Незаметно приблизился 1986 г. Примерно за два дня до Нового года в квартире раздается вечером звонок дежурного по предприятию:

— Вячеслав Михайлович?

— Да.

— Это дежурный по предприятию.

— Слушаю.

— Вам необходимо быть во Внуково-3 в 9 часов утра 2 января. Вылет на полигон. Летит министр.

Вот так раз! Не успел побыть дома и трех дней, как опять на полигон. Задавать вопросы дежурному бесполезно.

Одно утешало, что с министром поездки короткие. Встретили Новый год. А утром 2 января в 9 часов приехал во Внуково-3. Удивило — много народу. Мой Главный, Главные конструкторы систем, военные. Пошел регистрироваться на самолет. На «Крайний», так именовался аэродром на космодроме, летели три ТУ-134.

Подъехал О.Д. Бакланов. Объявили посадку. С интервалом в десять минут все самолеты взлетели.

Три часа полета прошли незаметно. Объявили, что по прибытии всем собраться в Доме офицеров. Приземлились в Ленинске и сразу туда, на четвертый этаж, в малый зал.

— Я должен вам сообщить, что мы отсюда не уедем, пока не пустим ракету! Уехать с полигона можно только с моего личного разрешения. Думаю, что вопросов ни у кого нет. Я назову представителей министерства и отраслевых институтов, которые будут здесь вместе с вами.

Министр назначил представителей в ранге не ниже заместителей начальников главков. Это были двигателисты, технологи, управленцы, снабженцы и т.д.

Выступил А.А. Максимов. Он сказал, что и Главное управление космических сил организует на полигоне свое постоянное представительство.

Срочно на площадке 112 организовали кабинет ГУКОСа рядом с кабинетом министра.

Пускать, так пускать, а что? Многие задавали себе этот вопрос. И тут хочется сказать об этой первой летной машине немного подробнее.

Планом отработки было предусмотрено две стендовые ракеты. Значит, после изделия 5С стендовые огневые испытания должна пройти следующая ракета 6С. Вспомните, какая огневая наработка была у американцев: не 400 с, а примерно на порядок больше.

Изменить комплексную программу экспериментальной отработки, в которой заложено столько же секунд огневых наземных испытаний, что и у американцев, было делом чрезвычайно трудным. Вот и пошел наш Главный на хитрость. В ноябре 1984 г. мы приехали в Куйбышев, в наш филиал. Это было еще при Б.Г. Пензине.

— Ты сможешь сделать стендовую машину в летном варианте? — спросил его Главный.

— Как это?

Анализ возможных нештатных ситуаций при пуске ракеты-носителя «Энергия» 6СЛ

— А так. Надо сделать так, чтобы в последний момент перевести ее в летную машину. Но это должно быть между нами.

— Это трудно. Есть бронезащита и ряд других конструктивных решений, которые обойти очень трудно.

— Это твой вопрос.

— Хорошо. Нужно подумать. Мне нужны исходные данные.

— Это дадим.

С этого разговора все и началось. Судорожно наш Волжский филиал перерабатывал комплект документации на новое изделие.

Б.И. Губанов обратился к В.П. Глушко с предложением переделать стендовую ракету 6С в летную 6СЛ.

— Такое даже спьяну трудно придумать, — ответил Валентин Петрович.

Идею создания ракеты 6СЛ, так стали ее именовать, поддержал министр. Он хорошо себе представлял, что циклы изготовления центрального блока были очень длительными. Поэтому решение о 6СЛ приближало начало летных испытаний практически на целый год.

Олег Дмитриевич вызвал Главного и стал «раскачивать» эту идею.

— Нужно убедить в этом Глушко.

— Это я беру на себя.

Через неделю Главного пригласил В.П. и начал осторожно подводить к тому, что нужно ускорить летные испытания и, может быть, даже пустить 6СЛ.

— Но вы же сами сказали, что это...

— Да. Сказал. Но сегодня обстановка изменилась, и если предусмотреть все меры предосторожности, я думаю, над этим можно поработать.

Так было получено добро на эту идею и Генерального. Перед пуском нужно провести динамические испытания ракеты в сборе, огневые технологические испытания пакета, как требовала комплексная программа отработки, и, безусловно, должен быть готов старт.

Без решения этих основных трех проблем (не говоря о тысяче мелких) не могло быть и речи о пуске.

Закладывая универсальный комплекс стенд-старт, наши наземщики, и в первую очередь В.М. Караштин, и не представляли себе, что стартом этот комплекс станет так быстро.

Пуск летного изделия с УКССа не предусматривался. Поэтому он и не был оснащен площадками обслуживания пакета (так мы называли собранную ракету). Это относилось, в основном, к блокам первой ступени.

Нужно было подвести к носовым частям воздух для термостатирования и электрические цепи.

Поехали к академику В.П. Бармину. Рассказали ему об этой идее. Он и слышать не хотел о таких доработках. Он считал, что первый пуск «Энергии» должен пройти со штатного старта, готовность которого к тому времени была далека от завершения. Любое отвлечение средств и внимания от строительства старта могло привести к задержке ввода его в эксплуатацию. Здесь надо сказать, что В.П. Бармин лично отвечал перед министром за ввод старта в строй. Отсюда, наверное, и было его нежелание заниматься доработкой УКСС.

Пришлось обратиться в наш экспериментальный комплекс к А.А. Ржанову и директору завода экспериментального машиностроения А.А. Борисенко. Они и начали разработку и изготовление дополнительных механизмов для обслуживания блоков А на УКСС.

Эти механизмы нужно было разместить на площадке обслуживания 3 и отстрелить от изделия за несколько минут до пуска. Так что не такие простые были эти механизмы. У нас их называли «рога и копыта», может потому, что после отстрела они как-то странно болтались на площадке. Не простое это было дело довести их до хорошей надежности.

Проблема динамической надежности пакета должна была решаться на специальном полноразмерном изделии. По программе это изделие устанавливалось в стенд динамических испытании, «обезвешивалось» и подвергалось

Оценка возможных исходов пуска ракеты-носителя «Энергия» 6СЛ.

 вибрации. Чувствительные датчики должны были снять характеристики. Но вот беда — ни изделия, ни стенда не было. Сделать полноразмерный макет — проблема. Но еще большая проблема сделать стенд. Высота его — около 110 м. Ворота тоже должны быть высотой около 100 м, да еще и откатываться. Строительство стенда контролировал лично В.П. Глушко, руководил С.А. Лизгунов. И здесь проявился характер В.П. Наши теоретики из первого комплекса доказали ему, что без таких испытаний не обойтись. Долго их

Ракета-носитель «Энергия» на УКСС

Долго длилось совещание у Генерального. Искали выход. Наши нагрузчики вместе с коллегами из ЦАГИ его нашли. Они разбили комплексные испытания на отдельные, частные. Теоретически доказали, что ряд таких частных испытаний заменят испытания на стенде. В.П. Глушко дал согласие на этот эксперимент, но для одного пуска. Он считал, что стенд все равно потребуется для изучения характеристик во всем диапазоне нагрузок. Строительство стенда он не остановил.

Стали собирать специальный полноразмерный макет ракеты, получивший название 4МКС. Он позволял проводить заправку и динамические испытания ракеты.

Так 13 августа 1986 г. макет оказался на УКСС. Всего за двенадцать дней была отработана заправка пакета. А это и около 100 т водорода в центральный блок, и более 1000 т жидкого кислорода в центральный и боковые блоки, и керосин в боковые блоки. И всего за 12 дней. Хорошо сработали макаровские ребята и наши системщики. Не подкачали и военные 6-го управления. Их технические системы работали без сбоев.

После заправок прямо на УКСС провели динамические испытания, определяя частотные характеристики пакета. Затем изделие вернулось в МИК, где испытания были продолжены.

Но самым трудным оказался вопрос о проведении огневых технологических испытаний (ОТИ). В этом вопросе все понимали. В программе отработки такие испытания были предусмотрены.

Суть их заключалась в следующем. Полностью собранная ракета устанавливалась на УКСС. Закреплялась на пусковом столе. Заправлялась. Затем запускались все двигатели и центрального, и боковых блоков, которые работали порядка 30 с и выключались. Таким образом проверялись комплексно все системы ракеты.

Эти испытания должны были быть заключительными перед пуском. Основная их цель — устранение технологических ошибок при сборке ракеты. Это несмотря на все автономные и комплексные проверки. После огневых испытаний из ракеты сливались остатки топлива, и она дефектировалась. На нее устанавливался полезный груз и снова на старт, но уже в полет.

Какую же бумажную войну пришлось выдержать нам с институтами, заказчиком и «верхами»!

Идея отказа от ОТИ принадлежала Главному. Он даже у нас в КБ не сразу нашел союзников. Но постепенно идея овладевала разработчиками.

Сотни справок, объяснений пришлось писать нашим двигателистам. Они придумали даже замену этих испытаний. В.Г. Хаспеков предложил проводить ХТИ — холодные технологические испытания. Их цель была та же — свести к минимуму возможность появления технологического брака.

На упоре были военные.

— Как вы не можете понять, что это же бомба в 450 т стоит и урчит на старте. Давайте же ее отпустим в полет. Случись что, ведь мы лишимся старта, — доказывал Б.И. Губанов военным и Центральному научно-исследовательскому институту машиностроения министерства.

