вернёмся в библиотеку?

Глава 5

УПРАВЛЕНИЕ Н1-Л3


Вокруг проблем распределения и курирования работ по управлению движением, электронным и радиотехническим системам всегда были горячие споры.

Мои товарищи по работе разбились на два лагеря. Наиболее агрессивные энтузиасты уже вкусили радость творческого удовлетворения при самостоятельной разработке систем для космических автоматов и "Востоков". Успехи первых лет космической эры придавали моим непосредственным коллегам смелость и уверенность в своих силах и способностях. Зачем, спрашивали они, отдавать интересную работу на сторону, если мы лучше других понимаем, что и как нужно сделать. Легче самим сделать, чем объяснить новому человеку на чужой фирме, чего мы хотим.

К таким энтузиастам относились руководители отделов Легостаев, Башкин, Бабков, Карпов, Куприянчик. Они не только испытали муки творчества, но уже вкусили и первые плоды секретной славы. Те, кто стояли ближе к проблемам носителя - Калашников, Воропаев, Алексеев, Вильницкий, Кузьмин, занимали позицию "пропилюгинскую". Они считали необходимым по-братски делиться работой с фирмой Пилюгина и всеми другими, кого только сможем привлечь.

Особо сильное давление я испытывал со стороны конструкторских отделов и производства. Они были перегружены текущими работами по системам "Марсов", "Венер", Е-6, боевым ракетам Р-9, РТ-1, РТ-2, ГР и пилотируемым кораблям.

В цехах приборного производства одновременно изготавливались сотни сложных приборов, антенно-фидерных устройств, рулевых машин и тысячи всевозможных кабелей.

В наши споры часто вмешивался Королев. Он не охлаждал энтузиазма наиболее агрессивно настроенной части моего коллектива, стремившейся захватить все, что можно, но убеждал, что не следует стремиться объять необъятное. Пилюгина с его мощным коллективом следует максимально использовать, а не отталкивать. Это было его категорическое требование, которое он высказывал мне и Раушенбаху в ультимативной форме.
106

В конечном счете к концу 1964 года по Н1-Л3 сформировалось распределение работ, которое в основном сохранилось на весь десятилетний период последующего существования программы.

Головным главным конструктором по системе управления ракетой-носителем Н1 являлся Пилюгин.

На моем комплексе лежала ответственность за объединение и выдачу Пилюгину всех исходных данных, необходимых для разработки системы управления. Исходные данные по аэрогазодинамике, массовым и инерционным нагрузкам, центровкам, внешним возмущениям, необходимым управляющим моментам, влиянию жидкости в баках, упругости конструкции, характеристикам двигателей и многие другие параметры большой ракетной системы надо превратить в системы дифференциальных уравнений. За эту интеллектуальную работу отвечал отдел Воропаева. Многотомные труды, которые скромно назывались математической моделью носителя, могли быть созданы только с помощью вычислительных машин, которые только-только начали появляться в нашем вычислительном центре. В те годы первые вычислительные машины распределялись решением правительства. Королев и Мишин лично, где только могли, пробивали решения о поставке вычислительных машин в ОКБ-1. Руководство вычислительным центром было поручено "главному баллистику" - Свету Лаврову. Вводом в строй и обслуживанием первых вычислительных "монстров" руководил молодой инженер Владимир Степанов.

Благодаря инициативе и настойчивости руководителя комплексного отделения Финогеева в НИИАПе - так теперь называлась выделенная из НИИ-885 новая организация Пилюгина - за два года уже был развернут комплексный стенд системы управления ракеты-носителя Н1. Кабельная паутина соединяла между собой сотни разнокалиберных приборов всех систем, стоящих на ракете-носителе. Это должна была быть действующая модель полной системы управления.

Я отвечал в системе управления ракетой-носителем за разработку всех приводов для двигателей Кузнецова, регулирующих тягу, и за все виды рулевых машин, которые могут потребоваться на любых блоках и лунных кораблях. Фирма Иосифъяна для всех электросистем носителя разрабатывала бортовую пятикиловаттную электростанцию. Это была новая идея, очень активно проталкиваемая Иосифьяном и его заместителем Шереметьевским. Они взялись разработать турбогенератор вместо набора тяжелых аккумуляторов. Высокооборотную турбину к ней разрабатывал Люлька.

