ПРАВДИВАЯ ИСТОРИЯ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1. Подобно тому, как атлеты и люди, заботящиеся о силе и здоровье своего тела, уделяют внимание не только физическим упражнениям, но и своевременному отдыху и считают его важнейшим условием правильного образа жизни, так и тем, кто занимается наукой, подобает, по-моему, после усиленной умственной работы дать уму отдых и укрепить его силы для предстоящих трудов.

2. Лучшим способом отдохновения является такое чтение, которое будет отличаться не только остроумием и приятностью, но также будет заключать в себе не лишенное изящества наставление. Предполагаю, что настоящее мoe сочинение и будет представлять собою подобный вид чтения. В нем читателя будут привлекать не только своеобразие содержания и зрелость замысла, не только пестрота выдумок, изложенных убедительным и правдоподобным языком, но и то, что каждый из рассказов содержит тонкий намек на одного из древних поэтов, историков и философов, написавших так много необычайного и неправдоподобного, я мог бы назвать их по имени, если бы ты при чтении сам не догадался, кого я имею в виду.

3. К ним относится, например, книдиец Ктесий сын Ктесиоха, писавший о стране и о жизни индов, хотя он сам никогда там не бывал и не слышал о них ни одного правдивого рассказа. Ямбул также написал много удивительного о живущих в Великом море; всем было известно, что все это -сплошной вымысел, но тем не менее выдумка его была не лишена привлекательности. Многие другие превзошли их, описывая свои мнимые скитания и странствия, рассказывая про величину зверей, дикость людей и необычайность нравов. Руководителем, научившим описывать подобного рода несообразности, был Одиссей Гомера, который рассказывал у Алкиноя про рабскую службу у ветров, про одноглазых, про людоедов и про других подобных диких людей, про многоголовые существа, про превращение спутников, вызванное волшебными чарами; подобными рассказами Одиссей морочил легковерных феаков.

4. Я не ставлю всем этим рассказчикам вымыслы в особую вину, потому что мне приходилось видеть, как сочинительством занимаются также люди, посвящающие свое время, как они говорят, только философии. Одно всегда удивляло меня: уверенность, что вымысел может пройти незамеченным. Побуждаемый тщеславным желанием оставить и по себе какое-нибудь произведение, хотя истины в нем, увы, будет столько же, сколько у прочих писателей (в жизни моей не случилось ничего такого, о чем стоило бы поведать другим), я хочу прибегнуть к помощи вымысла более благородным образом, чем это делали остальные. Правдиво только то, что все излагаемое мною - вымысел. Это признание должно, по-моему снять с меня обвинение, тяготеющее над другими, раз я сам признаю, что ни о чем не буду говорить правду. Итак, я буду писать о том, чего не видел, не испытал и ни от кого не слышал, к тому же о том, чего не только на деле нет, но и быть не может. Вследствие этого не следует верить ни одному из описанных ниже приключений.

5. Пустившись в плавание, я миновал столпы Геракла и выехал, сопутствуемый благоприятным ветром,в Западный океан. Причиной и поводом моего путешествия были отчасти любопытство, отчасти страстная любовь ко всему необычайному и желание узнать, где находится конец океана и что за люди живут по ту сторону его. Погрузив поэтому большое количество припасов и соответствующее количество воды, я набрал себе пятьдесят спутников одного со мною образа мыслей, запасся всевозможным оружием, нанял наилучшего кормчего, прельстив его большой платой, и снабдил мой корабль - судно легкое и быстроходное - всем необходимым для далекого и опасного плавания.

6. Весь день и ночь мы плыли по ветру и, пока была видна земля, двигались не особенно быстро. На следующий день с восходом солнца ветер стал усиливаться, волны возрастать, наступила темнота, и не было никакой возможности подобрать паруса. Брошенные на волю ветров и поручив им свою жизнь, мы провели таким образом семьдесят девять дней, а на восьмидесятый при свете внезапно засиявшего солнца мы увидели невдалеке высокий, поросший лесом остров; прибой был не очень велик, ибо буря стала утихать. Приблизившись к острову, мы высадились и, после великих своих бедствий, пролежали долгое время на земле. Поднявшись, мы выбрали из своей среды тридцать человек, которые в качестве стражи должны были остаться у корабля; двадцать же остальных отправились со мною на разведку острова.

7. Пройдя приблизительно три стадия от моря в лес, мы увидели какой-то медный столб, а на нем греческую надпись, стершуюся и неразборчивую, гласившую: «До этого места дошли Геракл и Дионис», вблизи на скалах мы увидели два следа, один величиною с плефр, другой поменьше, и я решил, что Дионису принадлежит след, который поменьше, первый же - Гераклу. Почтив следы коленопреклонением, мы отправились дальше. Не успели мы немного отойти, как были поражены, увидев реку, текущую вином, очень напоминающим собою хиосское. Русло реки было широко и глубоко, так что местами она, наверное, была судоходна. При виде столь явного доказательства путешествия Диониса мы еще сильнее уверовали истинность надписи на столбе. Я решил обследовать исток реки, и мы отправились вверх по течению, но не нашли никакого источника, а вместо него увидели множество больших виноградных лоз, увешанных гроздьями. У корня каждой лозы просачивалась прозрачная капля вина, и от слияния этих капель образовался поток. В нем виднелось много рыб, цветом и вкусом своим напоминавших вино. Мы изловили несколько штук, проглотили их и сразу опьянели; разрезав их мы действительно нашли, что они были наполнены винным осадком. Впоследствии нам пришла мысль есть этих рыб вместе с пойманными в воде, и таким образом мы умерили силу поглощаемого вина.

8. Перейдя реку в мелком месте, мы натолкнулись на удивительный род виноградных лоз: начиная от земли, ствол был свеж и толст, выше же он превращался в женщин, которые приблизительно от бедер были вполне развиты,- вроде того, как у нас рисуют Дафну, превращающуюся в дерево в то мгновение, когда Аполлон собирается ее схватить. Из концов пальцев у них вырастали ветки, сплошь увешанные гроздьями. Головы женщин были украшены вместо волос виноградными усиками, листьями и гроздьями. Когда мы подошли к ним, они встретили нас приветствиями и протянули нам руки; одни из них говорили на лидийском, другие на индийском, большинство же на греческом языке. Они целовали нас в уста. Кого они целовали, тот сразу пьянел и становился безумным. Плодов, однако, они не позволяли нам срывать, а если кто-нибудь рвал грозди, то они кричали, как от боли. Им страстно хотелось соединиться с нами любовью. Двое из наших товарищей исполнили их желание, но не могли потом освободиться, точно привязанные. Они действительно срослись с женщинами и пустили корни, а потом стали вырастать ветки из их пальцев,- они обвились лозами; не хватало только того, чтобы и они стали производить плоды.

9. Покинув их, мы устремились к нашему судну и, придя к оставшимся на нем товарищам, рассказали им обо всех наших находках и о соитии наших товарищей с виноградными лозами. Взяв несколько кувшинов, мы наполнили их водой и вином из реки. Ночь мы провели на берегу невдалеке от потока, а ранним утром, сопутствуемые не особенно сильным ветром, пустились в дальнейший путь.

Около полудня, когда мы потеряли уже из виду остров, вдруг налетел вихрь и, закружив наш корабль, поднял его вверх на высоту около трех тысяч стадиев и не бросил обратно в море, а оставил высоко в воздухе. Ветер ударил в паруса и, раздувая их, погнал нас дальше.

10. Семь дней и столько же ночей мы плыли по воздуху, на восьмой же увидели в воздухе какую-то огромную землю, которая была похожа на сияющий шарообразный остров и испускала сильный свет. Подплыв к ней, мы пристали и высадились. Обозревая эту страну, мы убедились, что она обитаема и что почва обработана. Днем мы не могли хорошенько осмотреть всего, но, когда наступила ночь, вблизи показались многие другие острова, некоторые побольше, другие поменьше, и все огненного вида. Внизу же мы увидели какую-то другую землю, а на ней города и реки, моря, леса и горы. И мы догадались, что внизу под нами находилась та земля, на которой мы живем.

11. Мы решили отправиться дальше и вскоре встретили конекоршунов, как они здесь называются, и были ими захвачены. Эти конекоршуны не что иное, как мужчины, едущие верхом на коршунах и правящие ими, как конями. Коршуны эти огромных размеров, и почти у всех три головы. Чтобы дать понятие об их величине, достаточно сказать, что каждое из их маховых перьев длиннее и толще мачты большого грузового корабля. Конекоршуны были обязаны облетать страну и, завидев чужестранцев, отводить их к царю. Нас они, схватив, тоже повели к нему. Когда он увидел нас, то, судя, должно быть, по нашей одежде, спросил: «Вы эллины, о чужестранцы?» Мы ответили ему утвердительно. «Каким образом,- продолжал он,- проложили вы себе дорогу через воздух и явились сюда?» Мы ему рассказали обо всем, после чего и он, в свою очередь, стал нам рассказывать про себя, про то, что и он человек, по имени Эндимион, который был унесен с нашей земли спящим, и что, явившись сюда, он стал править этой страной. «А страна эта,- сказал он, - не что иное, как светящая вам, живущим внизу, луна». Эндимион велел нам ободриться, так как нам не грозила никакая опасность, и обещал снабдить нас всем необходимым.

12. «Если мне посчастливится в войне,- продолжал он,- которую я собираюсь начать против жителей Солнца, то вы заживете у меня самой блаженной жизнью». На наш вопрос о том, кто враги его и что является причиной раздоров, он рассказал следующее: «Фаэтон, царь Солнца (которое обитаемо так же, как и Луна), уже долгое время враждует с нами. Началось все это вот по какой причине: я как-то задумал, собрав самых бедных из моих подданных, переселить их на Утреннюю Звезду, которая представляет собою необитаемую пустыню. Враждебно настроенный к нам Фаэтон воспротивился этому замыслу и, стоя во главе муравьеконей, на полдороге преградил переселенцам путь. Ввиду того, что мы не были подготовлены к подобному нападению, мы понесли поражение и должны были отступить. Ныне же я собираюсь нагрянуть на него войной и вновь отправить переселенцев. Если вы желаете, то примкните к нашему войску, я предоставлю каждому из вас по одному из царских коршунов и все необходимое вооружение. В поход мы выступаем завтра».- «Если тебе это угодно,- ответил я,- пусть будет так».

