- Люк не закрывается. Мешают зубья, они выходят за обечайку, со странным спокойствием доложил Баландин.
|
"Ты пишешь о космонавтах? - удивляются знакомые. - А кому это интересно, разве о них не все еще написано?.."
На мое "не все" пожимают плечами, мол, все равно это избитая тема. Для кого-то, возможно, и так. И уж если совсем откровенно, то интерес к космонавтике у нас действительно подорван. Люди мало интересуются очередными стартами: "Летают? Ну и пусть летают..." А что там и как - это уже перестало волновать. Более того, уже никто не помнит многих наших космонавтов. Я как-то поинтересовался у нескольких человек: известны ли им такие-то имена и фамилии (взятые наугад из списка, не насчитывающего и сотни). Все чистосердечно признались, что слышат их в первый раз. Не знаю, как кому, а мне очень обидно за ребят. Я не приемлю стереотипные восторги по поводу "звездных братьев", "звездных подвигов" и т.п. Но я за уважение к нелегкому труду людей пока еще самой малочисленной и самой необычной профессии на Земле. Мне приходилось работать со многими космонавтами. Одни чисто по-человечески нравились мне больше, другие, естественно, меньше. Но речь не о субъективных симпатиях и антипатиях. Ни какая техника, даже самая умная, никогда не заменит человека. Или справедливее так: Человека. С большой буквы. Потому что, когда она откажет, именно Человек берет в руки свою судьбу. И свое дело. И дело тех тысяч людей, которые готовят полет, создают космическую технику. И престиж страны тоже.
После 12 апреля 1961-го в космическом эфире звучало много разных позывных: "Кедр", "Алмаз", "Рубин", "Урал", "Фотон", "Скиф", "Гранит", "Вулкан", "Байкал"... Но если приглушить барабанный бой былых восторгов по поводу очередных "побед в космосе" и не утаивать правду, то все эти красивые и звучные названия можно заменить одним словом - "Риск". Именно таким мог быть позывной почти каждого экипажа.
Это случилось, когда на борту "Мира" работали Анатолий Соловьев и Александр Баландин. Шел шестой месяц их пребывания на орбите, когда совершенно неожиданно обнаружилось, что порвана и отошла так называемая ЭВТИ (экранно-вакуумная термоизоляция) транспортного корабля на его спускаемом аппарате. Один из болтающихся "лопухов" попадал в поле зрения инфракрасного датчика системы ориентации. Тормозной импульс для схода с орбиты выдается при определенном положении продольной оси корабля. А если ориентация не точна?! Сложившаяся ситуация неприятна еще и тем, что возможен зацеп ЭВТИ за антенну системы стыковки "Курс", возможна закрутка отсеков при расстыковке, возможно...
Словом, вариантов просматривалось много. Под угрозой срыва оказывалась и программа работ с оборудованием технологического модуля "Кристалл", и нужно было что-то предпринимать.
Переговоры экипажа с дежурными сменами операторов Центра управления обычно ведутся "открытым текстом", их прослушивают "радиолюбители" многих стран (впрочем, не только они), а потом в зарубежной печати появляются откровения, о которых мы не могли и предположить. Так случилось и на этот раз. Английский еженедельник "Авиэйшн уик..." поднял тревогу: "Сумеют ли вернуться на Землю советские космонавты?" Не удержались и другие издания: "Ситуация на борту представляет угрозу жизни экипажа", "Стрессовая ситуация на орбите" и т.п. На "Мире" восприняли случившееся довольно спокойно, хотя сам факт - на комплексе что-то не так - заставлял задумываться: "Почему вдруг? Что нужно сделать и каким образом"?
- Ребята, вы не волнуйтесь, мы что-нибудь придумаем, - успокаивала Земля.
- Придумывайте, - отвечали с орбиты. - Пока мы спокойны...
Пока - это временное состояние. Экипаж продолжал нести вахту в космосе, очередной "грузовик" доставил на орбиту монтажную лестницу-трап, необходимый инструмент и подробную инструкцию действий. На 17 июля 1990 года назначили выход в открытый космос для ремонтных работ.
