Никогда еще на памяти людей громадный гемицикл, построенный в конце двадцатаго века, не был переполнен до такой степени слушателями. Была такая страшная давка, что механически невозможно было втиснуть сюда более ни одного человека. Амфитеатр, ложи, трибуны, галерея, лестницы, все проходы, окна, даже ступеньки эстрады — все это было занято стоявшими или сидевшими слушателями. В числе их можно было заметить самого главу объединенной Европы, затем правителей Франции, Италии, Иберии, посланницу Индии, представителей Британии, Германии, Венгрии, России, царя Конго, всех министров, начальника международной биржи, парижскаго архиепископа, управляющаго телефоноскопическими сообщениями, председателя аэронавигационнаго совета и начальника электрических путей сообщения; далее тут были начальник международной палаты предсказания погоды, все выдающиеся астрономы, химики, физиологи и медики со всей Франции; довольно много правителей общественных дел (называвшихся прежде депутатами или сенаторами), все выдающиеся писатели и художники; одним словом — это собрание представляло собою редкое соединение представителей науки, политики, промышленности, литературы и всех остальных видов человеческой деятельности.

Почтенный астроном поднялся с своего места.

Заседание открылось в полном составе: председатель, его товарищи, непременные секретари... Имена ораторов и порядок их речей — записаны. Ученые мужи не были однако одеты в зеленыя хламиды, как попугаи, на головах их не красовались нахлобученныя уродливыя шляпы, они не были вооружены допотопными шпагами; на них было простое общепринятое платье без всяких лент и орденов, потому что уже два с половиною века, как все подобныя украшения вышли из употребления в Европе и оставались только в центральной Африке, где они достигли в это время самаго роскошнаго развития.

Председатель открыл собрание следующими словами:

Милостивыя государыни, милостивые государи! Вы все уже знаете главнейшую цель сегодняшняго собрания. Никогда конечно человечество не переживало такого состояния, в каком очутились мы в настоящее время, и никогда также под этими сводами двадцатаго века не собиралась такая аудитория, как сейчас. Уже две недели, как великая проблема о предстоящем конце мира сделалась единственным предметом всех помыслов и всех изследований ученых. Эти изследования и соображения сейчас же будут изложены перед вами. Предоставляю первое слово господину директору Обсерватории.

Почтенный астроном тотчас же поднялся со своего места, держа несколько листочков заметок в руке. Он говорил плавным и приятным голосом, смотрел кротко и держался скромно, хотя имел величественный вид. Его широкий лоб окаймлен был густыми, совершенно белыми вьющимися волосами. Это был человек, обладавший обширным научным и литературным образованием, а также громадною начитанностью. Вся его фигура невольно внушала к нему симпатию, но в то же время и глубокое уважение. Сразу было видно, что он обладал оптимистическим взглядом на вещи и не терялся даже в самых затруднительных обстоятельствах. Едва успел он сказать несколько слов, как лица слушателей вдруг переменились и из печальных и удрученных горем внезапно обратились в спокойныя и даже веселыя.

„Милостивые государыни, начал он, я прежде всего, обращаюсь к вам и покорнейше прошу вас успокоиться и не трепетать пред опасностью, которая может быть вовсе не так страшна, как это кажется. Я надеюсь сейчас же убедить всех вас теми доводами, которые буду иметь честь изложить пред вами, что ожидаемое всем населением земли столкновение с кометой не повлечет за собою окончательнаго разрушения и гибели нашего мира. Несомненно, мы можем, мы должны даже ожидать некотораго неприятнаго приключения; но что касается до кончины мира, то наверное можно сказать, что она произойдет не таким образом. Миры умирают от старости, а не скоропостижно, и вам лучше чем мне известно, что мир наш еще далеко не стар.

„Милостивые государи! Я вижу здесь представителей всех классов и положений общественных от самых высоких до самых скромных. Совершенно понятно, что в виду столь очевидной опасности, как истребление жизни на земле, всякая деятельность совершенно прекратилась; однако что касается меня лично, то откровенно вам признаюсь, что если бы биржа не была закрыта, а я бы имел несчастие вести там дела, я ни на минуту не задумался бы сегодня же скупить все биржевыя бумаги, так внезапно и страшно упавшия в цене."