13. Итак, мы остались у Эндимиона, поужинали, а на другой день поднялись с рассветом и выстроились в боевой порядок, так как наши лазутчики дали нам знать, что неприятель уже приближается. Войско наше, не считая обоза, осадных орудий, пехоты и союзных отрядов, состояло из ста тысяч человек; среди них было восемьдесят тысяч конекоршунов и двадцать тысяч человек, на капустнокрылах, которые представляют собою огромных птиц, вместо перьев сплошь обросших капустой, и с крыльями, очень напоминающими листья латука. Рядом с ними выстроились просометатели и чеснокоборцы. Кроме того, явились еще союзники с Большой Медведицы, в количестве тридцати тысяч блохострелков и пятидесяти тысяч ветробежцев. Из них блохострелки ехали верхом на огромных блохах, от которых и получили свое название. Блохи эти были величиною с двенадцать слонов. Ветробежцы же были пехотинцами и мчались по воздуху, хотя у них и не было крыльев. Этого они достигают следующим образом: свои длинные, спускающиеся до ног одежды они подпоясывают так, что ветер раздувает их парусом, и они мчатся тогда, точно челн. В битвах они большей частью выступают в качестве легковооруженных. Говорили также о том, что со звезд, находящихся над Каппадокией, прибудут семьдесят тысяч воробьиных желудей и пять тысяч журавлеконей. Но я их не видел; они не явились,- поэтому я и не решаюсь дать описание их вида, хотя о нем и рассказывали много чудесного и невероятного.

14. Таково было войско Эндимиона. Вооружение у всех было, впрочем, одинаковое. На головах были шлемы из бобов, а бобы у них громадной величины и крепости. Броня их представляла собою чешую, сшитую из кожуры волчьих бобов, которая здесь непробиваема, точно рог. Щиты и мечи напоминали собою греческие.

15. Когда наступило время, мы выстроились следующим образом. Правое крыло состояло из конекоршунов, предводителем которых был сам царь, окруженный отборными воинами,- среди них находились и мы. На левом крыле стояли капустнокрылы. Посредине находились союзные войска, выстроившиеся каждое по своему усмотрению. Главные силы пехоты, которой было около шестидесяти миллионов, расположились таким же образом. На Луне существует множество огромных пауков, из которых каждый больше любого из Кикладских островов. Им было приказано протянуть паутину через все воздушное пространство от Луны до Утренней Звезды. Приказание было тотчас же исполнено, и таким образом приготовлена равнина, где пехота и выстроилась в боевом порядке. Предводили ею Нетопырь, сын Властителя хорошей погоды, и еще двое других.

16. У врагов левое крыло составляли муравьекони, среди них находился Фаэтон. Муравьекони представляют собою всадников на огромных крылатых животных, отличающихся от наших муравьев только своими размерами. Самый большой из них был величиною в два плефра. В бою участвовали не только всадники, но и сами муравьи, которые сражались главным образом рогами. Число их определялось в пятьдесят тысяч, на правом крыле выстроились воздушные комары, числом также в пятьдесят тысяч. Это были стрелки верхом на огромных комарах. За ними стояли воздухоплясы, легковооруженные пехотинцы, тоже опытные воины. Своими пращами они метали издалека громадные репы, и пораженный ими тут же умирал, а рана его издавала какое-то зловоние. Говорят, что они смачивают свое оружие ядом мальвы. За ними выстроились стеблегрибы - десятитысячное тяжеловооруженное войско, сражавшееся врукопашную. Стеблегрибами они называются потому, что щитами им служат грибы, а копьями - стебли спарж. Вблизи их стояло пять тысяч собачьих желудей, которые были посланы на помощь Фаэтону жителями Сириуса. Это были мужчины с собачьими лицами, сражавшиеся на крылатых желудях. Говорили, что из союзников не явились еще пращники с Млечного пути и облакокентавры. Эти последние прибыли тогда, когда исход боя был уже решен; о, если бы они совсем не пришли! Пращники же вообще не явились, за что Фаэтон, разгневанный, как говорят, этим поступком, истребил впоследствии страну их огнем. Такова была сила, которую Фаэтон выслал против нас.

17. Когда войска встретились, был подан знак; с обеих сторон завыли ослы,- ими здесь пользуются как трубачами,- и битва началась. Левое крыло жителей Солнца сразу же бросилось бежать, не дождавшись даже приближения конекоршунов, а мы преследовали их, убивая всех на пути. Правое же крыло их стало одолевать наше левое, и воздушные комары, наступая на него, дошли до нашей пехоты, которая вступилась за оттесненных, так что неприятелю пришлось обратиться в бегство, особенно после того, как они заметили разгром левого фланга. Исход сражения стал теперь очевидным: многих мы забрали в плен живыми, многих убили. Кровь ручьями струилась на облака, так что они умылись ею и стали багряными, какими мы видим их на закате солнца. Кровь даже стала стекать на землю, и мне пришло в голову, что в древности здесь наверху произошло, должно быть, нечто подобное, на основании чего Гомер и говорит о кровавом дожде, который Зевс пролил на землю по поводу смерти Сарпедона.

18. Прекратив наконец преследование неприятеля, мы принялись воздвигать два победных трофея: один на паутине в честь нашего сражения, другой в облаках в честь воздушной битвы. Только что мы занялись этим, как разведчики дали нам знать о приближении облакокентавров, которые еще до сражения должны были явиться к Фаэтону. Вскоре мы увидели, как они надвигались на нас, и зрелище это было более чем удивительное; эти чудовища состоят из крылатых коней и людей, причем человеческая часть их будет величиною в верхнюю половину колосса Родосского, конская же приблизительно в огромное грузовое суддо. Число их я называть не буду,- оно было настолько велико, что мне все равно никто не поверил бы. Предводителем их был Стрелец из Зодиака. Как только кентавры узнали про поражение друзей, они послали сказать Фаэтону, чтобы он тотчас вернулся; сами же выстроились в боевой порядок и напали на ошеломленных жителей Луны, войско которых во время преследования врагов и сбора добычи пришло в замешательство. Им удалось поэтому обратить наших в бегство; самого царя они преследовали вплоть до города, перебили большинство его птиц, низвергли наши трофеи, разрушили сотканную пауками равнину, меня же и двух товарищей взяли в плен живыми. Тогда вновь появился сам Фаэтон, и люди его воздвигли новые трофеи, а нас в этот же день отправили на Солнце, связав нам руки на спине обрывками паутины.

19. Они решили не осаждать город, а вместо этого выстроили вокруг него в воздухе стену, чтобы ни один луч Солнца не мог проникнуть на Луну. Стена эта была двойная и воздвигнута из облаков. Теперь затмение Луны стало неизбежным, и вся она погрузилась в непрерывную ночь. Эндимион, удрученный всем этим, отправил послов к Фаэтону, которые должны были умолить его уничтожить воздвигнутое сооружение и не обрекать их жить во мраке. Сам же он обещал платить Фаэтону дань, сделаться его союзником и никогда не начинать войны. В подтверждение этого он обещал дать заложников. Фаэтон созвал тогда два Народных собрания, из которых первое ничего не могло постановить, так как возмущение было еще очень велико, второе же изменило уже свое мнение, и был заключен такой мирный договор:

20. «Жители Солнца со своими союзниками порешили заключить мир с обитателями Луны и их союзниками на следующих условиях: жители Солнца обязуются разрушить выстроенную ими стену, никогда больше не нападать на Луну и выдать пленников, каждого за отдельный выкуп. Обитатели же Луны, со своей стороны, обязуются не нарушать автономии других светил, не ходить войной на жителей Солнца, а являться им на помощь в случае нападения со стороны. Далее, царь обитателей Луны обязывается платить царю жителей Солнца ежегодную дань, состоящую из десяти тысяч кувшинов росы, и выставить от себя десять тысяч заложников. Что касается колонии да Утренней Звезде, то они должны основать ее сообща и другие желающие могут принять в этом участие. Договор этот должен быть записан на янтарном столбе и поставлен в воздухе на границе обоих государств. Со стороны жителей Солнца клятву принесли Огневик, Летник и Пламенник; со стороны обитателей Луны - Ночник, Лунник и Многосверкатель». ,

21. Таковы были условия мира. Стена была тотчас разрушена, а нас, пленников, освободили. Когда мы вернулись на Луну, товарищи наши и сам Эндимион встретили нас со слезами радости. Царь просил нас остаться у него, поселиться в новой колонии и обещал даже дать мне в жены своего собственного сына (женщин у них нет). Я не соглашался остаться, несмотря на все его слова и убеждения, просил его отправить нас опять вниз на море. Убедившись в том, что слова его не могут повлиять на нас, Эндимион угощал нас в продолжение семи дней, а затем отпустил.

22. Теперь я хочу рассказать обо всем новом и необычайном, что мы заметили на Луне во время нашего пребывания на ней. Во-первых, дети там рождаются не от женщин, а от мужчин. Браки здесь происходят между мужчинами, и слово «женщина» им совершенно незнакомо. До двадцати пяти лет лунный житель выходит замуж, после он женится сам. Детей своих они вынашивают не в животе, а в икрах. После зачатия одна из икр начинает толстеть; через некоторое время утолщение это взрезают, и из него вынимают детей мертвыми, но если положить их с открытым ртом на воздух, то они начинают дышать. Мне думается, греческое слово «икра» потому и образовалось, что у обитателей Луны в ней вызревает плод. Существует у них ряд людей по имени «древесники», которые рождаются следующим образом: у человека отрезают правое бедро и сажают в землю. Из него произрастает огромное мясистое дерево, подобное фаллу, покрытое ветвями и листвой. Плодами его являются желуди длиною в локоть. Когда эти желуди созревают, то их срывают, а из них вылупливаются люди. Половые органы у них - приставные, причем у некоторых они сделаны из слоновой кости, у бедняков же - из дерева, с их помощью между супругами и происходит сношение и оплодотворение.