Суеверный ужас внушали специалистам по расчету надежности 36 двигателей на трех ступенях ракеты-носителя. Окончательно
107
они были подавлены, когда появилось предложение установить на блоке "А" еще шесть двигателей. Они изучили статистику последних лет и показали, что даже при отработанных двигателях у принятых на вооружение ракет частота отказов по вине двигательных установок составляет не менее чем два-три на сотню пусков. Теперь на Н1 предлагалось считать надежность при 42 двигателях. Следовательно, для Н1 хоть один отказ на два пуска будет обязательно. Для защиты от катастрофических последствий отказов двигателей еще в 1960 году было решено разработать систему контроля работы, диагностики и отключения двигателя по признакам возникновения аварийной ситуации. Эту систему, которую мы назвали КОРД, Пилюгин разрабатывать отказался по понятным мотивам: «Мы не двигателисты, за аварию ЖРД отвечать не можем, чего доброго выключим десяток хороших двигателей и отправим ракету "за бугор"».

Королев снова поставил мне ультиматум: "Если не уговоришь Пилюгина и не найдешь другого надежного исполнителя - бери разработку КОРДа на себя".

Я собрал свой "малый совет малых главных", как пошутил Калашников, на котором опросом установили, что в обозримых окрестностях "дураков нет" и такую систему предстоит нам делать самим. Разработку я поручил опекать Калашникову, электрическую и схемную идеологию - разрабатывать отделу Кузьмина, конструкцию приборов - отделам Чижикова и Зверева. Аварийные критерии определяли двигателисты Кузнецова, а мы под эти критерии должны были разработать датчики и электрические приборы, которые обработают информацию и успеют выключить двигатель до взрыва, неминуемо приводящего к пожару и гибели ракеты. Сложной и очень спорной в этой системе оказалась проблема выбора критериев аварийности. Для разработки КОРДа была организована специальная лаборатория. На руководителя лаборатории Кунавина и небольшое число его молодых сотрудников легла ответственность, значимость которой для судьбы Н1 мы ощутили "весомо, грубо, зримо" уже на первом пуске.

Еще раз мы убедились, что даже на самых заманчивых условиях смежные организации не хотят разрабатывать аварийные системы. Так было с системами аварийного подрыва ракеты (АПР) и космических объектов (АПО), аварийного спасения, аварийной посадки и теперь вот КОРД. Если аварийная система честно выполняет свою задачу, то никто спасибо не скажет, потому что за аварию благодарности не положены. А если аварийная система сработает ложно, то неприятностей не оберешься - она сама может стать причиной гибели ракеты или космического аппарата. На моей памяти по крайней мере два таких трагических происшествия: авария при
108
попытке пуска первого корабля "Союз" в 1967 году и авария первой ракеты Н1. Об этом трагическом событии я напишу позднее.

Когда дело дошло до сложнейших проблем управления полетом лунного комплекса Л3, состоящего из ракетных блоков "Г", "Д", космических аппаратов ЛОК и ЛК, оказалось, что моему коллективу досталась немалая часть работы. Товарищи ворчали, что львиную долю общего объема работ по управлению всем лунным комплексом делает наш коллектив, а головным по постановлениям считается коллектив Пилюгина. Такие разговоры я парировал предложениями: любой недовольный распределением работ может от Главного конструктора Королева перейти к главному конструктору Пилюгину. Надо сказать, что таких не нашлось.

Большую помощь при согласовании распределения работ мне оказали Финогеев и Хитрик. Этим двум безусловно выдающимся инженерам и очень порядочным людям, будущим заместителям Пилюгина, был чужд формализм и ведомственный подход. Они уговаривали Пилюгина взять на себя для совместной работы как можно больший объем. Их деятельность впоследствии способствовала нашей дружной совместной работе без серьезных конфликтов. Они предложили вариант, при котором НИИАП разрабатывает системы управления комплексом Л3 на участках работы двигателей блоков "Г", "Д", "Е", "И", автоматику управления двигательными установками, управление на участках торможения для схода с орбиты искусственного спутника Луны и гашения скорости на участке спуска, в том числе и управление автоматической мягкой посадкой, управление ЛК при взлете с поверхности и выведении на орбиту искусственного спутника Луны в район нахождения ЛОКа, систему управления спуском при возврате со второй космической скоростью на Землю.