Не успел он окончить этих слов, как один из известнейших денежных тузов, американский еврей, издатель газеты „Двадпать-пятый век," сидевший на самой верхней скамейке амфитеатра, неизвестно каким чудом пробрался чрез непроницаемые ряды слушателей и кубарем скатился к выходной двери, за которою и изчез в одно мгновение.

...Кубарем скатился к двери.

Прорванный на минуту этим совершенно неожиданным последствием его чисто научнаго замечания, оратор продолжал свою речь.

„Наш общий вопрос, говорил он, можно подразделить на три другие вопроса. Во-первых, действительно ли комета столкнется с землей? В случае утвердительнаго ответа нам придется тогда обсудить, во-вторых, какими существенными свойствами отличается эта комета, и в третьих, какия могут быть последствия такого столкновения. Пред столь просвещенными слушателями, какие составляют эту аудиторию, мне нет надобности распространяться о том, что так часто произносимыя в последнее время зловещия слова „конец мира" значат собственно только „конец земли," хотя правда этот мир занимает нас всего более.

„Если бы на первый вопрос мы могли ответить отрицательно, то тогда было бы почти излишним заниматься двумя остальными вопросами, так как они имели бы лишь весьма второстепенное значение.

„К несчастию я должен сознаться, что астрономическия вычисления и на этот раз по обыкновению оказались совершенно точными. Да, комета должна столкнуться с землею, и без сомнения сила удара будет максимальная, потому что комета летит как раз нам на встречу при нашем движении около солнца... Но пусть слушатели не пугаются таким образом! Этот удар сам по себе еще не доказывает ничего. Пусть в самом деле кто нибудь вычислил вперед, что железнодорожный поезд столкнется с громадным... роем мошек; такое предсказание конечно нисколько не обезпокоило бы путешественников. Тоже самое могло бы произойти и при встрече нашего земного шара с этим газовым светилом. Благоволите же выслушать меня далее и позвольте мне спокойно разобрать два другие вопроса.

„Прежде всего, что такое представляет собою комета? Все вы уже знаете, что она газовая и состоит главным образом из окиси углерода. При низкой температуре небеснаго пространства — 273 градуса ниже нуля — этот невидимый при обыкновенных земных условиях газ находится в состоянии тумана или даже твердых пылинок. Комета как будто пропитана этим газом. Во всем сказанном я пока нисколько не противоречу научным открытиям."

При этих словах на лицах большого числа слушателей вновь изобразилось страдание; там и сям послышались глубокие вздохи.

„Но, милостивые государи, продолжал астроном, в ожидании, пока один из наших уважаемых сотоварищей по отделу физиологии, а также и представитель медицинской академии не соблаговолят показать нам, что плотность кометы на столько значительна, что вещество ея могло бы проникнуть в наш воздух, до тех пор я буду думать, что присутствие его не окажет вероятно никакого пагубнаго влияния на человеческую жизнь. Я говорю: вероятно, потому что полной достоверности, уверенности здесь нет, однако вероятность эта очень велика, так что пожалуй можно было бы смело поставить миллион против единицы. Во всяком случае без сомнения лишь очень слабыя легкия могли бы стать жертвами такой перемены в воздухе. Это была бы простая инфлюенца, которая могла бы утроить или самое большее упятерить обычное ежедневное число смертных случаев.

„Если же, как это согласно показывают телескопическия изследования и фотографические снимки, если ядро ея содержит в себе минеральныя массы значительной плотности и вероятно металлическия, если в нем находятся уранолиты, величиною в несколько верст и весящие многие миллионы пудов, то нельзя не согласиться, что те точки земной поверхности, на которыя упадут эти глыбы, летящия с такой скоростью, будут неизбежно раздавлены и уничтожены. Тем не менее заметим, что три четверти земного шара покрыты водою; так что и тут еще есть вероятность благоприятнаго для нас исхода, хотя конечно меньше, чем в первом случае. Эти глыбы могут упасть в море и может быть образовать несколько новых островов вдали от материков, обогатив при этом науку несколькими новыми сведениями и даже может быть подарив нас зародышами каких нибудь неизвестных нам существ. Явления эти были бы очень любопытны с точки зрения геодезии и учения о виде земли и ея вращательном движении. Упомянем также, что на земном шаре есть не мало пустынь. Опасность конечно существует, но она вовсе но чрезмерна.