Есть такое понятие - "циклограмма". В ней все действия космонавтов расписаны поминутно (естественно, с допусками), и Центр управления строго отслеживает выполнение всех операций. В 17 часов 06 минут выходной люк был открыт. "Родники" (позывной экипажа), помогая друг другу, "пошли". Через некоторое время в эфире прозвучало:
- Идти дальше не можем, мешает антенна. Земля ответила молчанием. Но недолгим.
- Отдохните... Вернитесь обратно и обойдите модуль с другой стороны...
- Поняли. - Голос с орбиты утратил нотки бодрости. В динамиках громкой связи слышалось посапывание и тяжелое прерывистое дыхание.
Соловьев и Баландин повторили долгий путь, волоча за собой связки инструментов, видеоаппаратуру и специальные трапы. Ими они прокладывали дорогу в тех местах, где не за что было закрепиться.
Это был чертовски долгий и трудный переход. Каждый шаг отдавался тяжелыми ударами в висках. Губы ощущали соленый пот, хотелось вытереть разгоряченное лицо, но это нереальное желание лишь умножало усталость. Наконец, пройдя за три часа около тридцати метров, космонавты добрались до поврежденной теплоизоляции.
Осмотрели место разрыва. Двухметровые "лопухи" задрались причудливо и как бы застыли. Пироболты спускаемого аппарата были обнажены. Сами они оказались целы - появилась надежда, что сработают...
- Что там? - не скрывала нетерпения Земля. - Разобрались? - Как и предполагали... Вероятнее всего зацеп произошел вскоре после старта, в момент отделения САСа.(система аварийного спасения - М.Р.).
- Попробуйте засунуть края теплозащиты в крючки-прижимы. Или скатать в рулон и связать, чтобы не болтались...
- Они усохли! - доложили с орбиты. - До прижимов их не дотянуть...
И снова молчание в эфире. Мне оно показалось долгим. Наверное, им тоже.
- Есть вариант, - начал Баландин, - будем пробовать.
- Пробуйте. Только будьте внимательны. Подустали? - отозвалась Земля.
"Родники" не ответили. Они продолжали работать, не очень-то отслеживая время. Их прерывистое дыхание слышалось в притихшем зале ЦУПа. Космонавты находились вне станции более пяти часов. Приближался тот рубеж, когда исчерпывались основные ресурсы автономных скафандров. "Успеют ли?" - тревожился руководитель полета Владимир Соловьев.
Земля торопила "Родников" домой, на станцию. 30 минут оставалось до "гарантийного" срока. Всего тридцать коротких минут.
- Толя, где вы находитесь, - не удержался Владимир, переходя на неофициальный тон переговоров. - Ты уже вошел в шлюзовую камеру?
Короткая пауза и на выдохе:
- Втиснулся! Саша идет за мной.
- Руки запихивай! - командовали из ЦУПа. - Руки! Теперь снимайте кольцо с люка, закрывайте... Время, ребята!
- Успеем, - отозвался Анатолий. - Мы уже здесь.
Они действительно успели. (При этом побили рекорд Жан-Лу Кретьена. Француз находился в открытом космосе 6 часов 01 минуту.) Но вот тут то и начались главные неприятности.
- Люк не закрывается. Мешают зубья, они выходят за обечайку, - со странным спокойствием доложил Баландин.
- Сейчас не до шуток, ребята, - отозвалась Земля. - Помните, что время истекло!
- Люк не закрывается, - повторил Баландин.
- Возьмись за штурвал и "поиграй" туда-сюда. Люк должен встать на место.
- Пробовали, не встает, что-то мешает...
- Отставить работу с люком! Помогите друг другу перейти на бортовое питание, - приказала Земля. - После подключения, поменяйтесь местами. Пусть Толя Соловьев попробует закрыть.
- Пробовал, - включился Анатолий. - Не получается...
На табло ЦУПа высвечивалось время пребывания в открытом космосе: 6.23. Инструкция предписывает 6 часов. Ну, чуть больше.
- Ребята, слушайте внимательно, - предупредила Земля. - Еще двадцать минут вы можете пробовать закрыть люк. Не спешите, спокойно. Но только двадцать минут. Не получится - все попытки прекратить и переходите в соседний отсек.
"Мир" ушел из зоны радиовидимости. Связь с экипажем прервалась. А в ЦУПе потянулись тревожные минуты ожидания очередного сеанса связи. Неужели и следующий люк преподнесет сюрприз? Что тогда?
