ОРБИТЫ ДРУЖБЫ

КАРЕЛ ПАЦНЕР, журналист (ЧССР)
ВОСЕМЬДЕСЯТ СЕДЬМОЙ

  • «Здесь Заря! Салют, через минуту вы перелетите границу Чехословакии...»
  • «Внимание! Через 12 секунд прямо под вами будет Прага!»
  • Алексей Губарев берег микрофон: «Володя, посмотри туда, посмотри на Прагу!» — «Вижу, вижу, — радостно восклицает Владимир Ремек, — сквозь облака видны огни города!»
  • Впервые гражданин Чехословакии, первый космонавт ЧССР Владимир Ремек увидел свою родину из глубин космоса. Тогда в его репортаже прозвучали взволнованные слова: «Нашу республику мы пролетели менее чем за минуту. Но, несмотря на то, что наша страна такая маленькая, она смогла стать третьим государством в мире, которое послало своего гражданина в космос».
  • Да, космонавту Рсмеку было чем гордиться. Чехословакия является активным партнером СССР в программе «Интеркосмос». ЧССР участвовала почти во всех запусках искусственных спутников «Интеркосмоса», приборы чехословацкого производства установлены на автоматических станциях и на спутниках серии «Прогноз», предназначенных для исследования Солнца. Около 40 процентов научных экспериментов программы «Интеркосмос», выполняемых на орбите, было подготовлено специалистами из ЧССР. В настоящее время готовятся, а отчасти осуществляются совместные работы в области биологии, медицины, физики, географии, астрономии. Все эти факторы были учтены при выборе страны — участницы первого международного полета. И все же перед комиссией стояла нелегкая задача. Все космонавты — ЧССР, Польши и ГДР — были хорошо подготовлены. Приходилось считаться со многими факторами.
  • «Лучшие из кандидатов ЧССР — Владимир Ремек и Олдржих Пелчак» — к такому заключению пришла комиссия в конце 1977 года. К полету начали готовиться два экипажа параллельно: Губарев — Ремек и Рукавишников — Пелчак, В феврале 1978 года после возвращения космонавтов из Байконура, где они присутствовали при старте «Союза-27», начались экзамены: сначала на тренажерах, а затем по теоретической подготовке. Все 4 кандидата успешно справились с поставленными задачами. Наконец решение было принято: полетят Губарев и Ремек, дублеры — Рукавишников и Пелчак.
  • Итак, восемьдесят седьмым представителем Земли, отправившимся в космос, стал гражданин Чехословацкой Социалистической Республики.
  • С колыбели Владимир Ремек слышал слова: небо, самолеты, испытания... Дома часто говорили об этом родители. Отец Владимира — Йозеф Ремек, был военным летчиком. После легендарного полета Юрия Гагарина, наверное, не было мальчика, который не мечтал бы стать космонавтом. Сверстники Владимира рисовали ракеты, играли в космонавтов, занимались авиамоделизмом. Со своим школьным приятелем Владимир тоже строил модели самолетов, ракеты, которые они запускали из окон своего дома. Проблема с горючим решалась просто: ребята набивали в металлические капсулы фотопленку. Горела она отлично и создавала потрясающий звуковой эффект. Одна ракета получилась у Владимира особенно удачной — она с такой силой вылетела из окна, что ребята больше никогда ее не видели. Двенадцатилетку Ремек кончал в Часлави, в Восточной Словакии. Это была гимназия с физико-математическим уклоном. Он с детства интересовался больше техническими науками: физикой, математикой, химией. «Владимир никогда не любил зубрежки, — вспоминает его бывший учитель, — он всегда старался докопаться до сути предмета». Любил спорт, не отдавая предпочтения какому-нибудь определенному виду. Зимой играл в хоккей, летом в волейбол, настольный теннис, хорошо бегал. Заканчивая учебу в гимназии, Владимир уже знал, что будет летчиком. Семейные обстоятельства еще более укрепили его решение. Родители Владимира к тому времени разводились, и он считал, что в армии он скорее сможет «стать на ноги» и в большей степени помогать матери — ведь у него были еще две младшие сестры.
  • Вопрос с экзаменами в летное училище волновал Владимира в меньшей степени, чем строгая проверка врачей. И действительно, экзамены прошли успешно, а вот медицинская комиссия приняла его с одним условием: надо удалить миндалины. Мать втайне надеялась, что сын откажется от операции (он всегда боялся врачей) и пойдет, как ей хотелось, в педагогический институт. Но Владимир не отступился от своего решения. Операция была позади, и осенью 1966 года Владимир Ремек начал первый семестр в Высшем военном авиационном училище в городе Кошице. Это была первая ступенька на пути в небо. Учился он на «отлично». Был хорошим пилотом, требовательным к себе, усердно изучал все дисциплины, понимая, какое важное значение имеет теоретическая подготовка для современного летчика. На втором курсе Владимира приняли в члены КПЧ. С необыкновенной теплотой относился он к своей матери, сестрам. Когда приезжал на каникулы домой, старался всячески помогать им, не считая зазорным для себя мыть полы или чистить картошку. Почти всю стипендию он посылал домой. Отец Владимира в 70-е годы получил звание генерала и был назначен на ответственный пост в Министерство национальной обороны. Однако сын никогда не говорил об этом в училище. Он даже испытывал неловкость, если кто-нибудь из его товарищей или преподавателей упоминал об этом. Он хотел сам добиться своей цели без всякой протекции.
  • После окончания училища лейтенант Владимир Ремек был зачислен в Зволинский полк истребительной авиации. Это был тот же полк, в котором много лет тому назад служил его отец. Зволинский полк известен своими славными традициями. Он был основан в июне 1944 года и начал свой боевой путь на одном из аэродромов неподалеку от Москвы. Его солдаты и офицеры сражались бок о бок с Красной Армией против гитлеровских захватчиков, участвовали в Словацком национальном восстании осенью 1944 года. В 50-е годы полк получил первые реактивные самолеты МиГ-15. С тех пор пилоты полка летают на машинах этой серии. После реактивного самолета Л-29, на котором В. Ремек налетал необходимое число часов, он был переведен на боевой МиГ-21. Вспоминает майор Владислав Зика: «Владимир сразу же стал своим в коллективе, проявил себя отличным пилотом. Он был благодарен за каждый полет, даже курьерский — только бы сидеть в кабине и совершенствоваться в искусстве пилотажа». В 1971 году появилась возможность поступить в Военно-воздушную академию имени Гагарина.
  • Лейтенант Ремек подал рапорт одним из первых. В нем он писал, что хочет стать первоклассным летчиком с высшим инженерным образованием и когда-нибудь, если понадобится, применить свои знания в освоении космоса. Командование одобрило кандидатуру Ремека в академию. В штаб полка позвонил генерал Иозеф Ремек, тогда уже заместитель министра национальной обороны: «Я надеюсь, что вы одобрили кандидатуру лейтенанта Ремека не из-за меня? Мне не хотелось бы, чтобы мой сын имел по службе протекцию». Командование успокоило генерала, сказав ему, что лейтенант Ремек — талантливый пилот, знающий специалист.
  • Осенью 1972 года Владимир улетел в Москву, В подмосковном городке Монине прошли 4 года учебы в академии. С любовью вспоминает Ремек своих товарищей, преподавателей академии. Вспоминает поездки в Ленинские Горки, в Суздаль, полюбившуюся русскую природу. Летом 1976 года старший лейтенант Ремек вернулся в свой родной полк. Он был назначен заместителем командира полка.
  • Как раз в этот период Советское правительство предложило правительствам социалистических стран принять участие в создании международных космических экипажей в рамках программы «Интеркосмос». В Чехословакии начался отбор кандидатов. В результате медицинских обследований и экзаменов по специальности были выбраны 4 кандидатуры. Все четыре вылетели в ноябре в Звездный городок. И опять беседы, тесты, осмотры... Подготовку к полету начали Ремек и Пелчак. Основная подготовка советских космонавтов длится два года. Интеркосмонавты — во всяком случае первые — должны были освоить весь курс за один год. Поэтому их подготовка проходила по специально разработанной программе. Каждый день был насыщен до предела. Занятия в кабинетах астрофизики, астрономии, космической навигации, знакомство с конструкциями космических кораблей...
  • Полеты международных экипажей выдвинули новые проблемы. Подготовка партнеров начиналась практически с нуля — ведь они были космическими новичкам. Кроме того, дебютантов надо было готовить к полету на двух машинах: на «Союзе» и «Салюте». Вспоминая о своей работе с Владимиром, Алексей Губарев, который стал готовить Ремека к полету, рассказывает: «Психологических проблем не возникало. С Владимиром мы нашли сразу общий язык. В нашей совместной деятельности удачно сочетался мой опыт с молодостью Володи. В работе он не знал усталости. Поначалу я боялся, что нам трудно будет договориться. Теперь я спокоен: Володя говорит по-русски свободно, в совершенстве владеет технической терминологией. Любую задачу продумывает до мельчайших подробностей».
  • Летом интеркосмонавты ездили со своими командирами на заводы, где знакомились с ракетной техникой, на ближайший аэродром, с которого совершали вылеты на учебных реактивных самолетах. Учились приземляться и на сушу и на море. «Подготовка шла в таком темпе, — вспоминает Ремек, — что я стал понимать, что я еще очень мало знаю». Его дополняет О. Пелчак: «Космонавты вовсе не являются суперменами, это люди нормальные с устойчивой психикой... Тем, кто не имеет никакого отношения к космонавтике, даже трудно представить, какую каторжную работу, какую напряженную подготовку надо пройти космонавту прежде, чем его допустят к полету».
  • Даже азы стоматологии пришлось изучить Ремеку и его дублеру. Дело в том, что у Юрия Романенко на орбите разболелся зуб. Пришлось Владимиру готовиться к роли «Айболита» и взять с собой на орбиту инструменты из арсенала зубоврачебного кабинета.
  • Для досуга времени почти не оставалось. Ремек после занятий чаще всего приходил в свой двухкомнатный номер, где отдыхал с книгой или у аквариума (книги всегда были страстью Владимира, а аквариумными рыбками он увлекался с детства). В течение полутора лет гостиница была для Ремека его вторым домом. «Мы жили здесь одной большой семьей, — говорил он. — Когда я уезжал на космодром, меня провожали все, как своего родственника».
  • И вот наконец наступил день полета. 2 марта 1978 года в 18.28 московского времени стартует первый международный экипаж в составе командира корабля полковника Алексея Александровича Губарева и космонавта-исследователя из ЧССР капитана Владимира Ремека.
  • Началась работа на «Союзе-28». «Зениты! Вас вызывает Центр управления, — говорит Москва. — Начинаем работу. Откройте программу на странице 7...» В 2 часа ночи бесконечно длинный рабочий день экипажа корабля закончен. В то время, как Губарев укладывается в спальный мешок, Ремек остается у иллюминатора. Наконец можно наглядеться на нашу планету, кружащуюся под ним, насладиться чувством сбывшейся мечты... Вечером следующего дня оба экипажа «Союза» и «Салюта» начали подготовку к сближению и стыковке кораблей. После ряда сложных операций стыковка была осуществлена. Оба экипажа радостно жмут друг другу руки, по славянскому обычаю хозяева «Салюта» преподносят гостям хлеб-соль. Гречко спрашивает, не привез ли Ремек с собой пиво. «Конструкторы не предусмотрели, к сожалению, для этого места», — отшучивается Владимир. Все было готово к началу совместных экспериментов. Первый на очереди эксперимент «Хлорелла». Хлорелла — вид одноклеточных водорослей, опыты с которыми проводят совместно сотрудники Института медико-биологических проблем МЗ СССР, Института молекулярной биологии и генетики АН СССР и Института микробиологии АН ЧССР. Цель этого эксперимента — культивация микроорганизмов в космосе, в состоянии невесомости в течение длительного периода.
  • В настоящее время существует мнение, что пребывание в состоянии невесомости не оказывает отрицательного влияния на человеческий организм. Однако не исключено, что некоторые, едва заметные факторы, влияют на определенные органы, ткани или клетки и пока не проявляются лишь потому, что космические полеты длятся сравнительно недолго — недели и месяцы. Выявить влияние космических условий помогут организмы с малым периодом продолжительности жизни. Путем сравнения роста и развития микроорганизмов на Земле и в невесомости можно прийти к интересным выводам. Впервые космонавты привезли с собой культуры, которые должны активно размножаться в космосе.
  • На нынешней стадии исследований эти одноклеточные организмы, содержащие большое количество белка, кислорода, поглощающие углекислый газ, являются идеальными для экспериментов. Продолжительность их жизни — 4 часа, затем количество клеток у них удваивается, и появляется новое поколение. Параллельно с космическими производятся опыты на Земле.
  • Другим важным экспериментом по программе исследований был технологический эксперимент по получению кристаллов из расплавов. Он назывался «Морава». Его подготовили специалисты Института физики твердых металлов АН ЧССР в сотрудничестве с московскими коллегами. Условия невесомости благоприятны для кристаллизации. Кристаллы образуются в космосе абсолютно чистыми, с идеальной структурой. Физики возлагают большие надежды на космическую технологию. Для эксперимента использовалась электроплавильная печь «Сплав-01».
  • На следующий день Ремек проводит исследования с помощью оксиметра — прибора, сделанного в ЧССР. Этот прибор должен определить степень насыщения крови кислородом, показать, как влияет пребывание человека в космосе на кровоснабжение. Работа у экипажей идет полным ходом. Когда наступает время отдыха, космонавты смотрят фильмы и концертные программы, смонтированные чехословацким телевидением специально для данного полета.
  • Для следующего эксперимента под названием «Экстинция» экипаж ориентирует орбитальный комплекс так, чтобы главная продольная ось его была направлена к центру Земли. В этом положении космонавты могут наблюдать из всех иллюминаторов горизонт Земли. Цель эксперимента — изучение структуры верхних слоев атмосферы. Между 80 и 300 километрами над Землей висит как бы вуаль из распыленных частиц материала. «Не исключено, что этот слой приглушает проникновение солнечного излучения, — говорит один из авторов эксперимента, Людек Неужил, — а может быть, он выполняет другую функцию, о котором мы не подозреваем. В любом случае мы хотим знать, что происходит вблизи нашей планеты и что нам следует предпринимать, чтобы не обратить природу против самих себя».
  • Работа на орбите была напряженной. Космонавты ежедневно проводили медико-биологические исследования, изучали микрофлору на борту космического корабля, вели телевизионные репортажи. В рабочую программу полета входило также наблюдение за ледниками и снежным покровом Земли. Этим занимался Ремек. Недостаток пресной воды — одна из главных проблем для нашей планеты. Четверть ее населения испытывает нехватку пресной воды. Наблюдения за ледовым покрытием Земли велись по просьбе ЮНЕСКО. Эти наблюдекия лягут в основу будущего атласа снежных и ледовых запасов Земли.
  • ...Множество проблем предстоит решить ученым и космонавтам, их последователям. И здесь необходимы совместные усилия многих специалистов из разных стран. Международные полеты по программе «Интеркосмос» позволяют ориентировать специалистов стран-участниц на определенные области науки, наиболее успешно развивающиеся в этих странах. Космонавты, участвующие в международных полетах, могут принести неоценимую помощь отечественной науке. Первый полет космонавта Владимира Ремека прошел успешно. В настоящее время подполковник Владимир Ремек работает в одном из научно-исследовательских институтов. Состоится ли его следующий космический полет? Может быть... Во всяком случае, мартовские дни 1978 года, дни, проведенные с космическими советскими братьями, останутся в его памяти на всю жизнь.

