После гибели Гагарина было принято решение временно запретить космонавтам летать на скоростных истребителях. В остальном для нас ничего не изменилось. Днем - тренировки, полеты, физкультура, медобследования; вечером - чтение уже потрепанных книг с описанием бортовых систем. Были ночные полеты. Главным образом для того, чтобы освоить ориентирование по звездам. Почему-то нам всем нравилось учиться распознавать созвездия и находить их на небе. Иногда ради этого мы подолгу вечерами гуляли по территории Звездного городка. И во время таких прогулок навязчиво возникала одна и та же мысль: не может быть, что во Вселенной больше нигде нет разумной жизни. А если есть, то интересно было бы узнать - какую форму она приобрела?..

Следующий запуск кораблей состоялся в апреле 1968 года, и мы снова полетели в Евпаторию, в Центр управления. Остановились в той же гостинице «Украина». На улице прохладно, но солнечно. Народа немного. Курортный сезон еще не начался. Напротив гостиницы на углу все в тех же автоматах продают сухое вино, а рядом, наверное, все та же пожилая женщина предлагает семечки. Прекрасное сочетание - стакан вина и горсть семечек! Сколько раз мы гуляли здесь по улицам, начиная с аперитива на этом углу! Может быть, еще и удастся повторить? Посмотрим.

Забросив в номера чемоданы, мы сразу сели в автобус и поехали на «площадку». Еще до вылета было известно, что корабли выведены на орбиты нормально, и теперь вместе с остальными мы с нетерпением ждали стыковки. Все понимали, что на отработку сближения и стыковки уже истрачены очень большие деньги, и не представляли, что делать дальше, если стыковка не получится. В Центре управления собрались в полном составе Государственная комиссия и Техническое руководство. Скоро корабли должны были войти в зону видимости станций слежения. Специалисты по сближению и стыковке находились на телеметрических станциях, чтобы контролировать и докладывать о происходящем без всяких задержек. Мы слушали репортаж по громкоговорителям.

Объявляют: «НИП-16 начал прием телеметрической информации». НИП-16 - это тот самый наземно-измерительный пункт, на территории которого располагался Центр управления. Следующее сообщение: «Есть захват, дальность восемь, скорость восемнадцать». Значит, сближение началось; расстояние между кораблями восемь километров, скорость подлета одного корабля к другому восемнадцать метров в секунду. У нас с Женей в руках расчетные графики, сверяем с ними полученные данные - все хорошо. Новый доклад - опять нормально. Дальность сокращается, скорость падает. Все, как и должно быть. При каждом сообщении ставим точки на своих графиках - для себя, чтобы легче было следить. В одном месте, похоже, сближение приостановилось, но потом все опять пошло по программе. Возможно, это просто была ошибка при считывании телеметрии. Показания снимаются с движущихся лент, и вполне вероятна неточность. Вскоре слышим из динамика: «Причаливание». Слава Богу! Самый трудный участок прошли. Больше корабль не будет делать больших разворотов, не будет включаться маршевый двигатель, все должно получиться. Ага, есть! Появился доклад: «Механический захват». Он означает, что стыковочные крюки двух кораблей зацепились друг за друга. Теперь электропривод стянет корабли плотно, и задача решена. Осталось максимум пятнадцать минут. Вот специалист по системе стыковки уже доложил: «Привод стыковочного механизма работает на стягивание». Наверное, больше ничего неожиданного быть не должно. Ждем. Смотрим на часы. Минута, вторая, третья... пятнадцатая. Доклада нет. Что это значит? В комнате начинается волнение. Еще минут через десять поступает доклад: «Стыковки нет». Все вопросительно смотрят друг на друга. Главный конструктор просит подробный доклад, специалисты просят время для анализа. Им дают полчаса. Через полчаса появляется начальник Отдела систем управления Е.А.Башкин с охапкой бумажных рулонов, на которых в виде графиков зафиксировано поведение каждого из параметров системы сближения в течение всего времени ее работы, за ним входит ведущий специалист по системе стыковки В.Н.Живоглотов со своими графиками.

Первым докладывал Башкин. Он имел самый большой опыт общения с Госкомиссией и понимал, что ей следует говорить и чего не следует. Башкин знал, что Госкомиссии можно сообщать лишь окончательные выводы, согласованные со всеми специалистами, и ни в коем случае не высказывать гипотез или личных соображений. Иначе, если в процессе последующего анализа выяснится, что начальные предположения были неверны, на следующем заседании комиссии неизбежно придется объяснять, почему они были сделаны и на основании чего потом от них отказались.

