«Вокруг света» (Ленинград) 1930 год №12



Мастера Научной Фантастики

Сто лет назад впервые появились такие литературные произведения, в которых замысел повествователя тесно сплетается с полетом научной мысли. Успехи научного знания и достижения техники оказали огромное влияние на литературу, которая пыталась опередить развитие науки и нарисовать картины ее будущего состояния. Обычная структура подобного научно-фантастического сюжета такова: автор делает смелое основное допущение, — большею частью из числа таких, которые хотя и не признаются наукой, но и не противоречат ей; все остальное развитие сюжета является уже последовательным выводом из первой посылки. Это своего рода игра ума, но игра не бесплодная, а приучающая строить правильные логические выводы из основного положения.

Поучительно поэтому проследить за теми разнообразными формами, в которые выливалась мысль научных фантастов начиная от несколько наивных первых попыток и кончая такими крупными произведениями, как романы Жюля Верна и Уэллса. Но кроме этих двух писателей есть и много других, менее известных, но оставивших ряд интересных мыслей. В отделе "Мастера научной фантастики" мы дадим читателю возможность познакомиться с развитием научно-технической фантастики, проследить за историей творческого воображения в этой области. Эти экскурсии в прошлое помогут читателю понять, какие формы примет та будующая фантастика, которая должна явиться на смену прежней и отразить грандиозные, невиданные доселе перспективы социалистического строительства.



БЕСПРИМЕРНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ ГАНСА ПФААЛЯ

Рассказ Эдгара ПоРис Г. Фитингофа
О

СНОВОПОЛОЖНИКОМ научной фантастики надо считать американского писателя Эдгара По. Он бил литературным, учителем такого непревзойденного мастера научной фантастики, каким и до настоящего времени является Жюль Верн. Фантастика существовала в литературе и до Эдгара По, — но это была фантастика сказочная, не заключавшая никаких элементов научности. Этот элемент появляется впервые лишь в творчестве Эдгара По и достигает полного расцвета у его ученика — Жюля Верна.

Открывая на страницах нашего журнала новый отдел "Мастера научной фантастики", мы начинаем с произведения Эдгара По «Беспримерные приключения Ганса Пфааля». Это — первый научно-фантастический рассказ на тему о межпланетных путешествиях. До Эдгара По в литературе существовали лишь сказочные выдумки о перелете на Луну в корабле, увлеченном бурей, о полете при помощи привязных крыльев, нагретых склянок и т.п. Целая пропасть отделяет эти беспочвенные выдумки от рассказа американского писателя.

Рассказ «Беспримерные приключения Ганса Пфааля» был написан почти сто лет назад. Мы приводим, его здесь в сокращенном виде.

В голландском городе Роттердаме вызвало большое смятение неожиданное появление из-за облаков воздушного шара, в гондоле которого сидел карлик. Шар спустился очень низко, и карлик бросил к ногам бургомистра запечатанный пакет. Затем шар, быстро поднявшись, исчез в облаках. Пакет содержал в себе длинное письмо от местного ремесленника Ганса Пфааля, загадочным образом исчезнувшего из города лет пять назад. Пфааль сознается, что бежал от своих кредиторов, обещав расплатиться «после приведения в исполнение одного проекта», для которого он заручился их содействием.

Идея межпланетного путешествия на воздушном шаре должна казаться в наши дни довольно наивной и весьма слабо обоснованной. Но для современников Эдгара По эта идея была совершенно иной. Сто лет назад мировое пространство не считалось еще пустым, как теперь. Напротив, особенности движения кометы Энке (упомянутые в рассказе) являлись для многих доводом против пустоты мирового пространства. С другой стороны, в эпоху Эдгара По не были еще известны те научные соображения, которые дают нынешним ученым право с уверенностью отвергать существование газов легче водорода. Ничто не мешало Эдгару По говорить в рассказе о газообразном веществе в 37 раз легче водорода, годном для наполнения воздушного шара. 30-е годы прошлого века были периодом застоя в развитии воздухоплавания. В то время воздушные шары интересовали только узкий круг аэронавтов-специалистов. Поэтому мысль о воздушном шаре для лунного перелета не должна была казаться тогда ни банальной, ни несбыточной. В их глазах она была, пожалуй, столь же свежей и правдоподобной, как для нас проект достижения Луны на ракете. (Ср. роман Гайля «Лунный перелет»). При всем различии между обоими произведениями на одну и ту же тему, самым первым и самым последним, — оба родственны между собою. Оба отражают состояние научных знаний и являются попыткой предсказать дальнейшее развитие науки.


