 Шесть полетов космических кораблей «Аполлон», включая два облета Луны и две высадки на наш спутник, прошли блестяще. Человек уверовал в свои возможности, в безупречность сложнейшей аппаратуры, которую ему удалось создать. Но седьмой пилотируемый полет, в данном случае корабля «Аполлон-13», неожиданно чуть не привел к катастрофе. Он лишний раз убедил нас, с каким риском связано проникновение человека в космическое пространство.
Джим Ловелл, Джек Суайгерт и Фред Хейс Спасательная операция экипажа «Аполлон-13», еще драматичнее, чем сама высадка на Луну, показала, |
Тесно было астронавтам Джемсу Ловеллу, Джону Суайгерту и Фреду Хейсу (слева направо) в лунном отсеке. Предназначенный для высадки двух космических исследователей на Луну, отсек превратился в спасательную шлюпку для трех астронавтов. За Суайгертом виден внутренний лаз, соединяющий кабину с командным отсеком. На фото вверху показана поврежденная стенка отсека обслуживания, которую Ловелл сфотографировал незадолго до того, как отсек был отделен от корабля.
ХЕЙС: Лунный отсек был нашей единственной — и последней — надеждой!
ПОНЕДЕЛЬНИК, 13 АПРЕЛЯ 1970 ГОДА.
Стрелки часов в Хьюстоне показывают 21.08. За 330 000 километров отсюда Джим Ловелл, Джек Суайгерт и Фред Хейс только что закончили радостную телепередачу на Землю словами: «А теперь экипаж «Аполлона-13» желает всем приятно провести вечер».
Просторный диспетчерский зал Центра наземного управления в Хьюстоне стал пустеть. Старший руководитель полета Юджин Кранц, 36-летний, коротко остриженный человек — без пиджака, в цветистом жилете — откинулся на спинку кресла и закурил сигару.
В космосе Ловелл в это время покинул лунный отсек, предварительно взглянув в последний раз в иллюминатор на быстро приближавшуюся Луну. Хейс, опытный летчик гражданской авиации, но новичок в космосе, задержался в лунном отсеке, окрещенном «Водолеем», чтобы закрыть его на ночь. Суайгерт, запасной астронавт, назначенный в полет в последнюю минуту и тоже проходящий теперь свое космическое крещение, сидел на месте пилота в командном отсеке «Одиссей». Вдруг, как рассказывал впоследствии Ловелл, они «услышали довольно сильный удар — один-единственный». Ловелл подумал было, что это Хейс решил шутки ради напугать товарищей и открыл какой-то клапан в «Водолее». Ловелл взглянул на Хейса, но тот только пожал плечами, словно отвечая: «Я тут ни при чем». Суайгерт вспоминает, что вместе с ударом они почувствовали и легкую вибрацию, словно весь корабль содрогнулся от боли. Он и Ловелл уставились друг на друга.
Через две секунды лихорадочно замигал красно-оранжевый сигнал тревоги. «Хьюстон, — радировал Суайгерт, — у нас, кажется, неприятности».
Кранц и его диспетчеры преобразились. «Прошу повторить», — ответил Джек Лусма, диспетчер связи с командным отсеком. Послышался голос Ловелла: «Окей, Хьюстон, у нас падение вольтажа на магистрали Б».
Теперь уже на экранах всех телевизоров, установленных на длинном столе Центра управления, замигал тот же сигнал тревоги. Давление в одном из двух имевшихся на корабле бачков с кипящим кислородом сперва подскочило, затем упало до нуля. Кислород из этих бачков использовался в системе жизнеобеспечения, а также в кислородно-водородных топливных элементах основной энергетической установки корабля.
Взглянув в иллюминатор, Ловелл увидел, что откуда-то сзади вырывается драгоценный кислород и улетучивается в пустоту. «Вольтаж на магистрали Б упал до нуля», — радировал он.
Начала слабеть вторая магистраль.
Хьюстонские диспетчеры, из которых каждый специализировался на отдельной фазе полета, уже вводили новые данные в свои компютеры и ставили им все новые вопросы. Вскоре машины принялись выдавать ответы.