Систему автоматической посадки на Луну мы все же задублировали ручным управлением. Эту задачу очень остроумно на бумаге и наглядных моделях решал Раушенбах. Легостаев с Хитриком согласовывали автоматическую и ручную динамику, а Савченко изобретал оптику, необходимую для выбора места посадки на поверхность Луны.

Сравнительно легко прошло распределение обязанностей среди радиофирм.

Ожесточенная борьба за место в лунной программе между радиосистемами сближения "Контакт" и "Игла" продолжалась несколько лет и наглядно убедила нас в пользе здоровой конкуренции даже в условиях строго централизованного планирования. Трудно сказать, как сложилась бы судьба системы "Контакт", если бы наша лунная программа была реализована. Небольшой коллектив, взявшийся за эту тему в ОКБ МЭИ под руководством
109
радиоэнтузиаста Петра Крисса, продемонстрировал неисчерпаемые возможности изобретения новых технических систем, использующих старые основы радиофизики.

Некоторое время оставалась неопределенной судьба основных источников электроэнергии лунных кораблей. Очень энергично началась "раскрутка" варианта питания на топливных элементах или электрохимических генераторах. Первый свой вариант предложил Лидоренко (ВНИИИТ).

У нас в ОКБ-1, ввиду сложности проблемы кислородно-водородного обеспечения, курирование этих заказов и разработка пневмогидравлической системы были поручены опытному в криогенной технике и гидроавтоматике коллективу, который возглавлял Виктор Овчинников. По ходу работ сменились три фирмы - разработчики ЭХГ, пока окончательно и блестяще эта проблема не была решена одним из уральских предприятий атомной промышленности.

Только в феврале 1965 года ВПК поручает министерствам разработать и согласовать план создания лунной системы Л3. На эскизный проект в целом был установлен срок - август 1965 года. Что касается плана-графика разработки и изготовления комплекса Л3, то он не был утвержден ВПК ни в 1965 году, ни в 1966 году.

В отличие от обычных планов, в которых выпуск проектной документации предшествовал выпуску рабочей документации, в проекте плана-графика создания Н1-Л3 разработка эскизного проекта системы Н1-Л3 в целом предусматривалась в августе 1965 года, а разработка рабочей документации в период апрель - июнь 1965 года. Имелось в виду, что мы разработаем и выдадим своим конструкторам и смежным организациям исходные данные еще до выпуска многотомного эскизного проекта. Срок изготовления экспериментальных установок, первых образцов систем и макетно-технологического образца ракеты-носителя - второй квартал 1966 года. На экспериментальную отработку двигателей, новых блоков, систем и кораблей отводили "весь 1966 год". ЛКИ комплекса Н1-Л3 в графике также значились в 1966 году.

В аппарате ВПК работали разумные люди. Они отлично понимали, что в представленном плане-графике много "липовых" сроков, и, не желая подводить свое начальство, они не спешили представлять планы-графики на утверждение.

В течение всего 1965 года мне чаще обычного приходилось встречаться с Пилюгиным, его заместителями и ведущими специалистами. НИИАП с опережением по сравнению с другими разрабатывал систему управления ракетой-носителем Н1. Для них, впрочем как и для многих других участников, разработка была уникальной. Пилюгин потребовал от своих разработчиков, чтобы,
110
невзирая на "истерику" ОКБ-1 по поводу весов, основным критерием при создании системы была надежность. Все, что только возможно, затроировать!

