— С тобой все в порядке, Дэвид? Почему у тебя такая кислая физиономия?

Полночь. Мы рука об руку шагаем по Пятой авеню, бесконечный поток автомобилей заливает улицу ошеломляющим — или скорее вызывающим головокружение — потоком света. Настоящая огненная река. Раздался металлический удар — отказал двигатель, машина замерла на месте, Пятая авеню взорвалась ревом клаксонов.

— Что случилось, Дэвид?

— Ничего.

— Может, тебя что-то огорчило?

— Это дело с... — сварливо начал я — и тут же умолк, ограничившись пожатием плеч.

— Тебе не понравился мой отец?

— Нет... Дело вовсе не в нем. Твой отец — выдающийся человек. — Я едва не сказал, что он мне очень понравился, но в последний момент раздумал. За профессиональной улыбкой генерала мне чудилась беспредельная жестокость. — Дело в производстве детей на промышленной основе. Это представляется мне... по меньшей мере необычным.

— А я, по правде говоря, об этом никогда не задумывалась. Но не забывайте, что вы находитесь в чужой для вас стране, мистер Мэйсен.

— Я понимаю, что иностранцы склонны видеть вещи в искаженном свете, мисс Бедеккер, — улыбнулся я. — Но мысль о том, что вы... А, к черту! Мне противно думать, что ты, Керрис, станешь матерью несчетного числа детишек.

Она остановилась, посмотрела на меня своими зелеными глазищами, взяла за руку и... громко расхохоталась.

— В чем дело? Я опять попал впросак? — недоуменно спросил я.

— Дэвид... — Она с трудом подавила смех. — Тебе еще очень много предстоит узнать. Я — и дюжина детишек! Смешнее не придумать!

— Но почему? Твой отец сказал, что...

— Послушай, Дэвид! — Она вытерла выступившие от смеха слезы. — У меня нет карточки материнства.

— Карточки материнства?

— Именно. Все девочки тринадцати лет предстают перед Квалификационной комиссией, чтобы получить жизненный сертификат. Мне определили так называемую карьерную карту, а это означало, что я поступлю в колледж и буду учиться по отвечающей моим наклонностям специальности. Другие девочки стали профессиональными матерями.

— О...

— Они получают отличное жилье, хорошо питаются и смотрят телевизор сколько влезет. Жизнь у профессиональных матерей, к твоему сведению, не такая уж скверная.

— Понимаю.

— А еще ты должен знать вот что. — Она сильнее сжала руку. — Если я решу, что настало время родить ребенка, я сделаю это традиционным способом. Пусть это и выглядит старомодно.

Да, именно в этом и была вся загвоздка. Нарисованная генералом Филдингом картина людского вала, сметающего на своем пути триффидов, приводила меня в смущение. Особенно мне не понравились его слова о многочисленных родах, тройнях, четвернях и повышающих фертильность препаратах. Я знал, что, если сук слишком часто вязать, они погибают очень рано. А здесь речь шла о людях. Но как бы я к этому ни относился, я понимал: план генерала Филдинга не лишен достоинств. Раньше меня поражал рост числа жителей острова Уайт, но все бледнело в сравнении с темпами прироста населения в Нью-Йорке. Чтобы вести войну с гигантским числом триффидов, нам потребуется армия колоссальных размеров. А самым важным мне казалось то, что генерал Филдинг готовился бросить свое войско на земли, захваченные триффидами, чтобы вернуть их человечеству. Мы же на нашем островке рядом с побережьем Англии прозябаем в блаженном невежестве, нисколько не интересуясь тем, что творится в других частях земного шара. Мы стали неподвижными, даже можно сказать, обленились. Мы не думали о планах восстановления колоний на Большой земле. Я припомнил разговор с отцом в тот роковой вечер несколько недель назад. Тогда он предупредил меня, что над островным сообществом, которое он помог основать, нависла реальная угроза постепенного исчезновения. Истина, которую пока не замечало большинство жителей колонии, заключалась в том, что изоляция тихого и мирного острова Уайт от остального мира превращалась из блага во зло, своего рода Немезиду.

Керрис, заметив, что я чем-то расстроен, решительно потянула меня за рукав.

— Настало время выпить кофе с пончиками. А потом — в постель.

Я весьма приятно проводил время с Керрис, но меня уже начинали мучить угрызения совести. Безделье надоело, пора было возвращаться на остров Уайт. Разумеется, в путешествие я намеревался пригласить мисс Керрис Бедеккер.

Но — как случалось уже не раз — жизнь сломала все мои планы. Безмятежные дни пожирателя лотоса подходили к концу. В этом великом городе стратегию игры хладнокровно разрабатывали иные, неизвестные мне умы. И меня, словно пешку на шахматной доске, снова передвинули на другое поле.

Во второй половине дня, последовавшего за встречей с отцом Керрис, я изо всех сил пытался свести счеты с Гэбриэлом Дидсом. Пустые надежды! От его удара слева целлулоидный шарик со страшной силой отлетел от стола, ударился в потолок спортивного зала «Христианского союза молодых людей» и развалился пополам. — Очко в мою пользу, как мне кажется, мистер Мэйсен, — негромко произнес Гэбриэл.

— В вашу, в вашу, — согласился я и сказал, что собираюсь просить при первой возможности отправить меня домой.

— Это будет зависеть от планов морского ведомства, — заметил Гэбриэл, доставая из коробки новый мячик. — Переходы через Атлантику, надо сказать, явление пока довольно редкое.

— Но в порту я видел несколько летающих лодок. Любая из них может доставить меня домой за двадцать часов. Гэбриэл огляделся. Убедившись, что нас никто не услышит, он все же понизил голос и почти прошептал:

— Эти летающие лодки... — Он подмигнул так, словно рассказывал скабрезный анекдот. — Эти летающие лодки — одна показуха.

— Показуха? Но с виду они в полном порядке.

— Только с нормальным топливом.

— Разве их не перевели на древесный спирт?

— Перевели, но очистка для авиационных двигателей недостаточна. — Он сильно подал мяч. — Вы можете поднять их в воздух и сделать кружок над островом. Все.

Я отбил мяч крученым ударом, к приему которого он оказался не готов.

— Отлично сделано, мистер Мэйсен. Но полет на них через Атлантику — чистое самоубийство. Вы видели, что наши автомобили ездят, как пелось когда-то, «на честном слове и на одном крыле». Это топливо слишком грубое, у него есть клыки. Превращает поверхность цилиндров в терку. Две тысячи миль и — бах! — Последнее слово точно совпало с моментом удара. — Поршни заклинивает.

Похоже, мне оставалось только плыть через океан на пароходе. Но — как было и раньше — судьба бросила на стол иную карту.

В зал вбежала Керрис.

— Привет, Гэбриэл! Добрый день, Дэвид! Мне сказали, что я смогу найти тебя здесь.

— Добрый день. Похоже, ты рассадила своих шпионов повсюду, — весело сказал я. — Как ты узнала, что я здесь?

— Проще простого. Я позвонила к тебе в гостиницу, и портье сказал, что видел, как ты проходил мимо него с решительным выражением лица и с ракеткой в руке. Впрочем, это могла быть не решительность, а отчаяние. — Она посмотрела на Гэбриэла: — Ты его, наверное, громишь?

— В данный момент молодой человек отстает от меня на шесть игр, — пожал плечами гигант.

— Но разрыв сокращается, — возразил я с деланной обидой.

— Медленно, Дэвид. Медленно.

— Послушай, Дэвид. — Керрис вся раскраснелась — как всегда, когда очень спешила. — У меня для тебя есть новость. В Департаменте исследований состоялось заседание совета, и директор дал добро на новое плавание в Европу. В состав экспедиции решено включить дипломатическую миссию на остров Уайт. — Она улыбнулась: — Ты отправляешься домой, Дэвид. Отход послезавтра.

— Так скоро? — удивился я.

— Итак, вы все-таки плывете домой, — сказал Гэбриэл. — Примите мои поздравления.

Это, как говорят жители Нью-Йорка, была «уже совсем другая игра». Мое выражение лица, видимо, показалось Керрис странным, и, склонив голову, она спросила:

— Ты что, недоволен?

— Конечно, доволен... но я не ожидал столь стремительного развития событий. — Я посмотрел ей в глаза и добавил: — Но я покину Нью-Йорк только при одном условии.

— И это условие...

— Ты едешь со мной.

Гэбриэл Дидс предложил нам выпить на прощание. В ночь перед отходом мы с Керрис пошли в «Блюз-кафе», смотревшее через пролив на Статую Свободы. На металлической поверхности гигантской статуи то и дело вспыхивали крошечные молнии. Атмосфера был насыщена электричеством. Керрис сказала, что с моря надвигается гроза. Платье у нее было потрясающее, из непонятного сверкающего материала. Чем-то этот блеск напоминал климатический фейерверк, наблюдаемый на бронзовой даме в заливе.

Заняв свободный столик, я заказал выпивку для нас с Керрис и послал бокал Гэбриэлу, занятому регулировкой усилителя и настройкой гитары. Он обвел взглядом зал и, найдя нас, поднял бокал. Мы ответили ему тем же. Клуб ломился от посетителей. Отовсюду доносились смех и отголоски веселых разговоров. В первый раз после встречи с генералом Филдингом я заметил здесь пару однояйцевых близнецов. Увидев первую пару, я тут же обнаружил, что близняшек в клубе собралось великое множество. Теперь я мог лицезреть по меньшей мере дюжину комплектов, но это никак не омрачало атмосферу всеобщего веселья. За столиком в углу две девушки — похожие как две капли воды — пили шампанское, отмечая в кругу друзей свой общий день рождения. — А ты не станешь скучать без всего этого? — спросил я.

— Уверена, что смогу привыкнуть. — Керрис улыбалась, ее зеленые глаза поблескивали в полумраке. — Кроме того, мне не терпится поглядеть, как вы там живете. Начинается новая эра в жизни наших народов.

— Выпьем за это! — Мы сдвинули бокалы. Оркестр заиграл так громко, что о продолжении беседы не могло быть и речи. Я молча переводил взгляд с музыкантов на Керрис, на ее лице играли блики огней сцены. И в зависимости от того, гремела музыка или нежно пела, гитара Гэбриэла звучала то ангельским, то демоническим голосом. Музыка захватила меня. Стоило закрыть глаза, и казалось, что тебя уносят вдаль какие-то космические сани. И вновь в звуках гитары я услышал щемящую тоску.