    ОЛЬГЕРД ВОЛЧЕК, журналист (ПНР)
    РЕЙС: ВАРШАВА — МОСКВА — ЗВЕЗДЫ

  • Основоположник мировой космонавтики, русский ученый Константин Циолковский для нас, поляков, не только великий символ новой, космической эры. Отец Циолковского по национальности был поляком. Поэтому этот гениальный мыслитель из Калуги стоит в самом начале и польской дороги в космос.
  • Польша — страна с давними астрономическими традициями. Она дала миру Николая Коперника. Именно Николай Коперник доказал, что наша Земля — это своеобразный космический корабль, обращающийся по околосолнечной орбите. Именно им были разрушены старые представления, согласно которым Солнце лишь светильник, созданный богом для того, чтобы обогревать нашу бренную планету.
  • Полет первого советского спутника показал миру реальность «грез о Земле и небе» Константина Циолковского. Польша услышала первые сигналы новой эры — исторические БИП... БИП... БИП..., транслируемые с борта первого в мире космического аппарата, созданного гением советского народа. Мысли о космосе овладели поляками. Страна не могла оставаться в стороне от космических исследований.
  • Константин Циолковский может по праву считаться покровителем нашего космического сотрудничества, сотрудничества, без которого ни польские научные приборы, ни тем более наш космонавт не смогли бы достигнуть звездных высот. Фундамент наших космических исследований — совместная программа стран социализма «Интеркосмос», которая стала возможной благодаря бескорыстной помощи Советского Союза, предоставившего для научных исследований ракеты-носители, искусственные спутники Земли, космические корабли и станции.
  • В июле 1976 года Советский Союз предложил братским социалистическим странам принять участие в пилотируемых полетах на борту советских кораблей и орбитальных станций. А уже в декабре начались усиленные занятия первой группы кандидатов из ЧССР, ПНР и ГДР в Центре подготовки космонавтов имени Ю. А. Гагарина.
  • Попасть на учебу в Звездный было нелегко. Очень уж строгим был отбор. Прежде всего кандидат в космонавты должен иметь техническое образование, большой опыт полетов на сверхзвуковых самолетах и отменное здоровье.
  • Предварительный отбор производился в Институте авиационной медицины в Варшаве. В течение многих лет в институте проводились исследования, связанные с подготовкой летчиков к условиям полетов на современных сверхзвуковых самолетах в стратосфере. Изучалось также влияние перегрузок и кислородной недостаточности на организм человека. Для этих исследований использовались приборы собственной разработки. В частности, предметом гордости института служит центрифуга. Во время испытаний на ней летчиков изучалось поведение таких важных параметров, как пульс, частота дыхания, электрокардиограмма. С помощью телевизионной камеры проводились визуальные наблюдения за состоянием человека в кабине центрифуги. Так постигались особенности действия перегрузок на организм летчика. Эти работы послужили хорошей основой для исследований по космической биологии и медицине, которые ныне ведутся в институте.
  • Для предварительного отбора было достаточно летно-медицинских карт пилотов. По ним была отобрана группа летчиков, которые подвергались специальным медицинским обследованиям. Кандидаты, прошедшие медицинское «сито», побывали на сборах. Это было сделано для того, чтобы все «соискатели» на заветное звание космонавта имели одинаковые возможности для тренировок. Тогда повысится объективность последующего выбора.
  • В течение двух недель отобранная группа пилотов находилась в Мронгове, в живописной долине неподалеку от озера. Кандидаты работали над развитием выносливости, особое внимание уделялось тренировкам на равновесие — исключительно важному качеству в космических полетах. Следующие две недели группа провела в центре обучения в Татрах. И опять напряженные тренировки для повышения выносливости и физической подготовки, но только уже в условиях кислородной недостаточности, упражнения для развития быстроты, ловкости, пространственной ориентации...
  • Заключительный двухнедельный курс тренировок был проведен уже в Институте авиационной медицины. На этом этапе кандидаты много времени проводили на летно-медицинских имитаторах, специальных снарядах, проверялись такие тонкие особенности, как внимание, оперативность мышления, координация движений... Летчики «бегали» по движущейся беговой дорожке в барокамере, вращали педали «космического» велосипеда — велоэргометра, «крутились» на центрифуге.
  • В перерывах между тренировками — лекции по космонавтике, астрономии, космической медицине, занятия по русскому языку. Совершенствованию знаний русского языка во многом способствовало чтение советской литературы по космонавтике.
  • Наша методика предварительной подготовки оправдала себя. Все пять кандидатов были признаны годными для космических полетов. Совместная польско-советская комиссия имела возражение только против одного из них, но не из-за здоровья или подготовки, а совсем по другим причинам. Когда этот кандидат сидел в кресле космонавта, то слишком уж возвышалась его голова над спинкой кресла. Не укладывался этот размер в норму, принятую на кораблях и орбитальных станциях. Так что поехали в Звездный четыре кандидата.
  • В Звездном последний этап отбора — надо выбрать только двоих. Принимаются во внимание не только результаты медицинских обследований, но и психологические тесты, учитывающие также знание русского языка и профессиональную подготовку.
  • Наконец кандидаты на космический полет определены: основной — майор Мирослав Гермашевский, его дублер — подполковник Зенон Янковский.
  • Мирослав Гермашевский родился 15 сентября 1941 года в поселке Липники. После смерти отца, погибшего от рук фашистов в 1943 году, его и еще восьмерых детей воспитывала мать.
  • Мирослав начал свою «небесную» карьеру с авиамоделирования. В семнадцать лет получил права на управление планером. В 1964 году окончил с наградой Демблинское военное авиационное училище. Дальнейшую службу проходил в истребительной летной части войск противовоздушной обороны страны. Был командиром звена. В 1969-1971 годах учился в Академии Генерального штаба ПНР на авиационном отделении. Затем служба в войсках противовоздушной обороны. В январе 1975 года произведен в майоры. В апреле того же года стал командиром истребительного авиаполка. Полка прославленного. Боевое крещение его летчики получили в апреле 1945 года... В юношеские годы Мирослав был активистом Союза молодежи Польши. В 1963 году вступил в Польскую объединенную рабочую партию.
  • Мирослав общителен, легко сходится с людьми, охотно принимает гостей у себя дома. Он приятный собеседник, умный, интеллигентный. Любит спорт — особенно легкую атлетику и теннис. Увлекается охотой.
  • Вот что рассказывает Мирослав о своем пути в космос: «Космических планов» у меня не было, на свои возможности я смотрел критически. И просто по-человечески завидовал космонавтам. Пределом мечтаний было увидеть одного из них, поговорить. И если я стал космонавтом, то этим обязан авиации — ведь каждый летчик, говоря словами замечательного советского аса Валерия Чкалова, мечтает летать дальше, выше, быстрее... Помню, когда я учился в нашей «Школе орлят», как называют в Польше военное авиационное училище летчиков имени Янка Красицкого в городе Демблине, то скорость тренировочного По-2 казалась мне опьяняющей. Потом на дозвуковом самолете пробовал пикировать, чтобы достичь звукового барьера. Еще школьником в городе Волове около Вроцлава конструировал и строил ракеты. Сейчас бы сыну Миреку не позволил строить такие — некоторые взрывались на старте...
  • Признаюсь, что даже на последнем этапе отбора кандидатов в космонавты среди моих товарищей — польских летчиков и затем, уже находясь в числе четырех отобранных кандидатов, я был убежден, что пошлют не меня. Когда же выбор был сделан, еще сильнее стало стремление оправдать доверие, успешно выполнить задание. Хочу сказать о своей горячей, искренней благодарности советским друзьям-космонавтам и специалистам Центра подготовки космонавтов имени Ю. А. Гагарина. Никогда прежде я не работал так интенсивно и с таким увлечением, как там. Генерал Г. Береговой как-то сказал, что полуторагодового курса подготовки космонавта, если его измерять «земными» мерками, хватило бы на 5-6 лет учебы в университете. Правоту этих слов мы вместе с дублером-космонавтом Зеноном Янковским испытали на себе».
  • Труден путь в космос... Ежедневные напряженные тренировки. Строгие проверки. Экзамены, а их около сорока. Учились приземляться в тайге, в пустыне, садиться на море.
  • 27 июня 1978 года — историческая веха в польской космонавтике. Стартовал космический корабль «Союз-30». Командир корабля — Петр Климук, инженер-исследователь — Мирослав Гермашевский. Первый поляк в космосе!
  • 28 июня произошла стыковка «Союза-30» с орбитальной станцией «Салют-6», на которой уже 11 дней работали Владимир Коваленок и Александр Иванченков.
  • Почти восемь суток были в космическом полете Петр Климук и Мирослав Гермашевский. Мирослав оказался рожденным для космических полетов. Он не только отлично перенес путешествие за пределы Земли, но и прекрасно справился с исследовательскими задачами, которые на него были возложены. А программа научных работ была непростой. Надо было провести 12 экспериментов на орбите. Эта обширная научная программа была подготовлена польскими и советскими учеными при участии специалистов из ЧССР и ГДР.
  • Девять экспериментов были посвящены медицинским исследованиям. В эксперименте «Вкус» изучалось изменение вкусовых ощущений в условиях невесомости. По поводу вкусовых нарушений высказывался целый ряд зачастую противоречащих друг другу предположений. Многие специалисты полагали, что эти аномалии вызываются оттоком крови к верхним частям тела под действием невесомости. Другие искали причины в характере пищи и даже в психосфере космонавтов.
  • Процесс исследования можно было наблюдать на экранах наших телевизоров, Эксперимент проводился с помощью электронного прибора — электрогустометра, сконструированного в Институте медицины. В приборе раздражителем служит электрический ток, протекающий между двумя электродами: пассивным, который испытуемый держит в руке, и активным, которым прикасаются к языку в месте наибольшего скопления вкусовых сосочков. Напряжение между электродами изменялось по закону «пилы». По мере роста напряжения происходит раздражение вкусовых рецепторов, и испытуемый начинает ощущать кисловатый вкус. Результат измерений можно сразу же прочесть на цифровом индикаторе прибора. Проведенное исследование позволило количественно оценить изменение вкусовой чувствительности в зависимости от продолжительности пребывания в космосе.
  • Серия экспериментов была посвящена изучению деятельности системы кровообращения.
  • Невесомость изменяет распределение крови в организме. Происходит отток крови к верхней части тела: рукам, грудной клетке, голове. Это явление изучалось с помощью реографа — прибора, который определяет степень заполнения тканей организма кровью на основе измерения их электрического сопротивления. Наблюдения проводились одновременно с экспериментом «Чибис», в котором исследовалось функционирование кровеносных сосудов ног и компенсационные возможности системы кровообращения. Для эксперимента был использован специальный костюм «Чибис» — герметические гофрированные брюки, внутри которых понижено давление воздуха. За счет этого усиливается кровоснабжение нижней части тела и устраняются нежелательные эффекты, вызываемые невесомостью. С помощью реографа было исследовано кровообращение во время разного рода физических упражнений с применением костюма «Чибис». Во втором эксперименте «Чибис» был использован польский прибор «Кардиолидер», который контролировал работу сердца.
  • Эксперимент «Кардиолидер» посвящен автоматическому дозированию физических нагрузок с помощью прибора «Кардиолидер» во время тренировок на орбите на подвижной беговой дорожке и велоэргометре. Этот прибор измеряет пульс космонавта и выдает звуковой сигнал в том случае, если частота пульса выходит из допустимых пределов. «Кардиолидер» — очень компактный, легкий и удобный в обращении прибор. Хотя он сконструирован для космоса, его широко используют и на Земле в клинической практике, особенно в восстановительный период после перенесенных сердечно-сосудистых заболеваний. Пользуется он популярностью и у спортсменов, помогая им рационально дозировать физические нагрузки.
  • Петр Климук и Мирослав Гермашевский продолжили начатые ранее на борту «Салюта-6» эксперименты «Кислород» и «Теплообмен», подготовленные советскими и чехословацкими учеными.
  • До последнего времени психофизиологическое состояние космонавтов оценивалось по их отчетам, составляемым после полета. Многое забывалось, и информация поэтому была недостаточно объективной. Специалисты из Института авиационной медицины совместно с советскими психологами составили опросник. Ответы на вопросы записывались ежедневно в особом бортовом журнале. На основании записей в журнале специалисты оценивают влияние различных факторов полета на состояние экипажа. Это помогает лучше планировать работы на орбите. Данный эксперимент получил название «Опрос».
  • Ученые как-то проделали такой опыт. Поместили человека в комнату, куда из внешнего мира не проникал ни свет, ни звук. Создали ему максимум удобств для сна в специальной «невесомой» постели. Отдыхай, не хочу! Поначалу испытуемый так и делал. Нежился, спал. Но очень скоро его охватило все нарастающее чувство беспокойства. Сенсорный голод. Так называют ученые причину появившегося страха. Оказывается, не только без воздуха, воды и пищи не может жить человек, но и без внешних раздражителей — без информации. А для космического полета, особенно длительного, характерны сенсорное голодание и социальная изоляция. Чтобы эти факторы не сказывались на состоянии космонавтов, их надо и развлекать. Как их лучше развлекать — в этом цель эксперимента «Досуг».
  • Методом анкетирования была составлена совместно с польским телевидением многочасовая программа, записанная на видеомагнитофон, своего рода концерт по заявкам, только научно обоснованный. На орбите космонавты с удовольствием смотрели эту запись. По просьбе основного экипажа В. Коваленка и А. Иванченкова были присланы записи песен в исполнении польской певицы Ирены Яроцкой. Такие программы, по мнению психологов, могут не только создавать хорошее настроение, но и ослаблять влияние стрессовых ситуаций, усталости, одиночества...
  • Сразу же после полета космонавтам противопоказана физическая нагрузка. А чтобы оценить их послеполетное физическое состояние (эти данные важны для медицины), им необходимо проделать большой объем физических упражнений. Получается явное противоречие. В эксперименте «Здоровье», подготовленном польскими учеными, оценивалось состояние космонавтов, не прибегая к большим нагрузкам. Аппаратура сама выбирала нужную физическую нагрузку в зависимости от состояния космонавта.
  • Значение этих экспериментов не ограничивается только космическими полетами. Приборы и методы, использованные в этих исследованиях, уже применяются в клинической практике, правда, пока ограниченно. Некоторые из них могли бы иметь более широкое применение, например, при исследовании физического состояния и степени подготовленности людей к выполнению тяжелых или специальных физических работ или, как уже упоминалось, к занятию некоторыми видами спорта. Эксперимент «Досуг» может быть использован при подборе кандидатов, которые будут принимать участие в продолжительных экспедициях и долгое время будут отрезаны от мира, например, на станциях в Арктике и Антарктике.
  • Орбита «Салюта-6» проходила и над Польшей. По программе эксперимента «Земля», подготовленного учеными СССР, ГДР и ПНР, проводились съемки с орбиты территории Польши и морских районов с помощью камеры МКФ-6М. Этот эксперимент важен для народного хозяйства, и в особенности для нужд сельского хозяйства и рыболовства, для охраны окружающей среды.
  • Эксперимент «Сирена» — технологический. Он подготовлен Институтом физики Польской академии наук. Эти исследования были разбиты на три этапа.
  • На этапе «Сирена-1» из ртути, кадмия и теллура после их расплава в автоматической электронагревательной установке «Сплав-01» и последующей кристаллизации в состоянии невесомости был получен полупроводник с высокой степенью однородности.
  • На Земле эти вещества в кристалле из-за большой разницы в атомных весах распределяются неравномерно. А для полупроводников главное -— однородность кристалла. В лабораторных условиях на Земле достигнута степень однородности около 12 процентов, а в космосе более 60 процентов. Продолжался эксперимент 46 часов.
  • Полупроводники, в состав которых входят выбранные для эксперимента элементы, отличаются высокой чувствительностью. Они прекрасные обнаружители инфракрасного излучения в диапазоне волн около 10 микрон. Излучение звезд в этом диапазоне, как и многие виды других излучений, задерживается атмосферой Земли. Эти материалы можно использовать и в полупроводниковых лазерах с переменной частотой повторения.
  • Эксперимент «Сирена-2» отличался от «Сирены-1» лишь тем, что процесс кристаллизации проходил в десять раз быстрее. Продолжался опыт шестнадцать с половиной часов.
  • Оба эти эксперимента выполнены М. Гермашевским совместно с А. Иванченковым. Успех эксперимента зависел от поддержания особых условий на станции. В наиболее ответственные периоды кристаллизации все бортовое оборудование, которое могло вызвать ускорение или вибрации, было выключено. Даже перемещения космонавтов могли вызвать нежелательные колебания конструкции, на которые чутко реагирует активная фаза кристаллизации. Вот почему эксперимент «Сирена», так же как и другие технологические исследования — «Морава», «Сплав», «Кристалл», планировался так, чтобы во время активной фазы кристаллизации космонавты спали.
  • Эксперимент «Сирена-3» выполняли уже В. Коваленок и А. Иванченков после «отъезда» второго международного экипажа. Установка «Кристалл» для проведения эксперимента прибыла с грузовым транспортным кораблем «Прогресс-2» незадолго до прибытия «Кавказов» (позывные П. Климука и М. Гермашевского). В отличие от «Сплава-01» в «Кристалле» ампула с материалом механически перемещается в приборе по заданной программе. Так достигается изменение зон прогрева. В «Сплаве-01» нужное распределение температуры вдоль капсулы с материалом получается за счет конструкции печи. В «Кристалле» удалось вырастить полупроводник из свинцового соединения свинец — селен — теллур, широко применяемый и инфракрасной лазерной технике.
  • Мирослав Гермашевский был участником еще одного эксперимента, на этот раз из области геофизики. Он заключался в наблюдении и фотографировании полярных зорь. В то время как раз произошла солнечная вспышка. Большой поток электрически заряженных частиц достиг верхних слоев атмосферы Земли и вызвал свечение в полярных районах. С помощью фотоаппарата «Практика» Гермашевский сделал серию снимков этого красивого явления, которое наблюдалось в районах, прилегающих к Южному полюсу.
  • Программа второй международной космической экспедиции «Интеркосмоса» полностью выполнена. Мирослав Гермашевский достойно представлял в космосе польский народ и польскую науку. С космической орбиты открылись новые горизонты наших научных исследований...
  • Двадцать лет прошло со дня первого в мире пилотируемого космического полета Юрия Гагарина. Он начал звездную эстафету орбитальных полетов. Мы горды, что на одном из ее этапов стартовал гражданин нашей страны Мирослав Гермашевский. Вот слова первого космонавта Польши о Первом космонавте планеты:
  • «...нет среди нас Юрия Гагарина, но обаяние его личности неподвластно времени. Большая отвага, умение при необходимости всецело сконцентрироваться, наблюдательность и восприимчивость, оптимизм, подвижность ума и психики, патриотизм, коллективизм и скромность — все эти черты гагаринского характера и сейчас определяют атмосферу, в которой живет и работает отряд советских космонавтов и его интернациональное пополнение из братских стран».

