. Публикуем его в сокращенном виде, полный вариант можно прочитать также в сборнике: Келдыш М. В. Избранные труды. Общие вопросы развития науки (М.: Наука, 1985).

Думаю, вообще очень немногое может быть сравнимо с тем чувством, которое овладевает человеком, когда он сделал научное открытие. Он узнал новое, еще совершенно неизвестное, своим открытием принес пользу людям. Именно это, видимо, и дает то наивысшее удовлетворение, какое только возможно для ученого.

Правда, сначала овладевает радость несколько эгоистическая. Думаешь: я, только один я это знаю, именно я это нашел и открыл. Какое счастье! Потом приходит другое: удовлетворение от сознания, что твое открытие не пропадет, что оно будет применено в жизни.

Это напоминает мне Грига. Он шел полем и услышал, как простая деревенская девушка поет песню на его мелодию. И он понял, что его музыка стала частью ее души... Его творение вошло в народную душу... Вот такая же радость овладевает и исследователем, когда он видит, что его открытие преобразует жизнь. И это счастье широко открыто перед молодым ученым.

Молодежь играет громадную роль в жизни, в науке. Каждый год как бы накатывается новая волна: в науку идут молодые исследователи. Они включаются немедленно в самые трудные области науки, еще недавно казавшиеся фантастическими. Они занимаются проблемами атома, космоса, продления жизни человека.

Продвижение в науке невозможно без преодоления трудностей. Наука требует героизма. Но это как раз то, чего ищет молодость, то, в чем она видит счастье... Вот почему так естествен наплыв молодежи в науку.

Она несет с собой уверенность, что сумеет вписать новые страницы в книгу истории. И это прекрасно. Наука открывает необозримое поле деятельности, и никогда нельзя будет сказать, что все уже открыто, что окончательно решены все проблемы. Возьмем, к примеру, проблему гравитации. Она может оказаться одной из самых глубоких, сложных и интересных тайн науки. От исследований в этом направлении можно ожидать многого.

В гостях у геологов Камчатки. 1970 год.

На наших глазах неузнаваемо изменилась жизнь на Земле. Планета как бы стала теснее, меньше. И человечество смогло осознать себя именно как человечество в целом. Это изменение внесено новыми достижениями науки, теми принципиальными вехами в ее развитии, свидетелями которых мы были.

Например, изобретение самолета имело последствия более важные, чем только создание нового вида транспорта. Точно так же общечеловеческое значение радио превосходит его чисто техническое применение. Мощные средства связи и средства сообщения открывают широчайшие возможности коммуникаций в масштабе всей планеты.

Есть важное направление деятельности людей науки — живая природа. Жизнь чрезвычайно сложна и многообразна. Вместе с тем надо помнить, что все в природе соединено тончайшими связями. И потому исследование природы должно идти комплексно, так, чтобы не нарушать этих связей; надо постигать природу, не разрушая ее, а сохраняя и улучшая.

Я закончил институт в 1954 году и распределился в НИИ-1 Министерства авиационной промышленности (МАП), где потом была создана так называемая Шестая лаборатория. Почти сразу меня пригласили в большой кабинет, где за столом сидел молодой спокойный человек. Это был Келдыш. Он собственно и организовал эту Шестую лабораторию для разработки и продвижения новых технических идей. Мы все время получали экстренные задания: скажем, за три дня посчитать, какой груз можно вывести на орбиту тем или иным способом. Численное интегрирование траекторий и другие сложные расчеты мы производили на арифмометрах, соревнуясь, кто за минуту накрутит больше единиц. Первым поручением, полученным мною от Мстислава Всеволодовича, было определение ошибки, с которой ракета покинет пусковой станок, учитывая, что она сначала движется по рельсам, а когда передние ползуны сойдут, начинает колебаться.

М. В. Келдыш осматривает космический корабль «Восход-2» на технической позиции перед полетом 18 марта 1965 года.

