Журналисты назвали июль 1975 года космическим. Июль — самый разгар лета, время отпусков и кинофестивалей. А тут космическая одиссея, первая в мире стыковка в космосе двух кораблей разных государств...
Люди у телевизоров, они видят Северную Америку, Казахстан, столицы великих государств, да что это, они видят — планету. Она так мала, и она еще не ухожена, как хотелось бы, еще не так прекрасна, как должна быть. Но она одна в этой Галактике, наверное, одна.
Пятнадцатого июля в шестнадцать часов пополудни радио и телевизионные станции мира передали сообщение ТАСС: «...В Советском Союзе произведен запуск космического корабля «Союз-19»... Этим полетом положено начало первому в истории космонавтики крупному совместному научному эксперименту по программе «Союз — Аполлон», осуществляемому СССР и США...»
Свершилось! Началось! Да здравствует наука! Это была мечта людей.
Помните, у Константина Циолковского: «Человечество не останется вечно на земле, но в погоне за светом и пространством сначала робко проникнет за пределы атмосферы, а затем завоюет все околосолнечное пространство». Об этом мечтали Жюль Верн и Алексей Толстой, Герберт Уэллс и Александр Казанцев, Антуан де Сент-Экзюпери и Иван Ефремов.
Фридрих Цандер, Мартин Кэйдин, Сергей Королев, Ашиль Эро, Ари Штернфельд, Герман Оберт, Роберт Годдард, Анатолий Благонравов, Роберт Эно-Пельтри, Алла Маневич, Герман Гансвиндт и Владимир Артемов закладывали практические основы международного сотрудничества в освоении космического пространства.
В 1957 году были организованы совместные наземные оптические наблюдения ученых социалистических стран за спутниками и исследования верхней атмосферы, основанные на их результатах. В 1967 году принята программа «Интеркосмос», в реализации которой участвуют девять социалистических государств. В ходе ее осуществления уже запущены тринадцать спутников, две геофизические ракеты «Вертикаль», значительное количество метеорологических ракет, проведен ряд комплексных экспериментов.
В 1971 году создана международная организация «Интерспутник». Страны — ее участницы пользуются на своей территории станциями для приема и передачи через спутники связи «Молния» телефонно-телеграфных сообщений и программ телевидения. Такие станции уже построены в Монголии, на Кубе, в Польше и Чехословакии, сооружаются в ряде других социалистических государств. Советским ракетоносителем 19 апреля 1975 года запущен первый индийский спутник Земли. Он спроектирован и изготовлен индийскими специалистами при консультации и технической помощи советской стороны.
Проводятся совместные работы в космическом пространстве с учеными Франции.
Люди, создавшие космические корабли, думали о том, как их поднять в пространство мироздания, и о том, как потом снять оттуда. А если вдруг не удастся?
Увеличивая выпуск автомобилей, человечество строило дороги, кемпинги, мотели и больницы.
Как же быть с всевозрастающими стартами в космос, как обеспечить безопасность пионеров Вселенной?
К одной цели СССР и США шли различными путями. Но вот в СССР в 1967 году произвели на орбите автоматическую стыковку двух кораблей. Прежде чем послать на такой эксперимент космонавта, стыковку повторили.
На памяти были недавние происшествия в околоземном пространстве. 19 марта 1965 года через 26 часов 2 минуты после запуска на 18-м витке на корабле «Восход-2» отказала автоматика. Спокойный, но напряженный голос командира Павла Ивановича Беляева донес на землю тревогу: «Тормозная установка не сработала».
Померкла радость ожидания. Все присутствующие ошеломленно смотрели на динамик, принесший эту весть: они хорошо понимали, что могло произойти сейчас.
— Паша, валяй вручную. — Это был голос Юрия Гагарина.
Беляев берет управление на себя и направляет корабль к Земле.
В марте 1966 года американские астронавты Нейл Армстронг и Дэвид Скотт из-за потери управления кораблем «Джемини-8» совершили аварийную посадку в Тихом океане.
В апреле 1970 года на корабле «Аполлон-13», направлявшемся на Луну, произошел ряд серьезных отказов, чуть не приведших к гибели астронавтов. Полет на Луну пришлось прервать.
Отказы техники, так называемые «нештатные» ситуации, не прекращались.
В день исторического полета Юрия Гагарина ЦК КПСС, Президиум Верховного Совета СССР и правительство СССР приняли обращение, в котором подчеркивалось: «Победы в освоении космоса мы считаем не только достижением нашего народа, но и всего человечества. Мы с радостью ставим их на службу всем народам, во имя прогресса, счастья и блага всех людей на Земле».
«О возможной помощи Советского Союза я думал в один из самых критических моментов в программе «Аполлон»,— говорил много месяцев спустя доктор Гленн Ланни. — Космический корабль «Аполлон-13» находился за сотни тысяч миль от Земли, когда взорвались кислородные баки. Этот несчастный случай уничтожил главный запас кислорода, взрывом повредило почти всю систему энергоснабжения. Увы, в тот драматический момент мысль о чьей-либо помощи я отбросил сразу же после того, как она возникла. Как инженер, я знал, что все эти годы наши страны проектировали и строили космические корабли и стыковочные устройства по-разному. У вас была одна система, у нас — другая...»
Доктора Гленна Ланни в США называют «крестным отцом» программы «Аполлон». Шестнадцать лет он занимается космосом. За успешные работы по спасению экипажа корабля, терпевшего бедствие, НАСА наградила его медалью «За выдающиеся заслуги».
И все-таки идея более широкой космической кооперации становилась реальной темой международных соглашений. Ведущие космические державы СССР и США договорились о проведении первого в мире эксперимента стыковки кораблей различных конструкций. Идея ЭПАС начала претворяться в жизнь.
Были утверждены экипажи для этого исторического полета.
Первые два экипажа — это уже известные космонавты А. Леонов и В. Кубасов, А. Филипченко и Н. Рукавишников. Третий и четвертый экипажи составили «новобранцы» космоса Ю. Романенко и А. Иванченков, В. Джанибеков и Б. Андреев.
Алексей Леонов... Он поражал своей работоспособностью, не угасающим интересом к своей профессии, вдохновенным творчеством, гагаринским оптимизмом, юношеским бесстрашием. А еще упорством и терпением. Потом, когда он встретится и подружится с Томасом Стаффордом, Алексей подивится схожести их судеб. А она была безжалостна к обоим.
