— Космонавты, которые летают в космос сейчас, видят Землю совсем не такой, какой увидел ее впервые Юрий Гагарин. Наша планета выглядит уже гораздо хуже... Могу судить даже по своим полетам: первый в 1975-м, последний в 1985 году. Моря раньше были чистыми, теперь — сплошь в нефтяных вышках, там сейчас море огня. Летали над Аральским морем — оно раньше было совсем другим... Ну, а когда во время войны в Ираке горела нефть, черный шлейф дыма, говорят, стелился вокруг всего земного шара. Следы пребывания человека-покорителя видны повсюду, и это жуткая картина. С Землей мы творим сущее безобразие. Человечеству давно пора призадуматься, где ему предстоит жить...

Космонавт Георгий Гречко знает, о чем говорит, — изменения в состоянии планеты он имел возможность наблюдать собственными глазами. Не так давно Георгий Михайлович побывал в Оленегорске. С Севером многое связано в его жизни: в юности будущий космонавт работал в заполярной геолого-разведочной партии — искал с геологами железную руду и закалял характер. Изменения, которые произошли в местах его молодости, гораздо больше пришлись по душе Гречко, чем грустные метаморфозы нашей планеты. Ведь в 1947-м, когда судьба занесла его сюда, здесь была лишь железнодорожная станция Оленья. Ну, а еще — оленеводы, геологи и бескрайняя тундра.

— Сейчас мне 73-й год и я приехал сюда, где работал, когда мне было 16 лет, — вспоминает Георгий Михайлович. — Тогда, получив паспорт, я прямиком отправился в Ленинградский геологический институт и устроился рабочим в геолого-разведочную партию, которая уезжала на Кольский полуостров. В те годы страна оправлялась от войны, разворачивались грандиозные стройки. Нам, пацанам, хотелось доказать и себе, и другим, что мы чего-то стоим.

Уже много позже, размышляя о жизни, о том, как я пришел в космонавтику, я понял, что заполярная тундра сыграла-таки свою роль. Ведь когда шел отбор в космонавты, я думал, что не пройду, что в космонавты идут исключительно, как сейчас говорят, супермены. А я, хотя и был мечтателем и романтиком, оставался человеком городским, привыкшим ходить по асфальту. Но решил попробовать, потому что мне было интересно испытать себя. Думаю, я был принят в отряд отчасти и потому, что меня закалила работа в геологической экспедиции. Это была очень хорошая школа жизни. Здесь я выучился ходить по болотам с тяжелым рюкзаком за плечами, переносить лишения, большие физические нагрузки, здесь ковался характер.

— Что вспоминается сейчас из тех времен?

— Воспоминания, как все из юности, остались очень яркими. Во-первых, это, конечно, тундра и, как оказалось, очень мало романтики — одни комары чего стоили! Дорог как таковых здесь просто не было, помню дорогу-лежневку, выложенную поперечными бревнами. Рассказывали, что ее строили заключенные еще в 1941 году, так что бревна были полусгнившими. Помню, однажды, собираясь в путь с образцами породы, я услышал разговор, что якобы на том направлении видели медведицу с медвежатами. Всякого зверья в те годы в тундре было много, так что я и не удивлялся, а вот бояться — боялся. Поэтому сначала старался ступать по бревнам осторожно, чтобы не трещали под ногой, ну а потом плюнул и припустил во всю мочь, топая как слон. И успокаивая себя тем, что со мной старенькое ружьишко.

Помню, что не хватало еды, было голодно. Помню, как мне выдали ботинки — американские, желтые, красоты невероятной... И как они мне растирали до мяса кожу на сгибе. Чтобы облегчить страдания, перед выходом на маршрут я выбирал лужу, садился около нее и опускал туда ноги в ботинках — таким образом размачивая их. Какое было счастье, когда получил старенькие, разношенные солдатские...

— И как же после всего этого вы попали в отряд космонавтов?

— Отряд космонавтов был много позже, в 1966-м. Сначала я серьезно изучал ракетостроение в Ленинградском военно-механическом институте.

Потом строил ракеты под Москвой, и уже было понятно, что эти ракеты когда-то станут космическими кораблями. Если честно, когда мы их строили, я не думал, что полечу сам. Когда мы стали строить трехместные корабли, Королев сказал, что для полета не нужны три военных летчика, а вот знающий технику бортинженер — это то, что требуется. Тогда более 200 человек пошли на медкомиссию — я, к своему удивлению, оказался в числе 13, которые были признаны годными к полету в космос.

— В те годы очень значимой считалась идейная платформа — состоять в КПСС было обязательно?

— Кандидатов для полетов Королев отбирал сам, но, естественно, у нас были и профкомы, и парткомы. Я был коммунистом и без космонавтики, и ничуть об этом не жалею. Не берусь судить за Политбюро и прочие верхи, но мы, на своем рядовом уровне, неплохо решали производственные и социальные вопросы. Так что я ничуть не стыжусь, мы делали хорошее дело.

Кстати, силой космонавтов в партию не тянули: например, у нас космонавт Феоктистов не был коммунистом — так и полетел в космос беспартийным.

— Космонавтика сделала вас знаменитым. Вы чувствовали себя избранным?

— Ну, не знаменитым, а скорее известным. Вот Юрий Гагарин — это действительно знаменитость. А я расценивал космические полеты, в которых участвовал, преимущественно с научной точки зрения: для меня это была возможность проводить очень интересную научную работу в космосе. Пафосная сторона этой деятельности меня мало волновала. Ну вот, к примеру, в 1978 году в самом длительном космическом полете в мире мы с Романенко установили 16 мировых рекордов — я до сих пор их не знаю, мне это не интересно. А вот научные эксперименты, которые я тогда провел, до сих пор актуальны для науки, и меня очень интересует их развитие. Так что если вы имеете в виду "звездную болезнь", меня это не коснулось абсолютно. Спасибо за это моим родителям, они меня хорошо воспитали. Для тех времен. Сейчас бы у меня были к ним претензии — они не научили меня врать, "кидать", красть и т. д. С ужасом думаю, что сейчас без этого невозможно жить...

— Георгий Михайлович, как вы, ученый, отнеслись к уничтожению космической станции "Мир"?

— Мы с коллегами протестовали, высказались категорически против. Я считаю, что это преступление, потому что таким образом уничтожили национальную программу, и теперь мы полностью зависим от американцев. Китайцы, в отличие от нас, пошли другим путем. Между прочим, перед тем как утонить "Мир", станцию отремонтировали, она могла продержаться в том виде еще года два-три. Скажите, вы бы стали делать ремонт своему автомобилю прежде, чем его выбросить? Нет. Но со станцией поступили именно так.

— Как вам живется сейчас?

— Об ощущении страны скажу коротко — за державу обидно. У меня, космонавта, пенсия хорошая — вместе со всеми "наградными" выходит около 600 долларов. А каково другим? Ведь рядом с большинством наших стариков я почти олигарх...

Георгий Михайлович ГРЕЧКО — дважды Герой Советского Союза. В 1955 г. окончил Ленинградский военно-механический институт, работал в КБ, с 1966 г. — в отряде космонавтов. Совершил три полета в космос — в 1975, 1978 и 1985 годах. Летчик-космонавт СССР, доктор технических наук.

Георгий Гречко награжден двумя орденами Ленина, Золотой медалью им. К. Э. Циолковского, многочисленными медалями.

Беседовала Татьяна Попович.