«Прибываю утром 25 февраля на службу, — говорит Белоцерковцу подполковник С. Кряжев,— поступил приказ генерал-майора Графинина: срочно выехать на девятую площадку строителей — усмирять толпу. Подобрали нас пятерых бывших политработников: меня, Максина, Ильязова, Нагорного и Пилюгина. Сказали, что солдаты не трогают тех, у кого голубые погоны, а своих офицеров не подпускают «на пушечный выстрел». Один попытался усмирять — ему проткнули живот ножом, другому — выкрутили руки, с третьего — сняли часы. Генералы и офицеры-строители ходят в технических куртках, чтобы не было видно погон.

На «УАЗике» выехали в часть майора П. Чумаченко. Прибыли. На плацу — море военных строителей, волнами ходят. Везде валяются фуражки без козырьков, разломанные табуретки, горы различного мусора. На шее у каждого солдата в виде перекрестья накинуто белое полотенце или кусок простыни — знак свободы. Прибыли в солдатский клуб, встретил нас полковник А. Орлов, распределил по казармам.

Зашел в казарму — ужас Господень. Была еще позавчера образцовая казарма, а теперь увидел Смольный в октябре 17 года, только в сто раз хуже. Обрывки портянок, обломки мебели, грязь, накурено, все оплевано. Смотрю, солдат берет табуретку за одну ножку — хрясь об стену — и в руках одна ножка — орудие восставшего стройбата. У других железные прутки, а то и ломики. Большинство солдат сидят и лежат на кроватях в грязных сапогах на белых простынях.

Захожу я и думаю, как же начать «работу». Виду меня «космический», в руке папочка для бумаг, улыбка на лице. Огляделся, пришел в себя в папиросном и наркотическом дыму, и ни с того ни с сего брякнул звонким голосом: «Здравствуйте, товарищи!» Все, кто сидел, лежал, стоял — мгновенно повернулись ко мне с вытаращенными глазами. По-моему, ошалели от такой смелости. А я продолжаю: «А почему у вас здесь такая грязь? Что это за беспорядок?». Подхожу к одной койке — лежит солдат в грязных сапогах на белой простыне, курит.

— Ты, что же, и дома у матери так на кровати ложишься? — спрашиваю.

Мгновенно меня «облепила» солдатская толпа.

— Бэссовэстный ты чэловек, — отвечает курильщик.

— Это почему же бессовестный?

— Мы тэбэ нэ вэрим, уходи.

Я присел на койку рядом с лежащим, а толпа вокруг все увеличивается. Взгляды недобрые, чувствую, что могут и прикончить, ломиком по голове.

— Когда наши вопросы рэщат? В отпуск хочу.

— Надо время для этого, видишь, как вас много, на каждого надо отпускные оформить. А почему вы обращаетесь ко мне, подполковнику, на «ты». Ведь я старше и по званию, и по возрасту.

— Мы Вам нэ вэрим. Офицеры бэссовэстные.

Потом подумал и поправился, что они не верят своим офицерам, а к офицерам космодрома претензий не имеют.

Я поднялся, солдаты расступились. Прошелся по казарме. Все разгромлено, нет ни одной целой вещи, будь то мебель, портреты или что иное. Заглянул в туалет — ужас. Унитазы забиты доверху, пол загажен, невозможно ступить, страшное зловонье. Перед входом в казарму я видел, что вся она вокруг тоже загажена. Один солдат «вступил» сапогом, зашел в казарму, стянул с койки одеяло и стал вытирать им дерьмо с сапога, потом бросил грязное одеяло на пол. Говорить с ним о чем-то было бесполезно. Смотрю, около каптерки еще одна толпа, ломиками взламывают дверь. Я подбежал, ору: «Вы что же делаете?» Разошлись нехотя, а я по казарме хожу, наблюдаю. Слышу, удары чем-то тяжелым снаружи в стену казармы. Вышел, вижу, солдаты ломиками проламывают стену (казарма сборно-щитовая) напротив каптерки. Я этих разогнал, ушли. Возвращаюсь назад, встретил знакомого офицера-строителя в солдатском бушлате. Спрашивает меня:

— Ты в казарме был?