Работа под руководством Мстислава Всеволодовича в НИИ-1 была направлена, как теперь я понимаю, на то, чтобы сохранить крылатые ракеты как часть ядерного щита страны. Дело в том, что в ОКБ С. П. Королева развивались два направления — баллистические ракеты и крылатые ракеты. В какой-то момент создание баллистических ракет пошло успешно, и была сделана Р-7. И как я теперь предполагаю (точно утверждать не могу), Мстислав Всеволодович спасал тематику крылатых ракет. В то время в Шестую лабораторию из Подлипок (там находилось ОКБ С. П. Королева; ныне город носит его имя) перевели большую команду специалистов, которые занимались крылатыми ракетами.

В то время в МАПе силами Мстислава Всеволодовича и под его руководством были развернуты работы по трем крылатым машинам: «Буря» (С. А. Лавочкин), «Буран» (В. М. Мясищев) и, кажется, «Бурелом» (П. О. Сухой). Но Сухой практически ничего не добился, Мясищев сделал довольно много, но дальше всех продвинулось КБ Лавочкина. Фактически Мстислав Всеволодович организовал внутри Шестой лаборатории отдел, который должен был обеспечить работы по крылатым ракетам необходимой математической и вычислительной поддержкой.

Мы занимались «Бураном» и «Бурей»: аэродинамикой, стартом, расчетами траекторий их выведения и расцепки с ускорителями. На это ушло много лет, но в итоге «Буря» успешно летала до Камчатки и обратно, ориентируясь по звездам, со скоростью, в три раза превышающей звуковую, на высоте 20 километров. Ее прямоточный двигатель более двух метров в диаметре запустили первый раз только в полете — на Земле его нельзя было даже проверить.

Но потом почему-то (и это, между прочим, совпало с уходом Мстислава Всеволодовича из НИИ-1) пришла команда работы прекратить и все материалы уничтожить. Сохранились лишь некоторые научные отчеты. А ведь Мстислав Всеволодович очень много сил положил на эту машину...

Дальше начались мои встречи с Мстиславом Всеволодовичем, связанные с космосом, уже в Отделении прикладной математики (ОПМ) МИАНа. На полигоне он был вторым лицом после С. П. Королева и дружно работал с А. Ю. Ишлинским и Л. А. Воскресенским (вторым лицом после Королева по испытаниям). Как правило, на полигоне Мстислав Всеволодович как бы только присутствовал, но в нужный момент мог резко вмешаться. На полигоне происходили и неудачи. Вот одно, очень яркое для меня, воспоминание.

После того, как сфотографировали обратную сторону Луны, был подготовлен очередной пуск, чтобы теперь снять ее поверхность сбоку и получить хорошие рельефные фотографии с тенями. Директор крымской обсерватории А. Б. Северный давно добивался поставить на борт прибор, измеряющий свечение ночного неба вне атмосферы, искажающей измерения. При любом весе ракеты и выводимого груза на научные приборы всегда почему-то выделялось только 10 килограммов — прямо какой-то «стандарт науки». И для этого прибора всегда не хватало лимита веса. А на этот раз Мстислав Всеволодович добился, чтобы прибор все-таки поставили. Но ракета при запуске развила скорость на 5 м/с меньше расчетной и до Луны явно не могла долететь. Я очень хорошо запомнил этот случай, потому что он для меня был не то чтобы позорным, но достаточно неприятным.

Мстислав Всеволодович вызывает меня, мы садимся в какой-то пустой комнате в МИКе (монтажно-испытательном корпусе) на втором этаже, и Мстислав Всеволодович просит посчитать, успеет прибор сработать или нет.

Дело в том, что у нас с конструкторами всегда были споры, как делать объект: мы боролись за гибкость системы, а конструкторы ратовали за ее надежность, которую обеспечивала жесткая программа. Так вот, прибор Северного должна был включить не команда по радио, а программа, заложенная еще до старта. Теперь же траектория сильно укоротилась, и ракета падала на Землю.

Вопрос заключался в том, успеет ли включиться прибор Северного до входа в атмосферу Земли или нет. Нужно было посчитать время существования объекта на новой траектории, а мы знали только одно — сколько скорости он не добрал. И вот Мстислав Всеволодович говорит: «Нужно посчитать».