В троированную систему управления полетом Н1 входили три гиростабилизированные платформы, девять вместо трех акселерометров продольных ускорений и 18 акселерометров нормальной и боковой стабилизации (НС-БС), три БЦВМ с примыкающими к ним периферийными устройствами и преобразователями код-аналог и обратно аналог-код. Все командно-измерительные схемы работали по принципу голосования "два из трех". Вследствие тяжелейших вибрационно-акустических и температурных нагрузок, ожидаемых в районе двигательных установок носителя, автоматика управления каждым двигателем дополнительно дублировалась. При этом дублировалась вся кабельная сеть, кроме того, наиболее ответственные узлы схемы имели еще и поэлементное дублирование. Общее число приборов, разрабатываемых только НИИАПом, перевалило за 200, а масса кабельной сети по разным данным колебалась от 3 до 5 тонн. Пилюгин любил похвастать масштабами работ по системе управления ракетой-носителем:

- Все это мы должны изготовить почти одновременно - для своего комплексного стенда, для типовых испытаний, для первой технологической ракеты и для первой летной. За год я должен изготовить только для Н1 (не считая всех других заказов) более 2000 новых приборов. Мой завод на это не способен. А другие не возьмутся, потому что еще нет отработанной документации. Но я шуметь по этому поводу первый не буду. Не мы будем последними. Посмотрим, как вы с новыми двигателями уложитесь в сроки и кто быстрее свою часть отработает по надежности.

Это были разговоры по ракете-носителю. А предстояло еще втиснуть конструкторам и производству как можно скорее изготовление аппаратуры на лунные корабли. В 1965 году, как любил говорить директор нашего завода Роман Турков, "тут еще и конь не валялся".

Когда Пилюгина захватывала какая-либо новая идея, он мог рассказывать о ней очень увлекательно и долго, не считаясь с тем, что мы приехали с жесткой задачей согласовать десятки технических решений.

- Платформы Вити Кузнецова по весу и габаритам нас всех тянут ко дну!

Пилюгин позвонил, чтобы ему принесли "последний писк" гироскопической техники - поплавковый датчик угловой скорости.

- Вот, смотрите, мы сделали все на поплавках и по габаритам и по весу выиграли в два раза.
111

Действительно, в период 1965—1967 годов НИИАП начал самостоятельно разрабатывать и изготавливать гиростабилизированные платформы и акселерометры - чувствительные приборы для измерения ускорений. Несмотря на постановление правительства, по инициативе Пилюгина на Н1, а затем и на Л3 устанавливались гироплатформы НИИАПа, а не кузнецовского НИИ-944.

Это подлило масла в огонь разногласий по техническим проблемам между Пилюгиным и Кузнецовым.

Мне и моим товарищам требовалось соблюдать строгий "доброжелательный" нейтралитет. Гироскопические приборы Кузнецова не только стояли на всех наших предыдущих ракетах и космических аппаратах, но были уже разработаны для новых кораблей - "Союзов".

Во второй половине 1965 года я с товарищами почти каждую неделю посещал НИИАП для согласования десятков технических вопросов.

Распивая чай с сухариками в кабинете Пилюгина, мы приходили к непротоколируемому выводу, что если будут двигатели, то носитель пустить в 1968 году еще кое-как можно, но корабли ЛОК и ЛК - ну никак!

Разговоры снова возвращались к объему производственных работ, загрузке заводов. Часто уезжали от гостеприимного Николая Алексеевича так и не договорившись, но с обещаниями обеих сторон "еще неделю подумать, а потом созвониться".

В понедельник 20 декабря 1965 года Пилюгин позвонил мне по "кремлевке":

- Борис! Приезжай, есть о чем поговорить. Келдыш меня допрашивал по весам Л3. Ему кто-то наговорил, что дефицит больше, чем вы с Бушуевым докладываете. Он хочет разобраться и на среду назначает заседание экспертной комиссии. Я звонил Сергею, он сказал, что ты будешь докладывать распределение работ, а заодно "между прочим" и о весах. Я доложу только по своей части. О сроках говорить не буду. Это не то место.

Президента Академии наук Келдыша Никита Хрущев, а после него Леонид Брежнев считали самым компетентным и объективным ученым, стоящим над ведомственными интересами и личными амбициями. Авторитет Келдыша был столь велик, что ему поручали руководство экспертными комиссиями в диапазоне от выбора системы боевых ракет до мероприятий по спасению Байкала.