Доклад Башкина был лаконичным. Он сказал, что в радиосигналах снова были большие помехи, поэтому сближение и причаливание проходили с отклонениями от нормы; для детального анализа нужно сопоставить записи, сделанные во время полета, с записями предполетных испытаний и привлечь более широкий круг специалистов. Это может быть сделано только в Москве. На все вопросы типа «это было то же самое, что в прошлый раз?» или «а могло сближения не произойти?» Башкин стойко отвечал, что специалистам надо время, чтобы разобраться.

После Башкина выступил Живоглотов и сказал, что по данным телеметрии автоматика обоих стыковочных устройств работала нормально. Однако условия для причаливания, при которых эти устройства должны сработать, системой управления обеспечены не были, и, возможно, из-за этого возникли какие-то механические повреждения. Он тоже попросил дополнительное время для более внимательного изучения записей.

Сразу после этих докладов были созданы комиссии по анализу работы системы сближения и по анализу причин невыполнения стыковки. И той и другой дали две недели для подготовки заключений.

Затем Госкомиссия стала решать, объявлять о стыковке или нет. С одной стороны, стыковка не была доведена до конца, а с другой - был вторично успешно завершен уникальный эксперимент по автоматическому взаимному поиску, сближению и причаливанию двух космических аппаратов друг к другу. Это можно считать, безусловно, выдающимся результатом. Никто в мире еще этого не делал и, как показала дальнейшая история, еще очень много лет не сделает. В конце концов, механическая связь между кораблями создана. Решили объявить. Любопытно, что из соображений секретности беспилотным кораблям не давали того же названия, что и пилотируемым, даже если они по своему устройству были совершенно одинаковыми с ними. На этот раз корабли именовались «Космос-212» и «Космос-213».

Нам было интересно наблюдать за происходящим, но стало понятно, что вопрос о наших полетах опять остается открытым. Мишин нас успокаивал. Он говорил, что намерен настаивать на начале пилотируемых полетов, так как они должны быть более надежными. Экипаж, при необходимости, может подправить работу автоматики и выполнить причаливание вручную. В этом случае помехи будут нестрашны. Мы придерживались того же мнения. Но удастся ли Мишину убедить Госкомиссию? Пока было очевидно только то, что до окончания анализа наш вопрос рассматриваться не будет.

Совершенно неожиданно настроение в этот вечер нам исправил Шаталов. Получилось так, что день стыковки совпал с днем рождения Берегового. Никто из нас об этом не знал. Разведал каким-то образом Шаталов. Он понимал, что Береговой его никак отмечать не собирался, поскольку был на строгом режиме. Но Володя решил, что этот день не должен пройти незаметно. Он позвонил в ресторан гостиницы «Украина», где мы остановились, и заказал на вечер зал. Потом, без ведома Берегового, от его имени начал приглашать гостей. Он очень деликатно объяснял каждому, что Георгий Тимофеевич, не желая афишировать, хотел бы провести сегодняшний вечер в кругу уважаемых им людей и заодно отпраздновать второе успешное причаливание на орбите. Почти все с удовольствием принимали приглашение и обещали прийти. «Споткнулся» Володя на Мнацаканяне, у которого настроение было явно не праздничное. Ошибки в показаниях радиосистемы были обнаружены уже вторично, и это грозило ему большими неприятностями. Мнацаканян отыскал Берегового, поздравил его, поблагодарил за приглашение и с извинениями объяснил, что, к сожалению, он в этот вечер занят и прийти не сможет. Береговой сначала его слушал, ничего не понимая, с каменным лицом, возможно, вычислял, кто это все устроил. Потом начал улыбаться - понял. Поблагодарив Мнацаканяна за поздравление, он сразу обратился к Шаталову, возмущенный: «Ты что, с ума сошел? У меня даже денег с собой нет». На что Володя не моргнув глазом ответил: «Дадим взаймы». И вечер состоялся. Мы поставили перед Береговым огромную глиняную кружку с молоком, а сами пили вино, произносили тосты, смеялись. Береговой тоже смеялся - над нашими тостами; над всем, что происходит; над тем, в каком глупом положении он оказался. Понравилось всем.

Следующие два дня были спокойными. Корабли по командам с Земли сошли с орбит, и их спускаемые аппараты благополучно приземлились. После этого мы улетели в Звездный и снова оказались во власти графика подготовки.

