Часть III

- Сын? - удивился капитан Устюг. - Вспомнил все-таки, что мы с матерью существуем на свете? Приятно. Садись. Есть хочешь? Нет? Ну, как знаешь. Как у вас там? Все в порядке?
- Отец, я и правда соскучился.
- Да пора бы уж.
- И вообще - надо поговорить. У нас все нормально. Но чего-то не хватает.
- Что - синтезатор не срабатывает?
Едва уловимая ирония прозвучала в голосе капитана. Но сын предпочел ее не заметить.
- Не угадал. Понимаешь - нет настоящего дела. А оно нужно. Иначе мы скоро на стены полезем…
- Вот как… - неопределенно протянул капитан. - Ну и что же вы придумали? Ты ведь вряд ли пришел за советом, скорее - принес какой-то проект. Что же, излагай.
- Вот слушай…
Капитан слушал внимательно, лицо его оставалось невозмутимым, только в глазах иногда проскакивали веселые искорки. Когда Атос закончил, Устюг сказал:
- Ну, передать тебе капитанство по наследству - против этого я не возражал бы. Но ведь так только твоя проблема решается, а ты там не один. Что же с остальными будет?
- Семен сейчас разговаривает со своим отцом - о том же самом.
- Ясно. Наследственный штурман, значит. Но и это - только двое. Дальше что? Ну вот хотя бы твой брат?
- Флор? С ним все ясно. Он в компьютерах по уши. И вообще, об остальных: нам бы только начать, а там уж постепенно для всех найдется дело.
Капитан немного подумал.
- А не получится так, что вы сегодня захотели, завтра - расхотели и бросили? Ведь дело вы затеваете и на самом деле серьезное: вам в корабле жить, полагаю, подольше нашего. А он, как всякий дом, требует постоянного внимания. Кстати: а кого вы назначаете дублером инженера?
- Майю.
- Вот как? - удивился капитан и чуть улыбнулся. - Была в древности такая традиция: мужчины решают мировые проблемы, а женщинам остается только пахать…
- Она сама захотела.
- Почему бы и нет? Он - мужик хороший. Сколько ей лет сейчас?
- Ну, семнадцать.
- Что же, вполне… Ладно. - Устюг сразу вдруг стал серьезным. - Когда же вы собираетесь приступить?
- Да, собственно, мы хотели прямо сейчас…
- Прекрасно. Мы со штурманом все равно собрались пройти по нашим рабочим местам. Вот и давайте - с нами.
Атос с готовностью вскочил со стула.

* * *

Люди давно сюда не заходили, потому что незачем было. И в первое мгновение капитану показалось, что все в центральном посту умерло: такая здесь стояла тишина, полумрак, и даже - почудилось Устюгу - холод; хотя температура во всем командном корпусе поддерживалась точно такая же, как и в любом другом помещении корабля. «Человек, - подумал капитан, - только он представляет здесь жизнь, и когда его нет - все мертво, пусть и находится в полной исправности. Наверное, нужно было почаще заходить сюда. Хотя все эти годы навещать центральный пост - все равно что бередить раны».
Мысли эти, впрочем, исчезли сразу же после того, как штурман Луговой включил полное освещение, и сумрак немедленно отступил в самые дальние углы.
- Входите, ребята, - пригласил капитан. - Чувствуйте себя как дома. А ты включи все экраны тоже, - повернулся он к штурману. - Хоть проверим, как они там поживают после такого перерыва.
Луговой повиновался. Обзорные экраны засветились. Впрочем, свечение их почти не оживило: за бортом было черно, как и следовало ожидать. Лишь на левом верхнем мониторе мутным пятнышком виднелась родная, навсегда покинутая Галактика, а на правом нижнем такое же пятно - словно птичка оставила след - обозначало ту, другую галактику, до которой так и не долетели. Да туда, собственно, никто и не собирался; просто - так получилось. Если внимательно вглядеться, можно было заметить, что пятна едва заметно перемещались: «Кит», как ему и полагалось, медленно обращался вокруг центра тяжести системы «корабль - планета»; центр этот, кстати, находился в пределах корабля, и это означало, что масса его все еще намного превышала массу нового небесного тела. Хотя теперь - не такого уж нового в масштабе человеческой жизни.
- А как там наша Петрония? - поинтересовался Устюг. - Дай-ка на нее подсветку.
Луговой выполнил и эту команду. Ничего, однако, не изменилось, свет за бортом так и не вспыхнул.
- Прожектор скис, мастер, - доложил штурман.
Капитан кивнул:
- Следовало ожидать. Удивляюсь, что все прочее, похоже, находится все еще в порядке.
- Рудик свое дело знает, - заметил Луговой. - Может, пригласим его сюда? Все же еще одна голова…
- Зови, - согласился капитан.
Штурман включил связь с каютой Рудика. Но инженер не откликнулся.
- Гуляет где-то.
- Работает, - поправил капитан. - А вы смотрите, ребята, или как вас называть теперь: не гардемаринами же, гардекосами скорее, - привыкайте, только большая просьба: сами ничего пока что не трогайте… Ладно, штурман, раз уж такое дело, давай основательно проверим все хозяйство. Загружай, что там у тебя.
- Начнем с проверки сети, - предложил Луговой. - А потом - все по программе, как полагается.
- Очень хорошо, - согласился капитан Устюг. - Поехали.
Несколько минут они молча считывали с дисплея возникавшие на нем записи. Сетевые компьютеры - а большинство машин (но не все) было в эту сеть включено - откликались на проверку, показывая свою полную исправность.
Но не все.
- Постой, постой. Тут что-то не так.
- Да, - согласился Луговой озабоченно. - Почему-то он основную программу не загружает. Хотя у нас вроде бы все в порядке?
Сбой, судя по проверке, возник в компьютере, дистанционно управлявшем тем гравигеном, что давным-давно был выброшен за борт, чтобы стать вместе с телом инспектора Петрова зародышем новой планеты. Компьютер должен был следить за сохранением рабочего режима, чтобы притяжение возникающей планеты оставалось более сильным, чем позволяла ее незначительная пока что масса. А сейчас машина не откликалась на сигналы центрального поста - хотя, похоже, задачу свою выполняла нормально.
- Вирус? - предположил капитан.
- Откуда ему взяться?
- Посмотри-ка: никакой паразит не подключился?
- Семен, - сказал штурман сурово. - Вы там не пробовали из своего модуля подключиться к сети? Не вы тут начудили?
- Да нет… - ответил сын. - Не подключались.
- Смотрите мне! А то вы тут такого можете наломать…
- Это не мы. Не знаю…
- Попробуй еще раз, - посоветовал капитан.
- Смотри ты… - озадаченно проговорил штурман через несколько секунд. - Вошли!
И в самом деле: захворавший, казалось, периферийный компьютер сам собою выздоровел. Это было странно, но приятно.
- Значит, все нормально, - сказал Луговой облегченно.
Капитан, однако, посчитал, что успокаиваться рано.
- Давай-ка второй раз всю программу по всей сети.
Луговой полагал, что это - излишняя перестраховка. Но спорить не стал. И правильно сделал. Потому что на этот раз…
- Небывальщина какая-то, - и штурман поднял плечи до самых ушей. - Только что ведь все было в порядке!
Теперь засбоила одна из двух машин, ведавших главными гравигенами корабля.
- Кто-то гуляет по сети, - хмуро проговорил капитан. - Уж не знаю, кто. Может, физик подключился? Мало ли что ему понадобилось для науки? Или Рудик нечаянно зацепил сетевой кабель в своих ремонтах? Давай-ка поищем его.
- Вот опять! Смотри.
Посмотреть было на что: порядок восстановился сам собой.
- Интересно, - пробормотал Устюг, - кто откажет следующим. Ну-ка, посмотри…
Странно: на этот раз все прошло без сучка без задоринки. Но ни капитана, ни штурмана это не успокоило.
- Надо искать, - сказал капитан. - И куда только инженер запропастился?

* * *

Будь даже инженер сейчас под рукой, он тоже ничем не смог бы помочь в решении непонятным образом возникшей проблемы. Потому что сетевых кабелей он, как и следовало думать, нигде и никоим образом не задевал, даже не потревожил: он слишком хорошо знал корабль, чтобы допускать подобные ошибки.
Кстати, неповинен в происходившем не был вообще никто из населявших корабль людей.
Если бы кто-то во время проверки находился поблизости от засбоивших компьютеров, он мог бы заметить, как от переборки к ближайшему из аппаратов протянулась - на долю секунды - цепочка не очень ярких искр - и исчезла в приемнике кристаллов, с которых считывались дополнительные программы. Произошло это за несколько минут до того, как капитан и штурман начали проверку сети. А еще до того, как проверка закончилась, цепочка вновь возникла - но уже не в том компьютере, в какой вошла вначале, - и, скользнув через помещение, снова ушла в переборку.
А будь у наблюдателя возможность проследить за нею и дальше - он увидел бы, как этот поток энергетических импульсов, промчавшись сквозь помещения, переборки и вертикальные шахты, в конце концов скрылся в салоне туристического модуля.
Но такого наблюдателя, как мы знаем, там не оказалось.

* * *

Сказав, что никто из молодых не подключался к компьютерной сети, Семен ничуть не слукавил. Хотя честнее было бы сказать: «Не подключились еще, но хотим и уже пытаемся».
Корабельной компьютерной сетью интересовались сейчас не только капитан и штурман.
Молодым было ясно: войти в сеть необходимо, чтобы получить возможность контролировать жизненно важные узлы и отдельные устройства корабля - в случае, если со старшими не удастся договориться миром.
Понятно было и то, что просто так их в сеть не впустят.
Поэтому Флор занимался сейчас именно поисками способа войти в сеть без ведома и разрешения старших и желательно так, чтобы они не могли установить, что количество подключенных компьютеров выросло еще на два десятка; именно столько машин находилось в туристическом модуле, и ни одна из них не была включена в сеть - как, впрочем, и машины первого класса. Сеть предназначалась только для служебного пользования, и пассажирам, естественно, искать в ней нечего.
В принципе задача решалась легко: нужно было только выяснить, где именно протянут ближайший к турмодулю сетевой кабель, и в самой удобной точке подключиться к нему.
Выяснить было бы проще простого, будь в распоряжении Флора схема компьютерной сети. Беда в том, что она-то как раз и отсутствовала.
Схема имелась в центральном посту, а кроме того - у инженера. Значит, помочь в ее получении могли или Атос с Семеном, или же Майя. Проникнуть самому в командный корпус представлялось Флору невозможным: вход туда был, как известно, открыт лишь для членов экипажа - по их данным, внесенным в память контрольного устройства, да еще, кроме них, - для администратора Карского, обладавшего универсальным пропуском, до сих пор сохранившим свое значение.
Войти в командный корпус можно было и в случае, если бы кто-то из уже находящихся там дал изнутри команду: пропустить.
Флор предпринял такую попытку: по уникому вызвал центральный пост. Сеть связи, в отличие от компьютерной, охватывала все помещения корабля до единого.
В центральном посту откликнулся капитан. С ним говорить было не о чем. И Флор дал отбой.
Инженерный пост не отвечал вообще. Значит, Майи там сейчас не было - как и самого инженера.
Сидеть и ждать было не в характере Флора. И он решил просто пойти по кораблю: не исключено, что где-то этот кабель, вообще-то скрытый, как и все остальные, под переборками, все-таки выходит наружу. Хорошо бы найти такое место поближе к обиталищу молодых, чтобы не тянуть свой кабель слишком далеко. И потому, что этот кабель нужно еще где-то достать (тут надежда только на Майю), и по той причине, что он должен как можно меньше бросаться в глаза.
Выключив свой компьютер, Флор поднялся и вышел. И повернул налево - по направлению к ходу, ведшему наверх, в жилой, а затем и в командный корпуса.