На мою ладонь легла чья-то рука, я открыл глаза, увидел Керрис. Она смотрела на оркестр, легонько кивая в такт музыке.

Я снова смежил веки. Мелодия блюза очаровывала. Вскоре я ощутил покой и странное неземное блаженство.

После концерта Гэбриэл проводил нас к такси. Где-то над морем сверкали молнии, разливая по темному небу фиолетовые и розовые зарницы.

— Счастливого пути, мисс Бедеккер, — сказал Гэбриэл, открывая для Керрис дверцу машины. — Берегите себя, мистер Мэйсен.

— Постараюсь, Гэбриэл. И вам того же желаю.

Никогда не забуду эту минуту. Его широкую дружелюбную улыбку. То, как он тряс мою руку, стоя рядом с распахнутой дверцей машины.

Никогда не забуду — потому что в эту минуту из тени выступил человек с револьвером. Он толкнул Гэбриэла спиной на машину, отступил на шаг и выстрелил ему в грудь.

Гэбриэл стал сползать по кузову, верхняя часть его туловища оказалась на сиденье, голова едва не упала на колени Керрис. Я непроизвольно рванулся вперед, чтобы удержать падающее тело.

Но не успел — моя шея оказалась в удушающем захвате. Я ощутил болезненный укол в шею. Откуда-то издалека — крик Керрис.

Разноцветные огни гавани померкли, закружились в бешеной круговерти. Быстрее, быстрее — сливаясь в огненный круг. Этот круг поглотил меня, и я оказался в темноте. Абсолютной, бездонной тьме.

Наверное, я, как пророк Иона, оказался во чреве китовом. Я ощущал движение. Слышал журчание фильтруемой китовым усом жидкости, свист выдыхаемого воздуха, глухие удары могучего сердца. Какой-то потусторонний голос монотонно повторял: «Десять саженей... восемь саженей... пять саженей... четыре сажени».

Открыв глаза, я увидел металлические шпангоуты. Распахнулась дверь, за ней — залитый белым электрическим светом коридор. Надо мной склонилась черная тень. Я увидел иглу шприца, с нее капала жидкость. Игла вонзилась мне в руку. Я услышал стон и отстраненно осознал: этот стон — мой. Снова закружились огни. И снова водоворот света затянул меня в темную глубину.

Открыв глаза в следующий раз, я сразу понял, что обстановка кардинально изменилась. Воздух пах по-иному. Так благоухают травы. Размеры помещения, в котором я находился, существенно увеличились, а кровать расширилась. Звуки тоже стали совсем иными. Издали доносилось постукивание. Казалось, кто-то приглушенно играет на ксилофоне.

Но это был не ксилофон. Я не сразу догадался, что это. Голова была словно забита ватой, глаза слезились, сухой язык прилип к нёбу. Чувствуя себя как после грандиозной попойки (за что теперь приходилось расплачиваться), я с диким трудом принял сидячее положение.

На полу рядом с кувшином воды стояла жестяная кружка. Я долго тупо смотрел на эти предметы. Я знал, что смертельно хочу пить.. Мне хотелось немедленно наполнить водой кружку и вылить всю эту живительную прозрачную влагу в себя. Но связь между желанием и способностью двигать рукой каким-то непостижимым образом прервалась. Взгляд моих слезящихся глаз был устремлен на кувшин и кружку. Лишь очень нескоро мне удалось частично восстановить мышечный контроль. Вялыми, слабо скоординированными движениями я плеснул в кружку воды, поднял ее дрожащими руками, но не донес до рта, вылив все содержимое за ворот рубашки.

Тогда я решил действовать иначе — поднес к губам кувшин и залпом выпил все его содержимое. Такой вкусной воды, поверьте, я еще не пил! Влив в себя добрую кварту жидкости, я почувствовал себя чуть получше. Головная боль ослабела, у меня начал пробуждаться интерес к окружающему.

«Итак, мистер Мэйсен, — сказал я себе, — посмотрим, что мы имеем. Стены? Бревенчатые. Окна? Ни единого. Деревянные стропила под крышей из... гофрированного железа. Так точно, сэр. Из гофрированной, слегка поржавевшей и покрытой оранжевыми пятнами жести. Пол из хорошо утрамбованной земли. Единственная электрическая лампа без абажура болтается на шнуре под крышей. Других источников света нет. А вы, сэр, восседаете на... на походной койке... без одеял».

Двинемся дальше. Я с трудом поднялся и неверной походкой направился к двери, которая, судя по виду, когда-то была установлена в богатом доме. Теперь она закрывала вход в строение с не столь аристократическими замашками.

Дверь оказалась заперта. Это уже хуже.

Мой отравленный наркотиком разум продолжал проясняться, и я уже смог сообразить, что стал пленником. Вернувшись к кровати, я присел на край и задремал в этом весьма неудобном положении. Раздался стук открываемой двери. Я открыл глаза и увидел, как в помещение вошла стройная темноволосая женщина лет двадцати пяти. Ее голову украшала желтая повязка, в руках она держала пистолет-пулемет, ствол которого смотрел в мою сторону. Пребывая в блаженной полудреме, я при виде направленного на меня оружия даже и глазом не моргнул. Молодой человек ярко выраженного латиноамериканского вида наполнил кувшин из большой фляги и поставил на кровать рядом со мной тарелку с фруктами и хлебом. Мои тюремщики не проронили ни слова. Я тоже хранил молчание. Как только протекавшая в торжественном молчании церемония завершилась, молодые люди удалились. Поскольку в желудке у меня ощущались не слишком приятные движения, от приема пищи я воздержался, зато кувшин опорожнил за несколько долгих глотков. Церемония приношения воды повторялась несколько раз с интервалом в четыре часа. Под гофрированные своды моей темницы вступала та же пара: женщина с пистолетом-пулеметом и мужчина с большой флягой воды. Часть воды переливалась в кувшин на полу. Во время ритуала все хранили молчание. Наполнив кувшин, тюремщики удалялись, и я завершал церемонию, выпивая залпом всю воду. Через некоторое время я оправился настолько, что обрел способность различать детали обстановки. По стропилу ползал паук размером с блюдце. Я не сомневался, что его многочисленные глаза обращены вниз на невесть откуда взявшегося незнакомца. Вдруг сверху послышался стук. Казалось, по крыше застучали сотни барабанщиков. Я достаточно оправился, чтобы понять: это дождь. Ливень оказался непродолжительным и прекратился так же неожиданно, как и начался. Почти сразу же я ощутил запах влажной земли. Паук наверху, утратив интерес к моей персоне, принялся утолять аппетит сочной мухой. Еда...

Я опустил взгляд на поднос. Хлеб показался мне суховатым, но розовый кусок арбуза выглядел весьма аппетитно. Я впился в него зубами, рот наполнился сладким соком вкупе с множеством косточек. Вдруг страшно захотелось есть, и я, следуя примеру своего, если так можно выразиться, застольного товарища под потолком, смел все, что было на подносе.

Где-то недалеко снова послышался ритмичный стук. Склонив голову набок, я прислушался, не сразу сообразив, где раньше слышал этот звук.

Через несколько секунд отравленный наркотиками мозг включился на полную мощность. И слово, которое я до этого безуспешно пытался вспомнить, сорвалось с моих губ:

— Триффиды...

Меня разбудил солнечный свет, льющийся в дверной проем. Вначале я решил, что сейчас последует «водный ритуал», но девушка, направив на меня ствол пистолета-пулемета, сказала:

— Идите за мной, только без глупостей. Стрелять я не стану, вас убьют триффиды. — В ее голосе, к моему удивлению, слышался приятный ирландский акцент.

— Куда вы меня ведете?

— С вами хотят поговорить.

— Кто?

Она не ответила и отступила за порог, направив ствол мне в лицо.

Я понял, что сейчас не время дергаться, поднял руки и всем своим видом продемонстрировал, что не имею никакого желания бежать. Перед мысленным взором вставали зловещие картины. Я видел, как меня ведут к окровавленному столбу, рядом с которым в ожидании томится взвод солдат с заряженными ружьями. Я отогнал устрашающее видение, сделал глубокий вдох и шагнул вперед.

Столь яркого солнца я не видел уже много недель. На меня обрушилась жара. Тот влажный жар, от которого одежда липнет к телу. Глаза отвыкли от света, и пришлось прикрыть их ладонью. Через несколько секунд я начал что-то различать и обнаружил, что стою на пологом склоне, ведущем к большой реке с бурой, мутной водой. Слева и справа стояли ряды хижин, указывающих на то, что я нахожусь в некотором подобии военного лагеря. Моей конвойной, судя по виду, не терпелось как можно быстрее доставить меня к месту назначения. Она повела стволом, давая понять, что надо двигаться.

Что ж, оружие было у нее, и я без колебаний последовал молчаливому приказу.

Пока мы шли к скромному деревянному дому, я смог получше познакомиться с тем местом, в котором оказался. Я увидел мужчин и женщин в униформе. Некоторые работали с разными колесными механизмами, большинство таскали ящики на деревянный пирс. На воде у пирса я заметил удлиненные корпуса двух субмарин. Одна из них, судя по всему, и доставила меня сюда.

Чуть выше по реке виднелась вполне приличная коллекция гидросамолетов от одноместного гидроплана до огромных летающих лодок, вмещающих по пятьдесят и более пассажиров. Любая из них без труда перенесет меня через океан, если, конечно, удастся залить баки первоклассным горючим.

До дома оставалось еще несколько шагов, и я успел посмотреть вверх по склону холма, чтобы определить, откуда раздается звук ударов деревянных отростков по стволу. Да, именно там они и были. Триффиды. Тысячи и тысячи триффидов. По счастью, от нас их отделяла прочная стальная сетка высотой не менее десяти футов. Тут и там виднелись следы огня. Наверное, обитатели лагеря отгоняли от сетки зарвавшихся триффидов при помощи огнеметов. Я не мог избавиться от иррационального ощущения, что растения-убийцы следят за нами. Впечатление усилилось, когда темно-зеленые кожистые листья вдруг затрепетали, верхушки начали раскачиваться, а дробь отростков о ствол сделалась чаще и громче. Неужели у этих тварей действительно существует некое подобие азбуки Морзе?

