«Красная звезда» 17.03.2010

На передовой - военные медики

18 марта 1980 года примерно в 20 часов в военный госпиталь Мирного поступил звонок: «На площадке неприятности. По телефону сказать не можем...» Через полчаса: «Все горит. Сколько будет раненых, неизвестно. Готовьтесь». Примерно в 21 час на санитарных машинах в госпиталь было доставлено более сорока пострадавших. Их размещали в приемном отделении прямо на полу.

Первое решение медиков - вызвать всех сотрудников госпиталя на службу. Второе - ночью подготовить документы больных госпиталя, которых можно выписать, чтобы к утру освободить места для пострадавших во время взрыва ракеты. Специалисты госпиталя, исходя из обстоятельств, заранее определились: раз взрыв - значит травмы, огонь - ожоги, ракета - химические отравления. Основная нагрузка ложилась на хирургов, анестезиологов и терапевтов. Срочно были освобождены реанимационное, хирургические и терапевтические отделения, созданы рабочие бригады для сортировки больных. В кабинете начальника госпиталя создали командный пункт, где была прямая телефонная связь с ГВМУ. На аварию работала вся страна - из Гомеля, например, самолетом был доставлен УЗИ, аппарат для распыления лекарств при поражении верхних дыхательных путей, анестезиологическая аппаратура 19 марта на полигон прибыли начальник медслужбы РВСН генерал-майор медицинской службы С.Б. Гатагов, главные хирурги и главные терапевты Министерства обороны. Для них трагедия такого масштаба при взрыве ракеты на старте была первым случаем. В повседневной жизни никто из специалистов не сталкивался с массовыми отравлениями газами, которые образовывались в результате горения ракетного топлива, кабелей и т. д. Они не могли сразу даже дать определение той патологии, которую имели военнослужащие. Медики никогда с ней не встречались. Не знали, как с ней бороться. В результате обсуждений родился новый термин, который с тех пор привился в медицине - «термохимическое поражение».

21 марта из Москвы прилетел председатель комиссии, заместитель председателя Совета Министров СССР Л.В. Смирнов, который обошел всех пострадавших при взрыве. Прибыли начальник ожогового центра, а также начальник судебно-медицинской лаборатории для идентификации погибших. В Мирный приглашались только родственники тех, кого не стало. Родственники больных не извещались.

Прощание с погибшими проходило в Доме офицеров. Когда каждый гроб уложили на грузовик и машины выстроились в ряд, колонна протянулась от Дома офицеров до Мемориала в память об аварии 1976 года на околице. Весь город прощался с павшими в глубоком трауре и потрясении. Притихший Мирный длительное время не мог прийти в себя, не смея ни с кем делиться горем.

Горела, падая, ракета

Василий Леонидович Шевченко 18 марта 1980 года в звании капитана исполнял обязанности начальника отделения компрессорной станции:

- При подготовке ракеты-носителя на старте я был 63-м номером боевого расчета. В 19 часов зашел в «зиповую» комнату, находящуюся на 4-м этаже. Вдруг услышал 4 хлопка и почти сразу же - команду, данную подполковником Ю.М. Шмытовым, по громкой связи: «Всему боевому расчету эвакуироваться». Голос был спокойным. Из 214 пусков у меня все ракеты взлетали. Поэтому я был уверен в успешном пуске и этой ракеты. Даже когда я увидел горящий старт, подумал, что сейчас все потушим и запустим. Но огонь был столь мощный, что фермы обслуживания погнулись и стали похожи на сгоревшие бенгальские огни. Тем не менее даже в таком аду шла работа по предотвращению новых очагов. Я пересчитал подчиненных, и мы ринулись к запасному выходу. После того как я доложил, что мой расчет не пострадал, моя миссия на старте в тот день была исчерпана.

Валерий Васильевич Морозков в те дни был капитаном и служил начальником комплексного отдела части. Он вспоминает:

- Я, откровенно говоря, не был номером боевого расчета, но испытал потрясение и шок наравне со всеми. Это был 432-й пуск на космодроме и 9-й с начала 1980 года. Когда мне сообщили о случившемся, я был дома. Автоматически оделся и находился в режиме ожидания - вдруг потребуется моя помощь. И все это время ломал голову над тем, что могло стать причиной аварии: «Либо перекись водорода, либо пожар на рулевой машинке», - думалось тогда. Но больше всего тревожил вопрос: кто мог погибнуть? Ведь я по сантиметрам знал, кто где находился в момент взрыва.

Причины трагедии

Ракета «Восток-2М» отличалась очень высокой надежностью - за 16 лет пусков этой ракеты с Байконура и Плесецка имели место только одна авария и два несостоявшихся пуска, а с 1970 по 1980 год не было ни одной аварии.

Для выяснения причин взрыва были привлечены ведущие ученые, специалисты и опытные испытатели ракетно-космической техники из научно-исследовательских, конструкторских и производственных организаций промышленности Министерства обороны и Академии наук СССР.