Будет дождь падучих звезд...

„Кроме этих масс и упомянутаго газа может быть еще болиды, заключающиеся в том же небесном облаке, могли бы оказать свое действие и послужить причиною повсеместных почти пожаров на всех материках; конечно, динамит, нитроглицерин, панкластит, роялит и даже империалит не что иное как детския игрушки по сравнению с тем, что нам могло бы представиться здесь; но тем не менее этот пожар был бы далеко не всемирным: несколько городов, обращенных в пепел, не остановили бы истории человеческаго рода.

Представитель медицинской коллегии.

„Вы видите теперь, милостивые государи, что это методическое изследование вопроса с троякой точки зрения показывает, что опасность существует, но она вовсе не так значительна, не так велика, не так безусловна, как ее хотят представить; и я нисколько не сомневаюсь, что здесь может идти речь лишь о катастрофе местной, которая между прочим будет иметь весьма большое значение для науки, и наверное после нея останутся историки, которые разскажут о ней потомству. Произойдет удар, столкновение, местное повреждение земной поверхности, обнаружится необыкновенно сильный дождь, падучих звезд, вылетающих повидимому из одной точки, но ничего больше без сомнения не будет. Одним словом это будет происшествие в роде землетрясения, вулканическаго извержения или даже только порядочнаго циклона."

Так говорил знаменитый астроном. Аудитория повидимому была довольна: она как будто притихла, успокоилась, по крайней мере отчасти. Дело шло вовсе не о конечной гибели всего, а только об опасности, катастрофе, которой, говоря вообще, быть еще удастся избежать. Всюду завязались частные разговоры, всякий сообщал свои мнения и впечатления соседям; коммерсанты и даже государственные люди повидимому совершенно поняли доводы астронома. Но вот по приглашению председателя поднялся на трибуну начальник медицинской академии, невольно обративший на себя общее внимание.

Это был человек высокаго роста, сухой, тонкий, длинный и прямой, с сатурновским выражением на бледном лице, с совершенно голым черепом, с серыми, коротко остриженными клочками волос на челюстях. В его голосе слышалось что-то замогильное, а общий его вид напоминал скорее факельщика у погребальных дрог, чем медика, одушевленнаго надеждой помочь своим больным. Его взгляд на состояние дел был весьма различен от взгляда астронома, и это все поняли с первых же слов, какия успел он произнести.

„Милостивые государи, сказал он, я буду также краток, как и всеми уважаемый ученый, котораго мы только-что выслушали, хотя я употребил очень много времени на изследование свойств окиси углерода во всех их самомалейших подробностях. Об этом-то газе я и намерен поговорить с вами, так как наукой уже установлено, что он преобладает в комете, встреча которой с землею неизбежна.

„Свойства этого газа, надо сознаться, просто ужасны, потому что достаточно безконечно-малой примеси его к воздуху, чтобы в три минуты прекратить действие легких и остановить жизнь.

„Всем известно, что окись углерода представляет собою постоянный газ без цвета, без вкуса и без запаха. В воздухе он горит очень слабым голубым пламенем, производя угольный ангидрид и напоминая как бы погребальный факел.

„Окись углерода отличается тем, что она всегда жадно поглощает кислород. При солнечном свете она соединяется с хлором и производить хлорную окись, обладающую отвратительным, удущающим запахом и остающуюся в газообразном состоянии.

„Но что всего более заслуживает нашего внимания. так это то, что упомянутый газ — самый ядовитый из всех, какие только существуют. Он несравненно cмертоноснее угольной кислоты. Он уменьшает поглощательную способность крови, и даже при самых малых его дозах наша кровь делается неспособной принимать в себя кислород. Примесь одной десятитысячной доли окиси углерода к воздуху уже смертельна. И надо сказать, что она производит не простое задушение, а настоящее и почти мгновенное отравление крови. Окись углерода действует прямо на кровяные шарики, соединяется с ними и делает их неспособными поддерживать жизнь, так как преобразование венозной крови в артериальную прекращается. Трех минут достаточно, чтобы наступила смерть.