* * *

А если бы он направился в противоположную сторону, то сразу же наткнулся бы на Рудика. Поскольку сам инженер находился сейчас совсем рядом - тут, в туристическом корпусе.
Он пришел вместе с Майей, чтобы разобраться в причинах отказа двери, закрывающей вход в салон, и контрольной камеры, более не дававшей оттуда никакого изображения.
С собою он прихватил кое-какие инструменты - то, что могло, по мнению инженера, понадобиться. Корабельный инженер является, по необходимости, человеком многих умений и обязан разбираться в слесарном ремесле ничуть не хуже, чем в устройстве машин и механизмов корабля. Рудик, естественно, и был таким.
По пути из инженерного поста в туристический корпус инженер успел уже протестировать все ведущие к салону электрические цепи. Ничего нового это не принесло: цепи - и сильных, и слабых токов - на всем протяжении оказались в порядке. Причина неисправностей находилась, следовательно, внутри салона. Оставалось лишь вскрыть вход туда, войти и все наладить.
Задача, казалось ему, не из сложных. Придавало уверенности и то, что рядом с ним находилась Майя, и его профессиональное честолюбие требовало, чтобы он показал себя теперь уже не просто милой девушке с самой выигрышной стороны. С этой точки зрения можно было даже считать, что ему повезло: неисправность небольшая, а на сторонний взгляд все может показаться очень внушительным.
Поэтому, готовясь к вскрытию двери, Рудик немножко подыгрывал, словно приступающий к показу нового фокуса иллюзионист; каждое его движение было плавным и выразительным.
Расположившись перед дверью, он попросил собравшихся вокруг юношей и девушек - всех, кроме Майи, - отойти подальше, как если бы он был сапером и готовился обезвредить опасный заряд. На самом же деле это было ему нужно, чтобы никто не мешал, не вертелся под ногами.
Молодежь Рудику понравилась: все смотрели на него с доброжелательным интересом и, как ему показалось, с надеждой. За исключением разве что одного парня, из тех, что были постарше. Он отличался от прочих мощным телосложением и хмурым выражением лица и поглядел на инженера, как тому почудилось, с явным недоверием.
Рудик только усмехнулся про себя.
Первым делом он вынул из инструментальной сумки электромагнитную отмычку. Подключил к ближайшему контакту. Маленький экран на тыльной стороне инструмента послушно засветился. Рудик приложил отмычку к двери и медленно повел сверху вниз. Уже через несколько секунд он остановил движение: на экранчике возникли очертания запирающего механизма. Все три ригеля, как и следовало ожидать, были выдвинуты и до предела входили в предназначенные для них гнезда; попросту говоря, дверь была заперта.
Нажав кнопку, Рудик включил магнитный экстрактор и медленно, миллиметр за миллиметром, стал отводить отмычку вправо.
На экране видно было, как ригели, повинуясь, тронулись с места и согласно поползли внутри корпуса двери, возвращаясь на свои исходные позиции.
- Ну вот и… - начал было инженер.
Но закончить удовлетворенное восклицание ему не удалось.
Пройдя миллиметров шесть и, естественно, не успев еще миновать рубеж, на котором пружины запирались на защелку, все три ригеля остановились. Непонятно, почему: на экране не было видно никакого препятствия, которое могло бы прервать движение массивных металлических цилиндров.
Инженер сделал единственное, что тут оставалось: добавил мощность на электромагнит.
Это не помогло: ригели, подрагивая, все же не возобновили движения.
Рудик увеличил мощность до предельной.
Прошло несколько секунд - и отмычка с легким щелчком выключилась: сработал предохранительный блок. Иначе обмотки магнитов сгорели бы.
В следующее мгновение ригели, тихо лязгнув, вернулись на свои места в гнездах металлической же притолоки.
В царившей вокруг тишине послышался негромкий смешок.
Рудик невольно огляделся. Усмехался тот самый парень.
Инженер перевел глаза на Майю. И заметил, что она слегка покраснела. От смущения или от гнева - Рудик не знал.
Ему осталось лишь в свою очередь усмехнуться прежде, чем произнести:
- Упрямится. Ладно, попробуем иначе.
Следующим инструментом в его руках оказался лазерный резак. Прежде чем включить его, Рудик надел темные очки, другие протянул Майе и посоветовал ребятам:
- Отойдите-ка еще. И не смотрите на пламя: вредно для глаз.
После этого он включил резак, и вскоре на светлом металле двери появилась ослепительно яркая полоса и запахло горелой краской.
Зрители молча наблюдали за тем, как светящийся разрез двигался все дальше, охватывая часть двери, вмещавшую замок, плавной дугой.
Наконец разрез закончился, и вырезанная часть пластины упала на пол со стуком, от которого некоторые даже вздрогнули - таким угрожающим показался этот звук в полной тишине, что царила в коридоре.
Теперь доступ к замку был открыт.
Рудик вынул из сумки толстые изоляционные перчатки. Натянул на руки. И, ухватившись правой за корпус замка, попытался вытащить его, одновременно нажимая к себе и от себя - чтобы ригелям было легче высвободиться из гнезд.
Замок послушно двинулся. Но, пройдя все те же несколько миллиметров, снова остановился. Какая-то непонятная сила не позволила ему и дальше повиноваться руке, крепко сжимавшей его.
Попытка не удалась.
На этот раз инженер не стал улыбаться. Он рассердился. Здесь, в пределах его корабля, где он был хозяином всей техники, кто-то (или что-то) осмелился бросить ему вызов. Проявить неповиновение. Да еще на глазах у всех.
- Ну, если ты так… - пробормотал он, обращаясь к неизвестному противнику, - то и мы можем покруче!
И снова включил резак - на этот раз, чтобы просто-напросто перерезать ригели в том месте, какое обнажилось, когда ему удалось немного отвести замок вправо.
Но перед этим он вынул еще пару перчаток, велел Майе надеть их и сказал:
- Теперь, коллега, удерживайте замок, как делал я, а я все это отрежу к чертовой бабушке.
Майя снова оттянула замок, и режущий луч коснулся первого - верхнего - ригеля.
В следующее мгновение произошло неожиданное.
Лазерный луч внезапно стал изгибаться - словно раскаленный добела прут, который кто-то незримый схватил и принялся гнуть.
Это было невозможно - тем не менее происходило.
Изгибаясь, луч приближался к пальцам Майи. Никакие перчатки, конечно, не спасли бы ее руку. Но она продолжала держать замок - то ли в оцепенении, то ли ожидая команды.
Однако и Рудик на какое-то мгновение растерялся. И лишь в последний миг крикнул:
- Руку! Майя! Бросай…
И одновременно снял палец с контактной кнопки, чтобы выключить инструмент.
Майя отдернула наконец руку. От сильного испуга она побледнела. А резак не выключился. Похоже было, что он отказался повиноваться - или же кто-то невидимо овладел им.
Луч продолжал изгибаться - и через какие-то доли секунды неизбежно, вырвавшись из замочного углубления в двери, проник бы в коридор - тогда без жертв не обойтись.
- Провод! - крикнул Рудик.
Контакт, к которому он подключил провод резака, находился шагах в трех от инженера, и доступ к нему преграждали стоявшие там Валентин, Павел и Зоря, все еще, казалось, не понимавшие, что происходит. Рудик не успел бы добежать, тем более с резаком в руках: слишком много людей было вокруг.
- Валя! - крикнула Майя, приходя в себя. Тот рванул шнур и выдернул его из контакта, даже не понимая как следует, что делает.
Луч погас. Инженер бросил инструмент на пол и вытер проступивший на лбу пот. Поднял голову, чтобы встретить взгляды, которые - он понимал - вряд ли будут уважительными.
Но он ошибся: никто не смотрел на него. Все глаза были устремлены на взрезанную часть двери.
Там происходило и вовсе непонятное.
Отверстие во внешней пластине двери затягивалось металлической пленкой. Она надвигалась от краев дыры к центру - словно работала диафрагма фотоаппарата.
Металл при этом оставался холодным - во всяком случае, никакого тепла от него не исходило.
Инженер Рудик плотно сжал губы.
- Ладно, - сказал он. - Раз так - попробуем иначе. Все это очень интересно, а? Майя, не раздумали работать со мною?
- Нет, - сказала она, уже почти придя в себя. - Я готова. А что мы теперь будем делать?
- Проявим настойчивость, - сказал инженер. - Не пускают в дверь - полезем в окно.
Он повернулся к зрителям:
- А к вам просьба: никакой самодеятельности. Тут дела непонятные - и потому вдвойне серьезные. Идемте, Майя. Готовиться тоже придется основательно.

* * *

Нарев сел в кровати, свесил ноги на теплый пол. Повернув голову, посмотрел на лежавшую рядом Милу. Она уснула наконец после своего ночного приключения, но не раньше, чем поделилась с мужем новыми впечатлениями и тревогами. Как и обычно, Мила послушалась многоопытного мужа, сказала, что приляжет на несколько минут - и вскоре, как он и ожидал, крепкий сон сморил ее. Сам же он почувствовал, что, наоборот, больше не сможет спокойно задремать. Мысли, уже давно не оставлявшие его, сейчас вдруг двинулись в массированное наступление и заставили покой отступить куда-то далеко, на запасные рубежи.
Нет, вопросы морали, как и всегда, не очень волновали его. Нарев, жизнь которого далеко не всегда соответствовала нормам закона и этики, понимал, что всегда и везде многое в обществе происходило и впредь будет происходить вопреки этим нормам, и его не волновало, если кто-то из тех, кого они по привычке называли детьми, физически созрев и подчиняясь требованиям возраста, вступит друг с другом (или не только друг с другом) в отношения, которых старшее поколение, по старой традиции, боялось, хотя для себя никаких ограничений не устанавливало.
Плохо было то, что родительское поколение, привычно недооценивая степень зрелости детей, вовсе не торопилось поделиться с ними своим опытом. Поэтому процесс взросления стал, по сути дела, неуправляемым. А это было уже серьезно, потому что чревато очередным взрывообразным ростом населения. В нем, по представлениям Нарева, крылось множество опасностей: не в самих отношениях, а в их результате. Корабль был рассчитан на строго определенное количество людей, и если оно будет превышено - в жизни сразу же возникнет множество серьезных проблем, которые смогут очень быстро привести к катастрофическим последствиям.
Но втолковать это детям, полагал он, сейчас было бы просто невозможно: уже само желание показать, что они стали совершенно взрослыми, могло побудить их пренебречь разумными предостережениями и действовать очертя голову. Они, конечно, спохватятся - но скорее всего слишком поздно. Всякий процесс хорош до тех пор, пока развивается под контролем - в этом Нарев был совершенно уверен. Как и в том, что наступил последний срок, когда еще можно установить такой контроль.
«Столько лет упущено», - думал он, досадуя прежде всего на самого себя: он ведь был тут самым опытным практическим политиком, Карский же, хорошо владея теорией управления, просто не успел научиться применению ее на практике и, следовательно, не умел вовремя замечать все колдобины и ухабы, которыми усеян столь гладкий (теоретически) путь власти. Восемнадцать лет! Конечно, объяснить это можно без труда: сначала душевная приподнятость, вызванная идеей создания Новой планеты, потом - неразумные (как он понимал теперь) гонки деторождения, дальше - на много лет Вселенная, казалось, сузилась до размера детской, а когда это торжество инстинктов привело наконец к отпочкованию детского поколения - некая оцепенелость, продолжавшаяся все последние три года и вызванная прежде всего тем, что очередная цель, новый смысл существования - дети - снова оказалась фикцией: взрослые сделались для них лишними. Таким образом, жить снова стало не для чего, и все, или почти все, поколение взрослых как бы впало в забытье.
Вывести его из подобного состояния мог лишь какой-то новый смысл жизни, в противном случае людям грозило преждевременное старение и неотвратимое угасание. Но инстинкт самосохранения, хорошо развитый у Нарева, всеми силами протестовал против такой судьбы. И вот теперь услышанная им от жены новость о замыслах потомков пришлась очень кстати: она требовала немедленного и серьезного возражения.
Нужно было что-то предпринимать. Уже некоторое время тому назад ему стало казаться, что он нашел выход. Оставалось лишь перейти со стадии замысла к осуществлению. Теперь час настал.
Над этим он сейчас и задумался, поглаживая пальцами подбородок, на котором уже ощущалась утренняя щетина.
Прежде он так долго не размышлял бы: то, что новый замысел возник именно у него, было бы для него как бы указанием свыше на то, что он и должен возглавить его реализацию - любым доступным способом. Так он не раз поступал в жизни; впрочем, нередко это приводило лишь к необходимости бросать все начатое и срочно бежать, куда глаза глядят, спасая свою свободу, а порой и жизнь: на окраинах Федерации нравы бывали достаточно жестокими. Руководствуйся он прежними соображениями - он и тут, сейчас, прибегнул бы к силе - совладать с полусонным обществом не составляло труда - и заставил бы всех действовать по начертанной им программе. Однако время и для него не прошло бесследно: ему больше не хотелось революций. Люди делают что-то хорошо, когда действуют не по принуждению, а по своей вере. И, значит, раньше, чем выполнять задуманное, надо было убедить хотя бы часть людей - наиболее авторитетную часть - в целесообразности и надежности замысла.
Чем привлечь их на свою сторону, он знал: наверняка каждый из них, тайно или явно, хотел одного: возвращения детей под родительское крыло, под доброжелательную опеку старших, что гарантировало бы спокойное развитие, застрахованное от каких-либо неприятных, а то и опасных случайностей. Ради воссоединения с детьми старшие пойдут на очень и очень многое - если поверят в разумность предложенного. Это - вполне достойная цель на ближайшее будущее, а о дальнейшем можно подумать, когда этот рубеж будет достигнут.
Конечно, если бы он выступил с такой программой на последних выборах Судьи, то скорее всего ничего не получилось бы. Потому, что дети тогда еще не ушли в отрыв. Само по себе выдвижение Орланы кандидатом на высший в мире «Кита» пост явилось сигналом, которого никто - и сам Нарев в том числе - не сумел своевременно оценить. Но с тех пор прошло время. Пора, пожалуй, думать о кандидатах на предстоящих выборах. О кандидате, способном объединить оба существующих здесь государства; иными словами - о нем, Нареве.
Итак, нужно согласие для начала хотя бы нескольких. И в том числе, разумеется, ныне действующего Судьи - Зои. Но она-то наверняка поддержит: трое детей - надежный залог того. А раз Зоя - то, значит, и капитан Устюг: он, по мнению Нарева, до сих пор боялся снова потерять любимую женщину. И, разумеется, нужно привлечь к обсуждению проекта и администратора Карского, все еще пользовавшегося среди взрослого населения «Кита» наибольшим авторитетом; заслуженно или нет - на этот счет у Нарева, как мы уже знаем, было свое мнение. Но именно то, что оба они - вечные оппоненты - выступят с единым мнением, скорее всего и окажется гарантией успеха. Главное - упредить молодых: то, о чем, по сбивчивому рассказу жены, говорил Истомин, было весьма похоже на правду. Так что медлить не приходилось.
Разговор о детях так или иначе неизбежно возникнет уже сегодня: зная свою жену, Нарев в этом не сомневался. Значит, нужно переговорить с намеченными людьми еще до того. Чтобы, начавшись, обсуждение проблемы сразу же повернуло бы в нужное русло. И такой поворот быстро приведет к восстановлению в мире «Кита» безмятежного спокойствия и осмысленной жизни.
Так полагал Нарев, потому что ночные вибрации он благополучно проспал: бессонница не находилась в числе его недугов.
Приведя таким образом мысли в порядок, он осторожно - чтобы раньше времени не разбудить Милу - встал и направился в ванную: бриться, мыться, наряжаться. Визит его будет официальным - следовательно, и выглядеть нужно было соответственно.

