Б.МИХАЙЛОВ РИСУНКИ АВТОРА

КАК МЕДВЕДЬ В КОСМОС ЛЕТАЛ

Был Белый свет.

И был Тёмный лес.

И было в них всё наоборот: там люди — здесь звери, там свет — здесь тьма, там современная наука и новейшие знания — здесь одни только старые сказки. Жившие здесь лесные народы — звери, птицы и всякие насекомые — были совершенно дикими, необразованными. Ни радио, ни кино, ни телевидения в лесу не было. Газеты и те нерегулярно приходили. Раз в год с попутным ветром. Опять же газеты читать надо уметь. А грамота для лесных народов — крепче гранита. Грызут, грызут бывало, все зубы обломают. И те, кто был побольше да поумнее, давным-давно лапами и крыльями махнули на это неблагодарное занятие. Один только махонький лесной мышонок Два-с-четвертью (было в нём всего два с четвертью сантиметра), должно быть по глупости своей, всегда терпеливо выгрызал из газет буквочку за буквочкой. Грыз, грыз да и одолел грамоту.

Прочитал как-то мышонок в только что занесённом злым осенним ветром прошлогоднем номере газеты новость и запищал на весь лес:

— Народы! На Белом свете мыши уже в космос летают! А мы?

— Глупые сказки! — сказал на это лось, бывший в том лесу самым большим зверем и, наверное, потому почитавшийся самым мудрым. Звали его Профессором. Был он бесконечно высокомерен — целых два с половиной метра! — и выражался на никому здесь не понятном книжном языке.

— Никаких современных средств информации, — любил говорить Профессор, глядя обычно поверх всех голов в пространство большими навыкате глазами. — Одни только антинаучные глупые сказки. Не лес, а стопроцентные джунгли.

Да, тёмный был народ в том лесу, суеверный и робкий. И неудивительно, что когда однажды со стороны Белого света в лесу появилось никому здесь неведомое существо на двух ногах, в человеческой одежде и с массой непонятных вещей в лапах, все лесные народы перепугались едва не до смерти и попрятались кто куда. Один только мышонок Два-с-четвертью, по глупости и наивности своей не знавший, что такое страх, никуда не спрятался. Он смело подошёл к медведю и спросил:

— А ты кто?

— Я кто? — удивился незнакомец, ставя свои странные вещи на огромный пень посреди большой лесной поляны. — Ты в самом деле не знаешь, кто я такой? Какой же ты серый, братец.

— Серый. Совсем серый, — согласился мышонок.

— Да меня весь Белый свет знает!

— И я, кажется, начинаю узнавать, — неуверенно сказал мышонок. — Ты вроде бы медведь?

— Медведь-то медведь, да какой...

— А какой?

— Да я же сам Тихон Лесовой, знаменитый киноартист. Я снимался в ста фильмах!

Лесные народы, услышав, что незнакомец был всего-навсего медведем, осмелели и потихоньку стали выходить на поляну.

А пришелец стал распаковывать свои вещи. Много вещей, и одна другой непонятнее и интереснее. Два-с-четвертью бегал вокруг груды вещей и совал всюду свой любопытный нос и всё спрашивал и спрашивал.

— А это что?

— Это кинопроектор. Машина для показа кинофильмов.

— А это для чего?

— А это аккумулятор электрического тока. Без тока проектор не может работать.

— А это зачем?

— А это коробки с кинолентой. Фильм буду вам показывать.

Услышав это, со всех сторон на вершину холма, где была та лесная поляна, побежали бегучие, полетели летучие, поползли ползучие — сотни сотен зверей, тысячи тысяч птиц, миллионы миллионов насекомых. Видимо-невидимо собралось народу.