У нас логарифмические линейки, и я мучительно начинаю вспоминать формулу интеграла энергии. Он тут же на бумажке, пока я вспоминаю, пишет эту формулу, сам прикидывает (зачем он меня звал, не знаю; может быть, на всякий случай) и с сожалением говорит: «Да... Не успеет. Бедный Северный, столько он добивался...». С тех пор я помню форму интеграла энергии назубок. Хотя я понимаю, что в действительности такой была готовность памяти Мстислава Всеволодовича — быстро сообразить, какая именно формула нужна, и прикинуть результат. Он все сделал моментально. Но для меня это стало неким шоком: во-первых, было обидно, что все вычислил он, а не я; а во-вторых, я не ожидал, что Мстислав Всеволодович так хорошо помнит небесную механику, и был просто поражен.

М. В. Келдыш. Начало 1970-х годов.

Еще несколько фрагментов воспоминаний о Мстиславе Всеволодовиче. На посту директора института он очень много для него делал; но когда стал президентом Академии наук, этот удобный для нас режим сильно изменился. В дела института он вникал, но новое здание ему не построил и практику что-то добывать сильно сократил. Когда мы просили его сделать переходы между корпусами, он ответил: «Обойдетесь». И мы обошлись. Мстислав Всеволодович был глубоко порядочный человек: он знал нужды Академии и поэтому для своего института ничего лишнего не хотел.

После того, как станция «Луна-3» 7 октября 1959 года облетела наш естественный спутник, сфотографировав его с обратной стороны, и мы уже занимались новыми делами, Мстислав Всеволодович вдруг презентовал отделу четыре или пять бутылок вина. Почему? Оказалось, что некий французский винодел еще в прошлом веке, умирая, завещал вагон вина тому, кто узнает, какая она, обратная сторона Луны. Вагон в Советский Союз пришел, вино распределили по организациям, имевшим к полету отношение, что-то наверняка досталось Королеву и другим участникам, а часть отдали Мстиславу Всеволодовичу. Он же вино подарил нам. Это сухое красное вино, довольно вкусное, мы с удовольствием выпили. Нам было приятно, что человечество в лице французского винодела откликнулось на наши достижения, и приятно вдвойне, что Мстислав Всеволодович не забыл про нас.

Память о Мстиславе Всеволодовиче не только в памятниках, в мемориальной доске, в названиях нашего института и НИИ-1 (теперь Исследовательский центр им. М. В. Келдыша). Она в сердцах тех, кто общался с ним и многое получил от него: опыт, навыки или просто прекрасные впечатления. Конечно, Мстислав Всеволодович Келдыш был человеком своей эпохи, и то, что сделал он и люди его времени, стало, как говорят двигателисты, «импульсом последействия». Он создал научную школу предвоенных, военных и первых послевоенных лет, когда права на ошибку не было, а задачи, которые ставила страна, приходилось решать во что бы то ни стало. Мстислав Всеволодович — ярчайшая фигура в истории России, и памяти о нем очень недостает в народе.

Пресс-конференция в Доме ученых, посвященная экспедиции «Луна-10». У микрофона - президент АН СССР М. В. Келдыш, слева направо: академики Ю. А. Ишлинский, Л. И. Седов; вице-президент АН А П. Виноградов, председатель астрономического совета А. Г. Масевич, академик Б. П. Константинов, А. В. Лебединский, академик С. Н. Вернов. 1966 год.

Мстислав Всеволодович Келдыш начал заниматься ракетной тематикой с конца 1946 года, после пятнадцатилетнего периода работы в авиации, уже решив там ряд ключевых проблем. Он сразу увлекся перспективами, которые открывала ракетная техника, а общие интересы привели его к тесному сотрудничеству и творческой дружбе с С. П. Королевым, продолжавшейся до самой кончины Сергея Павловича.