Алексей Леонов пришел в отряд космонавтов в 1960 году. Он вошел в первую группу космонавтов, которую позднее назовут гагаринской.
Начались бесчисленные тренировки.
Один за одним стартовали в космос корабли, а Леонов все тренировался. Обиды не было: все его товарищи были достойными коллегами, и все имели право на полет.
— В нашем деле, — скажет потом Алексей Архипович, — ждать не последнее дело.
И он ждал, ждал и учился, ждал и тренировался. И однажды (было это в 1963 году), наконец, академик Королев сказал:
— Следующим вы пойдете, программа сложная.
Павел Иванович Беляев, опытный и солидный человек, был утвержден командиром «Восхода-2». Вторым пилотом — Леонов. Характеризуя новый экипаж, Сергей Павлович говорил:
— Что касается командира корабля... человек он очень спокойный, неторопливый... но очень основательный. Он не мастер говорить длинные и красивые речи, но тем не менее он все делает очень фундаментально.
Полет подтвердит правильность психологических и деловых характеристик экипажа.
Весельчак и балагур Алексей Леонов был у академика на особом счету. Сергей Павлович великолепно владел собой, своим настроением, чаще был сосредоточен, строг, но при виде Леонова смягчался, говорил:
— Я бы отметил основную черту Леонова — живость ума. Это первое. Второе — хорошее усвоение им технических знаний. Третье — прекрасный характер. Он художник, сам рисует, очень общительный, очень, по-моему, добрый и располагающий человек. Смелый летчик. Он технически прекрасно владеет современными реактивными истребителями. Мне кажется, что этот человек заслуживает самого большого доверия.
Сергей Павлович вникает во все детали подготовки экипажа, учит их, инструктирует, напутствует. Экипажу он говорит:
— Подготовка к старту проходит нормально. Были кое-какие неполадки, — не скрыл ученый. — Они устранены. Полет и сам эксперимент по выходу сложны. От вас требуем четкого выполнения программы... — Сергей Павлович добавил: — Вам самим следует учитывать все обстоятельства и принимать разумные решения. Всего на Земле предусмотреть невозможно. Повторяю, мы об этом не раз с вами говорили во время тренировок, — надо действовать по обстоятельствам. Земля, конечно, останется вашим советчиком. Но на корабле и ваша жизнь и судьба эксперимента в ваших руках...
Если заметите неполадки, все может быть, не лезьте на рожон. Вы меня поняли? — строго спросил конструктор. — Не нужны рекорды, нужен серьезный научный эксперимент Вы понимаете, как много мы ждем от него? То, что мы проведем завтра, откроет целое направление в космических исследованиях.
При подготовке к полету корабля «Восход-2» летчики-космонавты участвовали в разработке эскизного проекта скафандра, шлюзовой камеры, систем управления шлюзованием, всех дополнительных систем и оборудования, которых не имел первый корабль подобного типа. Космонавты принимали участие в испытаниях нового снаряжения и оборудования, вносили предложения, необходимые для их доработки. Все предложения космонавтов были приняты.
Тщательная подготовленность и всевозможная предусмотрительность принесли свои плоды.
Выйдя в открытый космос, Леонов снял заглушку кинокамеры, покрутил в руках: что же с ней делать? Беда, правда, небольшая, размахнулся и швырнул в сторону Земли: может быть, вернется к родным пенатам!
Продолжая работать по программе, Алексей Архипович оттолкнулся от корабля и поплыл в свободном безопорном пространстве. И тут же наблюдавший за Леоновым командир корабля Павел Иванович Беляев передал всему человечеству:
— Человек вышел в космическое пространство...
Когда подошло время возвращаться на Землю, отказала автоматика ориентации и посадки. И это было преодолено.
Новая неожиданность ждала их на Земле. Корабль опустился между двумя большими елями, в глубокий снег. Оседая, снег увлекал корабль вниз, в опасное защемление между деревьев.
Много раз рассказывал Алексей Архипович о полете на «Восходе-2», но никогда он не вспоминал эти «нештатные» ситуации. Как художник, он всегда говорил о красоте космического видения:
«При открывании наружной крышки шлюза космического корабля «Восход-2» необъятный космос предстал перед моим взором во всей своей неописуемой красоте. Земля величественно проплывала перед глазами и казалась плоской, и только кривизна по краям напоминала о том, что она все-таки шар. Несмотря на достаточно плотный светофильтр иллюминатора гермошлема, были видны облака, гладь Черного моря, кромка побережья. Кавказский хребет, Новороссийская бухта. После выхода из шлюза и легкого отталкивания произошло отделение от корабля. Фал, посредством которого осуществлялось крепление к космическому аппарату и связь с командиром, медленно растянулся во всю длину... Мчавшийся над Землей космический аппарат был залит лучами Солнца. Резких контрастов света и тени не наблюдалось, так как находящиеся в тени части корабля достаточно хорошо освещались отраженными от Земли солнечными лучами. Проплывали величавые зеленые массивы, реки, горы.
Ощущение было примерно таким же, как и на самолете, когда летишь на большой высоте. Но из-за значительного расстояния невозможно было определить города и детали рельефа, и это создавало впечатление, что как будто бы проплываешь над огромной красочной картой».
В январе 1966 года в больнице, на операционном столе, оборвалась жизнь Сергея Павловича Королева.
Это было так неожиданно и так невосполнимо! Вместе с ним, казалось, ушла из-под ног земля, надежда, перспектива, та величайшая нравственная опора, отсутствие которой замечалось лишь с ее уходом.
Сергей Павлович так оценивал полет «Восхода-2»: «Полет Юрия Гагарина открыл эпоху космической навигации. А эпоха работы человека в свободном космосе началась в истекшем, 1965 году, в тот мартовский день, когда Алексей Леонов шагнул из шлюза в открытое пространство и свободно поплыл в нем».
Как-то, прочтя в газетах отчет Леонова о полете, Королев выделил запомнившиеся ему следующие слова:
«...Во время полета наше внимание привлек предмет, купавшийся в солнечных лучах. Мы с Павлом вскрикнули от удивления и радости. В стороне от корабля, примерно в километре, «плыл» искусственный спутник Земли. Эта встреча нас очень взволновала. Подумалось, что настанет время и встречи в космосе с другими посланцами Земли станут обычными. На космических дорогах не раз еще встретятся корабли».
При встрече он сказал Алексею Архиповичу:
— Знаю, знаю, на что замахиваешься, это реально, будем общаться в космосе с посланцами других стран.