Итак, первыми словами Функа, обращенными к журналистам, были:
- Могу сообщить вам совершенно достоверно: исчезнувший более двадцати лет тому назад «Кит» не погиб. Он существует до сих пор, и на борту его все еще обитают живые люди. Но это далеко не все. Главное - то, что еще и сегодня остается возможность спасти их и вернуть на Землю!
Усиленный электроникой голос его разнесся по обширному залу. В следующий миг Функ невольно зажал уши ладонями. Но не от громогласности своего голоса, а от того неимоверного шума, которым заполнилось помещение, как если бы в центре его произошел мощный взрыв.
Из этого гвалта в первые мгновения невозможно было вычленить ни единого связного слова - пока кто-то не догадался, в свою очередь, воспользоваться усилителем и на предельной его мощности не перекрыл все прочее:
- Откуда вы знаете?
Функ заранее не сомневался в том, что такой вопрос неизбежно последует. И подготовил ответ.
Он понимал, что не имелось ни малейшего смысла объяснять, какого рода эта связь была на самом деле: цивилизация, вот уже тысячу лет исповедующая экспериментальную науку и не считающаяся всерьез со знанием интуитивным, не приняла бы его слов всерьез. Все, от кого зависело хоть что-то, нужное для реализации его замысла, несомненно решили бы, что патриарх физики пространства просто спятил и мелет совершенную ерунду. Старческий бред, не более того. Нет, рассказывать, как обстоит дело в действительности, сейчас было не только бессмысленно, но и просто опасно - если не для него самого, то для замысла, во всяком случае. А следовательно - для науки. Нужен был ответ убедительный, но в то же время и предельно обтекаемый. Так что сейчас Функ не промедлил ни секунды:
- Сложно объяснить вкратце. Пока вам придется поверить мне на слово.
- Каким же образом вы собираетесь их спасти? И почему до сих пор никто не сделал этого, если это возможно?
Вот на этом как раз можно и нужно было задержаться хоть немного. Ради этого, собственно, Функ и появился перед микрофонами.
- Строго говоря, это не моя находка. Способ, о котором я говорю, разработан почти до конца безвременно погибшим доктором Хиндом. Я хочу лишь завершить его труд. Однако это станет возможным, лишь если будут соблюдены два условия. Во-первых, я надеюсь, что мне будет предоставлено право использовать не только разработанные доктором Хиндом теоретические предпосылки, но и созданные им и частично уже реализованные конструкции. И во-вторых - если на осуществление проекта найдется достаточно средств. Вы понимаете, что ни в каких бюджетах такие расходы не предусмотрены; значит, рассчитывать можно только на все человеческое общество. Может, нужно создать соответствующий фонд. Возможно, найдутся и другие решения. Так или иначе - общество должно быть информировано об этом, и выполнить такую задачу можете вы, и только вы.
Разговор, казалось, повернул в конкретное русло, и шум понемногу улегся; вопросы теперь проходили без помех.
- Не скажете ли вы, где находится корабль сейчас и можно ли увидеть его? Когда будет очередной сеанс связи и намерены ли вы пригласить для участия в нем официальных лиц, а также представителей информации? Кто, кроме вас, занят в эксперименте? Удалось ли установить точное расстояние до «Кита»? Как далеко находится он от Земли? От границ Федерации?
Функ отвечал спокойно, по порядку:
- Мне известно направление, в котором находится корабль. Что касается расстояния, то его еще предстоит установить; сейчас ясно лишь, что оно крайне велико - но преодолимо.
- Но хотя бы направление установлено достоверно? Каким образом?
- Иначе связь была бы невозможной. Установлено оно при помощи аппаратуры, находящейся в моем распоряжении. Это комплекс уникальных инструментов, существующих пока лишь в единственных экземплярах. Принадлежат они мне. Устройства весьма сложные и требующие тончайшей настройки…
(Это, если разобраться, никак не было ложью. Напротив, полностью соответствовало действительности. Функ не сказал только одного: говоря о комплексе экспериментальной аппаратуры, он имел в виду лишь самого себя - свои физическое и эзотерическое Я, а кроме того - молодого Юрия с его подсознательной связью с матерью. Все равно никто - или почти никто - в этом зале его толком не понял бы.)
- …Поэтому пока я не привлекаю к этой работе никого - во всяком случае, ни специалистов, ни лиц официальных. Инструменты пока настроены только на мои параметры, всякое постороннее вмешательство приведет скорее всего к их расфокусировке и к нарушению канала связи, установленного с большим трудом…
(Это тоже было правдой - учитывая, что пока еще он мог устанавливать связь, лишь когда Юрий пребывал во сне. Конечно же, даже намек на это привел бы к полному провалу.)
- Что касается точного местонахождения корабля, то его, как я уже сказал, еще предстоит установить. На сегодня положение можно охарактеризовать вот как: я его слышу, но еще не вижу. Однако…
Он обождал, пока не стихнет шум, усилившийся после этого заявления. И продолжил:
- Предугадываю очередной вопрос: почему же я не обождал с этим заявлением до времени, когда можно будет с достаточной точностью говорить и о местонахождении корабля? Отвечаю: я совершенно уверен в том, что местонахождение удастся установить в ближайшем будущем. Возможно, счет пойдет на дни, максимум - на недели. Однако из обмена информацией во время связи уже сейчас стало известно, что корабль не обладает более возможностью самостоятельного передвижения: в результате испытывавшихся перегрузок его двигательные устройства вышли из строя, и восстановить их при помощи имеющихся на борту средств, по мнению экипажа, не представляется возможным. Следовательно, вернуть корабль можно лишь одним способом: отправить к нему специальную экспедицию, снабженную всем необходимым для серьезного ремонта. Как вы понимаете, подобную экспедицию нельзя снарядить за неделю или за месяц, да и средства на ее отправку понадобятся весьма немалые - следовательно, их нужно изыскать. Вот я и выступил с этим заявлением - чтобы все, кого это касается, смогли уже немедленно приняться за дело, четко представляя себе всю сложность задачи.
Нетрудно понять, кому адресовалось сказанное: фирме «Этернус», разумеется.
- Скажите, профессор: так ли уж нужно вытаскивать неизвестно откуда старый корабль? Не следует ли ограничиться снятием с него находящихся там людей? Думается, это значительно упростило бы экспедицию и обошлось намного дешевле, вам не кажется?
Функ покачал головой:
- Проще и дешевле - ну, в какой-то степени, конечно, да. Но против такого облегченного варианта есть серьезные возражения. Во-первых: не забудьте, что люди там до сих пор, насколько нам известно, продолжают оставаться, так сказать, антилюдьми, то есть по-прежнему состоят из антивещества. Это значит, что их невозможно пересадить ни на один другой корабль. Они могут быть доставлены в нужное место лишь вместе с «Китом», на его борту. Нам ведь мало приблизить их; главная задача - вернуть им нормальное состояние, чтобы они вновь могли существовать среди нас. За истекшие годы нам удалось - не так давно, кстати - найти путь к их инверсии. Но это опять-таки возможно, только если мы будем оперировать кораблем вместе со всем тем, что находится на его борту. В другом случае весь замысел вообще теряет какой-либо смысл.
Зал помолчал немного, видимо, усваивая сказанное. Однако вопросы еще не иссякли:
- Доктор Функ, намерены ли вы сами возглавить экспедицию? Или хотя бы принять личное участие в ней?
Этот вопрос тоже предусматривался:
- Если позволит здоровье. Как вы, надо полагать, догадываетесь, в моем возрасте трудно уже строить долговременные прогнозы. Однако надеяться никому не возбраняется, не так ли?
С этим, кажется, никто не собирался спорить. Но из ответа, данного Функом, с неизбежностью вытекал еще один вопрос; Функ надеялся, что его не зададут, однако рассчитывать на тактичность журналистов - дело безнадежное.
- Скажите, пожалуйста, профессор: а если возраст сыграет с вами некую преждевременную шутку - связь с кораблем прервется? Ведь вы один знаете, как поддерживать ее. Не становятся ли люди «Кита» заложниками вашего здоровья и долголетия? И не значит ли это, что вам все-таки следует заблаговременно привлечь к участию в вашем, как вы это называете, эксперименте и других людей - чтобы результаты его не зависели только и исключительно от вас?
Снова был легкий шум: видимо, вопрос этот пришел в голову не только тому, кто осмелился высказать его вслух.
Доктор Функ лишь пожал плечами:
- Утверждать, конечно, не могу ни я, ни кто-либо другой. Я чувствую себя достаточно хорошо, но гарантии, разумеется, никто не даст. О привлечении ассистентов я думаю, даже больше: ищу приемлемые кандидатуры. В случае же непредвиденных событий люди найдут точное описание экспериментов, инструкции по обращению с приборами, а также запись всех обменов с кораблем в моих документах. Могу заверить вас, что объяснения будут исчерпывающими.
Ответ этот вроде бы удовлетворил всех.

* * *

Или почти всех.
Двое из сидевших в зале внимательно выслушали все вопросы и ответы, хотя сами ничего не спрашивали. Молча покинули зал вместе со всеми, присутствовавшими на пресс-конференции. Выйдя - сели в ожидавшую их машину и поднялись в воздух. Заняв нужный эшелон, машина взяла курс, набранный одним из седоков на клавиатуре.
Пока машина летела, двое переговаривались очень негромко:
- Возвращение корабля - это полный крах.
- Тс-с…
- Необходимо принять меры.
- И срочно. Пока еще, как он сказал, все существует лишь в одном экземпляре.
- Да. И все эти его записи - тоже.
- Не только. Но и все данные Хинда, вероятно, тоже - или, во всяком случае, размножены в ограниченном количестве…
- Осторожно!
- Думаете, нас могут услышать?
- А вы уверены, что нет?
- Вы правы.
- Кому можно поручить это?
- Сложный вопрос. Я немедленно сяду на картотеку. Не может быть, чтобы не нашлось нужного.
- Надежнее всего было бы - самим…
- Нет. Мы скорее всего с этим не справимся. Тут нужен человек молодой, крепкий и умелый. А мы с вами - увы…
- Ничего. Свет не без добрых людей. Я уже догадываюсь - в каком направлении искать.
Машина зависла перед воротами отдельно парящего делового блока.
- Но пока - ни единой душе.
- Естественно.
- И - официально мы всячески приветствуем идею экспедиции. Завтра ведь об этом будет говорить весь мир…
- Не завтра. Уже сейчас наверняка говорят.
- Да, конечно.
Створка поднялась, и машина скользнула внутрь.

* * *

И еще одного из присутствовавших там заявление Функа и его ответы совершенно не обрадовали.
То был доктор Бромли. Хотя он и опоздал к началу, но все важное успел услышать.
И это сильно его расстроило.
Он понял, что тут же, на месте, необходимо решить - какой образ действий выбрать на ближайшее будущее.
Сейчас он видел две возможности.
Первая: предложить Функу сотрудничество, удовлетворяясь на время второй ролью, и в ходе работы, приложив все свои способности и энергию (а и того, и другого у него имелось немало), встать во главе проекта. Пусть и не сразу. Это окажется необходимым лишь тогда, когда для реализации проекта возвращения «Кита» останется только нажать кнопку.
К сожалению, отношения между Функом и Бромли всегда были достаточно прохладными. И не потому, что они придерживались различных взглядов на какие-то физические проблемы; они просто не нравились друг другу - хотя и тот, и другой затруднился бы выразить причину своей неприязни в словах.
Тем не менее это означало, что рассчитывать на согласие Функа, сделай Бромли подобное предложение, было бы слишком рискованно. С другой стороны, если бы Бромли открыто проявил такое желание, это сразу насторожило бы старика, дав ему понять, что у Бромли в этом деле имеется какой-то свой интерес. После этого Функ наверняка стал бы внимательно следить за всеми действиями отвергнутого союзника.
Следовательно, оставался второй вариант.
Он заключался в том, что Бромли, как полноправный член комиссии по наследию, мог высказать свою уверенность, что работы Хинда имеют серьезное оборонное значение и потому должны быть немедленно засекречены, чтобы в дальнейшем уже военные решали - кому можно доверить их изучение и применение.
Восторжествовало бы такое мнение или нет, но оно, во всяком случае, заставило бы власти отложить решение вопроса до полного его изучения. То есть Функ не мог бы получить немедленного доступа если не к теории - эти данные у него, как и у самого Бромли, уже были, - то к уникальной лаборатории покойного.
А задержка порой - половина провала.
Нет, Бромли был вовсе не против возвращения корабля. Наоборот, целиком за.
Однако только при условии, что проводить операцию будет он. И станет первым, кто вступит на корабль сразу же после или непосредственно перед его возвращением в мир людей.
Именно это имело для Бромли очень большое значение.