23. Когда же человек стареет, то он не умирает, я растворяется, точно пар, становится воздухом. Пища у всех обитателей Луны одинаковая; разведя огонь, они жарят на угольях лягушек, которые в большом количестве летают у них по воздуху. Они усаживаются вокруг огня, точно за обеденный стол, глотают поднимающийся от лягушек пар и таким образом насыщаются. В этом заключается все их питание. Питьем служит воздух, выжимаемый в чаши, которые при этом наполняются водой, похожей на росу. Они не мочатся и не испражняются, и не в тех местах у них отверстия, где у нас. Мальчики подставляют для соития не зад, а коленную впадину над икрой. Красивыми на Луне считаются только лысые и вообще безволосые, других они презирают. На кометах же, напротив, длинноволосые называются прекрасными,-об этом нам рассказывали уроженцы этих светил. Но над коленом у них все-таки имеются волосы. На ногах у каждого только по одному пальцу, а ногтей вообще нет. Над задом у каждого из обитателей Луны находится большой кочан капусты, точно курдюк: он постоянно свеж и в случае падения с высоты не отламывается.

24. При сморкании из носа у них выделяется очень кислый мед. Когда обитатели Луны работают или занимаются гимнастикой, то покрываются молоком вместо пота; в это молоко они прибавляют немного меду и получают таким образом сыр. Из луковиц они приготавливают жирное масло, которое очень пахуче и напоминает благовонную мазь. Почва там производит много водянистого винограда; ягоды гроздьев похожи на крупинки града, и мне думается, что если набежавший ветер раскачивает виноградные деревья, то плоды, оторвавшись от лоз, в виде града падают на нашу землю. Живот служит лунным жителям вместо кармана, в котором они прячут все нужное. Он у них открывается и закрывается; печени в нем нет, но зато он внутри оброс густыми волосами, так что их младенцы в холодные дни прячутся в него.

25. Богачи на Луне носят одежды из мягкого стекла, у бедняков же платье выткано из меди, которою изобилует их почва; смачивая медь водою, они выделывают ее, точно шерсть. Что же касается глаз их, то я не решаюсь говорить об их совсем невероятном свойстве, чтобы не прослыть лжецом. Но, так и быть, расскажу уж и об этом. Глаза у них вставные, так что при желании их можно вынуть и спрятать, а в случае надобности опять вставить и смотреть. Многие, потеряв свои, пользуются глазами, взятыми в долг у других. У богатых людей они имеются в запасе в очень большом количестве. Уши у них сделаны из листьев платана, а у тех людей, которые произошли из желудей, они деревянные.

26. В чертогах царя я видел еще одно чудо: не особенно глубокий колодец, прикрытый большим зеркалом. Если спуститься в этот колодец, то можно услышать все то, что говорится на нашей Земле. Если же заглянуть в это зеркало, то увидишь все города и народы, точно они находятся перед тобою. Заглянув в него, я действительно увидел моих близких и всю родину; видели ли они меня, об этом я не берусь сказать что-нибудь определенное. Кто не захочет поверить, пусть сам туда отправится.

27. Простившись с царем и его придворными, мы взошли на корабль и пустились в путь. Эндимион почтил меня еще дарами: двумя стеклянными хитонами, пятью медными и бронею из волчьих бобов. Всё это я оставил впоследствии в ките. Он отправил с нами вместе тысячу конекоршунов, которые должны были сопровождать нас пятьсот стадиев.

28. Проехав во время нашего плавания еще мимо многих стран, мы высадились на Утренней Звезде, которая с недавних пор заселена колонистами. Отправляясь в дальнейший путь, мы пополнили запас воды. Затем мы въехали в Зодиак и оставили Солнце слева за собою, проплыв очень близко от него. Мы не высаживались на нем, хотя товарищи мои сильно желали этого; высадка была невозможна ввиду того, что ветер дул нам навстречу. Мы, однако, успели заметить, что страна Солнца - цветущая, плодородная, хорошо орошаемая и полная всяких благ. Вдруг нас заметили облакокентавры, наемники Фаэтона, и набросились на наше судно, но, узнав, что мы союзники, удалились.

29. Теперь с нами расстались и конекоршуны. Все время держа путь вниз, мы проплыли всю следующую ночь и день, а под вечер приехали в город, называемый Лампоград. Город этот находится в воздухе между Гиадами и Плеядами, но значительно ниже Зодиака. Высадившись, мы не встретили ни одного человека, но видели множество светильников, снующих по всем направлениям и чем-то занятых на рынке и в гавани. Одни из них были невелики и казались бедняками другие - весьма немногочисленные - принадлежали к большим и знатным: их можно было отличить по яркости и блеску. У каждого из них был свой собственный дом и подсвечник. Подобно человеку, каждый светильник назывался своим именем и был одарен голосом. Хотя они нас ничем не обижали, а, напротив, приглашали к себе в гости, мы все-таки боялись их, и никто из нас не решался ни пообедать, ни переночевать у них. Городское управление находится посреди города, и там всю ночь напролет восседает городской старшина и вызывает каждого из них по имени. Того, кто не явился на зов, как беглеца присуждают к смертной казни, которая состоит в том, что светильник гасят. Мы стояли тут же, глядели на все происходящее и слышали, как светильники оправдывались и излагали причины своего опоздания. При этом я узнал и наш домашний светильник; заговорив с ним, я стал расспрашивать его про домашние дела, и он поведал мне все, что знал. Пробыв всю ночь в Лампограде, мы на следующее утро собрались в путь и поплыли мимо облаков. Мы были очень удивлены, когда увидели здесь город Тучекукуевск, но, к сожалению, не могли причалить к нему, так как этому мешал ветер. Говорят, что там теперь царствует Ворон, сын Черного Дрозда. При этом я вспомнил поэта Аристофана, мудрого и правдивого мужа, рассказам которого напрасно не верят. На третий день мы совсем отчетливо увидели океан, но наша Земля все еще не была заметна, и только в воздухе виднелись огненные и сверкающие земли. В полдень четвертого дня, когда ветер стал более мягким и понемногу улегся, мы опустились на море.

30. Что за радость, что за восторг охватили нас, когда мы прикоснулись опять к воде. Из оставшихся у нас запасов мы устроили хорошее угощение, а после стали купаться, так как наступило полное затишье и море стало совсем гладким.

Но оказывается, что переворот к лучшему зачастую бывает началом больших бедствий. Два дня мы плыли благополучно, на третий же, с восходом солнца, вдруг увидели множество чудовищ и китов, среди вторых один отличался своей величиной: длина его равнялась приблизительно полутора тысячам стадиев он быстро надвигался на нас, разинув свою пасть, волнуя все море и взметая брызги пены. Оскаленные зубы его были гораздо больше наших фаллов, остры, как копья, и белизною своею напоминали слоновую кость. Мы простились друг с другом навеки и, обнявшись, ожидали конца: кит приблизился и проглотил нас вместе с судном. Он, однако, не успел размозжить нас своими зубами, и корабль проскользнул через просвет между ними внутрь.

31. Очутившись внутри, мы сначала ничего не могли рассмотреть, так как там господствовал полный мрак; но, когда кит опять разинул пасть, мы увидели, что находимся в темной пещере, такой необычайной ширины и высоты, что в ней мог бы уместиться город с десятью тысячами жителей. Всюду были разбросаны большие и маленькие рыбы, изуродованные животные, паруса и якоря кораблей, человеческие кости и корабельный груз. Посреди пещеры я увидел землю, покрытую холмами, образовавшуюся, по моему мнению, из того ила, который был проглочен китом. Земля эта вся поросла лесом, всевозможными деревьями и овощами и вообще производила впечатление обработанной почвы; в окружности она имела двести сорок стадиев. Морские птицы, чайки и зимородки, вили себе гнезда на деревьях.

32. Сначала мы долго плакали, но потом я ободрил моих товарищей; мы привязали наш корабль, высекли огонь, разложили костер и приготовили себе обед из рыбы, валявшейся всюду в изобилии. Вода у нас оставалась еще из запаса, взятого на Утренней Звезде. Проснувшись назавтра, мы видели урывками - когда кит разевал свою пасть - горы, небо, довольно часто острова и на основании всего этого заключили, что кит очень быстро передвигается по всему морскому пространству. Когда мы уже стали привыкать к месту нашего пребывания, я взял с собою семерых спутников и отправился с ними в лес, чтобы осмотреться. Не успели мы пройти и пяти стадиев, как натолкнулись на храм, судя по надписи, посвященный Посейдону. Неподалеку от него находился целый ряд могил с надгробными плитами, и вблизи протекал источник прозрачной воды. Послышался лай собак, впереди показался дым, и мы на основании всего этого заключили, что скоро дойдем до какого-нибудь жилья.

33. Мы быстро пошли дальше и вскоре увидели старика и юношу, усердно работавших в огороде и проводивших в него воду из источника. Обрадованные, но вместе с тем испуганные, мы остановились. И они стояли безмолвные, испытывая, должно быть, то же самое, что и мы. Через некоторое время старец произнес: «Кто вы такие, чужестранцы? Божества ли вы морские или люди, товарищи нам по несчастью? И мы были людьми и жили на земле, теперь же стали жителями моря и плаваем вместе с этим чудовищем, в котором заключены. Мы не имеем точного представления о своем состоянии; с одной стороны, кажется, будто мы умерли, но с другой - нас не покидает уверенность, что мы еще живем». На это я ему ответил: «И мы, отец, люди, пришельцы; мы были проглочены вместе с нашим кораблем. Сюда же явились из желания посмотреть, что это за лес; он показался нам большим и очень густым. По-видимому, добрый дух привел нас к тебе; теперь мы видим и знаем, что не мы одни заключены в этом чудовище. Поведай же нам свою участь, кто ты таков и каким образом попал сюда». На это старик нам ответил, что не станет ни рассказывать, ни расспрашивать, не угостив нас сначала тем, что найдется у него. Затем он повел нас в свой дом, который оказался довольно удобным. В нем были устроены ложа из листьев и припасено все нужное. Старик угостил нас овощами, плодами и рыбой, налил нам вина и, когда мы в достаточной мере насытились, попросил рассказать о наших приключениях. Я стал ему рассказывать все по порядку, и про бурю, и про остров, и про плавание по воздуху, и про войну - короче говоря, про все случившееся с нами до того, как нас проглотил кит.