Как председатель различных экспертных комиссий по ракетно-космической технике и межведомственного совета по космическим исследованиям, он вынужден был проводить по этой тематике множество закрытых заседаний, а как президент академии - открытых
112
пресс-конференций. Основным рабочим местом Келдыша был президентский кабинет в дворцовом здании президиума Академии наук на Ленинском проспекте, дом 14. Однако совещания по ракетно-космической тематике Келдыш проводил в небольшом кабинете директора Института прикладной математики на Миусской площади. Этот институт был строго "режимным". В его стенах можно было говорить о работах совершенно секретных. В здании президиума академии это запрещалось еще и потому, что оно посещалось иностранными учеными, зарубежными делегациями и прессой. На Миусскую площадь Келдыш приезжал во второй половине дня, проведя первую, очень трудную и хлопотливую, в Академии наук на Ленинском проспекте.

На этот раз он собрал заседание экспертной комиссии, о котором Королев предупреждал меня еще год назад, когда требовал: "Отдай мне 800 килограммов".

Мы с Бушуевым и Раушенбахом приехали чуть раньше назначенных трех часов, и я пришпилил к доске плакат с текстом распределения работ по Л3. Открывая заседание экспертной комиссии, Келдыш сказал: "Королев уполномочил Бориса Евсеевича сделать доклад о распределении работ и состоянии разработок по системам Л3. Основной вопрос, который всех нас беспокоит, - это состояние с весами. Я прошу в докладе сказать, что творится на самом деле по последним расчетам".

Я отлично знал, что Келдыша "на мякине не проведешь", тем не менее решил затянуть доклад так, чтобы для серьезных разговоров о весовых сводках времени не осталось. Королев инструктировал перед отъездом меня и Бушуева: "Там соберется два десятка любопытных. При них вступать с Келдышем в дискуссию о наших весовых проблемах - ни в коем случае! Если будет трудно, Костя должен выручать. Он не зря учился в дипломатической школе". Королев не упускал случая уколоть Бушуева, что до начала своей космической карьеры его сманивали на дипломатическую деятельность.

Я начал рассказ о количестве систем и распределении ответственности между головными исполнителями. Исторического интереса ради приведу основное содержание.

ОКБ-1 выполняет роль головной организации, но одновременно и самостоятельно разрабатывает ряд систем лунного комплекса Л3. Мы взяли на себя, по договоренности с НИИАПом, разработку систем, по которым уже имели опыт.

ОКБ-1 разрабатывает следующие системы:

1. Систему ориентации всего комплекса Л3;

2. Систему ориентации ЛОКа;

3. Систему ориентации ЛК;
113

4. Систему управления сближением ЛОКа с ЛК;

5. Автономную ручную систему ориентации и навигации.

Для всех этих систем чувствительные элементы - оптико-электронные устройства разрабатывают ЦКБ-589 ("Геофизика") и киевский завод "Арсенал" Миноборонпрома. Для сближения кораблей используется радиосистема "Контакт", создаваемая в ОКБ МЭИ. Чтобы затянуть время и сделать комплимент Келдышу, я сказал:

- За эти пять позиций ответственность несет Борис Викторович Раушенбах. Его коллектив после перевода к нам по вашей и Сергея Павловича инициативе по численности увеличился в три раза. Если по этой части будут вопросы, то Борис Викторович может доложить более по дробно.

Вопросов, к сожалению, не было, и я продолжил перечень:

6. Систему управления бортовыми системами и приборами ЛОКа и ЛК в соответствии с программой полета, единую электрическую схему и бортовую кабельную сеть. Эта система осуществляет прием, передачу, обработку команд управления бортовыми системами с целью реализации логических операций работы бортовой аппаратуры;

7. Систему единого питания кораблей. При этом для ЛОКа источником электроэнергии служат ЭХГ, создаваемые заводом Минсредмаша, а для ЛК - серебряно-цинковые батареи, разрабатываемые Всесоюзным научно-исследовательским институтом источников тока (ВНИИИТ).

8. Антенно-фидерные устройства всех радиотехнических систем, кроме "Контакта" и радиовысотомера;

9. Наземную испытательную аппаратуру для ЛОКа и ЛК на заводе, "техничке" и стартовой позиции.