* * *

Все-таки, как ни готовился Функ ко всем вопросам, конференция несколько утомила его. Так что здание Космоцентра он покинул не сразу, а решил немного передохнуть в уютном помещении для переговоров и встреч, что находилось неподалеку от зала, ярусом ниже.
Он медленно пил яблочный сок из высокого стакана, мысленно еще и еще раз просматривая запечатлевшиеся в памяти вопросы и свои ответы, когда к столу, за которым он сидел, подошел человек, отодвинул стоявший напротив стул и тоже уселся.
- Добрый день, доктор Функ.
Старик поднял глаза. Человека напротив тоже никто не назвал бы молодым, хотя, пожалуй, лет ему было все же меньше, чем физику.
- День добрый… э? Постойте, постойте. Мы с вами определенно встречались. Только где и по какому поводу?
Легкая улыбка на миг изменила выражение лица собеседника:
- Мы встречались здесь, профессор. И по тому же самому поводу, по которому вы сегодня выступили. Только тогда мы провожали «Кит». А сегодня вы заговорили о его встрече.
Функ нахмурился. Но через секунду-другую в свою очередь улыбнулся:
- Конечно же. Командор Трансгалактического флота Федерации… Государственного флота, в отличие от частных компаний. Я правильно вспомнил?
- Нет, профессор. Теперь уже - экс-Командор. В отставке. Государственная служба - не наука, с нее увольняют. И я ушел в отставку в тот же день, когда «Трансгалакт» из федеральной компании был преобразован в акционерное общество.
- В очередной раз.
- В очередной раз, совершенно верно. Так что я вам в какой-то степени завидую.
- Но вы не выглядите слишком уж огорченным.
- Привык - за столько лет. К тому же отставка - не значит «безделье». Работа всегда найдется - если всерьез искать. А чего у нас с вами не отнять, так это опыта. Мне тогда сразу же предложили возглавить новую службу: Службу Предупреждения Событий. Правда, там я называюсь уже не Командором; теперь я - Комиссар.
- Да, опыт - наш капитал, на проценты с него мы и существуем. А вы какими судьбами здесь? Были на конференции?
- С начала и до конца. Чтобы понять - то ли это событие, которое нужно было предотвратить, - или наоборот.
- Ну и как, вам понравилось?
- Мне - да. Но готов поручиться, что в зале были такие люди, кому тема вашего выступления пришлась очень не по душе.
Функ высоко поднял выцветшие от времени брови:
- Вы полагаете? Именно тема, а не, допустим, моя манера разговаривать?
- Поверьте мне.
Функ пожал плечами:
- Что значит - тема? Возвращение корабля с людьми на Землю? Но разве это может вызвать чье-то несогласие? Не представляю. Что может помешать кому-то радоваться спасению давно похороненных людей? Какое психическое извращение? Если даже у кого-то из них были недоброжелатели - за столько лет и лютая ненависть должна остыть… Нет, не могу себе представить, Командор.
- Комиссар, с вашего позволения.
- Простите.
- Охотно. Я и сам привык не сразу. Но вернемся к нашей теме. Относительно врагов у меня нет данных - если говорить о врагах людей «Кита». А вот враги вашей идеи должны быть. Нет, они не страдают психическими извращениями и не испытывают ненависти.
- Каковы же их мотивы?
- Деньги.
Функ сделал пренебрежительную гримасу:
- Это не ответ, Комиссар. Потому что это - ответ на любой вопрос. Если не все, то почти все в мире делается, чтобы получить конечное выражение в деньгах. Дело не в деньгах, а в способе их получения. Может, вы объясните, что имели в виду в данном случае?
Комиссар кивнул:
- Разумеется. В нашем случае дело не столько в деньгах, сколько в их отсутствии.
- Ну, этой материи всегда и всем не хватает. А точнее? У кого в сложившихся обстоятельствах нет денег, и какое отношение их дефицит имеет к моему проекту?
- Самое прямое. Потому что денег нет у «Трансгалакта».
Функ помахал рукой, словно отгоняя досаждающую ему муху.
- Знаете ли, Комиссар, в это трудно поверить. В Федерации мало столь могучих компаний, чей капитал достигает, если не ошибаюсь…
- Хочу предостеречь вас от ошибки и потому советую не называть цифр.
- Да ведь они и так всем известны!
- Вы пользуетесь данными статистики; но они, как и обычно, всего лишь иллюзия. Следствие традиционного мышления и поверхностной оценки фактов.
- А вы, значит, копнули глубже?
- Вот уже несколько лет, как это стало моей профессией. Тем более что все хитрости космического транспорта - а их немало - остаются незаметными для непрофессионалов. Но я-то варился в этом котле всю жизнь - и все еще продолжаю, хотя и в другом качестве.
- Посвятите же и меня в эти секреты, чтобы я понял, каким образом положение в «Трансгалакте» может отразиться на моих делах.
- Для этого я и навестил вас. Попытаюсь обрисовать обстановку в самых общих чертах.
- Ну-с, попробуйте.
- Итак. «Трансгалакт» был без малого монополистом в дальних перевозках еще в мои времена и удерживал эти позиции много лет. Первой струйкой воды, начавшей размывать их, казалось бы, вечную плотину, стало происшествие с «Китом», о котором вы знаете больше, чем кто-либо другой. Это, собственно, и дало последний толчок к очередному акционированию…
- Весьма прискорбно. Я-то знаю, что компания в этом никак не виновата. Ни в действиях, ни в бездействии. До той поры человечество никогда не сталкивалось с подобным явлением, и предвидеть его было совершенно невозможно. Тогда мы вообще не знали о возможных причинах и механизме такой инверсии - ну просто совершенно ничего.
- Вы уверены?
- Как в том, что сейчас - день.
- Только в нашем полушарии, профессор.
- Комиссар, мы сидим здесь, чтобы состязаться в остроумии?
- Нет, конечно. Хорошо, примем вашу точку зрения. Компания действительно ни в чем не виновата. И репутация ее от этого как будто не пострадала. Во всяком случае, так казалось.
- Вы хотите сказать, что на самом деле…
- И на самом деле внешне все оставалось по-прежнему и после акционирования. Корабли улетали и прилетали, пассажиры путешествовали, грузы исправно доставлялись получателям. Никто публично не выступал с обвинением «Трансгалакта» в чем бы то ни было. Реклама компании все еще сверкала и гремела повсеместно. Но, как говорится, капля камень точит.
- Откуда же капало?
- От конкурентов, естественно. Никаких официальных заявлений: их же можно публично оспорить в суде. Но только из уст в уста, со ссылкой на неведомые авторитеты, ничего вроде бы определенного, но неясность всегда пугает больше, чем четкая формулировка; иными словами - был профессионально запущен целый пакет слухов. Их практически нельзя опровергнуть, потому что невозможно добраться до первоисточника: слухи закольцованы, они - как вода, которая всегда находит и малейшую щелку, и будет сочиться, пока вы не перекроете кран; а как перекрыть, если его не найти?
- Признаться, не думал, что в наше время возможно такое.
- В каждом времени есть куда больше общего с минувшими нравами и обычаями, чем кажется на первый взгляд.
- Знаете, мне просто хочется хоть как-то помочь «Трансгалакту»; кажется, я до сих пор состою там членом Консультативного совета…
- Поспешность вредна, профессор, особенно в нашем возрасте. Эта компания тоже никогда не принадлежала к сонму ангелов, и удары ниже пояса были ее излюбленным приемом. Всего за шесть последних лет «Трансгалакт» проглотил четырех конкурентов послабее: «Гэлэкси шипинг», «Юнион Старз флит», «Вернер Раумшиффе»; четвертым, если не ошибаюсь, был «Королев традишн». Так что предпринятая против «Транса» операция может рассматриваться и как чисто оборонительное мероприятие.
- Пфуй, - только и сказал Функ. - Знаете, я как-то не задумывался об этих сторонах нашей жизни. Что же касается «Трансгалакта», то он всегда охотно финансировал научные исследования. Правда, в последнее время - вот уже года три, пожалуй, их дотации начали ощутимо сокращаться…
- Они были уже по горло в воде, или, точнее, еще кое в чем… сильно пахнущем. Понимаете, рейс за рейсом, месяц за месяцем, год за годом - пассажиров и грузовладельцев становилось все меньше и меньше. Не было обвала; зато был незначительный на первый взгляд, но постоянный отток клиентуры. Пришлось идти на льготы, удешевление услуг. Но это лишь ненамного замедлило процесс, зато сразу же отозвалось на прибылях. А здесь вступает в действие причинно-следственная связь: меньше доходов - уменьшаются вложения в обновление, совершенствование флота, на технический сервис, на все вообще. Вам не показалось странным, профессор, что сегодня шестьдесят пять процентов кораблей «Трансгалакта» - ровесники «Кита» или еще постарше, в то время как у, допустим, «Универсум лайнерз» - семьдесят процентов судов введено в эксплуатацию за последние пять лет?
- Я этого просто не знал.
- А ведь вы - член их Совета. Не странно ли?
- Н-ну - возможно. Продолжайте, пожалуйста.
- Чтобы удержаться на орбите, компании пришлось прибегнуть к крупному кредиту. На условиях, скажем прямо, весьма крутых. Но другие и вообще ничего не давали.
- Я понимаю. Не такой уж я отшельник, чтобы…
- Разумеется. Я и не думал. Тем не менее не стану обращаться к подробностям. Так или иначе, пришло время возвращать кредит - или объявлять себя банкротом. Но денег нет.
- М-да, положеньице…
- Думаю, вы уже догадались - страховая сумма «Кита», сильно округлившаяся за минувшие годы, явилась бы для них сейчас спасательным кругом. Вот почему процесс этот, неприметно тлевший все минувшие годы, так ярко вспыхнул в последние месяцы.
- Кажется, я понимаю.
- В таком случае, вам должно быть ясно: все как будто бы идет на лад - и тут, как чертик из табакерки, появляетесь вы и предлагаете ни более ни менее, как вернуть корабль на Землю.
- Но ведь я…
- Вот именно, вы. Вернуть корабль на Землю значит автоматически закрыть вопрос о выплате страховки: корабль не погиб, следовательно, никакой задолженности перед «Трансом» у страховщиков нет, а значит - компания не получает ни гроша. Только старый корабль - а на кой черт он им сдался? Отправить в лом? Но это - стоимость хорошего обеда для членов правления, не больше. А что в результате? Обвальное падение акций, которые пока удается неимоверными усилиями поддерживать на пристойном уровне, и полный крах. Понимаете?
- К сожалению, вполне.
- Мало того. Если даже корабль погибнет сейчас, допустим, при переходе от места, где он находится, на Землю - страховку «Транс» получит, но без каких-либо процентов. А это их теперь уже не спасет. Им нужно все - или ничего. А значит, само подтверждение факта, что «Кит» не погиб двадцать два года тому назад, для компании «Трансгалакт» равнозначно смертному приговору.
- Просто не знаю, что и сказать. Но там ведь люди, живые люди!
- В коммерции это не аргумент, как и в военном искусстве. Жертвы подразумеваются.
Поджав губы, Функ помолчал, переживая услышанное. Потом спросил - но уже другим голосом, деловым:
- Что же мне сейчас, по-вашему, делать? Заявить, что все сказанное было лишь шуткой? Проявлением старческого маразма? Но, Комиссар, для меня люди - не пустой звук. К тому же тут решается фундаментальная научная проблема. Ведь нет гарантии, что нам и впредь не придется столкнуться с подобным же стечением обстоятельств. Природа хитроумна…
- Могу заверить вас: столкнуться придется. И не обвиняйте природу в том, в чем нет ее прямой вины. Она хитроумна, бесспорно, но человек в этом смысле даст ей громадную фору.
- Что вы хотите сказать?
- Об этом пока - больше ничего. Но хочу серьезно предупредить вас: люди на борту «Кита» сейчас в относительной безопасности. А вот о вас я этого не сказал бы.
- Выразитесь яснее, прошу вас.
- Разве что-то осталось неясным? Вы сделали известное заявление. Одновременно вы довели до сведения всех и каждого, что являетесь единственным человеком, знающим, что и как. Тем самым вы создали для определенных персон серьезную проблему. Но решение ее целиком укладывается в формулу, оглашенную одним из великих политиков прошлого тысячелетия: есть человек - есть проблема. Нет человека - нет проблемы.
- Но после меня останутся документы, инструкции…
- Ну, профессор. Если уж доберутся до вас…
- Да, понимаю. Что же мне предпринять?
- Остерегаться.
- Это поможет?
- В какой-то степени. Остальное - наша задача.
- То есть вы намерены меня охранять?
- Мы уже начали делать это с начала конференции. Так что не удивляйтесь, если почувствуете чье-то внимание. Впрочем, на этот счет я вас проинструктирую самым подробным образом.
- М-да, интересно… Видимо, мне действительно нужно привлечь к работе ассистентов. Кого-нибудь из смыслящей молодежи. Пожалуй, я переговорю с Бромли - быть может, он рекомендует мне кого-нибудь из его докторантов. Жаль, что сам я давно уже не преподаю…
- Повремените с Бромли. А людей я постараюсь для вас найти. Таких, какие вас устроят со всех точек зрения.
- Не уверен, что вы отыщете таких - в ваших сферах…
- Наша сфера, профессор, куда обширнее, чем вы полагаете.
- В самом деле?
- Думаю, что по объему она не уступает обитаемой Вселенной. Это вас устраивает?
- Этого мне, пожалуй, достаточно, - очень серьезно ответил Функ.

- Всеобъемлющий, могу почтительно доложить: связь с Проницателем установлена.
- Он, мне кажется, не торопился.
- Отнюдь. Он делал все вовремя. Однако, как он сообщил, первые попытки оказались безуспешными.
- Почему?
- Там слишком много инертного вещества, Всеобъемлющий, избыток массы покоя. Для этого у Проницателя слишком мало энергии. Но он нашел выход.
- Да?
- Он с легкостью сможет воздействовать на вещество, воплотившись в такое же тело. Такая возможность им уже найдена. Но это, к сожалению, не единственное препятствие.
- Что еще?
- Это тело населено, Всеобъемлющий.
- Кем же? Индивидулами?
- Безусловно - но воплощенными. Таким образом, если использовать для устранения помехи метод распыления - индивидулы погибнут и сами, а не только их плоть. Такие решения - не в компетенции Проницателя.
- Кто они?
- По сообщению Проницателя, подтверждается наше предположение о происхождении устройства: это Большая галактика, существа же нам знакомы: те, кого наблюдали наши Проницатели на обитаемых мирах так называемой Федерации. Разница только в том, что они, как и весь объект, состоят из вещества с обратным знаком. И тем не менее, это жизнь! Таким образом, полное уничтожение объекта приведет к гибели этих существ: они ведь не могут существовать в неизолированном пространстве. А это, в свою очередь, приведет к осложнениям с Федерацией: они ведь не угрожают ничьей жизни, так что принцип соответствия здесь неприменим.
- Да, действительно. В таком случае, нам остается только вступить в переговоры? Но с кем? С теми, кто населяет объект? Или с Федерацией?
- Конечно же, согласно правилам, следовало бы официально обратиться к властям Федерации. Но это займет очень много времени, а информация нужна нам как можно скорее.
- Пусть Проницатель попробует начать переговоры там, на месте. В конце концов, может, удастся прийти к какому-то соглашению, пусть временному. Если им так уж нужна информация, которой мы обмениваемся с Системой, хорошо, пусть получают ее - хотя не могу представить, зачем она может им понадобиться: это совершенно не их проблематика, их Галактика тут остается в стороне. Но пусть дадут и нам возможность получать ее: ведь задержки приведут к тому, что могут пострадать наши представители в Системе.
- Я анализировал мысль о переговорах. Но и тут есть своя сложность: мы ведь не знаем, могут ли эти существа вообще воспринимать нас - не говоря уже о поисках общего языка. Слишком уж мы различны.
- Может ли это быть препятствием для нас? Вы просто озадачиваете меня поверхностностью своих рассуждений. Неужели для Проницателя составит трудность принять необходимый облик, перенять у тех существ качества, потребные для общения?
- Он способен на это, разумеется. Но, воплощаясь, он утратит некоторые из своих качеств, столь необходимых в тех условиях. Не считает ли Всеобъемлющий, что риск слишком велик?
- Каким бы риск ни был, он намного меньше угрозы остаться без обмена информацией. Итак, во время следующего обмена с Проницателем передайте ему это мое повеление. И чтобы постоянно держал нас в курсе переговоров. Думаю, технически для него не составит труда объясниться с ними. Хотя, насколько помню, их система общения весьма архаична, - тем лучше: если бы она опережала нашу, вступить в контакт с ними оказалось бы куда труднее.
- Спешу выполнять!
- Нет. Я еще не закончил.
- Почтительно внимаю.
- Существует ведь и другое объяснение причины, по которой эти существа пребывают в объекте, создающем помехи нашему обмену и перемещению. А именно: эта группа существ получила обратный знак, а затем была помещена в замкнутый объем и перемещена на столь значительное удаление от зоны их обитания по причине их несовместимости с большинством населения. А корни подобной несовместимости, вероятнее всего - нарушения принятого там образа жизни. Вы, конечно, помните, как это у них называется?
- Разумеется, Всеобъемлющий. Это преступники. И их общество отторгло их.
- Вот именно. А если это так, то оно - их общество - вовсе не интересуется их дальнейшей судьбой. И нет надобности согласовывать наши действия с кем-либо.
- Но как же нам понять, какой из возможных вариантов является истинным?
- Очень просто. Если эти существа выполняют какую-то задачу своего мира, то с ними каким-то способом поддерживается связь. Если же связи нет - значит, справедливо второе предположение. Так и сообщите Проницателю. Пусть проследит: существует ли связь между Большой галактикой и объектом или ее нет. Если нет - пусть уничтожит объект как можно скорее. Мы уже остро чувствуем недостаток информации из системы два-пять-восемь. Еще немного - и мы начнем погибать без нее. Так что спешите. Можем ли мы получать излучения оттуда тем же путем, какой использует сейчас Проницатель?
- К прискорбию, Всеобъемлющий, это невозможно. Для этого ему понадобилось бы установить связь с системой и сообщить им, в каком направлении перенацелить канал, чтобы сигнал пошел через три-семь. Но в системе - единственный приемный комплекс, а такой точностью настройки Проницатель не обладает. Мы принимаем его сообщения лишь благодаря разветвленной приемной сети - и то сигнал гуляет, часть послания мы приняли в одном месте, продолжение - в другом, окончание - в третьем, какие-то элементы вообще выпали, так что их пришлось восстанавливать при помощи логического анализа.
- Печально. Хорошо - передайте ему мое повеление.
- Почтительно выполняю, Всеобъемлющий.