„Но, милостивые государи, страшны не одни только эти смертоносныя свойства окиси углерода; уже одной способности этого газа поглощать кислород достаточно, чтоб повлечь за собою самыя прискорбныя последствия. Уничтожения — что я говорю? простого уменьшения количества кислорода в воздухе было бы достаточно, чтобы повести к истреблению всего рода человеческаго. Здесь всякому известен один из безчисленных разсказов, относящихся к тем варварским временам, когда громадныя толпы людей занимались взаимным истреблением друг друга на законном основании, под предлогом славы и любви к отечеству; это простой эпизод одной из войн англичан с индусами. Позвольте мне напомнить вам этот разсказ.

„Сто сорок шесть пленников были заключены в подвале, не имевшем других отверстий, кроме двух маленьких окон, выходивших на галерею. Первое следствие, испытанное этими несчастными, был обильный, постоянный пот, сопровождавшийся невыносимой жаждой, к чему присоединилось вскоре крайнее затруднение в дыхании. Они перепробовали всевозможные способы, чтоб избежать как-нибудь тесноты и добыть себе воздуха; они снимали с себя одежду, махали шляпами, наконец придумали всем в раз становиться на колена, а потом чрез несколько минут разом же быстро вставать; но вскоре многие из них, лишаясь сил, падали на пол под ноги своих товарищей. К полуночи, то-есть к исходу четвертаго часа их заключения — все, кто оставался еще в живых и не мог вдохнуть в себя менее зараженнаго воздуха около окон, погрузились в летаргическое оцепенение или впали в страшное безумие. Когда еще через несколько часов тюрьма была открыта, только двадцать три человека вышли из нея живыми; все они были в самом ужасном состоянии, какое только можно себе вообразить, и носили на своих лицах ясные отпечатки когтей смерти, которой им удалось избежать.

„Я мог бы присовокупить к этому тысячу других примеров, но это было бы безполезно, потому что никакого сомнения на этот счет быть не может. Итак, милостивые государи, я должен сказать, что с одной стороны поглощение окисью углерода части атмосфернаго кислорода, а с другой— столь могучее ядовитое действие того же газа на необходимые для жизни кровяные шарики, при столкновении громадной кометной массы с нашим земным шаром, который останется внутри ея несколько часов... да, я должен сказать, что это столкновение будет таково, что его последствия окажутся безусловно роковыми. С своей стороны я решительно не вижу никаких средств к спасению.

„А я еще ни слова не сказал ни о преобразовании движения в теплоту, ни о механических и химических последствиях удара. Я предоставляю эту сторону вопроса компетенции непременнаго секретаря академии наук, равно как и ученейшаго председателя астрономическаго общества Франции, которые произвели весьма важныя в этом отношении вычисления. Что касается до меня, то я повторяю, что земному человечеству грозит явная смерть, и я вижу даже не одну, но две, три и четыре причины смерти, четыре меча, висящих над нашей головою. И если нам удастся избежать смерти, то это будет истинное чудо, но к сожалению уже много веков, как все перестали расчитывать на чудеса".

Эта речь, произнесенная убедительно, громким, спокойным и мрачным голосом, повергла всю аудиторию в прежнее отчаянное состояние, из котораго она только-что была выведена счастливою находчивостью предыдущаго оратора. Уверенность в близкой гибели снова и ясно читалась на всех лицах. Сильный гул и говор наполнял всю залу; всякий сообщал соседу свои соображения вообще оптимистическия, но мало искренния: никому не хочется показаться трусом.

Всего лишь двадцать три человека вышли живыми из этой тюрьмы.

Теперь поднялся в свою очередь председатель астрономическаго общества и направился к трибуне. Все разговоры тотчас же прекратились. Вот некоторыя существенныя места его речи, именно вступление, самая средина и заключение:

„Милостивыя государыни, милостивые государи! После того, что мы сейчас слышали, ни у кого не может оставаться ни малейшаго сомнения относительно неминуемости столкновения кометы с землею и всех опасностей такой встречи. Итак нам остается ожидать в субботу...