Умнейший человек, директор этого института, Ю.А. Мозжорин, прошедший все каверзы ракеты H1, осторожно предупреждал Главного, но был настроен его поддержать.

Министр создавал комиссию за комиссией. Подключил Академию наук. Организовал под руководством академика К.В. Фролова как бы независимую нейтральную комиссию. Но как только попадал в комиссию военный, обязательно писалось особое мнение. Вот уж поставлена дисциплина!

Перед пуском выжали из комиссии К.В. Фролова не очень убедительное заключение, что, вроде, можно без ОТИ идти на пуск, а вроде, и нельзя. Каждый мог его прочитать по-своему.

Текущие вопросы закрывали оперативно. А этих вопросов было сотни. И забоины на сильфонах, и сбои в датчиках системы измерений уровня, и вмятины на соплах камер сгорания двигателей, и повышенная негерметичность в агрегате гидропитания, и т.д.

Но особую тревогу вызывала разработка математического обеспечения системы управления полетом.

Вот тут-то досталось нашим харьковским коллегам. Непосредственно за эту тему в НПО «Хартрон» отвечал Я.Е. Айзенберг. Министр его хорошо знал лично, может, поэтому ему меньше доставалось «арбузов» за срыв сроков. Но работали харьковчане самоотверженно.

Я напомню, что на борту стояло их пять вычислительных машин. Последние прошивки постоянно запоминающего устройства (ПЗУ) прибывали самолетом к самому пуску.

Сборка ракеты, а вернее центрального блока, вошла в режим, по которому собирались предыдущие изделия. Сваривали по двадцать стыков за смену, и как ни подгоняли руководители всех мастей, темпы сборки не увеличивались.

Однообразные рабочие дни наводили уныние. Только В.П. Глушко с неослабевающей энергией работал над «Космической энциклопедией». Но скоро и он не выдержал.

— Я завтра, Олег Николаевич, вылетаю в Москву, — сказал он как-то за обедом заместителю министра О.Н. Шишкину.

— Я не против. Но вы ведь знаете указание министра. До пуска! — ответил О.Н. Шишкин.

— Может, вы тогда пришлете мне мою жену?!

За столом все замерли. Олег Николаевич не нашел, что ответить 77-летнему Генеральному конструктору. Утром В.П. улетел в Москву.

Министр страховался по всем статьям. Он вовлек в наши дела и Президента Академии наук А.П. Александрова. Он лично провез его по всем площадкам полигона, демонстрируя грандиозность всех объектов, ракеты и орбитального корабля.

Промелькнул 1986 г. Встретить его дали дома. Но в новом году напряжение не ослабело.

11 февраля 1987 г. первое летное изделие с космическим аппаратом «Полюс» на внешней подвеске выезжает на свой заключительный этап проверок на УКСС. Отсюда планируется его пуск.

Когда принималось решение сделать ракету 6С летной, мы оказались перед фактом, что пускать-то ее не с чем. О.Д. Бакланов едет к генеральному конструктору КБ «Салют» Д.А. Полухину и просит его сделать грузовой макет одного космического аппарата из разрабатываемых в этой организации. Срок — один год.

Много усилий пришлось затратить КБ и заводу в Филях. Шутка ли сказать, а космический аппарат должен был весить почти 100 т, да еще иметь в себе двигательную установку. Назначение ее было — довыведение на опорную орбиту самого космического аппарата. Последняя ступень ракеты «Энергия», чтобы не засорять космическое пространство, после выработки топлива падала в антиподную (по отношению к старту) точку земного шара — в Тихий океан в районе Австралии.

На наших оперативках Д.А. Полухин присутствовал довольно часто. Он внимательно слушал все наши технические проблемы и часто в узком кругу повторял:

— До меня дело не дойдет!

Обидно было слышать такие слова. Но еще обидней их было услышать накануне пуска у нас на предприятии из уст руководителя теоретического комплекса. За обедом он изрек:

— Завтра лечу на полигон. Вызывают. Совершенно безнадежное дело.

— Зачем же ехать? — спрашиваю.

— Я же сказал, что вызывают. Я должен доложить вопросы безопасности по трассам. Думаю, до трасс дело не дойдет, но доклад необходимо сделать. Вот завтра и лечу.

Внутри что-то колыхнулось, но сдержался. Такой всегда будет прав. Зима в этом году выдалась очень снежной. По весне мы не успевали укрывать аппаратуру в подстольном помещении от воды, которая сочилась из всех щелей. Для электрических систем это было особенно «приятно». При испытаниях постоянно «ловили» то «плюс», то «минус» на корпусе. Сушили, устраняли и шли вперед.

За изделие болели практически все, от инженера до Главного конструктора. Приведу один из многих примеров.

В апреле, когда до первого экспериментального пуска «Энергии» оставалось чуть больше трех недель, в кабинет ведущего вошел В.В. Мащенко — руководитель бригады конструкторов от ГКБ НПО «Энергия». На лице тревога. Попросил спуститься с ним в пролет МИКа, где собирали боковые блоки ракеты. Подошли к одной из уже готовых носовых частей, предназначенных для комплектации изделия 1Л. Забрались внутрь по стремянке. Валерий отстегнул гермочехол, и перед нами оказались установленные на амортизаторах приборы системы управления, подключенные к бортовой кабельной сети. Бросилось в глаза, что жгуты проводов, подходящих к разъемам на приборах, как-то необычно натянуты. Ведь по существующим нормам при подсоединении кабелей к аппаратуре они должны иметь определенную слабину, чтобы при вибрации не произошло их разрушения (чаще всего — отрыв в местах распайки на штекере). В нашем случае амортизаторы позволяли приборам иметь перемещения до 20 мм в любом направлении, а кабели были смонтированы внатяг! При пуске авария станет неизбежной — было от чего волноваться.

Блок первой ступени. Сборка в МИКе

Проверили разводку кабелей на других «носиках». То же самое! Это уже скандал! А как смонтированы кабели на уже подготовленной к пуску ракете? Что, если это не случайный дефект? Сели в РАФ и помчались к стоящей на пусковой установке в ожидании старта ракете. Как помогают в таких ситуациях пропуска со штампами «вездеход»! Через несколько минут, захватив с собой дежурного офицера, мы уже стояли на площадке обслуживания около нужного нам люка. Еще через пять минут мы убедились в худшем: на боковых блоках и этого изделия тот же дефект. Вообще-то никакой катастрофы пока нет. Длины кабелей наверняка выдержаны правильно. Потребуется, скорее всего, лишь срезать киперную ленту, которой обматываются разветвляющиеся концы жгутов, и связать их по-новому, но уже с нужной слабиной. Но как такое могло произойти? Ведь и конструкторы в КБ, и монтажники на заводе — народ грамотный. Решили заодно посмотреть разводку кабельных жгутов в межбаковом отсеке центрального блока — это продукция другого завода и по документации другого КБ. Здесь все в полном порядке! Уже неплохо, осталось исправить дефект и найти объяснение его появлению.

Возвратились в МИК и взяли документацию на монтажи кабелей. В комплекте чертежей на центральный блок написано: «обеспечить слабину 70 миллиметров» — все ясно и понятно, а в документации нашего родного КБ на боковые блоки читаем: «слабина — по ГОСТ...»! Типичная ошибка «молодого и необученного» конструктора. Блеснул своим знанием стандартов, но не учел житейской мудрости: пиши проще — будет лучше! Следующий шаг — звонок самому уважаемому представителю сборочного цеха нашего завода Александру Левоновичу Геворкяну. Ему и его ребятам ведь придется ползать по изделию и исправлять ошибку. С ним договорились сразу: за восемь—десять часов все можно доработать. Вот теперь пришло время и Главному доложить о проделанном «научном исследовании» — пошли к нему подписывать подготовленное и согласованное техническое указание.

Так случайно брошенный одним человеком взгляд на изделие (плюс его высочайшая профессиональная квалификация, плюс его чувство ответственности за дело), скорее всего, помог предотвратить многомиллиардный ущерб.

Ближе к майским праздникам как-то незаметно многие из руководства оказались в Москве. Узнав об этом, министр попросил своего заместителя О.Н. Шишкина, В.П. Глушко и В.П. Бармина отправиться на полигон в праздники. Они должны были лично проконтролировать ход испытаний.

Вспоминается очень интересный случай, когда два уважаемых академика выясняли отношения на совещании технического руководства.

28 апреля разбиралась причина гидравлического удара в системе охлаждения газоотводного лотка. При запуске шести насосов сорвало заглушку. Не выдержали болты. Их отправили на экспертизу в материаловедческий НИИ. НИИ дал заключение, что материал болтов выбран неправильно и что они и должны были лопнуть. Не та марка стали.

На совещании, которое проводил О.Н. Шишкин, об этом доложил заместитель В.П. Бармина В.Н. Климов. Академики сидели по обе стороны от Олега Николаевича.

После доклада В.П. Глушко сказал:

— Владимир Павлович, вы даже систему наземную спроектировать не можете.

В.П. Бармин взвился:

— А вы, уважаемый Валентин Петрович, вообще дилетант в разработке ракет.