Пока Тихон установил на пеньке проектор, да зарядил плёнку, да повесил большой белый экран между деревьями — много времени утекло. Солнце уже до пояса опустилось за лес. Зацепилось было Солнце последним лучом за маковки самых высоких елок, хотело было задержаться немного, чтобы кино посмотреть, да нечего делать — служба у Солнца ответственная. Тяжело вздохнуло Солнце и ушло светить на другую сторону земли. Стало темно.

— Пожалуй, можно начинать! — сказал медведь и тихонько нажал пусковую кнопку проектора.

Зажужжало, зашумело, застрекотало что-то там внутри, вспыхнул свет, и яркий луч прорезал темноту. На экране появилась дрожащая надпись: «Жизнь в искусстве. Две тысячи пятьсот метров из творческой биографии великого артиста».

— Это шапка, — сказал медведь.

— Так называемые титры, — уточнил мудрый лось. А на экране новая надпись: «Комбикинокапустник».

— Капустник! Это понятно и, должно быть, очень интересно! — обрадовались зайцы, облизнулись, перемигнулись своими косыми глазами и зашептались о чём-то.

А на экране между тем стало черным-черно, чернее, чем в самую тёмную ночь в лесу.

— Космос, — пояснил Тихон Лесовой.

Смотрят на экран миллионы восхищённых глаз. Блестят глаза. А на экране звёзды блестят. Вдруг с левой стороны в черноту экрана стремительно ворвался какой-то непонятный предмет, изрыгавший огонь и дым, гром и молнию.

— Космический корабль «Большая Медведица», — давал пояснения Тихон, попыхивая трубкой. — А из люка ракеты — видите? — это я выглядываю. Два-с-четвертью, услышав это, будто на упругой пружине подскочил на своём тонком хвостике. — Это ты, Тихон Михалыч? Значит, ты был там? Значит, не только мыши, а уже и медведи в космос летают... Ох-ох-ох, счастливые!

— Смотри дальше, — ответил Тихон. — То ли ещё будет.

На экране возник новый кадр: медведь самым крупным планом с большим прозрачным шаром на голове.

— Скафандр, — пояснил Тихон.

А ракета на экране несётся дальше. Только звёздочки мимо мелькают. У космонавта в лапах съёмочная кинокамера. Снимал-снимал медведь летящие навстречу звёзды, а потом отвёл камеру в сторону и выпустил из лап. «Упадёт на землю, разобьётся дорогая штука...» — подумал было мышонок. Но камера не упала и не разбилась. Она повисла в пространстве, медленно поворачиваясь с боку на бок.

— Невесомость, — пояснил Тихон. — И ты там был, в этой самой невесомости? — снова спросил мышонок с нескрываемой завистью. Тихон промолчал, загадочную улыбку в уголках губ спрятал. На экране замелькали новые кадры. Планетка, к которой приближалась ракета, стала такой большой, что уже и на экране уместиться не могла. На самом переднем плане был виден один только край её. Поверхность планетки испещрена большими и малыми кратерами, и в одном из них на коротком колышке укреплена надпись: «Планетка Пестун».

Впереди кабины во всю стенку — круглое смотровое окно. В окне — семь ярких звёзд Большой Медведицы. Справа — пульт управления, приборы, циферблаты, указатели, светящиеся табло. Слева, около кресла пилота, — Тихон Лесовой без скафандра и без космического костюма. Постоял Тихон, посмотрел через смотровое окно на Большую Медведицу, а потом, будто задумавшись о чём-то, машинально сделал два шага и оказался на стене кабины. И так это было непривычно, что все зрители головы свои наклонили, чтобы видеть медведя в обычном положении — вверх головой, вниз ногами. А тот ещё два шага сделал и оказался на потолке кабины. Вниз головой, вверх ногами! От такого у зрителей головы кругом пошли. А медведь уж снова на полу кабины стоит. Вверх головой. Вниз ногами. Мышонок так и взвился штопором на своём хвостике. — Эх, мне бы туда. Так вот и хочется повращаться в невесомости. Так вот и шагал бы всю жизнь по стенам и потолкам... Новый кадр: Тихон Лесовой возвращается из космоса на родную Землю. На экране, возник огромный город, площадь, запруженная народом, и какие-то высоченные, сооружения небо подпирают. — Ещё какая-то неизвестная планета и ракеты огромные, как на той планетке Пестун, — зашептались зрители.