Земной шар уменьшался с необычайной быстротой...
Я

ПРИОБРЕЛ очень тонкий батистовый муслин, шнурок, запас лака, широкую и глубокую ивовую корзину и несколько предметов, необходимых для постройки и оснастки огромного воздушного шара. Весь этот материал я отдал жене, и просил, чтобы она как можно скорее принялась за работу. Сам же я занялся шнурком, приготовляя из него сетку достаточных размеров, связывая ее кольцами и канатами. Я купил различные инструменты и материалы, необходимые для опытов и наблюдений в верхних слоях атмосферы. Затем, выбрав ночью удобный момент, я перенес в уединенное место, к востоку от Роттердама, известное количество элемента, который не стану называть, и дюжину плетеных бутылей с кислотой. Газ, полученный мною из этих материалов, никогда никем до меня не добывался или по крайней мере, ни разу не применялся для подобного случая. Я могу только сказать, что это — составная часть азота, который столь долго считался неразложимым, и что плотность его приблизительно в 37,4 раза менее плотности водорода. Он прозрачен, имеет запах, в чистом виде горит зеленоватым пламенем и безусловно вреден для всего живого.

Кроме того я перенес и спрятал здесь аппарат для конденсации воздуха. Мой шар был вскоре готов. Его вместимость равнялась сорока тысячам кубических метров; он мог легко поднять меня со всем моим багажом и кроме того до семидесяти пяти фунтов балласта. Он имел три оболочки. Батистовый муслин отлично заменял шелк, будучи таким же крепким и притом менее дорогим.

Когда все было готово, я взял с жены клятву, что она будет молчать обо всех моих действиях. Была темная ночь, когда я распрощался с нею и отправился в путь. Мы окольным путями понесли шар с гондолой и снастями к тому месту, где находились другие предметы. Все оказалось на своем месте, и я немедленно приступил к делу.

Через четыре с половиной часа шар мой был уже надут. Я привязал к нему гондолу и положил туда телескоп, барометр с некоторыми важным изменениями, термометр, компас, магнитную стрелку, секундник, электрометр, звонок, рупор и пр., а также глобус, стеклянный шар, из которого был выкачан воздух, и аппарат для сгущения воздуха; наконец немного глины, палочку сургуча и большой запас провизии. Кроме того я взял в гондолу двух голубей и кошку.

Начинало рассветать, и я решил, что наступило подходящее для отъезда время. Я вскочил в гондолу, немедленно обрезал единственную веревку, которая удерживала меня на земле, и тотчас же с удовольствием заметил, что поднимаюсь кверху с необычайной легкостью. В момент моего поднятия на воздух барометр стоял на тридцати дюймах, а термометр на 19° Ц.

Теперь объясню цель моего путешествия.

Я решил уехать и в то же время жить, покинуть мир и в то же время продолжать существовать, — словом я решил проложить путь на Луну.

Среднее расстояние между Землей и Луной равно 60 радиусам нашей планеты, или приблизительно 300 000 километров.

Это, по моему мнению, было не очень большим расстоянием. Путешествие по земле совершалось со скоростью ста километров в час, и можно допустить даже большую скорость. Но даже и при таких обстоятельствах я могу достичь луны в 161 день. Я надеялся, что мое путешествие будет совершаться вероятно с большей скоростью.

Следующий пункт был гораздо важнее. Из указаний барометра известно, что при подъемах на 1 000 футов мы находимся на высоте одной тридцатой всей массы атмосферного воздуха, что при подъеме на 10 000 футов мы поднимаемся на одну треть, а на высоте 18 000 мы уже недалеко от половины той массы воздуха, который окружает нашу планету. Вместе с тем вычислено, что на высоте приблизительно 120 километров разряжение воздуха столь сильно, что никакая животная жизнь не может там существовать. Однако все эти вычисления основаны лишь на наших наблюдениях свойств воздуха и законов его давления в непосредственной близости к земле. Наибольшей высоты, которой когда-либо достигал человек, считается высота в 25 000 футов, достигнутая при подъеме Гэ-Люссака и Био. Это — незначительная высота даже по сравнению с 120 километрами, и я не мог отказаться от мысли, что эти рассуждения допускают возможность ошибки и оставляют большой простор для умозаключений.