- В пятницу, прервал его кто-то из членов института.

„... в субботу, продолжал оратор не останавливаясь, нам остается ожидать необыкновеннаго события, события абсолютно неизвестнаго и совершенно новаго в истории человечества.

„Я говорю — в субботу, хотя все газеты предсказали эту встречу на пятницу, потому что в действительности событие это произойдет только 14 июля. В прошлую ночь мы, то-есть мой уважаемый товарищ и я, занимались сравнением сообщаемых наблюдений и открыли ошибку в телефонографической передаче".

Это утверждение подействовало облегчающим образом на настроение аудитории, подобно лучу света, сверкнувшему среди ночного мрака. Оторочка на день, это слишком много для приговореннаго к смерти. В головах начинала уже бродить смутная мысль о том, что даст Бог — беда может быть еще и минует. Как будто всякому хотелось забыть, что этот чисто космографический оборот дела касался исключительно лишь числа, не имея никакого отношения к самой встрече. Впечатления толпы зависят часто от совершенно неуловимых и ничтожных причин. А потом... это было уже не роковое 13 число, не пятница.

„Комета, продолжал оратор — идя вперед, пересечет эклиптику в нисходящем узле 14 июля чрез 18 минут 23 секунды после полуночи, как раз в момент прохождения земли чрез эту точку. Притяжение земли ускорит столкновение всего только на тридцать секунд.

„Нельзя не согласиться, что событие это должно быть чрезвычайным, но тем не менее я не думаю, что оно будет до такой степени трагическим, как его нам описывают, что оно в самом деле повлечет за собою отравление крови или причинит всеобщее задушение. Мне кажется, что это столкновение прежде всего послужит причиной великолепной небесной иллюминации, потому что проникновение этих твердых и газовых масс в нашу атмосферу не может обойтись без того, чтоб их движение не преобразовалось в теплоту; поэтому величественный пожар в верхних слоях атмосферы без сомнения будет первым следствием произшедшей встречи.

„Количество имеющей образоваться при этом теплоты вероятно будет очень значительно. Всякая падающая звезда, как бы мала она не была, пролетая со своею кометной скоростью чрез нашу атмосферу, даже на очень большой высоте от земли, тотчас же нагревается до такой степени, что воспламеняется и совершенно сгорает.

„Явление, подобное ожидаемому, в малом виде мы наблюдаем при падении болидов на наших нивах. Эти небесные камни оказываются оплавленными и остеклованными на всей их поверхности, как будто они покрыты несколькими слоями лака. Но падение их совершилось так быстро, что за это время их внутренность не успела еще нагреться; и если расколоть такой камень, то внутри он страшно холоден. Значит, при его движении нагревался главным образом только воздух.

„Те твердыя, более или менее значительныя по размерам массы, которыя повидимому различают наши телескопы в кометном ядре, должны испытать при прохождении чрез нашу атмосферу такое сопротивление, что разве лишь в исключительных случаях оне могли бы дойти до поверхности земли целыми, а не разлетевшимися в дребезги. Сжатие воздуха впереди болида, пустота, образующаяся позади его, наружное нагревание и накаливание этого движущагося тела, сильный шум, производимый порывами воздуха, стремящагося заполнить образующуюся пустоту, грозовые раскаты, взрывы, распадение на мелкия части, выпадение металлических веществ, если они достаточно плотны, чтоб побороть сопротивление воздуха, или растворение их в атмосфере в виде пыли — вот какия явления наблюдаются в таких случаях. Болид, состоящий из серы, фосфора, даже из олова или цинка, воспламенился бы и обратился бы в пар задолго раньше того, чем спустился бы в нижние слои атмосферы.

„Что касается до падающих звезд, то если их в комете, как это кажется, целая туча, несметный рой, оне не могут произвести ничего кроме самых разнообразных явлений небесной иллюминации.