— Это Москва, — сказал Тихон. — И не ракеты там стоят, а обелиск в честь первых космических полётов, а подальше — Останкинская телевизионная башня, самое высокое на Белом свете сооружение. — А внизу что за букашки копошатся? — Это люди. Меня встречают. — А где же ты? Что-то не видно. — Сейчас войду в кадр. Из-за верхней кромки кадра показались сначала ноги, а потом и весь космонавт. Оказалось, что спускался он на землю на больших воздушных шарах. — Кричит что-то и ногами болтает, — оживлённо заговорили кругом. — Задними конечностями, — поправил их мудрый лось. — А люди тоже кричат что то и лапами машут! — Передними конечностями... И когда задние конечности медведя коснулись передних конечностей людей — тут и плёнка кончилась, и кино кончилось, и ночь кончилась. Из-за леса Солнце поднялось. — Добрый день, — бодро сказало Солнце. — Я не опоздало? У Солнца, как видно, было хорошее настроение. Солнце шутило: ведь всем было известно, что во веки веков Солнце ни единого разу не опаздывало с восходом. Но на этот раз...

Что вы, братцы? Откуда мне всё это знать? Может быть, я и не был в этом самом космосе. Может быть, всё это подделка... — Под-дел-ка?! — будто единой грудью выдохнули сотни сотен зверей, тысячи тысяч птиц и миллионы миллионов насекомых. — То есть как это под-дел-ка?? — Отвечай! — крикнул Два-с-четвертью. - — Отвечай! — единым грозным голосом подхватили лесные народы. — Не знаю, братцы, — испуганно оправдывался Тихон. — Ведь это не я снимал, это меня снимали... — Кто снимал? — Человек Художник и человек Оператор. А я тут совершенно ни при чём. Я — артист. С меня взятки гладки. Да и вообще теперь моё дело сторона, теперь я пенсионер. Мне бы отдохнуть ото всего этого. Да и спать очень уж хочется — пора-то уж поздняя, самое время в берлогу на всю зиму завалиться... Зевнул медведь и заснул. Как мёртвый заснул. И как его ни тормошили, он спал непробудно. — Как же теперь быть? — чуть не плача спросил мышонок у окружающих. — Кто же нам теперь расскажет, как все эти чудеса снимались? Но все лесные народы — сотни сотен зверей, тысячи тысяч птиц и миллионы миллионов насекомых — только лапами да крыльями развели.

И тогда слово взяло Солнце. — О мои тёмные, необразованные и непросвещённые народы! Теперь-то, надеюсь, вы поняли, что неученье — тьма, а ученье — свет? И если вы это осознали и если хотите узнать то, что вас сейчас так заинтересовало, я дам вам совет... — Дай совет, о Великое Светило, дай совет! — Чтобы узнать тайну виденных вами чудес, надо идти в Белый свет, в Большой город, на киностудию, где эти чудеса делались. Только не всем, конечно, идти — вон вас какая тьма! — надо выбрать делегацию. И открылось всеобщее лесное собрание — шум, рёв, писк, визг. И много — ох, много! — пуха и перьев улетело неизвестно куда с холодным осенним ветром, прежде чем делегация была наконец выбрана. Выбрали лису Ларису за то, что она была будто бы самой красивой в лесу. Выбрали ежа кума Тум-Тума за то, что он был будто бы рубаха-парень. Выбрали старую ворону Карр-птицу за то, что она лучше всех букву «р» выговаривала (а это даже не все люди умеют!). Мы не будем рассказывать, как наши делегаты добирались до Белого света, а потом до Большого города, где находилась киностудия. Скажем лишь, что Красное Солнце успело совершить целых десять рейсов из Тёмного леса в Белый свет и обратно, прежде чем делегация наконец прибыла в цех киночудес.