Пошла перепалка. Шишкин, как мог, их успокаивал. Наконец наступила тишина. Академики сидели насупившись. Нужно было найти выход из этого щекотливого положения. Тогда О.Н. Шишкин обратился ко всем:

— Товарищи! Вот вы здесь молодежь. Вы думаете, что они ругаются между собой? Это уважаемые люди, которые создали основы ракетной техники. Вы видите, какой у них возраст?! Нет, они не ругаются. Это страсть к делу говорит. Я желаю всем так страстно относиться к работе, и тогда можно сделать дело.

Лица академиков потеплели. Они остались очень довольны таким оборотом.

Напряжение нарастало с каждым днем. Пуск назначили на 13 мая 1987 г. В этот момент на полигон прибыл Генеральный секретарь ЦК КПСС М.С. Горбачев. Ему показали пуски с левого и правого флангов космодрома. Все прошло гладко.

Но на пуск «Энергии» добро не давали. Михаил Сергеевич пошел по МИКу. Собрался импровизированный митинг.

— Ну как, будем пускать? — спрашивает М.С. Горбачев.

— Будем, будем, — отвечают рабочие.

— Вы хорошо собрали? Верите ли в свою ракету?

— Верим! Пускать!

Этот пуск был очень нужен, и нужен был успешный. Только что прошла встреча в Рейкьявике. Дали добро на пуск 15 мая 1987 г. Очень интересная дата.

15 мая 1943 г. — первый полет самолета БИ-1 с жидкостным ракетным двигателем, пилотируемого летчиком Г. Бахчиванджи.

15 мая 1945 г. — первый полет самолета с воздушно-реактивным двигателем в Англии.

15 мая 1957 г. — первый старт межконтинентальной ракеты Р-7, впоследствии, в качестве РН, получившей название «Спутник».

15 мая 1958 г. — вывод на орбиту первой научной лаборатории — третьего ИСЗ.

15 мая 1960 г. — запуск первого экспериментального беспилотного корабля типа «Восток».

И наше 15 мая 1987 г. Каким оно будет?!

Обычно перед пуском строится весь боевой расчет. Здесь и войсковые части, и управление, и гражданские операторы. Задачу перед построившимися ставил генерал В.Е. Гудилин. Он подробно объяснил цели и задачи испытаний. Призвал следовать только документации Главного конструктора. Призвал быть очень осторожными при выполнении операций и о всех отклонениях докладывать по команде.

Весна 1987 г. М.С. Горбачев посещает космодром Байконур. Пояснения по сооружениям ракеты-носителя «Энергия» дает главный конструктор Б.И. Губанов

Взял слово и О.Н. Шишкин. Он вышел перед строем. Помолчал и, как бы собираясь с мыслями, сказал:

— Ну, с Богом!

Все оживились. В те времена это звучало необычно. 14 мая все снова заняли свои места. Я напомню, что хотели показать пуск Генеральному секретарю, но накануне он улетел.

— Я бы остался, — сказал секретарю ЦК КПСС Л.Н. Зайкову Главный.

— Потому ты и не Генеральный секретарь, — ответил Л.Н. Зайков.

Руководство улетело. Наступило время подготовки к пуску. Технический руководитель Б.И. Губанов, заместитель руководителя испытаний В.М. Караштин, руководитель боевого расчета генерал В.Е. Гудилин и руководитель испытаний А.А. Макаров заняли свои места. За ними расположились О.Д. Бакланов, А.А. Максимов, руководители институтов и Генеральные конструкторы различных систем и отдельных блоков.

Нам просто «везло». Как ни рассчитывали мы время подготовки, как ни расписывали его по минутам, но на основные операции почему-то всегда уходили в ночь.

Руководство пуском ракеты-носителя «Энергия» 6СЛ: П.С. Брацихин, Г.П. Пономарев, В.М.Караштин, Б.И.Губанов, В.Е. Гудилин, А.А. Макаров, Н.И. Ковзалов, В.М. Филин (сидят), А.М.Свинарев, А.Ф. Высоцкий

Вот уже стемнело. Пошла заправка ракеты топливом. Процедура эта длится около четырех часов. Хорошо идти по проторенной дороге. Ведь операции заправок были к этому времени хорошо отработаны.

Баки залиты до нужного уровня. Можно закрывать систему термостатирования компонентов в водородном баке.

Но что это? Клапан не слушается команды. Команду на закрытие клапана повторили неоднократно, управляющее высокое давление (около 200 атм) поступает в клапан, а седло его не перекрывает проход.

Мысли бегут как шальные. Как же так?! Столько испытаний: конструкторских, испытаний первого образца, доводочных, климатических, вибрационных, надежностных, а он не слушается.

Бледный A.M. Щербаков подходит к Главному. Нужно объяснять, и не только объяснять, но и предлагать, что делать. Объяснение, что климатические испытания были сделаны в среде жидкого азота, а не жидкого водорода, не дали надежду на успех.

А мысли бегают. И уже чудится, что машину необходимо сливать, снимать со старта, везти в МИК, вырезать неисправный клапан и т.д.

Выручил В.Г. Хаспеков.

— Я предлагаю сработать соседним клапаном. Он по конструкции очень похож. От удара по оболочке бака может передаться дополнительное усилие — встряска, и клапан может сработать.

— Хорошо, — дает добро Главный.

Макаров со специалистами быстро разрабатывают небольшую циклограмму этой операции. Все расписываются.

Напряжение в зале огромное. Тишина стоит такая, что комариный писк казался бы громче грома.

Но вот сработал этот соседний клапан и сразу закрылся нужный. Ух! Все облегченно вздохнули. Наступило время включения команды «Пуск». Она подается за 600 секунд до старта. Весь этот процесс система управления ведет автоматически. Мы только следим, как проходят метки. Каждая метка могла дать отбой, если параметры изделия в этот момент не соответствовали нужным.

10 секунд до старта. Все буквально впились в экраны телевизоров. 6 секунд до старта. Сейчас включится водяная система охлаждения лотка. 1000 кубометров воды должны извергнуться в огневой проем. На экранах воды не видно! Яркое пламя появилось под ракетой с одновременным гулом в динамиках. Было 21 час. 30 мин. московского времени.

— Есть отрыв!

15 мая 1987 г состоялся первый пуск ракеты-носителя «Энергия»

Вскакивает со своего места А.А. Макаров и хватается за голову. В.Е. Гудилин машет рукой, как бы провожая ракету в полет. Напряжено лицо Главного. О чем он думает в этот момент?

Несколько секунд мы наблюдали движение, именно движение, ракеты на телевизионных экранах. Затем только репортаж.

— Полет нормальный.

— Двигатели первой и второй ступени работают нормально.

— Есть отделение боковых блоков.

— Полет нормальный.

— Тангаж, рысканье и крен в норме.

— Есть сброс ГО с космического аппарата.

— Двигатели второй ступени работают устойчиво.

— Полет нормальный.

— Есть выключение двигателей второй ступени.

— Есть отделение объекта.

Обмякли сразу лица всех, кто был в зале управления. Вот и В.Е. Нестеров отцепился от стола, который держал своими руками так, как будто от этого зависел успех полета. Все повскакали со своих мест. Обнимаются. Чувствуют себя участниками очень величественного события. Они все герои. Они творили и сами сделали этот праздник. Что является лучшей наградой ракетчику? Конечно, полет. Он дает такое чувство удовлетворения, которое не сравнить ни с какими наградами.

Выхожу в вестибюль.

— А вы говорили, не полетит, — говорю руководителю теоретического комплекса.

— Это я чтобы не сглазить, — буркнул он в ответ. Лицо его было мрачным. Бросился в глаза знакомый полковник с полетным заданием под мышкой.

— Где Максимов?

— Был в 322, — отвечаю.

322 комната — это зал управления.

А.А. Максимов выходит из зала и — прямо к полковнику.

— Где я должен подписать?

— Вот здесь, — и полковник открывает бортжурнал.

Группа руководителей испытателей и бригад сборки П.К. Бондарец, А.С. Гончар, В.Н. Чижухин, В.И. Калакутский, Б.Н. Филин, Г.Г. Романов, С.С. Ершов (сидят), B.C. Лузгин, Л.Н. Гайсинский, М.М. Радько, В.К. Андреев, А.Г. Матюнин, В.Е. Нестеров, В.Л. Николаев, В.В. Мащенко, С.Ю. Прокофьев, Н.Э. Корженевский, М.Ш. Раянов, В.Н. Осадчий, В.Д. Семенов

От удивления потерял дар речи. Так, значит, до пуска ты, генерал, не подписал документ, а поставил подпись после пуска, когда все хорошо, подумал я про себя. Ну и ну! Опытный А.А. Максимов хорошо понимал, что делал. Радостные мы помчались в гостиницу отмечать. Ракету Валентин Петрович назвал «Энергией». Утром заходит ко мне Б.И. Губанов. Злой.

— Поехали в зону (отдыха), не хочу никого видеть.

— Что случилось?

— Полухин не сработал.

— Ну и что. Не в этом главное.

— Это ты так думаешь, а не госкомиссия. Я уже переругался там. Тогда я не мог представить, какую ложку дегтя подложил нам этот объект «Плюс». Причиной невыхода объекта на орбиту явилась неправильная работа системы ориентации. Она сработала так, что нормально функционирующий разгонный двигатель выдал почти нулевой импульс разгона и объект упал в Тихий океан, как и вторая ступень ракеты-носителя.