Основная сложность в расследовании причин катастрофы заключалась в отсутствии прямых свидетельств о причинах катастрофы. Поэтому свои версии рабочие группы строили, опираясь на результаты опроса уцелевших номеров боевого расчета и очевидцев катастрофы, многие из которых находились на достаточно большом удалении от пусковой установки.

В результате рассмотрения нескольких версий Государственная комиссия решила, что причиной катастрофы стал «взрыв (воспламенение) пропитанной кислородом ткани в результате несанкционированных действий одного из номеров боевого расчета». Те, кто мог бы это опровергнуть, погибли вместе с ракетой.

Но спустя 30 лет эта авария не оставляет равнодушными и ветеранов Космических войск, и представителей ракетно-космической отрасли, и журналистов. Последние внесли свой особый вклад в расследование причин. Так, на протяжении многих лет журналисты, основываясь на мнении ветеранов космодрома, неоднократно заявляли, что причины аварии - следствие некачественной работы КБОМ, якобы изготовившего некачественные фильтры для трубопроводов. За разъяснением ситуации «Красная звезда» впервые обратилась к генеральному конструктору по наземной космической инфраструктуре - заместителю генерального директора ФГУП ЦЭНКИ Игорю Бармину. Для него установление истинных причин аварии - до сих пор дело чести и деловой репутации КБОМ, генеральным директором которого был он и его отец - Владимир Павлович Бармин.

- Наше предприятие было разработчиком того самого стартового комплекса, на котором произошла авария. 18 марта 1980 года там была штатная работа, поэтому она проходила без участия представителей промышленности. Для расследования причин была назначена Государственная комиссия во главе с заместителем председателя Совмина и с участием генеральных конструкторов ракетно-космических предприятий. Она рассмотрела несколько вариантов возможных причин и остановилась на одном, который говорил о том, что возгорание произошло в верхней части ракеты. Причиной было искрообразование на площадке, на которой находился рядовой Великоредчанин. Дальше это возгорание распространилось по всей ракете. Этот же вывод сделала Государственная комиссия в 1980 году. Что же послужило поводом эти выводы пересмотреть? Ровно через год на соседнем старте на этапе заправки штатной ракеты перекисью водорода руководителем работ было зафиксировано повышение температуры в трубопроводах. Заправка и подготовка к пуску были остановлены. После были тщательно проверены все элементы, работающие с перекисью водорода. На самом деле это очень капризный продукт, чутко реагирующий на различные примеси металлов. Были проверены все фильтроэлементы (не только в Плесецке, но и на Байконуре) и все рукава, через которые проходила перекись. Было установлено, что из 500 единиц таких элементов более 20 имеют браковочные характеристики по параметру «газовыделение при контакте с перекисью». Это значит, что фильтроэлементы были изготовлены с браком: пайка в них на заводе имени М.В. Фрунзе в Сумах была выполнена не в соответствии с конструкторской документацией. При рассмотрении этой ситуации стало известно, что в КБОМе при введении изменений в конструкторскую документацию (при замене ГОСТов) была допущена ошибка и в извещении об изменении было написано: «паять фильтроэлемент внутри оловяносодержащим припоем». Действительно, такое извещение было выпущено ошибочно. Но, к счастью, оно не было реализовано на производстве. Причем случилось это потому, что в одни технические условия это изменение было внесено, а в другие нет. И когда заводские технологи стали отрабатывать эти документы, то установили несоответствие. Таким образом, фильтроэлементы по этому извещению не изготавливались вовсе. Но если бы такое и произошло - фильтры, допустим, были бы изготовлены из несоответствующего материала, - то эксплуатирующий ракету персонал на космодроме выявил бы это. Объясню. Во-первых, операции заправки перекисью включают в себя операцию проливки. Это значит, что за 24 часа до пуска происходит сбор схемы на заправку: без стыковки с ракетой заправщик соединяется со всеми заправочными коммуникациями, заливается той перекисью, которая потом будет использоваться при заправке перед стартом. Происходит выдержка коммуникаций на время заправки, и вся эта схема проверяется. Цель операции - проверить, не повышается ли температура в заправочных коммуникациях, нет ли газовыделения и т. д. После проверки перекись сливается и стыковочные коммуникации стыкуются с ракетой, а дальше уже никаких других вмешательств в процесс заправки до пуска не происходит. Во-вторых, во время заправки используются и заправочные рукава, и фильтроэлементы многоразового действия. Это значит, что бракованные фильтры дали бы о себе знать во время предыдущих пусков. Те, которые были установлены 18 марта 1980 года, использовались во время пусков не менее 4 раз. Это значит, причина возгорания крылась не в фильтрах. В документации было зафиксировано, что во время подготовки к пуску все операции, в том числе и проливки, были проведены. Думаю, что обстояло именно так. Но через год во время заправки на очередном пуске, даже после этих записей, было обнаружено повышение температуры в заправочных коммуникациях. Это значит, что в 1980-м эти операции на самом деле не проводились или они проводились некачественно. Кроме того, в томах по изучению обстоятельств аварии, с которых до сих пор, кстати, не снят гриф секретности, есть доказательства, что при подготовке к тому аварийному пуску были задокументированы протечки перекиси, что является нарушением технологической дисциплины.