Прежде всего я пришел к тому выводу, что резкой границы между воздухом и безвоздушным пространством существовать не может. Одно обстоятельство показалось мне заслуживающим подробного рассмотрения. Сличая сроки между отдельными появлениями кометы Энкамы, замечаем, что периоды эти становятся все меньше, т.е., что большая ось эллипса кометы медленно, но регулярно сокращается. Это может происходить только по той причине, что комета встречает на пути препятствие в виде разряженной массы воздуха. Явление, называемое зодиакальным светом, тоже заслуживает внимание. Это сияние, столь заметное в тропических странах, и нисколько не похожее на свечение метеора, распространяется по косой линии от горизонта кверху и по направлению солнечного экватора. Мне казалось, что это доказывает присутствие редкой атмосферы, идущей книзу от солнца за орбиту Венеры и даже гораздо дальше. Я не мог предполагать, что этот воздух ограничивается только путем кометы или ближайшим соседством с солнцем. Гораздо больше вероятия предполагать присутствие воздуха по всему пространству нашей планетной системы

Приняв эту точку зрения, я перестал колебаться. Обеспеченный тем, что на всем моем пути я буду иметь воздух, почти такой же, как и на земле, я был уверен, что при помощи особого аппарата мне удастся настолько уплотнить его, что он станет удобным для дыхания. Это устраняло главное препятствие для моего путешествия на луну.

Но было другое затруднение, которое смущало меня. При значительных подъемах на воздушных шарах путешественники, кроме затрудненного дыхания, испытывали еще разные неприятные ощущения, сопровождавшиеся нередко кровотечениями из носа и другими симптомами, которые принимали все более угрожающие размеры по мере увеличения подъема.

Это заставляло задумываться. Может быть эти симптомы будут возростать, пока не вызовут смерти? Но мне казалось, что происхождение этих симптомов нужно приписать изменению обычного давления атмосферы на человеческое тело, вследствии чего кровеносные сосуды несколько расширяются. Кроме того, воздух недостаточно плотен, чтобы давать крови обновляющий состав. Я не видел причины, почему человек не может продолжать жить, привыкнув к другому атмосферному давлению; по моему мнению эти симптомы не должны усиливаться по мере подъема.

Достигнув высоты семи километров, я выкинул из корзины несколько перьев и убедился, что поднимаюсь вверх с достаточной быстротою: выбрасывать баласт не было нужды. Я пока еще не ощущал никакого физического недомогания: дышал совершенно свободно и не чувствовал никакой тяжести в голове. Кошка спокойно лежала на моей куртке и пренебрежительно посматривала на голубей. Последние были привязаны за ноги и спокойно клевали зерна риса, рассыпанные для них на дне корзины.

Около восьми часов я достиг высоты в 30 километров. Это дало мне возможность убедиться, что скорость подъема шара постепенно увеличивается, хотя я и не выкидывал балласта. Боли в голове и ушах по временам возобновлялись, кровь иногда начинала течь из ушей и носа, но в общем я страдал меньше, чем ожидал.

Зато дыхание становилось все затруднительнее; я испытывал судорожную боль в груди. Я распаковал сгуститель воздуха и приготовил его для употребления.

Не будучи более в состоянии выносить муки при дыхании, я стал укреплять вокруг корзины аппарат, чтобы при помощи сгустителя снабдить себя достаточным запасом годного для дыхания воздуха.

Когда я окончил приготовления, было десять минут девятого. Я сильно страдал от недостатка воздуха и раскаивался, что оставил это важное дело на последний момент. Но, окончив его, я сразу же почувствовал всю благодетельность моего изобретения. Я снова стал дышать вполне легко к спокойно.

В половине девятого я попробовал выкинуть пригоршню перьев.

Перья не поплыли, как я ожидал, но полетели отвесно вниз компактной массой, точно пуля, и в одно мгновение исчезли из глаз. Я догадался, что атмосфера теперь слишком разрежена и не может поддерживать даже перьев.

Я решил вести дневник своего путешествия, установив день в двадцать четыре часа и не разбивая его на две половины.

3 апреля. Шар находился на огромной высоте, и выпуклость земли представилась моим глазам со всей очевидностью. Внизу подо мною среди океана чернели какие-то пятнышки, несомненно являвшиеся островами. Небо над головою было совершенно черного цвета и звезды ярко блестели на нем. К северу я заметил тонкую белую и ярко блестевшую линию на самом краю горизонта и без колебания решил, что это был нижний край полярного моря. Любопытство мое было возбуждено в высшей степени, так как я питал слабую надежду, что может быть меня унесет дальше к северу и таким образом я окажусь как-раз над полюсом.