После пуска приехали на «нулевую» отметку. Перед взором открылась ошеломляющая картина. Как будто камнепад прошел по «нулевой» отметке. Бетонные плиты массой около 5 т были беспорядочно разбросаны на земле. Но повреждений коммуникаций не было видно.

Уже после, в фильме, мы увидели, что при старте ракета завалилась в сторону космического аппарата, а затем выпрямилась и ушла в космос.

Крен произошел не над стартовым проемом, а рядом. Как у нас говорили, вильнула хвостиком. Причину этого определили быстро. И к следующему пуску перенастроили автомат стабилизации.

Летим в Москву. В салоне на диване, отвернувшись друг от друга, сидят Губанов и Полухин. Необычная тишина в салоне. Никому не хочется говорить.

Проходит час.

— Выйдем, — говорит Главный мне и В.М. Караштину. Мы вышли в задний салон самолета. — Не унывать! А ты, — показал на меня, — должен срочно подготовить постановление, в котором необходимо отметить всех, кто работал. Это твое дело. Наливай!

Долго в Москве я ходил с проектом постановления, чтобы отметить участников этой разработки. Какая-то стена была передо мной. Пошел к В.П. Глушко.

— Понимаете, у нас не все так прошло гладко. Мы же не вышли на орбиту.

— Причем здесь «Энергия»? Она сработала великолепно.

— Да, к ракете претензий нет. Но на орбиту мы не вышли.

Ушел ни с чем. Поехал за помощью к В.П. Радовскому, чтобы он помог повлиять на В.П.

— Понимаете, если мы сейчас раздадим награды, то многие не получат того, что заслуживают. Нужно ждать пуска орбитального корабля, — объяснил мне Виталий Петрович.

Эти мысли, я понял, были и в самых верхах. Так что мы, как говорится, «мимо денег» пролетели. Многие не верили в успех, считали первый полет ракеты «Энергия» случайным. Вот что скажет об этом значительно позже Б.И. Губанов:

— В положительном результате первого испытания «Энергии» не было, да и не могло быть ничего случайного. Такой случайностью могла быть только авария.

19|	ОТСТУПЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Странно видеть порой, как руководители тянут за собой, на твой взгляд, не совсем способных людей. Может, даже неумных. И теряешься в догадках: «Как же так может быть?» Я долго искал этому объяснения и, кажется, нашел их. Любой человек, общаясь с коллегами, узнает их со всех сторон: и со стороны деловой, и житейской, и общественной. О каждом человеке у него создается определенное мнение. Он хорошо уже может представить себе, что сделает его сподвижник в различных ситуациях, как он может решить ту или иную проблему, на что он способен. Став руководителем, он «тянет» за собой своих сотоварищей, хорошо понимая, что каждый может и что кому можно поручить. Так создается команда. И попасть в нее со стороны порой бывает просто невозможно.

Члены этой команды, обладая определенным воздействием на лидера, очень ревностно следят за вторжением новых членов в свой коллектив, очень ревностно следят за влиянием на лидера новых коллег.

Все хорошо в меру. И если оказывается, что новичок в их команде привлек более пристальное внимание лидера, то тут держись! Съедят! Подставят, да так умело и хитро, что новичок и не поймет, почему к нему резко изменилось отношение лидера. Одни члены команды делают это из-за недостатка ума, другие — по пенсионным соображениям, третьи — из самолюбия. И входя в команду, редко находишь в ней себе помогающего. Но я точно знаю, что такие люди есть. И им порой наплевать, что говорят про новичка, они смотрят на его деловые качества и понимают, что именно они помогают всей команде и лидеру идти вперед. Несколько раз я сам оказывался в роли новичка и с глубокой благодарностью вспоминаю этих немногих. Думаю, что дело от этого только выигрывало.

20|

ТРИУМФ?!

Пуск ракеты «Энергия» сильно подтолкнул наших корабелов. Главный конструктор Ю.П. Семенов буквально не вылезал из МИКа орбитального корабля.

Да и сам МИК был плодом его кипучей деятельности. Приехав на площадку 254, где находился МИК, он начал с самых тривиальных требований к строителям не только по срокам, но и по чистоте помещений, наличию действующих туалетов и т.д. Ничто не ускользало от его взора. Он относится к тем людям, которые все считают своим. Своим он считал предприятие, своим он считал коллектив, своими он считал корабли «Союз» и «Прогресс», своими он считал космические станции «Салюты» и «Мир», своим он считал и орбитальный корабль. Это и предопределило его действия. Он никому не позволял без его разрешения вмешиваться в его производственную деятельность, очень ревностно следил за министерскими чиновниками, от которых не получал действенной помощи. Его отношение к сотоварищам, умение и желание прийти на помощь в трудный для них момент высоко ценились сотрудниками и смежниками. Эти качества и привели к тому, что он впоследствии стал преемником В.П. Глушко — Генеральным конструктором НПО «Энергия».

Дела, относящиеся к орбитальному кораблю, он «крутил» на ежедневных оперативках вместе со своим заместителем Н.И. Зеленщиковым. Кабинет был завешен десятками плакатов, где перечислялись нерешенные вопросы и недостающая комплектация. Красным карандашом отмечались выполненные позиции. А уж кто срок не выдерживал, того просто размазывали по стенке. За каждой позицией был закреплен ответственный, и сразу было видно, кто и как работал.

Более десятка версий математического обеспечения пришлось разработать в НПО АП: полет-то корабля предусматривался полностью автоматический, но очередные отклонения в системах приводили к новым версиям.

Доставалось и руководству: В.Л. Лапыгину, Ю.В. Трунову, В.В. Морозову и их коллегам. Думаю, об этом требуется отдельное повествование, и об управленцах, и о наших коллегах из НПО «Молния».

Но вернемся на площадку 112. За сборкой изделия пристально следил заместитель министра В.Х. Догужиев. Темп сборки существенно зависел от поставки комплектующих из Самары. У меня было такое впечатление, что весь завод, как во время войны, работал на победу. Директор завода А.А. Чижов очень умело и требовательно организовал производство. Люди работали в удлиненных сменах, без выходных. У них были хорошие заработки и снабжение. Отсюда и минимальные задержки в поставках. Имея собственные самолеты, заводчане буквально «теплыми» отправляли на ТК свою продукцию.

Нина Иванована Осмыслова и Григорий Яковлевич Сонис

Руководить такой «махиной», как завод «Прогресс», мог только хорошо эрудированный, знающий и волевой человек — каким являлся Анатолий Алексеевич Чижов.

При сборке не обошлось без инцидентов. Во время пневмоиспытаний водородного бака из него выдвинулась 40-метровая тоннельная труба. Эта труба проходит через весь бак, а в ней находится расходная труба, через которую кислород верхнего бака поступает в двигатель. Так вот, из-за плохо закрепленных фланцев труба и выехала из бака, растянув компенсирующий сильфон.

Технологии ремонта на ТК не было. Да на такой случай и не рассчитывали технологи завода.

Что делать? Возвращать бак в Самару? Ведь вся оснастка для монтажа трубы находилась там.

Трудные ночи провели Григорий Яковлевич Сонис и Нина Ивановна Омысова (?), разрабатывая технологию ремонта, и нашли, как восстановить бак. На то, что все это привело к отклонению от графика работ, уже не обращали внимания.

Медленно, но уверенно сборка ракеты шла к своему завершению. Вот уже готов хвостовой отсек, межбаковый отсек. А это значит, что уже стал осязаемым конец механическим работам.

Блоки А уже переехали в четвертый пролет МИКа. А заместитель директора завода экспериментального машиностроения Ю.И. Лыгин все торопит и торопит своих подчиненных. Он уже начал готовить блоки к следующей ракете, а попутно, как бы невзначай, соорудил на берегах Сырдарьи целый дачный городок для отдыха своих сотрудников. С легкой руки В.Д. Вачнадзе этот городок стал называться Подлипки-Дальние в честь поселка Подлипки-Дачные, как когда-то назывался Калининград.

Самое удивительное, что никто не приказывал Юрию Ивановичу создавать это чудо в степи. Он был уверен, что космодром, а с ним и его люди будут жить здесь долго, и им, как и всем сотрудникам на материке, тоже нужны нормальные условия жизни.

Наконец собран и центральный бак. Что-то щемит внутри. Когда приступаешь к очередному этапу, ну скажем, в нашем случае пуск 6СЛ, кажется, что труднее задачи нет, чем пройти этот этап. Напряжены все нервы, тысяча сомнений гложет тебя — а вдруг?

Но проходит этап, и кажется: ну что особенного было? Что ты нервничал? Все кажется таким мелким и обычным, что порой думаешь, зачем ругались попусту, зачем портили друг другу настроение. Вот дураки!

Но наступает следующий этап. И уже забываешь про дураков, и все повторяется снова: опять перед тобой самый главный этап, опять у тебя сомнения, опять не в порядке нервы, опять споры и т.д.

Так начинался у нас и следующий этап в программе МКС «Буран» — этап летных испытаний орбитального корабля.