Алексей Архипович покраснел и, будто уличенный в чем-то преждевременном, глухо сказал:
— Это я по наитию, Сергей Павлович, и, кстати, развивая именно ваши идеи.
— Мои? У меня разве есть идеи?
— Когда я был в полете, вы сказали журналистам, что, наконец, надо считаться и с таким фактором, что ведь может в конце концов сложиться такая ситуация, когда один корабль должен оказать помощь другому. Но каким же образом? Ведь корабли представляют собой очень защищенные в тепловом и в прочностном отношении конструкции. Значит, можно подойти к кораблю и ничего, собственно говоря, не сделать, потому что если его просто разгерметизировать через входной люк, то люди там погибнут. Значит, должна быть отработана такая система шлюзования, жизнеобеспечения и выхода из корабля, которая бы давала возможность оказать такую помощь... Сергей Павлович выслушал и, смеясь, сказал:
— А ведь верно, говорил. Я эту идею своровал у Валерия Брюсова. Еще в 1912 году он писал. Сейчас вспомню. Сразу могу читать только Есенина. Ах, вот:
Но есть еще мечта чудесней и заветней; Я снова предан ей, как в юные года. Там, далеко от нас, в лазури ночи летней, Сверкает и зовет багряная звезда. Томят мою мечту заветные каналы, О существах иных твердят безвольно сны... Марс, давний, старый друг! Наш брат! Двойник наш алый! Ужели мы с тобою вовек разлучены! Не верю! Не хочу здесь, на зеленом лоне. Как узник взор смежить! Я жду, что сквозь эфир, В свободной пустоте, помчит прибор Маркони Приветствия земли в родной и чуждый мир; Я жду, что, наконец, увижу шар блестящий, Как точка малая, затерянный в огнях, Путем намеченным к иной земле летящий, Чтоб братство воссоздать в разрозненных мирах. |
— А я, Сергей Павлович, у вас похищаю мысли.
Это была последняя встреча с академиком Королевым.
Потом, много месяцев спустя, журналисты напишут:
«Часы, прошедшие до приземления «Восхода», оставили свой след. Казалось, на висках Сергея Павловича появилось больше седины, возле глаз стала плотнее паутина морщинок, а у рта глубже складки».
Пришла беда — открывай ворота.
Трагически погиб один из самых близких друзей — Владимир Михайлович Комаров. Это была первая космическая, но потому и самая тяжелая утрата.
Алексей Архипович хорошо понимал, что исследование космического пространства — дело трудное, новое, таинственное, что оно вряд ли обойдется без жертв, но привыкнуть к этой мысли он не мог.
Владимира Михайловича Комарова хоронили на Красной площади у Кремлевской стены в канун первомайских дней. Столица была уже в праздничном убранстве, в ярком огниве кумача, расцвечена весенним солнцем. И вдруг рядом лег черный креп.
Юрий Алексеевич Гагарин подбадривал всех, заботился о супруге и детях Владимира Михайловича Комарова, сдерживал себя, не давал волю чувствам.
В тот день он сказал: «Мы клянемся тебе, что научим «Союз» летать...»
И научили. Космические корабли «Союз» пошли в просторы мироздания, понесли славу советской науки.
Начала складываться новая программа полета, и Алексей Леонов включился в сложный этап тренировок. Юрий Алексеевич Гагарин был постоянно рядом — он добивался разрешения на второй полет и вдохновенно, с величайшей самоотдачей занимался.
Все с нетерпением ждали весны. Новые полеты, новые планеты, но никто тогда и не мог предположить, что она принесет и новую беду.
27 марта 1968 года во время учебно-тренировочного полета погиб Юрий Алексеевич Гагарин.
Неожиданная весть, приведшая Леонова в смятение, через несколько минут вызвала в нем неукротимую энергию. Он настаивал на прослушивании эфира — самолет мог в крайнем случае сесть на вынужденную. Вместе с Гагариным во второй кабине летчик-инструктор, командир части, Герой Советского Союза Владимир Серегин. Два таких аса. Не может быть!
Тогда Леонов попросил разрешения полететь на поиск, прыгнуть на парашюте, найти — ведь они, может быть, нуждаются в помощи!
В последнее время, когда Валентина Ивановна Гагарина лежала в больнице, Юрий Алексеевич часто бывал у Леоновых, участвовал с ним в тренировках... Так трудно поверить, что его нет!
«Я закрываю глаза, — говорит Алексей Архипович, — и передо мной встает Юрино лицо. Оно очень подвижное, его лицо. Малейшие оттенки настроения, отражаются на нем и быстро меняются, как у всякого горячего по натуре человека...»
Работалось в эти дни трудно. Дома на мольберте стоял холст. Леонов брал кисть, вешал на палец палитру, подходил к подрамнику и замирал.
Он создал уже немало картин, красочных, посвященных трудной профессии космонавтов, наполнил их мажорной гаммой красок, в каждом сюжете четкость, уверенность в победе человека над стихийными силами природы...
Его картины экспонировались на выставках, выставлялись на отчетных показах в Москве, Орле, Симферополе, Братиславе, Праге, Оттаве, Хельсинки. О нем писали как о признанном художнике, издательства охотно выпускали альбомы его работ... Но зачем все это, если нет Юрия...
Мысли бессвязно скакали, носились, метались. Алексей Архипович вспомнил почему-то свою поездку во Францию. Там сотрудники посольства однажды ему сообщили, что жена Антуана де Сент-Экзюпери желает встретиться с ним. Строптивая и экстравагантная Консуэло, всегда бежавшая от летчиков, просит аудиенции у летчиков.
— В любой день и час.
Невысокая, аккуратная женщина, современно одетая, со следами былой красоты, с хорошими манерами и плохим характером, говорит:
— Я просила этой встречи, мсье Леонов, чтобы сказать, что вы напомнили мне Антуана.
— Спасибо. Я необычайно счастлив, что вижу спутницу великого Экзюпери.
— Вы знаете Антуана, читали его, да? Он, правда, неплохо писал?
— В нашей стране любят Экзюпери, его книги изданы огромным тиражом. «Маленький принц» идет в театрах многих городов...
— Антуан сделал много ошибок. Однажды он плохо написал о вашей стране, гостем которой был в 1935 году. Он потом очень переживал. Если бы он знал, что русские станут первыми в космосе... Потом он написал и такие строчки:
«Постепенно я начинаю понимать, как я был наивен, когда верил всяким россказням... Я не стану больше удивляться внешним проявлениям жизни... По собственным ошибкам я вижу, как настойчиво стараются у нас исказить русский опыт. Нет, эту страну надо искать в чем-то другом. Лишь через это другое можно понять, как глубоко ее почва взрыхлена революцией...»