34. Весьма удивленный моей повестью, он, в свою очередь, стал рассказывать о своей судьбе: «Родом я, гости мои, с Кипра; по торговым делам я отправился из родных мест в Италию вместе с сыном, которого вы видите здесь, и многочисленными спутниками. Я вез разнообразные товары на моем большом судне, обломки которого вы, наверное, видели в пасти кита. До Сицилии мы плыли благополучно, но потом поднялся ужасный ветер. На третий день нас вынесло в океан, где мы и повстречались с этим китом и были проглочены вместе с нашим кораблем. Только мы вдвоем спаслись, все остальные погибли. Мы похоронили товарищей наших, выстроили храм Посейдону и проводим здесь жизнь, разводя овощи и питаясь плодами и рыбой. Огромный лес, который вы видите вокруг, полон виноградных лоз, которые дают нам очень сладкое вино. Вы видели, должно быть, также источник, снабжающий нас прекрасной и прохладной водой. Ложе мы себе приготовляем из листьев; разводим, когда надо огонь и охотимся за птицами, расставляя силки. Иногда мы отправляемся к жабрам чудовища, где ловим живую рыбу; там же мы и купаемся, когда нам захочется. Неподалеку от нас находится соленое озеро, имеющее двадцать стадиев в окружности, и в нем водится всевозможная рыба; мы плаваем и катаемся на маленькой лодке, которую я соорудил. Таким-то образом мы прожили с того дня, как были проглочены, двадцать семь лет.

35. Мы могли бы и впредь жить так, если бы нам не мешали очень неприятные и злостные соседи - дикий и неуживчивый народ».- «Как,- воскликнул я,- в ките живут еще и другие люди?» - «Очень многочисленные,- ответил он,- все они необычайного вида и очень необщительны. В западной, хвостовой части леса, живут солители рыбы, с глазами угря и лицом жука, воинственный, отважный и плотоядный народ. На другой стороне, ближе к правому краю, живут тритономечи, которые верхней частью своего тела напоминают человека, нижней же - меч-рыбу. Им более знакома справедливость, чем всем остальным живущим здесь народам. По левую сторону обитают ракорукие и тунцеголовые, живущие в союзе и дружбе между собой. Середину же занимают крабники и камбалоногие, воинственное и быстро передвигающееся племя. Земля, лежащая к востоку, около пасти кита, по большей части необитаема, так как ее омывает море. Несмотря на это, я живу на ней, платя камбалоногим ежегодную дань, состоящую из пятисот устриц.

36. Такова эта страна. Вы теперь должны понять, каково нам приходится, живя с этими народами и поддерживая свое существование».- «А сколько их будет всего?» - спросил я. «Больше тысячи»,- ответил он. «А какое у них оружие?» - «Никакого,- получил я ответ,- кроме рыбьих костей».- «Итак,-сказал я,-лучше всего будет, если мы начнем войну с ними, ввиду того что они безоружны, а мы в полном вооружении. Если мы их осилим, то безбоязненно проживем остаток жизни».

Порешив таким образом, мы вернулись на наш корабль и приступили к приготовлениям. Поводом к войне должен был послужить отказ старика от уплаты дани, срок которой уже приближался. Явились послы и потребовали дани, но старик отказался и с надменным видом прогнал их. Тогда рассвирепевшие камбалоногие, а за ними и крабники с громким криком напали на Скинтара -так звали старика.

37. Мы уже приготовились к нападению, ожидая их в полном вооружении. Двадцать пять человек я послал в засаду, приказав им напасть на вражеский отряд, как только он минет их; так они и сделали. Напав на врагов с тыла, наши принялись бить их, а я с отрядом также в двадцать пять человек,- ибо Скинтар и его сын тоже принимали участие в сражении,- двинулся им навстречу; мы вступили в борьбу, подвергая опасности душу и тело. Наконец мы обратили их в бегство и преследовали до самых пещер. У врагов было сто семьдесят убитых, у нас же только один - наш кормчий, пронзенный хребтовой костью барабульки.

38. День этот и ночь мы провели на поле битвы и водрузили трофей - высушенный позвоночный столб дельфина. На следующее утро явились другие племена, услышавшие о поражении: правое их крыло занимали солители рыбы под предводительством Тунца, левое - тунцеголовые, середину же - ракорукие. Что касается тритономечей, то они, соблюдая мирные отношения, предпочли не примкнуть ни к той, ни к другой стороне. Мы встретили врагов у храма Посейдона и со страшным криком начали сражение; наш вопль отдавался внутри кита, точно в пещере. Ввиду того что противники были безоружны, мы обратили их в бегство и преследовали до самого леса. Таким образом мы овладели всей страной.

39. Вскоре они прислали послов, которые должны были похоронить мертвых и войти с нами в мирные переговоры. Мы же решили не заключать мира, а, отправившись на следующий день опять в поход, уничтожили их всех окончательно, за исключением только тритономечей, которые при виде всего происходящего бросились бежать и с жабр кита попрыгали все в море. Вслед за этим мы обошли всю страну, нашли ее очищенной от неприятеля и стали с этих пор спокойно занимаясь гимнастическими упражнениями и охотой, разводя виноград и собирая плоды с деревьев,- словом, ведя приятный и независимый образ жизни в этой огромной темнице, из которой нам не было исхода. Таким образом прожили мы год и восемь месяцев.

40. В пятый день девятого месяца, в пору второго разевания пасти,- а кит производил это ежечасно, так что по нему мы определяли время,- итак, в пору второго разевания пасти вдруг послышались грозный крик и шум, будто приказание гребцам и плеск весел! Обеспокоенные этим шумом, мы вылезли в самую пасть чудовища и, стоя позади зубов, увидели самое удивительное зрелище, какое я когда-либо наблюдал. На огромных островах, точно на триерах, плыли громадные люди, полстадия ростом. Я знаю, что рассказ мой покажется невероятным, тем не менее я продолжу его. Острова эти были длинные, но не особенно высокие, и имели около ста стадиев в окружности. Плыло на каждом из них примерно сто двадцать таких людей, некоторые из них сидели в два ряда по обеим сторонам острова и гребли, точно веслами, огромными кипарисами, покрытыми ветвями и зеленью. Позади, так сказать, на корме, стоял на высоком холме кормчий, держа медный руль длиною в пять стадиев. На носу стояло человек сорок в полном вооружении и вело бой. Во всем они походили на людей, только вместо волос их голову окружал пылающий огонь, так что они не нуждались в шлемах. Парусом служил лес, который в изобилии рос на каждом острове; ветер ударял в него, раздувал и мчал судно в ту сторону, в которую его направлял кормчий. Здесь же находился начальник гребцов, и острова подвигались вперед очень быстро, точно огромные корабли.

41. Сначала мы заметили только два или три таких острова, но затем их показалось около шестисот. Выстроившись в боевом порядке, они вели морское сражение. Многие из них сталкивались носами и от сильного сотрясения шли ко дну; другие же, сцепившись, вступали в отчаянный бой, и не легко было им разойтись. Воины, выстроившиеся на носу, обнаруживали необычайную храбрость, взбираясь на чужие суда и уничтожая все на своем пути. Никого в плен не брали. Вместо железных крючьев они бросали друг в друга огромных полипов на привязи; те своими щупальцами оплетали весь лес и удерживали таким образом остров. Кроме того, они метали устриц, из которых каждая заняла бы целую повозку, и губки с плефр величиною и наносили ими рану врагу. Предводительствовали ими Ветряной Кентавр и Морской Пьяница и битва шла, как кажется, из-за добычи. Можно было слышать, как они перекликались, называя имена царей; речь шла о том, что Морской Пьяница увел у Ветряного Кентавра большие стада дельфинов. Наконец победило войско Ветряного Кентавра, которое потопило сто пятьдесят вражеских островов; три других они захватили вместе с находившимися на них людьми, остальные же, повернув вспять, пустились в бегство. Победители преследовали их некоторое время, а с наступлением вечера вернулись к поврежденным кораблям, захватили многие из вражеских судов и подобрали свои. Ведь и у них было потоплено не менее восьмидесяти островов. Они воздвигли также трофей в честь островного сражения, прибив один из неприятельских островов к голове кита. Ночь эту они провели около чудовища, прикрепив к нему причалы и бросив поблизости якоря. Они пользуются якорями большими, стеклянными, прочными. На следующий день они совершили на ките жертвоприношение, погребли на нем своих и, очень довольные, уплыли, распевая пеаны. Это все, что я хотел рассказать про островное сражение.

1. С этого времени пребывание внутри кита стало мне казаться невыносимым; все здесь мне до того надоело, что я стал придумывать какое-нибудь средство, с помощью которого мы могли бы освободиться. Сначала мы решили бежать, прокопав правый бок кита, и тотчас же принялись за дело. Углубившись на пять стадиев и ничего не достигнув этим, мы прекратили работу и порешили зажечь лес. От пожара внутри кит должен был умереть, и освобождение тогда не представило бы никакого затруднения. Мы приступили к делу и зажгли лес, начиная с хвоста. Прошло семь дней и столько же ночей, а кит как будто не замечал пожара, но на восьмой и на девятый день он, видимо, заболел, так как стал медленно разевать свою пасть, а когда открывал ее, то очень скоро захлопывал снова. На десятый и одиннадцатый день можно было заметить, что конец его приближается, так как он стал уже распространять дурной запах. На двенадцатый день мы, к счастью, догадались, что если мы не воткнем при разевании пасти подпорок, то нам угрожает опасность остаться заключенными в мертвом теле кита и таким образом погибнуть. Итак, мы сунули ему в пасть огромные бревна, оснастили наше судно и запаслись водой и всем необходимым в возможно большем количестве. Скинтар согласился быть нашим кормчим. Уже на следующее утро кит умер.

2. Мы втащили тогда наш корабль наверх, провели его через отверстие между зубами и, привязав к одному из зубов кита, медленно спустили на воду. Затем мы взобрались на спину кита, принесли жертву Посейдону и провели три дня около трофея, так как было затишье,- на четвертый же пустились в путь. Мы наткнулись на многочисленные трупы погибших во время морского сражения, подплыли к ним и, измерив их величину, немало ей подивились. Несколько дней мы плыли, сопутствуемые самым благоприятным ветром, но потом вдруг подул ветер с севера, и настал мороз; все море замерзло, и не только на поверхности, но и в глубину на четыреста саженей, так что, сойдя с корабля, можно было бегать по льду. Так как ветер все еще продолжался и становился совсем невыносимым, мы решили,-эта мысль была высказана Скинтаром,- выкопать во льду огромную пещеру. Мысль эта была приведена нами в исполнение, и мы провели в пещере тридцать дней, разводя огонь и питаясь рыбой, которую мы нашли, копая яму. Когда же у нас все запасы вышли, мы поднялись наверх, вытащили наш примерзший корабль, распустили паруса, и наше судно стало ровно и спокойно скользить по ледяной поверхности, точно по воде. На пятый день наступила теплая погода, лед растаял, и повсюду опять появилась вода.