    ГДР НА ОРБИТЕ «ИНТЕРКОСМОСА»

  • «...Ни один немецкий пилот истребительной авиации не получал такого признания, какое выпало недавно на долю Зигмунда Йена. Подполковник военно-воздушных сил ГДР Йен был доставлен на орбиту советского космического корабля «Союз-31». Таким образом, он стал первым немцем, побывавшим в космосе. Космический полет Йена, как об этом с гордостью сообщила партийная ежедневная газета «Нойес Дойчланд», является еще одним замечательным примером братской дружбы и тесного сотрудничества между народами СССР и ГДР».
  • Это выдержка из статьи, опубликованной после космического полета Валерия Быковского и Зигмунда Йена американским еженедельником «Тайм», который не заподозришь в симпатиях к социалистическим странам.
  • Да, 26 августа 1978 года — день старта космического корабля «Союз-31» — стал историческим днем в летописи ГДР.
  • Вот что писал в те дни Генеральный секретарь АН ГДР, председатель национального координационного комитета «Интеркосмос» Клаус Гроте:
  • «Гордость и радость испытывают люди нашей страны в эти дни: в космосе — первый гражданин Германской Демократической Республики. Зигмунд Йен — сын рабочего класса, коммунист, высокообразованный офицер Национальной народной армии ГДР.
  • Наша республика стала пятым государством,, пославшим человека в космос. Нашу радость разделяют граждане всех стран социалистического содружества. Гордость за свое социалистическое отечество мы соединяем с глубоким чувством благодарности Советскому Союзу. СССР бескорыстно открывает братским государствам доступ к выдающимся результатам своих свершений в космосе.
  • Необходимая предпосылка исследования космического пространства и создания нужных для этого средств — успехи во всех основных областях знания и техники. Германскую Демократическую Республику традиционно отличает хороший уровень науки и техники. Будучи относительно небольшой страной, мы можем сохранять этот уровень на современной фазе бурного научно-технического прогресса только благодаря тесной международной кооперации в научных исследованиях и технике. Это особенно относится к таким областям, как изучение космоса».
  • ГДР принадлежит к числу 25 государств Земли, которые активно занимаются космическими исследованиями. Сотрудничество ученых социалистических стран в этой области имеет уже свою историю. Совместные работы ведутся с момента запуска первого искусственного спутника Земли. На первом этапе (до конца 60-х годов) оно ограничивалось наземными наблюдениями за искусственными спутниками Земли и связанными с ними исследованиями. Затем наступил период (примерно до 1972-1973 годов) участия в отдельных экспериментах на ракетах и спутниках для изучения физических явлений в околоземном пространстве.
  • Следующая фаза сотрудничества — переход к комплексным экспериментам, для проведения которых необходимо создание сложных приборных систем. Для этого этапа характерна большая степень интеграции научной и производственной деятельности стран — участниц программы «Интеркосмос». Результатом такой обширной кооперации братских стран явилось, например, создание на базе ЭВМ единой системы передачи космических данных.
  • «Классическими» направлениями ГДР в области космоса стали: космическая физика, космическая метеорология, космическая связь и космическая биология и медицина. В 1975 году к этим направлениям добавилось еще такое обширное многообещающее для народного хозяйства направление, как дистанционное исследование Земли из космоса.
  • Обширен список космических тем в научных институтах и на промышленных предприятиях. Это и исследование лунного грунта, переданного советскими коллегами Академии наук ГДР, и космическая технология, и геодезические исследования со спутников, и научная обработка информации, получаемой из космоса, и способы ее интерпретации...
  • ГДР предоставила десятки бортовых приборов для спутников серии «Интеркосмос». Для использования в рамках национальной советской программы были поставлены из ГДР инфракрасный фурьеспектрометр для опробования методов косвенного зондирования земной атмосферы (спутники «Метеор-25» и «Метеор-28»), фотометр («Космос-900»), многоспектральная камера МКФ-6 (корабль «Союз-22») и модифицированная камера МКФ-6М (орбитальная станция «Салют-6»). Приборы для геофизических ракет «Вертикаль», свыше 60 бортовых приборов для метеорологических ракет в рамках сотрудничества ГДР и СССР по исследованию околоземного пространства и его взаимосвязей с атмосферой планеты.
  • «Каждый такой прибор, — говорит Клаус Гроте, — своего рода материальное воплощение передовых научных идей, изобретательности конструкторов и экспериментаторов, ищущих ответы на фундаментальные вопросы естествознания.
  • Рейс космонавта ГДР на советском корабле венчает постоянно углубляющееся сотрудничество СССР и ГДР в исследовании космоса и технике. Этот полет является выражением и результатом прочного союза и плодотворного всестороннего взаимодействия СССР и ГДР и стал одним из вершинных достижений братских отношений между нашими партиями, государствами и народами. Нерушимость нашей дружбы, крепнущая в течение десятилетий на Земле, ныне продемонстрирована в космосе.
  • Мы глубоко удовлетворены тем, что с помощью партнеров из АН СССР нам удалось при разработке комплексной программы научных экспериментов для космонавта ГДР внести свой вклад в успех совместного предприятия. Этот вклад — результат работы семи институтов АН ГДР, университета имени Гумбольдта в Берлине, народного предприятия «Карл Цейс Йена», института авиационной медицины и других институтов и предприятий ГДР».
  • Журнал «Молодежь и техника» (ГДР)

    ХРОНИКА ПОЛЕТА

  • 26 августа 1978 года навсегда войдет в учебники истории нашей страны: в этот день на Байконуре большая ракета длиною почти 50 метров и весящая 300 тонн, приводимая в движение могучим двигателем мощностью более чем 18000 мегаватт, подняла на околоземную орбиту космический корабль «Союз-31». Командир корабля — Валерий Быковский, космонавт-исследователь — Зигмунд Йен. Дверь в космос открывается в первый раз для немца, гражданина ГДР.
  • Через девять минут после старта отработала третья ступень ракеты. После этого «Союз-31» выходит на промежуточную орбиту. «Ястреб-1» и «Ястреб-2» (позывные Быковского и Йена) перенесли старт отлично. Оба космонавта начинают свою обширную программу исследований на орбите. Они быстро привыкают к невесомости, о чем свидетельствуют телерепортажи с борта корабля.
  • У Зигмунда Йена, новичка в космических полетах, в последние дни перед полетом не было ни одной свободной минуты.
  • Прием и упаковка почты и подарков для постоянной команды «Салюта-6», прощание с родственниками, переезд на космодром Байконур, последние приготовления к полету, пресс-конференция. Закончены земные хлопоты. Космические костюмы надеты, короткий маршрут на специальном автобусе, рапорт председателю Государственной комиссии, выслушаны последние пожелания. Уже стоя на лестнице у лифта, передали через микрофон слова благодарности и обязательство провести полет успешно — и вот лифт поднял их к острию ракеты, на борт космического корабля «Союз-31».
  • В ГДР после сообщения о старте миллионы людей прильнули к радиоприемникам и телевизорам, за специальными выпусками газет выстраивались очереди у газетных киосков.
  • С особым вниманием ждут телепередачу о стыковке. Все облегченно вздохнули, когда Валерий Быковский над далеким Байкалом с высоты в 340 километров доложил: «Вижу контуры станции. Стыковочный агрегат отлично вижу. Внимание! Касание! Стыковка!» Через три часа постоянный экипаж «Салюта-6» встречает гостей по русскому обычаю хлебом-солью. Передаются приветы, письма, подарки, сувениры. Среди памятных предметов в космическом багаже Зигмунда Йена находятся миниатюрные издания «Коммунистического манифеста» и «Фауста», а также государственный герб ГДР. Зигмунд Иен получает для сна почетное место под потолком.
  • Техническое совершенство станции позволяет 95 процентов имеющегося времени использовать на исследования, и только 5 процентов нужны для управления и профилактики. Первый рабочий день начинается в понедельник в 10.00. Четко расписаны задания на каждый день:
  • Понедельник, 28 августа. Фотосъемки с помощью камеры МКФ-6М, а также эксперименты «Беролина» и «Репортер».
  • Вторник, 29 августа. Эксперимент «Беролина» с использованием плавильных печей «Сплав» и «Кристалл», начало экспериментов «Опрос», «Время», «Речь»... перегрузка оборудования, доставленного «Союзом-31». И так до субботы включительно.
  • К этому следует добавить доклады о метеорологических наблюдениях, переговоры с Центром управления полетом, с консультантами Виктором Горбатко и Эберхардом Келлнером, телепередачи и пресс-конференции, причем Зигмунд оказался темпераментным репортером.
  • В программу полета, помимо фотографирования, входили и визуальные наблюдения Земли.
  • «Я удивился отчетливости, с которой была видна поверхность Земли со столь значительной высоты. Во всяком случае, в некоторых отношениях, как мне показалось, даже лучше, чем с высот 10 или 20 километров, которые я знаю по полетам на самолете. И все же это удивительное явление», — рассказывал после полета Зигмунд Иен о визуальных наблюдениях нашей планеты.
  • Для космических долгожителей Владимира Коваленка и Александра Иванченкова неделя проходит значительно быстрее. Но что поделать. Ранним воскресным утром надо прощаться. Письма, приветы, поцелуи будут переданы на Землю.
  • 3 сентября в 9 часов 20 минут корабль «Союз-29» расстыковывается с орбитальной станцией и спустя 3 часа 20 минут совершает мягкую посадку в 140 километрах юго-восточнее казахстанского города Джезказгана.
  • Журнал «Молодежь и техника» (ГДР)

    ВОЛЬФГАНГ МАТЕЕС, журналист (ГДР)
    НАСТОЯЩИЙ ЧЕЛОВЕК

  • Еще вчера Зигмунда Иена знали немногие, а сегодня о его полете с Валерием Быковским услышал весь мир. Я отправился в дорогу, чтобы повидаться с людьми, кто знает Зигмунда не только как первого немецкого космонавта.
  • В Раутенкранце, где в 1937 году родился Зигмунд Йен, я встретился с его отцом.
  • Отец первого немецкого космонавта многое испытал в жизни. Он вышел из рабочей семьи. У Пауля Йена было еще четверо братьев и сестер, а отец умер. «Это было причиной, почему я никак не мог выучиться какой-нибудь профессии, — рассказывает отец космонавта. — Всю свою жизнь я работал в Раутенкранце. Должен сказать, что работа эта имела для меня что-то привлекательное — я остался на лоне природы. Мой Зигмунд смог выучиться кое-чему. Он стал печатником, и учиться он продолжал, потому что у него уже были кое-какие знания»,
  • Пауль Йен протирает толстые стекла своих очков и продолжает: «Знаете ли, я, собственно, воспитывал мальчика довольно строго. Он часто получал от меня и взбучку. Как-то недавно Зигмунд сказал: «Знаешь что, отец, это было правильно. И я тебе за это благодарен». Да, так он мне это и сказал. Я знаю, что сейчас с воспитанием детей обстоит иначе. Если я имею в виду строгость, то это относилось также к обязанностям по дому и к школьным занятиям. Мы держали кроликов, и он должен был заботиться об их корме. И позднее, когда мать заболела и нуждалась в уходе, Зигмунд должен был поспевать везде. Тут я не могу на него пожаловаться. По-настоящему сердиться на мальчика у меня не было повода. У других тоже. Он был всегда готов помочь и не давал никого в обиду. Он рос настоящим человеком. В округе Зигмунда очень любили. Все его знали».
  • О том, что Зигмунд летчик, напоминают также маленькие модели самолета Як-18, которые подвешены наверху к лампе. «Ах, они уже устарели. Он смастерил их, я думаю, еще во время учебы в офицерской школе». Только ли у него полеты в голове? «Нет, нет, сын любит музыку. Народную музыку. Баха и Моцарта».
  • ...Жизнь не баловала отца и сына. Долго болела жена. Да и работа Пауля Йена на лесопилке была нелегкой. Все это закаляло характер Зигмунда. Он прочно встал на ноги. В школе он был пионервожатым. И по поручению ССНМ надел мундир вооруженных сил, точно зная, почему. В 1956 году Зигмунд стал членом СЕПГ.
  • ...Теперь сын, который маленьким мальчиком ездил на этой деревянной лошадке, стал космонавтом. Отец поднял лошадку, заботливо завернутую в попону. «Да, теперь он космонавт. Я это все еще никак не могу понять, почему именно моего мальчика выбрали. Но я думаю, что он достоин и хорошо справится со своим делом, как и другие космонавты».
  • Пауль Йен хочет выучить русский язык, чтобы читать книги на русском языке. А пока внучка Грит служит ему переводчицей. С любовью говорит Пауль Иен о своей невестке, жене Зигмунда.
  • «...Что я думаю о невестке Эрике? Тут я могу только сказать, что мальчик сделал правильный выбор. Она хорошая жена. За что она ни возьмется, все удается. И я думаю, что Зигмунд не без нее вышел в космонавты. Ее доля в этом есть. Она его часто поддерживала, когда ему приходилось нелегко. И я думаю, это было особенно важно, когда он готовился к космическому полету».
  • Зигмунд Йен любит свою летную профессию, военную службу и охоту. Его товарищи по офицерской школе, военнослужащие, с кем он служил, и начальники тепло отзываются о нем.
  • «...Подполковника Йена нельзя было уговорить на что-нибудь, он всегда хотел, чтобы его убедили. При этом в любом деле он обсуждал «за» и «против» и только после этого принимал решение. Он передавал свои знания и опыт другим тактично, ненавязчиво. Он завоевал в своем коллективе большое уважение. Часами проводил он по вечерам время в казарме с пилотами, техниками и механиками, дискутировал с ними, помогал устраивать вечера в клубе, веселые, с юмором», — рассказывает полковник Бюттнер.
  • Позднее как руководитель отдела «Воздушная тактика стрельбы» он часто сам читал лекции, к которым всегда образцово готовился. Разрабатывал новые наглядные пособия, чтобы вести преподавание более эффективно. «Все существующее достойно того, чтобы быть улучшенным. Если прекращаешь к этому стремиться, то отдаешься делу уже наполовину». Это жизненное правило подполковника Йена.
  • Все непонятное привлекало его, он всегда стремился к ясности. Этим он был подчас «неудобным» для начальства, однако никогда не был недисциплинированным подчиненным.
  • Полковник Рольф Краузе вспоминает о юношеских годах Зигмунда Йена: «В офицерской школе он был одним из первых на своем курсе, кого переучивали с Як-18 на МиГ-15. Товарищ Йен был в моем звене. Что обращало в нем на себя снимание, так это то, что он вникал в любую проблему, никогда не удовлетворялся половинчатым решением, и летных учителей он иногда нервировал своими вопросами, почему это так, а не иначе. Он с самого начала был в восторге от полетов, даже по-настоящему одержим ими. Что другие уже освоили в Обществе содействия развитию спорта и техники, он должен был усваивать здесь, у нас, и у него всегда при этом было достаточно честолюбия, чтобы быть первым».
  • Подполковник Херберт Штольп говорит о Зигмунде Иене: «Он терпеть не мог, если кто-либо бездеятельно слонялся вокруг. Зигмунд считал, что в каждую минуту нужно делать что-либо полезное или активно снимающее напряжение». Херберт Штольп вспоминает, с каким старанием и прилежанием Зигмунд наверстывал 10-й класс и экзамены на аттестат зрелости. «У него были всегда хорошие оценки, но ничто не давалось ему слишком легко...»
  • ...Так было и когда Иен учился в Военно-воздушной академии имени Юрия Гагарина в Москве. Так было и позднее, когда он работал в штабе ПВО.
  • Зигмунд Йен остался скромным рабочим парнем, каким он был до космического полета. Теперь он первый немец во вселенной.