Второго декабря 1946 года М. В. Келдыша назначили начальником НИИ-1 МАП (Министерства авиационной промышленности), главной задачей которого тогда было внедрение жидкостно-реактивных и прямоточных воздушно-реактивных двигателей (ЖРД и ПВРД) в авиацию. Вскоре, впрочем, выяснилось, что ни тот, ни другой не могут конкурировать с газотурбинными двигателями, головным разработчиком которых в тот период был ЦИАМ (Центральный институт авиационного моторостроения). На какое-то время НИИ-1 стал филиалом ЦИАМа, но вскоре самостоятельность ему вернули, и работа над ЖРД и ПВРД продолжалась уже в плане их применения для беспилотных ракет.

В середине пятидесятых годов руководство страны поставило задачу: создать стратосферную межконтинентальную крылатую ракету. Наряду с баллистическими ракетами (их разрабатывали в ОКБ С. П. Королева) она могла бы обеспечить безопасность страны. Опытно-конструкторские работы вели два конструкторских бюро — С. А. Лавочкина и В. М. Мясищева. Однако задача оказалась столь новой и трудной, что для решения ее ключевых проблем потребовалось развернуть целый комплекс научно-исследовательских работ. Их научным руководителем назначили Мстислава Всеволодовича Келдыша. Под его руководством были решены основные проблемы создания межконтинентальной крылатой ракеты, включая принципиально новые для того времени задачи баллистики, навигации и длительной теплозащиты сверхзвукового крылатого аппарата с ПВРД. Результаты разработок нашли позднее широкое применение в авиационной и ракетно-космической технике, положив начало работам по теплозащите головных частей баллистических ракет и спускаемых аппаратов, по системам их астрономической ориентации и навигации.

Одновременно М. В. Келдыш вел научно-исследовательские работы, связанные с созданием межконтинентальной баллистической ракеты, теснейшим образом взаимодействуя с Сергеем Павловичем Королевым и его ОКБ. Начал их Мстислав Всеволодович еще в 1948 году в МИАНе (Математический институт им. В. А. Стеклова АН СССР), где возглавлял отдел механики. В 1949—1951 годах под его руководством был выполнен цикл работ по определению оптимальных схем и характеристик составных баллистических ракет. Эти исследования помогли С. П. Королеву выбрать окончательную схему ракеты Р-7. Тогда же были решены трудные задачи движения ракеты около своего центра тяжести, в которых учитывалась подвижность жидкого топлива со свободной поверхностью в баках, сделан выбор оптимального программного управления ориентацией ракеты в полете. Результаты этих работ не только помогли существенно улучшить летные характеристики ракеты Р-7, но и послужили теоретической основой многих дальнейших исследований.

В президиуме пресс-конференции по результатам полета космического аппарата «Луна-9» президент АН СССР М. В. Келдыш с академиком Н. М. Сисакяном. 1966 год.

В начале пятидесятых годов Мстислав Всеволодович собрал в отделе механики МИАНа, который он возглавлял, группу энтузиастов ракетного и космического полета, в основном выпускников МГУ. Несмотря на то, что задача космического полета тогда в практическом плане еще не рассматривалась ни в одном КБ, он горячо поддержал инициативу своих сотрудников по разработке его теории. Не случайно в этот же период времени к нему за помощью и поддержкой обратился Михаил Клавдиевич Тихонравов, возглавлявший группу таких же энтузиастов в одном из военных научно-исследовательских институтов.

Уже на первом этапе работ, еще до запуска искусственного спутника Земли, группа М. В. Келдыша получила ряд принципиальной важности результатов, оказавших серьезное влияние на развитие ракетно-космической техники.

В 1953 году был впервые предложен метод баллистического спуска космического корабля с орбиты на Землю, при котором скорость аппарата уменьшается до требуемой величины только за счет сопротивления воздуха, и показана возможность использовать его для пилотируемых полетов. Именно так неоднократно возвращались на Землю все российские космонавты и астронавты США.

Спустя год появился первый конкретный вариант системы гравитационной (пассивной) стабилизации и ориентации искусственного спутника и построена ее теория. На базе ранее проведенных работ по выбору оптимального программного управления для составной ракеты разработана методика расчета оптимальной программы вывода искусственного спутника Земли на орбиту.