— «Это очень печально — когда забывают друзей», — процитировал Леонов.
Консуэло встрепенулась, словно увидела хорошо знакомого человека.
— Вы помните «Маленького принца»? Да, да, вы художник, я забыла. — Глаза Консуэло повлажнели, но, вспомнив о присутствующих здесь респектабельных мужчинах, она мило и отвлеченно улыбнулась своим мыслям. — Это хорошо, когда художники приходят в авиацию.
— Меня авиация сделала художником, — стеснительно заметил Леонов. — Она стала темой моего творчества.
— Скажите, для чего вы пишете? Я не обижаю вас этим вопросом? Я не спрашиваю о суммах ваших гонораров.
— Почему я пишу? Мне пишется. Я ищу способ самовыражения. Карандаш, кисть помогают мне познать человека, в том числе и себя, раскрыть духовный мир моих современников, проникнуть в мысли, чувства, сделать человека лучше...
— Что же побудило вас стать художником?
— Моя профессия!
В декабре 1969 года тяжело заболел Павел Иванович Беляев, командир «Восхода-2». Все свободное время Алексей Архипович посвящает семье друга, командира, бывает у него в больнице. Врачи предлагают делать операцию. Беляев соглашается. Он весел, разговорчив, просит не беспокоиться о его здоровье, скоро он покинет больницу.
Но самочувствие Павла Ивановича все ухудшалось.
Как помочь, что сделать?
Алексей Архипович встретился с одним из хирургов больницы, спросил о возможных способах помощи Павлу Ивановичу. Хирург поправил маленькие очки, в упор посмотрел на космонавта.
— Помощь не нужна.
— Как не нужна? Он ведь болен. Может быть, можно что-то взять из моего организма?
— Спасибо, Алексей Архипович. Я все хорошо понимаю, но мы мужчины и должны смотреть правде в глаза — помочь невозможно. Надо ждать худшего. Медицина не всесильна.
— Разрешите побывать у него.
— Пожалуйста.
Павел Иванович лежал в палате один. Леонов приоткрыл дверь, нарочно громко, чтобы и разбудить Беляева и заодно продемонстрировать оптимизм, выкрикнул:
— Можно, товарищ командир?
Павел Иванович повернул голову, увидел Леонова, улыбнулся.
— Можно, все можно второму пилоту. Говорили о деле.
— Американцы все более открыто говорят о совместных полетах в космосе...
Павел Иванович говорил тихо, но достаточно внятно, размышлял над каждым фактом, вникал в его суть:
— Помнишь, об этом мечтал Константин Эдуардович. В повести «Вне земли» он составил интернациональный экипаж — русский, американец, француз, англичанин, немец и итальянец.
Алексей Архипович, давая больному передышку, перебил его:
— А Фрэнк Борман ведь так и сказал в Звездном городке: «Ныне достижения в космосе американских и советских космонавтов стали достояниями народов, они вышли за национальные границы...» — Леонов говорил и говорил, стараясь развлечь Павла Ивановича, а сам думал: «Как жаль, что человек еще не совершенен. Сколько бы он успел сделать, если бы не...»
— Леша! — Беляев неожиданно перебил Леонова.— Пока нет Тани, я хочу тебе сказать кое-что.
— Слушаю, командир, — с готовностью согласился Алексей Архипович, наклонился к голове Павла Ивановича и подумал о телепатии.
— Леша, мои дни сочтены. Болезнь прогрессирует, видимо, я встречаю последний Новый год в своей жизни...
— Паша! — В энергичном порыве, так присущем Леонову, он встал и, размахивая руками, — замолчи, дескать, не хочу слушать,— сказал: — Паша, как можно об этом говорить! В тебе болезненно заиграло госпитальное уединение. Мы еще с тобой полетим...— Какой был смысл так грубо врать! Он сделал вдох и услышал скрип двери: на пороге стояла улыбающаяся, порозовевшая на морозе Татьяна Филипповна, жена Беляева. Спасительное вторжение.
— Мне пора уходить? — спросил Леонов.
— Нет, это, наверное, я рано пришла.
Леонов знал Татьяну Филипповну не один год: умная, тактичная, обходительная, добрая, щедро несшая тепло и радость и в свой дом и дом друзей. Она являла собой истинный идеал женского обаяния, освещала скудное офицерское жилье семьи на дальневосточной службе, не потерялась она и в великолепном убранстве космической квартиры.
Татьяна Филипповна была наградой Павлу Ивановичу за его жизненное бескорыстие.
...Печальный, неотвратимый конец приближался. 10 января 1970 года Павел Иванович скончался. Ушел из жизни наставник и командир, свидетель и участник дерзновенного эксперимента — выхода в космос, выдающийся летчик, душевный и умный человек... «...образцом для подражания был для меня и Павел Беляев. У него я многому научился», — скажет Алексей Архипович.
Эти годы были тяжелыми для Леонова по эмоциональному и душевному напряжению, по степени возрастающей служебной нагрузки. Расширилась и общественная активность.
Именно в этот период Леонов обращается к журналистике, в поисках путей поведать о пережитом, рассказать о товарищах, о неутомимых поисках в науке. Он выступает со статьями и публицистикой, пишет научные исследования. Продолжал заниматься он и другим, любимым искусством: живописью. Правда, космонавтика по-прежнему забирала все основное время. Профессия владела им сильно и всецело.
«За последние два с половиной года, — писал Леонов,— я сделал не так много: четыре картины маслом, несколько пастельных и десятка полтора живописных работ, что называется, «для души». У меня просто нет времени». Но... «Я знал, — скажет Леонов, — чего хотел в жизни».
...Как-то в Звездный городок приехали однополчане Алексея Архиповича. Говорили о новостях, о бывших сослуживцах, о тех, кто больше всего оставался в памяти: людях со счастливыми и неудачными судьбами. Ребята держали себя скованно.
Алексей Архипович расстроился, сказал им об этом.
— Вы такой известный космонавт...
— Вы! Да что я, чужой вам? Ведь я летчик и всему хорошему, что у меня есть, обязан полку, друзьям. А вы передо мной...
— Не обижайся, Леша, но мы все-таки робеем. Космонавты выше летчиков, и вовсе не потому, что их, то есть вас, мало, а потому, что от вас большего ждут. Вы не имеете права обмануть надежды людей.