— Да.

— По стене не размазали?

— Как видишь. Опять иду туда. Там, в ленкомнате с утра было четыре ваших офицера, сидели в солдатских бушлатах. По-моему, и сейчас там.

Зашли в казарму, смотрю, дверь в каптерку взломана и толпа тащит оттуда все, что под руку попало: обмундирование, сапоги, ботинки, шапки, ремни, здесь же сбрасывают свое грязное и надевают новое. Точно как в фильмах, где показывают мародеров. Стадо какое-то, а не люди. Я подскочил, встал у дверей, и у каждого выходящего начал отбирать «добычу», складывать здесь же в кучу. Ничего, отдают.

Вдруг сзади меня кто-то так огрел бляхой по голове, что искры из глаз посыпались. Хорошо, что в шапке был, ослабила удар. Оглядываюсь назад — на меня толпа человек тридцать надвигается, взгляды прямо-таки свирепые. Ору: «Вы же грабите государство!», а в ответ: «Ничего, государство богатое». Сзади толпы один из офицеров в бушлате мне машет рукой, кричит: «Уходи, а не то убьют».

Я отошел от двери, сел на табуретку, в голове шумит от удара. Грабеж закончился быстро. Когда он еще начинался, я послал одного из сержантов этой части в штаб, чтобы прислали аксакала, их обычно слушаются. Пришел казах, лет за пятьдесят, кричит: «Вы что же делаете?». Его оттолкнули от двери в каптерку, оскорбили. Аксакал ушел. Я его видел еще на митинге, на станции, он агитировал солдат не расходиться, пока не удовлетворят их требования. А здесь и ему чуть было не досталось.

Сижу на табуретке, обращаюсь к солдатам:

— А теперь давайте поговорим.

— А что говорить, — отвечает один солдат. — Все это — от собачьей нашей жизни. Прораб требует: принеси ящик масла, а не принесешь, — пойдешь на бетонные работы. А это здесь хуже каторги — больше недели не выдержишь. Раньше хоть масла можно было достать или купить, тем и спасались. Сейчас где его возьмешь? А голыми руками на морозе бетонный раствор долго не намешаешь.

Говорить больше было не о чем. Я им верил потому, что сам многое видел. Но нельзя было допускать разгула стихии.

Вышел из казармы. На плацу — молодая казашка сдирает с солдата новенький, только что «добытый» бушлат, кричит: «Ты — подлец! Ты же себя самого грабишь!» Влепила пощечину, потом вцепилась в бушлат. Налетела солдатская толпа, начала толкать и «тусовать» молодую женщину. Я подскочил, выхватил ее из солдатских рук. Меня, к моему же удивлению, солдаты послушались. А казашка ушла с плачем. Ушел и я. Генералы и офицеры-строители сидели в это время в штабе и не «высовывались». Здесь же была и милиция, но в казармы никто не совался.

Наша группа целый день промоталась среди солдат в казармах и толпе, но нам строители-руководители даже чая не предложили. Только один генерал все покрикивал: «Что сидите? Идите к людям, разъясняйте!» «Сволочи, довели солдат, а теперь «разъясняйте!»

Позже обменялись «впечатлениями» со своими коллегами из других казарм. Картина та же. В одной казарме стояли красивые 10-ведерные аквариумы с рыбками. Солдаты ломали и железными прутами разбивали их вдребезги. Особенно ужасно было видеть, когда «золотые рыбки» трепыхались среди осколков стекла на грязном полу, а несколько солдат с остервенением и злобой яростно давили их каблуками. Господи, до чего же можно довести бедного солдата?! Все диваны изрезаны ножами в клочья.