Исследована динамика движения искусственного спутника в поле тяготения Земли и разработана методика определения времени его пребывания на орбите, эволюционирующей под действием нецентральных составляющих сил гравитации и сопротивления ионосферы.

И, наконец, началось изучение проблемы достижения Луны и окололунного пространства, выявлены весьма важные закономерности и ограничения для решения этой задачи при старте с территории Советского Союза.

После запуска первого искусственного спутника Земли в механике космического полета практически не осталось серьезных вопросов, которые в той или иной мере не были затронуты М. В. Келдышем и его сотрудниками. В сентябре — ноябре 1957 года они разработали методику обработки траекторных измерений и с ее помощью впервые осуществили определение параметров орбиты искусственного спутника Земли на ЭВМ. Позднее при Отделении прикладной математики был создан баллистический вычислительный центр, вошедший в общую систему слежения и управления полетами космических аппаратов. Комплексы из многих ЭВМ, соединенные в сеть и подключенные к каналам связи, обеспечивали полеты космических аппаратов самого разного назначения всеми необходимыми расчетами в реальном масштабе времени.

Почти сразу же была поставлена очередная задача: достичь Луны и исследовать окололунное пространство. Баллистическое проектирование полетов первых лунных космических аппаратов исследователи осуществили в весьма сжатые сроки. Одна из выбранных траекторий позволила облететь Луну и получить сенсационные снимки ее обратной стороны третьим «лунником».

В самый разгар работ по подготовке лунных экспедиций Мстислав Всеволодович Келдыш и Сергей Павлович Королев приняли совместное решение начать расчеты траекторий беспилотных полетов к Марсу и Венере. В ходе этих работ возникли новые трудности; они потребовали разработки принципиальных технических решений. Было показано, например, что гораздо выгоднее направлять космический аппарат на межпланетную траекторию не с Земли непосредственно, а предварительно выводя его на промежуточную незамкнутую орбиту искусственного спутника Земли. Этот метод позволил резко понизить жесткость требований к датам запуска и существенно увеличить вес аппаратов. Впоследствии он стал универсальным и сыграл большую роль в развитии космической техники. А принципиальная схема управления полетом аппаратов после разгона на межпланетную траекторию легла в основу всех последующих баллистических расчетов. Она неоднократно совершенствовалась в деталях и дополнялась новыми элементами, но в основных своих чертах не изменилась до сих пор.

Все, сделанное Мстиславом Всеволодовичем в области прикладной небесной механики и ракетной динамики, перечислить трудно. Следует лишь отметить, что глубокие теоретические исследования он проводил в тесной связи с научно-организационной деятельностью по разработке и реализации научной программы исследования космического пространства.

В Мстиславе Всеволодовиче прекрасно сочетались качества дерзновенного мечтателя, стремившегося к пределам возможного, и трезвого реалиста, знавшего, где эти пределы кончаются. Сегодня нельзя без некоторого недоумения вспомнить, как в 1959—1960 годах весьма квалифицированные специалисты всерьез рассматривали проект пилотируемого облета Марса в 1964 году. Мстислав Всеволодович сразу указал, что подобного рода проекты нереальны в первую очередь из-за отсутствия опыта длительного пребывания человека в космосе, и отметил, что беспилотные автоматические аппараты еще долгие годы будут основным средством исследования дальних планет. Это ему не мешало, однако, возвращаться к обсуждению пилотируемых полетов к дальним планетам и подробно рассматривать различные их проекты на обозримое будущее.