Для музея части летчики попросили кое-что.
— Берите все, что надо, — сказал Леонов и показал на обилие сувениров в доме.
— Нам бы фотографии...
— Пожалуйста.
— Нам бы...
— Пожалуйста.
Загруженные и навьюченные подарками и «экспозиционным материалом», однополчане возвращались домой.
...Уже шла активная работа по подготовке совместного эксперимента. Разрабатывалась программа, баллистики высчитывали орбиту, радио— и тележурналисты брали интервью.
Наука была ведущей силой в намечаемом мероприятии.
Движение аппаратов по орбите очень чувствительно к влиянию даже малейших отклонений. Например, если при выведении скорость превысит расчетную всего на 1 метр в секунду, то в противоположной точке орбиты высота полета будет больше расчетной примерно на 3,5 километра. Кроме того, увеличится на 2 секунды период обращения по орбите, так что положение корабля через один виток будет отличаться от расчетного на 15 с лишним километров. Это отклонение будет нарастать пропорционально времени полета. В итоге к назначенному моменту встречи аппараты в действительности окажутся на очень большом удалении.
Стыковка кораблей должна состояться на круговой орбите. По соглашению между советскими и американскими специалистами решено считать Землю правильной сферой с радиусом 6 378, 16 километров. Так удобнее для расчетов.
Алексей Леонов в своих интервью говорил:
— Последние годы были направлены на дальнейшее изучение космической техники, ее разработку, на модификацию корабля «Союз»... Я — заместитель начальника Центра подготовки космонавтов имени Ю. А. Гагарина. Значит, моя задача — готовить космонавтов, проверять их и давать им заключения на полет. Для того, чтобы иметь моральное право это делать, надо самому уметь все, по крайней мере быть не хуже тех, кого проверяешь. Я был инструктором на кораблях «Восток», «Восход», «Союз». Как это ни грустно, я уже стал космическим ветераном и за годы, отданные профессии космонавта, участвовал в работе практически по всем советским программам.
В другом интервью (а их было много, ибо интерес журналистов, а стало быть, и читателей к полету нарастал) будущие его участники заявляли:
А. Леонов. Наш полет должен оказаться полезным не только для двух стран — СССР и США, но и для всех, кто выйдет со временем на космическую дорогу. Мы рассматриваем полет как начало объединения усилий народов в изучении и освоении космоса при помощи пилотируемых аппаратов.
В. Кубасов. В известном соглашении между СССР и США о космосе в числе одной из главных целей — гуманная идея: поиск путей для оказания помощи кораблю или экипажу, попавшим в бедственное положение. Наш полет — это интернациональный полет, так как в нем участвуют представители двух государств. И надо думать, что в будущем международные экипажи станут обычным делом.
А. Леонов. На борту корабля «Союз» находится флаг Организации Объединенных Наций. ООН приняла ряд важных документов, определяющих космический правопорядок. Вручением этого флага ей мы еще раз продемонстрируем всему миру, что космос — это великая сфера деятельности землян, принадлежащая всем. Космос будет служить только высоким идеалам человечества.
В. Кубасов. ООН называют «инструментом мира». По окончании полета вместе с американскими коллегами флаг, пронесенный над Землей первым международным экипажем, мы передадим этой авторитетной организации.
Для космонавтов был установлен четкий график тренировок, посещений КБ и заводов, изучения языка. Экипажи восемь часов были на службе и восемь часов работали дома.
В один из вечеров жена Алексея Архиповича Светлана, прервав занятия мужа, нежно сказала:
— Ты устал, Алеша. Сделаем сегодня перерыв.
Леонов улыбнулся, устало раскинул руки, смежил веки. Да, хорошо бы сейчас в лес, побродить с ружьем, порыбалить, посидеть у костра до синего утра, но...
— Мы обязательно погуляем, — сказал Алексей, — но не сейчас, потом... ну, скажем...
— После полета, — вкрадчиво сказала Светлана. Алексей Архипович, уловив иронию, сказал:
— Может быть, и до полета.
Как-то в руках Леонова оказалось интересное сообщение.
В Центральном государственном военно-историческом архиве СССР хранятся материалы, датируемые 1877-1878 гг., под названием: «О приготовлении... для правительства Северо-Американских Соединенных Штатов употребляемых у нас спасательных ракет».
Оказывается, в 1877 году министерство иностранных дел России переслало в Российское общество подаяния помощи при кораблекрушениях «...ноту пребывающего здесь поверенного в делах Северо-Американских Штатов о желании его правительства приобрести спасательные ракеты, употребляемые нашим Обществом...»
В связи с американским заказом Николаевский завод обязался, не снижая предусмотренных темпов производства ракет для нужд армии и флота России, изготовить дополнительно за оставшиеся пять месяцев 1877 года 50 спасательных ракет, а в 1878 году — 150 ракет.
Да, история хранит тайны лишь до поры до времени...
Уже много месяцев между советскими и американскими учеными шли переговоры. После долгих лет «холодной войны», породившей недоверие, подозрительность, враждебность, научные раунды пока были малорезультативными.
Появились сомнения в целесообразности намечаемого «космического» контакта. На пути его встали и различные подходы к техническим проблемам, несовместимость методики подготовки. Довлел груз прошлого, слабо преодолевался языковой барьер.
Благороднейшее все человеческое дело заходило в тупик.
Когда успешно завершится программа ЭПАС, зам. директора НАСА доктор Джордж Лоу скажет:
«Свою радость я с удовольствием делю с выдающимися советскими учеными, которые отдали ЭПАС столько сил. В первую очередь я хотел бы назвать академиков Келдыша, Котельникова и Петрова, а также профессора Бушуева, от работы с которыми я получил истинное удовольствие. Потребуется еще немало времени, чтобы правильно оценить масштабы проведенной работы. Ее главный итог я вижу в том, что она распахнула перед нами двери в будущее. Я надеюсь, что сотрудничество только начинается и обе наши великие страны и впредь будут работать сообща в космосе...»
Осуществляя программу ЭПАС, советские и американские ученые совершили и нравственный и научный подвиг.
В один из дней, когда казалось, что все, что так долго обсуждалось, тщательно обговаривалось, может рухнуть, предложили обменяться делегациями космонавтов. В США побывали Константин Феоктистов, Георгий Береговой, Владимир Шаталов, Андриян Николаев, Виталий Севастьянов; СССР посетили Фрэнк Борман, Нейл Армстронг и другие.