3. Проплыв около трехсот стадиев, мы приблизились к маленькому и пустынному острову, где запаслись водою, так как ее у нас уже не было, убили стрелами двух диких быков и поплыли дальше. У быков этих рога находились не на голове, а под глазами, как этого желал Мом. Вскоре мы въехали в море, которое состояло не из воды, а из молока, и в нем мы увидели белый остров, поросший виноградом. Остров этот был громным куском сыра, очень плотного, как мы узнали последствии, отведав его; в окружности он имел двадцать пять стадиев. Виноградные лозы были усеяны гроздьями, из которых мы выжимали не вино, а молоко. Посреди острова был построен храм, посвященный нереиде Галатее, как об этом гласила надпись. Покуда мы оставались на этом острове, пищу нам давала земля, питье же - молоко из гроздьев. Мы узнали, что на этом острове царит Тиро, дочь Салмонея, которой этот почет оказал Посейдон после ее ухода из жизни.

4. На этом острове мы пробыли пять дней, на шестой же пустились в дальнейшее плавание, так как ветер был попутный, а море совсем гладкое. На восьмой день, плывя уже не по молоку, а по соленой и синей воде, мы увидели множество людей, бегавших по морю. Телом и величиною они совсем походили на нас, только ноги у них были особенные, из пробки, отчего они, по-моему, и получили название пробконогих. Мы были удивлены, когда увидели, что они не тонут, но держатся на волнах и шагают по ним безбоязненно. Они приблизились к нам, приветствовали нас на греческом языке и сказали, что спешат на Пробку, свою родину. Некоторое время они бежали рядом с нами, провожая нас, но потом свернули в сторону, пожелав счастливого плавания.

Вскоре мы увидели ряд островов; из них первый слева и был Пробка, куда они спешили. Самый город их расположен на огромной и круглой пробке. Вдали же и значительно правее виднелись пять огромных и высоких островов, на которых горели многочисленные огни.

5. Остров, лежавший как раз впереди, был широк и низок и находился от нас на расстоянии не менее пятисот стадиев. Когда мы приблизились к нему, на нас подул удивительный ветер, сладкий и благоухающий, какой, по словам историка Геродота, веет в счастливой Аравии. Он был настолько сладок, что казался нам насыщенным запахом роз, нарциссов, гиацинтов, лилий и фиалок, а кроме того, мирта, лавра и цветущего винограда. Мы вдыхали это благоухание и, исполненные надеждой на то, что здесь нас ждет награда за великие наши труды, постепенно приблизились к острову. По разным сторонам его мы увидели большие и спокойные бухты. Прозрачные реки бесшумно вливались в море. Всюду виднелись луга и леса, птицы распевали на берегу и в ветвях. Нежный и благоуханный воздух был разлит по всей стране. Ласковые ветерки тихо раскачивали лес, а с колеблющихся веток струилась чудная и беспрерывная песнь, точно звуки флейт в пустынном месте. Слышался смешанный сливающийся из многих голосов гул, не беспокойный, но такой, как бывает во время пира, когда одни играют на флейте, другие восхищаются, третьи одобряют рукоплесканиями игру на флейте или лире.

6. Очарованные всем этим, мы причалили к берегу, привязали нащ корабль и, оставив в нем Скинтара и еще двух товарищей, отправились вперед. Идя по лугу, покрытому цветами, мы встретили и караульщиков и стражников; они схватили нас, связали венками из роз, которые считаются у них самыми крепкими узами, и повели к своему властителю. От них мы по дороге узнали, что остров этот называется Островом Блаженных и на нем владычествует критянин Радамант. Когда нас привели к нему, мы заняли в числе подсудимых четвертое место.

7. Первое дело касалось Аянта, Теламонова сына: разбирался вопрос, возможно ли принять его в число героев или нет. Обвинялся он в том, что лишился рассудка и кончил жизнь самоубийством. После многих речей Радамант постановил следующее: передать его теперь Гиппократу, врачу с Коса,- пусть пьет чемерицу, а впоследствии, когда к нему вернется разум, допустить его к пирам.

8. Вторая тяжба была на любовной почве: Менелай и Тесей спорили из-за Елены - о том, с кем из них она должна жить. Радамант присудил ее Менелаю ввиду тех трудов и опасностей, которые он перенес из-за этого брака. К тому же у Тесея были и другие женщины- известная амазонка и дочери Миноса.

9. Третье дело касалось Александра, сына Филиппа, и карфагенянина Ганнибала, споривших из-за первенства, которое в конце концов было присуждено Александру, и кресло его было поставлено рядом с местом Кира Старшего, перса.

10. Четвертыми приблизились мы. Радамант спросил нас, каким чудом еще при жизни явились мы в эту священную область. Мы рассказали ему все по порядку. Выслушав нас, Радамант велел нам отойти и, собрав своих советников, долго обсуждал, как ему поступить с нами. Среди многочисленных советников его находился и афинский судья Аристид. Он-то и предложил следующее решение: за любопытство наше и за странствия наказать нас после смерти, теперь же позволить нам пробыть известное время на острове в обществе героев, после чего мы обязаны будем удалиться. Определил он и срок нашего пребывания здесь: не более семи месяцев.

11. Венки из роз, связывавшие нас, спали тут сами собой, и мы отправились в город на пир блаженных. Весь город построен из золота, окружающие его стены- из изумруда, каждые из семи ворот сделаны были из цельного коричного дерева; почва же города и всей земли, лежащей в пределах стен, состоит из слоновой кости. Храмы богов воздвигнуты из берилла, а каждый жертвенник - это огромный аметист, на котором и сжигают гекатомбы. Вокруг города течет река из прекраснейшей мирры, шириною в сто царских локтей, глубиною в пятьдесят, так что в ней можно легко плавать. Бани у них - это огромные стеклянные дома, которые отапливаются коричным деревом; ванны в них наполнены вместо воды теплой росой.

12. Одеждой служит тончайшая пурпуровая паутина. У них нет тела, они совсем бесплотны и прозрачны и являют собою только вид и обличие человека. Несмотря на бесплотность свою они стоят, двигаются, мыслят и издают звуки и, в общем, напоминают собою обнаженную душу, которая бродит, набросив на себя подобие тела. Только прикоснувшись к ним, можно убедиться, что они бестелесны и не что иное, как вставшие прямо тени; вся разница только в том, что они не черны. Никто из них не старится, но пребывает в том возрасте, в котором явился сюда. У них нет ни ночи, ни сияющего дня, а страна их наполнена светом, какой бывает в предрассветные сумерки, за которыми здесь не следует восход солнца. Они знают одно только время года, так как у них вечно царит весна, и только один ветер дует у них - зефир.

13. Вся земля их пестрит цветами и покрыта тенистыми садовыми деревьями. Виноград приносит плоды двенадцать раз в год, то есть каждый месяц; гранаты , яблони и другие фруктовые деревья - даже тринадцать раз в год, так как в один из месяцев, названный по имени Миноса, они дважды дают урожай. Колосья похожи на грибы; вместо пшеничных зерен над ними вырастают готовые хлебы. Вблизи от города текут триста шестьдесят пять источников воды и столько же peк меду, пятьдесят речек поменьше текут миррой, семь рек молоком и восемь вином.

14. Пиры их происходят вне города, на так называемых Елисейских полях. Это прекраснейший луг, со всех сторон окруженный густым лесом; лес осеняет возлежащих на цветущем лугу. Им прислуживают ветерки, которые приносят все, чего бы они ни пожелали, только вина им не наливают, в чем нет надобности, так как около места пиршества находятся большие деревья из прозрачнейшего стекла, а на них вместо плодов растут кубки всевозможных форм и размеров; отправляясь на пир, они срывают один или два из этих кубков, ставят их перед собою, и они тотчас же наполняются вином. Так они утоляют жажду. На головах у них нет венков; вместо того соловьи и другие певчие птицы с ближайших лугов приносят в клювах цветы и осыпают, как снегом, пирующих, с песнями кружась над ними. Умащаются они следующим образом: густые облака насыщаются миррой из рек и источников и останавливаются над местом пира, где ветерки понемногу выжимают облака, и они проливаются тогда нежной росой.

15. Во время обеда они развлекаются музыкой и песнями; у них поются главным образом песни Гомера, который находится тут же и пирует с ними, возлежа рядом с Одиссеем. У них имеется хор юношей и девушек, а запевалами выступают Евном из Локриды, Арион с Лесбоса, Анакреонт и Стесихор, которого я тоже увидел среди блаженных, так как Елена уже помирилась с ним. После этого хора появляется второй, состоящий из лебедей, ласточек и соловьев. Когда же и эти птицы отпоют, то весь лес, колеблемый ветерками, оглашается звуками флейт.

16. Их веселью особенно способствуют два ключа, которые бьют около места пиршества: один из них - источник радости, другой - смеха. Отправляясь на пир, все пьют из обоих ключей, поэтому-то и царят у них радость и смех.

17. Теперь я хочу рассказать, кого из знаменитых людей я видел у них: там находятся все полубоги и герои, сражавшиеся под Илионом, за исключением локрийца Аянта, который один из всех, как говорят, несет наказание в стране нечестивых.

Из варваров там пребывают оба Кира, скиф Анахарсис, фракиец Замолксид и италиец Нума, а кроме них еще лакедемонянин Ликург, из афинян Фокион и Телл и все мудрецы, за исключением Периандра. Видел я там и Сократа, сына Софрониска; он болтал с Нестором и Паламедом, его окружали прекрасные отроки: Гиацинт-лакедемонянин, феспиец Нарцисс, Гил и многие другие. Мне показалось, что он влюблен в первого из них, по крайней мере многое говорило за это. Я слышал, что Радамант был недоволен Сократом и не раз грозил ему, что прогонит с острова, если он не перестанет болтать глупости и не откажется от своей иронии во время пиршества. Только Платона не было среди блаженных; говорили, что он живет в созданном им же городе, руководствуясь государственным устройством и законами, которые сам сочинил.

