Патриарх иерусалимский говорит речь.
В то время как в Париже происходил предыдущий научный диспут, подобнаго же рода собрания устраивались в Лондоне, в Чикаго, в Петербурге, в Иокагаме, в Мельбурне, в Нью-Иорке и во всех главных городах всего света; все они, каждое по мере своих сил, старались выяснить те или другия стороны величайшаго вопроса, приковавшаго теперь к себе внимание всего человечества. Мы никогда не окончили бы, если бы вздумали дать отчет обо всех этих собраниях. Однако не можем пройти молчанием Ватиканскаго собрания или „собора“, как имевшаго крайнюю важность с религиозной точки зрения, подобно тому как заседания в Парижском Институте были наиболее важными из всех в научном отношении.
Вселенский собор всех епископов уже задолго до этого времени был созван Верховным Первосвященником Пием ХVIII для провозглашения новаго догмата веры, служившаго дополнением к учению о непогрешимости папы, принятому Собором 1870 года, равно как и к трем другим догматам, установленым с тех пор. На этот раз дело шло о божественности папы. Душа римскаго первосвященника, избраннаго синодом кардиналов при непосредственном внушении Святого Духа, по постановлению настоящаго собора, должна разсматриваться причастной к свойствам Верховнаго Существа, так что всякий папа, с момента объявления его первосвященником, не только не мог уже впадать в ошибки, но и с полным правом вступал в сонм святых, непосредственно предстоящих пред престолом Божиим и разделяющих славу Всевышняго. Правда, в числе новейших „преосвященных“ было не мало таких, которые смотрели на религию лишь с точки зрения ея общественнаго значения в деле цивилизации. Но первосвященники старой школы совершенно искренно допускали еще откровение, а последние папы были истинными образцами мудрости, добродетели и святости. Собор открылся месяцем раньше, именно в виду угрожавшей миру кометы, потому что, как многие надеялись, решение вышеупомянутаго богословскаго вопроса прольет яркий свет в смущенныя души верных и может быть вполне успокоит и умиротворит их совесть.
Мы не будем заниматься здесь теми заседаниями собора, которыя были посвящены установлению новаго догмата; скажем только, что он был провозглашен громадным большинством (451 против 88). В числе голосов, поданных против догмата, было четыре, принадлежавших кардиналам, и двадцать пять — епископам Франции; но мнение большинства еще н теперь считалось законом, и когда догмат божественности папы был торжественно провозглашен, четыреста пятьдесят один епископ пали ниц пред престолом первосвященника и поклонились ему как „божественному отцу“. Это выражение впрочем уже давно заменяло собою древнее название папы—„святой отец“.
В первые века христианства почетным титулом, служившим для величания папы, был „ваше апостольство“ позднее этот древний титул был заменен другимъ — „ваше святейшество“ отныне нужно уже было говорить „ваша божественность“. Таким образом высота титула постепенно увеличивалась, пока наконец он не поднялся до зенита.
Собор разделялся на несколько отделений или комитетов, и вопрос о светопреставлении, не раз впрочем волновавший уже христианский мир, был предметом занятий одного из таких отделов. Мы считаем своею обязанностью воспроизвести здесь со всею возможною точностью картину главнаго из заседаний, посвященных этому вопросу.
Иерусалимский патриарх, отличавшийся великим благочестием и глубокою верою, произнес первую речь на латинском языке. Вот точный перевод его слов:
„Достопочтенные отцы, я не могу поступить более мудро, как раскрыть пред вами святое евангелие. Позвольте же мне прочесть его подлинныя слова.
„Когда вы увидите, что мерзость запустения, предсказанная пророком Даниилом, станет на святом месте — читающий пусть понимает — тогда те, кто будет в Иудее, пусть бегут в горы; кто будет на крыше, пусть не сходит вниз, чтоб взять что нибудь из своего дома, и кто будет в поле, пусть не возвращается, чтоб взять свои одежды.
„Горе женщинам, которыя будут беременны или будут кормить грудью своих младенцев в те дни! Молитесь тогда, чтобы это не случилось зимою или в субботу, потому что скорбь будет так велика, что подобной еще никогда не видано было от начала мира.
„...Как молния, которая исходит от востока и тотчас же кажется на западе, так будет и пришествие Сына Человеческаго.
„Солнце померкнет, луна не даст света своего, звезды спадут с неба и основания земли поколеблются.
„Тогда увидят Сына Человеческаго, идущаго на облаках во всей своей славе, и он пошлет своих ангелов, которые громко протрубят в свои трубы и соберут избранных его от четырех концов мира, от края небес до края их“.