Хочу сказать еще и о том, что аварийная ситуация развивалась постепенно. Например, мне известно, что во время подготовки к пуску один из киноаппаратов на стартовом комплексе зафиксировал отрыв головной части и потом сам взрыв. И была пленка, которая зафиксировала это. Это зафиксировано и в материалах госкомиссии. Значит, причина взрыва находилась не на земле, а на ракете, что тоже подтверждает нарушение технологической дисциплины.

Тем не менее журналисты, не владея объективной информацией, в течение многих лет говорят о том, что причина аварии заключалась в некондиционных фильтрах, что вина лежит на изготовителе стартового оборудования и лично на Владимире Павловиче Бармине. Поэтому мне пришлось пройти путь от районного до Верховного суда, чтобы доказать несостоятельность такого рода заявлений. В итоге в 2004 году Верховный суд вынес свое окончательное решение о том, что вины В.П. Бармина во взрыве ракеты нет. Но я прошел этот путь не для того, чтобы бросить тень на командование космодрома и боевой расчет, которые и так пострадали: кто погиб, кто был уволен из армии, кто получил дисциплинарные взыскания... Более того, я допускаю, что мера вины их не соответствует действительности и они получили взыскания напрасно. Мне хотелось, чтобы восторжествовала справедливость и было восстановлено честное имя и репутация предприятия, которым руководил мой отец и я.

Уроки аварии

Сейчас куда важнее говорить не о том, кто и насколько виновен. Главное - не допустить повторения аварии впредь.

Именно она послужила своеобразным импульсом для развития системы безопасности на стартовом комплексе ракет типа «Союз». Поэтому к 1981 году была разработана и внедрена программа пожаровзрывобезопасности. Предложений по ПВБ было много, в том числе и нереальных для того времени. В итоге ключевыми принципами ее стали: уменьшение количества личного состава на этапе заправки ракеты; внедрение системы дистанционного контроля над пожароопасными объектами; дистанционное отключение разъемов перед пуском; внедрение системы эвакуации боевого расчета; обеспечение безопасности боевого расчета за счет изменения графика технологической подготовки.

Были предприняты некоторые конструктивные решения и организационно-технические мероприятия, которые до сих пор применяются для обеспечения безопасности боевого расчета на стартовом комплексе. Но, к сожалению, не все меры можно было реализовать тогда, да и сейчас, так как по технологии эта ракета предусматривает нахождение значительного количества людей на старте во время заправочных операций, на агрегате обслуживания, при подготовке ракеты в целом. С тех пор стало законом: при проведении операций с перекисью водорода нахождение на старте военнослужащих, не участвующих в этих операциях, запрещено. Все, что можно сделать в рамках конструктивной схемы, было реализовано. В том числе и сегодня при модернизации стартового комплекса под ракету «Союз-2». Например, на стартовом комплексе установлены современные системы видеонаблюдения, чтобы не только контролировать проведение операций, но и использовать отснятые материалы при расследовании аварийных ситуаций.

Кроме того, по словам Игоря Бармина, по результатам аварии было принято решение отбирать на старт военнослужащих по призыву, хорошо владеющих русским языком. Так как, по всей видимости, тогда, и это видно по фамилиям погибших солдат, номера боевого расчета могли попросту не понять, что от них требуется в экстремальной ситуации.

«Отступление от эксплуатационной документации - смерти подобно», - убежден Игорь Владимирович. И это не громкие слова - ракетно-космическая техника действительно смертельно опасное занятие.

Авария 1980 года показала, что каждый, кто находится на старте, обязан быть предельно внимательным. Должен уметь мгновенно принимать единственно верное решение, досконально знать инструкции, включать в работу не только свои знания, но и все органы чувств, а также интуицию. Авария, которая произошла 30 лет назад, научила неукоснительно соблюдать меры безопасности и технологической дисциплины. От каждого офицера, прапорщика, сержанта требуется высокий профессионализм, так как от действий каждого из них зависит судьба более 300 человек, которые работают рядом с ним на старте.

У нас есть все основания считать, что независимо от причин трагедии выводы были сделаны глубокие и основательные. Может быть, именно поэтому отечественная ракетно-космическая техника остается самой надежной и безопасной в мире.

На снимках: командующий Космическими войсками генерал-майор Олег ОСТАПЕНКО возлагает цветы к Мемориалу памяти погибшим испытателям (2008 год); современный вид стартового комплекса № 4.