    СЕРАФИМ СЕВЕРНЯК, писатель (НРБ)
    КОГДА РОЗЫ СТАНОВЯТСЯ ЗВЕЗДАМИ

  • Первый болгарин в космосе!..
  • Что это? Случайность или же естественное и неизбежное событие?
  • Болгария — одна из немногих стран мира, которые имеют столь долгую историю. В 1981 году исполнится 1300 лет со дня основания первого Болгарского государства. В золотой книге космонавтики она вписана на шестой строчке, вслед за СССР, США, Чехословакией, Польшей и ГДР. Конечно, это стало возможно только благодаря братской поддержке советского народа. Тем не менее первый болгарский космонавт сделал свою родину шестой гостьей необъятного неба...
  • Георгий Иванов родился 2 июля 1940 года. Его первое свидание с небом было страшным. Из облаков доносилось монотонное механическое рычание. Это громадные металлические птицы пролетали над городом Ловеч на север, к Дунаю, чтобы сбросить свой зловещий груз на огромные цистерны с румынской нефтью. Вторая мировая война подходила к концу — советские войска все теснее сжимали железное кольцо вокруг горла фашизма.
  • Похожие воспоминания есть у всех, кому сейчас сорок.
  • Георгий рос и учился как все. Вот оценки в аттестате зрелости. Болгарский — «хорошо» — 4, русский — «очень хорошо» — 5, алгебра — «очень хорошо» — 5, геометрия и тригонометрия — «очень хорошо» — 5, физика — «отлично» — 6, астрономия — «отлично» — 6, психология — «отлично» — 6, логика — «отлично» — 6, физическое воспитание — «отлично» — 6...
  • Пять шестерок! Физика, астрономия, психология... Не проступает ли уже в этом портрет будущего космонавта?..
  • В 1955 году в его родном городе Ловеч открывается аэроклуб, и Георгий становится одним из первых членов парашютной секции. Вечерние теоретические занятия — наконец первый прыжок. Он состоялся 2 июля, в день рождения будущего космонавта. Случайное совпадение? «Теоретический курс я закончил успешно, — вспоминает Георгий Иванов, — Все остальные прыгали, а меня держали на земле. Мне еще не было 16 лет... Едва вытерпел до 2 июля...»
  • Первый отрыв от земли, первый подъем на самолете, первый выход в открытый люк, первый прыжок в бездну!.. 500-600 метров — огромная высота для шестнадцатилетнего «юбиляра», пропасть, полная неизвестного. Висеть над землей под белым грибом парашюта интересно всегда, но первый — это первый! Да и каждый следующий прыжок был в чем-нибудь новым. Первый раз Георгий прыгнул с трехмоторного трофейного немецкого самолета, последний — с самого современного советского, но каждый прыжок приносил новую радость, каждый раз по-новому трепетало сердце...
  • Решение связать свою жизнь с небом пришло несколькими месяцами ранее. Мальчик переживал как личную обиду закрытие нахимовского училища — он мечтал до этого о морских странствиях, и аэроклуб его заменил. Словно вторая, но разделенная любовь, сменившая первую, неразделенную...
  • Уже вскоре удовлетворение от парашютных прыжков повлекло за собой желание летать на самолете или хотя бы на планере. Почему бы нет? Георгий Иванов поступает на курсы безмоторных полетов. С первых же занятий инструктор выделил мальчика среди других. Пристрастие, способности, увлечение теорией и неудержимое стремление к практике были очевидными. Для инструктора такие ребята и радость, и единственный капитал...
  • Первый полет состоялся на аэродроме в Нижней Митрополии — короткое скольжение по траве за автомобилем, отделение от земли, планирование. Ощущения совсем другие, чем при парашютном прыжке. Ведь когда шагаешь в люк трофейного бомбардировщика и повисаешь в воздухе, движение однозначно, если не учитывать ветра; оно направлено по линии вертикали вниз, А движение на крыльях по восходящей кривой, снижение и, наконец, приземление — это совсем другое дело.
  • «В первый же раз, когда я сел в кабину планера,— вспоминает Георгий Иванов, — я почувствовал себя очень удобно... Мне было хорошо, весело... До сих пор».
  • Первый самостоятельный полет Георгий Иванов совершил летом 1957 года в Плевенском аэроклубе. Как известно, 4 октября этого года в небо поднялся первый советский спутник, а месяцем позже взлетел второй, с собакой Лайкой на борту... Первый самостоятельный полет остался в сознании Иванова далеким воспоминанием о беспредельной радости, когда, обернувшись назад, он увидел, что место инструктора пусто... Так был сделан еще один шаг к будущему.
  • После приземления инструктор поздравил его, а ребята кинулись качать. Кажется, моряки качают так всех, кто впервые переходит экватор... Георгий действительно «перешел экватор» и, образно говоря, устремился к полюсу...
  • Эта тяга привела его на курсы моторных полетов в Центральный аэроклуб в Софии, и в восемнадцать лет состоялось его истинное крещение.
  • «У меня было много первого, — вспоминает Георгий Иванов. — Первый прыжок, первый планер, первый самолет, первый реактивный самолет... Возможно, это звучит преувеличением, но мне кажется, что я помню все свои полеты. В каждом из них, хотя они и кажутся одинаковыми, было что-то свое, что-то такое, что и делает пилота пилотом. Сопоставление этих почти незаметных различий и является твоим личным вкладом в общий сложный процесс. Естественно, решающее значение имеют теоретическая подготовка, инструктор, командование, среда, твой личный характер... Помню, в начале первого полета инструктор сказал мне: «Ручку газа тяни мягко, смотри сначала на горизонт, потом на приборы...» Машина была наша — Лаз-7. Многие сегодня относятся свысока к этому милому самолетику. А я научился на нем самому важному. Даже основные его недостатки — небольшая мощность и низкий «потолок» — научили меня по-настоящему ценить понятия высоты, скорости, топлива, приучили прислушиваться к голосу двигателя...
  • Я признателен и своему первому инструктору, и этому далекому милому Лазу!..»
  • После окончания гимназии Георгий заявил: «Хочу поступать в ВВС!» Это было в 1958 году. Он подает заявление в военное училище, но его не принимают...
  • Почему?
  • «По медицинским причинам», — объясняет Георгий.
  • Только и всего! Оказывается, в день испытаний его пульс был выше нормы. Сильное желание диктовало ритм сердца. Но он не стал завидовать принятым и не впал в уныние. Просто записался на второй пилотский курс городского аэроклуба и завершил его. За год «налет» увеличился. И уже в следующем, 1959 году Георгий Иванов становится курсантом-пилотом Высшего народного военно-воздушного училища «Георгий Бенковский».
  • На этот раз сердце билось спокойно...
  • Так был преодолен первый барьер, до второго оставалось еще девятнадцать лет. Как видите, путь был нелегкий, полный испытаний, но это был путь неуклонный, целеустремленный...
  • «Как охарактеризовать сущность работы пилота, труда космонавта? — говорит Георгий Иванов. — Желание, труд, напряжение воли и чувств... И вероятно — самоотверженность! Приведу один пример. Стояли ли вы когда-нибудь у памятника Циолковскому на проспекте Мира? Он начинается от земли, медленно и как-то мучительно взмывает ввысь и затем поднимается почти вертикально... Чтобы стать пилотом, чтобы быть космонавтом, нужно пройти по всей этой дуге от горизонтали до вертикали... Так я это себе представляю...»
  • Итак, Георгий — курсант. Боец и студент одновременно. Курсант! Мужчина в форме и юноша с мечтой... Едва ли есть основание противопоставлять одно и другое. Все помнят, он был хорошим курсантом. Волевой, сердечный. И упорный... Вот его оценки после одной из сессий. Самолетовождение — 5,75... Термодинамика — 6, аэродинамика — 5,50, теория реактивных двигателей — 6, радиооборудование — 6...
  • Не знаю, как другим — мне эти успехи нравятся. Нелишне напомнить, что примерно в это же время Георгий придумал усовершенствованный планшет, который закрепляется на руке и не мешает пилоту. Это лишний раз доказывает, что неполный отличник имел всесторонние интересы, что вместо бездумной зубрежки он смотрел на вещи творчески, задумываясь над мелкими деталями...
  • Как все будущие пилоты, Георгий Иванов познавал трудные тайны пилотирования, когда нелегко разобрать, что же вращается — планета или твой самолет. Его служебные и психологические характеристики, относящиеся к этому времени, свидетельствуют о стабильности, спокойствии и надежности...
  • Вероятно, именно поэтому после завершения училища командование принимает решение оставить его инструктором. И вот уже вчерашний ученик становится учителем точно таких же ребят, для которых в первые часы ты — это все.
  • В то время, когда Георгий Иванов получил свой первый офицерский чин н должность инструктора, в небо взлетела первая в мире женщина-космонавт — Валентина Терешкова. Потом в космос поднялся первый многоместный «Восход», потом Алексей Леонов вышел в открытый космос. А в 1965 году Председатель Совета Министров СССР предложил коллегам из социалистических стран интеграцию в области космических исследований. В декабре 1965 года в Москве собрались правительственные делегации Советского Союза, Болгарии, Венгрии, ГДР, Кубы, Монголии, Польши, Чехословакии и Румынии. Они подписали учредительный документ об общей программе изучения и использования внеземного пространства в мирных целях. Это явилось началом.
  • Недоброжелатели ехидно посмеивались — Советский Союз, мол, дает народам социалистических стран возможность улучшить национальное самочувствие. Это враждебность глубокая — это ненависть к тому, что в мире имеется сила, называемая реальным социализмом. Но пусть говорят...
  • В Карибском море, на берегу кубинского острова Пинос, есть неглубокая пещера, на стенах и на своде которой нанесено как бы малое небо — изображение звездного пространства. Здесь запечатлены движения Солнца, Луны и планет; их орбитальные дуги образуют сложный чертеж... Коренных жителей Кубы волновали небеса и их тайны. Изучение этих пещерных росписей наверняка принесет новые, совершенно неожиданные данные...
  • Это лишняя иллюстрация к тому, что все народы социалистических стран имеют свои заслуги в изучении космического пространства. Староболгарский календарь до сих пор считается одним из самых совершенных. Монгольским пастухам до нынешнего времени непогрешимо служат небесные знаки. Польша дала миру Коперника; его дом в Торуни является одним из святилищ мировой науки. Не нуждаются в специальной защите и немцы, венгры, чехословакн, румыны...
  • Нам требовалось лишь социалистическое содружество в области освоения космоса в мирных целях. И мы его создали. А Советский Союз предоставил свою могучую научно-техническую базу. «Интеркосмос» родился!
  • В Болгарии это событие совпало с созданием Национального комитета по исследованию и использованию космического пространства. Вступив в «Интеркосмос», болгарские ученые сразу заняли подобающее место в пяти основных группах: космическая физика, космическая метеорология, космическая связь, космическая биология и медицина, дистанционное зондирование Земли с помощью аэрокосмических средств, Уместно напомнить, что и до «Интеркосмоса» в нашей науке имелись сильные исследовательские коллективы, занимавшиеся изучением процессов в ионосфере и измерением космических лучей...
  • В Звездном городке меня ознакомили с некоторыми данными совместных экспериментов на спутниках «Интеркосмос-2» и «Интеркосмос-8». Болгария участвовала в двух экспериментах — по измерению концентрации положительных ионов и по исследованию электронной и ионной температур.
  • Согласно классификации ООН после успешного полета болгарской аппаратуры в космос НРБ была признана восемнадцатой космической державой. Это было следствием использования наших приборов в спутниках «Интеркосмос» с порядковыми номерами 12 и 14!
  • Но сегодня Болгария уже не только восемнадцатая космическая держава: она еще и шестая космонавтическая!
  • Только благодаря огромной и благородной помощи Страны Советов Болгария стала равноправной и равноответственной участницей эпохального дела, называемого простым словом «Интсркосмос»!
  • Да здравствует человек, рожденный болгаркой и полетевший в космос!
  • «Волнение было очень большое, — рассказывает Георгий Иванов. — Сначала было удовлетворение от труда... Потом я понял, что хорошо известная мне работа пилота совершенно отлична от труда космонавта и, я бы сказал, много легче... Сначала это было не особо заметно, в первые дни и недели мне казалось, что я во второй раз стал курсантом или даже поступил в университет. Впервые почувствовал коренную разницу во время полета на невесомость...»
  • Потом было пятое мая 1978 года — первая встреча с будущим командиром Николаем Рукавишниковым. Советский ас сказал неопределенно: «Возможно, еще поработаем вместе!» А через некоторое время из двадцати четырех часов в сутки 15 они проводили вместе...
  • «Было ли тяжело? — вспоминает Георгий Иванов. — Не тяжело, но и не легко. В русском языке есть хорошее слово «сжато». За короткий период ты должен усвоить очень много нового... А потом — экзамены. Всякий экзамен — дело ответственное, и студенческий страх неизбежен... Особенно в нашем случае, когда знаешь, что просто не имеешь права ответить меньше, чем на пятерку...»
  • А космос уже становился международным. Точнее — ареной социалистического сотрудничества. В работах со станцией «Салют-6» приняли участие посланцы Чехословакии, Польши, ГДР... А потом настала очередь Болгарии.
  • Незадолго до старта Георгий Иванов сказал мне:
  • «По-моему, в названии твоей книги должно быть слово «роза», потому что роза символизирует Болгарию, и еще — слово «звезда». Ведь звезда — это символ неба...»
  • «Но я уже написал одну книгу, в названии которой есть роза», — возразил я тогда.
  • Уже завершая работу, я понял: прав был майор-инженер Георгий Иванов! Ведь розы — это звезды земли, и болгарская земля сама избрала розу своим символом! А звезды — это розы Черного океана, в который вышел ныне болгарин. Значит, розы стали звездами!
  • Так я и назвал эту книгу.
  • Из книги «Когда розы становятся звездами», перевод с болгарского

    БОЖИДАР БОЖИЛОВ, поэт (НРБ)
    ЕСТЬ ТАКАЯ ПРОФЕССИЯ

  • Двадцатый век, к галактикам взлетая,
  • несет нам всем торжественную весть:
  • есть космонавт — профессия такая,
  • уже такая должность в мире есть.
  • Знакомый плохо с картою небесной,
  • и я в тот день ошибки не избег -
  • смотрите все: уже парит над бездной
  • не мертвая звезда, а Человек!
  • Такая должность и такое право:
  • он первым ищет путь к мирам иным.
  • Он трудится!
  • Не почести и слава,
  • а долг и верность управляют им.
  • Песнь спутников, что в тихом звездном звоне
  • гремит, и величава и проста,
  • он завтра примет в твердые ладони,
  • он прояснит неясные места,
  • о том, что видел, даст отчет народу
  • он, мягкий взор поднявший к небесам,
  • где светлых звезд мерцают хороводы,
  • где он звездой сиял недавно сам.
  • Перевод Виктора Виноградова

    СТЕФАН ЧАПКЫНОВ, старший научный сотрудник, ученый секретарь Центральной лаборатории космических исследований БАН
    БОЛГАРСКИЕ НАУЧНЫЕ ЭКСПЕРИМЕНТЫ НА БОРТУ «САЛЮТА-6»

  • У события, благодаря которому наша страна стала шестой космической державой, — полета корабля «Союз-33», пилотируемого Рукавишниковым и Ивановым, — было свое продолжение. Насыщенную экспериментами болгарскую научную программу почти полностью выполнили на борту станции «Салют-6» космонавты Владимир Ляхов и Валерий Рюмин.
  • Болгарская космическая наука, хотя она еще очень молода, уже имеет опыт и традиции в такой специфической области космической физики, как исследование световых явлений в ионосфере Земли. Систематическое изучение оптических атмосферных излучений с помощью наземных средств ведется с 1970 года базовой обсерваторией Центральной лаборатории космических исследований (ЦЛКИ) Болгарской академии наук, расположенной в городе Стара-Загора. Закономерным следствием исследований по этой интересной и важной тематике явилось создание прибора «Дуга», успешно работавшего на борту станции «Салют-6».
  • Этот миниатюрный телескоп, по мнению Государственной приемной комиссии СССР, «значительно превосходит по своим качествам существующие аналогичные устройства». Уникальный прибор был создан в рекордно короткие сроки.
  • С помощью прибора «Дуга» проведена серия экспериментов под условными названиями: «Экватор» — наблюдение за красными экваториальными дугами; «Полюс» — наблюдение за полярными сияниями; «Излучение» — исследование широтного распределения основных атмосферных излучений; «Свечение» — наблюдение за свечениями в ионосфере на средних широтах.
  • С 1974 года в ЦЛКИ развивается направление «Дистанционные аэро— и космические методы исследования природных ресурсов для целей экологии и народного хозяйства». Вершиной в развитии этой актуальной тематики, имеющей непосредственное прикладное значение, было осуществление на борту «Салюта-6» научной программы с помощью специально разработанной аппаратуры «Спектр-15», состоящей из 15-канального быстродействующего спектрометра и регистрирующего устройства.
  • С помощью «Спектра» успешно выполнены следующие эксперименты:
  • — «Балкан» — спектрометрирование различных интересных объектов на территории НРБ;
  • — «Биосфера» — наблюдения за территорией НРБ в целях сбора данных для геологии, геоморфологии и сельского хозяйства;
  • — «Иллюминатор» — изучение оптических свойств иллюминаторов «Салюта-6» и их изменений под воздействием радиации, микрометеоритной пыли и т. д.;
  • — «Атмосфера» — изучение спектральных свойств атмосферы;
  • — «Ореол» — изучение физических явлений в атмосфере при восходе и заходе Солнца;
  • — «Горизонт» — исследование оптической структуры атмосферы посредством наблюдений за рассеянным Землей солнечным светом;
  • — «Контраст» — обследование крупных водных бассейнов, расположенных вблизи загрязняющих промышленных центров.
  • Перечисленные и многие другие успешно проведенные эксперименты, объединенные под общим названием «Пирин», составляют целостную болгарскую научную программу.
  • Успешное осуществление этой программы благодаря самоотверженному труду космонавтов Ляхова и Рюмина показало возросшие возможности болгарской науки.

    КИРИЛЛ СЕРАФИМОВ, член-корреспондент АН НРБ, председатель Национального комитета по исследованию и использованию космического пространства
    КОСМИЧЕСКИЕ МЕЧТЫ ПРЕТВОРЯЮТСЯ В ЖИЗНЬ

  • Помню, как в 1980 году в Будапеште, на XXIII пленарном заседании Комитета космических исследований (КОСПАР), мы с первым болгарским космонавтом Георгием Ивановым слушали доклад по морфологии марсианской поверхности. «Вот бы там побывать», — сказал Георгий, разглядывая гигантский тектонический разлом и расходящиеся от него долины исчезнувших рек, послужившие основой гипотез о марсианских каналах. Это не только красивая мечта: покорение планет и Луны станет первым этапом на бесконечном пути человечества во вселенную.
  • Но и самый долгий путь начинается с первого шага. Для болгарских космических специалистов таким шагом явилось участие в программе «Интеркосмос». Перед началом развернутого наступления на солнечную систему нам необходимо как следует изучить околоземное пространство и нашу родную планету. Ведь, как ни удивительно, сегодня мы больше знаем о магнитосфере Венеры, чем о земной магнитосфере. Сложные процессы, связанные с взаимодействием земного магнитного поля и солнечного ветра, делают магнитосферу и ионосферу нашей планеты объектами, весьма трудными для изучения. Но еще удивительнее, что об околоземном пространстве нам известно значительно больше, чем о земном ядре. Исследования со спутников приблизят решение ряда фундаментальных геофизических: и геологических проблем, существование которых не позволяет нам достаточно обоснованно судить о прошлом и о будущем Земли.
  • Именно изучению этих двух колоссальных объектов — околоземного пространства и Земли — и посвящены главные усилия болгарских космических специалистов.
  • Мы продолжим работы по созданию все более совершенных вариантов электрофотометрической системы «Радуга» и многоканальной камеры «Спектр-15». Эти две болгарские системы были размещены на станции «Салют-6», с их помощью советские космонавты (а также интернациональные экипажи посещения) выполняли интересные и важные научные и прикладные исследования. Место приборов-ветеранов — «Радуга» и «Спектр-15» — готовятся сейчас занять их гораздо более совершенные собратья. Так, новая электрофотометрическая система «Радуга-М» позволит изучать естественное световое излучение ближнего космоса с гораздо более высокой чувствительностью, с автоматическим, точным определением положения источников света и большим количеством спектральных каналов. Мы надеемся получить новые сведения о полярных сияниях, о свечении ночного неба, о среднеширотных красных радугах в верхней атмосфере и особенно об открытых советскими космонавтами Гречко и Романенко экваториальных светящихся областях, расположенных над геомагнитным экватором. Новую камеру «Спектр» характеризуют более высокие разрешающая способность и чувствительность, а также другие улучшения. С ее помощью мы собираемся решить интересные задачи по определению прозрачности атмосферы, по изменению свойств иллюминаторов орбитальных станций, по спектральным отражательным характеристикам многих земных образований. Будут продолжены и эксперименты по космической технологии, закладывающие основу будущей космической орбитальной промышленности.
  • Мы рассматриваем проходящее с нашим участием изучение околоземного пространства как первый этап в общем наступлении человечества на вселенную и надеемся, что уже в недалеком будущем болгаро-советские аппараты займутся исследованиями планет солнечной системы.
  • Уже давно космос является не только объектом изучения, но и средством решения многочисленных практических задач. В соответствии с этим и болгарские ученые вместе со своими коллегами из других социалистических стран продолжат работу в таких областях, как спутниковая связь, космическая метеорология, спутниковая навигация, дистанционное аэрокосмическос зондирование, внеземная технология, космическая энергетика... Перенос современных методов, средств, технологии и приборов, разработанных для космических целей, в другие области жизни является одним из важных источников научно-технического прогресса. Именно это привлекает сегодня повышенное внимание болгарских специалистов, стремящихся содействовать промышленному и экономическому развитию своей родины. Многие, очень многие космические разработки превращаются сегодня в серийную и массовую продукцию, предназначенную для широкого использования.
  • Космос непосредственно связан с будущим человечества, и совсем не случаен огромный интерес к нему со стороны футурологов и писателей-фантастов. Вспоминаю свою дискуссию с лауреатом Нобелевской премии Ханнесом Альфеном в 1976 году в Калуге. Когда этот живой классик современной физики спросил, неужели я действительно верю в расселение человечества на другие планеты, я ответил, что не только убежден в грядущем покорении человечеством своей солнечной системы, но считаю это единственно возможной дорогой развития. Четыре года спустя под лазурным вечерним небом острова Самос происходила заключительная сессия международного симпозиума, организованного в честь 2300-летия со дня рождения патриарха астрономии — Аристарха Самосского. Она была посвящена будущему мира. И снова здесь был Ханнес Альфен. На сей раз он, как и другие ученые, гораздо оптимистичнее оценил перспективы нашей цивилизации... Очень отрадно, что в это величавое общечеловеческое наступление на космос наш небольшой народ вносит посильный вклад. Это оказалось возможным лишь благодаря болгаро-советской дружбе и социалистической интеграции.