Центр между тем лихорадочно созывал всех своих сотрудников. Одного нашли в церкви — он был на приходском собрании. Другой жил за городом, и дозвониться к нему никак не удавалось. Третий преподавал на вечерних курсах за 25 километров от Хьюстона. Руководитель полета Джеральд Гриффин пил пиво с приятелем, когда, включив радио, услышал, что произошло. Он немедленно созвонился с Кранцем и спросил, нужно ли приезжать. «Да, и поскорее», — ответил Кранц.
Нил Армстронг сидел дома и слушал радио. Услыхав неожиданное известие, он побежал к дому миссис Хейс, которая уже слышала тревожную новость. Туда же поспешил и Алан Вин, четвертый лунопроходец, чтобы переводить на человеческий язык насыщенные техническими терминами переговоры Центра с кораблем. (В домах у всех астронавтов установлены «квакалки», то есть репродукторы, соединенные с Центром наземного управления, и семьи астронавтов могут слышать все переговоры Земли с космосом.) Жена Хейса, ожидавшая вскоре появления на свет четвертого ребенка, уложила детей в спальнях наверху и выглядела гораздо спокойнее всех, кто примчался успокаивать ее. Она первым делом позвонила матери Фреда и уверила ту, что все кончится благополучно.
Жена Ловелла в это время сидела, как прикованная, у своей «квакалки», сохраняя самообладание несмотря на сильное волнение. Недавно она, против желания мужа, посмотрела фильм «Затерянные в космосе» об аварийном полете космического корабля. Она сообщила тревожную новость своим двум дочерям и отослала их спать. Четырехлетний Джефф к этому времени уже спал. Чарлз «Пит» Конрад примчался на красном мотоциклете со своей женой Су, чтобы провести с миссис Ловелл эти трудные часы.
Мать Джека Суайгерта в Денвере была ошеломлена известием. «Она, можно сказать, выбыла из строя», — сообщил ее муж. Он уложил жену, а сам остался слушать поступающие сообщения.
Время — 21.41. Из космоса в Хьюстон доносятся слова Суайгерта: «Я передаю... тока больше нет. Все выключилось. Магистраль окончательно села».
Кранц обвел взглядом сидящих вдоль стола диспетчеров и быстро задал несколько вопросов Симору Либерготу, ведавшему наблюдением за электропитанием. «Как ни печально, — ответил тот, — но мы, видимо, лишились одного топливного элемента».
Между тем в космосе Хейс пробрался обратно в «Одиссей». Одного взгляда на приборы было достаточно, чтобы убедиться в том же: один из трех топливных элементов выбыл из строя. С упавшим сердцем Хейс подумал: «О прилунении теперь и речи быть не может». Потеря хотя бы одного элемента автоматически влекла за собой отмену высадки на Луну.
Но Ловелл, как он потом признался, «к этому времени уже беспокоился не о срыве задания, а о благополучном возвращении домой».
Кранц, в прошлом летчик-испытатель, славится способностью сохранять хладнокровие в критические минуты. Только нервное пощелкиванье шариковой ручки выдавало его напряжение. В 22.10 Кранц принял первое важное решение этой «самой долгой ночи». Он приказал «Одиссею» отключить выбывший топливный элемент и снизить питание всех ненужных систем. Вскоре из Хьюстона пришел новый приказ: отключить еще один топливный элемент. С волнением следили астронавты, как разряжается третий элемент.
Хейс хорошо понимал, что через несколько минут командный отсек останется без электроэнергии. «Я потерял к «Одиссею» весь интерес и направился обратно в «Водолей», — рассказывал он. — С этой минуты наша судьба была в руках Хьюстона».
«Одиссею» оставалось 15 минут жизни: после этого ресурсы электроэнергии должны были исчерпаться. Хейс и Ловелл принялись «накачивать» электроэнергию в самостоятельную электросистему лунного отсека, скромного «Водолея», который предназначался для высадки на Луну, но отныне должен был выполнять роль спасательной шлюпки для экипажа и роль буксира для основного блока корабля на обратном пути к Земле.
Суайгерт оставался в «Одиссее», уже лишившемся собственного освещения. При свете карманного фонарика Суайгерт отключил этот отсек с тем, чтобы включить его снова в последний раз, когда настанут, как все надеялись, решительные минуты подготовки ко входу в земную атмосферу и к вынужденной посадке. Лунный отсек был предназначен для полета в безвоздушном пространстве и не имел защиты от аэродинамического нагрева. В земной атмосфере он должен был сгореть, как солома, — потому-то астронавты и собирались возвратиться в «Одиссей».