„Таковы достопочтенные братья, слова Иисуса Христа.
„Эти слова взяты буквально из евангелия. Вы знаете, что в этом отношении единодушно согласны между собою все евангелисты. Вы знаете также, достопочтенные отцы, что Апокалипс святого Иоанна описывает великую и конечную гибель в еще более трагических выражениях. Но Писание известно каждому из вас слово в слово, и мне кажется излишним, если нельзя сказать — неуместным, пред столь учеными слушателями делать ссылки на места, которыя и без того теперь на устах каждаго“.
Так начал свою речь иерусалимский патриарх. Он разделил свое слово на три части, а именно разсмотрел во-первых слова Иисуса-Христа, во-вторых евангельское предание и в третыих догмат о воскресении мертвых и о последнем суде. Речь его, начатая ввиде историческаго изложения, скоро перешла в широко захватывающую проповедь, и когда оратор, переходя от святого Павла к Клименту Александрийскому, Тертуллиану и Оригену, дошел до Никейскаго собора и до установления догмата всеобщаго воскресения, он увлечен был своим изложением до необыкновенной высоты и силы, глубоко потрясая сердца присутствовавших епископов. Даже самые равнодушные из них почувствовали, как охватывают их могучия волны всеобщей веры первых веков. Нужно сказать. что место, выбранное для этого собрания, удивительно соответствовало предмету обсуждения. Это была знаменитая Сикстинская Капелла. Громадная и величественная картина Микель-Анджело распростерта была над собравшимися здесь, подобно новому апокалипсическому небу. Громадное количество человеческих тел, множество рук и ног, молниеносный взор Иисуса, ряды осужденных, увлекаемых демонами с звериными головами, мертвецы, выходящие из гробов, мертвыя кости, покрывающияся телом и оживающия, великий ужас человечества, трепещущаго пред гневом Божиим — вся эта страшная картина как будто давала жизнь и действительность превосходным ораторским периодам патриарха; были мгновения, когда благодаря прихотливой игре световых лучей, казалось, будто видны вдали трубы последняго Суда, будто даже слышны отдаленные звуки небеснаго зова, и как будто действительно где-то между небом и землею начинают двигаться и оживать все эти воскресающия тела...
Едва только иерусалимский патриарх успел сказать заключительныя слова своей речи, как один из свободомыслящих епископов, самый горячий представитель партии несогласных на Соборе, ученый Майерштросс бросился на трибуну и начал развивать мысль, что ничего нельзя понимать в буквальном смысле ни в евангелиях, ни в церковных преданиях, ни в самых догматах. „Буква убивает, восклицал он, и лишь дух животворит!“ Все преобразовывается, все подлежит закону изменения и совершенствования. Мир движется вперед...“
 «Буква убивает, и лишь дух животворит!» |
Речь эта была произнесена среди неописуемаго всеобщаго смятения. Слушатели несколько раз пытались прервать оратора, грозя смелому кроатскому епископу кулаками, называя его раскольником и отступником, но правила Собора не дозволяли этого, так как всяким мнениям предоставлена была полная свобода. Вслед затем начался горячий и страстный спор о догмате воскресения мертвых, о числе имеющих воскреснуть, об окончательном и вечном местопребывании избранных и осужденных, хотя во всем этом ничего нельзя было понять.
Кометой здесь занимались всего меньше. Однако „божественный отец“ дал знать по телефону во все эпархии мира, находившияся в постоянном телефоническом сообщении с ним, о том, чтобы везде совершались общественныя молебствия для умилостивления божественнаго гнева и отвращения от христианскаго мира карающей десницы Верховнаго Судьи. Особым образом приспособленные фонографы позволяли слышать во всех церквах подлинныя слова самого Римскаго Первосвященника.
Описанное сейчас заседание происходило во вторник вечером, то-есть на другой день после двукратнаго заседания Парижскаго Института, о котором мы говорили выше. Божественный отец передал Собору приглашение председателя Института о необходимости удалиться из Италии в критический день, но на него не было обращено никакого внимания — во первых потому, что смерть для всякаго верующаго есть освобождение, во вторых потому, что большая часть богословов оспаривала самое существование жителей на Марсе и наконец в третьих потому, что собор епископов под председательством самого божественнаго отца никак не должен был высказывать какой бы то ни было боязни, а напротив обязан был до некоторой степени верить в действительность молитвы, этого возношения души к Богу, управляющему движением небесных светил и всемогущему Владыке мира.