18. Первое место среди блаженных принадлежит Аристиппу и Эпикуру, людям милым и веселым и наилучшим сотрапезникам. И фригиец Эзоп находился среди них, разыгрывая роль скомороха. Что касается синопца Диогена, то он настолько изменил свой образ жизни, что женился на гетере Лаиде, нередко навеселе пускался в пляс и, упившись, вел себя непристойно. Из числа стоиков здесь никто не присутствовал: про них рассказывали, что они все еще поднимаются на крутой холм Добродетели. Про Хрисиппа мы слышали, что ему будет позволено явиться на остров не раньше, чем он подвергнется в четвертый раз лечению чемерицей. Что касается академиков, то они собирались прийти, но пока медлили и размышляли, так как все еще не могли решить вопроса, существует ли вообще подобный остров. Мне думается, впрочем, что они побаивались осуждения Радаманта за то, что подорвали значение суждений. Поговаривали также и о том, что многие последователи тех, кто уже явился сюда, из-за лености своей стали отставать и, не в силах догнать учителей, с полдороги вернулись обратно.

19. Вот те замечательные люди, которые находились на этом острове. Самым большим почетом у них пользовался Ахилл, а после него Тесей. Что же касается любовных наслаждений, то женщины и мужчины предаются им здесь совсем открыто, на виду у всех, и не находят в этом ничего предосудительного. Сократ только клялся в том, что его отношения к юношам носят непорочный характер, все же, однако, знали, что он клянется ложно. Гиацинт и Нарцисс по крайне мере иногда сознавались в этом, он же продолжал отрекаться. Женщины у них все общие, и никто не ревнует; в этом отношении они в полном смысле слова последователи Платона. Что же касается юношей, то они предоставляют себя каждому желающему без всякого сопротивления.

20. Не прошло еще двух или трех дней, как я направился к поэту Гомеру, и, так как нам обоим нечего было делать, я стал расспрашивать его и, между прочим, спросил, откуда он родом, говоря, что вопрос этот и ныне все еще подвергается у нас подробному исследованию. Ему ведомо, ответил он мне, что его называют уроженцем Хиоса, Смирны и колофонцем; на самом же деле он родом из Вавилона, граждане которого называли его не Гомером, а Тиграном, и что только впоследствии, находясь в качестве заложника в Элладе, он получил свое имя. Затем я спросил его относительно сомнительных стихов, им ли они написаны, и получил ответ, что все написано им. Из этого я мог заключить, что грамматики, идущие по стопам Зенодота и Аристарха, многое болтают по-пустому. Когда он мне все это подробно объяснил, я снова спросил его, почему он начал свое произведение именно со слова «гнев». Оказывается, что это произошло совершенно случайно и без всякой предвзятой мысли. Затем мне хотелось узнать, правда ли то, что он написал «Одиссею» до «Илиады», как это утверждают многие: на это Гомер ответил отрицательно. Я сразу же заметил, что он вовсе не слеп, как это рассказывается о нем, и это было настолько очевидно, что не надо было даже спрашивать. Время от времени, видя, что он ничем не занят,- а это бывало довольно часто,- я приближался к нему и принимался расспрашивать. Он очень охотно отвечал на все мои вопросы, особенно же после того, как выиграл тяжбу: дело в том, что на него пожаловался оскорбленный Терсит, над которым он издевался в своих произведениях. Гомера защищал Одиссей, и он выиграл дело.

21. Около этого времени явился и Пифагор с Самоса, душа которого, семь раз менявшая свой облик и в образе разных животных снова возвращавшаяся к жизни, наконец закончила свои странствования. Вся правая сторона его состояла из золота. Было решено принять его в число блаженных оставалось только некоторое сомнение относительно того, как называть его, Пифагором или Евфорбом. Вскоре появился и Эмпедокл, все тело которого было обварено и сожжено. Его, однако, не приняли, хотя он очень просил об этом.

22. По истечении некоторого времени на острове были устроены состязания, носящие здесь название Танатусии. Судьями при состязаниях были Ахилл в пятый и Тесей в седьмой раз. Было бы слишком долго рассказывать обо всем подробно,- я ограничусь поэтому самыми главными событиями. Победный венок за борьбу получил Катран, потомок Геракла, осиливший Одиссея. Кулачный бой, происшедший между египтянином Ареем, похороненным в Коринфе, и Энеем, окончился вничью. Что касается многоборья, то за него у них не присуждаются награды. Не могу сейчас припомнить, кто остался победителем в беге. Среди поэтов первое место бесспорно занимал Гомер, но тем не менее победил Гесиод. Наградой победителям служил венок, сплетенный из павлиньих перьев.

23. Только что успели закончиться игры, как пришла весть о том, что преступники, отбывающие свое наказание в стране нечестивых, порвали узы, осилили стражей и двинулись на Остров Блаженных под предводительством акрагантца Фаларида, египтянина Бусирида, фракийца Диомеда, Скирона и Питиокампта. Узнав об этом, Радамант отправил героев на берег, причем во главе их стали Тесей, Ахилл и Аянт, сын Теламона, к которому уже возвратился рассудок. Встретившись с врагами, они вступили с ними в битву, и герои одержали верх, благодаря главным образом заслугам Ахилла. Сократ, бившийся на правом крыле, отличился на этот раз, так как сражался куда лучше, чем при жизни под Делием. При виде наступавших врагов он не побежал и не изменился в лице. За храбрость ему потом присудили прекрасную загородную рощу, где он впоследствии, собрав своих друзей, вел беседы. Он назвал это место Академией Мертвых.

24. Побежденные враги были схвачены, связаны и отосланы обратно, где их ожидало еще большее наказание. Описал и это сражение Гомер и на прощание подарил мне свои сочинения с тем, чтобы я снес их людям; но я потом потерял их, как и многое другое. Поэма эта начиналась словами:

Затем они стали варить бобы (так у них принято отмечать благополучное окончание войны) и ими угощались во время большого празднества, устроенного в честь победы. Только Пифагор не принимал в нем участия: голодный, он сидел поодаль, так как питал отвращение к бобам.

25. Прошло уже шесть месяцев, и около середины седьмого случилось неожиданное происшествие. Кинир, сын Скинтара, рослый и красивый юноша, с некоторого времени полюбил Елену, и было небезызвестно, что и она страстно влюблена в него. Во время пиршества они, например, часто кивали друг другу, пили за здоровье друг друга и, встав из-за стола, вдвоем уходили бродить по лесу. Влекомый любовью и не видя другого исхода, Кинир наконец решил похитить Елену, на что и она согласилась, и бежать с нею на один из соседних островов: либо на Пробку, либо на Сырный. Заблаговременно они подговорили трех моих товарищей, самых отважных, помочь им в этом деле. Отцу своему Кинир ни слова не сказал, так как знал, что тот постарается удержать его от этого предприятия. Когда, по их мнению, настало удобное время, они решили привести в исполнение задуманное. С наступлением ночи - меня при этом не было, так как я заснул во время пира - они, никем не замеченные, захватили Елену и поспешно отплыли.

26. Около полуночи Менелай проснулся и, найдя ложе своей супруги пустым, поднял крик и вместе с братом своим отправился к царю Радаманту. Когда забрезжил день, дозорные сообщили, что видят судно, но уже на очень большом расстоянии. Тогда Радамант отправил вдогонку пятьдесят героев на корабле, сделанном из цельного асфодела. Они принялись грести с таким рвением, что около полудня нагнали беглецов, как раз в то время, когда те вплывали в молочный океан около Сырного острова. Они едва не скрылись совсем. Герои привязали их судно к своему цепями из роз и поплыли обратно. Елена плакала от стыда и прятала лицо в покрывало. Радамант прежде всего подверг Кинира и его товарищей допросу, выясняя, не было ли у них и других сообщников, и получил ответ, что никто больше об этом не знал. После этого он связал их за срамные части и, выстегав предварительно мальвой, отправил в страну нечестивых.

27. Было также вынесено решение изгнать нас острова, не дожидаясь установленного срока: нам позволено было задержаться только до вечера следующего дня. Услышав о том, что я должен уже покинуть эту прекрасную страну и пуститься в дальнейшие скитания, я стал горевать и плакать. Герои утешали меня тем, что я вскоре опять вернусь к ним, и показали мнe уже теперь мои будущие кресло и ложе, которые будут находиться вблизи от лучших. Потом я отправился к Радаманту и очень просил его предсказать мне будущее и дать советы относительно дальнейшего плавания. Он мне на это ответил, что я буду еще много странствовать и подвергаться разным опасностям, прежде чем вернусь на родину, но определить точно время моего возвращения он ни за что не хотел. Затем он указал мне на соседние острова (их было видно пять и шестой вдалеке) и сказал, что ближайшие - это острова нечестивых. «На них,- добавил он,- ты видишь множество горящих огней. Шестой остров - это Страна Сновидений. За ним находится остров Калипсо, которого отсюда не видно. Миновав все эти острова, ты доедешь до огромного материка, лежащего в противоположной стороне от того, на котором вы живете. Там ты перенесешь много страданий, будешь странствовать среди всевозможных народов и, проживя некоторое время среди диких людей, попадешь наконец на другой материк». Вот что он сказал.

28. Затем он вырвал из земли корень мальвы, подал его мне и наказал в минуту величайшей опасности обратиться к нему с мольбой. Он посоветовал мне еще, в том случае, если я когда-нибудь попаду в вышеупомянутую страну, никогда не мешать в очаге мечом, не есть волчьих бобов и не общаться с юношами старше восемнадцати лет. Соблюдая все это, я могу надеяться, что возвращусь когда-нибудь на Остров Блаженных.