    ГЕЗА ФЕЛЬДВАРИ, специальный корреспондент журнала «Мадьяр Ифьюшак» (ВНР)
    ИНТЕРВЬЮ ПЕРЕД СТАРТОМ

  • С венгерским космонавтом нам удалось повстречаться еще в Звездном городке. Самый трудный период подготовки уже был позади, и международный экипаж был накануне старта. Первые минуты знакомства:
  • — Берталан Фаркаш, — представляется непринужденный в движениях и в то же время подтянутый молодой человек. Он в гражданской одежде, но мне нетрудно представить себе его и в военной форме. Подходит и представляется его дублер:
  • — Бела Мадьяри.
  • В глазах светится веселье. Сразу видно, что этот человек любит громко похохотать, вдоволь наговориться, хорошо поесть. Нет, он не толст, наоборот, крепко сбит, плечист, среднего роста и, как и его товарищ, — усат. Они друзья с 1965 года. Вместе учились летать в военно-воздушной академии в Советском Союзе, долго служили в одной части, даже в одном звене. Оба пилоты первого класса, обоим по тридцать. Одинаково в совершенстве владеют всем, что нужно уметь в космосе. И все же полетит только один.
  • Но вернемся к тому апрельскому дню, когда я впервые познакомился с ними.
  • Анико, жена Берталана, угощает меня вином, мужу наливает сироп: кандидату в космонавты спиртное не положено. У себя дома, в городе Папе, Анико была фотографом. Очень любит свою профессию и здесь, в Звездном. В его окрестностях сделала тоже множество хороших снимков — пейзажи сосновых боров, березовых рощ, «портреты» прыгающих по веткам белок, и только «рабочее место» Берталана — тренажеры, центрифугу — фотографировать не разрешается. Это «епархия» официальных фоторепортеров, киношников, работников телевидения. Со своими соседями она дружит, рассказывает сама Анико. Разговаривает с ними она, разумеется, со всеми по-русски, исключая Мадьяри, которые живут совсем рядом с ними. Жена Белы Мадьяри, Марта, лучше разбирается в авиации, чем Анико, потому что еще до знакомства со своим будущим супругом она уже несколько лет сама летала на планере и имеет диплом пилота-любителя. Их дочки любят играть вместе. Мамы — тоже хорошие подруги. Как и в свое время в городе Папе, свободное время они проводят всегда вместе.
  • Боятся ли они за жизнь своих мужей? Да, очень! Но уже привыкли к этому: ведь профессия пилота не менее опасна, чем космонавта. Но страх страхом, а все-таки удивительное это дело — быть рядом с человеком, который вот сейчас приехал в Звездный и готовится полететь в космос.
  • — Кто будет первым? Мы еще не знаем, — отвечает Берталан. — Нами довольны. Экзамены по теории выдержали с успехом, теперь набираемся практических навыков. Так что любой из нас, если полетит — не подведет.
  • — Великолепно уже одно то, что мы здесь: выдержали очень трудные физические и психологические испытания, прошли через фильтр сложнейших тестов. А теперь любой из нас надевай скафандр космонавта и взлетай на трехсоттонном гиганте. Каждый будет счастлив. А тот, кто останется внизу, будет немножечко болеть за своего друга, и от всего сердца горячо обнимет его, когда тот возвратится на Землю, — говорит Бела.
  • — Наша мечта, — снова берет слово Берталан, — при следующем полете поменяться ролями. И если все удастся, считайте, что нет двух людей более счастливых на Земле, чем мы.
  • Я расспрашиваю наших ребят об их командирах и узнаю: Валерий Кубасов, командир Берталана Фаркаша, очень опытный, спокойный, хладнокровный человек и очень хороший педагог. Он уже дважды летал в космос, один раз — в качестве инженера на «Союзе-6», а второй раз по программе «Союз» — «Аполлон» вместе с Алексеем Леоновым. Но не подумайте, что все это сделало его гордецом и зазнайкой: Валерий как был, так и остался милым, непосредственным и настоящим другом. С такой же любовью и уважением говорит о своем командире, Владимире Джанибекове, Бела Мадьяри. Выдержать испытания, конечно, трудно, подтверждают оба, всему нужно научиться здесь, на Земле, и в совершенстве овладеть на практике. Нужно уметь управлять кораблем, добиваться нормальной работы оборудования и уметь справляться с непредвиденными ситуациями, например, когда портится автоматика, или выключается мотор, или пропустили момент стыковки... На самолете, даже если он идет со сверхзвуковой скоростью, там рядом с тобой пилот-наставник, и неудавшийся полет всегда можно повторить. На космическом корабле повторов не бывает: это слишком дорогое удовольствие, и потому в космосе нет понятия «ученик пилота», там нужно уметь делать самому.
  • — Что еще осталось для завершения подготовки? — переспрашивает Берталан. — Отточить до совершенства все приемы управления кораблем на тренажерах и точных копиях «Союза» и «Салюта». Я не оговорился, сказав «на точных копиях»; на учебном космическом корабле и на учебной космической станции стоят те же самые приборы и оборудование, что и на настоящих, и имитация, которая проводится с помощью сложных вычислительных машин, делает все совершенно правдоподобным, прямо-таки настоящим: и картину звездного неба, и Землю, и свет, вырывающийся из дюз ракетных моторов, и даже гул двигателей. Так что иллюзия полная, не хватает только невесомости. Но ее мы вдоволь испытаем во время полета, так что она еще успеет надоесть.
  • Когда я расспрашиваю их о будущем, они отвечают в один голос: мы, конечно же, хотели бы сохранить свою связь с космонавтикой, тот опыт и знания, которые мы приобрели здесь, в Звездном, мы сможем отлично использовать при решении венгерских задач в программе «Интеркосмос». Мы оба планируем поддерживать себя в форме, и, если черед дойдет до нового совместного советско-венгерского полета, командование может спокойно послать нас в Звездный. Однако не собираемся изменять и сверхзвуковым истребителям, потому что для настоящего пилота летать — это все равно что дышать...

    РАССКАЗ О ТРЕХ ПОЛЕТАХ
    АНДРЕЙ ТАРАСОВ, специальный корреспондент газеты «Комсомольская правда»

    «БАЛАТОН» ВЫХОДИТ НА ОРБИТУ
    (Полет первый)

  • — Вопрос генералу Шаталову, — сказал журналист. — Стараетесь ли вы подобрать космонавтов из социалистических стран, чтобы они отражали свой национальный характер так же, как русский отражал Гагарин?
  • Это было на пресс-конференции, когда полет кончился, да и награды были вручены. Владимир Александрович Шаталов, уже много лет руководящий подготовкой космонавтов и, по крайней мере, два последних года прекрасно знакомый с Берталаном Фаркашем, повернулся и как бы снова всмотрелся в него.
  • — Строго говоря, — ответил он, — мы отвечаем за профессиональную подготовку членов международных экипажей. А вот в стране, где их отбирают, должны, видимо, решать, отразит ли он национальный характер так же, как улыбка Гагарина...
  • Бсрталан Фаркаш выдержал сотни взглядов, обращенных к нему. Хотя это не так легко, когда тебя сравнивают с Гагариным.
  • Иногда пытаешься представить конкурс, который необходимо выдержать человеку, чтобы занять столь звездное место в истории своего народа. Начать с простого — родиться в нужный век, десятилетие и год. Стать пилотом сверхзвукового истребителя. Эту задачу успешно решают лишь несколько парней из сотни желающих. Сын простого дьюлахазского обувщика, как и сотни таких же мальчишек, впервые сел на планер в спортивном клубе Венгерского оборонного союза — брата нашего ДОСААФа. Тогда, конечно, никто не взялся бы угадать в худощавом быстром пареньке будущего венгерского Гагарина. Почему именно он, а не другой? Наверное, в этом всегда должно оставаться немного загадки. Но не случайности.
  • Венгерский специалист Янош Хидег — ученый секретарь совета «Интеркосмос» по космической медицине. Это он руководил медицинской комиссией, которая отбирала кандидатов в отряд космонавтов. Высокий, добродушный, с умной лысой головой, очень энергичный, он разговаривал с нами в напряженный момент. Космический корабль «Союз-36» стыковался со станцией «Салют-6». Всего сутки назад отгрохотал байконурский старт. По майской степи, омытой последним весенним дождем, «Орионы» в бело-синих комбинезонах прошли на свое рабочее место, к вершине ракеты-носителя. Фаркаш впервые, Кубасов — в третий раз. В октябре 1969-го Кубасов — первый космический сварщик. В июле 1975-го — бортинженер советского корабля по программе «Союз» — «Аполлон». С таким командиром и в первый раз себя почувствуешь, будто всю жизнь летал.
  • Они были первыми и долгожданными гостями «Днепров». Из десятков махоньких буханочек космического хлеба им слепили роскошный каравай хлеба-соли. «Красной девицей», по собственному выражению, являлся Валерий Рюмин, державший хлеб-соль на салфетке. Но пока гидравлические мускулы напрягали свои поистине космические объятия — сорок тонн сила сжатия стыка! — пока проверялась прочность электрических, воздушных, гидравлических соединений, тянулись томительные часы ожидания. Хозяева и гости пробовали даже перестукиваться через закрытый люк — так было веселее. В этот самый момент мы спросили Яноша Хидега, много ли вызвалось желающих пробоваться на космонавта.
  • — Все! — с гордостью воскликнул он. — Все венгерские летчики-истребители! А выбрать предстояло всего двух!
  • Здесь условия конкурса ужесточаются до предела. Десятки, если не сотни крепких, испытанных парней, знакомых со сверхперегрузками, умеющих стремительно ориентироваться в работе сложнейших приборов, владеть собой в самых критических ситуациях, прошли перед комиссией. Да не просто прошли. Знает ли кто-нибудь, что такое сорок девять параметров анализа крови?
  • Может, теми сотыми долями секунды и были выражения глаз, улыбка, непередаваемые венгерские обаяние и артистизм, которые потом подкупили нас всех.
  • Наконец — конкурс двух. Судьба космонавта тем и судьба, что гарантирует только труд и терпение. Это ты выбираешь сам. Остальное — кто первый, кто второй, кто десятый — решат за тебя. Но как же все-таки из двух прекрасно подготовленных, во всем равных, выбрать того, единственного, кого Венгрия назовет своим космическим Колумбом?
  • Янош Хидег разводит руками, ссылаясь на те совсем уже неуловимые признаки, которые, может, и есть судьба.
  • — Но я должен сейчас увидеть его лицо, чтобы понять, как он себя там чувствует. У Берци прекрасные данные со стороны гемодинамики, сердечно-сосудистой системы, вестибулярного аппарата. Но вы знаете, эта острая фаза адаптации... Она нас всегда тревожит. Правда, система тренировок, разработанная советскими медиками, очень убедительна. Мы верим в нее. Но невесомость... Короче, я должен увидеть лично.
  • ...Система тренировок. После всех предварительных игольных ушек надо было пройти и ее. По нашим земным меркам учебно-тренировочная нагрузка в Центре подготовки соответствует пяти-шести годам учебы в университете. Только уложить се предстояло в полтора года. И она поистине универсальна. От бортовых систем «Союза» и «Салюта» до основательных лекций биологов и астрономов, географов и физиков, океанологов, геологов, специалистов лесного и сельского дела...
  • И забота забот — свидание с невесомостью. Берци — так его звали друзья — держался геройски, когда его крутили на ортостоле с отрицательным наклоном, прыгал на батуте, отчаянно крутил педали медицинского велосипеда. Хотите отведать ощущения космонавта? Нет ничего проще: повисите вниз головой сколько сможете. Вот чем-то вроде этого Берци и закалял сосуды головы.
  • Вообще-то он очень темпераментный. И если чему поражался — так это потрясающему спокойствию Кубасова, который при любой тренировочной ошибке не ахал и не чертыхался, а хладнокровно и чуть иронично повторял: «Ничего, Берци. Посидим в корабле лишних минут девяносто — усвоишь...» Легко сказать — лишних полтора часа в герметичных скафандрах, когда давно пора играть в футбол. Но... Лучше уж накрутить эти лишние витки на Земле, чтобы не понадобились в космосе.
  • Кстати, о футболе. И Берталан, и Бела Мадьяри, дублер, гоняли мяч с энтузиазмом и виртуозностью.
  • Петр Климук как-то с завистью признался, что три-четыре парня-космонавта из братских стран могли бы выиграть у всего нашего отряда.
  • И вот настал день. Кеды зашнурованы, майка натянута, но дружеская рука держит его. «Все, Берци. Тебе уже нельзя. Никаких синяков и ушибов». Сердце екнуло: «Неужели?»
  • ...Но все-таки он дрогнул, купол переходного люка. И в круглом, медленно открывающемся отверстии показалась улыбка Берталана. Мы увидели ее на огромном экране. Центр управления встретил ее овацией. Аплодировали Титов и Береговой, Шаталов и Джанибеков, другие космонавты, члены венгерской официальной делегации, конструкторы и инженеры, журналисты. Все, кто готовил, участвовал, переживал. В два часа ночи в огромном, ярко освещенном главном зале Центра, похожем на театральный, как будто состоялась великолепная премьера. Дублер Берталана оказался в объятиях десятков людей, будто он — именинник.
  • — Что вам сказало его лицо? — нашел я снова Яноша Хидега.
  • — У него лицо прекрасное! — воодушевленно воскликнул он. — А видели, как он двигается? Вертит головой, смело поворачивается, кувыркается. Невесомость его не укачала!
  • «Днепры» тем временем показывают настоящий класс воздушной акробатики, словно приглашая гостей испытать все прелести невесомого состояния. Они уже забыли про адаптацию. А по залу проносится слух, что Берталан обещал, попав на станцию, сбрить усы, чтобы проверить, как они отрастут в космосе.
  • Если это так, подумали мы все, чего, действительно, не сделаешь ради науки.
  • Но вот о науке всерьез. Первые венгерские научные приборы поднялись в космос еще в 1970 году на советской геофизической ракете «Вертикаль-1». Это были скромные кассеты для изучения микрометеоритов. Сейчас в программе «Интеркосмос» участвуют Центральный институт физических исследований Венгерской академии наук, Будапештский политехнический университет, Государственный исследовательский институт радиобиологии и здравоохранения имени Фредерико Жолио-Кюри, завод фармацевтических препаратов Хиноин... Их приборы летают в космос на ракетах и спутниках, работая на будущее человечества.
  • А Берталан Фаркаш отправился выполнить ту часть программы, которая по плечу только человеку.
  • ...Мы на Земле держали в руках «Балатон». Было как-то непривычно, что сейчас этот же прибор находится у космонавтов. И они точно так же, только невесомыми пальцами, нажимают кнопки миниатюрного операторского пульта. Сначала просто: лампочка — кнопка. Потом сложнее — логическая задача на быстроту операторского мышления, двигательной реакции. Электронная память прибора вмещает целый цикл остроумных задач.
  • — «Балатон» — красиво звучит, не правда ли? — переполняют чувства нашего знакомого — Яноша, который участвовал в разработке прибора. — Смотрите, в чем замысел: при эмоциональной нагрузке мгновенно замеряются колебания пульса. А вот специальные углубления для пальцев — здесь фиксируется кожно-гальванический эффект. Мы даже не замечаем, решая легкую с виду задачу, как кожа влажнеет от пота. А прибор выдает наше малейшее волнение и затруднение.
  • Вот что такое эксперимент «Работоспособность». Утром, свеженькие со сна, днем, вечером, притомленные работой, «Днепры» и «Тереки» доказывали друг другу, что пульс у каждого остается «железным».
  • Потом они становились технологами-металлургами, поскольку в печах «Сплав» и «Кристалл» при температуре в сотни, а то и в тысячу градусов «созревали» растворы алюминия с медью, кристаллы арсенида галлия, легированного хромом. Эксперименты «Беалуца» и «Этвеш» имели одну интересную особенность. Венгерские ученые построили математическую модель процессов плавки и кристаллизации металлов в невесомости и вакууме, в разных режимах разогрева, выдержки и охлаждения. Капсулы с образцами, вернувшись на Землю, должны были рассказать, насколько всевидяща математика, Лоранд Этвеш был выдающимся венгерским физиком прошлого столетия. Надо очень далеко смотреть вперед, чтобы потом, спустя столетие, твоим именем назвали комету или космический эксперимент.
  • В самих названиях экспериментов звучала порой музыка исследования. «Интерферон»... Хотя интерферон — вещь довольно прозрачная. Это защитный белок, который образуется в организме человека при заражении вирусом. Его получают и искусственно для производства профилактического антивирусного препарата. На Земле его знают как средство от гриппа. А в космосе надо было проверить, как повлияет на его развитие невесомость. А главное убедиться, что на него как на лекарство можно надеяться и в длительных космических полетах.
  • ...А вот «Орион-1» сидит не шевелясь, не разговаривая, невозмутимый, как Будда. «Орион-2» хлопочет вокруг него, закрепляя кинетки и датчики телеметрии. «Заря» нежным голосом инженера по медицинскому обеспечению Тамары Владимировны просит передвинуть их с затылка на шею, со спины на грудь...
  • — Валерий Николаевич! Закройте, пожалуйста, глаза и задержите дыхание секунд на десять... «Орион-2», поддуйте давление до сорока!
  • — Есть сорок! — ревностно отзывается Фаркаш.
  • — Валерий Николаевич, поделитесь ощущениями! Какой у него цвет лица?
  • — Цвет лица загорелый! — комментируют «Днепры», довольные, что в сей раз не они подопытные кролики.
  • — А вы бы вместо улыбок брали пример с человека! Он из вас самый старательный! — хвалит «Заря» Берталана за усердие в медико-биологических вопросах.
  • На Кубасове в этот момент опробуется профилактический костюм «Пневматик». Специальные манжеты, надетые на бедра, поддуты воздухом и задерживают отток крови от ног. Телеметрия показывает, что ее прилив к голове уменьшен. Это должно помочь еще не одному поколению исследователей ближнего и дальнего космоса. Тем более когда дело дойдет до разных других специалистов, не столь могучих по здоровью, как профессионалы летчики.
  • Затем медико-биологические декорации меняются. Сидит уже Берталан. Рука, ладонью вниз, «привязана» к подлокотнику. Кубасов приближается к нему с иглой. На лице у старшего «Ориона» сострадание. Хоть игла и тонюсенькая и вводится она в самый-самый верхний, бесчувственный слой кожицы, у предплечья, а все-таки укол...
  • Берталан, правда, спокоен. Знает: у командира рука не дрогнет, лишнего не проткнет. С иглой, закрепленной в коже, он терпеливо сидит минут пятнадцать, Думает о своем. Может, совсем о другом, очень приятном эксперименте «Обед», который только что принес космическую славу венгерскому свиному гуляшу, взятому на орбиту в гостевом наборе. Попов и Рюмин, облизав вилки, сразу попросили включить это блюдо в постоянное меню космонавтов.
  • Ой! Чуть отвлекся — и игла напомнила о себе. Это эксперимент «Кислород». Исследуется режим кислородного питания тканей в невесомости. Портативный бортовой прибор «Оксиметр» с набором специальных датчиков-электродов включился в работу еще во время первого интернационального полета, в марте 1978 года. С тех пор и колется неутомимо. Напрасно Леонид и Валерий спешно укладывают отработанные иглы в уходящие «Прогрессы», надеясь, что запас их наконец иссякнет. Новые посылки с этим «горячо любимым» инструментом не заставляют себя ждать.
  • — Закончил мученье, живой! — со своим милым гортанным акцентом докладывает Фаркаш. И радостно освобождается от пут. Можно двигаться, можно работать дальше.
  • А потом сама связка станции и двух космических кораблей становится огромной экспериментальной капсулой. По внутреннему виду этого не заметишь — все как обычно. И более того, идет традиционная бортовая пресс-конференция. Экипаж, расположившись перед телекамерой, показывает журналистам макет монумента «Освобождение», который во весь гигантский рост возвышается в Будапеште, макет легендарной радиостанции Чепеля, которая в 1919 году связала руководителей Венгерской советской республики с Лениным, флаги и гербы наших стран, миниатюрные издания «Интернационала», Декрета о мире, Конституции ВНР размером со спичечный коробок, прекрасно оформленный и иллюстрированный дневник Валерия Рюмина о прошлом его полете с Владимиром Ляховым.
  • Как и многие путники, Берталан, прощаясь с домом, взял с собой горстку родной земли. Поскольку все на борту станции вымерено и подсчитано, мы знаем, что ее ровно 180 граммов.
  • — Какая она, Берци? — спрашивают о земле с Земли.
  • — Дорогая, любимая, очень хорошая! — вырывается у него.
  • Итак, внутри все обычно, а снаружи уже много часов один «бок» комплекса подставлен Солнцу, чтобы раскалиться чуть ли не до двухсот градусов. Другой, наоборот, в тени, охлаждается до минус 100 — 120. Специальные приборы следят, как в этом температурном контрасте изгибается и скручивается металлическое тело орбитального комплекса. Эксперимент «Деформация» заглядывает в будущее всей космической техники.
  • A мы, задавая вопросы, с опаской смотрим, не потрескивают ли в звездном доме потолок и стены, которые, как известно, куда тоньше наших, кирпичных.
  • Нет, вроде дом держится. И внутри — ощущение уюта, надежности, дружбы.
  • — Научил Берталан своих друзей объясняться по-венгерски? — любопытствует пресса.
  • — Чоколом! — отвечает Кубасов, к всеобщему удовольствию. Это сердечное приветствие — целую ручки!
  • У «Орионов» спрашивают, обнаружили ли они что-либо, забытое при сборах на орбиту, и чего им теперь не хватает. Они дружно отвечают: дублеров!
  • Владимир Джанибеков и Бела Мадьяр и участвуют в этой беседе как операторы связи. Они запускают наши вопросы на орбиту, переводят с венгерского на русский, вообще задают тон той теплоте и сердечности, которая царит в этот вечер.
  • Проясняется и вопрос об усах Берталана. Оказывается, он действительно готов был пожертвовать ими ради науки, но при условии, что Кубасов, наоборот, экспериментально отрастит себе. Поскольку условие не выполнено, Берци Фаркаш остался при усах. Эту весть с особой радостью восприняла женская половина ЦУПа, а как потом выяснилось, то и всей Венгрии. Однако Рюмин не отказал себе в удовольствии все же немного подстричь усы космонавта-исследователя большими кровельными ножницами. Экспериментально.
  • ...По станции плыли два медвежонка. Мишка-космонавт, герой венгерских мультиков, одетый, как положено, в скафандр, и наш — олимпийский. Фаркаш доложил, что в космосе медвежата сдружились, и их теперь водой не разольешь.
  • — Что-то ты своего плохо кормишь, — упрекнул его Джанибеков с Земли, ибо венгерский Мишка ростом не вышел. — Никак не поправится.
  • — Наш еще молоденький, — под общий смех оправдался Фаркаш. — Опыта не набрался. Вот полетает, как Рюмин...
  • Он бы и сам летал и летал. Хотя бы для того, чтобы как следует увидеть Венгрию. А ее, хоть плачь, все время пролетали ночью. Поэтому ночи для Берталана стали бессонными. Он проводил их у иллюминатора, как влюбленный у окна. А его любовь отражалась огнями городов и пароходов в прекрасном зеркале Дуная... «Ничего, — утешала команда. — Выйдет Венгрия на свет — сфотографируем всю, пришлем тебе целый альбом...»
  • — Нет, это не случайность, — понимающе развел руками заместитель руководителя полета Виктор Благов.— Это суровая необходимость. Трасса полета выбрана для удобства посадки «Орионов». Ведь каждый взлет должен начинаться с заботы о надежности посадки, не так ли?
  • Да, это так. И неизбежен миг, когда у переходного люка встретились два экипажа с одинаковым грузом. Оба несли навстречу друг другу ложементы — личные вкладыши кресел из спускаемых аппаратов. «Вы куда?» — «Из Союза-35» в «Союз-36». А вы куда?» — «Мы из «Союза-36» в «Союз-35»...» Менялось индивидуальное полетное имущество, шла передача кораблей. Ведь «Орионы» возвращались домой на корабле «Днепров».
  • ...«Днепры» смотрели, как он удалялся. Телеэкран имеет свойство делать прозрачнейший космос похожим на зеленое подводное царство. В нем расплывался и терял очертания «Союз-35». Потом в иллюминатор они еще долго наблюдали за светящейся точкой...
  • А следующим утром на Земле, а именно — на Байконуре, в гостинице космонавтов, в назначенный час к журналистам вместо Валерия Кубасова и Берталана Фаркаша вышел Владимир Александрович Шаталов. «Не беспокойтесь, — сказал он, — все в порядке. Просто притяжение земного сна пока неодолимо. Вчера, то есть уже сегодня, до трех ночи их терзали суровые медики. А всю неделю полета вместо программных пятнадцати у них рабочий день длился двадцать часов. Примите их извинения от меня».
  • Все разговоры в гостинице стали тише, даже ступать стали мягче, чуть ли не на цыпочках, хотя мы знали: спальня космонавтов надежно укрыта от шума. Мы были только «за», потому что у «Орионов» начинались земные орбиты. Они у космонавтов тоже нелегкие.
  • А «Балатон» остался на небесной. Передавать всем, кто придет, рукопожатие Берци.