В Хьюстоне было 23.00. Кранц со своей выбившейся из сил «белой» сменой диспетчеров кончал дежурство. Вскоре должна была прийти «черная» смена Глинна Ланни. Кранц, будучи прямым начальником Ланни, мог остаться на работе. Но он предпочел не вмешиваться. «Вот что, — сказал он своим наблюдателям. — Нас сейчас заменят свежие люди. Передадим им все целиком. Может быть, им придут в голову какие-нибудь совсем новые идеи».
И вот 33-летний Ланни, самый молодой из диспетчеров, занял место в кресле перед пультом управления. Он провел ладонью по своему «ежику», поправил головной микрофон, улыбнулся всем из-за пульта. Не повышая голоса, он сказал: «А теперь — внимание. Предстоит работка».
ВТОРНИК, 14 АПРЕЛЯ.
Как возвратить их домой? Ланни мог использовать последний топливный элемент, чтобы резко повернуть корабль и направить его к Земле. Но при этом пришлось бы израсходовать много драгоценной электроэнергии, столь необходимой для будущего маневра: точного введения корабля в земную атмосферу. Вдобавок, на этой стадии полета гораздо проще было предоставить «Аполлону» долететь до Луны: там сила лунного притяжения должна была его повернуть на траекторию возвращения.
Это было проще, но дольше. Хватит ли у астронавтов кислорода и воды на семьдесят с лишним часов? Ланни послал запрос. Первый ответ был: хватит лишь на 38 часов. Но когда, по указаниям Ланни, астронавты шаг за шагом выключили всю аппаратуру, без которой можно было обойтись, выяснилось, что система жизнеобеспечения продержится еще 100 часов. Ланни решился на облет Луны.
Однако, если бы Ловелл с друзьями подлетел к Луне, не меняя направления, Луна могла бы слишком долго задержать корабль в поле своего притяжения, а затем отбросить его не туда, куда нужно, на тысячи миль в сторону от Земли. Это означало бы верную гибель. Дабы избежать этой опасности, необходимо было по другую сторону Луны провести коррекцию траектории.
Суайгерт не соглашался с этим планом. Скорректировать траекторию нужно раньше, до ухода за Луну, настаивал он. Тогда двигателю придется меньше работать, и, следовательно, расход ограниченных ресурсов будет тоже меньшим. Ланни начал совещание с диспетчерами. Все это были люди его возраста или даже моложе — многие еще учились в средней школе, когда был запущен первый спутник. Теперь на их плечи легла забота о самом серьезном ЧП в космосе. В различных точках земного шара 10 000 человек — участники самой крупной спасательной операции в истории — стояли начеку, ожидая решения Хьюстона. После двухчасового совещания Ланни радировал, что план Суайгерта одобрен.
Немедленно астронавты, остававшиеся на Земле, приступили к практической проверке этого маневра, используя наземные тренажеры лунного отсека — устройства, в точности моделирующие поведение лунного отсека в космосе. Такие тренажеры имеются в Хьюстоне, на мысе Кеннеди и на калифорнийском заводе, изготовившем «Водолей». Поскольку «Водолей» не был предназначен для выполнения такого маневра, проверка была совершенно необходима. Можно ли это сделать? Справится ли «Водолей»? Поспеют ли Ловелл, Суайгерт и Хейс освоить новый маневр заблаговременно? Алан Шепард и Эд Митчелл, которым предстоит лететь на Луну в «Аполлоне-14», засели в хьюстонский тренажер и принялись включать двигатель, проверяя его работу с помощью компютера. Дик Гордон из экипажа «Аполлона-12» проделывал то же самое на мысе Кеннеди. В Калифорнии подняли с постели двух инженеров и засадили их в тренажер. Тройная проверка привела к одному выводу: «Водолей» не подведет.
За несколько дней до этого Ловелл и Хейс тоже практиковались в тренажерах: проводили различные маневры в условиях аварийной обстановки — маневры, надобность в которых, надо было надеяться, никогда не возникнет. И вот теперь диспетчер Джон Янг, ведавший связью с лунным отсеком, шутливо окликнул Хейса: «Эй, Фред, а как тебе нравится вот эта тренировочка?»