После этого я приготовился к дальнейшему плаванию и в обычное время пировал с героями в последний раз. На следующее утро я отправился к поэту Гомеру и попросил его написать для меня эпиграмму из двух стихов. После того как он сочинил ее, я воздвиг стену из берилла, поставил ее лицом к гавани и начертал на ней эпиграмму. Она гласила:

29. Пробыв этот вечер еще на острове, я на следующее утро пустился в дальнейший путь. Все герои вышли на берег, чтобы проводить нас. Одиссей отвел меня в сторону и тайно от Пенелопы дал мне письмо которое я на острове Огигии должен был передать Калипсо. Радамант дал нам на дорогу кормчего Haвплия, на тот случай, если бы мы попали на соседние острова и нам угрожала опасность быть схваченными,- Навплий мог бы засвидетельствовать, что мы путешествуем по своим делам,

Как только мы отъехали настолько, что благовоние острова перестало к нам доноситься, нас охватил ужасный запах сжигаемых одновременно серы и смолы и еще более отвратительный и совсем невыносимый чад, точно от поджариваемых людей. Воздух наполнился мраком и чадом, и на нас закапала смоляная роса. Мы услышали также удары плетью и вопли множества людей.

30. Ко всем островам мы не стали приставать, а высадились только на одном из них. Весь этот остров был окружен отвесной стеной скал, камнями и голыми утесами, на которых не видно было ни деревца, ни ручья. Мы вскарабкались, однако, по отвесному берегу, прошли по тропинке, поросшей терновником и колючими кустарниками, и попали в еще более неприглядные места. Когда же мы добрались до тюрем и орудий пыток, то пришли в удивление от этих краев. Вместо цветов почва здесь производила мечи и острые колья. Кругом текли реки: одна - грязью, другая - кровью, а между ними третья, огромная река, переправа через которую была делом немыслимым, текла огнем, который переливался в ней, точно вода, и перекатывался волнами, словно море. В реке этой плавало очень много рыб; одни из них были похожи на головни, другие, поменьше, на горящие уголья и назывались «огоньками».

31. Через все эти места вел один только узкий проход, перед которым в качестве привратника стоял афинянин Тимон. Под предводительством Навплия мы решились пойти еще дальше и увидели многочисленных царей, несущих наказание, и простых смертных, среди которых находились и некоторые из наших знакомых, например Кинир, который был повешен за чресла и медленно тлел над очагом. Проводники наши рассказывали нам про жизнь каждого из несчастныx и про прегрешения, за которые они несли наказание. Самые ужасные из всех наказаний претерпевали те, которые при жизни лгали и писали неправду; среди этих преступников находились книдиец Ктесий, Геродот и многие другие. Глядя на них, я преисполнялся доброй надеждой на будущее, так как знал, что никогда не рассказывал лжи.

32. Вскоре мы вернулись на корабль, потому что не в состоянии были дольше вынести это зрелище, распрощались с Навплием и поплыли дальше. Через некоторое время вблизи показалась Страна Сновидений, но очень неясно и в полумраке. У этого острова было одно общее со снами свойство, а именно - он удалялся и убегал от нас все дальше и дальше, по мере того как мы к нему приближались. Наконец мы его все-таки достигли и вошли в гавань, называемую Сон, вблизи от ворот из слоновой кости, где находится храм Петуха. Мы высадились в вечерних сумерках и, войдя в город, увидели множество самых разнообразных снов. Но прежде всего я хочу рассказать о самом городе, который упоминается только у Гомера, да и то описан недостаточно точно.

33. Город этот со всех сторон окружен лесом, где вместо деревьев - высочайшие маки и мандрагоры и где обитает несметное количество летучих мышей-единственные крылатые этого острова. Вблизи от города протекает река, которую обитатели острова называют Ночным Бродом, а около ворот бьют два ключа, из которых один называется Непробудным, другой - Всенощным. Город окружен высокой и пестрой стеной, окраска которой очень напоминает цвета радуги. В этой стене находятся не двое ворот, как сообщает Гомер, а целых четверо. Двое из них выходят на равнину Глупости, причем одни из них сделаны из железа, другие - из кирпичей; говорят, что из этих ворот выходят все страшные, кровавые и мучительные сны. Двое других ворот обращены к гавани к морю; одни сделаны из рога, другие, через которые прошли мы,- из слоновой кости. Как войдешь в город, сразу направо находится храм Ночи; из всех богов здесь больше всего чтят ее и Петуха, которому обитатели воздвигли храм около гавани. По левую руку находятся чертоги Сна, который правит этим городом с помощью двух сатрапов и наместников: Страшителя, сына Напраснорожденного, и Богатослава, сына Фантасиона. Посреди площади находится источник по имени Сонник, а поблизости от него - два храма, посвященных Истине и Обману. Тут же находится и главное святилище их и прорицалище, во главе которого стоит вещатель и толкователь снов - Антифон; этой почести удостоил его Сон.

34. Что касается самих снов, то все они различаются своим видом и свойством: некоторые из них большого роста и прекрасны собой, другие же малы и невзрачны; одни кажутся совсем золотыми, а другие - обыденны и ничего не стоят. Есть среди них и крылатые сны, и совсем сказочные, и такие, которые, как бы приготовившись к празднеству, нарядились царями, богами и тому подобное. Многие из них были нам знакомы, так как некогда мы уже сами видели их. Сны подошли к нам и приветствовали как старых знакомых, затем повели к себе и, усыпив, оказали нам блестящий прием: приготовили великолепное угощение и посулили сделать нас царями и сатрапами. Некоторые сны отводили нас на родину, показывали наших домашних и в тот же день приводили обратно.

35. Тридцать дней и столько же ночей пробыли мы у них, проводя время в сонных пиршествах, пока нас внезапно не разбудил оглушительный удар грома; мы тотчас же вскочили и, забрав съестных припасов, отправились в дальнейшее плавание. Через три дня мы приблизились к острову Огигии и высадились на нем. Тут я первоначально вскрыл письмо и познакомился с его содержанием. Оно гласило: «Одиссей шлет Калипсо привет! Сообщаю тебе, что вскоре после того, как я отплыл от тебя на сооруженном мною плоту, я потерпел крушение и только с помощью Левкотеи едва выбрался на землю феаков, которые и отправили меня домой. Здесь я нашел множество женихов моей жены, которые пировали в моем доме. Я их всех убил, но впоследствии погиб от руки Телегона, моего сына от Кирки. Ныне я нахожусь на Острове Блаженных и очень раскаиваюсь в том, что покинул тебя и отказался от предложенного тобою бессмертия. Как только мне представится удобный случай - я убегу отсюда и явлюсь к тебе». Так гласило письмо, в конце которого была прибавлена просьба ласково принять нас.

36. Отойдя немного от моря, я нашел пещеру - совсем такую, как она описана у Гомера,- а в ней Калипсо за прядением шерсти. Взяв от меня письмо и прочитав его, она сначала долго плакала, а потом пригласила нас на роскошный обед, во время которого расспрашивала про Одиссея и про Пенелопу, какая она с виду и правда ли, что она отличается супружеской верностью, за которую ее когда-то так восхвалял Одиссей. На эти вопросы мы ей давали такие ответы, которые, по нашему мнению, могли быть ей приятными.

37. Затем мы вернулись на наш корабль и провели ночь недалеко от берега. На следующее утро, когда мы опять вышли в море, дул довольно сильный ветер. Вскоре поднялась буря, которая продолжалась целых два дня. На третий день мы столкнулись с тыквопиратами - дикими людьми с соседних островов, которые грабят проезжающих. Корабли их сделаны из огромных тыкв, длиною в шестьдесят локтей, которые они предварительно высушивают и выдалбливают, удаляя все содержимое; вместо мачт они употребляют тростники, а вместо парусов - листья тыквы. Они напали на нас на двух кораблях, и завязалась битва, в продолжение которой они, вместо камней, бросали тыквенные семена и ранили многих из наших. Мы сражались довольно долго с переменным успехом. Около полудня мы вдруг позади тыквопиратов увидели суда орехокорабельщиков. Как оказалось, они враждовали с тыквопиратами, которые, заметив их приближение, тотчас же оставили нас, набросились на них и вступили с ними в бой.

38. Увидев это, мы подняли паруса и пустились в бегство. Они же продолжали сражение, но было очевидно, что победа останется на стороне орехокорабельщиков, так как своею численностью они превосходили тыквопиратов,- у них было целых пять кораблей - а кроме того, они сражались на более прочных судах, корабли их представляли собой пустые половинки ореховой скорлупы, из которых каждая была длиною в пятнадцать саженей. Скрывшись от врагов, мы принялись лечить наших раненых и решили больше не снимать впредь оружия, чтобы быть готовыми в случае какого бы то ни было нападения. И не напрасно.

39. Не успело еще зайти солнце, как с одного пустынного острова на нас накинулось около двадцати человек верхом на дельфинах; и это были разбойники. Дельфины несли их на себе очень уверенно и иногда вздымались даже на дыбы и ржали, точно кони. Приблизившись к нам, они набросились на нас с двух сторон и стали метать в нас высушенных каракатиц и рачьи глаза. Мы, в свою очередь, закидали их стрелами и дротиками; враги не смогли устоять перед нами и, когда многие из них были ранены, бросились бежать обратно к острову.

40. Около полуночи, во время штиля, мы нечаянно натолкнулись на огромное гнездо зимородка, имевшее около шестидесяти стадиев в окружности. Самка зимородка как раз сидела на яйцах; она была не меньше своего гнезда. Взлетая, она едва не потопила наш корабль-такой ветер поднялся от ее крыльев; однако она улетела от нас, издавая жалобный крик. Когда рассвело, мы высадились, чтобы осмотреть гнездо, которое очень напоминало собой большой плот, так как было сооружено из огромных деревьев. В нем лежало пятьсот яиц, из которых каждое было гораздо больше хиосской бочки; внутри них уже пищали птенцы. С помощью топора мы раскололи одно из этих яиц, и из него вылупился не оперившийся еще птенчик, более сильный, чем двадцать коршунов.

41. Не успели мы отплыть и двухсот стадиев от гнезда, как с нами стали твориться невероятные чудеса: корма наша, имевшая форму гуся, вдруг покрылась перьями и стала гоготать; у кормчего Скинтара, бывшего до сих пор лысым, вдруг выросли волосы, и - что еще более удивительно - на мачте корабля появились почки, выросли ветви, а на верхушке показались даже плоды смоквы и ягоды черного винограда, но не совсем еще зрелые. При виде этих сверхъестественных явлений нас охватил ужас, и мы стали молиться богам.