    «АЗОЛЛА», «ХАЛОНГ» И ДРУГИЕ
    (Полет второй)

  • ...Сначала стыковка шла вполне нормально. Автоматика поиска вывела корабль в «коридор сближения», электронное чутье помогло точнее прицелиться к станции, погасить скорость и аккуратно войти в касание. Механический захват, стягивание, герметизация стыка... И вдруг тревожная, как выстрел, вспышка табло: падает давление в орбитальном отсеке! Разгерметизация! Удар микрометеорита! Теперь спускаемый аппарат корабля, где сидят Горбатко с Фам Туаном, отделен от станции вакуумной полостью. Как ее перейти? Откроешь люки — в пробоину высвистит воздух из всего орбитального комплекса, двух «Союзов» и станции «Салют». Вот какие бывают обидные штуки. Четыре часа «Терекам» было рукой подать до «Днепров», летели состыкованные. А прощаются не поздоровавшись. Земля командует: срочный спуск! «Нам очень жаль, ребята, -сказал Туан с такой печалью в голосе, что у «Зари» защемило закаленное сердце. — Мы так хотели вас обнять и передать подарки...»
  • Об этих драматических минутах не прочитаете в сводках ТАСС о советско-вьетнамском полете. Но все же они не выдуманы. Так было — но только не на орбите, а на Земле, в тренировочном зале Центра подготовки космонавтов. «Тереки», уставшие, вылезли из тренажера. Друзья их обняли, похлопали по мокрым спинам и поздравили с отличной оценкой. Так завершилась комплексная тренировка — государственный экзамен экипажа на пути к старту.
  • Перед тем, как на двенадцать часов наглухо закрыться в тренажере, Фам Туан с командиром по всем экзаменационным правилам тянули свое студенческое счастье — шесть билетов, запечатанных в аккуратненькие конверты. Три собственноручно Виктор Горбатко, три Фам Туан. Дважды Герой Советского Союза и Герой Социалистической Республики Вьетнам не без трепета вручили свою судьбу комиссии, оставив, по традиции, на конвертах автографы.
  • Конверты вскрывались уже потом, после закрытия люка. В них — шесть нештатных, то есть аварийных ситуаций, сквозь которые надлежало четко провести космический корабль и благополучно «вернуться» на Землю. Отказывал датчик количества кислорода в атмосфере корабля. Падало давление горючего в системе двигательной установки. Отказывала ИКВ — система инфракрасной вертикали, ориентирующая космонавтов относительно земной поверхности... Все было замечено вовремя, на все было среагировано безупречно.
  • А вообще-то в тренировочном арсенале таких ситуаций сотни. И все надо было пройти, разбирая по косточкам, вместе с десятками операций по управлению кораблем, сотнями вопросов по его устройству.
  • — Как языковой барьер, не мешает? — спросили мы Виктора Горбатко на предполетной встрече. Он ответил, что языкового барьера просто нет.
  • — Мы с Туаном понимаем друг друга так же прекрасно, как с нашим Юрием Глазковым или с дублером Зигмунда Йена Келлнером. Дело в том, что профессиональную терминологию он усвоил даже лучше, чем бытовую, житейскую речь. Видите, как объединяет народы наша профессия.
  • Но Туан все же немного стесняется того несовершенства, с которым говорит по-русски. Признает, что его дублеру, Буй Тхань Лиему, тоже великолепному летчику, русский дается легче. Туан говорит, подбирая нужные слова, как бы советуясь с собеседником. Мягкий, вдумчивый, интеллигентный парень с другого края нашего континента.
  • Потом на листке из школьной тетради в клетку чертит схему того воздушного боя, в котором декабрьской ночью семьдесят второго сбил над Ханоем сверхзвуковую летающую крепость Б-52: «Вот это — наш аэродром. Это — курс стратегических налетчиков. Это — несколько групп их прикрытия из «фантомов». Здесь они зашли мне в хвост и дали ракетный залп...»
  • Я пытался представить его не таким — по-домашнему мягким, стеснительным, а резким, вдавленным в сиденье сверхзвуковой перегрузкой, сбрасывающим тошнотворный гипноз нацеленных в тебя ракетных трасс. Не получилось. Такая мирная улыбка.
  • В тот момент самый младший из космических братьев, он последним вышел из боя. Он смотрел с уважением на друзей и сверстников Гагарина. Но и они смотрели на него с почтением. Наши генералы и полковники космического отряда, кавалеры Золотой Звезды, знают цену риску и мужеству. «Я считаю за честь лететь в космос с боевым летчиком, сражавшимся в небе с агрессором!» Такими словами здесь не бросаются. Виктор Горбатко тоже с детства хлебнул завывания «юнкерсов» в родном кубанском небе. Поэтому и стал военным летчиком.
  • — ...Здесь вижу разрывы ракет за спиной. С КП мне командуют: пуск! Но чувствую — далеко. Хочу сблизиться километров до двух...
  • За десять дней до этого он чудом уцелел, сажая ночью свой МиГ-21 на искореженный налетом аэродром. Посадочная полоса изрыта воронками, КП разрушен, никакой связи, прожектора разбиты. Темнейшая ночь, только своя фара, и ни капли горючего. Как коснулся полосы, подбросило вверх, перевернуло, протащило метров триста, снова перевернуло, развернуло, брякнуло оземь... Выбирался из развороченной кабины, утирая кровь с разбитого лица, еще не сознавая, что уцелел чудом. На другой день снова поднялся в воздух.
  • — ...А здесь, — Туан ставит на листке крестик, — понял: пора! И вижу впереди разрыв — как огненный шар...
  • Листок ему попался под руку уже с автографом. Четырехлетняя дочь, Тху, успела разрисовать его красным карандашом. Глядя на эти каракули, меж которых ложились стрелки — векторы воздушных атак, я подумал, конечно, о ханойских детях, спасенных им в ту декабрьскую ночь. Может, где-то хранятся и их детские рисунки, аккуратно собранные мамами. Тогдашние первоклассники стали подростками. Знают ли, какой нитью их жизни связаны с судьбой летчика, о котором завтра узнает весь мир?
  • И еще подумал о той школе, где учился Туан, — ее тоже снесли американские бомбы. Слишком трудной и долгой дорогой шел маленький Вьетнам к своему космическому взлету, чтобы крошечный микрометеорит мог за одну секунду остановить его. Есть все же в мире справедливость. И на орбите настоящей все обошлось без приключений.
  • Правда, была одна сложность — стыковка шла ночью. Прицеливаться по огням куда сложнее, поэтому «Днепры» и «Тереки» попросили разрешения включить фару «Союза-37» не за сто метров, как положено инструкцией, а раньше. «Заря» согласилась: включите за два километра.
  • «...О-хо-хо, давненько я не плавал», — с этими словами «Терек-1» протиснулся в тесноватый уже для него, скажем прямо, переходной люк. Все были опытные пловцы в невесомости, и Фам Туану помогли привязаться за ногу, чтобы не заносило с непривычки. Туан благодарно улыбался, говорил мало и на первый раз отказался от ужина, попросив только чая. Это были сутки огромного волнения. Старт, сближение, стыковка. И невесомость брала свою дань. Ломило затылок, подташнивало, движения стали нечеткими. Кто знает морскую болезнь, тот поймет. Плюс ко всему плавать в невесомости — не ходить. Вентилятор подует струей — собьет в сторону...
  • — Ничего страшного! — успокоил Рюмин и «Зарю», и Туана. — Это пройдет, аппетит нагуляем. Нас ведь не поймут, если на Землю вернем тебя похудевшим...
  • Час поздний. А вернее, ранний. Четыре утра. Небо над Москвой светлеет. Давно добрались до постелей все, кто следил за стыковкой из Центра управления. Не спится только дежурной смене и... космонавтам. После всех треволнений, после того, как законсервирован корабль гостей, они стали болельщиками. По космическому телеканалу шел репортаж о сегодняшнем дне Московской олимпиады. На маленьком телеэкране, на высоте трехсот километров, крякали штангисты, вздымая рекордные тяжести, взлетали к планке прыгуны, держали удары боксеры...
  • — Конечно, — признался нам на Земле руководитель полета Алексей Станиславович Елисеев. — Это нарушение режима. Врачи его не одобряют. Сон должен быть крепким н своевременным. Но в то же время всем известно: не дашь Олимпиады — совсем не уснут, хуже будет. Да и вообше, — сказал он журналистам совсем доверительно, — опыт показывает, что у них там ужин затянется до утра. Обмен мнениями, письма от родных... Они, конечно, все это скрывают, а мы делаем вид, что не догадываемся. Только потом дадим выспаться. Завтра... вернее, сегодня подъем не раньше четырнадцати.
  • Но еще до спортивного праздника, до ужина, до разговоров, почти торжественно, как хрустальный сосуд, «Тереки» внесли в станцию два прибора для биологического эксперимента «Азолла». Два скромных с виду, примерно литровых аквариума с папоротникообразной водорослью, проделавшей путь сначала из Вьетнама в наш Институт медико-биологических проблем, потом на Байконур, а уж оттуда — в космос. Их приспособили под лампой, которая пока заменит солнце.
  • «Азолла» звучит для вьетнамского крестьянина примерно так же, как для нашего — люцерна. Маленькая, с копейку листик, водоросль разводится на рисовых полях и как бы переводит атмосферный азот в удобрение. Да, но при чем здесь орбита? Тут несколько причин. Во-первых, азолла стремительно размножается, и за время полета пронаблюдалась полная смена поколений. Во-вторых, важно выяснить, как пойдет в невесомости процесс фотосинтеза, как поведут себя сопутствующие азолле сине-зеленые водоросли и азотфиксирующие бактерии. В-третьих, если смотреть совсем далеко, речь идет о разработке будущих замкнутых экологических систем на космических объектах.
  • Так расширился космический огород, на котором уже росли лук, горох, пшеница, огурцы, орхидеи. И эта теснота никого не обижала.
  • Что должны первым делом сделать хозяева, встретив гостей? Конечно, предложить им выбрать место для сна и отдыха. Туан выбирал первый. Его только попросили не претендовать на потолок, где спал Рюмин, ибо высокому бортинженеру больше негде вытянуться во весь рост. Туан выбрал место на вертикальной стене, где до него спал Кубасов. Горбатко досталось место Фаркаша.
  • А что первым делом должен сделать гость? Конечно, броситься к иллюминатору: где ты, Вьетнам?
  • Вьетнам был закрыт облаками. Начинался сезон летних тропических ливней. Еще подвело Солнце — несколько дней подряд висело над горизонтом Земли, не поднимаясь и не опускаясь. Станция шла по терминатору — границе света и тени. Самое неудобное, что можно придумать для наблюдения земной поверхности.
  • Тем не менее сквозь облачность и вопреки светотени Земля услышала, как Фам Туан воскликнул: «Вижу Меконг!» Вьетнамская река и ее берега буквально на секунду открылись в просвете облаков. Южный край страны. А завтра трасса отодвинется к северу, ближе к родному селу Фам Туана — Куок Туан в провинции Тхай Винь...
  • Нет, не каждому жителю какой-нибудь благополучной страны дано это понять. Что значит с высоты космоса увидеть прибрежную полоску гор, изрезанную речными морщинами, — Вьетнам. И снова ощутить боль в сердце от всех снарядов, мин, авиабомб разных калибров, которые перепахали этот никому не мешающий уголок Земли. От шрамов, оставленных на его теле напалмовыми «поливами».
  • И что такое из космоса поддержать дух земляков-олимпийцев — первой олимпийской команды Вьетнама.
  • Он знал, что в эти минуты весь Вьетнам смотрит вверх. Студенты и крестьяне, молодые солдаты и неграмотные старушки, школьники и инвалиды войны, друзья-летчики из знаменитого полка «Красная звезда», где он вырос от рядового истребителя до заместителя командира, и, конечно, земляки из их родной деревни.
  • Что он мог сделать для этих людей с орбиты? Предупредить о грозящем тайфуне? Может, благодаря ему они встали с мотыгами раньше и больше успели спасти дамб, перемычек, рисовых полей... А чем залечить его раны?
  • Залечить раны... Тысячи гектаров вьетнамских лесов выжжены американским напалмом и вытравлены ядохимикатами. Годы и годы потребуются для их восстановления. Снимая с орбиты на пленку лесные массивы, рисуя карты, записывая наблюдения, Туан уже был в числе лекарей, ставящих диагноз, ищущих лекарство.
  • Дважды в день, за считанные минуты станция проскакивала узкую полоску вьетнамской земли. А по программе «Биосфера-В» (индекс «В» говорит о Вьетнаме) надо было составлять шесть типов карт. Геологам заносить данные о размещении куполообразных и кольцевых структур, различных разломов для поисков нефти и полезных ископаемых. В южной части страны, которая еще мало исследована, брать на учет земли, пригодные для сельского хозяйства. По стокам рек определять границы наводнений, помогать будущим ирригационным работам. Определять степень загрязнения морских вод речными выносами, по скоплениям планктона искать рыбные косяки... Ради нескольких минут, а то и секунд таких наблюдений он часами примеривался к иллюминатору, готовил документы, раскладывал аппаратуру. В его руках чаще всего была голубая тетрадь с золотым тиснением: «Бортовой журнал визуальных наблюдений природной среды (эксперимент «Биосфера-В»)».
  • Но как не оторваться от окна, чтобы поучаствовать в опыте, который стал настоящим научным украшением экспедиции? Его сообща готовили ученые нашего Института космических исследований, Ханойского института физики, университетов имени Мартина Лютера и имени Гумбольдта, Института электроники АН ГДР.
  • Накануне сломалась установка «Кристалл». Проработать около трех лет и не сломаться — даже на Земле дело мудреное. Леонид и Валерий нашли неисправный блок в пульте управления (хотя, как утверждали специалисты, установка сначала замышлялась неремонтопригодной — никто не думал, что ей столько придется работать). «Тереки» привезли запасной блок. Но прежде чем снова запустить «Кристалл», надо было проверить его температурные поля. Как? На холостом ходу. Для этого и послужила специальная проволока для испытаний расплавом. А затем термопары, выдающие на маленький, с коробочку, электронный блок с цифровой индикацией все параметры температурного профиля.
  • И когда печь подтвердила свой паспорт, пришла очередь «Халонга». Халонг — один из прекраснейших заливов вьетнамского берега. Теперь он известен и образцами прекрасных полупроводниковых кристаллов, выращенных под этим именем на орбите.
  • За работой он как-то забыл и про головную боль, и про тошноту. Не заметив того, пообедал в полную силу. Заботливые «Днепры» всю неделю были первоклассными кулинарами.
  • — Как теперь самочувствие? — отечески спросила «Заря» через сутки полета.
  • — Могу показать! — И «Терек»-командир с неожиданной для его грузноватой фигуры легкостью кувырнулся в воздухе. За ним — «Терек»-исследователь, гибкий, высокий, стройный, улыбающийся. Такого волейболиста потеряла сборная вьетнамских ВВС! Но ничего, может, еще вернется в команду.
  • — Как аппетит у Туана? — спросила у акробатов «Заря».
  • — Что? — приостановился, зависнув в кульбите, Туан. — Аппетита? Есть аппетита! Можно спокойно работать!
  • ...На Земле приближалась к закрытию Олимпиада. В космосе — шестая международная экспедиция. А улетать не хотелось, как раз Вьетнам стал открываться по-настоящему.
  • — Его тут трудно оторвать от иллюминатора, — посочувствовали «Днепры». — И днем и ночью ищет Вьетнам. Если что, мы не против, пусть остается.
  • ...Шли последние приготовления к разлуке. В корабле размещалась научная «добыча», которую Земля попросила вернуть. Сложность в том, что туда-то летят три отсека, а обратно возвращается один. А Земле нужен даже воздух станции — и Попов с Рюминым плавают, закачивая его в баллончики из разных углов. Маленьким пылесосом собирают станционную пыль — тоже на Землю, где, говорят, не хватает своей.
  • — «Малахит» во второй контейнер, — дирижирует Земля. — Пленку в пятый...
  • Пакуются пробы крови и слюны космонавтов, капсулы и кассеты с образцами металлов, фото— и кинопленками. Осторожно водворяются аквариумы с азоллой, которая успела разрастись немыслимо... И вот уже Рюмин специальной салфеткой тщательно протирает края переходного люка и его крышки. Здесь не должно быть ни волоска, ни соринки. Герметичность — сестра стерильности. Фам Туан делает это же изнутри корабля.
  • — Вы проверьте как следует, нет ли там посторонних предметов, — предостерегает Земля. — Карандаша, расчески...
  • — Проверили! — докладывает «Терек-1». — Осталось посидеть на дорожку.
  • А через три минуты Фам Туан выполняет свою штатную миссию — выдает команду на закрытие люка. «Спасибо, ребята! — слышится его затихающий голос. — Осталось пять секунд... Три, две, одна — пуск!» Трогается конус крышки. Станция снова запечатана. Сила печати — пять тонн, А вскоре в эфире звучит:
  • — Наблюдаем отход станции! Уходит вправо! Красиво уходят «Днепры»! Грустно, что разошлись... — Это переживает Горбатко.
  • — Ну, возвращайтесь, — приглашает Рюмин. — У нас уже обед готов...
  • Но «Тереки» теперь будут есть только на Земле. На космодроме. А до этого — самые напряженные за весь полет часы.
  • Тормозная двигательная установка включилась на высоте 350 километров над Южной Атлантикой. Отсюда и до Джезказгана предстояло с помощью тормозных и посадочных двигателей, сопротивления атмосферы, парашютных систем снизить бешеную скорость с восьми километров в секунду до нулевой. Где-то над Эфиопией корабль вошел в плотные слои атмосферы, и плазменное облако горящей теплозащитной обшивки отрезало его от связи. Но «Тереки» продолжали вести репортаж о своих ощущениях — для корабельного магнитофона. Так положено.
  • В этот-то перерыв мне удалось поговорить с симпатичной девушкой Чан Тхи Тху Хиен. Она сотрудник вьетнамской газеты «Наука и жизнь». «Я счастлива, что нахожусь здесь и все-таки завидую миллионам соотечественников, которые утром проснулись и неожиданно узнали, что в космосе вьетнамец».
  • Нашу беседу перебил репродуктор — сквозь шумы эфира прорвался голос Горбатко;
  • — Перегрузки растут, вибрация тоже! Нормально, гудим вниз! Чувствуем себя нормально!
  • А через три минуты, раскачиваясь от небольшого ветерка, под парашютным куполом они плыли над казахстанской степью.
  • ...Неделю назад, перед стартом на Байконуре, Фам Туан улыбнулся журналистам:
  • — Я с детства слышал, что Земля круглая. Но все же хочу слетать, увидеть своими глазами.
  • Теперь и увидел, и убедился, что она и кругла, и добра, и мягка. Как каравай казахстанского хлеба. Потому что ждет, верит, любит. Потому что верна своим сыновьям.
  • И не выдержал — в отсеке, еше закрытом, лежащем на боку, закричал: «Командир! Мы на Земле! Ура!»