Переехал в четвертый пролет и центральный блок Ц. Сборка по графику — десять дней при двухсменной работе и две недели испытания.

Опаздывает на две-три недели к приезду на сборку орбитальный корабль. Но что-то в мире связано между собой, взаимоувязано, не могут одни вырваться вперед, а другие отстать. Только мы, ракетчики, расслабились и захотели немного отдохнуть, т. е. поработать в нормальном режиме, так нет! Всплыл вопрос осколков. Обнаружили, что при срабатывании пиротехнических средств разделения в верхних узлах связи боковых блоков с центральным образуются мелкие осколки. Они попадают в набегающий поток и могут повредить теплозащитные плитки орбитального корабля.

Раз могут, то точно повредят. Этого допустить было нельзя. Срочно проектируется новый безосколочный узел разделения, отрабатывается на специальном стенде, изготавливаются новые штатные узлы и доставляются самолетом на полигон. Это стоило Игорю Ефремову не одной бессонной ночи. Именно он нес ответственность за конструкцию перед Главным.

Новые узлы прилетели, а пакет-то собран. Как не хочется его разбирать! Но ничего не поделаешь.

Теперь уже мы, ракетчики, оказались крайними. Подхожу к Н.С. Шуракову:

— Ну, что будем делать?

— А что?

— Теперь мы будем «рыжими»?

— Это как работать.

— А как ты думаешь, что поможет?

— Премия.

— И какая?

— Хорошая. По окладу — и за десять дней все переберем.

— Согласен.

Пошел к Главному. Хорошо, что у него на ТК был свой фонд и он смог сделать так, что премию можно было оформить и получить в течение часа.

Борис Иванович выслушал, попросил график и дал нам эти десять дней на переборку.

Дело чести ракетчиков — не ударить в грязь лицом. Организовали совместные с заказчиком и конструкторами комплексные бригады, установили инженерный контроль операций, и работа закипела. Точно управились в десять дней. Была и премия.

Подкатил на транспортном агрегате красавец — орбитальный корабль. Началась самая ответственная операция — установка орбитального корабля на ракету. Корабелы во главе с Главным Ю.П. Семеновым не отходили от своего детища ни на минуту. Формально корабль передали заводу «Пporpecc» на окончательную сборку, и завод «Прогресс» нес ответственность за его сохранность и установку.

Но можно понять и людей, которые работали с кораблем долгие месяцы, месяцы напряженного труда, бессонных ночей: а вдруг новые сборщики сделают что-то не так?!

Орбитальный корабль «Буран» устанавливается на ракету-носитель «Энергия» Перегрузка системы «Энергия-Буран» на транспортно-установочный агрегат

При каждой операции, будь то подстыковка подъемных траверс и подъем орбитального корабля, от него не отходили ни Главный, ни ведущий Ю.К. Коваленко, ни заводчане В.В. Москвин и В.П. Кочка, ни представитель НПО «Молния» А.А. Мотров.

С какой-то болью в глазах они смотрели на него: вернется ли он к ним еще?

Рядом с орбитальным кораблем поставили столик, на который положили образцы теплозащитного покрытия.

Трогайте, щупайте, смотрите, но не касайтесь этих плиток (а их более 30000) на самом корабле. Плитки, выдерживающие температуру до 2000°С, были очень хрупкими, и малейшее механическое воздействие приводило к выводу их из строя.

Цена каждой плитки равнялась месячному окладу инженера. Интерес к ним был велик. Вот, чтобы удовлетворить любопытных, и положили образцы рядком.

Цикл сборки ракеты и орбитального корабля небольшой. На это отпускается три дня и еще неделя — на совместные проверки. Затем весь собранный комплекс следует в монтажно-заправочный комплекс. Там производится заправка орбитального корабля высококипящими компонентами.

Проходит несколько дней, и вся махина — ракета и орбитальный корабль — на установщике медленно выезжает из МИКа на площадку перед корпусом.

Торжественное построение, коллективное фотографирование, и гудок тепловоза, который потащил ракету на заключительный этап подготовки к полету — на старт.

Весь комплекс перешел в ведение военных испытателей 6-го управления космодрома. Командир управления В.Е. Гудилин наконец доложил, что все системы стартового комплекса готовы к приему изделия.

Составлены боевые расчеты, всем определены и их действия. Вроде все проверено и готово.

В который раз техническое руководство собирается на заседания, где анализирует состояние готовности систем. Теперь их проводят вместе оба Главных, поскольку В.П. Глушко не присутствовал, заболел. Так что всю ответственность нашим Главным пришлось взять на себя.

Пересмотрены сотни аварийных ситуаций, которые могли произойти во время подготовки, многие из них приводили к остановке дальнейших работ. Рассмотрены всевозможные отказы систем и определены дальнейшие действия, расписаны алгоритмы работы каждого оператора.

Все было направлено на то, чтобы в любой аварийной ситуации спасти и ракету, и орбитальный корабль.

Но когда перед пуском провели дополнительный анализ и учли варианты «ложного» срабатывания, то поняли — нам никогда не стартовать.

Опять бессонные ночи. Стали «чистить» аварии и уменьшать на бумаге их запрет на последующую работу.

Многие параметры вывели из особоопасных. Но и оставшееся число таких параметров могло в любую минуту застопорить ход подготовки, в том числе и по ложному срабатыванию. Установили изделие на стартовый стол. Смешанные боевые расчеты военных и гражданских, приобретя опыт работы на макетах, действовали дружно.

Заключительные операции начались с заседания техруководства, затем госкомиссия, и добро на заправку получено.

Проверено вроде все. Но тут вспомнили, а что, если положить в орбитальный корабль сувениры. Ну, скажем, конверты, значки. Они же будут потом бесценными.

Транспортировка системы «Энергия-Буран» на стартовый комплекс Установка системы «Энергия-Буран» на стартовый комплекс

Но глубоко сидящее у творцов космической техники суеверие взяло свое. Ю.П. Семенов категорически запретил даже думать об этом. Многие ракетчики разделяли его мнение. Так и улетели эти конверты и значки в Главкосмос обратно, не побывав в орбитальном корабле.

Заранее провели азотную подготовку. Пуск намечен на 29 октября 1988 г.

Мы всегда любили подарки к праздникам, особенно ко дню Октябрьской революции — 7 ноября. Наступил самый ответственный момент. Заправка и пуск. Приведены в готовность все службы космодрома, поисково-спасательная служба, наземные измерительные пункты, разбросанные по всей территории Советского Союза, плавучие измерительные комплексы, центры управления. Тысячи людей заняли свои рабочие места. Но все взоры направлены на Байконур, на площадку 110. Как пройдет старт системы?! Многие не верили в успех, многие сомневались — не может везти дважды, у многих после напряженных дней наступило некоторое безразличие. Но уже никто не был спокойным, все ждали.

Опять за столом руководители проведения пуска. Это командир боевого расчета В.Е. Гудилин, технический руководитель Б.И. Губанов, технический руководитель, отвечающий за готовность орбитального корабля, Ю.П. Семенов, руководитель испытаний В.М. Караштин, сменный руководитель боевого расчета Н.И. Ковзалов. За ними высшее руководство во главе с руководителем ВПК И.С. Белоусовым: А.А. Максимов, В.Х. Догужиев, руководители отраслевых институтов.

Процедура подготовки расписана по минутам, и как хочется, чтобы они прошли быстрее.

Закончилась заправка, перешли в процесс термостатирования — этот процесс заключается в том, что «теплый» криогенный компонент из хранилищ замещается «холодным». Тем самым новые порции «холодного» компонента не давали прогреваться компоненту в баке.

Начали поступать доклады о готовности к пуску всех систем, участвующих в подготовке.

Все. Готово! Нужно принимать решение.

— Разрешаю нажать кнопку «Пуск», — Главный дал разрешение на дальнейший процесс.

— Нажать кнопку «Пуск», — прозвучала команда командира боевого расчета генерала В.Е. Гудилина.

— Есть нажать кнопку «Пуск», — ответил по «громкой» пятый.

У многих сразу возникает ощущение, что после этого ракета взлетает.

На самом деле до взлета комплекса «Энергия—Буран» оставалось еще целых 10 минут.

Руководство всеми процессами перешло к наземному компьютеру. Остались самые сложные, самые напряженные операции, связанные с отделением наземных коммуникаций, закрытием клапанов на изделии циклограммой запуска двигателей (а их восемь на изделии), переходом на бортовое питание и т.д., и т.д.

Вся циклограмма последней операции в 10 минут расписана до десятых долей секунды. И естественно, человек уже не в состоянии охватить, а тем более проанализировать и принять решение. Поэтому все расписывается заранее и закладывается в наземную и бортовую вычислительную машину. Закладываются и всевозможные аварийные ситуации. Пошел процесс запуска. Эти 10 минут заставляют каждого как-то собраться, куда-то уходит сонливость (нам опять везет — пуск идет ночью).

Прошли 9 минут. Осталась минута и...

Но что это?!

На табло крупно: АПП — аварийное прекращение пуска.

Все отпрянули от экранов и свои взоры устремили на Главного — Б.И. Губанова. Он сидел спокойно и ждал докладов. Отбой мог произойти по многим параметрам. В том числе и корабельным. Ю.П. Семенов быстро пошел в комнату подготовки и управления орбитального корабля. Через несколько минут приходит.