42. Не успели мы проплыть пятисот стадиев, как увидели огромный густой лес, состоящий из сосен и кипарисов. Мы сначала решили, что это материк, но потом оказалось, что перед нами находится бездонное море, поросшее деревьями без корней, которые, несмотря на это, стояли неподвижно и прямо и казались плывущими нам навстречу. Приблизившись к этому лесу, мы осмотрели его со всех сторон и были приведены в полное недоумение, потому что не знали, как нам теперь поступить. Проплыть между деревьями не было никакой возможности, так как они поднимались сплошной стеной; возвращаться назад тоже было нелегко. Тогда я взобрался на самое высокое дерево и стал обозревать окрестности. Оказалось, что лес этот простирается на протяжении пятидесяти стадиев или даже немного больше и что сразу за ним находится другой океан. Мы порешили тогда втащить наше судно на верхушки деревьев, которые отличались своей густотой, и переправиться по ним до следующего моря, если только это будет возможно. Так мы и сделали: привязали к нашему кораблю толстый канат и втащили судно на деревья - что стоило нам больших усилий,-опустили его на ветви, распустили паруса и, подгоняемые попутным ветром, поплыли, точно по морю. При этом мне вспомнились слова поэта Антимаха:

43. В силу необходимости мы перебрались этим путем через лес, спустили потом тем же образом корабль на море и поплыли по чистой и прозрачной воде, пока нам не пришлось внезапно остановиться перед огромным ущельем - его образовали расступившиеся воды,- напоминавшим собою те расщелины, которые часто образуются в почве после землетрясений. Если бы мы не успели вовремя убрать паруса, то наше судно, наверное, провалилось бы в эту пропасть. Высунувшись за борт, мы заглянули в этот провал, глубиной по крайней мере в тысячу стадиев, и ужаснулись его необычайному виду, так как вода, разделившись, стояла совсем неподвижно. Затем мы стали озираться по сторонам и увидели справа невдалеке водяной мост, перекинутый от одной водной поверхности к другой; он вытекал из одного моря и втекал в другое. Принявшись усиленно грести, мы вскоре приблизились к этому мосту и с большим трудом переправились через пропасть, хотя сначала и не думали, что это будет возможно.

44. Там нас приняло очень спокойное море, и мы увидели перед собой небольшой обитаемый ocтров, легко доступный. На этом острове жили быкоглавые дикие люди, с рогами на голове, как у нас изображают Минотавра. Пристав к берегу, мы пошли искать воду и съестных припасов, которых у нас больше не было. Воду мы отыскали поблизости, но больше ничего уже найти не могли. Судя по громкому мычанию, раздававшемуся поблизости, мы решили, что здесь должно находиться стадо быков, и двинулись поэтому дальше, но вскоре натолкнулись на людей, которые тут же набросились на нас и захватили трех из наших товарищей, я же со всеми остальными бросился бежать к морю. Ввиду того что нам совсем не хотелось оставлять у них безнаказанно наших друзей, мы все вооружились и напали в свою очередь на быкоглавов, которые только что собрались поделить между собою мясо убитых наших спутников. Устрашенные нашим нападением, они бросились бежать, мы же преследовали их и убили при этом около пятидесяти человек, двух захватили в плен и вместе с ними тотчас же вернулись обратно. Съестных припасов мы так и не нашли. Хотя мне все и советовали убить наших пленников, но я не соглашался на это, а вместо того решил связать их и стеречь до тех пор, пока не явятся послы от быкоглавов и не предложат нам за них выкупа. Вскоре они действительно появились, стали кивать головою и жалобно мычать, точно умоляя нас о чем-то. Предложенный ими выкуп состоял из большого количества сыра, сушеной рыбы, лука и четырех оленей о трех ногах: две ноги у них были позади, а две передние срослись в одну. Мы приняли этот выкуп, выдали им пленников и, пробыв здесь еще один день, пустились в дальнейший путь.

45. Через некоторое время в воде показалась рыба, вокруг нас стали летать птицы,- все признаки, свидетельствующие о близости земли, были налицо. Вскоре мы увидели и людей, которые занимались совсем новым способом мореплавания. Они были одновременно и кораблями и корабельщиками и достигали этого следующим образом: ложась в воду на спину, они выпрямляли фалл, который отличается у них своими огромными размерами, затем прикрепляли к нему парус и, держа концы его в руках, плыли таким образом по ветру. За этими людьми показались другие, сидевшие на пробках, запряженных двумя дельфинами, которых они подгоняли или сдерживали, смотря по надобности. Подвигаясь вперед, дельфины везли за собою пробки. Эти люди не причинили нам никакого вреда и сами нас не испугались, а безбоязненно и самым мирным образом приблизились к нам, стали осматривать наше судно со всех сторон и удивляться его виду.

46. К вечеру мы приблизились к небольшому острову, заселенному женщинами, которые, как нам показалось, говорили на эллинском языке, они подошли к нам, взяли нас за руки и ласково приветствовали. Все они были молоды, красивы и разряжены наподобие гетер: длинные хитоны их тянулись за ними по земле. Остров их назывался Каббалусой, а город - Гидомардией. Каждая из этих женщин взяла одного из нас к себе как своего гостя. Я же отстал немного, так как чувствовал, что тут творится нечто неладное, стал тщательно осматриваться по сторонам и увидел множество человеческих костей и черепов, лежащих на земле. Поднять теперь крик, созвать товарищей и взяться за оружие показалось мне несколько опасным. Не видя другого исхода, я взял в руки мальву и обратился к ней с горячей мольбой о том, чтобы она отвратила от нас грозящие нам бедствия. Когда моя хозяйка стала мне через некоторое время прислуживать, я заметил, что у нее вместо женских ног были ослиные копыта. Тут я бросился на нее с обнаженным мечом, связал ее и заставил отвечать на вопросы. Она сообщила мне, хотя и очень неохотно, что они - морские ослоногие женщины, питаются заезжающими на их остров чужестранцами. «Мы их сначала опьяняем,- сказала она, - а потом, усыпив их в наших объятьях, нападаем на них». После того как я услышал все это, я оставил ее связанною, сам же поднялся на крышу дома и криком созвал своих товарищей. Когда они все сбежались, я сообщил им о том, что узнал, показал им кости и повел внутрь дома к моей пленнице которая тут же превратилась в воду и исчезла. Желая проверить, правду ли она сказала, я опустил меч в эту воду, и она превратилась в кровь.

47. Затем мы изо всех сил бросились бежать на наш корабль и сразу же отплыли. Когда забрезжил следующий день, мы увидели какую-то землю и решили, что это и есть материк, лежащий в противоположной стороне от нашего. При виде его мы упали на колени и стали молиться и обсуждать предстоящее. Некоторые из нас думали, что лучше всего будет, если мы, высадившись ненадолго, сразу же возвратимся; другим же захотелось покинуть судно, пробраться в глубь страны и познакомиться с нравами туземцев. Пока мы обсуждали этот вопрос, налетела отчаянная буря и, ударив наше судно о берег, разбила его вдребезги. Мы едва выплыли, захватив оружие и кое-какие вещи.

Вот все, что случилось со мною,- до прибытия на другой материк,- на море, во время плавания среди островов, в воздухе, в ките, а после нашего освобождения из него - в стране героев и снов и, наконец, у бы-коголовых и ослоногих. Что же касается моих приключений на суше, то о них я поведаю в следующих книгах.

КОММЕНТАРИИ

В этом произведении с присущим Лукиану остроумием и выдумкой пародируются и высмеиваются весьма популярные в поздней античности повествования о путешествиях в неведомые страны и приключениях. От этой массовой беллетристики, к сожалению, почти ничего не сохранилось, за исключением небольших отрывков (Ктесий, Ямбул, Антоний Диоген и др.). У истоков такого рода рассказов стоит «Одиссея», где герой во время своих странствий постоянно сталкивается со всякими чудесами. «Правдивая история» относится к зрелому периоду творчества Лукиана, о чем свидетельствуют мотивы, уже встречавшиеся в его менипповых сатирах, созданных в 60-е годы.

3. ...о живущих в Великом море...—То есть в Индийском океане.

7. ...Дионису принадлежит след, который поменьше, первый же —Гераклу.—Эти слова содержат намек на «Историю» Геродота (IV, 82), где сказано, что скифы показывали у себя след от ступни Геракла длиною в два локтя.

17. ...Гомер... говорит о кровавом дожде...—«Илиада» (XVI, 459-461).

29. Город Тучекукуевск.— Выдуман Аристофаном («Птицы», 819, 821 и др.).

3. У быков этих рога находились не на голове, а под глазами, как этого желал Мом...-У Лукиана («Нигрин», 32) Мом «порицал бога, создавшего быка, за то, что он не поместил рогов перед глазами».

Галатея.-Имя нереиды - Галатея - Лукиан связывает с греческим словом «gala» - молоко.

7. ...пусть пьет чемерицу...-См. «Гермотим», коммент. (86).

15. ...Елена уже помирилась с ним.-По преданию, поэт Стесихор (VII-VI вв. до н. э.) оскорбил своей песней Елену, ставшую богиней, и она наслала на него слепоту; тогда поэт написал «Палинодию» («обратную песню»), в которой отказывался от прежнего мнения, и прозрел.

17. ...за исключением... Аянта, который один из всех... несет наказание в стране нечестивых.-Аянт, согласно мифу, был наказан за то, что совершил насилие над Кассандрой, дочерью Приама.

...там пребывают оба Кира...-То есть Кир Старший и Кир Младший, персидские цари.

...и все мудрецы, за исключением Периандра.-См. «Разговоры в царстве мертвых», коммент. (XX, 4).

18. ...за то, что подорвали значение суждений.-Приверженцы академической философии еще раньше впали в крайний скептицизм и сомневались в самой возможности познания.

20. ...находясь в качестве заложника в Элладе, он получил свое имя.-Слово «homeros» значит по-гречески «заложник».

23. Сократ... сражался куда лучше, чем при жизни под Делием.-Во время Пелопоннесской войны афиняне потерпели здесь поражение от беотийцев.

32. ...о самом городе, который упоминается только у Гомера.-См. «Одиссея» (XIX, 562-567).

36. ...пещеру - совсем такую, как она описана у Гомеpa...-«Одиссея» (V, 57 и 63-64).

47. ...о них я поведаю в следующих книгах.-Эти книги, по-видимому, так и не были написаны.