«Внимание всем триффидам! — слышал я в этом дробном звуке. — Обнаружен сын известного истребителя триффидов Билла Мэйсена... Передайте сообщение по всем линиям... Объявляется всеобщая подготовка к атаке... Сына злодея уничтожить при первой возможности...»

Я смахнул со лба капельки пота. Уф! Какая нелепая фантазия! Не исключено, что это была галлюцинация от остаточного воздействия наркотика, которым меня накачивали. Тем не менее галлюцинация выглядела весьма реальной. И весьма пугающей.

Как бы то ни было, но времени на размышления у меня не осталось.

Девица с пистолетом-пулеметом знаком приказала мне пройти за угол дома. Я последовал приказу, но, свернув за угол, замер в изумлении. Такого странного транспортного средства я в жизни не видел.

— Сэм, — повернулась девица к торчащей из люка голове, — это Мэйсен. Что мне с ним делать?

Мужчина выбрался из люка, со звоном захлопнул крышку и, остановившись у борта машины, протер ветошью замасленные руки.

Транспортное средство, которое он покинул, очень походило на железного слона. Оно было выкрашено в светло-серый цвет, с обеих сторон его украшали две закругленные кабины, весьма смахивающие на слоновьи уши. Торчащая из носа машины труба, похожая железный хобот, только усиливала впечатление. Это странное сооружение было оборудовано выхлопными трубами, воздухозаборниками и гусеничным приводом. По размерам оно немного превосходило средний танк. Владельцы машины, видимо, тоже заметили ее сходство со слоном, поскольку на борту крупными буквами было выведено: «ДЖАМБО». Позади кабины я увидел цветное изображение головы индейца. Воин вглядывался в горизонт, у него был гордый профиль и воинственно выпяченный подбородок. Рядом с картинкой было написано от руки: «Мы им покажем, где ад».

По нижней кромке борта шли более понятные надписи:

«Входной клапан для сжатого воздуха» и «Заправлять только высокооктановым топливом».

— Доброе утро, мистер Мэйсен, — сказал мужчина, протягивая руку. Он был высоким худощавым блондином с голубыми глазами. На вид — лет тридцать пять. Говорил он с несколько тягучим южным акцентом. Заметив на тыльной стороне ладони масляные пятна, он вытер их ветошью и снова протянул руку.

Я демонстративно спрятал руки за спину.

— Не смею вас осуждать, приятель, — улыбнулся он. — Я бы на вашем месте тоже хорошенько подумал, прежде чем трясти мне руку. — Он говорил весело, а в голубых глазах светилось дружелюбие. — Как вы себя чувствуете? Тошноты и головокружения не ощущаете?

— Учитывая обстоятельства... я чувствую себя вполне прилично, — сказал я несколько сурово.

— Вот и славно! Эй, Джесми, — обратился он с улыбкой к моей тюремщице. — Не знаю, что думает мистер Мэйсен о нацеленном на него автомате, но меня вид твоего оружия несколько нервирует. — Обернувшись ко мне, он продолжил: — Надеюсь, вы не собираетесь стукнуть меня по черепу и убежать? Нет? Вот и отлично. Джесми, убери свою пушку и заведи старину «Джамбо».

Девушка открыла дверцу одной из кабин, поставила автомат в оружейную стойку, после чего спустилась в своего рода колодец, где располагалась кабина механика-водителя. Зажужжал стартер, и мотор после нескольких попыток ожил. За «ушами» слона закружились два столбика голубоватого дыма.

— Что скажете? Правда классно работает? — восторженно произнес мужчина, ласково поглаживая машину. — В честь вашего приезда я заменил у старика все свечи. — Он уже вознамерился влезть в кабину, но почти тут же остановился и, вновь повернувшись ко мне, сказал: — Меня зовут Сэм Даймс. Произносится так же, как название десятицентовика из прошлых времен, хотя и пишется по— другому. — Он протянул было руку, но тут же отдернул со словами: — А, ну да, совсем забыл — вы не расположены к рукопожатиям. Прошу прощения. А также умоляю извинить и за это. — Он сделал вид, что вонзает иглу шприца себе в руку. — Мы решили, что так проще всего доставить вас сюда.

У меня в голове вертелись сотни сердитых вопросов, но я был настолько изумлен, что так и не успел их задать.

— Сэм Даймс, — повторил он, поворачиваясь к странному экипажу. — Прошу вас подняться на борт. Мне надо вам кое-что показать.

Вездеход катил по дороге мимо своих собратьев — огромных похожих на слонов машин с надписью «ДЖАМБО». Но все рисунки рядом с кабиной водителя были разные — акульи зубы, персонажи мультяшек, яркие блондинки. У каждой машины было свое имя. Одна называлась «Счастливая леди», другая — «Дикарь», а третья — «Пожиратель огня». На последнем в ряду «слоне» была изображена весьма корпулентная дама, жующая триффидов так, словно это спаржа. Именовалась машина «Прожорливая Марта».

Я сидел в одном из двух вращающихся кресел рядом с Сэмом Даймсом. Джесми вела машину, она сидела внизу, и ее голова находилась где-то на уровне моих ног. Сумасшедшая тряска имела по крайней мере одну положительную сторону — вопросы, которые прежде застревали у меня в горле, вырвались на свободу.

— Какого дьявола вы приволокли меня сюда?

Сэм Даймс обратил на меня невинный взгляд голубых глаз.

— Во-первых, мне надо вам кое-что показать. Держитесь крепче, сейчас будем проезжать через ворота. Там у нас небольшие выбоины.

— Нет... я не об этом спрашиваю, черт побери! С какой стати вы перетащили меня из Нью-Йорка в это место?! Почему застрелили моего друга? И что вы сделали с Керрис?

— Керрис? — Он задумчиво потер подбородок. — Керрис чувствует себя превосходно.

— Откуда вы знаете?

— Придется поверить мне на слово.

— Она тоже здесь?

— Нет, мистер Мэйсен. Она в Нью-Йорк-Сити и при этом в полной безопасности.

— Но ваши головорезы без колебаний прикончили моего друга.

— Прошу прощения. Ни о каких жертвах я не слышал. Поверьте, у нас не было таких намерений.

— А какие намерения у вас были? — как можно более язвительно поинтересовался я.

— Доставить вас сюда, где вы будете в полной безопасности.

— Не могли бы вы сообщить мне точнее, где я нахожусь?

— К югу от Линии Мейсона-Диксона. А где именно — вам знать не обязательно.

— О'кей, мистер Дайм. Почему я здесь?

— Моя фамилия Даймс . Итак, вы спрашиваете, почему вы здесь. Думаю, это скоро станет ясно. — У него на лице снова появилась застенчивая улыбка. — А сейчас простите. Настало время заняться прополкой.

Через ветровое стекло я увидел, что наш вездеход подходит к массивным воротам. Четыре человека с трудом открыли тяжелые створки, и мы мигом проскочили за периметр лагеря. Когда я оглянулся, ворота уже были закрыты.

— Джесми, не могла бы ты открыть подачу смеси? Спасибо.

На нашем пути я увидел триффидов. Раскачиваясь, они шагали через дорогу. Воронки на верхушках стеблей подрагивали в такт шагам. Хоть я и был очень зол, но все же вытянул шею, чтобы лучше увидеть. В этот момент Сэм Даймс взялся за похожую на джойстик рукоятку и надавил большим пальцем на красную кнопку.

Из металлического «хобота» вырвался клуб оранжевого пламени, мгновение — и тройка триффидов оказалась охвачена огнем. Зеленые листья почернели, покоробились, хранящие ядовитые стрекала чаши отвалились. Одно растение плашмя растянулось на дороге.

— Волшебный огонь! — улыбнулся Сэм и снова выплеснул на триффидов мощный поток пламени. Целая группа проклятых растений стала вдруг похожа на Неопалимую Купину из Ветхого завета. — Эти ребята быстро умнеют, — бросил он и после короткого перерыва на очередной выстрел добавил: — Стоит спалить несколько штук, как все остальные сразу убираются с дороги.

Вездеход катил по дымящимся останкам триффидов. Остальные — а здесь их собралась не одна тысяча — уже не пытались встать на нашем пути. Впрочем, некоторые, отступив в сторону, хлестали по машине стрекалами, оставляя на окнах характерные слизистые следы.

— Надежно, как в крепости, — сказал Сэм, постучав костяшками пальцев по боковому окну. — Закаленное стекло.

Поведение триффидов, собравшихся вокруг базы, можно было назвать стандартным. Чем ближе к изгороди, тем более плотной массой стояли растения— убийцы, то там, то здесь испытывая ограждение на прочность. Своими ботаническими мозгами — если таковые, конечно, имелись — они рассчитывали на то, что металлическая сетка рано или поздно не выдержит напора. Чем дальше мы отъезжали от ограды, тем реже встречали триффидов. Не исключено, что в армии растений эти особи были оставлены в качестве резерва или дозорных. Однако мест, где нельзя было встретить триффида, практически не существовало. Когда вездеход выкатил на открытую равнину, я увидел там и сям черные точки триффидов. Заслышав шум мотора, они начинали топтаться на своих кургузых ногах, поворачиваясь к источнику шума. Растения очень походили на поджидающих добычу хищников.

Сэм Даймс откинулся на спинку сиденья, лишь слегка придерживая джойстик, управляющий огнеметом. Да, мы составляли экипаж очень мощной машины. Я понимал, какую пользу могут принести жителям острова Уайт подобные вездеходы.

Вспомнив, что загадку моего появления здесь мне еще решить не удалось, я произнес ледяным тоном:

— Благодарю за интересную поездку, но вы пока игнорировали мои вопросы.

— Простите, мистер Мэйсен. Я вовсе не хотел вас обидеть.

— Кто вы? Я спрашиваю не о вас, а вашей колонии.

— Ваш прежний хозяин именует нас Фракцией Квинтлинга.

— Да, генерал Филдинг говорил о вас.

— Полагаю, что ничего хорошего он не сказал?

— Генерал назвал вас шайкой разбойников, — ответил я. — Вы, по его словам, занимаетесь разбоем, грабежом и убийствами.

— Джошуа Квинтлинг был одним из отцов-основателей нью-йоркской колонии, но генерал Филдинг после своего появления на Манхэттене стал вводить более... — он пожал плечами, — ...более энергичные методы правления. Поэтому лет двадцать назад Джошуа Квинтлинг с семьей покинул Нью-Йорк. За ним последовали те, кто предпочитал более гуманный подход.