Каждая сторона, как полпредов, делегировала своих лучших граждан, достойных представить страну и в космосе и на Земле. Отношения потеплели.
Работа по ЭПАС теперь продвигалась успешнее. Предстояли встречи экипажей совместного полета.
Удастся ли им достичь психологической совместимости, взаимопонимания?
Люди НАСА (Национального управления по аэронавтике и исследованию космического пространства) проходили сложный и многоступенчатый отбор. Это были истые янки, стопроцентные американцы, отвечающие всем требованиям современной жизни.
Первый набор НАСА провело в 1959 году. НАСА требовало:
«Чтобы у будущих астронавтов были опыт военных летчиков, солидный налет на реактивных самолетах, инженерное образование, особые физические данные, которые соответствовали бы маленькой кабине космического корабля «Меркурий». В распоряжение НАСА тогда поступили 500 человек. Все они подверглись строгим медицинским, психологическим и техническим экзаменам, с каждым были проведены индивидуальные беседы медиков и психиатров. В конце этой проверки осталось 110 кандидатов, но лишь 69 были допущены к дальнейшему конкурсу. Число будущих астронавтов, несомненно, людей мужественных и самоотверженных, уменьшалось с поразительной быстротой: 69 — 55 — 27 — 18, и лишь семь из них стали первыми в США астронавтами. Это: С. Карпентер, Г. Купер, В. Гриссом, Д. Слейтон, Дж. Гленн, У. Ширра, А. Шеппард.
К совместному эксперименту была проведена огромная подготовительная работа, зрительно которую можно выразить, скажем, в таких цифрах.
С мая 1972 года по день полета состоялось более 20 встреч, 11 совместных испытаний всех видов, 6 тренировок экипажей и 6 — персонала центров управления полетом. Экипажи провели 700 часов в совместных тренировках, или 18 недель. Были нанесены четыре визита советских космонавтов в США и четыре визита американских астронавтов в СССР. Стороны выпустили более 1500 документов объемом от нескольких десятков до нескольких тысяч страниц.
И все-таки опасность непонимания, замедления программы, даже срыва еще существовала.
Директор Центра пилотируемых полетов имени Джонсона доктор Крафт потом скажет советским журналистам:
«Когда ЭПАС только рождался, у нас, признаюсь, были серьезные сомнения по поводу успеха этой миссии. Многие технические принципы и методики их решения мешали нам не меньше, чем языковой барьер. Работу, на которую надо было затратить 10 минут, мы выполняли за день. Но со временем мы научились понимать друг друга и доверять друг другу. Мы почувствовали общую ответственность за начатое дело. Космонавтика — на виду у всего мира. Мы обязаны были добиться полного успеха»
Западная пресса была полна догадок.
«Американцы, — писали газеты, — шесть раз совершали полет в направлении Луны, 3 раза — в космической станции «Скайлэб» и один раз должны — для встречи на орбите с двумя космонавтами из Советского Союза. Удастся ли?»
И вот встреча международного экипажа. В составе первого экипажа США двое новичков. Командир — бригадный генерал авиации (кстати, самый молодой генерал в армии США) Томас Стаффорд, высокий, седовласый, с большими умными и настороженными глазами под кустистыми бровями. Томасу — сорок пять трудных авиационных и космических лет жизни. У него 6200 часов налета.
Стаффорд окончил военно-морскую академию со степенью бакалавра наук. В бурные годы развития авиации он решает посвятить себя трудному и рискованному делу — испытанию авиационной техники. В школе летчиков-испытателей Томас убедился в своей глубокой привязанности к небу. Он был в лучшей спортивной форме (Томас занимается тяжелой атлетикой, плаванием, играет в ручной мяч), имел достаточно высокий профессиональный авторитет, когда узнал о наборе в астронавты.
Томас Стаффорд трижды побывает в космосе, напишет две книги по аэронавтике, станет заместителем начальника отдела подготовки экипажей, в феврале 1974 года будет утвержден командиром основного экипажа по проекту ЭПАС, но будет по-прежнему считать себя неудачником.
— Я уже решил, что злой рок преследует меня, — скажет он потом. — Но опустить руки — значило отказаться от профессии космонавта.
Стаффорд был трижды дублером по программе «Джемини», прежде чем в декабре 1965 года на корабле «Джемини-6» отправится в космос. Это была третья попытка руководства НАСА поднять корабль в небо.
Первоначально старт был назначен на 25 октября 1965 года. До запуска двигателей оставалось 42 минуты, когда выяснилось, что попытка вывести на орбиту ракету «Аджена-Д», с которой предполагалось осуществить встречу и стыковку, не удалась. Ракетоноситель и корабль были смяты со стартового комплекса и увезены в ангары.
12 декабря того же года были включены двигатели первой ступени, однако спустя 1,17 секунды (еще до отрыва ракеты от стартового стола) они выключились по сигналу системы обнаружения неисправностей. Создалась ситуация, при которой командир корабля Уолтер Ширра должен был выдернуть кольцо катапультирования. Но Ширра этого не сделал. Хладнокровие и осмысленность действий были именно тем необходимым, что должен был проявить экипаж в столь сложной ситуации.
«Джемини-6» стартовал лишь 15 декабря.
17 мая 1966 года Томас Стаффорд должен был лететь на «Джемини-9». Запуск не состоялся из-за потери связи ракетой-мишенью, стартовавшей несколькими часами раньше.
Неудачи продолжали преследовать Стаффорда. Старт «Джемини-9» состоялся лишь 3 июня. И когда все тревоги, казалось, были позади, а пилотируемый Томасом корабль почти вплотную приблизился к стыковочной мишени, стало ясно, что запланированная программа не может быть выполнена: носовой обтекатель от аппарата не отделился. От стыковки пришлось отказаться.
26 мая 1969 года Т. Стаффорд, Д. Янг и Ю. Сернан успешно совершили полет к Луне. Во время полета были выполнены все операции, за исключением посадки на Луну. Но и этот рейс Стаффорда не был лишен волнений. Находясь на низкой селеноцентрической орбите, астронавты имитировали взлет с Луны. Неожиданно в момент, когда произошло отделение посадочной ступени, взлетная кабина начала кувыркаться. В эти решающие секунды находчивость и мужество Стаффорда помогли избежать больших неприятностей. Он взял управление на себя и стабилизировал полет кабины.
Потом мы узнаем, что неудачи преследовали Стаффорда и при возвращении на Землю после выполнения международной программы ЭПАС.