Научно-организационная деятельность в области собственно космонавтики М. В. Келдыш начал в 1954 году, когда совместно с С. П. Королевым и М. К. Тихонравовым он предложил создать искусственный спутник Земли и принял непосредственное участие в подготовке докладной записки для правительства на эту тему. В следующем году Мстислав Всеволодович был назначен председателем специальной комиссии президиума АН СССР по спутнику (комиссия по объекту «Д»). С этого момента и как руководитель комплексных научно-технических разработок, и как председатель многих экспертных комиссий по космическим объектам М. В. Келдыш нес особую ответственность за ход выполнения космической программы страны. Став президентом Академии наук, Мстислав Всеволодович получил возможность руководить ее разработкой на более высоком уровне. Он принимал непосредственное участие в исследовании общих проблем космонавтики и перспектив ее развития. В поле его зрения постоянно находилась механика космического полета, теория управления, навигация, ориентация. С именем Мстислава Всеволодовича связаны начало и развитие исследования околоземного и межпланетного космического пространства, Луны и планет Солнечной системы. Совместно с Георгием Николаевичем Бабакиным он руководил разработкой и реализацией программы исследования Венеры. Самое серьезное внимание уделял пилотируемым полетам, программам их научных исследований, оснащению космических кораблей приборами, аппаратурой и бортовыми вычислительными машинами. Он был инициатором создания Института космических исследований и Института медико-биологических проблем.

Мстиславу Всеволодовичу были присущи необычайная глубина мышления, широта взглядов, огромная эрудиция. Многих поражало, как быстро он умел вникать в самую суть обсуждаемой проблемы, найти главное звено, отбросив все неважное, второстепенное.

С именем Келдыша связана целая эпоха в становлении и развитии космонавтики. Он внес выдающийся вклад в развитие ракетной и космической науки и техники и по праву занимает в ее истории почетное место.

...Когда хоронили М. В., мне почему-то досталось нести венок с белой лентой, на которой было написано «От родственников». На Красной площади шел траурный митинг. На Мавзолее политбюро, мы в толпе на трибуне рядом. Речи. Кто-то говорит о трех великих «К»: Курчатов, Королев, Келдыш.

- Ну а ты что скажешь? — спросил меня сосед.

- Скажу, что в нем было некое чудо.

- Все вельможи, с которыми я сталкивался, казались сделанными из неорганической материи. И такое состояние было для них естественным. Они могли шутить или злиться, но все равно оставались глыбами. М. В. в приватном общении оставался всегда нормальным, порядочным человеком, не давая ни малейшего повода ощутить разницу в интеллекте или общественном положении. Более того, всегда ощущался его интерес к тебе как личности.

Космонавт А. Леонов докладывает Государственной комиссии о результатах полета. Конец марта 1965 года.

В 1951 году, когда я после университета попал в МИАН, М. В. был заместителем директора, курировал наше расчетное бюро (К. А. Семендяев, И. М. Гельфанд). Из деловых встреч с ним помню лишь одну, но в известном смысле историческую. Рассказывали ему только что изобретенный «метод прогонки». Он моментально предложил решать этим методом уравнение Лапласа, произнеся впервые термин «матричная прогонка». Я ничего не понял, но реакция И. М. Гельфанда и О. В. Локуциевского была восторженной.

В основном же видел я М. В. на вечерах, торжественных и не очень, которых было множество. Он неизменно пользовался большим успехом у девушек. Они у него тоже.

Более близкое и частое общение началось в 1953 году, когда было создано Отделение прикладной математики и он стал его директором. При переезде на Миусскую площадь он сам, прихрамывая, носил связки книг из машины в свой новый большой кабинет, где они стоят, наверно, и сейчас.

Организовались отделы. Наш — № 2 с заведующим И. М. Гельфандом (потом им стал О. В. Локуциевский, а сейчас Р. П. Федоренко). До этого в бюро решались в основном задачи обжатия изделий и вычисления производились армией девушек на ручных электромеханических арифмометрах «мерседес». Теперь же начался у нас век ЭВМ.

Представитель Федерации авиационного спорта СССР вручает академику М. В. Келдышу медаль С. П. Королева и диплом Ю.А. Гагарина, присужденные за выдающиеся заслуги в деле освоения космоса. 1976 год.

Свои машины в ОПМ («Стрела», М-20, «Восток» и т. д.) появились несколько позже, и первое время работали на БЭСМ-1 в ИТМ и ВТ. Мы писали формулы расчетных алгоритмов, в отделе программирования их превращали в машинные коды, и, наконец, В. А. Сарычев и В. С. Штаркман проводили расчеты конкретных задач на машине. Это были задачи серии «К». Название по первой букве фамилии директора.