* * *

Отвечая на срочный вопрос, Проницатель сообщил, что никаких признаков связи объекта с кем бы то ни было обнаружить не удалось. Таким образом, никаких препятствий к уничтожению объекта не оставалось. Тем не менее он, согласно приказу Всеобъемлющего, сделает попытку вступить в переговоры с населением объекта. А в случае, если попытка не увенчается успехом, Проницатель немедленно приступит к подготовке дематериализации.
Что же касается подготовки к переговорам, то, как сообщил Проницатель, она связана с определенными трудностями. Ему удалось проникнуть внутрь тела и даже создать там нечто вроде опорного пункта для себя. Однако насколько он мог судить, действия его вызвали у обитателей объекта не любопытство (на что он рассчитывал), а скорее страх. Видимо, они способны общаться только с себе подобными. Но для того, чтобы осуществить воплощение, необходимы контакты с этими существами, иначе можно воплотиться в нечто такое, что вызовет у них стремление не к контакту, а к полному отторжению. Тем не менее Проницатель обещал решить эту задачу в самое ближайшее время.

- Знаете, Игорь, - сказала Майя, - честно говоря, я просто боюсь. Что же происходит там, в нашем салоне? Вам случалось когда-нибудь сталкиваться с такими чудесами?
Она назвала его Игорем, и от этого инженер почувствовал себя очень хорошо. На самом деле он был растерян, пожалуй, не меньше, чем девушка, да и все эти ребята; однако ему никак не хотелось показывать ей, до какой степени он озадачен.
Отвечая, он позволил себе лишь пожать плечами:
- Мало ли с какими неожиданностями приходится сталкиваться в пространстве. Но до сих пор, Майя, мы справлялись с ними. Вот и на этот раз будет так же…
Говоря это, он отворил дверцу шкафа, где находился его скафандр для внешних работ, выдвинул раму с вешалкой и теперь внимательно осматривал его.
- …А что до самого происшествия, то я думаю, это какие-то сбои в корабельной компьютерной сети. Понимаете, не в центральной; но у нас ведь в каждом помещении есть свое хозяйство, поддерживающее режим в нем.
Рудик осторожно снял скафандр с вешалки; похоже, он собирался облачиться в этот неудобный, хотя и надежный костюм.
- Что вы хотите делать? - нерешительно спросила девушка. Он коротко ответил:
- Разобраться.
- Но, может… это и не обязательно? В конце концов, мы прекрасно обходимся и без салона - там только какие-то старые машины, они нам совершенно не нужны…
Инженер взглянул на нее так строго, как только был способен.
- Раз уж вы нанялись ко мне в подручные, Майя, то первым делом запомните раз и навсегда: инженер должен в любой момент ясно представлять и понимать, что происходит на корабле и с кораблем. Иначе в один прекрасный день и час может начаться такое, с чем нельзя уже будет справиться. Надо чувствовать корабль, а он ведь устроен не проще, чем живое существо, даже человек. Скажу откровенно: сейчас я не до конца понимаю, что там стряслось…
(Инженер очень деликатно определил обстановку; на самом деле он вообще ни черта не понимал: весь его опыт никак не мог ему помочь.)
- …И намерен в ближайшее время окончательно в этом разобраться и привести все в порядок.
Только тут девушка начала понимать:
- Вы… собираетесь выйти из корабля?
- Я уж и не помню, сколько раз мне приходилось делать это, - инженер усмехнулся. - Ну-ка, помогите мне влезть в эту штуку. Держите крепко, не бойтесь - не порвете.
- Мне страшно… за вас.
- Бросьте, это чепуха. Ничего со мною не случится. - Рудик погрузился наконец в пустотный костюм, оставалось только надеть и загерметизировать шлем. - Теперь пойдемте. Объясню вам, что придется делать, чтобы выпустить меня, а потом, если понадобится, - и впустить. Не волнуйтесь - там все очень просто, хорошая автоматика, вы ничего не сможете перепутать, если даже очень захотите.
Рудик намеренно не сказал ей, что управлять люком в инженерном посту можно было и извне: в скафандре находился специальный пульт для этого. Ему хотелось, чтобы девушка чувствовала ответственность и отнеслась ко всему серьезно.
- Я сделаю все правильно, - негромко, но очень убежденно пообещала она.
- Я в этом уверен. Ну, все. Марш вперед, труба зовет!
Он надел шлем, включил герметизацию. Вошел в тесный, рассчитанный на одного человека, тамбур. Повернулся к Майе и плавно повел рукой. Она в ответ кивнула и осторожно, словно опасаясь повредить, нажала на пульте зеленую клавишу. Дверь в тамбур медленно, мягко затворилась. Нажала черную. Едва уловимая вибрация показала, что насос начал откачивать из тамбура воздух. Остальное было делом автоматики. Майе оставалось только ждать, волнуясь и надеясь. Никто не должен был помешать ей.
Однако получилось иначе. Не прошло и нескольких минут, как резко, неприятно зазвонил телефон.
Майя вздрогнула. Этого она не ожидала. Видимо, и Игорь тоже, иначе он предупредил бы ее, как поступать, откликаться ли на звонки, и если да, то что отвечать: искать-то будут наверняка его, а не ее.
Несколько секунд она выжидала, надеясь, что звонки прекратятся. Но звонивший, похоже, обладал немалым терпением: звонок следовал за звонком. Каждый раз она вздрагивала. И в конце концов не выдержала и сняла трубку.
- Инженер? - услышала она. - Черт бы взял, где ты там пропадаешь? Алло! Рудик!
Отец; она даже не узнала его по голосу - так давно уже не слышала. Хотя и аппарат, наверное, искажал.
- Здравствуй… Инженер вышел, сейчас позвать его не могу. Он велел мне не отлучаться. Что-нибудь передать?
- И все-таки: что ты там делаешь?
- Я поступила к нему в ученицы.
Устюг пробормотал что-то неразборчивое. Потом сказал уже нормально:
- Как только возникнет, пусть позвонит мне в центральный пост. Сразу же! Кстати, и в том разберемся, как это он нанимает учеников без капитанского разрешения.
Майя не испугалась: отцовский голос не был сердитым.
- Передам, папа.
- Зашла бы как-нибудь в гости, что ли, - сказал он еще. - Живем рядом, и чуть ли не годами не видимся. Непорядок. Мы же тебя не съедим, если придешь.
Но тут же капитан, похоже, испугался, что она прямо сейчас возьмет и зайдет.
- Сейчас, правда, у нас небольшие сложности… В общем, созвонимся позже. Передам твой привет матери, согласна?
- Да… Передай, конечно.
И под конец он снова спросил:
- Не пришел Рудик?
- Нет еще.
- Где он там шастает…
Видимо, инженер был сейчас очень нужен. «Наверное, - подумала она, - отсюда можно как-то связаться с Рудиком». Но он не показал ей, как это сделать, а пытаться наугад она не решилась: мало ли что здесь можно испортить, она ведь еще ровно ничего не понимает.
Ну а если действительно придется срочно поговорить с ним?
Майя внимательно сканировала взглядом пульт, стараясь разобраться - что тут к чему.
Пожалуй, если сосредоточиться, можно сообразить. Вот эта группа клавиш, например…

- Юрий Валентинович!
Так неожиданно старомодно окликнули молодого человека в подъезде дома, в котором он жил - на восьмом ярусе, во втором поясе северо-западного сектора; он едва успел отправить машину и сейчас собирался подняться в свое жилье. Услышав свое имя, произнесенное у него за спиной очень негромко, Юрий удивленно обернулся.
- Чем могу помочь? - спросил он вежливо, одновременно внимательно оглядывая заговорившего с ним человека.
Это был не очень молодой уже мужчина. Хорошо одетый, несколько полноватый, что говорило о некотором пренебрежении своим организмом, темноволосый, с пристальным взглядом темных глаз.
Человек этот не ответил на заданный вопрос прямо; вместо этого проговорил, как бы уточняя:
- Если не ошибаюсь, вы собираетесь в ближайшее время встретиться с профессором Функом?
Юрий не видел причин, по которым это следовало бы скрывать; Функ ничего не сказал ему о возможных осложнениях - потому что (как было уже сказано) и сам более о них не думал. Однако жизнь и работа в нелегких условиях приучила его говорить всегда ровно столько, сколько считал нужным он сам, а не его собеседник: такое поведение входило в набор условий, необходимых для выживания. Поэтому ответил Юрий более чем сдержанно:
- Я собираюсь увидеться со многими людьми.
- Юрий Валентинович! Поверьте, я спрашиваю не из простого любопытства. Нам и без того известно…
- Кому - вам, если вас не затруднит?
- Нет, что вы. Нам - то есть людям, не менее вашего заинтересованным в скорейшем возвращении на Землю корабля, на котором находятся, кроме прочих, и ваши родители. Итак, нам известно, что профессор Функ предложил вам участвовать в проекте, о котором он оповестил весь мир на своей пресс-конференции. Так что, как видите, мы не ждем от вас какой-то дополнительной информации: она у нас есть. Однако перед тем, как вы начнете переговоры с ним, мы хотели бы полностью ввести вас в курс событий - чтобы вы были, так сказать, во всеоружии.
- Вы сказали - «Люди, заинтересованные…». Вероятно, у вас есть и какое-то официальное наименование?
Собеседник улыбнулся - как показалось Юрию, с некоторой натугой.
- Разумеется. Мы - это транспортная компания «Трансгалакт», могу смело сказать - крупнейшая в Федерации. «Кит» - наш корабль. За людей на его борту мы несем ответственность. Уже по одному этому вы можете понять, до какой степени мы заинтересованы в успехе выдвинутого доктором Функом проекта.
- Звучит убедительно. Однако если вы хотите сообщить мне что-то, чего не в состоянии сказать профессор, - то почему бы вам не передать это непосредственно ему?
Человек развел руками:
- Мы пытались. Увы, профессор настолько занят, что - учитывая его почтенный возраст, неизбежно ограничивающий силы и возможности, - никак не может найти время, чтобы принять нас. Хотя мы уверены, что могли бы в немалой степени помочь ему. Поэтому мы и решили пригласить вас для разговора на эту тему: ведь, кроме профессора, а теперь и вас, над этим проектом никто не работает.
- Разве?
Этот вопрос вырвался сам собой, потому что Юрий ощутил вдруг разочарование: что же это за проект, если над ним до последнего времени работал только один старик, да и теперь их будет, как оказывается, только двое? Работа в группе спасателей научила Юрия ценить возможности хорошо подобранной, слаженной команды.
- А вы не знали? Беда в том, что у профессора сейчас просто нет средств, чтобы набрать необходимый штат. Мы хотим, в числе прочего, помочь ему и в этом отношении. Команда ведь не помешала бы, как вы думаете?
На сей раз Юрий ответил, не колеблясь:
- Без сомнения.
- Тем более что вы, обладая опытом работы в группе, смогли бы взять формирование такой команды на себя: профессор Функ всегда был одиночкой, его жизнь прошла в кабинете, а для того, чтобы вести и направлять коллектив, нужны, как вам известно, особые качества и навыки.
- В этом вы, пожалуй, правы.
- Вот об этом - и о многом другом - мы хотим поговорить с вами еще до того, как профессор введет вас в курс своих дел.
- Согласен. Где и когда?
- Лучше всего - сейчас. Немедленно. В нашем офисе. Скажу откровенно: директоры и члены правления, непосредственно занимающиеся этой проблемой, уже собрались и ждут вас.
- В таком случае - не будем терять времени.
- Машина ждет.

Администратор Карский сказал Вере:
- Давай вместе подумаем: что бы сегодня такое учинить на обед - небывалое, чего мы никогда еще не ели?
Она покачала головой:
- Разве что-то такое еще осталось?
- Если хорошо поискать - наверняка найдем, - уверенно проговорил государственный деятель.
- Ну, поищи, - согласилась Вера, не выказывая никакого желания помочь супругу в предстоящей работе.
Его, кажется, это не очень удивило, и на ее прохладное замечание он никак не откликнулся.
Вера же, мимолетно взглянув на свое отражение в зеркале, мгновенным движением поправила волосы и направилась к выходу.
- Пойду, поболтаю с кем-нибудь, - бросила она, уже стоя в дверях.
Карский, даже не подняв головы, только пожал плечами.