— Я не виноват, — сказал он, — отбой прошел не по нашей вине. Изделие без термостатирования может стоять на старте ограниченное время. А как не хочется его сливать, чтобы повторять опять всю подготовку.

Но какое-то решение должно быть принято! Приходит наш управленец из Харькова В. Страшко, приносит распечатку с машины.

Картина стала проясняться. АПП наступило за 53 секунды до контакта подъема по причине неполучения метки, что плата прицеливания отошла от изделия.

Телевизионные камеры показывают, что ферма, на которой крепится плата, от изделия ушла. Как это может быть? Сразу вывод один: не сработал замок платы. Срочный сбор технического руководства у стола «первого». Продолжать, т. е. повторять циклограмму пуска, не представлялось возможным. Ведь сразу будет «сброс», так как в контур не поступят сигналы с платы. Нужно детально разбираться, а это значит нужно сливать изделие. Решение принято.

— Подготовиться к сливу изделия, — звучит команда первого, — пуск откладывается на 10 дней.

Про себя думаю: «Как это он определил эти десять дней?» Заседание госкомиссии. Идем вместе с Б.И. Губановым.

— Кого назначим председателем аварийной комиссии? — спрашивает он. — Может быть, Я.П. Коляко? — Тут же отвечает. — Нет, он не раскрутит. Давай тебя будем предлагать. Не возражаешь?

— Да нет, — отвечаю, а у самого сердце екнуло.

Прошло заседание, назначили председателя, определили срок — три дня на разбор ситуации.

Собираю в комиссию всех, кто хоть как-то мог повлиять на этот инцидент. Это представители генерального разработчика стартового комплекса, управленцы из Харькова, конструкторы — разработчики платы и механизма ее отвода, изготовители гидравлических систем, представители головного завода, заказчик от ГУКОСа.

Собираемся в одной из комнат на командном пункте. Идет еще слив изделия. И выходить с командного пункта не разрешалось.

— Я обращаюсь ко всем по поводу этого случая, — сказал я собравшимся, — прошу исходить из одного — причину АПП каждый ищет у себя. Очень прошу, не доказывайте, что вы не виновны. В таком случае мы не найдем причину.

Все согласились с этим подходом.

— Давайте создадим несколько групп, которые детально исследуют саму плату, ее замки, разложат до наносекунд всю циклограмму этого процесса, исследуют всю наземную электрику и гидравлику, разберут кинематику отвода и просмотрят всю механику механизма отвода.

Никто не возражал. Дал срок один день.

— Следующий сбор — завтра в 19 часов в МИКе, — сказал в заключение. Но так хотелось быстрее посмотреть на это злосчастное место отвода, что не утерпел и поехал к изделию во время выпаривания остатков криогенных компонентов. Узнал, что при сливе керосина в одном из боковых блоков процесс шел очень медленно. Техруководство создало по этому поводу еще одну комиссию под руководством М.И. Галася из КБ «Южное».

Под изделием увидел группу наших телеоператоров. Через их камеру посмотрел на место платы при максимально возможном увеличении, приближая объектив как можно ближе. Башня обслуживания могла подойти только часа через четыре, в конце выпаривания.

На телеэкране ничего крамольного не увидел. Это сразу озадачило. 11очему-то подумалось, что группы не найдут причину неотвода платы.

Когда подошла башня обслуживания, забрались с комиссией на площадку прямо к месту крепления платы. Все чисто. Ни порывов, ни царапин.

Собрались вечером для разбора. Руководители групп делали устные доклады. У всех все в порядке. Мое предчувствие оправдалось. Попросил всех дать письменные заключения.

Докладываю Главному.

— Ищи в системе управления, — получаю от него установку, — смотри не подведи конструкторов.

На следующий день, получив письменные заключения, понимаю, что докладывать госкомиссии нечего. Голова идет кругом. Как это так: плата должна была отойти за минуту, а она подумала, подумала и отошла с задержкой на сорок секунд. Этого было достаточно для получения аварийной метки. Что ее держало 40 секунд?! Разобрали по косточкам всю конструкцию. Ничего, внушающего опасения, не увидели на чертежах. Пошел к В.Х. Догужиеву — председателю госкомиссии. Попросил еще пару дней. Разрешил. А голова ходит кругом, мысленно отрабатываю каждую систему, и ничто не приводит даже к намеку, что есть версия причины.

Три дня голова занята этим поиском. Стою у собранного изделия № 2Л и смотрю на эту плату. Думаю, что же все-таки держало плату 40 секунд? Что? А что, если сдернуть плату с этого изделия и посмотреть на усилия этого сдергивания? Подхожу к главному технологу Г.Я. Сонису.

— У тебя есть динамометр?

— А какой?

— Да вот хочу сдернуть плату на 2Л.

— Сейчас проверю.

Позвонил.

— Есть.

— Григорий Яковлевич, подцепи его на крюк крана и подними плату. Хочу посмотреть на усилия. Дело было вечером. Начальства не было.

Все быстро организовали. Стали поднимать. Динамометр показывает усилие в 1 тс, а плата на месте. 2 тс — плата на месте. 3 тс — это уже на порядок больше, чем задано в ТЗ на механизм отвода, плата на месте. И только когда усилие достигло 3,5 тс, плата отошла. Тут причину определили сразу. Пылезащитные резиновые уплотнители, стоявшие на трех блендах, и дали такую силу сопротивления.

— Это и есть причина в нашем случае, — говорю директору филиала Н.С. Шуракову, — по-видимому, вы не смазали бленды. Отсюда такое сильное трение.

Глаза его округлились. Ведь ему отвечать перед руководством, а это «пахло»... Пошел докладывать Главному, что нашел причину. А у него в кабинете мой ведущий А.Н. Воронов по своему анализу системы управления рассказывает, что происходило через каждый такт вычислительной машины. Из доклада следовало, что валить грех на систему управления нельзя. И тут я вхожу в кабинет. Сразу понял, что параллельно со мной Главный по другой цепочке проверял версии.

— Виновато резиновое уплотнительное кольцо на плате, — и подробно докладываю ему об эксперименте в МИКе.

— Что думаешь делать?

— Нужно подтвердить версию на макете.

— Вот и подтверждай, — сказал он резко.

Как не хотелось, но пришлось сознаться, что это конструктивный недостаток. Отсюда и резкость Главного. Пошел к Н.С. Шуракову. Тот, спокойный, улыбающийся, открывает передо мной документы.

— Завод, как вам известно, работает по документации Главного конструктора, а в документации об этом ни слова. Так что завод ни при чем.

— Ладно, Николай, ты прав, помоги поставить эксперимент.

— А что для этого нужно? — вмешался вошедший начальник главка П.Н. Потехин.

— Нужен переходный отсек, плата, уплотнения и крановая натяжка с динамометром. Нужно сымитировать отказ, иначе нам не поверят. Да я и сам себе не поверю.

— Все будет сделано к вечеру.

Пошел посмотреть в МИ К, а уже к месту испытаний на кранах поехал межбак. Ну и ну, думаю. Раньше такой эксперимент можно было организовать месяца за три-четыре. А здесь не прошло и часа, как закипела работа по словесному указанию. Вот, как говорят, жареный петух клюнул.

Поздно вечером все собрано, теперь предстояло дать выдержку, а затем отстрел. Поскольку на следующий день был праздник 7 ноября, предложил отстрел сделать утром восьмого. Нужно было немного отдохнуть.

Конструкторы Г.Г. Романова уже начертили новый уплотнительный узел, а в Самаре втихую изготовили замки-толкатели платы повышенной мощности, но все зависело от эксперимента. Останется плата на блендах, подтвердим версию и нужно дорабатывать. Отойдет — ищи еще причины.

Утром у межбака собралось так много народу, что мне с трудом пришлось пробираться к начальнику участка, чтобы дать команду.

Волнительно.

— Давай отстрел.

«Энергия-Буран» на стартовом комплексе

Подают давление. Открылись замки, плата сдвинулась, но от межбака не отошла, осталась на блендах. Что и требовалось доказать.

Новые узлы уплотнения уже поставили на изделие. Они в принципе исключали подобную ситуацию. Теперь доклад Госкомиссии и можно идти на повторный пуск. Пуск определили 15 ноября 1988 г. Но накануне подходит ко мне С.А. Петренко и показывает расчеты. Из них видно, что есть такое сочетание параметров, при котором плата может зависнуть на шпильках. Это после того, как все разрешения на заправку были даны. Нужно идти к Главному. Он ничего не хотел слушать:

— Все решения приняты!

Но мы, как любил он сам говорить, с упорством пьяных сидели за столом. Петренко, Нестеров, Чижухин.

— Борис Иванович, это нужно, — уговаривал его В.Н. Чижухин.

— Я еду домой, — Главный встал, демонстративно оделся и стал выходить из кабинета. Мы сидим.

— Я должен закрыть кабинет.

Мы сидим.

— Я сказал, что не подпишу больше ни одного решения. Мы сидим.

Он не выдержал. Одетым сел в кресло. Снял трубку прямого телефона с министром.

— Виталий Хусейнович, тут у меня собрались горе-конструкторы, хотят еще доработать. Вы сможете их выслушать? Но я думаю, что после этого нужно Петренко снять с работы.