— И таким образом Фракция Квинтлинга обосновалась здесь?

— Не сразу. Генерал Филдинг отправил вдогонку за безоружным пароходом Квинтлинга боевой корабль. Под обстрелом погибли жена и грудной сын Джошуа. Так же как десятки его сторонников. Остальные выжили лишь потому, что пароход вошел в речной эстуарий, слишком мелкий для военного корабля. Если бы не это... — Он весьма выразительно пожал плечами и, взглянув на меня, спросил: — Но вы ведь мне не верите, мистер Мэйсен?

— Полагаю, что и в этом случае мне приходится верить вам на слово, — ответил я как можно более холодно, чтобы передать свой скептицизм.

— Верьте чему угодно, мистер Мэйсен. У меня нет намерения заставлять вас менять убеждения с помощью винтовки.

— Винтовки, может, и не потребуется, но, насколько я могу понять, я целиком в ваших руках.

Мне в душу стали закрадываться подозрения, что меня могут просто выкинуть из машины, оставив на растерзание триффидам. Своими подозрениями я с мистером Даймсом делиться, естественно, не стал.

Однако в проницательности этому человеку отказать было нельзя. Внимательно посмотрев на меня, он сказал:

— Неужели вы действительно считаете, мистер Мэйсен, что мы затратили столько топлива — драгоценного топлива — и усилий лишь для того, чтобы вас здесь обидеть?

— Вы могли это сделать, чтобы допросить меня. Чтобы почерпнуть нужные вам сведения.

— Какая чушь! — Кажется, он обиделся вполне искренне. — Так знайте, мы пошли на смертельный риск и расходы только для того, чтобы вас спасти.

— Спасти?

— Именно.

— Неужели я похож на человека, которого надо спасать? Если вы следили за мной, то должны были заметить, что я наслаждаюсь пребыванием в Нью-Йорке. Кроме того, на следующий день я должен был отбыть домой.

— Да, нам это известно.

— В таком случае какую игру, дьявол вас побери, вы ведете?!

— Мы знали, что вы должны были отплыть в Англию, — сказал он, спокойно глядя мне в глаза, — но мы также знали и о том, что следом за вами — вне зоны видимости, естественно, — будет следовать линкор в сопровождении двух эсминцев.

— Вы хотите сказать, что генерал Филдинг решил совершить вторжение на остров Уайт?!

— Да, мы располагали подобной информацией, мистер Мэйсен.

— Но какой в этом смысл? Мы приветствуем все дружественные контакты.

— Вы уверены?

— Абсолютно.

Сэм Даймс глубоко вздохнул и обежал взглядом залитое солнечным светом поле с торчащими там и сям триффидами.

— Создается впечатление, мистер Мэйсен, что вы все последнее время пребывали во тьме. Как в прямом, так и в переносном смысле.

— Я вас слушаю. Продолжайте меня удивлять.

— Вам известно, что жители Нью-Йорка не имеют доступа к нефтяным скважинам и запасам бензина?

— Да. Двигатели их автомобилей работают на древесном спирте.

— Который вреден настолько, что через пару тысяч миль моторы летят к черту. Я кивнул.

— Ну а мы, — продолжал Даймс, — эксплуатируем пару нефтяных скважин и имеем в своем распоряжении нефтеперерабатывающий завод производительностью миллион галлонов бензина в год. Или около того. Я понимаю, что это немного, но однако мы имеем возможность передвигаться на этих старушках, — он любовно похлопал по спинке кресла, — и производить первоклассное топливо для летающих лодок.

— Чего не может сделать Нью-Йорк.

— Именно, мистер Мэйсен. Поэтому они способны пересекать океан только на пароходах с угольными котлами. Теперь вы понимаете, что как только они наложат лапы на этот процессор Мэйсена-Кокера... вы его так называете?

— Да.

— Так вот после этого генерал Филдинг сможет заняться перегонкой триффидной жижи и получить сколько угодно топлива для своих автомобилей, транспортных и военных самолетов.

— И чем же это нам может грозить?

— Во-первых, это означает, что нас просто сотрут с лица земли. Здесь, в эстуарии реки, для его военных судов мы недоступны. Но если у него появятся бомбардировщики и истребители, — Сэм присвистнул, — то он не только отправит нас в ад, но и заставит бежать даже оттуда.

— Заключите с ним мир.

— Вы предлагаете нам капитулировать?

— Нет, — со всей серьезностью ответил я. — Направьте в Нью-Йорк делегацию. Проведите переговоры.

— Он не примет делегацию. В руках генерала появится хлыст. Да, конечно, он заберет наших женщин и детей, чтобы ускорить рост народонаселения. Вы знаете, что случится с мужчинами? Их отправят на угольные копи, в лагеря лесорубов или рабами на плантации. Там, на островах Карибского моря, они будут день и ночь, очищая земли от триффидов, выращивать экзотические плоды, чтобы удовлетворить аппетиты сторонников генерала.

— Вы действительно уверены, что генерал Филдинг настолько безрассуден?

Я увидел в отце Керрис — человеке с пылающим желтым огнем глазом — жесткого лидера, провидца и даже в некотором роде миссионера, но никак не бессердечного тирана.

Прежде чем ответить, Сэм долго смотрел на меня, постукивая ногтями правой руки по зубам. Убедившись, что я все говорю вполне искренне, он произнес:

— Да, мистер Мэйсен, я убежден, что генерал Филдинг целиком и полностью лишен рассудка. Я также уверен, что он ни перед чем не остановится, чтобы уничтожить нас и оккупировать остров Уайт. Более того, я считаю его безжалостным диктатором и тираном.

— Но это всего лишь ваше личное мнение.

— Нет, это вовсе не мое личное мнение, мистер Мэйсен.

— Ах вот как? Кто же еще думает так же, как вы?

— Неужели не догадываетесь? — улыбнулся он, продолжая держать меня в напряжении.

— Понятия не имею. — Я пожал плечами.

— Не кто иной, как ваш отец.

— Мой отец? Да он в жизни не встречался с генералом Филдингом!

— Совсем напротив. Встречался. Только очень давно. Вы тоже его видели, но тогда вы были еще ребенком. Я недоверчиво покачал головой.

Сэм Даймс с улыбкой протянул руку куда-то вниз и извлек оттуда портфель. А потом открыл портфель, достал из него книгу и продемонстрировал мне обложку. Я прочитал название и имя автора — Уильям Мэйсен.

— Вы будете удивлены, узнав, где мы нашли эту книгу. Лет пять назад мы выменяли ее у португальского рыбака за двадцать галлонов бензина. Надеюсь, ваш отец не воспользуется своим правом и не станет взимать с нас авторский гонорар, поскольку мы воспроизвели ее в тысяче экземпляров для распространения среди своих людей. Ваш отец знал генерала Филдинга под именем Торренс.

— Торренс? — Это имя мне было прекрасно известно. Резко выпрямившись на сиденье, я коротко бросил: — Отец бежал от Торренса двадцать пять лет назад.

— Верно. Ваши отец и матушка накачали Торренса с его подручными алкоголем, когда те вторглись в Ширнинг. Пока бандиты спали, мистер Мэйсен-старший испортил их бронетранспортер и бежал вместе с семьей с фермы. Проснувшись, Торренс увидел, что птичка улетела, а дом окружен триффидами. Но в смекалке этому парню не откажешь. Он приказал сделать защитные маски и костюмы из сетки курятника и парусины. Но в тот момент, когда Торренс выходил из дома, один из триффидов ударил его по маске, брызги яда проникли сквозь сетку и ослепили его.

— Значит, Торренс объявился в Нью-Йорке под именем Филдинга?

— Точно. И с золотыми эполетами.

— Но в таком случае он должен был понять, что я сын Билла Мэйсена...

— Он знал это с самого начала и решил вами воспользоваться.

Наконец что-то стало проясняться. Но еще многое предстояло осмыслить.

— Но я знаком с дочерью Торренса. Я близко с ней знаком.

— Именно! — с ударением произнес Даймс. — Она всего лишь пешка в его игре. Все. Приехали.

— Но...

— Отложите пока что все вопросы. Здесь есть одна вещь, которую вы обязательно должны увидеть.

Джесми остановила машину. Прямо перед нами долина круто обрывалась к сверкающей под полуденным солнцем реке. Сэм взобрался на стальную перегородку между двумя сиденьями, отвинтил запирающие люк винты, резким толчком откинул крышку и высунул голову. Некоторое время он внимательно осматривал окрестности. Убедившись, что нам ничего не угрожает, он вылез на крышу машины и пригласил меня последовать за ним.

— Все чисто, — сказал он. — Ближайший триффид торчит примерно в пятистах ярдах. Вылезайте на воздух, мистер Мэйсен. Это совсем не трудно. Встаньте на перегородку, немного подтянитесь и... хоп!

Мгновение спустя я уже стоял рядом с Сэмом на металлическом горбу машины. За кормой вездехода по зеленой поверхности равнины, насколько хватал глаз, тянулся след гусениц. Как и сказал Даймс, где-то в отдалении виднелся одинокий триффид. Растение одним из своих чувств (если таковые у него имелись) обнаружило наше появление и неторопливо захромало на обрубках-ногах в сторону машины.

— У нас масса времени, — сказал Сэм, заметив движения триффида. — Есть нечто такое, что вам просто необходимо увидеть. После этого вам будет гораздо проще понять, что я расскажу.

Он передал мне бинокль.

— До чего же приятно снова видеть солнце! — Он с удовольствием разглядывал зеленую равнину и сверкающую в солнечных лучах реку. — Полная тьма держалась десять дней кряду. Триффиды просто озверели. Чтобы преодолеть защитную изгородь, они громоздились друг на друга... — Сэм с наслаждением набрал полную грудь воздуха. — Солнце, великолепное и величественное Солнце! — Затем, прикрыв глаза от яркого света ладонью, спросил: — Ну и что же вы там видите, мистер Мэйсен?

— Реку, — ответил я. — Деревья. Примерно тысячу триффидов... разбившихся на три группы.

— Теперь посмотрите в бинокль. Что вы видите?

— Теперь я вижу дым. Примерно в полумиле от нас. Поселение?