„ Поэтому, если нам предстоит какая-либо опасность, так она заключается, по моему мнению, вовсе не в проникновении в нашу атмосферу газовой массы окиси углерода, какова бы она не была, но в значительном возвышении температуры, которое неизбежно произойдет вследствие преобразования движения в теплоту.

„ В таком случае спасения можно бы было пожалуй искать в бегстве на другое полушарие земли, противоположное тому, которое подвергнется непосредственному удару кометы. Воздух ведь очень дурной проводник тепла";.

Теперь в свою очередь встал непременный секретарь академии наук. Этот достойный преемник Фонтенелей и Араго при своих глубоких научных познаниях обладал талантами блестящаго писателя и искуснаго оратора, достигавшаго часто необыкновеннаго красноречия и изящества изложения.

„К той теории, которую вы только-что выслушали, начал он, мне не остается ничего прибавить и разве лишь приложить ее к какой-либо из известных уже комет. В эти последние дни очень часто воспоминали комету 1811 года. Отлично, представим же себе, что комета подобных размеров несется как раз нам навстречу на нашем круговом пути около солнца. Земной шар легко проникнет в кометную туманность и без сомнения не испытает никакого заметнаго сопротивления. Допустим даже, что сопротивление это будет чрезвычайно мало, и пренебрегая плотностью кометнаго ядра, мы найдем, что на прохождение чрез эту кометную голову в миллион семь сот тысяч верст в поперечнике земля употребила бы 25 тысяч секунд, то-есть 417 минут или 6 часов 57 минут, значит, круглым числом семь часов... и это при скорости в сто-двадцать раз быстрее пушечнаго ядра! Все это время земля продолжала бы вращаться на оси в своем суточном движении. Встреча последовала бы около шести часов утра для самаго передняго меридиана.

„ Подобное погружение в кометный океан, как бы не был он неощутим и эфирен, не могло бы обойтись без того, чтоб не повлечь за собою непосредственно и неизбежно, в силу тех термодинамических соображений, о которых нам сейчас напоминали, столь значительнаго возвышения температуры, что вероятно вся наша атмосфера будет охвачена огнем! Мне кажется, что в этом частном случае опасность была бы одною из величайших.

„ А между тем для обитателей Марса или еще лучше — Венеры это послужило бы великолепным зрелищем. Да, это было бы поистине дивное небесное зрелище для наших соседей, напоминающее одно из тех, какия и нам удается иногда наблюдать на небе, но еще более величественное и чудное.

Твердыя части разлетятся в дребезги.

„Кислород воздуха окажется как нельзя более кстати, чтоб поддержать этот пожар. Но существует еще другой газ, о котором физики часто совсем не думают по той простой причине, что они никогда его не находят при изследовании воздуха; этот газ — водород. Куда девался весь водород, исходивший из земной почвы впродолжение многих миллионов годов доисторическаго времени? Так как плотность этого газа в шестнадцать раз менее чем плотность воздуха, то вся его масса должна была подняться вверх, где без сомнения она образует вокруг нашей воздушной оболочки еще другую водородную, очень разреженную атмосферу. На основании закона диффузии или взаимнаго проникновения газов, большая часть этого водорода должна была войти в тесную связь с воздухом, но верхние редкие слои атмосферы не могут все-таки содержать его в большом количестве. Здесь-то, на высоте около сотни верст и зажигаются обыкновенно падающия звезды и северное сияние. Заметим по этому поводу, что даже и в том слое воздуха, который прежде всех подвергнется удару углеродистой кометы, будет все-таки слишком достаточно кислорода, чтоб послужить пищей для этого небеснаго пожара.

„Таким образом кончина мира наступит вследствие атмосфернаго пожара. Во все семь часов или впродолжении еще большаго времени, так как сопротивление кометы нельзя считать совершенно ничтожным, будет постоянно происходить обращение движения в теплоту. Водород и кислород, соединяясь с углеродом кометы, будут гореть. Температура воздуха поднимется до нескольких сотен градусов; рощи, сады, леса, всякия растения, человеческия жилища, здания, города и деревни — все это быстро будет сожжено; моря, озера, реки будут доведены до кипения; люди и животныя, подвергшись этому смертоносному дыханию кометы, задохнутся и погибнут еще прежде чем будут сожжены, так как их легкия принуждены будут дышать раскаленным воздухом.