НИИАП разрабатывает и изготавливает со своей кооперацией:

1. Систему управления движением на участках работы двигателей блоков "Г", "Д", "И", "Е", обеспечивающую стабилизацию относительно центра масс и управление движением самого центра масс;

2. Автоматику управления двигательными установками, в том числе автоматику регулирования кажущейся скорости;

3. Систему управления движением на участках торможения для схода с орбиты ИСЛ, гашения скорости на участке спуска и "мягкого прилунения";

4. Систему управления взлетом с поверхности Луны и выведения на орбиту ИСЛ в район для встречи с ЛОКом;

5. Систему управляемого спуска на Землю со второй космической скоростью;
114

6. Гиростабилизированные платформы для всех участков работы системы управления движением и ориентации, а также акселерометры, реагирующие на ускорения по всем трем осям, и бортовую вычислительную машину.

НИИ-885 разрабатывает:

1. Комплексированную радиосистему, обеспечивающую передачу на борт управляющих команд, траекторные измерения на всех участках полета;

2. Телеметрическую систему и линии передачи телеметрической информации;

3. Устройства для передачи телевизионного изображения (совместно с НИИ-380);

4. Аппаратуру для передачи речи и телеграфных посылок (совместно с НИИ-695);

5. Систему радиопеленгации направления на Землю для ориентации остронаправленных антенн;

6. Высотомер и вычислительное устройство, обеспечивающее измерения и управление на участках прилунения лунного корабля.

НИИ-695 разрабатывает:

1. Системы автономной связи между космонавтами при выходе одного из них на поверхность Луны и при выходе в космос во время перехода из корабля в корабль;

2. Радиосистему поиска спускаемого аппарата после возвращения на Землю.

ОКБ МЭИ разрабатывает новую систему измерения параметров относительного движения "Контакт". Эту систему благодаря ее меньшей массе и компоновочным преимуществам решено было использовать вместо "Иглы", разработанной для "Союзов".

По всем перечисленным мною системам выпущены эскизные проекты, частично разработана рабочая документация, но ни одной системы для штатного исполнения в производстве пока нет. С учетом цикла производства и последующей доводки у разработчиков и на наших экспериментальных установках, поставка систем на штатные корабли и блоки возможна, в лучшем случае, в конце 1967 года. Таким образом, начало летных испытаний кораблей и блоков Л3 возможно не ранее 1968 года.

Я использовал запрещенный прием. Называть 1968 год на официальных заседаниях было "не положено". Постановлениями, а также обещаниями Королева и Келдыша началом летных испытаний был определен год 1967 - год 50-летия Великой Октябрьской социалистической революции.

Совещание зашумело - поднимать дискуссию о сроках было опасно для всех. Келдыш это прекрасно понимал и, не задавая мне вопросов, сказал:
115

- Давайте послушаем Николая Алексеевича и затем Михаила Сергеевича. От них в первую очередь зависит судьба систем управления.

Учтя мой прокол, Пилюгин и Рязанский доложили в оптимистических тонах состояние дел, обойдя проблему массы и сроков. Но оба сочли необходимым обратить внимание экспертной комиссии на проблемные вопросы, которые еще предстояло решить.

Пилюгин напомнил о своих достижениях по гироплатформам и акселерометрам на поплавковых гироскопах и сказал, что он установил тесный контакт с НИЦЭВТ для разработки БЦВМ.

- Управлять ракетами и спутниками без использования БЦВМ мы умеем, - отметил Пилюгин, - но для спуска на Луну машина нужна обязательно. Без нее мы можем при посадке стравить столько топлива, что на обратную дорогу не хватит.

Рязанский поддержал Пилюгина в отношении БЦВМ, сказав, что для НИИ-885 самой сложной является проблема лунного высотомера, измерения которого должны обрабатываться быстродействующей машиной. После обмена репликами о реальности создания вычислительной машины в нужные сроки Келдыш спросил, что происходит с ЭХГ - так называемыми "топливными элементами".

-Дело в том, - сказал Келдыш, - что мне звонил Славский (министр среднего машиностроения) и жаловался, что один из его свердловских заводов якобы втягивают в "лунную авантюру", а он, министр, об этом ничего не знает и просит пока на них не очень рассчитывать.