Руководство космодрома прислало в часть клубную машину с радиоустановкой. Пытались вести через динамики передачи, разъяснительную работу. Машина пришла, протянули кабель, подключились к сети. Начали передачи вперемежку с музыкой. Через некоторое время к машине подошел солдат и перерубил топором кабель питания. Повторное подключение — тот же результат. Пришлось убираться. Под вечер 25 февраля была вдребезги разгромлена и столовая. Оборвана электропроводка, даже варочные котлы «разбомбили» ломиками.

Капитана медслужбы А. Стеценко утром 25-го февраля откомандировали в медпункт на 9-ю площадку. Просидел весь день, больные не поступали, избитые — тоже. Приходила женщина из комиссии солдатских матерей, привела солдата, утверждая, что он мочится кровью, а никто его не лечит. Осмотрел — ничего подобного не обнаружил. Показалось, что идет натяжка. Позднее принесли повара, говорят — без сознания. Проверил — оказалось, в сознании, просто очень сильно устал, обессилел, двое суток не спал, кормил восставшую толпу. Потом уже стало известно, что в подожженных казармах сгорело 3 солдата-строителя.

25-го днем все ждали прибытия правительственной комиссии и выдачи отпускных билетов. К середине дня самые нетерпеливые решили отправиться по домам без всяких документов. С большим трудом удалось уговорить их не делать этого.

Наконец, для разговора со строителями прибыла внушительная комиссия: из Москвы, Алма-Аты, Главкомата СНГ. Генерал Чухров объявил свой приказ, который содержал выполнение почти всех требований солдат: об отстранении от должностей семерых офицеров, конкретно виновных в рукоприкладстве; о возбуждении уголовных дел в отношении ряда офицеров, о принятии мер по улучшению материально-бытовых условий (зарплата, питание), созданию нормального медицинского обслуживания.

Чтобы выполнить все это, по согласованию с солдатами устанавливался 15-дневный срок (по быту), и 30-дневный — по жалобам. Составлен график контроля общественностью условий проживания военных строителей, который был обнародован во всех строительных частях.

На собрании в клубе выступил от воинов-строителей сержант А. Тулегенов, призвавший сослуживцев не уезжать в отпуска, а принять участие в наведении порядка. Но большинство солдат его предложения не приняли. Еще в ходе собрания начали выписывать отпускные билеты, а после ужина первые отпускники убыли на вокзал. Но к этому времени график движения через станцию Тюра-Там еще не был восстановлен, так как с началом волнений было принято решение пропускать поезда через станцию без остановки. Только через 10 часов движение поездов было приведено в норму.

Обстановка по-прежнему оставалась напряженной...

Угнано 17 автомашин. Сожжены и разграблены все складские помещения. Сожжены 4 казармы и 2 штаба. Разграблена денежная касса части, похищено около 30 тысяч рублей. Погибло (сгорело) 3 человека, ранено 2.

В 20.40 (время московское) угнан ЗИЛ-130 на 33-й площадке. Сожжен штаб ВСО Суворова. Группа 30 человек уже на станции Тюра-Там.

Группа военных строителей движется пешим порядком в сторону города.

В 22.00. Нападение на выносной пункт. Жертв нет.

Убыло в отпуск 2900 человек. Два самолета сделали по одному рейсу. Заказаны самолеты — будут завтра.

В районе станции Тюра-Там снова скапливаются строители.

900 человек отправлено поездом на Алма-Ату.

Группа строителей пешком идет в сторону Кзыл-Орды.

Оформлено более 3 тысяч отпускных документов.

Меры по охране: 102 офицера в городе — замкнуты на комендатуру. 204 офицера круглосуточно дежурят по городу в две смены.

Усилены КПП. На КПП приказано строителей не задерживать, а только фиксировать, сколько из них прошло в город.

Охрана ТЭЦ, хлебозавода, насосной станции — по одному взводу из батальона охраны на каждый объект.

Оперативные группы в каждой части действуют круглосуточно...