Боже, как это все уже надоело! Целыми днями ходишь, как студент, из одного помещения в другое и в который раз повторяешь то, что уже знаешь наизусть! А вечером возвращаешься в пустое общежитие, почему-то называющееся профилакторием. Кроме нас - гражданских кандидатов - во всем здании абсолютно никого. А для развлечения - лишь старенький телевизор да изношенный бильярд. Каким таинственным казался этот дом, когда мы первый раз сюда приехали, и каким скучным пристанищем стал он теперь! Но брасать подготовку никто не хотел. Каждый жил своей мечтой о будущем.

Через две недели состоялось заседание Государственной комиссии. Заслушали доклады о результатах анализа полета. Ничего принципиально нового они не содержали. Просто было больше деталей. Оказалось, что из-за радиопомех автоматика делала две попытки сближения. При первой был промах. Один корабль пролетел мимо другого на расстоянии около девятисот метров, но потом процесс сближения восстановился, и вторая попытка завершилась взаимным механическим захватом. Автоматика стыковочных устройств, действительно, работала нормально, однако причаливание произошло при большом боковом сносе одного корабля относительно другого. Из-за этого направляющий штырь погнулся и не смог войти в приемное устройство. Он-то и помешал доведению стыковки до конца. Вместе с докладами Государственной комиссии были представлены официальные отчеты, подписанные всеми привлеченными к работе специалистами.

Мишин, как и обещал, вышел с предложением перейти к следующему этапу испытаний - запуску одного беспилотного и одного пилотируемого корабля с их стыковкой на орбите. Для того чтобы не допустить срыва сближения из-за помех в радиосигналах, для космонавта была подготовлена специальная инструкция по контролю и корректировке процесса управления. Причаливание планировалось осуществлять вручную. На тренировках все космонавты это делали хорошо и всегда обеспечивали благоприятные условия для стыковки. Предлагалось осуществить запуски в ранее намеченные сроки, то есть через полгода.

Предложение было принято. Цель, к которой мы стремились, опять приобрела реальные очертания, но пока до нее было еще далеко. У Берегового положение стало более определенным. Он выходил на финишную прямую. Конечно, вопрос о его полете должен окончательно решиться после выведения беспилотного корабля на орбиту, то есть накануне запланированного старта, но вероятность полета уже большая. В то время аварии на ракетах-носителях происходили сравнительно редко, приблизительно в одном из двадцати пусков, и корабль был достаточно хорошо отработан. Во всяком случае Береговому предстояло завершить подготовку и вылететь на космодром для старта. Сознание этого заметно изменило его настроение в лучшую сторону. Он стал более оживленным и более сосредоточенным.

Глядя на то, как увлеченно Береговой работает, я невольно вспоминал дни перед тем отмененным стартом, к которому я готовился. Наверное, со стороны я выглядел так же. Помню, как по мере приближения дня старта нарастала внутренняя активность. Состояние было такое, как будто накопленные знания сами по себе переселяются из пассивной памяти в тот самый центр мыслей и эмоций, который управляет твоей жизнью. Почти подсознательно шла психологическая подготовка к полету. Я часто создавал для себя мысленно разные полетные ситуации и продумывал свои действия в этих ситуациях. Иногда в такой невидимой для других репетиции на чем-то спотыкался, вспоминал, что упустил из виду, и проигрывал весь эпизод заново. И так до тех пор, пока сам себе не говорил: «Ну, кажется, с этим все, это можно больше не повторять». А потом рисовал в воображении другую ситуацию. Эмоционально я был уже почти в полете. Наверное, нечто похожее происходило в то время и с Береговым.

В подготовке наших экипажей пока все шло по-старому. Мы довольно быстро освоили дополнения к методикам сближения и многократно повторяли тренировки по управлению на разных этапах полета при разных состояниях корабля. Дефицита времени у нас не было, и мы смогли даже позволить себе отпуска.

Отдыхали опять в санатории ВВС, только на этот раз не на Кавказе, а в Крыму - в Судаке. Не все сразу там получилось, как хотелось. Вначале для нас не оказалось комнат, и мужчин поселили на каком-то балконе вместе с другими неудачниками, а женщин - в огромной многоместной женской палате. Но через несколько дней положение нормализовалось, и мы начали по-настоящему отдыхать: купались, бродили по окрестностям, ловили рыбу и почти не вспоминали о подготовке.