    УЛЫБКА АРНАЛЬДО
    (Полет третий)

  • Эту улыбку узнал и полюбил весь Звездный, «Душа у него открыта, вся в глазах отражается. Вот увидите — большие, темные, блестящие такие глаза. Чуть загрустит — все в них, как у ребенка. Но чаще — улыбка...»
  • Да, любопытна нашей сдержанной служебной строгости живая непосредственность в характере подполковника Революционных вооруженных сил Республики Куба, заместителя командира истребительного авиаполка. Она видна даже в том, как обступили Арнальдо земляки-журналисты. Кажется, из всех космонавтов международных экипажей он наиболее доступен и сердечен с ними. И они с ним — как со своим парнем. Ему это чертовски нравится.
  • Правда, так было до поры до времени. Пришел час — медики властной рукой отодвинули от «Таймыров» всех провожающих. И даже Рауля Кастро, взгляд которого красноречиво говорит, как брат Фиделя хочет обнять космических братьев. И даже Государственную комиссию, которая в микрофон, через глухую стеклянную стенку, зачитывает свое решение утвердить командира и космонавта-исследователя основного экипажа советско-кубинской космической экспедиции.
  • Юрий Романенко и Арнальдо Тамайо Мендес слушают это решение, стоя и волнуясь. Конечно, в ней оценка многомесячного труда, самоотверженного и порой изнурительного. Даже Попов и Рюмин, «Днепры», которых Земля держала в курсе подготовки, не удержались, посочувствовали с орбиты: «Каково там Юре в сто пятидесятый раз лезть в тренажер?»
  • Что делать — такая профессия. Сотни тренировок на один счастливый миг полета. Снова сотни тренировок — и ты дублер, провожающий друга в полет. Опять тренировки и тренировки — теперь уже не ради себя, а ради парня со смуглым лицом и по-детски доверчивой улыбкой. Ради доверия, с которым смотрел на них издалека народ небольшого острова, снарядивший своего сына в звездный путь. Ведь прекрасно понимаешь, что и от тебя зависит успешный взлет острова Свободы, его космический рывок в будущее.
  • Значит — снова в тренажер. За два с половиной года подготовки только по учебному плану Юрий и Арнальдо провели вместе у пультов и за схемами, в летающих и наземных лабораториях, в гимнастическом городке и на центрифуге добрых 1500 часов. А сверх программы, по вечерам, когда для отработки задания выкраивался каждый свободный час? А по воскресеньям, когда рабочий день наконец-то можно было сделать обычным, восьмичасовым?
  • — Мне кажется, это особенный парень, — сказал про Арнальдо инструктор-методист экипажа. Мы, два журналиста, тихо сидели возле пульта управления тренажера, стараясь не мешать тренировке. Юрий и Арнальдо, закупоренные наглухо в макете корабля, находились в нескольких шагах от нас и решали очередную вводную. Инструктор, напряженно следя за миганием световых транспарантов на пульте, выдавая команды включением тумблеров, выхватывал мгновенья, чтобы рассказать о «Таймырах».
  • — Во-первых, он совершил просто подвиг, так быстро научившись русскому. Во-вторых, никогда не видел его сидящим без дела. Кажется, уже можно передохнуть, в кино сходить, в шахматы сразиться, а он прорабатывает инструкцию, повторяет работу систем... И главное — не сохнет. Поднимет глаза — та же улыбка, живая, солнечная...
  • ...Ровно в 13.30 лязгнул люк. Юрий и Арнальдо вылезли, размяли затекшие спины.
  • — Ты только помни об одном. — Романенко заканчивал разбор эпизода. — «Союз» не самолет-истребитель. Динамика управления совсем другая. Всегда есть время подумать. Если надо — даже лишний виток. Спокойно принять решение. Так что не хватайся за тумблер в ту же секунду. Понятно?
  • Арнальдо отвечает понимающей улыбкой. Действительно, он может разговаривать улыбкой.
  • После обеда — занятия со специалистами по медико-биологическим экспериментам. Вокруг озабоченные, запитые аппаратурой люди. Никаких торжественных речей, аплодисментов. Будни, сосредоточенность.
  • Будут речи потом, будут газетные заголовки, телепередачи на всех языках мира. И будет переполох, птичий гомон тысяч латиноамериканских гаврошей, снующих по улицам Гаваны, Каракаса, Панамы, Лимы, Сантьяго, Манагуа, Боготы, Сан-Хосе... Как? Что? Он тоже мулат? И так же чистил на углах ботинки? Да, чистил, скажет какой-нибудь пожилой сеньор Гуанчес, воздев на нос старенькие проволочные очки, какому-нибудь босоногому Хуанито. В газетах так и написано. И про то, что отец у него бедный негр. И апельсины, что ли, продавал? И апельсины... Ну и ну! Не может быть!
  • Может. Может быть все, что на роду написано сыну кубинского негра-бедняка. С тринадцати лет — в людях, с сапожной щеткой и овощной тележкой. Потом ученик столяра. И все для того, чтобы урывками учиться в начальной школе. Потом по сентаво сколачивать на среднюю, мечтать о технологическом институте.
  • Чуть-чуть поменьше упорства — и хороший парень Арнальдо Тамайо сегодня с восторгом узнал бы имя первого кубинского космонавта. Радовался бы вместе с миллионами кубинцев этому старту и... Но упорства хватило. А главное — рычаги этого взлета взвела сама история с присущей ей неумолимостью.
  • Мы прекрасно помним эти как будто раскаленные строки газетных сообщений конца 1958 года, «Силы повстанцев, возглавляемых Фиделем Кастро, контролируют больше половины территории страны...» «...Силы повстанцев окружили город Мансанилью. Диктатор Батиста отправил свою семью самолетом в Нью-Йорк». И наконец — «Передовые отряды повстанцев Фиделя Кастро вступили в столицу Кубы — Гавану».
  • Арнальдо не успел к этому дню отрастить бороду. Семнадцать лет... Но в студенческих забастовках против Батисты все же успел поучаствовать. Так что, можно сказать, и он — революционер со стажем. Главное же — из таких ребят, как он, выросла Ассоциация молодых повстанцев, первая молодежная организация, созданная революцией. Молодежные бригады труда, горы Сьерра-Маэстра, обновление глухих сельских уголков, пятикратное восхождение на пик Турине — самую высокую гору кубинского острова... Честное слово, это завидная молодость, напоминающая юность нашего комсомола.
  • В апреле шестьдесят первого он — солдат революции, Это не надо напоминать: Плайя-Хирон, Республика Куба защищает свою революцию с оружием в руках. Арнальдо не воевал на Плайя-Хирон. Но держал оборону, готовый отбивать возможное нападение на западную провинцию. И если надо — через минуту или через час отдать за республику жизнь. Девятнадцатилетний парень в стрелковой цепи, вооруженный автоматом и ручным противотанковым гранатометом.
  • Душные вечера, тревожные ночи. Обрывки разноязыких новостей в динамиках военных радиостанций. В один такой вечер замполит их отряда крутил ручку настройки и вдруг сквозь хрип и свист эфира услышал сногсшибательное известие, уже переведенное на десятки языков, в том числе испанский. На космической орбите — искусственный спутник Земли с человеком на борту. Первым космонавтом планеты стал русский военный летчик майор Гагарин. Гагарин, Гагарин... Эта фамилия стала передаваться по цепочке и легко усвоилась, несмотря на некоторую странность для кубино-испанского слуха. С дальних флангов по траншее полезли посланцы, направленные к замполиту товарищами, чтобы из первых уст узнать, в чем дело. Это было как ощущение неожиданной мощной подмоги. Советский Союз, который за нас, запустил в космос человека...
  • Чтобы посмотреть в этой настороженной тьме на безусого паренька-гранатометчика Арнальдо, еще никто не полз по траншее. А многие сейчас об этом пожалеют. Только кто мог предвидеть, что здесь же, рядом, ест из солдатского котелка кукурузную кашу, вытряхивает из-за ворота траншейную землю и горько сожалеет, что медленно растет борода, кубинский Гагарин. Фантастика! Впрочем, кто бы мог предвидеть и в двадцатилетнем Гагарине — Гагарина. В этом, может быть, и интерес жизни.
  • Кубе жить спокойно не давали. Карибский кризис шестьдесят второго года Арнальдо встретил уже в воздухе, преследуя нарушителей воздушных границ Кубы, которые несли опознавательные знаки ВВС США. Больше двадцати вылетов за несколько дней, разведка морских подступов к Кубе, огромное напряжение нервов. Стать за год классным летчиком, способным встречаться лоб в лоб с наглым и опытным противником, — это надо иметь сильный характер. И способность к технике, страсть к учебе, стремление беззаветно служить революции. И талантливых учителей. А учился он в Советском Союзе, у летчиков, воспитанных Покрышкиным и Кожедубом.
  • В тот день, в тренировочном зале Звездного, мы спросили его, мечтал ли он мальчишкой стать летчиком.
  • — До революции? — улыбнулся он той самой улыбкой. — Конечно, нет. Об этом могли мечтать только дети богатых... Им все было можно. Революция сурова, но она умеет благодарить своих защитников.
  • Из 1400 часов, проведенных в небе на истребителе, случались и часы огромного нервного напряжения. Вернее, минуты и секунды. Скорости-то реактивные. Без риска в такой работе не обойтись. Комиссия, которая отбирала кандидатов в космонавты, учла все -— и десятки медицинских анализов, и исключительное мужество в минуты опасности. На этой комиссии ему и представили молодого симпатичного летчика Хосе Армандо Лопеса, к тому же заочника электронно-механического факультета политехнического института. Двое из многих десятков не просто желающих — рвущихся.
  • Они уже тогда знали, что в космос пойдет один. Кто — покажет время. Но пожали друг другу руки и посмотрели в глаза не как соперники — как братья.
  • — Ну а все-таки, — спросили перед стартом командиров основного и дублирующего экипажей, — ощущался на тренировках непривычный для нас кубинский темперамент?
  • — Темперамент ощущался в основном после работы, — ответили Юрий Романенко и Евгений Хрунов.— На футбольном поле, например, где по азарту и темпераменту с ними трудно было состязаться. А на тренировках в тренажере их темперамент как раз проявлялся в умении взять себя в руки, не горячиться, работать с холодной головой и предельным вниманием. В общем, с такими ребятами можно идти в разведку.
  • И вот настал этот час — идти в разведку. Ведь каждый полет на орбиту — это и есть сегодня разведка будущего космического бытия человечества. На Байконуре включился огромный вентилятор природы — ночное небо. Впрочем, кто-кто, а Арнальдо на жару не жаловался, только улыбался, слыша эти жалобы от окружающих. Это — жара? Это просто лето. Наконец-то кусочек лета, а то ведь в России две зимы — одна зеленая, другая белая. Зеленая еще ничего, терпимо. А вот про белую лучше в стихах читать.
  • ...Еще немного тишины — и оглушительный треск как будто раздираемого надвое ночного неба. Голос командира, вернувшийся на Землю через динамики громкой связи: «Мягко, очень мягко работают двигатели третьей ступени! Совершенно без вибрации! Знают, что несут первого космонавта Кубы!»
  • И улыбка Арнальдо на экране телемонитора — теперь уже с высоты сто с лишним километров. Улыбка надежды и веры, которые он несет таким же темноглазым, черным и смуглым, курчавым и разным мальчишкам своего континента. Всем этим бесчисленным Хосе, Белармино, Паоло, Мигелям, Хуанам, Хасинто, Крисанто, Мелесио, Рамунчо, Викторино... Вот они уже загалдели на всех углах латиноамериканских столиц, побросали сапожные щетки и овощные тележки, задрали головы к небу — и что там хотят увидеть? Конечно, будущих себя.
  • А через сутки после старта на черном фоне космоса «Таймыры» увидели движущуюся светлую точку. Безошибочно мягкий толчок, трехчасовая проверка герметичности — и Юрий Романенко вплывает в свой давний космический дом. Ведь это он распечатывал его в декабре 1977 года, когда еще никто не встречал здесь гостей хлебом-солью. А теперь дружески пропускает вперед, в объятия Попова и Рюмина, кубинского космонавта-исследователя. Как всегда, Леонид и Валерий делают первый медосмотр гостям и докладывают на Землю:
  • — Лица у ребят хорошие, незаметно, чтобы укачало...
  • Гости довольны хозяевами, хозяева — гостями. Дело тут не в подарках, хотя сегодня есть сюрприз, еще невиданный в космических посылках. Душистая, свежая, спелая дыня. Не с базара — прямо с нагретой казахстанским солнцем бахчи близ Байконура. А ведь это не так просто — решиться впервые послать на орбиту новый вид угощения. Сколько заключений должны сделать врачи и микробиологи! И только после этого целая делегация отправилась в поле выбирать. Ей помогали советами местные овощеводы, а группу дегустаторов возглавили лично Шаталов с Леоновым. Пробовались разные сорта с разных кустов. Ведь для орбиты важны не только спелость, аромат и вкус. Важно, чтобы «технология» еды подошла для невесомости. Семечки, например, должны легко отделяться, но не разливаться и не рассеиваться в разные стороны. Вот почему, например, для невесомости не подходит арбуз. Сразу начнет плеваться семечками. Лови их потом по всей станции, выковыривай из вентиляторов да еще берегись, чтобы случайно не вдохнуть.
  • И все-таки на орбите запахло летом, степью, солнцем. Как будто в замкнутые стены станции проник кусочек солнца. «Днепры» понимали, что в этом — душа и сердце Земли. Ведь, как всегда перед полетом, отмерялись граммы груза в багаже транспортного корабля. И сам Валерий со свойственной ему нежностью просил особенно беречь «железки». Чем хотите жертвуйте, а «железки» довезите. Инструменты, запчасти, детали. Леонид добавил: «Вы там смотрите, чтобы одну газету в двух экземплярах не клали. Мы тут не деремся, нам по одной хватит».