* * *

В последние месяцы администратор Карский пристрастился к еде. Это его и самого удивляло: никогда в предыдущей жизни он не знал за собой такого уклона в гастрономию и гурманство. А вот теперь это стало едва ли не основным его интересом в жизни.
Но, собственно, что в этом удивительного? Надо же было найти в нынешнем существовании хоть какой-то смысл! Иначе недолго было и умом тронуться.
Месяц за месяцем, год за годом - без дела. Без цели. Без чего бы то ни было, что могло хоть как-то наполнить жизнь.
То, что сначала и на какое-то время стало целью - создание Новой планеты, - теперь четко воспринималось как утопия. Автор идеи, физик Карачаров, намеренно или нечаянно допустил ошибку в расчетах. И немалую: на несколько порядков. Много-много жизней должно было пройти, пока планета стала бы действительно хотя бы маленьким, но пригодным для обитания небесным телом. Не только они, старшее поколение, но и дети, и внуки с правнуками ничего похожего не дождутся. Старшие не проверяли выкладок физика: верили ему на слово потому, что нужно было верить - иначе все в ту пору погибли бы. А вот дети решили проверить. Ошибка лежала на поверхности, и особых усилий, чтобы найти ее, прилагать не пришлось. Дети нашли - и перестали верить не только физику, но и всему поколению родителей. И откололись. Если до того взрослые были все же чем-то заняты - растили и воспитывали (как им казалось) детей, то после раскола и это содержание исчезло. С главным, что составляет основу действий любого человеческого сообщества - с борьбой за существование, за повышение его уровня, - на корабле по-прежнему все обстояло благополучно, техника не подводила. Иными словами - бороться было не с чем и не за что. Можно было, конечно, затеять какие-то политические игры с детским Королевством; но ведь то были их собственные дети, в конце концов; и никто не хотел ни принимать их уход всерьез, ни как-то осложнять существование молодежи. Ничего, повзрослеют - возьмутся за ум.
Так что в результате каждому пришлось наполнять свое бытие самому. Придумывать, кто во что горазд.
Странно, кстати, что при этом ностальгия по нормальному, большому человеческому обществу, по Федерации, как-то незаметно сошла на нет. Туда более не тянуло, и жажда возвращения, даже как неосуществимая мечта, больше у людей не возникала. Почему-то если что и вспоминалось из той, прежней жизни, то главным образом заботы, суета, постоянная нехватка времени, напряженные отношения с другими людьми - а такие существовали у каждого, и все такое прочее. Здесь же были покой, безмятежность, обеспеченность и, кстати, подлинное равенство, о котором в большом обществе любили говорить, но которого там на деле так никогда и не существовало. Нет, здесь, если хоть немного подумать, бытие было куда более предпочтительным.
Карский не сразу пришел к чревоугодию. Целыми годами он много читал - благо библиотека на корабле была воистину неисчерпаемой, - старался узнать как можно больше обо всем на свете. Но постепенно это желание стерлось, исчезло, когда он понял, что применить новые знания, как и старые, ему никогда и нигде не придется; знание же ради знания его, как оказалось, не привлекало: у него склад ума был не научным, а практическим, недаром же он успел выбиться в администраторы Федерации, а не стал, скажем, каким-нибудь профессором.
Книги - а вернее, кристаллы с текстами - пришлось отложить; видимо, навсегда.
Но когда он уже почти перестал читать и от нечего делать выхватывал какие-то записи наугад, ему попалась кулинарная книга и, как ни странно, заинтересовала.
До сих пор он питался тем, что было принято в его кругу; наверное, эта еда была полезной, однако воспринималась как необходимое условие существования - не более. Администратор не задумывался о том, что она может быть предметом особого интереса, причиной удовольствия и даже, как ни удивительно, - точкой приложения творческого инстинкта. Точно так же он воспринимал, скажем, одежду или жилье: как необходимые составляющие мира, в котором он обитал, такие же само собою подразумевающиеся, как, скажем, воздух или трава. Ему и не приходило в голову, что кто-то посвящает свою жизнь поиску новых идей в области покроя платья или планировки жилья; и то и другое время от времени изменялось, но Карскому казалось, что это - процесс естественный, такой же, как смена времен года. И только в последнее время он начал понимать, что это не так.
Кухонное творчество оказалось ему больше всего по нраву, наверное, потому, что в этой области можно было экспериментировать каждый день: перестраивать интерьер каждый день или даже неделю не станешь, новый наряд тоже носишь какое-то время, а вот есть приходится ежедневно - и даже не по одному разу. А значит, и фантазировать можно беспрерывно, да и оценка результатов следует незамедлительно.
Так что последние год с лишним Карский занимался тем, что он называл инженерией вкуса, и находил в этом все большее удовольствие. Правда, чтобы справляться со все более сложными задачами, которые он перед собой ставил, изобретая все новые и новые вкусовые сочетания и комбинации, ему пришлось основательно погрузиться в искусство программирования: того, что ему было нужно, в программах синтезатора не содержалось. Администратор справился с этим и в этом новом для себя деле чувствовал себя теперь весьма уверенно.
Вот и сегодня он проснулся, заранее предвкушая прежде всего приятную работу, а сразу же после нее - еще более интересное вкушение результатов труда. «Интересное», а не «приятное» - потому, что порой - хотя и не часто - его предположения не оправдывались, и полученный продукт просто невозможно было взять в рот. Карский в таких случаях внушал себе самому, что во всякой науке и отрицательный результат является не менее важным, чем положительный, гастрономия же - он был уверен - являлась гибридом науки и искусства, и все, что можно сказать о науке, на нее распространялось целиком и полностью.
Проделав все утренние процедуры, Карский сразу же сел за стол и начал составлять новую программу, которую этой ночью увидел во сне. Но, против обычного, ему не позволили заняться делом без помех.
Администратор едва успел начать, как раздался неожиданный звонок.
Карский снял трубку, испытывая одновременно и неудовольствие и какую-то странную радость: давно уже его не беспокоили по утрам, иными словами - он, с его знаниями и опытом, давно уже никому в их маленьком мире не был нужен.
Звонил Нарев.
- Администратор, выражаю надежду, что не очень помешал вам. Дело в том, что я считаю - необходимо посоветоваться по непростому вопросу. У меня много всякой новой информации, и возникли некоторые соображения. Ваше мнение будет очень ценным. Поэтому решаюсь пригласить вас на совещание в узком кругу. У вас нет возражений?
Администратор колебался секунду. Нарев… В глубине души Карский всегда испытывал некоторое беспокойство, думая об этом человеке. Слишком уж он выходил за рамки общепринятых стандартов, в какие должен умещаться человек надежный и порядочный. Поэтому Карский и старался везде, где можно, Нареву противостоять. Но с другой стороны - кто еще мог бы позвонить сейчас? Пусть это будет бесполезным, однако внесет в жизнь дополнительное разнообразие.
- Отчего же, с удовольствием, - сказал он и тут же позволил себе пошутить: - Надеюсь, речь идет не о государственном перевороте? Если да, то я - пас.
Нарев шутку принял и ответил:
- Нет, я просто собираюсь выдвинуть законопроект о создании высшей школы кулинарии. Без вас, как вы понимаете, никак.
И сам же рассмеялся - возможно, опасаясь, что Карский не поймет, что то была лишь доброжелательная шутка.
- Какой же узкий круг вы наметили? Нас и так не очень много.
- Вы, я, Судья и капитан.
- Что же, можно только одобрить.
- Если вы не против - в полдень, у капитана и Судьи.
Но Карский не привык принимать чужие решения без изменений. На то он и был профессиональным руководителем.
- С ними вы уже договорились?
- Ну что вы. Прежде всего хотел условиться с вами.
- Позвольте внести изменения. Время меня немного не устраивает, да и место тоже. Прошу вас ко мне в два часа. Будет званый обед. Тем более что и повод есть.
- Какой же, если не секрет?
Повод Карский изобрел мгновенно:
- Мой, так сказать, юбилей: четверть века моего пребывания в, если можно так выразиться, политической элите Федерации. Звучит, не правда ли?
Нарев не стал выражать сомнений в том, что последние восемнадцать лет Карский находится в элите. Напротив, воспринял приглашение чуть ли не с энтузиазмом:
- Вот и прекрасно, администратор. Тем более что соберется тоже, с вашего позволения, элита нашего нынешнего мира. Но тогда вам придется взять часть работы на себя: приглашение. Меня приглашать не нужно, я приду и так, но вот остальные двое…
- Разумеется. Я немедленно свяжусь с ними.
- Глубоко вам благодарен. В таком случае, до двух часов пополудни.
На этом разговор закончился. Можно возвращаться к работе. Но, поскольку к обеду будут гости, придется приготовить что-то из уже испытанных яств: кулинария сродни трагической медицине - и тут, и там эксперименты ставят только на себе, прочим же рекомендуют лишь проверенные продукты.
Карский задумался. Совещание совещанием, но уж коли приглашаешь на обед, то надо действительно угостить так, чтобы запомнилось. Они ведь все пользуются лишь стандартным меню синтезатора, даже не предполагая, какие шедевры можно на нем получать, если постараться…
«Значит, так, - соображал он. - С закусками просто: взять за основу голландский пестрый салат, но реформированный: вместо простокваши заправить взбитыми сливками, сладкий перец заменить зеленым острым и положить его на треть больше, чем в классическом варианте, вместо мандаринов пустить сочный персик, горчицу удвоить, и - главное - положить еще и хрен, один к одному. Лимонный сок оставить в прежней дозе. Хорошо. Дальше - шведскую селедку? Не получится: нет времени, чтобы настоялась как следует. Тогда придется сделать зате? Хороший контраст: запад и дальний восток. Мясо взять, конечно, собственного изобретения - не свинину и не баранину, но нечто, сочетающее сочность хорошей свиной шейки со вкусом и ароматом молодого барашка. Чеснока - побольше. Правда, рис не всегда удается синтезатору таким, каким он должен быть; поэтому вместо кетчупа заказать креольский соус, только вместо белого вина делать его на красном…»
Мысли возникали охотно, и программа обеда быстро приобретала реальные очертания…
То, что Вера где-то задерживалась, его, похоже, не очень беспокоило.
Наверное, что-то в их семье было не так.

* * *

Было не так. И уже достаточно давно. Пожалуй, состояние отношений Карского с Верой можно охарактеризовать вот как: они потеряли друг друга, а может, вовсе и не находили. И если первые годы их семейной жизни это как-то не замечалось - когда рождаются дети, чувства к ним поначалу подавляют все остальное, - то по мере того, как дети росли, становилось все яснее, что, кроме них, у супругов очень мало общего. В желаниях, в интересах, в кругозоре… Если бы им пришлось все эти годы бороться за свое существование, может, времени, да и сил тоже на анализ семейных отношений недоставало бы; но жизнь была обеспеченной для каждого - и постепенно отчуждение росло; словно третий лишний, оно с некоторых пор всегда существовало рядом с ними - днем и ночью.
Не было между ними не только скандалов, но даже сколько-нибудь серьезных объяснений на семейные темы. Однако когда дети ушли, в жилище Карских неожиданно воцарилась глухая тишина; оказалось вдруг, что все последние годы он и она общались только с детьми - или через них. А когда остались наедине, общение прекратилось. Обходились лишь редкими, самыми необходимыми в быту словами.
Потому, вероятно, что Карский - еще даже до начала его гурманских увлечений - в мыслях всегда находился где-то очень далеко отсюда: то в прошлом, то - куда чаще - в несостоявшемся будущем; достаточно мощный интеллект его был издавна ориентирован в строго определенном направлении и в этом направлении и продолжал работать, хотя смысла уже никакого не было. Он старался даже не угадать, а вычислить, что за минувшие годы произошло в Федерации, а что могло случиться, но не случилось, какие могли возникнуть непредвиденные обстоятельства и события из тех, что вдруг круто меняют ход истории; ничто иное его, по сути, не интересовало, потому что здесь, на «Ките», событий не было, политики не было, да и самой истории не было - такой, какою он ее понимал. Не считать же политикой отношения с собственными детьми, валявшими дурака, как это всем свойственно в переходном возрасте, с их королевством и смешными ритуалами. Все дети играют в сказки, а повзрослев, начинают жить нормально. Что же касается Веры, то Карский скорее всего по-прежнему любил ее - настолько, насколько был способен; но профессиональный политик, да еще высокого ранга, никогда не будет нацелен на семью: она для него - не более, чем обстоятельство жизни, но никак не смысл ее и не цель. Кроме того, он - по разнице возрастов, наверное - и к Вере относился почти так же, как к детям. Чувственная же сторона жизни для него никогда не играла серьезной роли. Нельзя сказать, что он никак не пытался вовлечь молодую женщину в круг своих интересов; а когда попытки не увенчались успехом, перестал об этом думать и предоставил ей самой отыскивать смысл ее существования.
Что же касается Веры, то политика во всех ее видах и поворотах ее никогда не интересовала, потому что соприкасаться с нею девушке никогда не приходилось. Она была молода, и жизнь, какую она для себя хотела и ожидала, в ее воображении походила на праздник, где можно горячо и самозабвенно любить, много ездить, общаться с новыми людьми, веселиться, танцевать; много чего виделось ей, хотя и как-то размыто: паруса, самолеты, девственные леса, острова в океане, звенящие оркестры… А может, и театральная сцена, или экран, или… Размыто все это было потому, что ничего такого она в жизни не видала, родная планета ее была весьма скромной - и по уровню тамошнего бытия, и по своей биологии и географии; оттого она и пошла на корабли, как правильно угадал Карачаров еще восемнадцать лет тому назад.
Привело же это, в конечном итоге, к тому, что не было ни островов, ни оркестров - вообще ничего, ничего. Реализовался лишь высокопоставленный муж - но что от этого здесь толку? Человеком же он оказался скучным, замкнутым, и женщины - она, в частности, - значили для него очень немногое. Что еще оставалось? Общение? Общаться бывало интересно с детьми - но теперь они этого не хотели. Да и со временем понимать друг друга почти перестали. Составлять с мужем новые рецепты кушаний? Но как раз к еде она всегда относилась сдержанно, спокойно: таким было анторианское воспитание.
И с недавних пор она пришла к выводу, что единственным, что могло бы хоть как-то скрасить унылое существование на краю света, было увлечься кем-нибудь, закрутить лихой роман, грубо говоря - завести любовника. Только эта возможность и сохранилась у нее из того карнавального многообразия, о котором мечталось в юности.
Это, конечно, могло привести к осложнениям в жизни. Однако Вера и на это соглашалась. Пусть скандалы, пусть что угодно - но то будут настоящие, горячие, человеческие чувства. Может, хоть тогда расшевелится сонное царство, где пришлось обитать.
Сонное царство, в котором ей уготована роль спящей принцессы. Но она проснулась прежде, чем ее поцеловали; значит - следовало самой взять этот поцелуй.
Но все же жило в ней, видимо, некоторое опасение уж очень большого скандала. Так что увлекаться кем-то из женатых для начала вряд ли стоило. То есть выбирать приходилось между Истоминым и Карачаровым. Все прочие были заняты. Хотя в будущем - как знать…
Сперва Вера склонилась было к кандидатуре физика. Потому, наверное, что он выказывал ей внимание еще в самом начале знакомства - накануне прибытия на Землю.
Но, поразмыслив, решила, что это не лучший выход. И потому, что Карачаров - по ее представлениям - был так же погружен в свою физику, как Карский - в политику. И потому, что из всех обитателей «Кита» он, безусловно, самый некрасивый. Конечно, любить можно и такого, но все же… И, наконец, еще и по той причине, что жил он тут же, рядом, так что весь процесс его покорения пришлось бы осуществлять у всех на глазах - а это могло привести к осложнениям еще задолго до достижения цели. Нет, физик - это крайний случай, если ничего другого уже не окажется.
Значит - Истомин. Он, безусловно, хотя и постарше, но романтичнее и приятнее на вид, да и живет в отдалении от прочих, так что прежде времени никто ничего и не поймет. Только когда она окончательно переберется к нему…
Так размышляла Вера, оставив мужа корпеть над кулинарными проектами и направляясь туда, где должен был находиться ее избранник: в грузовой корпус. Она не очень хорошо знала, где это, но не раз видела, в какую сторону уходил писатель из салона, и разумно полагала, что корабль - не планета, и найти обитель Истомина будет делом - ну никак не более получаса.
Он увидит ее - и обрадуется. Нет, что там - обрадуется. Будет просто счастлив!
А что может быть лучше, чем одаривать кого-то счастьем?
Она была к этому готова.