Мышонок ликовал. Наконец-то свершилась давнишняя мечта — он в космосе! А каков он, космос, если взглянуть на него с близкого расстояния? Мышонок чуть приоткрыл один глаз — никакого космоса. Открыл второй глаз — ракета медленно ползла вдоль стены коридора.

— Нас обманули! — крикнул мышонок. — Это плутовство!

Художник весело щурил глаза.

— Вот так мы и делаем чудеса.

— А Тихон? Ведь он же живой.

— Кукла с механическим приводом. А выхлопное пламя — это горючий газ, поступающий в горелки по тонким трубочкам из баллонов, лежащих тут же на тележке.

— А космос, а звёзды? — Мышонок забегал, засновал челноком, завертелся волчком так быстро, что, казалось, здесь был не он один, а по меньшей мере десятка полтора мышат.

— Не ищи, — сказал Художник. — Космос и звёзды находятся в съёмочном павильоне.

Все пошли в павильон.

Это было огромное, совершенно тёмное помещение. Лишь где-то под потолком горела небольшая дежурная лампочка. При её слабом свете наши делегаты увидели кого-то очень высокого, широко шагающего по павильону.

— Лось! — высказал общую догадку Два-с-четвертью. — Профессор.

— Это человек Оператор! — поспешил разъяснить недоразумение Художник. — По части киночудес он у нас и в самом деле настоящий профессор. Спрашивайте у него обо всём, что вас интересует.

— Нам бы о космосе, — попросил Два-с-четвертью.

— Космос? — громким сердитым голосом загремел Оператор с высоты своего роста. Космос — это очень просто. Можешь сам в этом убедиться.

Оператор наклонился, взял мышонка в руку и, размахнувшись, швырнул его в темноту. Два-с-четвертью сто раз перекувырнулся в воздухе и шлёпнулся обо что-то очень мягкое. Космос на ощупь оказался пушистым и тёплым.

— Дать свет! — резко скомандовал Оператор.— Зажечь марсы, юпитеры, сатурны!

Вверху вспыхнули десятки мощных осветительных приборов.

В павильоне стало светлее, чем в самый солнечный летний полдень на лесной поляне. Всё стало светлым, один только космос остался чёрным.

— Это длинноворсистый бархат. Он обладает свойством при любом освещении оставаться чёрным. Поэтому мы и используем его для съёмок космоса.

На бархате повсюду были прикреплены маленькие осколки зеркала. Они отражали свет прожекторов и ярко блестели. Это были звёзды.

— Понятно? — спросил Оператор. — В некоторых случаях вместо зеркал для этой цели применяются совсем маленькие электролампочки. Это маленькие макеты звёзд. Макет ракеты на тележке, закрытой тоже чёрным бархатом, двигался на фоне бархатного космоса к макету планетки Пестун, подвешенному на чёрных нитях. А съёмочная камера ехала рядом на специальной тележке и снимала. В результате и получился тот первый космический кадр, который показывал вам Тихон Лесовой. Понятно-непонятно?

— Понятно, — ответил мышонок. — Только непонятно, где же тут чудеса?

Оператор рассердился. Оператор топнул ногой.

— Никаких чудес на Белом свете не бывает!

— Бывают чудеса, — раздался за спиной мышонка таинственный шёпот Художника. — Бывают, да ещё какие. Спросите у него, как снимался кадр, в котором киноаппарат Тихона повисал в пространстве.

— Но это же проще простого, — развёл Оператор длинными руками и сердито посмотрел на делегатов через тёмные очки. — Но раз вы так непонятливы, мы воспроизведём на ваших глазах съёмку этого кадра, благо декорацию мы сохранили для съёмки подобных кадров в будущем: космическая тема теперь в моде. Прошу к декорации.