— Ага, вы это обнаружили. Теперь вглядитесь получше. В бинокль я видел крутой изгиб реки, но не только это...

— Пара каноэ на берегу и... три, нет, четыре... пять... восемь бревенчатых хижин с... Великий Боже! — От изумления я затаил дыхание. — Что, дьявол вас побери, там происходит?! Ведь они же погибнут!

— Итак, скажите мне, что видите. Только точно, — совершенно спокойно произнес Сэм. Шок сменился изумлением.

— Там люди, — сказал я, снова обращая взгляд на фантастическую картину. — Они живут в лагере без какой-либо ограды по периметру. Я вижу, как дети играют среди триффидов. Они не обращают на триффидов никакого внимания.

— А растения отвечают им тем же, — кивнул Даймс, принимая из моих рук бинокль. — Под сенью одного из триффидов отдыхает старик, — добавил он, поднеся бинокль к азам.

— Постойте, постойте! — Я сдавил пальцами переносицу и закрыл глаза. — Но это же не... это...

— Невозможно?

— Именно! Если это, конечно, не остаточное воздействие ваших наркотиков. Может быть, это галлюцинация?

Он улыбнулся, в уголках глаз появились веселые морщинки. — Эти люди внизу, мистер Мэйсен, американские индейцы из племени алгонкинов. Лет сто назад к ним явились миссионеры, чтобы принести блага цивилизации. Ко времени Ослепления племя почти вымерло. От некогда большого народа осталась жалкая кучка. Посмотрите, как они выглядят сейчас.

Дети со смехом резвились среди триффидов. Голый по пояс мальчуган лет восьми кружился, обхватив руками кожистый ствол растения-убийцы. Похоже, что он поддразнивал своих приятелей.

Там внизу я видел счастливых людей, обитающих в излучине сверкающей под солнцем реки.

— Странно, — сказал я, будучи не в силах осмыслить это поразительное явление, — почему триффиды не пытаются их ударить? Может быть, у них удалены стрекала?

— Нет. Все очень просто: у этих людей иммунитет к триффидному яду.

До моего сознания не сразу дошел смысл его слов. А когда дошел, я возобновил допрос.

— Хорошо, триффиды не обращают на них внимания. Но неужели они никогда не делают попыток ужалить?

— Полагаю, что в прошлом они пытались хлестать стрекалом. Но поняв, что это бесполезно, от дальнейших попыток отказались.

— Вы употребили слово «поняв». Неужели вы считаете, что триффиды наделены разумом?

— Конечно. А вы что, думаете иначе?

Я вспомнил слова отца, сказанные несколько недель назад в оранжерее.

Но какой хитроумный трюк природы привел к тем изменениям, произошедшим в этой долине? Каким образом эти мужчины, женщины и дети смогли мирно существовать бок о бок с триффидами? Игровая площадка для смуглых индейских детишек стала бы полем смерти для нас, если бы мы осмелились там появиться.

— Вы только представьте, — сказал Даймс. — Если бы нам улыбнулась удача, как этим алгонкинам, мы могли бы совершенно спокойно вернуться в наш мир.

Мы стояли на крыше вездехода и, не отрывая глаз, смотрели на индейское поселение. В этот момент мне казалось, что, преодолев перевал, я вдруг увидел истинный рай. В то же время тайный голос мне нашептывал, что этот парадиз крайне хрупок и любое прикосновение неосторожной руки может его разрушить.

— А у нас, кажется, гость, мистер Мэйсен. Я оглянулся. Одинокий триффид успел преодолеть большую часть разделяющего нас пространства. Еще несколько секунд — и он сможет достать нас своим пятнадцатифутовым ядовитым хлыстом.

— После вас, мистер Мэйсен, — произнес Даймс, показывая на люк.

К тому времени, когда «Джамбо» добрался до ворот лагеря, сжигая на ходу не в меру расхрабрившихся триффидов, я знал о своих новых хозяевах гораздо больше, чем раньше.

Оказалось, что Сэм Даймс по специальности инженер. Он сказал мне, что сейчас началась вторая половина его командировки на вооруженный аванпост «лесовиков» в качестве, как он выразился, «сторожевого пса и по совместительству управляющего». Название «лесовики» произошло не потому, что жители занимались рубкой леса, а потому, что жили в окружении триффидов.

— Официально мы именуемся Свободной объединенной конфедерацией, — пояснил он и добавил: — Но поскольку одним духом подобное выговорить невозможно, прозвище «лесовики» стало общепринятым.

В отличие от Нью-Йорка, где все население концентрировалось на ограниченном пространстве, сообщество «лесовиков» состояло из нескольких сотен полунезависимых поселений, рассеянных по Восточному побережью от Мэриленда до Флориды.

— Поначалу мы селились на прибрежных островах, — сказал Сэм. — Но Торренс под своим новым титулом «генерал Филдинг» направил против нас канонерки, поэтому пришлось двинуться в глубь континента, следуя руслам рек. Там его боевые корабли уже не могли нас отыскать. Сухопутные войска он послать не мог по одной простой причине: мешали триффиды. Вам не кажется парадоксальным, что триффиды стали нашими союзниками? Забавно, правда? Когда вездеход остановился, я выбрался из люка и тут же заметил, что одной из субмарин уже нет у пирса. Сэм это тоже заметил, но никак не прокомментировал.

— Сдается мне, мистер Мэйсен, что вы вполне созрели для настоящей мужской еды, — улыбнулся он. — Умывайтесь, причесывайтесь, приводите себя в порядок. Питаемся мы вон там, в столовой. — Он показал на хижину с красной крышей.

Сэм направился к другому строению, а я нерешительно топтался на месте, не зная, что делать. Джесми, утратив ко мне всякий интерес, оживленно болтала под навесом с парой слепых мужчин, сидевших за пишущими машинками.

Сэм оглянулся и, увидев мою растерянную физиономию, сказал:

— У нас нет намерения приставлять к вам вооруженных охранников, мистер Мэйсен. Чувствуйте себя как дома.

Когда я приканчивал вторую миску обильно наперченного блюда и то, что осталось от горы хлеба, внезапно ожила система связи. Приятный женский голос сообщил о прибытии летающей лодки и пригласил группу ожидающих пассажиров — «Болотную команду», как было сказано (видимо, имелась в виду Флорида), — собраться на пирсе номер три.

Вскоре над поверхностью реки появилась серебристая летающая лодка и уже через несколько секунд совершила посадку на воду. При виде самолета у меня взыграла кровь. Я бы все отдал, только бы оказаться высоко в небе в кабине самолета и наслаждаться пением пары моторов фирмы «Роллс-Ройс».

— Держу пари на пенни, мистер Мэйсен, я знаю, о чем вы сейчас думаете.

Я поднял глаза и увидел Сэма Даймса с подносом в руках. На подносе стояла большая миска с овощами. От овощей валил пар.

— Не возражаете, если я составлю вам компанию?

— Прошу вас, присаживайтесь.

— Ну как? Осваиваетесь понемногу? Я ответил, что осваиваюсь.

— Вот и хорошо, — произнес он с певучим южным акцентом. — Чуть позже мы обеспечим вас койкой. А сейчас, как мне кажется, вам не грех воспользоваться бритвой. Могу дать на время свою.

Я провел ладонью по подбородку. Щетина не кололась и, похоже, уже начала чуть завиваться.

— Мне хотелось бы сменить одежду, если это возможно, — сказал я.

— Можете считать, что это уже сделано, мистер Мэйсен. Неужели вам дали чили? А я и не заметил, что оно есть в меню. — Повернувшись на стуле, он добродушно крикнул слепой женщине, раздающей пищу за невысокой стойкой: — Айрин, у тебя не осталось еще немного огненного чили?

— Этот молодой джентльмен прикончил все до капли.

— Похоже, вы не страдаете отсутствием аппетита, мистер Мэйсен. Впрочем, удивляться не приходится, ведь мы заставили вас поголодать.

— Сколько...

— Сколько времени вы были в отключке? Двое суток. Возьмите мой пирог. Это самое малое, что я могу для вас сделать.

Пока мы ели, неясная мысль, которая две недели ютилась где-то в подсознании, наконец оформилась и вырвалась наружу.

— Мистер Даймс...

— Просто Сэм, если не возражаете, — оборвал он меня ухмыляясь от уха до уха, протянул через стол руку. — Счастлив познакомиться... о, я совсем забыл, что вы — принципиальный противник рукопожатия, — добавил он, забавно подняв бровь.

— Сэм... — Я потряс его ладонь с улыбкой, призванной сказать: «О'кей, твоя взяла!» — В таком случае, Сэм, забудьте свое «мистер Мэйсен». Меня зовут Дэвид.

— Будет сделано, Дэвид. Итак, что же вы хотели мне сообщить?

— По-моему, ваши алгонкины не столь уникальны.

— Не может быть!

— Кажется, я уже встречал человека, обладающего иммунитетом к яду.

— Расскажите подробнее.

Пока Сэм расправлялся с огромным куском яблочного пирога, я поведал ему о вынужденной посадке на плавающем острове, о гибели метеоролога и о встрече с юной дикаркой Кристиной Скофилд. Он слушал молча, и у меня создалось впечатление, что парень увлечен яблочным пирогом, а вовсе не моим рассказом.

— Что скажете? — спросил я, когда он заглатывал оставшуюся от пирога корочку.

— Айрин! — крикнул Сэм. — У тебя не осталось еще кусочка твоего славного яблочного пирога?

На какой-то миг мне показалось, что он меня даже не слышал. Но я ошибся. Повернувшись ко мне, Сэм очень серьезно произнес:

— Да, Кристина Скофилд. Вы правы. Яд триффидов на нее не действует.

— Похоже, вам известно очень многое из того, что происходит в Нью-Йорке?

— Хорошая информация стоит десятка канонерок. Вы согласны? — сказал он, пока внушительного вида дама водружала на его тарелку очередной кусок пирога. — Спасибо, Айрин. Выглядит просто прекрасно. — Похоже, аппетит Сэма несколько приутих. — Боюсь, Дэвид, что вашу Кристину ожидает отнюдь не розовое будущее.

— Почему вы так думаете?

— Согласно нашей самой свежей информации, Торренс приказал приступить к операции под кодовым названием «Лавина». — Сэм отодвинул тарелку с пирогом. — Вам известно, что женщины появляются на свет с парой яичников? Каждый из яичников содержит тысячи яйцеклеток. И каждая из этих яйцеклеток, будучи оплодотворенной, потенциально способна развиться в человеческое существо.