- Мне хотелось бы, чтобы вы поняли: мы заинтересованы в возвращении корабля и всех, находящихся на нем, пожалуй, больше, чем кто-либо иной в Федерации. И не только из соображений гуманности. Мы - деловые люди. Мы контролируем работу крупнейшей в Федерации трансгалактической компании. Для серьезной фирмы репутация имеет значение не меньшее, чем ее капитал. А наша репутация всегда была на высоте - потому что за все время существования «Трансгалакта» ни один из наших кораблей не только не потерпел аварии, но ни разу даже не выбился из графика. Происшествие с «Китом» - единственная наша неудача, случившаяся по причинам, как всем известно, от нас ни в коей мере не зависящим. Вообще ни от кого из людей. Зная это, вы можете понять, до какой степени обрадовало нас заявление профессора Функа о том, что корабль цел и люди на нем - тоже. Мы готовы, как вам уже сказали, поддержать его замысел во всем. Думаю, что вы, человек, глубоко заинтересованный в успехе замысла… Вы ведь хотите, чтобы ваши родители возвратились на Землю, к нормальной, полноценной жизни?
Проглотив комок, Юрий только кивнул.
- В таком случае, у нас с вами - одна и та же цель. И поэтому мы считаем себя обязанными поделиться с вами некоторыми сомнениями, возникшими у нас; именно с вами - потому что вам предстоит работа по реальному осуществлению проекта.
- Вы так думаете? Откуда вы знаете?
- Это совершенно естественно. Вы - единственный человек, которого профессор пригласил к себе для переговоров. Мы не знаем, что повлияло на его выбор; вероятнее всего то, что вы, спасая родителей, отдадите этой работе всего себя, а может быть - и еще что-то другое… Так или иначе, вам предстоит с ним работать. Нам же - вложить в проект средства, которые неизбежно будут достаточно большими. Поэтому мы не хотим никакого риска. Прежде, чем дать деньги, мы хотим убедиться, что сказанное профессором - не пустые обещания и не что-то, что могло померещиться ему, допустим, во сне. Вы понимаете - возраст его делает возможными различные варианты. Итак, вот что нам нужно: ознакомиться с его разработками. Всего лишь ознакомиться. Вы же понимаете: никто не собирается наносить доктору Функу какой-либо ущерб; но мы хотим полной ясности. И вот наше предложение: начав работать у профессора, вы дадите нам возможность самим убедиться в справедливости его предположений и выполнимости намерений.
Юрий чуть поднял брови; это не укрылось от взгляда говорившего.
- Вы сомневаетесь: настолько ли мы владеем проблемой, чтобы сделать собственные выводы? Нет, разумеется. Но мы и не собираемся заниматься анализом сами. Это не наша стихия. Зато мы пригласим крупнейших специалистов нашего времени в области физики пространства: выполнить для нас эту работу выразили согласие даже столь авторитетные люди, как профессор Бромли и доктор Ассенди; не исключено, что к ним присоединится и доктор Симонян, сейчас с ним ведутся переговоры.
- Нет, откровенно говоря, я думал не об этом.
- О чем же?
- Не знаю, может, здесь, у вас, так принято, но мы там - в горах - всегда выбираем самый короткий путь. Почему бы вам не поговорить на эту тему с самим профессором Функом?
- Неужели вы думаете, что мы не делали подобных попыток? Однако профессор не выразил никакой готовности пойти нам навстречу. Видимо, тут сыграл роль привычный для него образ мыслей: как ученый, он не считает возможным демонстрировать результаты, пока не доведена до конца вся предварительная работа. Ему, вероятно, это кажется естественным; но нам-то важно знать сейчас - деньги не берутся вдруг и ниоткуда, мы должны все рассчитать заранее, предпринять необходимые действия, изменить финансирование многих наших подразделений, начать специальные переговоры с банками… Ученые, как вы понимаете, часто обитают в безвоздушном пространстве, но мы-то вынуждены принимать мир таким, каков он есть. Вот почему мы обращаемся к вам с такой просьбой. Уверяю вас - она не содержит ничего незаконного или хотя бы аморального. Ваша совесть может оставаться совершенно спокойной.
- А почему вы не хотите обождать, пока профессор сам не обнародует все результаты?
- Да потому, что это оттянет возможность нашего участия на долгое время. Весьма долгое. У нас остается очень мало времени, чтобы закончить планирование инвестиций на предстоящий год. Если мы не включим этот проект в наш финансовый план - мы целый год не сможем сделать этого. Год… это очень много. Подумайте: там, в каком-то страшно далеком пространстве, где существуют неизвестные опасности и никто не может помочь людям, год может оказаться роковым сроком. Подумайте о вашей матери, о вашем отце - неужели они не могут рассчитывать на такую помощь с вашей стороны?
Юрий помолчал.
- Как вы представляете себе это практически? Что я должен, по-вашему, сделать?
- Можем мы считать, что вы дали согласие?
- Да.
- В таком случае, мы сейчас же объясним вам все до мельчайших подробностей. Прежде всего нам нужны оригиналы всех его записей и расчетов, описания опытов и так далее. А кроме того - и это главное - направление связи и частоты, на которых связь ведется. Чтобы получить их, вы… Нет, не записывайте - постарайтесь запомнить все, что я буду вам говорить…
Юрий кивнул; на свою память ему жаловаться не приходилось.

И вновь закричал телефон - резко, требовательно, как проголодавшийся младенец. Майя непроизвольно вздрогнула. Не хотелось снова объяснять, что Рудик где-то задерживается. Она и в самом деле начала уже беспокоиться: по ее представлениям, ему пора было уже и вернуться. Помедлив, девушка все же сняла трубку. Неожиданность оказалась приятной: звонил брат.
- Флор? Что-нибудь случилось?
- Почему обязательно?.. Нет, все как будто в порядке - насколько мы тут можем судить. А у тебя? Чем занята? Постигаешь премудрости корабельной механики?
- Вроде того. Слушай, хорошо, что ты позвонил. Там, в салоне, все тихо?
- А что там должно шуметь?
- Остряк. Спрашиваю серьезно: там ничего не слышно - ну, какой-нибудь суеты, драки…
- Кто там может затеять драку, если Валентин по эту сторону двери? Нет, тут все в соответствии - пока. Но ты, судя по голосу, чем-то напугана. Чем? Надеюсь, не любовными переживаниями? Валентин тебе не простил бы…
- Его мои дела совершенно не касаются. Да и вообще… Дело в том, что инженер вышел из корабля. Хотел, кажется, заглянуть в салон снаружи - если уж изнутри нас не пускают. И что-то задерживается…
Но брата эта новость, похоже, нимало не встревожила.
- Ты же не знаешь, сколько времени это должно занять. Он сказал тебе, во сколько вернется?
- Нет.
- Ну и успокойся. Кстати, это тебе полезно, поймешь, что такое семейная жизнь: ждать и волноваться.
- Дурак.
- Ну вот и учи тебя после этого уму-разуму… Ладно, сестричка, отложим эту тему. Я к тебе по делу.
- Я не могу отлучиться, пока инженер не…
- Этого и не потребуется. Слушай внимательно: мне нужна схема коммуникаций корабля. Чтобы разобраться в том, как нам включиться в корабельную компьютерную сеть.
- Зачем?
- Проникнуть в главную память. Иначе мне никак не взломать эту сигнальную систему - то, что мы снимаем с большой параболы.
- Это так срочно?
- Поверь мне: да. Доказать не могу, но ощущаю всеми потрохами. Только не заставляй меня сейчас доказывать; времени нет. Ты поняла? Нужна схема коммуникаций. И там, в инженерном хозяйстве, она наверняка есть. Поищи в его компьютере.
- Лучше бы ты сам пришел и поискал.
- Всей душой бы. Только мне туда, к тебе, никак не попасть.
- Я объясню тебе, как сюда добраться.
- Бесполезно. Туда же доступ блокирован - могут пройти только члены команды. Ты теперь вроде как в команде. И можешь изнутри впустить меня. Остальное я сам сделаю.
Майя немного подумала.
- Прости. Этого я не могу.
- Ты же сама предложила!
- Я забыла, что вход сюда запрещен.
Похоже, брат заранее был уверен в отказе.
- Не спорь со мной. Если я прошу - значит, нужно. Ладно, тогда тебе придется найти схему самой. Она где-то в файлах.
Майя в сомнении подняла брови, хотя Флор этого и не мог увидеть.
- Допустим, я найду - что дальше? По телефону ведь я тебе ее не передам? Или ты знаешь такой способ?
- Не знаю. Найдешь - скопируй на кристалл, там наверняка полно пустых.
- И что?
- Потом, когда он придет, навестишь нас. Это ведь тебе не запрещено?
- Я - свободный человек.
- Вот и воспользуешься своей свободой.
- Только после того, как он вернется.
- Ну не сутки же он будет там пропадать!
- Ладно, - сказала Майя. - Попробую.
- Лучше - сейчас, пока его нет.
- Попробую сейчас же.