В трубке дали согласие, и мы всей гурьбой пошли к министру.

— Докладывай, — приказал Главный С.А. Петренко.

Тот повесил небольшой плакат и стал рассказывать, что нужно усилить замки-толкатели.

— А где их взять-то? Их нужно ведь делать, — сказал Виталий Хусейнович.

— Мы их уже сделали, испытали и привезли.

— Вот видите их работу? Они знали про свои огрехи и молчали, — вставил Главный.

— Сколько времени на замену?

— Часа два-три, — ответил Маркин А.А., заместитель Петренко по испытаниям. ,

— Действуйте.

Мы вышли.

— Ты заварил, ты сам и подписывай это решение. И имей в виду, что ты лично отвечаешь за выполнение и контроль, — бросил мне Главный. Сел в машину и уехал отдыхать.

А мы, уже легко вздохнув, поехали на старт менять замки.

Метеопрогноз был не лучшим. Обещали резкое ухудшение погоды, дождь, сильный ветер. Погода как будто не хотела выпускать с космодрома наше детище.

Главный собрал своих коллег и стал задавать

За несколько часов до старта системы «Энергия-Буран». В центре Н.С. Шураков и В.Н. Чижухин

один вопрос: кто как думает — пускать или не пускать. Практически все высказались за пуск, хорошо понимая, что может произойти такое, что вообще его отложат. Только один из всегда правых не советовал это делать.

Главный, не высказывая своего мнения, пошел в кабинет министра, где собралось все техническое руководство.

На дворе погода менялась на глазах. Небо заволокло, резко похолодало, стал накрапывать мелкий дождь. Это грозило тем, что на теплоизоляции орбитального корабля и ракеты могла образоваться ледяная корочка. И если ее толщина превышала 2 мм, пуск нужно было откладывать.

— Какое вы прогнозируете намерзание? — спросил Глеб Евгеньевич Лозино-Лозинский нашего Главного.

— 1,7 мм, — ответил Б.И. Губанов.

— Это допустимо, — сказал Глеб Евгеньевич.

— Можно пускать, — дал разрешение на пуск Главный конструктор НПО «Молния», ответственный за конструкцию планера орбитального корабля.

Его поддержал и главный по орбитальному кораблю Ю.П. Семенов. Остальные присоединились к их мнению.

Министр дал разрешение на заправку. И все дружно поехали на командный пункт. Ничего сверхъестественного в погоде на улице мы не увидели. И

Данные метеопрогноза на пуск ракеты 15 мая 1988 г.

откуда только метеорологи знают, что будет? Обычно их прогноз опаздывал на три-четыре часа. На это и рассчитывали наши Главные. Однако, до сих пор не понимаю, как назвали эти злосчастные 1,7 мм.

В зале управления рабочая тишина. Все на своих местах. Мы с Володей Рачуком опять сидим вместе. Опять эта тягомотина с заправкой, термостатированием, но все шло по графику. Наступило время нажать кнопку «Пуск». В этот момент строевым шагом, гремя сапогами по плитам пола, к столу руководителя боевого расчета — пускающего — подошел подполковник метеорологической службы. Все с удивлением смотрели на это представление.

— Товарищ генерал, разрешите обратиться?

— Обращайтесь.

— Я должен вам вручить под расписку штормовое предупреждение.

— Где расписаться?

Генерал В.Е. Гудилин расписывается.

— Вы свободны.

Подполковник отдает честь, по строевому разворачивается и так же громко уходит. Главный быстро находит Я.Е. Айзенберга, выясняет у теоретиков запасы по нагрузкам и спокойно садится за стол.

Звучит команда первого:

— Нажать кнопку «Пуск».

— Есть нажать кнопку «Пуск».

Опять гнетущее напряжение изменило лица операторов и руководства. Подошли к минуте до отрыва — контакту подъема. По телевизору видно, что в соответствии со штатной циклограммой плата прицеливания отошла. Стало легче. Рачук пожимает руку.

Дальше процесс пошел с отсчетом на секунды.

— Есть запуск двигателей второй ступени!

— Есть запуск двигателей первой ступени!

Но информация по громкой опаздывала за событиями на телеэкране. Мы уже видели, что вся махина в 2400 т быстро промелькнула на экранах.

Дальше на мониторах выдавались показания датчиков да голос оператора, полковника Толстых, сообщал о полете.

— Двигатели работают устойчиво.

— Полет нормальный.

15 мая 1988 г. состоялся первый пуск ракеты-носителя «Энергия» с орбитальным кораблем «Буран»

— Тангаж, рысканье, крен — в норме.

— Есть выключение двигателей первой ступени.

— Есть отделение блоков первой ступени.

— Двигатели второй ступени работают устойчиво.

— Есть выключение двигателей второй ступени.

— Есть отделение орбитального корабля.

Ракетчики свое дело сделали. Теперь очередь за корабелами.

— Поздравляю, — тихо говорит Ю.П. Семенов, — теперь я остался один на один.

Лицо Главного в некотором смятении. Интересно, о чем он думает? Наверное, за то время, что корабль выбыл из зоны видимости, он мысленно пробежал по всем системам корабля.

Но вот первые сообщения. Опять есть связь. Корабль на орбите!

Это значит, что и на криогенных компонентах топлива объединенная двигательная установка сработала хорошо. За нее были самые большие опасения. Ведь были неприятности при отработке на стенде.

Корабль ушел на второй виток. Теперь он должен сделать боковой маневр после торможения и сесть на аэродром, специально построенный для него в десятке километров от старта.

Опять волнения. Полет-то автоматический! Помочь с Земли нет возможности.

— Корабль вошел в цилиндр посадки!

Это прозвучало так радостно и успокоительно, что подумалось: теперь уж точно сядет.

Уже взлетел навстречу МИГ-25.

И вот на экранах появилась черная точка.

Это он!

Он шел величаво к месту посадки, как бы давая понять всем: за меня не волнуйтесь, я не подведу.

Легкий дымок под шасси.

Посадка орбитального корабля «Буран»

Все замерли.

Корабль выбросил тормозной парашют и плавно остановился на середине посадочной полосы.

Всё!

С.А. Афанасьев, Б.И. Губанов, И.С. Белоусов, Г.Н. Громов, Н.И. Зеленщиков, Ю.П. Семенов и другие у приземлившегося орбитального корабля

Секундная тишина и буря аплодисментов. Вскочили со своих мест операторы и руководители, обнимаются, целуются. Многие плакали: и гражданские, и военные, стыдливо вытирая слезы. Ощущение значимости сделанного буквально выпирало из каждого. Бросились поздравлять главных — Ю.П. Семенова и Г.Е. Лозино-Лозинского, а они, осунувшиеся, не могли сдержать свои радостные чувства, всех благодарили и тоже поздравляли.

Сели в автобусы и помчались на аэродром. Вышли на его поле и поняли, что не напрасны были предупреждения синоптиков. Ветер срывал головные уборы, буквально сдувал с ног. А он, красавец, стоит точно на центральной отметке посадочной полосы.

Ай да управленцы! Побороли-таки метео!

Осмотрели корабль. Только четыре плитки отвалились от корпуса. Это практически не могло повлиять даже на второй полет.

Интересный факт: парашют от «Бурана» так и не нашли. То ли ветер угнал его в степь, то ли разорвали на куски — на память об этом знаменательном дне, 15 ноября 1988 г.

У корабля «Буран» после полета

Поехали на митинг. Все взахлеб говорили о высочайшем достижении. Радость, радость, радость.

В гостинице начался кутеж. И в порыве величайшего подъема наш коллега из Ленинграда доктор технических наук Г.С. Потехин за час выдал нам свои стихи:

Уже зима на нас дохнула Свистящим холодом своим, И мглою солнце затянуло... А мы на старте все стоим! Уж «птичке» выпорхнуть пора бы Из сил земных во тьму миров... Все неудачи и ухабы Мы пропахали — будь здоров!. И вроде все должно сработать! И мы дыханием одним Беремся снова за работу — Ужель опять не полетит! Так труден путь! И так огромен! Так тесно связаны мы всем, Как в мозге мыслящем нейроны... И цель у нас одна на всех! Уже и дату мы назвали, А счет пошел лишь на часы... Но ветер с мглистой серой дали Тут вновь качнул назад весы... И снова испытанье нервов! Пускать иль нет?! Ведь шторм идет! А взлет на сей раз с «птицей» первый! Но мужество зовет вперед... Вот миг — в комок собрались нервы! Взлетели пламя, грохот, дым... И из него идет «Энергия», А с ней — «Буран»... Ура! Летим! Но это лишь полдела в деле - Мы повторили взлет опять! Теперь уж «птичка» всем на деле Должна свой разум показать! И миг за мигом, час за часом Идем орбитою мы с ней! И гордость этим взлетом нашим В душе все ярче и сильней! Но как пройдет она оттуда?! Сквозь плазмы жар и сложность трасс?! И вот уже вершится чудо - Она видна, идет на нас... И как красиво возвращенье Творения ума и рук!.. А элегантность приземленья!.. Ура! Конец всех наших мук! И гром оваций в зале грянул! Мы рукоплещем нам самим! Успех! Победа! Счастье рядом! Мы все сейчас в него летим... Так обернемся и посмотрим На весь наш путь в 15 лет! Путь огорчений и упорства, Борьбы, признания, побед... И пусть сегодня каждый скажет Спасибо всем, кто рядом был, Кто делом, знаньем, мыслью, взглядом Вот это чудо совершил!!! Сегодня праздник не случаен! Нам всем сейчас сказать пора: «Здоровья, новых сил желаем И новых трудных дел! Ура!!!»