Днем военным строителям весомо помогло командование космодрома, в частности, в «рассасывании» толпы. По решению начальника космодрома в 12.00 с аэродрома отправлены два самолета авиаполка с отпускниками на Гурьев и Алма-Ату. Всего было задействовано шесть самолетов. На железнодорожной станции специально для солдат подцеплялись к поездам дополнительные вагоны. В целом обстановка контролировалась многими органами и службами, хотя внешне это и не было заметно.

Поздно вечером 25 февраля из Алма-Аты прибыла правительственная комиссия во главе с государственным советником президента республики Ю. Хитриным. Напряжение спало. Но ненадолго, хотя ситуация была взята под контроль. В городе начала нагнетаться нездоровая обстановка. Опасность такого поворота событий состояла в том, что на 17 марта был назначен плановый запуск пилотируемого космического корабля с международным экипажем.

Утром 28 февраля среди офицеров космодрома стала распространяться листовка майора П. Чумаченко — командира военно-строительной части, со следующими требованиями:

1. Защитить город и семьи офицеров от погромов бесчинствующей толпы.

2. Защитить права офицерского состава в вопросах службы и исполнения ими своих служебных обязанностей.

3. Восьмичасовой рабочий день и два выходных дня.

4. Принять меры к погромщикам и грабителям, разгромившим части 9-й площадки, конкретно и пофамильно, с освещением в средствах массовой информации.

5. Дать объективную информацию о событиях 24-26 февраля.

6. Принять закон о социальной защите офицеров и прапорщиков.

7. Предоставить офицерскому составу, уезжающему с Байконура, квартиры по месту жительства или новому месту службы.

8. Дать ответ в течение 3-х суток.

9. Дать возможность офицерскому составу служить, где захотят.

10. Силами ОМОНа защитить ГСМ, ТЭЦ, детские и учебные учреждения, лечебные заведения, аэропорт.

11. Выдать офицерскому составу табельное оружие. Эта листовка раздавалась в мотовозе на 32-й площадке.

Неожиданно в ночь с 28 на 29 февраля в оперативную группу космодрома поступило сообщение: группа солдат водобатальона, дислоцированного в черте города, численностью около 70 человек, вырвалась за ворота КПП и движется к центру города. Встреченная подвижной милицейской группой, повернула назад и рассеялась. Дело приобретало особо опасный характер. Водобатальон — это единственное подразделение космодрома, обеспечивающее весь Ленинск питьевой водой. Как говорят сами военнослужащие, «мы гоняем кровь по артериям космодрома и города». Действительно, вода для Байконура — что кровь для организма. Можно только представлять, какие тяжелые последствия ожидали Байконур в случае неблагоприятного развития событий.

В этот день заместитель комбата подполковник В. Рябов был ответственным по батальону. Ужин прошел тихо и спокойно. Беседовал с нарушителями и представителями «дедов» Ивановым и Солумянцем. Разговор шел спокойный, нецелевой — о том, где солдатам проходить службу. Солумянц высказал мысль, что армия скоро развалится.

После ужина солдаты вдруг начали сосредотачиваться у второй роты. К ним подошел дежурный по части, спросил, в чем дело. Из толпы послышался выкрик: «Мы хотим идти гулять!» «Сейчас будет вечерняя прогулка, надевайте шинели и пойдете гулять», — ответил дежурный.

— Нет, мы хотим идти в город и рассчитаться с местным населением, с казахами.

И толпа двинулась к воротам КПП.

Дежурный по части встал на калитке, чтобы не пропустить солдат в город. Тогда солдаты, численностью около 70 человек, развернулись, побежали в другую сторону и через другие ворота вырвались в город. Примерно через полчаса, напуганные милицейским нарядом, они самостоятельно возвратились в часть.