«Просто красота», — ответил Хейс.
В 3.43 Ловелл включил двигатель «Водолея» на 30,7 секунды и перевел на новую траекторию с тем, чтобы добраться до Земли через 74 часа.
Дик Слейтон, начальник отряда астронавтов, настаивал на том, чтобы немедленно отбросить бесполезный отсек обслуживания: тогда можно было бы разогнать облегченный корабль до большей скорости и вернуть людей через сорок часов или даже скорее. «Нужно вернуть их домой, вернуть как можно быстрее!» — уговаривал он Ланни. Опять Ланни устроил «диспетчерский совет». Диспетчеры выдвинули два возражения. Во-первых, компютеры космонавигации запрограммированы на полный вес корабля, и изменение веса может породить непоправимые ошибки в расчетах. Во-вторых, отсек обслуживания предохраняет жаропрочный щит от радиации и межпланетного холода; если этот щит окажется поврежденным, астронавты заживо сгорят в земной атмосфере. Ланни отклонил предложение Слейтона.
«Аполлон-13» с поврежденным сектором обслуживания
(для наглядности художник его «вскрыл»)
отправляется в обратный путь.
С фонариком в руках Суайгерт обследует
командный отсек; Ловелл и Хейс проверяют
импровизированный очиститель воздуха.
Рисунок художника Роберта Макколла.
 
|  «Самодельная» аппаратура проверялась в Хьюстоне (верхний снимок), а затем инструкции передавались астронавтам (слева вверху). СУАЙГЕРТ: Если бы нас заставили делать такое во время подготовки полета, мы бы сказали: «Вы с ума сошли, ведь подобного нам никогда не придется делать!» Полный напряжения полет благополучно закончился приводнением в Тихом океане (вверху). ЛОВЕЛЛ: Все можно сделать, если нужно. И то, что было сделано, следует считать главным достижением «Аполлона-13». Астронавты Хейс, Суайгерт, Ловелл и контрадмирал Доналд Дэвис, начальник спасательной службы, на борту «Иводзимы». |
 | |
Но и выбранная траектория возвращения была связана с опасностями. «Аполлон-13» должен был приводниться в Индийском океане, в тысячах миль от того места, где его ждали многочисленные корабли поисково-спасательной службы во главе с авианосцем «Иводзима». Ланни решил провести еще одну коррекцию полета, чтобы направить астронавтов в Тихий океан и, сократить время полета на 10 часов.
Для этого, однако, Ловелл должен был точно установить свое место в космосе. Он не мог определить его по звездам с помощью секстанта, потому что иллюминаторы были, как снегом, запорошены улетучившимся кислородом. Пришлось при помощи телескопа ориентироваться по Солнцу.
К счастью, за несколько месяцев до полета инженер НАСА Альфред Лонд, норвежец по рождению, рассчитал, что именно должен видеть «Аполлон-13» в каждой точке своего пути. Теперь он быстро добавил в свои расчеты нынешнюю скорость, время и координаты и ввел новые данные в компютер. Полученную от компютера информацию он передал Янгу. Тот методически проинструктировал Ловелла, куда нужно на вести телескоп и в какой момент в нем должно появиться Солнце. Пока Ловелл настраивал телескоп, все в Центре управления затаили дыхание. В предсказанный момент, секунда в секунду, раздался голос Ловелла: «Здесь оно! Ей-Богу, здесь!»
«И только тогда мы впервые почувствовали уверенность в том, что все должно кончиться благополучно», — со вздохом вспоминал руководящий работник Рокко Петрон.
«Черные» диспетчеры клевали носом у пультов. Вот-вот должна была прийти третья смена — «золотые». «Самая долгая ночь» подходила к концу.
СРЕДА, 15 АПРЕЛЯ.
Экипаж в космосе столкнулся с новой трудностью. В «Водолее» не было аппаратуры для удаления выдыхаемого людьми углекислого газа, скопление которого в больших количествах создавало угрозу для жизни. Диспетчеры внесли предложение: протянуть шланг от очистительной системы «Одиссея» в лунный отсек. Ловелл согласился и сказал, что можно использовать для этого ненужные теперь шланги от скафандров. Он соединил оба шланга с помощью ленты-липучки и для прочности обмотал место соединения носком.