Для меня и Бушуева это сообщение было полной неожиданностью. Накануне Виктор Овчинников и подпиравший его своими связями в МСМ Михаил Мельников докладывали Королеву, что в Свердловске обо всем договорились и мы получим ЭХГ гораздо более надежные, чем предлагает фирма Лидоренко.

Келдышу мы обещали "разобраться и доложить".

Мы разобрались спустя дней десять и сильно хохотали. Вот что рассказал нам отвечавший за переговоры по ЭХГ Овчинников. Они действительно по технике договорились с одним очень надежным КБ завода атомной промышленности на Урале. Инженеры-атомщики очень заинтересованно отнеслись к проблеме получения электроэнергии из жидкого кислорода и жидкого водорода, а в придачу еще кислорода для дыхания и чистой питьевой воды для космонавтов. Чтобы узаконить договор, требовалось благословение МСМ - атомного министерства. Чиновники не возражали, но сказали, что хорошо, если кто-либо со стороны доложит об этой интересной работе Славскому, плохо, если он узнает последним.

У Королева со Славским были сложные отношения. С тех пор как под руководством Михаила Мельникова и при очень активной
116
поддержке Василия Мишина у нас было создано большое подразделение по электрическим ядерно-ракетным двигателям (ЭЯРД), возникало множество проблем, требующих участия профессионалов из атомных фирм. Аппарат МСМ очень ревниво относился к этой "самодеятельности" Королева.

Королев считал в настоящее время преждевременным обращение к всемогущему Славскому. Тогда Мельников решил сам пробиваться к министру атомной промышленности. Кто-то в аппарате ему помог, и он оказался в кабинете Славского. Невысокий и худой Мельников смело пошел в атаку на огромного роста, могучего министра, бывшего лихого буденовского бойца. Славский выслушал длинную речь Мельникова, в которой он излагал будущее атомной техники в космонавтике, свои проблемы и просьбы к МСМ в части ЭЯРД, поблагодарил за начало работ над электрохимическим генератором. В заключение он допустил непростительную ошибку - перешел к проблеме управляемой термоядерной реакции.

- Мы добились больших успехов, - похвастался Мельников, - в овладении техникой глубокого вакуума. Ваши специалисты этой техникой не владеют - пусть у нас поучатся.

О финале встречи Овчинников узнал от референта, бывшего в то время в кабинете. В этом месте, со слов референта, Ефим Павлович побагровел, встал во весь свой могучий рост и, указывая на дверь, произнес:

- А пошел ты на...

Мельников понял свою ошибку уже в приемной, когда референт его успокоил и объяснил, что такое обращение Славского - хороший признак.

- Он все запомнил и обязательно поможет.

Очевидно, что после этой "беседы" и последовал звонок Славского Келдышу.

Все уже порядком устали, когда Келдыш задал вопрос, на который мне так не хотелось отвечать:

- Ну, а все же, Борис Евсеевич, теперь уже пора пришла посмотреть, что творится с весами. Я прошу доложить комиссии последние данные.

Я не мог скрыть от экспертной комиссии, что теперь, в период согласования заданий, выпуска рабочей документации и проектирования новых систем, самым острым вопросом остается не техника, а ее вес. Келдыш требовал назвать действительные цифры весового дефицита. Я не желал пугать экспертов и всячески уходил от прямого ответа. Наконец потерявший терпение Келдыш с досадой сказал:

- Борис Евсеевич, если вы не знаете, что на самом деле творится с весами систем, то по крайней мере подскажите, кто же в ОКБ-1
117
способен ответить на этот вопрос? Если таких людей нет, это значит, что вообще никто не держит в руках проект и все идет стихийно. Но я в это не верю. Не принуждайте меня жаловаться Сергею Павловичу.

Бушуев решил, что пора меня выручать.

- Мстислав Всеволодович, у нас каждый грамм под строжайшим контролем. За весовую сводку отвечают проектанты моих отделов. Мы следим за всеми системами, и Черток не имеет права выходить из отведенных ему лимитов.

Келдыш понимающе улыбнулся и перестал нас терзать. Но нам от этого легче не стало.
118

далее
в начало
назад
при попытке пуска второго корабля "Союз" 14.12.66 года? - Хл.