Байконур, 15 ноября 1988 г.

Радость переполняла всех, кто принимал участие в этом грандиозном событии. Казалось, каждый прикоснулся к чему-то величественному, огромному, внес свой вклад в это дело, отдал всю свою энергию и гордится этим.

Казалось, что Москва встретит нас как героев и воздаст должное каждому участнику.

Полет «Энергии—Бурана» показал, что и наша страна имеет промышленный потенциал, нисколько не ниже заокеанского.

Мы стали готовить благодарные Постановления Правительства и ЦК КПСС о выделении участникам ценных подарков, о продаже автомобилей, купить которые в то время было проблемой. Готовили проекты Постановлений о присуждении Ленинских и Государственных премий, указы о награждении орденами и о присуждении званий Героев Социалистического Труда.

Это была тоже нелегкая работа. Пришлось походить по коридорам власти. Что-то сумели «пробить». Могу с уверенностью сказать, что последнее звание Героя Социалистического Труда присвоили именно за работу по нашей теме.

Но затем что-то сломалось в механизме награждений, и многие активные участники этих событий остались без наград. Но чувство, что они решили сложную техническую задачу, чувство гордости за содеянное было для них лучшей наградой.

|	ПОСЛЕДНЯЯ ГЛАВА

Праздники кончились. Достигнутое нами стало потихоньку уходить на второй план. Развал Союза, потеря кооперации, вхождение в рынок стали изменять принципы подхода к таким великим, по нашему разумению, событиям, каким был пуск «Энергии—Бурана». Стали преобладающими мысли о сиюминутной прибыли. Государственные средства стали перекочевывать в частные структуры. А этим, естественно, не потянуть такую тему. Да и ждать от пусков «Бурана» прибыли было проблематично. Ведь известно, что в космосе доходны только связные спутники, а система «Энергия-Буран» была далека от оптимальных средств выведения таких спутников.

Пытались внедрить в промышленность 600 новейших, разработанных по теме, технологий, — не получилось.

Как-то сразу все наши предприятия-соисполнители стали нищими, и теперь на собраниях звучат слова: «Нужно переждать», «Нужно выжить». Эти слова только сбивают намерение людей искать новые фирмы, новые заказы. Эти лозунги опять настраивают на государственную поддержку. А у государства хлопот полон рот. Вот тут-то и шустрят молодые энергичные парни. Но эти парни уже не в престижной в прошлом промышленности, а в престижных на сегодня банках.

На стартовом комплексе стоят: К.К.Попов, В.Д. Семенов, А.А. Ржанов, Л.Г. Фирсов, В.М. Филин и др.

Группа ведущих конструкторов средств выведения: А.Н. Воронов, С.С. Ершов, В.М. Филин, С.Ю. Прокофьев, А.В. Тарасов (сидят), В.А. Задеба, С.Н. Захаров, К.К. Попов, О.Н. Синица, С.И. Козубенко, Г.С Рябцев, В.С.Фирсанов (стоят)

Наступило время, когда слово «инженер» стало синонимом бедности. Инженеры, лучшие годы жизни отдавшие делу, которое их Родина считала чрезвычайно важным и необходимым, начали недоедать и в отчаянии искать любую работу, пусть с очень низкой квалификацией, пусть непрестижную, но которая давала возможность прокормить семью. А умнейшие люди, специалисты высочайшего класса пошли в коммерцию. Все они с болью в сердце вспоминают о любимой работе, все их мысли в созидании и говорят тебе: позовите, и мы вернемся! Дайте работу, зарплату и вы увидите, что сегодня лучше нас это никто не сделает!

Самое обидное, что друзья, коллеги, с которыми ты прошел трудный путь, создал «Энергию—Буран», потеряли себя и даже не представляют, как выпутаться из этой современной ситуации.

Стоят на приколе на Байконуре три корабля «Буран» и две собранные ракеты «Энергия». Работы для них нет. Используют их как музейные экспонаты нашего былого величия.

Участники совещания оперативно-технического руководства по средствам выведения: В.П. Клиппа, А.Н. Воронов, В.Н. Панарин, В.М. Филин, В.Н.Бодунков, О.Н. Синица, И.В. Земсков, А.В. Тарасов (сидят), A.M. Щербаков, В.В. Мащенко, С.С. Ершов, ВТ. Хаспеков, А.Н. Шорин, В.В. Кудрявцев, С.Н. Захаров, К.К. Попов, Г.И. Белова, В.А. Задеба, А.Н. Софийский, А.А. Жидяев, Н.С. Семина, Ю.А. Карпухин, Г.С. Рябцев, С.И. Козубенко, С.Ю. Прокофьев, М.К. Иванов, П.А. Авдеев, B.C. Фирсанов (стоят)

И цокают языком от восхищения многочисленные иностранцы, которые приезжают на Байконур посмотреть запуски ракет «Союз» и «Протон». Ракет, которые служат нашей космонавтике верой и правдой по 30 лет. Уже не прежняя элементная база, и нужно переходить на новый, более современный уровень ракет, какими являются «Энергия», «Зенит». Но механизм их производства портится на глазах. Нужны срочные «вливания» в него необходимого количества денег. А страна не имеет на это возможности. И только совместные международные проекты выручают. И сегодня не удивительно встретить в наших, когда-то секретных сборочных цехах коллег из-за рубежа с телекамерами и фотоаппаратами. Теперь главным стало не раскрыть ноу-хау, а секретов уже как бы и нет. Изменилось наше мышление, изменилось отношение государства к космосу, изменилось общественное мнение, средства массовой информации не превозносят наши успехи, а все больше говорят о наших бедах, тем самым как бы подчеркивая, что это и есть самая правда. Непочетным стал труд обыкновенного труженика, а все пропагандируются предприниматели. Но только непонятно, что будут они делать, эти предприниматели, если не будет продукции.

Но не хочется оканчивать повествование на такой печальной ноте. И как хочется верить, что новые проекты, такие, как создание национальных космических средств связи нового поколения, наши усилия, объединенные с ведущими фирмами мира, позволят и нам выйти на мировой рынок космических услуг, используя, скажем, морские стартовые средства. Хочется верить и в космические поселения, о которых мечтал Э. Циолковский, и в разум людей, которые наконец поймут, что самые передовые технологии рождаются на краю неведомого и известного.

Но еще больше хочется верить, что мы прошли минимальный экстремум нашего отношения к космонавтике, и мои соратники обретут уверенность в своей работе и создадут лучшие в мире образцы ракетно-космической техники (как это уже было) и получат такое удовлетворение от своего труда, что забудут этот «черный» период нашей жизни.

А мне хочется низко поклониться всем тем, кто не потерял веры в нашу технику, кто и сегодня творит, кто ищет новые пути ее развития, кто переборол себя и переосмыслил происходящее.

1992 г. Через пять лет встреча участников пуска носителя «Энергия»

Хочется поблагодарить своих сподвижников за помощь в отображении всего того, что связано с созданием ракеты «Энергия».

Конечно, написанное есть плод восприятия автора всех происходящих событий. Но на основе таких воспоминаний наши потомки и смогут объективно воспринять прошлое. Хочется пожелать всем, кто создавал комплекс «Энергия—Буран», не стыдиться, а говорить об этом прошлом громко, с достоинством, показывая, что нет на свете большего удовлетворения, чем хороший результат своего труда. Научно-популярное издание

Филин Вячеслав Михайлович

Путь к «Энергии»

Редактор Э.М. Горелик
Оформление Е. Молчанова, С. Носова
Компьютерная верстка А.В. Егоровой
Корректор А.В. Полякова

Изд. лицензия ИД № 01670 от 24.04.2000
Налоговая льгота — общероссийский классификатор продукции ОК-005-93, том 2: 953000
Подписано в печать 22.06.2001. Формат 60x90/16
Печать офсетная. Гарнитура Academy. Печ. л. 12,5
Тираж 2000 экз. Заказ 1397

Издательско-книготорговый дом "Логос" 105318, Москва, Измайловское ш., 4

Отпечатано с готовых диапозитивов во ФГУП ИПК "Ульяновский Дом печати". 432980, г. Ульяновск, ул. Гончарова, 14


Фарзац обложки:

Вячеслав Михайлович Филин — видный деятель отечественной аэрокосмической науки и практики. Он приступил к проектированию ракетно-космической техники сразу же после окончания Московского авиационного института в 1963 г. и с того времени является одним из главных участников создания ракет тяжелого класса. Ныне Вячеслав Михайлович — заместитель генерального конструктора Ракетно-космической корпорации "Энергия" имени С.П. Королева. В своей новой книге он рассказывает о важнейших этапах отечественного ракетостроения, о людях, посвятивших его развитию свою жизнь, об атмосфере, в которой они творили, о результатах их труда, из которых складывался потенциал нашей страны как великой космической державы.