Расположились на втором этаже казармы, курили, играли на гитаре, вели себя развязно. «Сейчас пойдем брать оружие». Рябов объяснил, что на посту дежурный по части, и по закону он имеет право стрелять при попытке захвата оружейной комнаты. Разговоры стихли. Начали разбираться. Прибыл генерал-майор Лимонт С.В., другие офицеры, стали разбираться в причинах «выплеска».

Помощник командира батальона по работе с личным составом майор Алданбергенов Н.М. внес разъяснение к случившемуся. По его словам, все военнослужащие заводилы — отъявленные казарменные хулиганы, нарушители воинской дисциплины. Курят наркотики, «травку». Кругляков, например, без наркотиков уже не может. В новом призыве есть два солдата из Чуйской долины, тоже курят и организуют доставку «травки». Один из инициаторов бунта, — сержант Переходенко, — поставил цель любыми путями добиться отпуска (ему объявили отпуск, но он не уехал, так как употребил спиртные напитки). Сегодня из батальона в «бегах» находится 19 человек, многие тайком увезены родителями. Это дело прошло не без «подогрева» со стороны некоторых офицеров и прапорщиков.

На следующий день в 16.30 состоялось собрание личного состава батальона. Проводил его полковник Петренко П.И., присутствовали все начальники служб космодрома. Цель — выяснить, какие претензии имеют солдаты по службе, что побудило их к выходу в город.

— Прошу задавать вопросы, — обратился к присутствующим Петренко.

В ответ — молчание.

— Андреев, Иванов, Переходенко, вчера вы бегали, а сейчас — молчите. Задавайте вопросы, — это уже обращается к своим питомцам комбат подполковник Железнов.

Поднялся рядовой Вахнов:

— У меня вопрос такой: нас могут задержать с увольнением в запас, как это было в прошлом году?

Для ответа поднялся начальник строевого отдела космодрома и объяснил, что задержан никто не будет.

— Кроме этого, сообщаю всем украинцам — планируется в ближайшее время перевод солдат украинской национальности на Украину. Но это — пока не приказ, а распоряжение подготовить списки. Если поступит приказ — украинцы будут заменены другими национальностями.

По вопросам питания в батальоне, в отличие от строителей, было неплохо. На вопрос: «Чем кормили в обед?» солдаты ответили: борщ, рисовая каша с мясом, яблочно-виноградный сок, кисель. Это-то в голодный год! Другие солдаты подчеркивали, что кормят не просто хорошо, а «до отвала». Опять взял слово комбат.

— Иванов, претензии к столовой есть?

— Почему, чуть что, сразу — Иванов, Иванов?

— Но ночью ты высказывал претензии. Сейчас есть?

— Нет.

— Ну раз нет претензий даже у Иванова, значит, ни у кого их нет! — подвел итог подполковник Железнов.

Были претензии насчет вшивости. На этот вопрос отвечал начальник вещевой службы космодрома. Ему, безусловно, пришлось туговато.

— Здесь, — говорит начвещ, — были жалобы на банно-прачечный комбинат, что, мол, есть вши в белье. Главная причина, товарищи солдаты, в том, что у нас стоит чешское оборудование, а ТЭЦ города не дает должного пара для прогрева. Поэтому цикл стирки приходится продлевать до двух часов, вместо одного часа. Рабочие недовольны переработкой, грозят забастовкой. Специальная комиссия, товарищи, проверяла и установила, что, действительно, вши имеются в простиранном белье. Но имейте в виду, что и вши и их личинки уже мертвые, пропариванием они уже уничтожены. А вы думаете, что они живые, и брезгуете надевать такое белье, а взамен надеваете свою одежду, месяцами не стиранную. Вот из нее живые вши и переползают в чистое белье...

После выступил полковник Буран:

— Хорошо, что так закончился ваш «поход» в город. Но, думаю, для многих руководителей это — «колокольчик», и для вашего батальона — тоже. Давайте не будем повторять строителей, — там у них ущерб 40-45 миллионов рублей из-за их «походов». Я рад, что по продовольствию нет проблем, у строителей же это — главный бич.