Полтора часа длилось это томительное ожидание. За стенами ЦУПа была глубокая ночь, когда связь восстановилась. Стало ясно, что все попытки справиться с "непослушным" люком успеха не принесли. Технические возможности автономного скафандра "Орлан" были исчерпаны. И даже превышены на час.
- Шлюзовой отсек оставили, - голос Соловьева звучал с нескрываемой досадой. - Перешли в следующий. Закрылись, герметичность в норме, скафандры сняли.
- Ну хорошо, - облегченно вздохнула Земля. - А почему он (люк) забарахлил, что случилось?
- Черт его знает, - не удержался Баландин. - Не доходит миллиметра полтора, такое впечатление - там что-то мешает...
- Ладно, отдохните, вы сделали все, что могли. Будем думать.
Все последующие дни конструкторы и операторы Центра управления ломали головы над историей с злополучным люком. Один из отсеков станции оставался разгерметизированным. Это не исключало нормальную работу в других помещениях "звездного дома", но риск оставался риском. Более того: опасность удваивалась. Это понимали на Земле и в космосе, а ощущения от такой "реальности" не были приятными. Выход за борт требовалось повторить.
26 июля Соловьев и Баландин вновь облачились в скафандры, перешли в шлюзовой отсек. Чуда не произошло: "открытый" люк был открыт. Космонавты осмотрели его внутреннюю поверхность. Признаков деформации нет, лапки чистые, петли тоже в норме. Попробовали закрыть - результат тот же.
- Оставьте люк, начинайте выход, надо заканчивать с теплоизоляцией, - настаивала Земля.
Они работали с ЭВТИ, а мысли о люке продолжали терзать обоих. "Скорее бы закончить с "лопухами" и - к люку". С теплоизоляцией они справились. Земля с нетерпением - настороженным и томительным - ожидала сообщений с орбиты о том, как поведет себя злополучный люк.
И вот начались новые попытки. Люк не закрывался. Тогда взяли инструмент, что потяжелее, и стали пробовать: один сверху, другой снизу.
- Ребята, осторожно с перчатками. Не дай Бог порвете!
- Знаем, - короткое и отрывистое, со смыслом: "Не мешайте, сейчас не до вас".
Я вновь слышал это тяжелое прерывистое дыхание, отдельные реплики не для открытой печати, скрежет зубов. Люди работали. Им нужно было закрыть этот люк. Обязательно закрыть. Чтобы успокоить себя и тех, кто на Земле. И они справились! Люк закрылся плотно. Герметичность отсека была восстановлена.
В памяти всплыли переданные в эфир в ту первую тревожную ночь слова Владимира Соловьева: "Ребята, слушайте внимательно... работать по 14-му фрагменту с переходом на 20-й" Подумалось: а какой номер у сегодняшнего "фрагмента"? Впрочем, какое это имеет значение.
Работа в космосе отличается непредсказуемостью сюжетов. "Родники" теперь уже неторопливо "отшлюзовались", освободились от громоздких скафандров и начали их сушку. Знали: теперь эта космическая "роба" им долго не потребуется.
Окончательно эпопея с люком завершилась в новогоднюю ночь, когда на "Мир" прибыла новая экспедиция в составе Виктора Афанасьева и Мусы Макарова. Исключительный ли это случай, когда события в космосе доставили столько волнений и хлопот? К сожалению, нет. Похоже, нештатные ситуации на орбитальных станциях перешли в разряд плановых. Владимир Ляхов и Валерий Рюмин немало намучились с радиотелескопом КРТ-10, освобождаясь от его десятиметровой антенны, которая усложняла работу "Салюта-6". Тот же Ляхов и Александр Александров на "Салюте-7" навешивали дополнительные секции "солнечных парусов". Леонид Кизим и Владимир Соловьев ремонтировали двигательную установку, опять-таки на "Салюте-7". Юрий Романенко и Александр Лавейкин извлекали из стыковочного узла между "Миром" и "Квантом" неведомо как попавший туда пакет...