7 апреля. Встал рано и к великой своей радости увидел, что пролетаю как-раз над полюсом. Я не сомневался, что он находился у меня под ногами. Но я поднялся на такую высоту, с которой не мог ничего отчетливо видеть. Я вряд ли ошибусь, если скажу, что в настоящий момент, т. е. в четыре часа утра 7 апреля, шар достиг высоты не менее, чем 13000 километров над уровнем моря. Этот подъем может показаться огромным, но он ни в каком случае не превышает действительности. Во всяком случае я несомненно поднялся на расстояние диаметра земли и все северное полушарие лежало подо мною подобно географической карте, а экватор совпадал с крайнею линией моего горизонта,

8 апреля. Заметил значительное уменьшение диаметра земли и кроме того изменение в ее внешнем виде и окраске. Вся видимая поверхность окрашена в бледно-желтый цвет разных оттенков, а в некоторых местах приобрела блеск, который ослепляет глаза.

14 апреля. Замечательно быстрое уменьшение видимого диаметра земли. Сегодня я был сильно взволнован мыслью, что шар теперь направляется прямо к ближайшей точке лунной орбиты. Месяц находится как раз над моей головой и видеть его поэтому я не могу.

16 апреля. Сегодня, взглянув насколько возможно из боковых окон вверх я увидел часть лунного диска. Теперь я был уверен, что скоро придет конец моему отважному путешествию.

18 апреля. Сегодня я заметил быстрое возрастание поверхности луны и быстрота моего спуска стала беспокоить меня.

От сопротивления атмосферы всецело зависело благополучие моего прибытия на луну. Если окажется, что я ошибался в выводах, то мне нечего ждать, кроме печального финала в виде падения на неровную поверхность спутника земли.

В десять часов утра я имел все основания предполагать, что плотность атмосферы все увеличивается. Теперь я находился очень близко от луны падал со страшной стремительностью. Не теряя ни минуты, я выбросил сперва балласт, затем боченки с водой; за ними полетели сгуститель и все инструменты, находившиеся в корзине. Но все это было ни к чему. Я продолжал падать с ужасной быстротой и находился теперь на расстоянии километра от поверхности луны. В виде последнего ресурса, распрощавшись предварительно с сапогами, курткой и шляпой, я отрезал от шара даже корзину, весившую довольно много, и, уцепившись обеими руками за сетку, имел еще время рассмотреть, что вся местность насколько хватал глаз, была густо усеяна маленькими строениями. Я падал в самую середину фантастического

Уцепившись за сетку шара, я опускался на поверхность луны...
города, в толпу неведомого, уродливого народца. Никто не издал ни одного звука, не сделал ни малейшего движения, чтобы оказать мне помощь, — все стояли, как толпа идиотов, весело улыбаясь и глядя через кулак на меня и мой шар. Я в раздражении отвернулся от них и взглянул наверх на землю, покинутую, быть может, навсегда. Она напоминала медный диск около двух градусов в диаметре, прибитый посреди неба; один край его сверкал точно золото.

Таким образом я после целого ряда опасностей, неслыханных и беспримерных удач на девятнадцатый день после моего отъезда из Роттердама благополучно достиг цели моего путешествия, самого необычайного из когда-либо совершонных человеком. Но этим приключения мои не окончились. И конечно после пятилетнего пребывания на другой планете я могу смело притязать на то, чтобы быть выслушанным в заседании государственной коллегии астрономов по поводу некоторых особо важных, хотя и чудесных деталей моего удивительного путешествия.

У меня есть многое, очень многое, что я с удовольствием сообщил бы. Я мог бы много порассказать о климате Луны с его удивительными переходами от жары к холоду, с непрестанным солнечным светом в течение двух недель и с холодом, превосходящим полярный, в течение следующих двух недель. Я рассказал бы об ее обитателях, об их обычаях, образе жизни и политических учреждениях, об их уродливости, об отсутствии у них ушей, которые сделались бесполезными в этой столь отличной от нашей атмосфере, об их полнейшем незнании разговорной речи.

Сверх того я мог бы рассказать о мрачных и отвратительных тайнах, которые скрыты на другой стороне луны, — области, которая никогда не поворачивается к телескопам земных людей.

Все это и еще многое другое я готов был бы сообщить вам.

Но я требую за это награду.

Я хотел бы вернуться домой, к своей семье, и, как награду за дальнейшие сообщения с моей стороны, ходатайствую, чтобы мне было прощено мое преступление, состоящее в убийстве моих кредиторов при отправлении моем из Роттердама.

В этом цель моего послания.

Податель его, один из лунных жителей, подождет решения и возвратится ко мне с полученным ответом, каков бы он ни был».

После опубликования письма начали ходить в народе всевозможные сплетни и разговоры.

Некоторые из сверхмудрецов даже поставили себя в смешное положение, заявив, что все это не что иное, как пустая выдумка.

Но мне кажется, что такого рода люди называют выдумками все, что превосходит их понимание.