— Продолжайте.

— Обслуживающие Торренса медики разработали препарат, обеспечивающий появление многочисленных близнецов. Вам также известно, что Торренс хочет устроить демографический взрыв, чтобы оказавшиеся в стесненных обстоятельствах люди всей своей массой обрушились на триффидов. Вначале на Лонг-Айленде и в Нью-Джерси, а затем и в других районах бывших Соединенных Штатов. Он до сих пор посылает отряды в другие поселения с приказом похищать там всех женщин и детей. — Он отпил кофе и продолжил: — Теперь вы догадываетесь, какая мысль его осенила, когда Кристина оказалась у него в руках? Миллионы таких, как она, могут спокойно отправляться в глубину материка, закладывая основы империи Торренса.

— Давайте без экивоков. Вы хотите сказать, что хирурги Торренса намерены удалить у Кристины яичники, оплодотворить ее яйцеклетки и внедрить эмбрионы в матки других женщин. Так?

— Именно. Операция «Лавина» будет проведена в колоссальных масштабах. Каждая женщина, физически способная к деторождению, станет «хозяйкой» эмбриона Кристины. Подчеркиваю, каждая способная к деторождению женщина, независимо от возраста. Включая Керрис Бедеккер, если верить нашим источникам. А наши источники, как правило, весьма надежны. Короче, Кристина Скофилд станет «матерью» сотен тысяч детей. Торренс, естественно, лелеет надежду, что эти дети превратятся в становой хребет расы сверхлюдей, безразличных к действию триффидного яда. Это, в свою очередь, сделает его самым могущественным человеком на планете. — Сэм глубоко вздохнул и продолжил: — Кроме того, Кристину собираются препарировать, чтобы выявить причины происхождения ее естественного иммунитета. А это, как вы понимаете, означает гибель. Дэвид, Торренс — совершеннейший фанатик. — Каждое слово Сэм сопровождал ударом ладони по столу. — Он фанатичен до безумия. Теперь он знает, как добиться того, к чему он стремится всю жизнь. Он уже приказал, чтобы всех беременных женщин... одним словом, сделать так, чтобы они были готовы к приему яйцеклеток Кристины.

— Бог мой... Но это чудовищно! Если бы я знал, какая участь ждет здесь Кристину, я никогда не отправился бы в Нью-Йорк. Я бы... — Я замолчал, пытаясь в полной мере оценить всю бесчеловечность поступков Торренса. Теперь я понял, почему капитану парохода было приказано самым полным ходом возвращаться в Нью-Йорк. — Боже мой... — повторил я. — Не знаю, чем ей помочь. Бедная девочка... Она осталась одна в возрасте шести лет, она прошла сквозь ад. А теперь ей предстоит самое худшее! — С моего языка сорвалось грязное ругательство, за которым последовали слова: — Я готов задушить Торренса голыми руками.

— Торренса нам скорее всего не достать, но кое-что сделать мы, видимо, сможем, — спокойно произнес Сэм, глядя на меня своими голубыми глазами.

— Что?

— Нам известно, что Кристину поместят в госпиталь. До начала операции «Лавина» остается по меньшей мере четыре недели. Это то время, которое требуется для подготовки первой группы матерей. — Кивнув в сторону пирса, у которого стояла одна субмарина, он добавил: — Мы уже направили команду для ее захвата. Если все произойдет как надо, через неделю она окажется здесь, целая и невредимая.

— Вы верите, что это удастся?

— Во всяком случае, Дэвид, мы попытаемся.

— Всего одну радиограмму. Одну-единственную. Неужели вы не можете этого сделать?

Но получалось, что я бьюсь головой о стену. Сэм Даймс смотрел на меня с искренним сочувствием.

— Но мне просто необходимо отправить радиограмму на остров Уайт, — не сдавался я. — И вы прекрасно знаете почему.

— Знаю.

— В таком случае дайте мне возможность сообщить, что Торренс жив и планирует вторжение.

Мы спорили, стоя на берегу реки. Солнце — скорее лиловое, нежели красное — медленно уползало за горизонт.

— Погодные условия для коротковолновой передачи практически идеальные, — настаивал я.

— Сожалею. Искренне сожалею. Но это совершенно невозможно, — говорил Сэм со своим певучим южным акцентом. — Боевые корабли Торренса рыщут повсюду. Если передачу запеленгуют и вычислят наше местонахождение, суда с мелкой осадкой войдут в реку и зальют нас огнем. Здесь разверзнется ад.

Я в растерянности провел рукой по волосам. Положение безвыходное, Сэм прав. От умения скрыть свое местонахождение зависит жизнь «лесовиков». За три дня пребывания в лагере я успел наслушаться о разбое и зверствах бандитов Торренса.

— Полагаю, вы понимаете причины моей тревоги. Я греюсь здесь на солнышке, в то время как Торренс готовит силы, чтобы напасть на мою землю.

— Поверьте мне, Дэвид, в ближайшее время никакого вторжения не будет.

— Откуда такая уверенность?

— Он должен бросить все человеческие ресурсы на проведение операции «Лавина». Ему потребуются все медики для работы по массовому оплодотворению. Без моряков ему тоже не обойтись, ведь яйцеклетки не могут оплодотвориться сами по себе, как по-вашему?

— Аргумент принят, — вздохнул я.

— Кроме того, как вы сказали, остров Уайт располагает весьма значительным воздушным флотом. Торренс не может рисковать своими судами, если ваши люди решат дать ему бой. Нет, он хотел использовать вас в качестве Троянского коня. Вместе с вами на остров должны были высадиться коммандос и диверсанты. В цивильной одежде, естественно. Легко догадаться, что в первую очередь они захватили бы аэродромы и удерживали их до подхода основных сил. Улавливаете?

— Улавливаю.

— Для холодного пива еще не созрели?

Вот так обстояли мои дела.

Но неприятным свое существование я назвать никак не мог. Веселый и немного нескладный Сэм Даймс оказался прекрасным компаньоном, несмотря на его, мягко говоря, несколько своеобразную манеру речи. Все свои фразы он щедро пересыпал такими звуками, как «м-м...», «э-э...» и «а-а...». Общаясь с ним, я поверил в то, что он не виновен в смерти Гэбриэла Дидса. Более того, я перестал сомневаться, что процветание жителей Нью-Йорка базировалось на рабском труде. Рабы валили деревья, служившие исходным сырьем для возгонки моторного топлива. Рабы трудились на угольных копях до тех пор, пока не погибали от болезни легких или от истощения. Обливаясь потом и кровью, они месяцами не видели дневного света. Женщин-рабынь отправляли на детоводческие фермы, где ежегодно насильно оплодотворяли. Более того, рабами в первую очередь становились черные или слепые. А также те, кто позволял себе высказывать недовольство диктатурой Торренса. Большая часть рабов концентрировалась в северной части Манхэттена, в районах, ранее известных, как Гарлем и Вашингтон-хиллз. Теперь это место называлась совершенно безлично: Промышленная зона №1. Гетто располагалось за высокой стеной, которую Керрис именовала Параллелью 102-й улицы. Некоторые черные мужчины и женщины работали и в других частях Манхэттена, но они понимали, что это привилегия, которую они мгновенно утратят, как только проявят малейшее недовольство.

Торренс и его подручные были не настолько глупы, чтобы отказываться от услуг талантливых людей только потому, что у тех иной цвет кожи или они слепы. Особенно много талантов было среди мужчин и женщин, потерявших зрение. Подобные люди являлись подлинным достоянием колонии и использовались соответственно. Но им приходилось дорого за это платить. Ради получения образования и быстрого продвижения по службе они были вынуждены пожертвовать детородной способностью. Никто не знал точно, какое символическое значение имел этот акт. Некоторые считали, что это своего рода клятва верности генералу Филлингу, другие утверждали, что это лишь способ создать управляемый класс государственных служащих. Как бы то ни было, но Торренс считал прослойку евнухов в создаваемом им обществе весьма полезной.

Оставаясь на базе, я днем участвовал в общих работах. Ходил с патрулем по внутреннему периметру ограды, колол дрова, чистил горы картофеля. А теплыми тихими вечерами за кружкой пива беседовал с «лесовиками». А еще — непрестанно думал о Керрис Бедеккер. Тысячу раз в день я задавал себе вопрос, что она сейчас делает. Волнует ли ее, что происходит со мной? Кто она — друг или враг? И согласится ли добровольно бежать, если я изыщу способ вывезти ее с Манхэттена? И как поведет себя, узнав, что ее отец уподобился средневековым баронам-грабителям и ничем не отличается от самых кровавых тиранов? Я этого не знал. Я вообще мало что знал. Однако когда я, ложась спать, закрывал глаза, перед мысленным взором вставал ее образ, а порой Керрис навещала меня и в снах.

Так я провел шесть дней. Следующий, седьмой, день пребывания в колонии оказался поистине судьбоносным.

Над отвесной скалой на противоположном берегу реки медленно занималась заря. Птицы на деревьях начали подавать голоса. Из курятника донеслось громкое «кукареку». Триффиды приветствовали приход дня стуком отростков о стволы. Восходит солнце, возвещали, как мне казалось, они. Восходит солнце... Возможно, что после стольких дней тьмы они по-прежнему были чересчур нервозны. Не исключено, правда, что они чувствовали приближение окончательной гибели. Но сейчас триффиды встречали появление солнца крещендо барабанной дроби. Вскоре отдельные удары слились в ужасный рев.

Я брился, вслушиваясь в эту ботаническую овацию. Рядом с умывальником дымилась кружка кофе. Умывальное помещение было открыто. Впрочем, помещением его можно было назвать лишь условно — ряд умывальников, укрытых от непогоды крышей из гофрированного железа. Стен не было, и я слышал, как триффиды грохочут ветвями, начиная новый день. Их дневное занятие состояло в постоянном давлении на сетку ограды. Со стороны триффидов это, видимо, был акт слепой веры. Тысячи и тысячи навалившихся на изгородь растений верили, что стена, отделяющая их от вкусной пищи, падет, как пали когда-то стены Иерихона.