Разговор шел еще долго, и в заключение полковник Петренко П.И. подвел итог:

— Я с горечью вам докладываю, товарищи солдаты, обстановка в солдатской среде не такая уж простая. И, если бы речь шла только об офицерах, мы давно бы уже решили эти проблемы. Но среди вас, солдат, драки — на каждом шагу. Разве это нормально?!. Ведь молодые солдаты батальона все перебиты, все — в синяках ходят. И кандидат в мастера спорта по боксу сам признается — да, я бил молодежь. К каждому из вас не приставишь по офицеру. Я даю слово: мы никогда, ни с кем счеты сводить не будем. Надеемся, что этот инцидент — случайность.

Второе: поборы денег. «Дембеля» изымают все у младших призывов. Мы с этим никогда не примиримся!

Третье: личный состав не скрывает, что курит «травку». Конопля попадает в части по 50 рублей за пакет. Нельзя допустить, чтобы в 35 лет вы были уже дремучими, дряхлыми стариками...

Потом шел разговор отдельно с сержантами, офицерами. Были вопросы о судьбе офицеров Украины, о сокращении армии, о порядке увольнения в запас.

Были и беседы с молодыми солдатами. Одного из них спросили:

— Сколько служишь?

— Три месяца.

— В город бегал?

— Было дело.

— А семья у тебя большая?

— Со мной — двенадцать человек, живу в Чуйской долине.

— А почему же побежал в город, ведь бежали вы под крики «Бей казахов!», то есть твоих братьев и сестер, отца и мать?

— Погнали, сказали — не пойдешь, хуже будет!

— Кто сказал?

На этом, как правило, все разговоры с солдатами обрываются, наталкиваясь на глухую стену страха.

Обстановку в водобатальоне удалось нормализовать. Позже стало известно, что в ракетно-испытательных частях, дислоцирующихся на космодроме, около 100 солдат и сержантов выдвинулись толпой к штабу, требуя отпусков. «Что, строителям можно, а нам — нельзя?». Командиру части пришлось применить оружие — почти целый автоматный рожок патронов выпустила воздух, — солдатская толпа разбежалась по степи. Везде удалось погасить солдатские выплески, обстановка входила в норму. «Завести» ни солдат, ни офицеров космодрома не удалось.

Начальник Главка строителей генерал-майор С. Чухров отстранен от должности. Ситуация вновь обостряется. Офицерам и прапорщикам космодрома, их семьям последовали угрозы некоторых казахов: «Убирайтесь, освобождайте квартиры, город!»

Рапорт

Настоящим рапортом докладываю, что между мною и мужчиной казахской национальности состоялся следующий разговор после возвращения из патрулирования по городу в ночное время 2 марта 1992 года в 2 часа 10 минут.

Меня спрашивают: «Вы что здесь устроили переворот?»

— Как видите, никакого переворота нет.

— А зачем ввели комендантский час?

— Комендантского часа никто не вводил, можете убедиться у властей города.

— А почему на каждом углу стоят патрули?

— Для поддержания порядка.

— Ты свою военную форму сними, не носи ее. Скоро вы получите за все!

— Я военный человек, и это — моя одежда.

— Пошли, выйдем со мной «один на один»!

Я развернулся и ушел, прекратив разговор, поскольку заметил, что говоривший со мной мужчина был немного «под хмельком». Разговор состоялся на улице Горького.

3 марта 1992 года капитан В. Гутынин

Офицер космодрома подполковник В. Скулко докладывал командованию, что несколько казахов задавали ему те же вопросы, что и капитану Гутынину. Угрожали отключить электроэнергию и водоснабжение города. Спрашивают: «А вы за семьи свои не боитесь?». Предупреждали: «Март 92 года для Ленинска будет кровавым».