А между тем прошло уже два года с тех пор, как я начал готовиться к полету. Уже два года никакого участия в разработках, только подготовка. А ведь когда-то думал, что можно будет одно с другим совмещать. Я знал, как проходит жизнь заводских летчиков-испытателей. Они все свободное от полетов время находятся в конструкторском бюро и участвуют в решении проектных вопросов. Главный конструктор не мыслит себе работы без них. Я надеялся, что и у нас может получиться так же. Но пока этого не было. График подготовки заставлял нас жить в Звездном городке, да и разработчики привыкли к тому, что космонавтов на предприятии нет, поэтому все вопросы решали сами. По-моему, принятое когда-то решение организовать Центр подготовки космонавтов отдельно от предприятия, создающего корабли, было принципиально ошибочным. Но система уже сложилась, и мы жили в соответствии с ее законами...

Когда после отпуска мы вернулись в Звездный, Береговой уже сдавал экзамены. Много разных комиссий проверяли его готовность. Иногда это были собеседования по теории, иногда - тренировки, за которыми члены комиссии наблюдали. По результатам каждого экзамена выставлялась оценка. Потом собралась Межведомственная комиссия с участием главных конструкторов систем и руководителей Центра подготовки космонавтов. Она заслушала сводные доклады о всем, что было проделано, и подписала окончательное заключение о готовности к полету. Все поздравили Берегового и попрощались с ним до встречи на космодроме.

На старт Берегового мы полетели вместе с ним - хотели его поддержать и проводить, а также посмотреть, как все будет происходить. Конечно, если говорить серьезно, ни в какой поддержке он не нуждался, но вместе было веселее. Предстартовые дни промчались быстро. И вот 26 октября 1968 года мы все уже в том самом автобусе, который увозит в неизвестное. Береговой сидит у окна в центре салона, мы занимаем места вокруг него, едем на стартовую площадку. Все стараются шутить, по очереди запевают песни - и так почти всю дорогу. Кинооператор Центра подготовки много снимает - это для истории. Сзади идет пустой резервный автобус. Въезжаем на стартовую площадку. Пока нас не видят, прощаемся, желаем успешного полета. Береговой с доброй улыбкой говорит: «К черту!» - и выходит. Докладывает председателю Государственной комиссии о своей готовности, потом его ведут к лифту. Видим, как он поднимается на верхнюю площадку, подходит к ограждению, машет на прощание руками. Уходит в корабль. Очень холодно. Мы садимся в автобус и едем на смотровую площадку - наблюдать за стартом и слушать репортаж.

Как только мы приехали, стало известно, что в ракете обнаружена неисправность. Подробностей никто не знает. На фермах обслуживания около ракеты еще находятся люди, хотя по графику подготовки их там уже не должно быть. Берегового пока не эвакуировали, следовательно, пытаются что-то исправить. Но как это возможно, ведь ракета уже заправлена? Местный военный начальник звонит по служебному телефону в бункер, откуда идет управление всем ходом старта, и узнает, что меняют какой-то прибор. Становится немного не по себе. Что это значит? Все напряженно смотрят в сторону ракеты. Наконец видим, люди быстро задвигались по фермам, почти бегом покидают площадку и фермы тут же отводятся от ракеты. Неужели успели? Практически сразу объявляют: «Готовность тридцать минут». Дальше все идет, как обычно. Слышим знакомые: «Ключ на старт», «Зажигание», «Промежуточная», «Главная», «Подъем!». И ракета медленно двигается вверх. Я, как всегда, стал в уме отсчитывать секунды полета. Наконец слышу: «Есть Главная!», «Есть отделение корабля от ракеты-носителя!» - Ура! Георгий Тимофеевич на орбите!

Только приехав с наблюдательного пункта в монтажно-испытательный корпус, мы узнали, что на стартовой площадки происходили драматические события, которые чуть было не привели к отмене пуска. Во время проверок систем ракеты оказалось, что один из приборов вышел из строя. Его следовало заменить. Условия площадки никак для этого не подходили. Нормально замена должна производиться в теплом помещении при горизонтальном положении ракеты. А в этот день было тридцать градусов мороза, и ракета стояла вертикально. По всем правилам полагалось эвакуировать космонавта, слить топливо и увезти ракету, старт перенести. Но в это время один из молодых солдат, участвовавших в подготовке ракеты, добровольно вызвался заменить прибор прямо на стартовой позиции. Он пояснил, что знает, где и как он установлен, и может сделать это быстро. Руководители пуска заколебались. Доступ к прибору был неудобный. При вертикальном положении ракеты, да еще на холоде парнишка вполне мог что-нибудь уронить в приборном отсеке или повредить разъем, и тогда забот бы прибавилось. Но откладывать старт тоже крайне не хотелось. И с предложением согласились. Принесли запасной прибор, инструменты, пришел контролирующий офицер, и приступили к работе.