Неподалеку от умывальников находился душ, окруженный по соображениям скромности некоторым подобием стен, почти доходивших до крыши. Оттуда доносился сопровождаемый пением плеск воды. Пел мужчина — и, как ни странно, вполне мелодично.

Я уже соскреб с подбородка половину щетины, ухитрившись при этом не очень— то сильно порезаться, когда вдруг увидел, что мимо импровизированной ванной бегут люди. Бегут все в одну сторону. Бегут — и что-то кричат. От страха? От восторга?

Схватив полотенце, я стер с лица остатки пены и устремился с толпой к реке. Оказавшись на берегу, я огляделся по сторонам и все понял: из-за излучины появилось удлиненное тело субмарины.

Судя по крикам толпы, дела обстояли не лучшим образом. Даже с моего места было видно, что подлодка накренилась на один борт, а возвышающаяся часть слегка потрепана. Кто-то кричал, требуя медиков.

Перемещаясь с трудом, словно раненый левиафан, субмарина описала по реке широкую дугу и, причалив к деревянному пирсу, чуть продвинулась вдоль него вперед. Теперь в красноватом свете зари стало видно, что в рубке зияют пробитые снарядами отверстия, а ее верхняя часть превратилась в металлические лохмотья. Перископ и радар отсутствовали. Впрочем, на самом корпусе серьезных повреждений не наблюдалось. Толпа стояла на пирсе, глядя, как выползают из люков изможденные члены команды. Появление каждого моряка встречали приветственными возгласами, а когда матросы проходили мимо, их ободрительно похлопывали по спинам и обнимали. Судя по понурому виду экипажа, их мучила не только усталость, но и нечто гораздо более серьезное. Подтверждение пришло очень быстро.

— Люди Торренса забрали Кристину из госпиталя, — сказал мне Сэм. — Прости, Дэвид. Я понимаю, как ты расстроен. — Он смотрел на причал. Из люков вытаскивали носилки с ранеными. — Мы потеряли несколько отличных ребят. Лишь половина коммандос вернулась из рейда. Кроме того, подлодка перед погружением попала под огонь береговых батарей. Если бы ей не удалось укрыться в полосе тумана, она бы вообще не вернулась.

— И что теперь?

— Что теперь? — Сэм выглядел обескураженным. — Теперь мы приступим к реализации плана Б.

— Что это за план?

— Знаешь, Дэвид, самое интересное, что я пока сам этого не знаю.

Мы прошли на пирс сказать слова утешения раненым, которых уже грузили в кареты «скорой помощи».

Через пару часов после прихода субмарины в лагере снова восстановились тишина и покой. Капитан подлодки и Сэм Даймс приступили к оценке причиненного ущерба. Тяжело раненных погрузили в летающую лодку, чтобы доставить в крупное поселение на юге, где возможности были несравненно лучше, чем здесь.

Я отправился нарубить дров для кухни и оказался совсем рядом с триффидами. Толпящиеся за оградой растения стояли неподвижно и хранили полное молчание. Казалось, они с отстраненным любопытством наблюдают за происходящим. Мною овладело уныние, и размышления об этих гнусных растениях приняли самый зловещий оборот.

Триффиды, несомненно, эволюционируют. Они стали лучше двигаться. Они слышат. Они целенаправленно убивают. Более того, они превратились в плотоядных хищников. У них даже стали появляться зачатки зрения. Многие ученые считают, что триффиды обладают разумом. Еще немного — и они настолько обогатят репертуар своих возможностей, что человечество в своем развитии останется далеко позади. Они могут научиться читать наши мысли. Или, овладев искусством телекинеза, станут усилием воли перемещать любые предметы. Мне казалось, что нам осталось недолго.

С такими мыслями я рубил бревна, превращая их в поленья для кухонных печей и водяных бойлеров.

Солнце поднималось все выше, но сегодня оно вновь утратило часть недавно возвращенного сияния и висело в небесах кровавым апельсином. Землю окутал густой туман.

Вскоре после полудня я нарубил дров на целый день и, ополоснувшись из ведра, отправился в столовую. На палубе субмарины уже суетились вокруг надстроек ремонтные рабочие. То и дело вспыхивали огни ацетиленовых горелок. Восстановление шло полным ходом.

Входя в столовую, я краем глаза заметил какого-то человека. Человек показался мне смутно знакомым, но я не обратил на него особого внимания.

— Эй, мистер, вы случайно не знаете, где здесь можно сыграть в настольный теннис? — остановил меня знакомый голос.

Я поднял глаза.

— Гэбриэл!

— А я уж было подумал, Дэвид, что ты вознамерился меня не узнавать.

— Ну да... Конечно... Великий Боже! Я думал, ты мертв!

— Как бы не так, — ухмыльнулся Гэбриэл. — За ту сцену вполне заслужил «Оскара». Как по-твоему?

Гэбриэл широко улыбался, протягивая мне руку. Я потряс ее, слегка поморщившись от его железной хватки.

— Ах вот как? Выходит, ребята, вы уже знакомы, — усмехнулся Сэм. Он сидел за столом перед тарелкой со здоровенным куском яблочного пирога. Сэм улыбался, и его улыбка говорила мне больше, чем могли бы сказать многие тома книг.

— Итак, Гэйб, полагаю, ты здесь не случайно, — сказал я.

— Ты не ошибаешься. — Сэм проглотил кусок пирога и показал ложкой на Гэбриэла: — Позволь представить тебе нашего человека из Нью-Йорка. Пока я буду наслаждаться этим фантастически прекрасным пирогом, Гэбриэл поделится с тобой новостями, которые тебе так не терпится услышать... Айрин! Эй, Айрин! У тебя случайно не осталось еще кусочка твоего восхитительного пирога? Осталось? Вот и прекрасно.

За ленчем Гэбриэл рассказал, что происходило в Нью-Йорке с момента моего похищения более чем неделю назад.

— Честно говоря, я все это и организовал, — признался он. — Мне стало известно, что генерал Филдинг, которого ты теперь уже знаешь под именем Торренс, решил вернуть тебя на остров Уайт в составе дипломатической миссии. Или, вернее, в составе группы, которую ты бы таковой считал.

— А на самом деле я открыл бы путь силам вторжения. Да, Сэм мне рассказал.

— Мне было ясно: тебя надо убирать из Нью-Йорка. А иначе мне пришлось бы прикончить тебя собственными руками.

Я посмотрел на его могучие руки, а затем взглянул в его грустные карие глаза, и у меня не осталось сомнений: он не шутит.

— Поверь, Дэвид, — продолжал он, отпив кофе, — я на коленях умолял начальство выкрасть тебя из Нью-Йорка. Но как ты, видимо, догадываешься, мы руководствовались не только чистым альтруизмом.

— Понимаю, — кивнул я. — Овладев островом Уайт, Торренс захватил бы процессор Мэйсена-Кокера.

— Что позволило бы ему получить высококачественное топливо для самолетов и полностью разгромить «лесовиков». Кроме нас, он уничтожил бы и тех, кто не согласен с его... как бы это получше выразиться... протекторатом.

— А как Керрис?

— Ей ничего не угрожает, — заверил меня Гэбриэл. — Я сделал так, что, когда появилась группа захвата, она не смогла подняться с заднего сиденья.

— И в каком она состоянии?

— В отчаянии от того, что ты исчез. Но в целом, учитывая обстоятельства, держится неплохо.

— Она не знает, что ты... э-э...

— Шпион? Нет. О моей второй жизни ей ничего не известно. К сожалению, она также не знает, жив ты или мертв. Как ты понимаешь, все должно было остаться в тайне.

— Это свинство, что вы ей не доверяли!

Гэбриэл, как мне показалось, довольно болезненно воспринял мои слова.

— Прости, Дэвид, но она, как ни крути, дочь Торренса. Мы не имели права идти на риск. В Нью-Йорке, кроме меня, работают и другие люди. Если мы подвергнем опасности их «крышу», то...

— Да-да. Я все понимаю, — перебил я. — Но скажи, Гэбриэл, знала ли Керрис о намерении Торренса захватить остров Уайт?

— Убежден, что нет, — глядя мне прямо в глаза, ответил Гэбриэл. — Как и ты, она оставалась пешкой в руках Торренса.

Я облегченно вздохнул. Разлука, как бы горька она ни была, стала бы еще горше, окажись, что Керрис вела со мной двойную игру.

Пока мы ели, Гэбриэл успел рассказать мне и о судьбе экспедиции по спасению Кристины. Однако он мало что добавил к тому, что я уже знал. Нам было известно, что за несколько минут до того, как группа захвата, разделившись на две части, ворвалась, угрожая автоматами, в госпиталь, девушку перебросили в другое, тайное, место. — Нам просто не повезло! — воскликнул Сэм. — Потрясающая неудача.

— Как поется в старинном блюзе, — сказал Гэбриэл, — «Когда б не неудача, не злая неудача, тогда бы нам удачи не видать». Знаешь, кого я встретил, когда уводил отряд к Гудзону? Рори Мастерфилда! Он узнал меня, и я понял, что разоблачен. Мне оставалось только залезть в субмарину вместе с остальными. Так что в некотором смысле мне повезло. Мы погрузились и прошли под водой по Гудзону в залив. Однако после всплытия нас засекли, береговые батареи открыли огонь. Впрочем, нам повезло — крупнокалиберные орудия с островов нас достать уже не могли, снаряды падали где-то в полумиле. А вот с безоткатными орудиями плавучих батарей повезло меньше. Стреляли они, надо отдать им должное, просто здорово. Первым залпом превратили в решето рубку — сейчас в ней больше дыр, чем металла. Затем смели перископ и радар. Третий залп продырявил корпус. Тут бы нам и крышка, ведь погрузиться мы уже не могли, но фортуна нам слегка улыбнулась, и лодка вошла в полосу тумана. Словом, удалось ускользнуть. Да, не хотелось бы мне пережить все это снова. — Он покачал головой.

Это началось, когда последние слова Гэбриэла еще витали в воздухе. До нас донесся звук, который вовсе не был звуком. Скорее — воздушная волна. Обрушившаяся на нас, словно бетонная плита, невидимая сила вначале смела со столов тарелки, затем сбросила со стульев обедающих. Жидкие стены сотрясались, стекла вылетали одно за другим. Вместе со стеной воздуха с реки донесся похожий на раскат грома звук. Почти одновременно раздались крики людей. Истошно взвыла сирена.