ЧЕТВЕРГ, 16 АПРЕЛЯ.
У астронавтов появился новый враг: леденящий холод. Экономя электроэнергию, они выключили нагреватель, и теперь «Водолей» и «Одиссей» превратились без малого в холодильники. Температура упала почти до нуля. Астронавты надели куртки и теплое нижнее белье. Ловелл натянул даже свои «луноходные сапоги». Со стенок стекала осаждавшаяся влага, и Суйагерт промочил ноги да так, что потом два дня не мог их отогреть. В лунном отсеке было тесно, и астронавты спали только урывками. Тела их постепенно теряли воду — Ловелл за эти дни похудел на шесть килограммов. Сказывалось физическое и нервное переутомление: астронавты сердились на диспетчеров и порой путали полученные по радио инструкции. Дважды они включали не то, что следовало, так что в конце концов Слейтон посоветовал им принять возбуждающие пилюли, чтобы мобилизовать остаток сил перед спуском.
ПЯТНИЦА, 17 АПРЕЛЯ.
После двух дней расчетов, проверки и испытаний в наземных тренажерах сложного маневра входа в атмосферу, Кранц со своими «белыми» диспетчерами возвратились к пультам. Подхлестываемый земным притяжением, «Водолей», набирая скорость, приближался к Земле. Или, как выразился Ловелл: «Земля несется к нам со свистом, как голубой экспресс».
Предстоял вход в атмосферу: самый тонкий и сложный маневр за эти дни. Только искалеченный «Одиссей» мог обеспечить космонавтам безопасность на участке спуска. Но удастся ли его оживить? Не добил ли его холод? Про Суайгерта, написавшего руководство по ликвидации последствий аварии, можно было сказать, что теперь ему и книги в руки. Он пробрался в командный отсек и принялся включать нужные контакты. Выяснилось, что с элементом все как будто в порядке.
Первым делом нужно было отбросить громоздкий отсек обслуживания. Суайгерт отсоединил его от «Одиссея», а Ловелл, находившийся в «Водолее», включил вспомогательные ракеты, которые отодвинули оба отсека от отсека обслуживания. Только теперь астронавты в первый раз воочию увидели, что наделал взрыв. «Весь борт сорвало, — радировал Ловелл. — От взрыва все это место стало темно-бурым. Все разбито вдребезги».
Затем нужно было отбросить и «Водолей» — неказистое с виду сооружение, спасшее им жизнь. Ловелл и Хейс покинули «Водолей» с тем, чтобы больше уже в него не возвращаться. Они наполнили воздухом внутренний лаз, а затем закрыли крышку лаза со стороны «Одиссея». Суайгерт провел операцию отсоединения, и от толчка скопившегося в лазе воздуха «Водолей» отлетел, как воздушный шарик, и унесся навстречу огненной гибели.
«Прощай, «Водолей», — радировал Центр управления. — Спасибо за все».
Внизу, в Тихом океане, поисково-спасательная группа поджидала спуска астронавтов. Цветное телевидение передавало на все материки сцену приводнения, и число телезрителей в эти минуты было рекордным.
Час спустя — в 11.45 по хьюстонскому времени — «Одиссей» вошел в верхние слои земной атмосферы и окутался ионизированными газами, прервавшими радиосвязь. Три минуты и 38 секунд мир не сводил глаз с экрана, и телекамеры ощупывали небо. Затем радиосвязь возобновилась. «Окей, Джо», — раздался чей-то голос с «Одиссея», и через секунду в небе расцвели три бело-оранжевых парашюта почти прямо над намеченной точкой — то был один из самых безукоризненных спусков в истории космонавтики.
Волна радости прокатилась по всему миру. Во многих городах раздался колокольный звон. В Центре управления все, как один человек, с радостными возгласами поднялись на ноги. Кранц и Ланни, стоя плечом к плечу, сияли от восторга и, не щадя ладоней, аплодировали голубому экрану. Кранц задымил сигарой и стал надевать белый жилет — тот самый, который он приберегает на торжественные случаи благополучного приводнения.