Томас Стаффорд — оптимист. Улыбка редко покидает его крупное лицо. Он искренне заражается смехом от шуток своего коллеги. Леонов поражал Стаффорда работоспособностью, умением владеть собой, переделывать в день кучу дел. Леонов тоже оптимист, он писал картины, когда уставал на тренировках. Писал много и, как находил Томас, хорошо. Он рисовал на листке бумаги и, если вдруг его творения исчезали, не обижался, а добродушно говорил: «Взяли, значит, нравится».
Он писал книги, когда считал, что наполнен мыслями, которые интересны читателю. У него 10 книг. И все это он делал легко, уверенно, увлеченно. Стаффорд оказывал Леонову все знаки внимания, был предупредителен, заботлив, тактичен. Члены его экипажа Вэнс Бранд и Дональд Слейтон были постоянно, круглые сутки рядом, также внимательные и работоспособные.
Итак, взаимопонимание налаживалось. Космонавты, американские и русские, пришлись друг другу по душе, они хотели летать вместе.
Этому радовались сторонники международных контактов, люди, хорошо понимающие и научное и политическое значение совместных исследований в космосе.
Американская печать стала ареной борьбы за мнение простого американца.
«Каждый доллар, вложенный США в исследование космоса за последние десять лет, принес сегодня четыре доллара», — писали одни газеты.
«Одна минута пребывания на орбите Джона Гленна (первого астронавта США) стоила 1 миллион 680 тысяч долларов!» — кричали другие газеты.
«Каждая секунда пребывания на Луне обходится налогоплательщикам в 30 тысяч долларов», — возмущались противники ЭПАС.
«Затраты американского Национального управления по аэронавтике и исследованиям космического пространства в 3 раза меньше затрат американцев на спиртные напитки, в 2 раза меньше затрат на табачные изделия, меньше затрат на пари и тотализаторы...» — констатировали другие.
Впереди была встреча в Америке. Рабочий день согласован обоюдно: работать по 10 — 12 часов в сутки. Отдых лишь в воскресенье.
Технический барьер преодолевался легче, чем языковой.
«В космосе мы будем говорить по-русски, а они по-английски, — объяснил Стаффорд сенаторам. — Так мы будем лучше понимать друг друга. Поверьте мне, господа, учить русский язык с моим оклахомским акцентом было так трудно».
При согласовании программ для отдыха Стаффорд просил принять предложение — посетить его дом. Ответная учтивость. Томас потом скажет: «Встреча с советскими коллегами продляет занятия русским языком, практикум, что ли. И потом Алексей — такой прекрасный парень. Он похож на Гагарина».
У Стаффорда скромный небольшой дом с гаражом. Том охотно показывает дом, свои многочисленные сувениры, в том числе и московские подарки, представляет жену Фэй, дочерей. Фэй гостеприимна и радушно просит устраиваться. Встречи с советскими космонавтами в этом доме были неоднократны, и ей они доставили удовольствие. Пока готовятся угощения — смешанная русская и американская кухня, Том с гордостью показывает редкий набор ружей многих стран. В тот вечер в его коллекции появилось великолепное русское ружье.
Непременное условие вечера — говорить как в полете: советские космонавты — на английском, американские — на русском. Алексей Леонов предложил краткий терминологический словарь: «очень о'кэй», «пора обедать», «стыковка выполнена». Том поддержал идею и просил учесть его вклад в это международное дело: «наливай», «привет, Союз», «перекур на обед...».
Валерий Кубасов очаровывал хозяев своей молчаливостью, редкими и точными фразами. Математик виден с полета. Фразы ложились точно, как швы его космической сварки.
В середине обеда заговорили о войне. Ее помнили все, а Дональд Слейтон особенно хорошо — он участник войны. Алексей Леонов рассказал об Иване Никитиче Кожедубе. Этого выдающегося летчика хорошо знали в США. Национальная гордость России, он стал гордостью стран антигитлеровской коалиции.
Алексей Леонов тоже хорошо помнил Великую Отечественную войну. Он помнил слезы обессиленных в горе женщин, глаза осиротевших детей, вывезенных из блокадного Ленинграда и с Украины. Он помнил душные, смрадные теплушки, переполненные ранеными и неподвижными старцами.
Вспомнилось, как он работал в поле до изнеможения, убирая картофель, собирал колоски, возил сено, выискивал лекарственные травы. Это был его вклад в Победу. Он не раз думал. что опоздал родиться, что все героическое совершилось. Высшее счастье землян — Победа, добыта без него, а более великого, героического на земле, как казалось ему, не могло быть.
И тогда, когда он приехал в училище военных летчиков и с благоговением переворачивал боевые донесения о подвигах выпускников, когда читал их письма, ставшие реликвией музея, он помнил о войне.
И, наконец, тогда, когда он впервые поднялся в воздух на самолете «Як-18», и когда получил ручку управления истребителем, ощутив себя и счастливым и всесильным в безбрежной лазури, и когда освоил удивительнейший реактивный самолет «Миг-15». Он понял, что небо стало родным, что он не сможет без него жить, что будет владеть им ради Победы, ради нетленной памяти войны.
Небо стало его домом, темой его творчества.
...Приближалось 15 июля 1975 года.
Корреспондент «Красной звезды» Лев Нечаюк писал в те дни о Байконуре:
«Наш главный, космодром еще очень «молод». Он так же, как Комсомольск, Магнитка или Братск, начинался с первого колышка, вбитого в седую от соли, выжженную землю, с первой палатки, с первого камня в фундаменте первого дома и с первого деревца, одолевшего безжалостную пустыню.
Современный космодром — это необычайно сложное, так сказать, многоотраслевое хозяйство, раскинувшееся на огромной территории. Здесь, посреди пустыни, вырос город с многочисленным населением, в котором есть все привычное и необходимое человеку
А вокруг города возведены десятки предприятий, сооружений и установок, где собраны новейшие достижения науки, техники, индустрии».
Время отсчитывало свой неукротимый бег, оно работало напряженно, как мозг космонавта. Секунда была мгновением, но и вехой величайшего исторического события.
14 июля в 15 часов 20 минут руководитель смены в советском центре Вадим Кравец по прямому каналу связался с Хьюстоном и сообщил своему американскому коллеге Джону Темплу, что в советском центре объявлена суточная готовность.
Еще несколько часов, и счет откроют секунды: 3... 2... 1... Старт!
12 часов 25 минут 15 июля 1975 года. К подножию ракеты подъезжает автобус. Распахивается дверь, выходит Алексей Леонов, за ним — Валерий Кубасов.