А вот еще одна история. Александру Волкову и Сергею Крикалеву ничего особенного делать не планировалось - выйти, обойти станцию, собрать приборы и образцы, которые по условиям научных экспериментов находились в открытом космосе, провести ряд операций профилактического характера. И все! Для таких опытных космических монтажников, как они, это не должно было составить особого труда. Однако техника есть техника... В скафандре Волкова не включился теплообменник, и космонавт практически выбыл из работы, оказался "привязанным" к шлюзовому отсеку.
Поясню: прежде чем войти в скафандр, ребята надевают на себя костюм водяного охлаждения - своеобразное переплетение тонких пластмассовых шлангов, по которым циркулирует дистиллированная вода. Она и отбирает тепло, выделяемое телом космонавта. Это тепло потом уходит в открытый космос - в пористом элементе теплообменника вода превращается в лед, а он под воздействием космического вакуума испаряется. Так вот этот сублиматор почему-то перестал функционировать. В результате начался перегрев организма, обзорное стекло шлема стало запотевать, да так, что вентиляторы уже не справлялись. А как работать, когда ничего не видно!
- Саша, как у тебя дела? - заволновалась Земля.
- Пытаюсь очистить стекло носом и подбородком, но не выходит. Как думаешь, есть надежда, что теплообменник запустится? - Это уже вопрос к Владимиру Соловьеву.
- Сейчас надежды мало. Саша, заходи в отсек и подсоединялся к бортовой сети. У тебя температура охлаждающей воды сильно поднялась, это плохо! Сережа, попробуй поработать один.
На Крикалева выпала двойная нагрузка. Волкову же оставалось отчаянно переживать за своего друга, и он вовсю старался хотя бы морально его поддерживать. - Саша, врачи заставляют Сергея прекратить работу и идти к тебе на помощь (это по громкой связи голос руководителя полетом - М.Р.).
- Ни в коем случае. Я прекрасно себя чувствую. Сейчас стекло немножко отпотеет и я подстыкуюсь. - Да, но имей в виду, ты давно сидишь (на повышенном расходе кислорода - М.Р.) на инжекторе.
- Теперь к тебе, Сережа. Давай все заканчивай и в зависимости от состояния Саши начинай двигаться домой. Будет время, соберешь по пути те образцы и оснастку, что запланировали. Повторяю, если будет все нормально. Ребята, сейчас конец связи. Одно прошу - не зарывайтесь, не рискуйте.
А как не рисковать, когда работа такая. Трудно, тяжело, совсем уже невмоготу, а в эфире звучит:
- У нас все нормально!..
Может показаться, что, говоря о событиях прошлого, только прошлое и имею в виду. Но и сегодня космические аварии не редкость. В начале 1996 года с интервалом в месяц произошли два серьезнейших "ЧП" с ракетами "Союз", теми, которые используются для вывода в космос пилотируемых кораблей. Оба старта закончились взрывом на ставшей роковой 49-й секунде. Технические неполадки, погрешности в планировании, безответственность исполнителей - все это накапливается в нашей космонавтике, приближаясь к критической массе.
И еще о двух испытаниях на орбите.
...Пружины толкателя мягко отвели "Союз ТМ-17" от "Мира". На борту корабля возвращались на Землю Василий Циблиев и Александр Серебров. "Сириусы" проработали на орбите 197 суток. Для Циблиева это был первый полет, для Сереброва - четвертый. Кстати, он пока единственный космонавт, который совершил десять выходов в открытый космос.
Расстояние между кораблем и станцией увеличивалось: 20 метров, 30... 40... Но прежде чем включить программу спуска, экипаж должен был совершить облет комплекса, приблизиться к стыковочному узлу модуля "Кристалл" и сфотографировать "мишень", предназначенную для ориентации американского "Шаттла", когда он будет впервые стыковаться с нашим "Миром". Такова была просьба специалистов НАСА - Национального управления по аэронавтике и исследованию космоса США.
"Союз ТМ-17" отошел примерно на 50 метров, когда Циблиев взялся за ручки управления кораблем, а Серебров устроился у иллюминатора бытового отсека, чтобы отсюда сделать несколько снимков. Корабль сделал разворот по крену и начал облет "Мира" со стороны модуля "Кристалл". Все вроде бы шло нормально, только скорость движения мала, на перемещение РУО (ручка управления ориентацией) и РУД (ручка управления движением) корабль реагировал вяло. Циблиев попытался увеличить скорость. Не получилось. Понял: не срабатывают двигатели. Это означало, что корабль двигался к модулю и препятствовать начавшемуся сближению не было возможности. Стало быть, удар неизбежен.