„Почти тотчас же все трупы будут обращены в уголь и пепел, так что среди этого необъятнаго небеснаго пожара лишь один несгораемый апокалипсический ангел мог бы слышать раздирающие звуки „последней" трубы, эту древнюю погребальную песнь, раздающуюся с неба подобно похоронному звону:

Diеs iгае, diеs illа! Sоlvеt sаесlum in fаvillа!

„В день тот, день гнева, обратится в пепел наш мир! Вот что могло бы случиться, если бы комета, подобная знаменитой комете 1811 года встретилась с землею."

При этих словах кардинал, парижский архиепископ поднялся со своего места и попросил слова. Ученый заметил это и с чисто светской любезностью приветствовал его, наклонив несколько голову, как бы ожидая, что скажет его преосвященство.

„Я не желаю прерывать почтеннаго оратора, сказал архиепископ; но если наука предсказывает, что началом великой драмы, долженствующей отметить собою кончину мира сего, будет воспламенение небес, то я не могу не заметить, что в этом отношении верование всей Церкви всегда было именно такое. „Небеса прейдут, говорит святой Петр, горящия стихии разрушатся, и земля сгорит со всем, что она заключает. "Точно также и святой Павел возвещает обновление мира огнем. И мы взываем всегда при погребении умерших: „Грядущаго судить живых и мертвых и истребить мир огнемъ";... Да, sоlvеt sаесlum in fаvillа! Бог обратит вселенную в пепел!"

— Наука, возразил на это непременный секретарь, уже не раз оказывалась в полном согласии с вещими догадками наших предков. Пожар охватит сначала те части земли, которыя непосредственно подвергнутся удару кометы. Все полушарие земли, находящееся в прикосновении с громадной кометною массой, будет сожжено раньше, чем жители другого полушария сообразят, что несчастие уже разразилось. Воздух — дурной проводник тепла, так что это последнее не могло бы передаться непосредственно на противоположную сторону земли.

„Если в первыя минуты встречи к комете будет обращена именно наша сторона, то в первых рядах этой небесной битвы окажутся тропик Рака, жители Марокко, Алжирии, Туниса, Греции, Египта, между тем как обитатели Австралии, Новой Каледонии и островов Океании были бы поставлены в самое благоприятное положение. Но раскаленная европейская печь произведет такую тягу воздуха, что поднимется страшная буря, подует такой ветер, какого не бывало еще не при одном из самых ужасных ураганов, когда-либо свирепствовавших на земле и этот ветер еще более сильный, чем поток воздуха на экваторе Юпитера, дующий постоянно со скоростью 375 верст в час, направляясь к Европе от ея антиподов, сорвет и ниспровергнет все на своем пути. Земля, вращаясь вокруг себя, постепенно будет приводить к оси удара страны, расположенныя к западу от того меридиана, который первый подвергнется удару. Через час после Австрии и Германии очередь настанет для Франции, потом для Атлантическаго Океана и Северной Америки; последняя подойдет к этой оси, направленной несколько косвенно вследствие движения кометы к ея перигелию, не раньше как через пять или шесть часов после Франции, то-есть уже к концу всей драмы.

„Кометная масса со всех сторон будет облекать земной шар впродолжение семи почти часов, и все это время земля будет вращаться в среде раскаленнаго газа. Тяга воздуха будет возростать вместе с силою пожара; моря начнут кипеть и наполнят атмосферу новыми парами; вследствие этого горячие потоки дождя польются из хлябей небесных, сплошная грозовая туча повиснет надо всею землей и будет разражаться непрерывными молниями во всех направлениях; к страшным завываниям бури присоединятся еще раскаты грома. Представьте себе этот тусклый, зловещий свет красноватой атмосферы, заменивший собою веселое освещение прежних лучших дней на земле, представьте себе затем эти раскаты грозы и завывания бури, раздающияся подобно погребальному звону над погибающей землей! Может-ли такое разрушение, такая гибель быть не всеобщею, не всемирною? Смерть в антиподах земли будет без сомнения иная, чем смерть в переднем полушарии. Вместо того, чтобы погибнуть непосредственно от небеснаго огня, тамошние жители умрут от задушения паром или от преобладания в воздухе азота — так как количество кислорода быстро уменьшится, или наконец будут отравлены окисью азота; последующий пожар обратит здесь в пепел уже только трупы, между тем как европейцы и африканцы будут сожжены живыми. И хотя окись углерода отличается всем известною жадностью к поглощению кислорода, но всетаки смерть жителей наиболее отдаленных от исходной точки катастрофы местностей последовала бы без сомнения несколько позднее.