Вначале к программированию мы относились как к делу техническому и непрестижному. Но в 1955 году пришлось написать программу (И-12) самостоятельно, и с тех пор я с удовольствием программировал и проводил задачи сам. В те годы — программы в трехадресном машинном коде, а машина работала только ночью.

Жизнь была интересная. Например, отдыхаю я в отпуске на Рижском взморье и вдруг получаю телеграмму: «Связи производственной необходимостью срочно вылетайте Москву тчк Директор академик Келдыш». И я лечу на самолете за государственный счет. Предстояло испытание изделия, реализующего «третью идею» А. Д. Сахарова.

Систематически, еженедельно, в кабинете М. В. собирался семинар — дюжина научных сотрудников. Уютная атмосфера. М. В. за столом с сигаретой. У каждого свое постоянное место; мое в углу дивана. М. В. вел заседания интересно и спокойно, добиваясь полной ясности. Но бывали исключения. Как-то Я. Б. Зельдович, стоя у доски, решил объяснить публике, что такое псевдодифференциальный оператор. Между ним и М. В. произошел такой диалог:

3: Все, как обычно. Подставляем, интегрируем и т.д.

К: Нет, не подставляем.

3: Ну как же, подставляем . . .

К: Нет. . .

Разговор зациклился. Оба упрямые, не уступают. В наступившей накаленной тишине я пытаюсь острить и произношу вполголоса: «псевдоподставляем». Взрыв хохота. Обстановка разрядилась. Семинар покатился дальше. Что такое псевдодифференциальный оператор осталось неизвестным.

Отношение М. В. к нашему отделу было особое. Он числился в нашей партийной группе, платил у нас взносы, так что я знал величину его зарплаты (сейчас точно не помню, но большая). Своего аспиранта — Р. П. Федоренко — пристроил в наш отдел. На юбилее И. М. Гельфанда сказал: «Это честь и счастье для института, что в нем работает такой ученый». На партсобрании, где нужно было осудить «подписантов», несмотря на просьбу М. В. сделать это единогласно, я воздержался. Вечером ко мне домой приехали С. П. Курдюмов и Р. К. Казакова. Из их слов я понял, что М. В. на меня не обиделся, но рекомендовал разобраться в мотивах. Мы с ними просидели полночи, усидели бутылку коньяка и ничего не выяснили. Серьезных последствий моя фронда не имела, да и все «дело» вскоре растаяло.

В воспоминаниях А. Д. Сахарова проскальзывают упреки М. В. за лояльность режиму. Да, он был лицом режима, человеческим (также как, например, И. О. Дунаевский). А диссидентами одни становились потому, что были добрые, другие — потому, что злые. Я это понял только теперь.

Возможно, М. В. был просто выше всей этой «объективной реальности». Как-то он заметил:

— А я — фаталист. Все притрется и наладится.

— Но сколько при этом сгорит нервной энергии, — возразил я.

Он согласился.

Воспоминания — это всегда воспоминания о себе. М. В. трижды давал мне квартиры, трижды награждал меня, твердо поддержал на защите диссертации, без сомнений представлял мои работы в журнал «Доклады Академии наук» (ДАН)... Разумеется, я благодарен ему за все это. Но главное — благодарен за его нетривиальное отношение ко мне. Оно позволило мне уважать себя.

Передо мной неизменно висит его фото. В Риге ему стоит памятник.


● ИЗ ПИСЕМ ЧИТАТЕЛЕЙ

Юрий Гагарин приветствует москвичей с трибуны мавзолея. Москва, Красная площадь, 14 апреля 1961 года.

Первый в мире полет человека в космическое пространство уже принадлежит истории. Но даже сейчас, спустя сорок лет, невозможно вспоминать без волнения тот день и час, когда по радио и телевидению прозвучало историческое сообщение ТАСС:

«12 апреля 1961 года в Советском Союзе выведен на орбиту вокруг Земли первый в мире космический корабль-спутник «Восток» с человеком на борту. Пилотом-космонавтом космического корабля-спутника «Восток» является гражданин Союза Советских Социалистических Республик летчик майор Гагарин Юрий Алексеевич...».