  • Главным и обязательным грузом, вне споров, были научные приборы для совместных советско-кубинских космических экспериментов.
  • Куба не новичок в космических исследованиях. Еще с 1964 года она вела систематические наблюдения искусственных спутников Земля. Эта программа с каждым годом усложнялась и росла. Сегодня кубинские ученые успешно занимаются космической физикой и космической связью, космической метеорологией, дистанционным зондированием Земли, космической биологией и медициной.
  • В отчете о недельной работе Юрия и Арнальдо не раз прозвучало слово «впервые». Впервые, например, предметом технологических опытов стал сахар. Конечно, не сахар-песок, который в невесомости попробуй пересыпь, а раствор сахарозы, из которого впервые предстояло вырастить органический монокристалл.
  • — А не обидно металлам, проводникам, диэлектрикам, другим серьезным веществам такое легкомысленное соседство? — спросит наблюдательный читатель.
  • — Не обидно, — ответим мы со слов таких серьезных специалистов, как доктор технических наук профессор С. Д, Гришин и кандидат химических наук Г. В. Жуков.
  • Может быть, этот килограмм растворенного сахара перевернет потом всю мировую сахарную промышленность. Ведь за этим «сладким» опытом — и сахарная индустрия Кубы, жизненно важная для ее судьбы, труд миллионов земледельцев на сахарном тростнике. «Таймырам» было поручено наблюдать и фотографировать кристаллы сахарозы, растущие в растворах разной концентрации. Они работали с прибором «Кристаллизатор», сделанным на Кубе. Никогда еще не удавалось так детально проследить механизм сахарообразования «изнутри», притом без гравитационных помех. Правда, пару дней пришлось помучиться, борясь с пузырьками воздуха, не желающими всплывать из раствора. В стороне от этой борьбы не остались и «Днепры», помогавшие «Таймырам» махать ампулами, выгоняя пузырьки, и заработавшие право лизнуть первый кристаллик сахара. «Не бойтесь, он тут горьким не стал, — обнадежил земных наблюдателей Леонид, — Такой же сладкий, как на Земле...»
  • — Дело еще и в том, — объяснял нам как раз в эти минуты Сергей Дмитриевич Гришин, — что неожиданные эффекты и явления в невесомости заставляют постоянно уточнять научные задачи, ставить и решать новые вопросы. Это относится и к процессам плавления и кристаллизации материалов. Мы стоим перед необходимостью развивать новую отрасль знаний — физику невесомости.
  • Но попробуй загляни «внутрь» процесса, если он протекает при высочайших температурах, немыслимом давлении и, следовательно, скрыт от глаз прочной капсулой. Вот тут и выручает сахароза. Доступная температура плавления, обычные стеклянные ампулы — никаких ограничений в наблюдении за ростом монокристалла.
  • Еще хочется представить радостно-удивленное лицо того мачетеро, которому сказали, что сахар из срубленного им тростника угодил в космос. К сожалению, среди тысяч кубинских парней, обливавшихся потом на сафре, невозможно было найти именно того счастливца. Пусть будет так — по крупинке от каждого.
  • А чтобы металлам было необидно, Гаванский университет и Институт космических исследований АН СССР подготовили для печей «Сплав» и «Кристалл» эксперимент «Карибэ». Для полупроводниковых лазеров, светодиодов, солнечных батарей выращивались кристаллы арсенида галлия и твердого раствора алюминий— галлий — мышьяк. Впервые в невесомости были получены кристаллы соединения цинк — индий — сера, которое исследуется во многих лабораториях мира.
  • Почему только сверхсовременные технологические опыты — и старинное индейское племя карибэ? Потому, что люди этого племени в XVI веке мужественно сражались против испанских поработителей. А в XX веке это слово стало паролем в борьбе кубинских студентов за национальное освобождение. Так что оно заслужило право прозвучать в космосе и напомнить человечеству о вехах его истории.
  • А Атуэй — тоже имя индейца, который много веков назад предупредил кубинцев с соседнего острова об испанской опасности. Говорят, на костре ему предложили покаяться, чтобы попасть на небо. Он спросил, живут ли на небе испанцы. Да, ответили ему. Тогда я туда не хочу — отказался он от легкой жизни в потустороннем мире.
  • Теперь и это имя запомнится опытом на космической орбите. Куратор эксперимента «Атуэй» — Даниэль Педро, специалист Национального центра научных исследований.
  • — Могу заверить, — сказал он, когда опыт подходил к концу, — что экипаж станции в эти дни состоит не только из четырех человек, но еще из миллионов живых существ. Эти живые существа так же, как и космонавты, проходили перед полетом тренировку у нас в Гаване. А кое в чем они опередили и людей: они родились на орбите в невесомости.
  • Речь шла о дрожжевых одноклеточных микроорганизмах, которые за дни полета успели дать многочисленное потомство. Чтобы пристально наблюдать процесс их деления и размножения, специалисты Физико-технического института низких температур и Института микробиологии АН СССР создали остроумный автоматический анализатор, фотоэлектрический прибор, регистрирующий изменения плотности дрожжевой суспензии с помощью светового луча.
  • Вообще с приборами советско-кубинскому экипажу повезло. Впервые на орбите проводилось сложное исследование функционального состояния центральной нервной системы космонавтов. Это позволила сделать аппаратура «Кортекс», прибывшая с Кубы. Она записала электроэнцефалограммы головного мозга при реакции человека на световые и слуховые сигналы. Это пригодится, чтобы в длительных полетах контролировать уровни бодрствования, внимания, утомления космонавтов.
  • Экспедиция оказалась самой насыщенной медико-биологическими экспериментами. Их выполнено за неделю свыше сорока, притом большинство — с повторением.
  • — ...Все в приборы да в приборы. А есть ли хоть время посмотреть в окно на любимую Кубу?
  • — Есть! — слышится голос Арнальдо. — Я вижу ее каждый день. Специально не сплю, если время ночное! Куба прекрасна — как огромная рыба в голубом океане! Вечером Гавана — море огней!
  • Жаль только, считанные секунды станция проходила над этим островком суши в бирюзовом океане. Поэтому во время предпосадочных хлопот ребята старались все делать сами, поменьше беспокоить Арнальдо. Не потому, что «Таймыр-2» устал. Просто давали возможность попрощаться как следует с Кубой. И Землю предупреждали, когда она вызывала космонавта-исследователя: «Он сейчас Кубу смотрит. Мы ему что надо передадим».
  • А передать надо было самое главное — сердечные поздравления с огромным событием в его жизни. Во время полета первый космонавт острова Свободы был избран делегатом II съезда Компартии Кубы. Можно представить, как из самых дальних провинций собирались в путь-дорогу, в Гавану, участники съезда. По диковинным горным тропам, вдоль моря. Но самым необычным стал, конечно, этот маршрут: космическая орбита — Гавана. И в то же время самым символическим для звездного взлета республики. Об этом будут всегда напоминать символы, побывавшие на борту станции. Государственные флаги и гербы наших стран. Ордена и медали Республики Куба. Миниатюрное издание стихов Хосе Марти. Модель легендарной яхты «Гранма», с которой ступил на Кубу десант Фиделя. Известная всему миру фотография: Гагарин и Фидель...
  • ...Обычно путники в дорогу обуваются. Арнальдо же пришлось разуться. На станции он носил специальную космическую обувь — супинаторы, изготовленные кубинскими специалистами. Их назначение — предотвратить развитие возможного плоскостопия из-за недогрузки стопы в невесомости. Пожалуй, в тот момент это была самая дефицитная обувь на планете. По три пары (вместе с запасными) у Арнальдо и у дублера, изготовленные по личному гипсовому слепку с ноги. Итого — шесть пар на планету.
  • — Пройдешься по Гаване, — похвалил новые башмаки командир, — самым модным парнем будешь.
  • Не знаю, как им — нам, на Земле, казалось, что самые напряженные за весь полет — это минуты, когда в стремительном падении сквозь атмосферу горит обшивка корабля, а человек ждет раскрытия системы парашютов. Но в голосах «Таймыров» — полнейшее самообладание. «Вот прекратились шумы, идем с перегрузкой... Вошли в ночь! — докладывал командир. — В ночь вошли! У вас там тоже ночь?»-«Самочувствие хорошее! — добавлял Арнальдо. — Началось уменьшение перегрузок, но растут вибрации!»
  • За несколько минут до их посадки — небольшое интервью с кубинским журналистом. Хасинто Гранда — заместитель редактора молодежной газеты «Хувентуд ребельде». Он, кажется, даже осунулся в эти решающие минуты, так переживает за экипаж.
  • — Эта неделя стала для нашего народа поистине звездной, — сказал он, прислушиваясь к хрипловатой трансляции из динамиков Центра управления. — Я помню, что такое воодушевление, такой подъем на Кубе царили во время визитов Фиделя Кастро в Советский Союз или Леонида Ильича Брежнева на Кубу. Это сбывшаяся фантастика. Она стала возможной благодаря победе наших революций. Мы считаем вашу Октябрьскую революцию своей и счастливы, что вы считаете нашу — своей...
  • В этот момент мы и услышали по динамику: «Есть раскрытие основного парашюта!» Гигантский купол площадью в тысячу квадратных метров бережно нес «Таймыров» над Казахстаном. А еще через десять минут, после двухсот часов совместного космического полета, Юрий и Арнальдо сделали пересадку на другой космический корабль. Корабль с огромным экипажем в миллиарды людей разных рас и наречий. Корабль с прекрасной замкнутой экологической системой, которая позволяет сотни тысяч лет автономно лететь в безвоздушном пространстве. Космический корабль по имени Земля.

    ПО СТРАНИЦАМ ГАЗЕТЫ «ГРАНМА»...

  • (Примеч.-Газета «Гранма» — орган ЦК Компартии Кубы. Названа по имени легендарного корабля, на котором Фидель Кастро со своими соратниками прибыли на Кубу для продолжения революционной борьбы с диктатурой Батисты.)

    КУБА: ПУТЬ К ЗВЕЗДАМ

  • Путь Кубы к звездам был стремителен и труден. Всего лишь четверть века назад Куба была известна как поставщик сахара и сигар для США, место развлечения американских туристов. Покончив с диктатурой Батисты, революционеры за короткое время изменили облик страны.
  • В 1961 году гостем острова Свободы был Первый космонавт Юрий Гагарин. Он пророчески предсказал, что настанет день, когда гражданин свободной Кубы выйдет на околоземную орбиту. И вот наконец этот день настал. Куба ликует. На ее земле большой праздник. Он рожден братской дружбой советского и кубинского народов.
  • Более 50 научно-исследовательских организаций и производственных предприятий Кубы приняли участие в разработке программы и в создании установок и приборов для проведения исследований на орбите. Широта, важность и оригинальность экспериментов продемонстрировали возросший уровень кубинской науки. Эти исследования и полет не смогли бы осуществиться, если бы на Кубе не победила революция.
  • Потомками «Авроры» и «Гранмы» называют советских и кубинского космонавтов.

    ДНЕВНИК ПОЛЕТА

  • 18 сентября 1980 года. В 7 часов утра гаванского времени с космодрома Байконур стартовал «Союз-38». 32 реактивных двигателя, нарушив тишину казахстанской степи, вывели на околоземную орбиту космический корабль с Юрием Романенко и Арнальдо Тамайо Мендесом на борту.
  • 19 сентября. Опробовав системы «Союза-38», Романенко и Тамайо Мендес с расстояния 10 тысяч километров пошли на сближение с «Салютом-6». 23 часа 49 минут московского времени — успешная стыковка.
  • 20 сентября. Попов и Рюмин хлебом-солью встретили советского и кубинского космонавтов. Доложив Леониду Ильичу Брежневу и Фиделю Кастро об успешной стыковке, экипаж приступил к выполнению обширной программы исследований.
  • 21 сентября, воскресенье. Тамайо встретился в эфире с родными и близкими.
  • 22 сентября. Рабочий день начался в 8 часов утра. Приступили к выполнению первых десяти экспериментов: «Зона», «Сахар», «Координация», «Атмосфера» и др.
  • 23 сентября. Интенсивная работа над совместными советско-кубинскими экспериментами. Вечером — космическая пресс-конференция. Тамайо отметил: для него сейчас день длится 37 минут и ночь — 45 минут.
  • 24 сентября. Весь день — работа по программе. Сегодня — 168-й день пребывания В. Рюмина и Л. Попова на борту «Салюта-6».
  • 25 сентября. Программа исследований выполнена. Подготовка к возвращению на Землю. В передаче на Кубу Тамайо сказал на испанском: «Во время работы я еще раз убедился в том, что наши советские братья нас любят и уважают... Я чувствую себя на борту станции как у себя дома...»
  • 26 сентября. В 7 часов 35 минут по гаванскому времени «Союз-38» с Романенко и Тамайо отошел от космической станции, и в 11 часов 54 минуты спускаемый аппарат совершил мягкую посадку в 175 км юго-восточнее Джезказгана. Романенко и Тамайо находились в космосе 8 дней, совершили 128 оборотов вокруг Земли и выполнили большую и насыщенную программу научно-технических исследований в космосе.

    далее

    назад