Доступ к прибору был через маленький люк, в который мог пролезть только человек некрупного телосложения и, конечно, без верхней одежды. Парень снял тулуп и полез. Как рассказывают, работал он предельно аккуратно. Ребята, стоящие снаружи, ему помогали - подавали инструменты, принимали гайки, потом забрали неисправный прибор, передали исправный, светили в люк фонарем, держали наготове тулуп, чтобы сразу согреть храбреца... Прибор был установлен. Повторные проверки показали, что все было сделано безукоризненно. Береговой узнает об этой истории уже после полета и будет благодарить парня от всего сердца за мужество. Все мы испытываем чувство симпатии к таким людям. Спрашивается, что этому парню было надо? Почему он рисковал? Ведь понимал, что в случае неудачи навлек бы на себя массу упреков. Мог бы простудиться, даже обморозиться. Но, видимо, очень сильно было стремление к успеху. Он чувствовал себя участником большого дела, гордился этим и отдавал ему всего себя. А мы гордились тем, что у нас есть такие парни.

Наконец дождались первого сеанса связи, услышали бодрый доклад Берегового о том, что на борту все в порядке, и полетели в Евпаторию, чтобы в деталях узнать, как пройдут сближение и стыковка.

На этот раз дальнее сближение произошло благополучно. Береговой в запланированное время выключил автоматический режим, взял управление на себя и начал причаливать вручную. Мы с облегчением вздохнули. Самый сложный участок был позади. На тренажерах все выполняли ручное причаливание успешно, и мы надеялись, что так же будет и в полете. Вначале, действительно, все шло нормально. Но когда расстояние между кораблями стало меньше ста метров, Береговой начал докладывать, что он не может выравнять корабли по крену. Беспилотный корабль от него отворачивался. Береговой пытался компенсировать такие отвороты вращением своего корабля, но это не помогало. На каждый поворот корабля Берегового с целью уменьшить ошибку второй корабль отвечал точно таким же уходом, как бы стремясь оставить ошибку неизменной. В конце концов Береговой израсходовал весь отведенный для причаливания запас топлива и вынужден был отказаться от дальнейших попыток состыковаться.

Конечно, он расстроился. На Земле тоже расстроились, но старались Береговому это не показывать - ему надо было безошибочно завершить полет. На связь с ним выходили Каманин, Шаталов. Все бодро шутили, говорили, что сделано все возможное. Советовали готовиться к спуску.

А тем временем специалисты разобрались в происшедшем. Все бортовые системы работали абсолютно нормально. Причаливание не получилось потому, что в самом его начале беспилотный корабль оказался перевернутым почти «головой вниз» по отношению к кораблю Берегового. Если бы автоматическое управление продолжалось, то корабль был бы развернут в правильное положение в дальнейшем процессе причаливания. При ручном управлении это должен был сделать космонавт. Но на тренировках такая ситуация никогда не отрабатывалась. В начале причаливания встречный корабль всегда занимал положение ближе к правильному, чем к перевернутому. И космонавты к этому привыкли. На экране тренажера приближающийся корабль напоминал самолет. Развернутые в стороны солнечные батареи были похожи на крылья. Для создания условий стыковки космонавты разворачивали свой корабль так, чтобы батареи-крылья занимали на экране горизонтальное положение, и этого было достаточно - все получалось. На расположение остальных элементов конструкции никто не обращал внимания космонавтов. А оказалось, что следовало бы. При правильном положении корабля главная антенна радиосистемы сближения находится над батареями, а при неправильном - под ними. В полете Берегового она оказалась снизу. Когда Береговой считал, что он разворачивает корабль в правильном направлении, на самом деле он пытался увести его еще дальше от правильного. Система управления этого делать не позволяла... Жаль, все это выяснилось поздно.

Остальная часть полета прошла без всяких замечаний. Береговой благополучно приземлился, вернулся в Москву и рассказал нам всем, как переносится полет на «Союзе». Поскольку в работе бортовых систем корабля никаких существенных отклонений от нормы выявлено не было, стало ясно, что следующий раз полетят четверо.