* * *

Между тем инженеру Рудику до возвращения было еще не близко.
Благополучно выйдя из корабля, он, после того, как закрепил внешний люк в отворенном положении, позволил себе немного помедлить, чтобы привыкнуть к обстановке, прежде всего - к темноте. Лишь когда убедился в том, что начал достаточно четко различать и поверхность корабля, и все то, что на ней имелось - датчики многих приборов, выведенные в пространство, внешние камеры обзора, одну из локационных антенн неподалеку, а главное - проложенные в нескольких направлениях от выхода по обшивке корабля ленты рифленого, шершавого металла, около метра шириной, обставленные релингами - чтобы не заблудиться: корабль был велик, - лишь убедившись в том, что вполне сориентировался (столько времени не приходилось выходить на поверхность), - инженер безошибочно выбрал нужную дорожку, нащупал страховочный трос, зацепил за него карабин фала и осторожно двинулся в путь, не забывая попутно осматривать все, относившееся к его хозяйству и находившееся - к его удовольствию - в порядке, судя, во всяком случае, по внешнему виду. Эти кратковременные задержки замедляли его движение, однако инженер не беспокоился: запас дыхательной смеси был достаточным и для куда более продолжительной прогулки, чем задуманная им.
Да, все находилось в порядке. Или, во всяком случае, инженер считал так до тех пор, пока взгляд его не наткнулся на что-то, чего он, к собственному удивлению, не смог опознать. Во всяком случае, сразу. Невзирая на то, что, по его глубокой уверенности, ни внутри любого из корабельных корпусов, ни снаружи не было - не могло быть! - ничего такого, что не было бы ему давно и коротко знакомо.
Увиденное заставило Рудика сначала остановиться, а потом и отклониться от намеченного пути. Чтобы поближе познакомиться с непонятным, инженеру пришлось сойти с пешеходной дорожки и, соблюдая все меры предосторожности, даже опустившись на четвереньки, пробраться, лавируя между короткими антеннами защитного поля, к тому предмету, что так неожиданно привлек его внимание.
Это оказалось телом кубической формы с ребром примерно в пятьдесят сантиметров. Изготовлено оно было из металла и по цвету и отделке поверхности не отличалось от поверхности корабля. Правильность кубической формы нарушало несколько выступов разной высоты и формы, торчавших над поверхностью тела в кажущемся беспорядке. Впрочем, такое впечатление возникает почти всегда, когда смотришь на устройство, чье назначение и конструкция тебе не известны.
Приблизившись к странному предмету вплотную, Рудик внимательно оглядел его, потом осторожно прикоснулся к поверхности (без всяких последствий и для устройства, и для себя самого), потом нажал, пытаясь сдвинуть куб с места. Как и следовало ожидать, это не удалось: куб был надежно прикреплен к поверхности корабля, хотя каким способом - можно было только догадываться. Наверху не было заметно никаких следов сварки и не выступало ни единого болта, заклепки или иного крепежного средства. Возможно, рогатый ящик (как его до выяснения окрестил Рудик) крепился изнутри корабля; для того, чтобы установить его таким способом, нужно было высверлить отверстия в обшивке. Рудик мог поклясться, что ни он сам, ни кто-либо при нем ничего подобного никогда не делал. Чем это могло быть? Блоком каких-то датчиков? Научным прибором? Но «Кит» не выполнял никаких научных задач. Конечно, у Карачарова могли быть… Однако физик никак не смог бы сделать что-либо подобное, не призвав на помощь экипаж: у него не было ни инструментов, ни нужного умения, ни, наконец, возможности оперировать на поверхности корабля, то есть - в пространстве. И уж подавно никто не мог даже приблизиться к кораблю в краткое время пребывания на финишной орбите - перед тем, как им велели убираться, надежно закрыть дверь с той стороны.
Это было загадочно; иного слова инженер не нашел.
Он попытался на скорую руку прикинуть: а что находится внутри корпуса в этом месте? С чем может быть связан ящик - если он и в самом деле с чем-то сблокирован?
Рудик хотел было пожать плечами - только в скафандре это не очень-то удобно. Ему без труда удалось рассчитать, что находится он сейчас примерно над той частью своего родного энергодвигательного корпуса, где располагались преобразователи энергии - те самые устройства, что превращали бескрайнюю энергию вакуума в те ее формы, какие потреблялись кораблем для жизни и движения. Укрепить незнакомое устройство именно здесь можно было, наверное, лишь с одним расчетом: получать от корабельной системы столько энергии, сколько ее понадобится для…
Но для чего?
Похоже, нежданно возникшая задача не имела быстрого решения. И, во всяком случае, нельзя было сказать ничего определенного, не осмотрев это место изнутри. Хотя подобраться к нему в корпусе - наскоро прикинул инженер - будет очень не просто: нарушать порядок в энергетических блоках вряд ли разумно - особенно в тех условиях, в которых пребывал «Кит».
Но так или иначе - по возвращении в корабль это станет его первой задачей. Или одной из первых. А сейчас надо продолжить то, зачем он и вышел на поверхность: добраться до внешнего входа в туристический салон.
Осторожно, тем же путем, каким дошел до квадрата, Рудик возвратился на дорожку и продолжил свой путь по заранее рассчитанному маршруту. Рогатый квадрат и все, что могло быть с ним связано, инженер заставил себя выбросить из головы - до поры, разумеется, до времени.
Прошло еще минут двадцать, прежде чем он добрался наконец до резервного люка туристического корпуса. Для этого ему пришлось, закончив путь по поверхности энергодвигательного корпуса, встретившего его столь неожиданным сюрпризом, воспользоваться скобтрапом, к которому вывела его дорожка, и, одолев таким образом длинную главную шахту корабля - ту, внутри которой помещались лифты и которая соединяла энергодвигательный корпус с жилым, а за пределами жилого продолжалась и заканчивалась в командном блоке, - выбраться на другую дорожку, подсоединившись к новому тросу, пройти по поверхности жилого корпуса, снова вскарабкаться по внешней стороне еще одной шахты, покороче и поуже главной, и только после этого оказаться на поверхности туристического корпуса.
Ступив на него, он снова задержался. На этот раз для того, чтобы полюбоваться на Новую планету, которая стала теперь видна и которой он ни разу еще не видел простым глазом, без помощи техники.
Увидев рукотворное небесное тело, он прежде всего постарался подавить в себе сразу же возникшее чувство разочарования: планета оказалась такой маленькой, что становилось совершенно ясно: рассчитывать на нее, как на место нормальной жизни людей, не придется еще очень и очень долго.
Но, в конце концов, за планету он не отвечал, а за корабль - да. И потому сейчас куда важнее было выяснить, что за чертовщина происходит в салоне туристического корпуса, и как можно наиболее быстрым и надежным способом привести все там к натуральному виду.
Убедившись, что сумка с инструментами находится при нем - надежно укреплена на правом бедре скафандра, - Рудик приблизился к люку. Он поймал себя на том, что не просто подходит к нужному месту, но скорее подкрадывается - как если бы там затаился враг.
Подойдя вплотную, он только теперь позволил себе включить нашлемный прожектор - и то очень ненадолго. Ровно настолько, сколько нужно, чтобы осмотреть крышку люка и прилегающую к ней часть обшивки.
Крышка, показалось ему, была в порядке - прилегала плотно, заподлицо с обшивкой, и не носила на себе следов каких-либо попыток открыть ее снаружи.
Впрочем, так оно и должно быть: кто мог предпринять такую попытку? За пределами корабля находился лишь Петров; но он уже восемнадцать лет как был мертв.
Поэтому Рудик сразу же выключил прожектор.
Но через секунду-другую включил снова. Потому что уже в темноте осознал: люк-то был в порядке, но что-то и тут было не так.
Он медленно, плавно повел головой, всматриваясь в обшивку. Да, вот оно - то, что он краем глаза увидел, но не сразу оценил, как отступление от нормы.
Часть обшивки - правильный, насколько можно было судить, круг более полуметра в диаметре - отличалась по цвету от остальной поверхности корпуса. Она была матово-черной - в то время как прочая обшивка оставалась полированной, слегка отсвечивала и потому казалась серой.
Инженер наклонился над матовым кругом, придерживаясь за релинг, и провел облаченной в перчатку рукой по черной поверхности. Даже сквозь плотную, многослойную перчатку чувствовалось, что поверхность действительно оказалась шершавой. Чтобы сравнить, Рудик попробовал на ощупь нетронутую обшивку; да, по ней перчатка скользила, как по льду: страховочное поле надежно предохраняло обшивку от воздействия космической пыли и микрометеоритов - не будь такой защиты, состоявший из антивещества корабль давно растаял бы в пространстве - за такой-то срок.
Матовый же круг сейчас тоже, конечно, находился под защитой поля, в котором нельзя было вырезать дыру, как в листе бумаги или металла. Но, похоже, на какое-то время эта защита была нарушена.
Кто-то и на самом деле хозяйничал, без всякого права и разрешения - если не внутри корабля, то, во всяком случае, на его поверхности.
«Вибрация, - вспомнил инженер. - Вибрация…»
Он попытался сообразить - что же находится под корабельной обшивкой в том месте, что было обозначено кругом. И не сразу, но представил себе схему туристического корпуса. Нет, ничего особенного там не было - под всеми слоями обшивки был лишь потолок… нет, не потолок, а наружная стена салона.
Было бы очень смешно, если кто-то пытался проникнуть вовнутрь таким образом, даже не попробовав открыть расположенный тут же рядом люк.
Зато уж сам-то инженер постарается войти нормальным путем…
Люк можно было открыть снаружи; для этого предназначался внешний размыкатель запирающего устройства. Если воспользоваться им, то в тамбуре включится система откачки воздуха, заблокируется внутренняя створка, а внешняя отворится.
Инженер, даже не глядя, нашарил едва выступавшую над обшивкой пробку рядом с люком и попытался вручную вывинтить ее. Не удалось, но в этом ничего страшного не было. Он вынул из сумки широкозахватный ключ, выдвинул телескопическую рукоятку, наложил ключ на пробку и нажал. Пробка словно посомневалась секунду, затем сдвинулась с места. Остальное было просто. Под пробкой Рудик нащупал выпуклую кнопку размыкателя, нажал (она послушно поддалась, слегка пружиня), выждал две секунды - и нажал еще два раза, быстро. Потом осторожно опустился на колени и прижался шлемом к обшивке, ожидая ощутить легкую дрожь, которая означала бы, что система включилась и исправно работает.
Но не ощутил ничего.
Странно, однако инженер не почувствовал и никакого разочарования; видимо, подсознательно он заранее ожидал, что механизм не сработает. После того, что произошло с внутренней дверью салона, в этом не было ничего удивительного. Просто салон со всеми его системами и устройствами теперь повиновался кому-то другому.
Инженер затем и находился здесь, чтобы выяснить - кому. И план дальнейших действий был заготовлен им заранее.
К счастью, его неизвестный противник позаботился о том, чтобы сохранить герметическую изоляцию салона от остальных помещений туристического корпуса и вообще всего корабля. Иными словами, можно было вломиться в салон извне, нарушая его герметизацию - и это не привело бы ни к каким осложнениям для всего корабля и находившихся в нем людей.
Оставалось лишь вломиться. То есть - открыть люк принудительно.
Однажды - много лет тому назад - инженеру уже пришлось проделать такую операцию. Правда, на другом корабле, но система принудительного открывания там была такой же - если и отличалась, то лишь в каких-то незначительных деталях. Там пришлось действовать так, чтобы спасти экипаж и ученых (корабль был исследовательским) от гибели, грозившей им потому, что слишком тесное сближение с небольшим небесным телом при неоправданно большой мощности, поданной на сканер, чтобы снять и запечатлеть в записи причудливые очертания небесного странника, привели к почти немедленному и неожиданно мощному взрыву этого тела. Потом оказалось, что происхождение странника было техногенным, проще говоря - он был творением рук человеческих, какой-то корабль, потерянный, похоже, сотни лет тому назад и давно уже не упоминавшийся ни в одной из лоций; людей на корабле давным-давно не было, а вот немалый боезапас остался (в те туманные времена все корабли дальних сообщений были вооружены - опасались то ли мифических, а может, и не совсем мифических пиратов, то ли воинственно настроенных пришельцев из каких-то иных цивилизаций; постепенно страхи эти выветрились - правда, на то понадобились столетия, - и теперь на «Ките», к примеру, нельзя было найти никакого оружия - кроме личного у членов экипажа). Боезапас этот и среагировал на лучевой удар, нанесенный сканером по корпусу скитальца. Обломки взорвавшегося корабля не замедлили вывести из строя и невольного агрессора. Главное ходовое зеркало было искорежено, корпус пробит в нескольких местах, спасательный катер заклинило в блоках, корабль стремительно терял воздух. Рудик тогда ходил вторым инженером на однотипном с пострадавшим корабле, оба они составляли исследовательскую пару. Ему и было приказано закрепить на корпусе аварийного корабля мягкий переходник со спасательного катера, на котором инженер и подошел к потерпевшему, - для чего пришлось прежде всего жестко закрепить катер на поверхности искалеченной машины, хаотически вращавшейся. Тогда он закрепил и загерметизировал переходник, после чего и настала очередь люка.
Инженер вскрыл его без особых усилий. Как-то получится на этот раз?
Он еще раз прокрутил в уме предстоящие действия в их строгой последовательности.
Вроде бы ничего не было забыто.
Непроизвольно вздохнув, он принялся за дело. Там же, в углублении под вывинченной пробкой, кроме кнопки размыкателя, находился еще и сетевой контакт. К нему инженер подключил уже побывавший в работе лазерный резак. Он нужен был, чтобы вскрыть обшивку и добраться до запирающего механизма. Сделать, по сути, то же самое, что инженер пытался выполнить внутри корабля; что он предпримет, если и здесь ему будет оказано такое же сопротивление, Рудик представлял себе достаточно смутно. Он надеялся на то, что, едва разрез нарушит герметичность тамбура, внутренняя пластина люка наглухо заблокируется и перекроет всякий доступ к внешнему люку изнутри. И твердо знал, что ему предстоит сделать, если его план удастся: оказавшись в тамбуре, немедленно заварить проделанное в люке отверстие и лишь после этого открывать внутреннюю пластину. Тогда можно будет без лишнего риска действовать внутри салона, не расходуя дыхательную смесь из заспинного резервуара, но сняв шлем и дыша нормальным воздухом. Если воздух из салона уйдет, инженеру придется обойтись своим запасом; это означало, что время, остающееся в его распоряжении для возвращения на корабль прежним путем, окажется весьма ограниченным - а только такой путь и будет возможен: вскрывать выход из салона в коридор в случае разгерметизации было бы преступлением против всех, кто обитал в разных помещениях «Кита».
Но инженер старался не думать о худшем варианте. Это было не так уж сложно: работа не позволяла отвлекаться.
Внимательно следя за направлением режущего луча, Рудик медленно вел им, вырезая нужное отверстие. Это удалось без помех. Он облегченно вздохнул. Посмотрел на часы; он находился в пространстве уже сорок минут. Дыхательной смеси оставалось еще на час двадцать. То есть со временем пока все в порядке. Мельком подумал: «Девушка, наверное, беспокоится, хотя я ведь предупредил ее, что буду отсутствовать около двух часов; или не предупредил, забыл? Ладно, это сейчас - не самое главное…»
Все. Разрез доведен до конца. Подождав немного, пока металл не охладился до нужной степени, инженер подцепил вырезанный кусок и спрятал в сумку: проникнув внутрь, придется возвращать его на место и заваривать. А сейчас - механизм. Он был перед глазами, в луче прожектора детали его блестели, как новые. Земля надежно строила корабли. Инженер отключил от сети резак, подсоединил отвертку. Нужно было ослабить два винта. Это удалось без осложнений. Теперь оттянуть один за другим оба клыка и снова закрутить винты до предела. Есть. Дальше просунули руки в вырез, ухватили пластину и - раз-два - потянули на себя. Не идет. Почему? Думай, инженер… Ну да, конечно: тяга от воздушного манометра заблокирована, когда работает автоматика - она освобождается без участия человека, а сейчас придется делать это самому. Ну-ка, где она там? Пришлось засунуть в вырез руку по самое плечо, с великой осторожностью, чтобы не прорезать рукав острым ребром разреза, конечно, костюмчик в таком случае восстановит непроницаемость сам, но какая-то часть воздуха уйдет без пользы, а его и так в обрез… Ага, вот она, тяга. А ее тормоз? Тут, голубчик, тут. Ну-ка, разожмем ему пасть…
Получилось. Можешь считать, что это еще один подарок тебе к юбилею. Теперь все должно идти, как по маслу.
Крышка люка и на самом деле более не капризничала. Отворилась, красавица. Теперь обойдем открывшееся отверстие, чтобы, войдя, ступить сразу на пол, а не на потолок; в тамбуре гравитация действует уже в полную силу, обшивка корабля ее более не экранирует. Вошли. Насколько все-таки уютнее даже тут, в тесном тамбуре, чем в пространстве, где ты открыт всем звездным ветрам… Вошли. Твердо встали на ноги. Стоим. Осторожно возвращаем пластину на место. Где наш отрезанный ломоть? Вот он, в сумке. Вынули. Приложили. Сетевой контакт должен быть где-то справа. Должен - и есть, никуда не девался. Поблагодарим его за это. Включили резак. Одной рукой придерживаем, другой варим - в одной точке, во второй. Сделали. Отпускаем руку, вырезанный кусок теперь держится и сам. Начинаем варить по всему шву…
Закончив, инженер снова поинтересовался временем. Потрачено на семь минут больше, чем рассчитывалось. Но это уже и не важно вовсе, главное сделано: он внутри. Внутренняя пластина - не такое серьезное препятствие, ее, надо полагать, и резать не придется, с ее механизмом можно справиться изнутри. Сначала найдем воздушный клапан и заставим его приоткрыться - пусть воздух из салона течет сюда, как только его давление с обеих сторон уравновесится - пластина откроется даже от нажима пальцем…
Вот он, клапан. Просто радует, когда все оказывается на месте. Порядок есть порядок. Так. Теперь нажмем вот здесь…
Инженер нажал, ожидая, что услышит сейчас свист врывающегося в тамбур из салона воздуха.
Но свиста не было, и воздуха тоже.
Инженер нажал еще раз, другой, третий, изо всех сил надеясь на то, что это в клапане что-то заело, а воздух есть, должен быть! Но где-то - в солнечном сплетении, может - уже возникла и окрепла уверенность: воздуха в салоне нет. Тот, что был, куда-то улетучился, а нового не поступило. Почему? Сразу не скажешь: может, помещение все же разгерметизировано где-то, пусть хоть самую малость, потому и подача воздуха автоматически перекрыта.
Это можно было бы установить, и не пробиваясь в салон, а просто поглядев на приборы - если бы всякая связь с салоном не была прервана.
Инженер перевел дыхание, стараясь дышать медленно и поверхностно. Теперь воздух - смесь в его резервуаре - становилась самой важной частью его снаряжения. И чего было нельзя позволить себе сейчас - это промедления.
Хорошо. Если и там нет воздуха, то внутренняя пластина должна отвориться без всяких усилий. Замок у нее не бог весть какой свирепый и располагается, к счастью, здесь, внутри. Ну-ка…
Отворилась. И вот он - салон.
Здесь было темно. Луч инженерского прожектора скользнул по стене, по старым катушкам на фундаментах, по остававшейся тут кое-какой мебели…
И уперся во что-то темное, вытянуто-округлое, примерно человеческих габаритов. Оно находилось в дальнем от инженера углу.
То был человек в скафандре.
Кто-то успел проникнуть сюда до инженера? Но он твердо знал, что этого быть не могло. И тем не менее…
Человек медленно повернулся к нему.
В руках он держал - Рудик успел заметить - такой же лазерный резак, каким сам инженер пользовался при попытке вскрыть салон изнутри. Показалось даже, что то был тот самый инструмент.
Лицо человека за поляризованным стеклом шлема Рудик различить не мог. Номер скафандра он увидел, но вспоминать, чей же это был костюм, не оставалось времени. Человек явно был тем, кто оккупировал салон и мешал людям проникнуть в него; следовательно - врагом.
Увидеть еще что-либо интересное Рудик не успел. Он бросился на неизвестного, чтобы помешать ему сделать что бы то ни было.
Его как будто ударили по голове - сильно, очень сильно. Таким ударом вырубают противника. Хотя шлем был целым и невредимым - иначе в костюме мгновенно не осталось бы ни кубика воздуха.
Он упал, теряя сознание. И уже не видел, как неизвестный - или кто это был - проскользнул мимо него, не касаясь пола, и углубился во внешнюю стену салона - в том самом месте, которое снаружи было обозначено матово-черным кругом.
Инженер Рудик без сознания лежал на полу салона, где все оставалось неподвижным - кроме времени.