Мне удалось довольно быстро выбраться из-под обломков, но Гэбриэл и Сэм оказались проворнее. Поднявшись, я увидел их спины. Гэбриэл остановился, а Сэм бежал в сторону штаба, отчаянно работая ногами и руками.

— Будь они прокляты! — прошипел Гэбриэл. — Будь прокляты!

Я посмотрел на реку. Над водой стелились клубы дыма, ровная поверхность была исчерчена пенными полосами.

— Торпедные катера, — объяснил Гэбриэл. — Как им удалось узнать, где мы?

Торпедные катера, вырвавшись из дымовой завесы, повернули к берегу. Продолговатые изящные тела суденышек были лишь чуть длиннее торпедных аппаратов по правому и левому борту. Они неслись прямо на лагерь, чтобы выплюнуть в него свой смертельный груз.

Когда торпеды пошли к берегу, я крикнул Гэбриэлу:

— Бежим! Мы стоим слишком близко!

Но торпеды оказались быстрее. На какой-то миг мне показалось, что Гэбриэл готов броситься к реке, чтобы задержать снаряды голыми руками. Но — лишь почудилось. Так или иначе, отбежать мы успели всего на несколько шагов. А потом оглянулись — и увидели неизбежное. Две торпеды ударили в еще действующую субмарину, и к небу взмыли гейзеры белой пены. Подлодка разломилась на две части. Обломки продержались на плаву несколько секунд, а затем исчезли под водой.

Третья торпеда угодила в берег, создав воронку диаметром в двадцать футов. Вода в реке стала бурой и забурлила, словно котел ведьм. Освободившись от торпед, катера принялись поливать нас пулеметным огнем. Стоявший все это время словно монумент Гэбриэл Дидс конец дал волю гневу.

— Как они нас нашли?! На обратном пути мы строго следовали инструкции. Вахтенные круглые сутки находились на палубе. Мы точно знали, что нас никто не преследует. Как? — повторял он, не обращая внимания на свист пуль.

— Гэбриэл! — крикнул я. — Быстро в укрытие! Гигант подбежал к ближайшему «Джамбо» и мигом взлетел на крышу.

— Вон там! — крикнул он, показывая на реку. — Теперь я знаю, как им это удалось.

Я влез на вездеход и встал рядом с Гэбриэлом. Наша позиция мне очень не нравилась. Пули летели роем, но, по счастью, пока мимо. Подавив естественное чувство страха, я посмотрел в указанном направлении. Ниже по реке, довольно далеко от поля битвы, виднелось странное судно. Выполнив свою задачу, оно легонько покачивалось на волнах. Выкрашенный в голубой и зеленый цвет, похожий формой на камбалу катер едва возвышался над водой. Прозрачные выпуклые фонари кабины напоминали пару сверкающих глаз. Сомнений не оставалось. Этот крошечный кораблик проследовал за израненной субмариной до самой базы и сообщил по радио о нашем местонахождении главным ударным силам.

— Проклятие! — с яростью бросил Гэбриэл. — Нам следовало догадаться. Теперь понятно, почему крупнокалиберные орудия лупили мимо: они просто хотели нас припугнуть и выследить... — За этим последовал град ругательств.

Крупные суда с глубокой осадкой не могли подойти к базе, но это было слабым утешением, поскольку сверкающая гладь реки пестрела небольшими десантными катерами и лодками. Все эти суденышки поливали берег огнем из палубных орудий, крупнокалиберных пулеметов, минометов и реактивных гранатометов. Катера и лодки напоминали стаю фантастических гиен, разом бросившихся на жертву.

Впрочем, нельзя сказать, что мы были совсем беззубыми. С разных точек берега стала бить артиллерия, по всей поверхности реки вздымались фонтаны разрывов. Некоторые снаряды нашли цель. Три катера противника превратились в огненные шары, оставшиеся в живых матросы попрыгали в воду.

Увидев это, Гэбриэл подпрыгнул на месте и восторженно завопил. Однако пулеметная очередь, ударившая в бронированный бок вездехода, своевременно предупредила нас об опасности. Мы соскочили на землю и, укрывшись за «Джамбо», стали следить, как протекает битва.

А протекала она, надо признаться, не очень хорошо. Несмотря на автоматный огонь из окопов, залпы артиллерийских батарей и непрерывную работу пулеметов на сторожевых вышках, больше десятка десантных катеров все-таки добрались до берега. Под прикрытием пулеметного огня отряды Торренса пошли на штурм крутого берегового откоса. Солдаты стреляли на ходу, забрасывая ручными гранатами окопы. Сердце у меня упало. Торренс бросил на нас отборную пехоту. Настоящих головорезов. «Лесовики» гибли десятками.

И вдруг — как часто бывает в подобных ситуациях — произошло нечто такое, что совершенно не соответствовало драматизму момента. Из громкоговорителей, развешенных на столбах по всему лагерю, полилась музыка. Милый женский голос затянул старинную балладу. Окружающие лагерь холмы откликнулись эхом на эту мелодию. Даже звуки выстрелов и крики умирающих утонули в звучании музыки.

— Сигнал к отходу. — Гэбриэл положил руку мне на плечо, а потом открыл люк машины и приказал: — Залезай! Быстро!

Я втиснулся в вездеход и занял одно из передних сидений. Какой-то молодой человек латиноамериканской наружности влезал через другой люк, чтобы занять кресло водителя. Еще пара секунд — и я услышал гул двигателя.

Вездеход уже двигался, когда в люк пролез Гэбриэл и плюхнулся рядом со мной.

— Ты Сэма видел? — спросил он.

— Только когда он бежал к штабу.

Гэбриэл повернулся на сиденье и посмотрел в сторону служебных зданий лагеря. Оставшиеся «лесовики» лихорадочно грузили в стоящие под парами вездеходы какие-то документы.

В борт нашего «Джамбо» со звоном ударили несколько пуль; я оглянулся. Из— за излучины появлялись все новые и новые десантные суда, заполненные солдатами в камуфляже. Некоторые катера подошли к тем местам, где берег был очень крут, и десантники соскальзывали в воду, не в силах взобраться по осклизлому склону. Многие тонули под грузом тяжелого вооружения.

Тем не менее большинству десантников удалось выбраться на берег, но до лагеря добежали далеко не все. Пулеметы на сторожевых вышках работали не переставая, пространство между рекой и центром лагеря было усеяно трупами. Стук пулеметных очередей сливался с грохотом ручных гранат и визгом реактивных гранатометов. Весь лагерь был окутан дымом, похожим на густой осенний туман.

— Так как же Сэм? — просил я.

— Для него найдется место в любом вездеходе... Нам пора смываться.

— Куда?

Он мотнул головой в сторону проволочной изгороди:

— Туда. Люди Торренса там не пройдут.

Мы были почти последними в линии машин, с грохотом кативших по траве. Первый вездеход снес душевой блок и поволок крышу на своей могучей спине. Дерн под гусеницами мгновенно превращался в черную грязь. Некоторые вооруженные пулеметами вездеходы поливали наступающих плотным огнем.

В этот момент у меня появилась слабая надежда, что ход сражения постепенно меняется в нашу пользу, но новая очередь, ударившая в борт нашей машины, вернула меня к горькой реальности. Солдаты Торренса, продвигаясь по внутреннему периметру ограды, уже брали нас в кольцо. Тотальное отступление было нашей последней надеждой.

То, что на первый взгляд выглядело хаотичным бегством, оказалось продуманным и хорошо организованным отходом. Линия вездеходов рассыпалась веером, каждая машина ударила в отведенную ей часть изгороди. Металлические монстры уходили из лагеря, оставляя в сетке зияющие провалы. Опорные столбы ломались, словно спички.

— Теперь оборону будут вести эти зеленые парни, — с невеселой улыбкой произнес Гэбриэл, кивнув в сторону толпящихся за изгородью триффидов. — Думаю, ребятам Торренса с такой толпой не совладать.

И тут триффиды словно по команде двинулись через проломы на то, что осталось от лагеря. Им не терпелось добраться до добычи.

— Но это же музыка! — крикнул я, пытаясь перекрыть рев моторов. — Они спешат на звуки музыки!

Гэбриэл кивнул. На его лице было написано мрачное удовлетворение.

— Именно поэтому мы записали песню, а не инструментальную музыку. Эти твари просто обожают звучание человеческого голоса.

Когда мы подъезжали к пролому, я оглянулся. Люди Торренса уже контролировали примерно три четверти лагеря.

Кольцо людей в камуфляже смыкалось вокруг штабного блока. Последние «Джамбо» уходили, унося на себе бесценный груз — последних «лесовиков». Один вездеход, правда, задержался. Эта машина была настоящим монстром. Сдвоенные башни с пулеметами поливали все подходы градом свинца. Солдаты Торренса снова и снова бросались на штурм, но, не выдержав огня, каждый раз отступали.

И тут из здания штаба выбежал Сэм Даймс. В его руках был портфель, набитый документами, которые ни при каких обстоятельствах не должны были оказаться в руках врагов. Рядом с Сэмом, отстреливаясь на ходу, бежала Джесми.

— Давайте, ну давайте же... — шептал я, сжав кулаки. До вездехода оставалось совсем немного. Еще несколько секунд — и они будут в безопасности. Но мои молитвы ни к чему не привели. Я увидел, как люди в камуфляже выкатили на боевую позицию крупнокалиберную базуку. Выстрел прямой наводкой с расстояния тридцать шагов пробил стальную грудь чудовища, боезапас взорвался, обе пулеметные башни взлетели в воздух, вездеход превратился в огненный шар. Я отказывался верить своим глазам. Взрыв бросил Сэма и Джесми на землю, но они мгновенно вскочили на ноги и в надежде найти укрытие бросились к столовой. Однако я знал, что передышка, которую они там получат, окажется слишком короткой.

Я повернулся и резко дернул Гэбриэла за рукав.

— Надо возвращаться!

— Зачем? Мы почти на свободе!

— Там Сэм и Джесми. Они в ловушке!

Гэбриэл оглянулся и, мгновенно оценив ситуацию, закричал:

— Водитель! Поворот на сто восемьдесят градусов... И будь готов к приему пассажиров! — Он поглядел мне в глаза: — Что ж, Дэвид. Пожалуй, пришло время помолиться. Через мгновение мы сунем головы в львиную пасть.

далее