Командир корабля А. А. Леонов докладывает Государственной комиссии: «Экипаж готов к выполнению полета!»
Потом они оба в белоснежных скафандрах упругой походкой направляются к трапу.
Леонов поднялся на несколько ступеней, остановился, услышав чье-то шутливое пожелание, задорно бросил: «К черту!»
12 часов 30 минут. Они в лифте. Еще несколько минут — и экипаж занял свои места в «Союзе».
15 часов 00 минут. Ракета стоит на стартовой площадке одиноко, как памятник. Возле нее — никого.
15 часов 05 минут. Объявлена пятнадцатиминутная готовность.
15 часов 12 минут. Звучит команда: «Ключ на старт!»
Все. Теперь судьба ракеты передана автоматам.
15 часов 16 минут. Космонавты опустили стекла гермошлемов.
15 часов 17 минут. «Ключ на дренаж!»
15 часов 18 минут. «Протяжка два!»
Две минуты до старта... Полторы. Одна...
Отошла заправочная башня... Ничто теперь не связывает ракету с Землей...
15 часов 20 минут. Старт!
Обдав землю горячим выходом могучих двигателей, ракета устремилась в просторы мироздания.
Мир хронометрировал время. Люди сверяли часы. Московские куранты начали единый отсчет времени.
В 19 часов 04 минуты 47 секунд произошла сцепка. Стыковка!
В 22 часа 19 минут 27 секунд произошло первое космическое рукопожатие Алексея Леонова и Томаса Стаффорда.
В 22 часа 24 минуты Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев поздравил космонавтов с выдающимся событием. В приветствии говорилось:
«Со времени запуска первого искусственного спутника Земли и первого полета человека в космическое пространство космос стал ареной международного сотрудничества».
Обращаясь к экипажам космических кораблей «Союз» и «Аполлон», президент США Дж. Форд сказал:
«Нам потребовалось много лет, чтобы открыть эту дверь для полезного сотрудничества в космосе между нашими двумя странами. И я уверен в том, что не за горами тот день, когда такие космические полеты, которые станут возможными благодаря этому первому совместному полету, будут в какой-то мере обычным делом».
В Москве и Хьюстоне были организованы комитеты по подготовке космической пресс-конференции. В каждый комитет было избрано по пять человек. Им предстояло отобрать из всей массы вопросов наиболее интересные. За несколько часов до начала пресс-конференции список вопросов был готов.
Из 135 часов совместного космического рейса на интервью лишь 22 минуты.
Кубасову. Вы были первым сварщиком в космосе. Предвидите ли вы создание постоянной орбитальной станции усилиями всех заинтересованных стран и на принципах равной выгоды для всех наций?
Ответ. Действительно, во время полета на корабле «Союз-6» мне довелось проводить эксперименты по сварке в космосе. Вчера и сегодня мы участвовали в эксперименте «Универсальная печь»... Я думаю, что эта область — космическая металлургия — имеет большое будущее...
Бранду и Леонову. Вы уже трое суток обходитесь без прессы. Какую новость вы хотели бы услышать от нас, журналистов?
Ответ. Только хорошие новости. Мы хотели бы услышать, что мирная жизнь наступила во всех районах земного шара.
Леонову. Где у себя на родине вы хотели бы посадить семена деревьев, предназначенные для обмена между вами?
Ответ. Я родился в Сибири. И в моем сознании самые красивые деревья — ель и сосна. Я бы хотел у себя в Сибири посадить ель и сосну.
Кубасову и Слейтону. У каждого из вас есть дети. Что вы хотели бы пожелать им, а также всем детям Земли из космоса?
Ответ. Счастья. Пожелать всем детям, чтобы их будущее всегда было мирным.
Стаффорду. Насколько, по вашему мнению, оправданы ввиду существующих на Земле проблем расходы на космические полеты?
Ответ. Польза от этих полетов гораздо больше, чем затраты.
Леонову. Могли бы вы передать на Землю набросок рисунка, который выражал бы главный смысл совместной миссии ваших кораблей в космосе?
Леонов показывает зарисовки, сделанные им в этом полете: Томас Стаффорд, Дональд Слейтон.
Кубасову. Может ли опыт, полученный вами в этом полете, составить вклад в будущее космическое сотрудничество между СССР и США, то есть извлекли вы из нынешнего полета что-либо, что пригодится будущим космонавтам и астронавтам?
Ответ. Я думаю, что в нашем полете самое ценное — это предшествовавшая ему работа. Мы встретились со многими неожиданностями, но нашли пути их преодоления. Это был первый полет, я думаю, он откроет дорогу для будущих совместных экспериментов.
Леонову. Как вы оцениваете комфорт в корабле «Аполлон» и как вам понравилась пища американских астронавтов?
Ответ. Я сегодня шесть часов провел на «Аполлоне». Мне приходилось бывать там и раньше. Сегодня я посмотрел его в космическом полете. Это отличный корабль.
Пища мне нравится. Конечно, это не та, что едят все люди. Но, как говорят философы, главное не то, что ты ешь, а с кем...
Стаффорду и Леонову. Какой полет в космос вы хотели бы совершить вместе?
Леонов. Я глубоко уверен, что мы находимся в самом начале большого космического пути человечества. Мне бы хотелось побывать в длительном полете, чтобы глазами художника взглянуть на Землю.
Стаффорд. Совершить полет на каком-нибудь новом аппарате...
Стаффорду и Леонову. Считаете ли вы, что возможности в организации спасательных операций, продемонстрированные этим полетом, сыграют важную роль в будущих космических полетах?
Ответ. В космическом полете возможны всякие неожиданности, в том числе и такие, что потребуют спасательных операций. Мы положили начало созданию технической основы для унификации стыковочных устройств. Это большой шаг в нужном направлении...
За время космической пресс-конференции космическая станция «Союз — Аполлон» проделала путь в 14 тысяч километров.
Поэт Михаил Вершинин в эти дни написал:
Иные времена!
И вы меня поймете:
Советская страна с Америкой
в полете! |
Проект ЭПАС осуществлен. Воздав должное мужеству космонавтов, правительство наградило их высшими орденами.
Генерал-майор авиации дважды Герой Советского Союза Алексей Архипович Леонов вернулся к исполнению своих обязанностей заместителя начальника Центра подготовки космонавтов и включился в новую программу подготовки. Предстоят новые старты, новые программы. Надо быть готовым к более сложным полетам.