Командир, манипулируя ручками пробовал притормозить корабль, изменить его ориентацию, но тот упрямо "плыл" к станции. "Союз" зацепил "Кристалл". К счастью, в том месте, где не было антенн, датчиков, приборов, в полутора метрах от стыковочного узла. Удар получился скользящим, серьезных последствий не вызвал. Но ведь мог...
На "Мире" удар ощутили. Как рассказывал Виктор Афанасьев, станцию качнуло, отключилась система управления движением, остановились гиродины - мощные гироскопы, с помощью которых многотонный орбитальный комплекс удерживается в определенном положении.
Столкновение в космосе, к счастью, не повлекло серьезных последствий. Виктор Благов, заместитель руководителя полетом, отметил: "Действия экипажа были грамотны и адекватны ситуации".
- Будь по другому, - спросил, - результат столкновения был бы иным?
- Примерно так, - ушел от подробностей Виктор.
Специалисты неохотно комментировали этот случай. Говорили, что худший вариант, когда станция получила бы пробоину, еще не означал бы трагического исхода, поскольку орбитальные комплексы проектируются по принципу подводных лодок, то есть разбиты на герметические отсеки. Аргумент, быть может, и убедителен, но противоречив. И самое удивительное в этой истории, что непосредственные ее участники Циблиев и Серебров так и не имеют никакой объективной информации. Есть расшифровка телеметрии, но экипажу ничего не сообщили. Пока...
Сыграл злую шутку космос и с Юрием Маленченко, поставив под угрозу российскую космическую программу - как собственную, так и международную. Судьбе было угодно лишить страну миллиардных контрактов. И вот тут Человек спас и "Мир", и "Прогресс", и все остальное.
"Прогрессы" - это "космические грузовики", которые снабжают орбитальную станцию и ее обитателей новым оборудованием, научной аппаратурой, инструментом, расходуемыми материалами, продуктами питания, водой, топливом для двигателей коррекции и ориентации. "Прогрессы", как и поезда, ходят по графику. Не прибыл вовремя, задержался или вовсе не пришел - значит программа работ в космосе сорвана.
Очередной "Прогресс" (с индексом М-24) привели к "Миру" автоматические системы. Точнее не привели, а подвели. Попытка состыковать два объекта не получилась. Предприняли вторую - результат тот же. Автоматика не сработала. У Центра управления полетом не оставалось иного выхода, как доверить эту сложнейшую операцию человеку. Ответственность легла на плечи командира экипажа Юрия Маленченко. И он сделал то, что не смогла "машина". Сделал спокойно и уверенно. А ведь у него оставалась лишь одна попытка. В случае неудачи "Прогресс", истративший все топливо, необходимое для выхода в "точку" стыковки, оказался бы вне досягаемости и в конце концов его обломки, несгоревшие в атмосфере, рухнули бы в произвольном районе. Экипажу станции пришлось бы покинуть "Мир", дальнейшее поведение многомодульной "сцепки" стало бы непредсказуемым. А ведь наш орбитальный научный комплекс - козырная карта в игре с американским НАСА и Европейским космическим агентством, которые в кооперации с Россией собираются создать международную орбитальную станцию "Альфа".
Я рассказал лишь о некоторых эпизодах, происходивших на Земле и в Космосе. Но прежде чем поставить точку, хочу сказать: мы слишком быстро привыкли к научным и техническим триумфам, забывая, что все это не рождается само по себе. Научно-технический прогресс движут люди. О технике, тем более сложной, можно и сегодня говорить, что она достаточно надежна, что основные системы космических кораблей и орбитальных станций дублированы, имеют значительный запас по ресурсу и т.д. Все это так. Но абсолютно надежная техника пока еще не создана, а Космос остается Космосом. И каждый полет в этот суровый мир - подвиг. Помнить об этом следует хотя бы из простого чувства благодарности к тем, кто мужественно шел и идет по тернистому и благородному пути познания. Несет свой крест и верует.