„Я взял в пример историческую комету 1811 года, но спешу прибавить, оканчивая свои слова, что нынешняя комета повидимому несравненно менее плотна, чем эта.

— Да верно-ли, крикнул один из знакомых всем голосов (принадлежавший известному члену академии химиковъ), верно-ли еще, что комета состоит главным образом из окиси углерода? Спектроскопическия наблюдения не обнаружили-ли в ней также и линий азота? Если бы это была закись азота, то следствием примеси кометной атмосферы к нашей была бы полная анэстезия, усыпление жителей земли. Тогда все погрузились бы в спячку и может быть не пробудились бы уже, если прекращение жизненных отправлений продолжится немного более, чем в наших хирургических опытах. Тоже самое произошло бы, если бы комета имела в своем составе хлороформ или эфир. Это была бы довольно спокойная кончина.

„Но не так спокойна она была бы, прибавил он, в том случае, если бы комета вместо кислорода поглотила бы азот, потому что постепенное или быстрое более или менее полное извлечение из воздуха азота чрез несколько часов изменило бы настроение всех обитателей земли — мужчин, женщин, детей, стариков, и это изменение не заключало бы в себе ничего неприятнаго. Сначала у всех проявилось бы удивительное благодушие, затем наступила бы настоящая веселость, потом всеобщая радость, шумная общительность и разговорчивость — лихорадочное изступление, наконец безумие, сумасшествие и по всей вероятности какая нибудь фантастическая пляска, которая окончилась бы смертью от крайняго нервнаго возбуждения всех человеческих существ на земле в апофеозе какой нибудь безумной сарабанды при неслыханном взрыве всех чувств... Ужели такую смерть можно назвать трагической"?...

Этот академик еще продолжал говорить, когда одна из молодых девушек, служивших в главном управлении телефонов, вошла в маленькую дверь и в один миг очутилась у кресла президента, с целью лично передать ему какой-то большой пакет международнаго сообщения. Последний тотчас был вскрыт. В нем оказалась депеша, полученная от Гауризанкарской обсерватории, содержащая в себе лишь следующия слова:

„Жители Марса посылают нам фотофоническое известие. Оно будет дешифровано через несколько часов."

„Милостивые гоcудари, сказал председатель, я вижу, что многие из слушателей смотрят на часы, и вполне согласен с ними, что нам физически невозможно впродолжение настоящаго заседания разсмотреть наш вопрос во всей его полноте, так как мы должны еще выслушать уважаемых представителей геологии, естественной истории и геономии. Кроме того, депеша, содержание которой вы сейчас изволили выслушать, без сомнения внесет новый элемент в обсуждаемую нами проблему. Теперь уже почти шесть часов. Я предлагаю поэтому дополнительное заседание сегодня же вечером в девять часов. Очень вероятно, что к этому времени мы получим из Азии перевод сообщения, посылаемаго нам с Марса. Вместе с тем я попрошу господина директора обсерватории благоволить поддерживать непрерывное и прямое телефоноскопическое сообщение с Гауризанкаром. В случае, если это известие не будет еще разобрано и понято к девяти часам, господин председатель геологическаго общества откроет тогда заседание изложением своего сообщения о только-что оконченном им изследовании относительно „естественной кончины земного мира." В настоящий момент все что касается этого великаго вопроса в высшей степени любопытно узнать всякому, чтобы уяснить себе, зависит ли его решение от таинственной угрозы, висящей теперь над нашими головами, или он разрешится иными путями, которых определить вычислением мы не в состоянии.