Впервые я увидел Юрия Гагарина на Красной площади 14 апреля 1961 года, где проходил митинг, посвященный встрече первого космонавта. Он стоял на трибуне Мавзолея вместе с руководителями страны. Мы, группа летчиков, протиснулись на правый фланг, чтобы быть к нему поближе. Поравнявшись с Мавзолеем, мы замедлили шаг и почти остановились. Юрий заметил своих братьев-летчиков, показал на нас стоявшему рядом с ним Н. С. Хрущеву, стал что-то ему говорить. В ответ мы восторженно приветствовали первого космонавта. Стражи порядка отнеслись к нам снисходительно и не требовали, чтобы мы вернулись в ряды проходящих демонстрантов.

Надо сказать, что только благодаря огромной симпатии, с которой в те дни все относились к летчикам, нам удалось прорваться на Красную площадь. Это было не так-то просто, хотя официально мы, слушатели Военно-воздушного факультета Военно-политической академии им. В. И. Ленина, были делегированы, или, как тогда говорили, выделены, на встречу первого космонавта. Пожалуй, это был один из редчайших случаев, когда народ не по разнарядке, а по велению души стремился попасть на официальное мероприятие. Море людей, цветов, флагов, транспарантов: «Наш Гагарин», «Слава Гагарину!», «Слава летчикам!»... Обгоняя колонны, мы шли вперед, и никто нас не задерживал. Вынужденные остановки все же были. Нас окружали и с криком «Качать летчиков!» выхватывали одного-двух из группы и подбрасывали вверх. Так полетать пришлось и мне.

Вскоре после полета Юрий Гагарин встречался с военными в Центральном театре Советской армии. От нашего факультета там были три слушателя, в том числе и я. До сих пор помню выступление Юрия. Он говорил о своих впечатлениях и ощущениях на разных этапах полета — на старте, во время выхода на орбиту, в невесомости, на спуске, при приземлении и первой встрече с землянами. Гагарин рассказал о том, что он увидел с орбиты. Это были очень яркие впечатления человека, первым из землян побывавшего в космическом пространстве. Мне очень запомнился рассказ Юрия о спуске «Востока» (позже он включил его в книгу «Дорога в Космос»).

«... Началась заключительная часть полета. Корабль стал входить в плотные слои атмосферы. Его наружная оболочка быстро накалялась, и сквозь шторки, прикрывающие иллюминаторы, я видел жутковатый багровый отсвет пламени, бушующего вокруг корабля. Но в кабине было всего двадцать градусов тепла, хотя я и находился в клубке огня, устремленном вниз».

Потом у меня было еще несколько встреч с Юрием Алексеевичем, которые оставили в душе глубокий след. Последняя из них состоялась в гарнизоне Лоустори Новое, откуда старший лейтенант Гагарин убыл в отряд космонавтов. Он вновь побывал в авиагородке, в котором служил, в 1965 году. Я в это время после окончания академии проходил там службу в должности заместителя командира авиационного полка. В гарнизоне Гагарин встретил многих друзей, товарищей, однополчан. Надо было видеть, как он радовался встрече с ними, вдыхал воздух родного заполярного аэродрома, ставшего, по выражению Юрия Алексеевича, стартовой площадкой, с которой он начал путь к первому космическому полету.

Пребывание Гагарина в гарнизоне было непродолжительным. На мое предложение задержаться на часок-другой, чтобы подольше побыть с друзьями, он, как мне показалось, с огорчением сказал, что теперь очень мало принадлежит себе, жизнь расписана по минутам. И все же мы выкроили немного времени, чтобы сфотографироваться всем вместе в Доме офицеров и в столовой, работники которой его хорошо знали, любили и с гордостью называли «наш Юра».

Есть высокая справедливость в том, что именно 12 апреля стало Днем космонавтики в России. Это дань памяти первооткрывателю космоса Юрию Гагарину.

П.ВЯЛИКОВ,
действительный член
Российской академии
космонавтики
им. К. Э. Циолковского,
генерал-майор авиации.