Капитан А. Азаров рассказывает: «Живет по соседству со мной семья одного казаха. Раньше жили спокойно, тихо и дружно. А недавно встречает меня и говорит: «У тебя хорошая квартира. Ты скоро уедешь, и я ее займу!» — «Почему это я уеду?» — «Уедешь... скоро вы все отсюда уедете!»

На 1 марта у руководства космодрома имелась информация из четырех космических частей о том, что казахи угрожают погромами офицерским семьям. В ночь на 1-е марта три казаха напали на хлебозавод с криками: «Мы вам покажем!»

В воскресенье к прапорщику В. Ипатьеву на квартиру пришел казах-сантехник, хотя его никто не вызывал. Объявил: «До 7-го марта мы займем твою квартиру!»

Подполковник М. Сатвалов в расстроенных чувствах говорит: «Жена дружит с одной женщиной-казашкой. Недавно та посоветовала: 4-го марта детей в школу не отпускай! Причины объяснять не стала».

Заведующий отделом культуры проинформировал, что в городе была снята листовка, призывающая к погромам жителей Ленинска. Главное выражение: «Убирайтесь отсюда!»

Ленинск взбудоражили слухи: на 3-е марта 1992 года назначен митинг казахов на площади Ленина, а 4-го марта ожидаются погромы офицерских семей.

Чтобы успокоить население, глава администрации города В.Брынкин и начальник космодрома генерал-лейтенант А.Крыжко выступили с обращением к военнослужащим, рабочим и служащим космодрома, жителям города Ленинска. Обращение было распространено в виде листовки и передано по средствам массовой информации:

«24 — 26 февраля произошли волнения среди солдат — военнослужащих строительных частей, дислоцированных вблизи города Ленинска.

Во время волнений имели место случаи поджога зданий, угона транспортных средств, хищения материальных ценностей. К несчастью, не обошлось и без человеческих жертв. Погибли четверо военнослужащих строительных частей, имеются травмированные.

Командованием космодрома, органами власти и правопорядка приняты решительные меры по обеспечению безопасности жителей города. Усилена охрана жизненно важных объектов.

Поддерживается общественный порядок. В боевой готовности находится отряд ОМОН. В город прибыли специальные комиссии Республики Казахстан и военно-строительных частей, ведется тщательное расследование причин и последствий волнений.

В этой острой ситуации появились экстремистские элементы, сеющие панику среди жителей города — тружеников космодрома.

В этой связи администрация города и командование космодрома призывают всех военнослужащих и жителей города проявлять выдержку и спокойствие. Ситуация полностью контролируется. Обстановка не требует применения оружия и других силовых мер.

В соответствии с подписанными 14 февраля в Минске соглашениями в Республике Казахстан ведется подготовка законодательных актов по вопросам социальной и правовой защищенности военнослужащих. Решаются вопросы обеспечения товарами и продовольствием. Однако для этого требуется время и спокойная обстановка.

Соотечественники, друзья, товарищи! Мы обращаемся к вашему сердцу и разуму — не допустим разрушения многовековых традиций дружбы и братства, уважения и почитания культурных традиций народов, прислушаемся к призывам аксакалов и ветеранов космической гавани к благоразумию!

Мы верим в то, что мужество, с которым наши люди многие годы в труднейших условиях надежно выполняли все уникальные задачи космодрома, не изменит труженикам космодрома и сегодня, что многолетняя мировая слава Байконура не будет отдана на попрание политиканству, безудержным страстям и анархии.

Призываем всех спокойно выполнять свой гражданский и воинский долг перед Отечеством и народом, который верит нам и надеется на нас.

Глава администрации города Ленинска В. Брынкин
Начальник космодрома генерал-лейтенант А. Крыжко
2 марта 1992 года

Таким образом, ситуация начала приходить в норму. Как потом оказалось, слухи о намечающемся на 3 марта 1992 года митинге населения казахской национальности на городской площади и погромах офицерских семей, якобы предполагавшемся 4 марта, — не подтвердились. Обстановка постепенно нормализовалась.