У стены на прочных металлических стойках стояла небольшая декорация, изображающая верхнюю часть космической ракеты.

Оператор хлопнул в ладоши.

— Артиста прошу на съёмку!

Распахнулись с треском двери, и в павильон вихрем ворвались сразу три артиста: серая кошка, рыжая собака и небольшой медведь-пестун.

— Они с детства в одной клетке воспитывались. Один без другого — ни шагу, — объяснил Художник.

Ассистенты дрессировщика без долгих разговоров надели на медведя костюм со скафандром и всунули его в люк ракеты. Медведь отчаянно брыкался, рычал и все время порывался к своим друзьям, возившимся под декорацией. Дрессировщик сделал знак рукой, и в то же мгновение артист застыл, глядя прямо перед собою зачарованными глазами. Откуда-то сверху медленно опустился перед мордой медведя игровой киноаппарат и повис в воздухе.

Артист раздражённо откинул его лапой в сторону и снова устремил зачарованный взгляд прямо перед собой. Киноаппарат качнулся несколько раз и снова повис перед мордой зверя. И тот снова оттолкнул его в сторону. И так повторялось несколько раз.

— Вот и всё, — сказал Оператор. — Игровая камера висит на прочных чёрных нитях, невидимых на фоне черного бархата. Почему медведь бьёт лапой по камере? Потому, что она мешает ему видеть специально выставленную перед ним по знаку дрессировщика банку со сгущённым молоком, до которого медведи большие охотники. Вот так и был снят кадр с болтающейся в невесомости кинокамерой.

— А как здесь двигались звёзды? Оператор ничего не ответил, только сделал знак рукой — и звёзды поплыли навстречу ракете. Это один из рабочих стал двигать большую раму с натянутым на неё бархатом и звёздами-зеркальцами. Рама двигалась на роликах по рельсу, укрепленному над декорацией.

— Понятно?

— Всё понятно, — ответил сообразительный мышонок. — Звёзды — макеты, планеты — макеты, ракеты — макеты. Везде макеты...

— Вот и не угадал, — вмешался в разговор Художник. — В эпизоде, где планетка Пестун занимала всю переднюю часть кадра, всё было нарисовано на самой обыкновенной бумаге самыми обыкновенными красками.

— И планета, и ракеты, стоящие на ней, и космос, и звёзды?

— Всё было нарисовано и снято кинокамерой с этого рисунка. А потом на эту же плёнку, в то место, где была чернота космоса, оператор снял уже известным вам способом макет ракеты. И на экране вы увидели, будто ракета из глубины космоса приближается к планетке Пестун и вот-вот сядет на неё.— Значит, и правда никаких чудес в кино не бывает?

— А когда Тихон Михалыч по стенам и потолкам ходил, разве это не было чудом? — ответил Художник со своей постоянной весёлой улыбкой. — Спросите, спросите об этом чуде у нашего профессора.

Мышонок спросил.

Оператор рассказал.

По эскизам Художника в столярной мастерской были изготовлены вставленные один в другой два огромных барабана. Внутренность меньшего барабана бутафоры отделали под кабину космического корабля. Всё оборудование кабины — пульт управления со множеством приборов, счётчиков, светящихся табло и другими приспособлениями, кресло пилота, электромоторы, аккумуляторы и всё-всё остальное — накрепко прикрепили гвоздями, шурупами и прочными шнурами к полу и стенам декорации. Съёмочную камеру тоже намертво «раскрепили» к полу, стенам и потолку кабины. Переднюю стенку большого наружного барабана выкрасили чёрной краской и нарисовали на ней семь ярких звёзд созвездия Большой Медведицы. Между стенками внутреннего и наружного барабанов поместили осветительные приборы так, чтобы от съёмочной камеры их совершенно не было видно. Когда всё было готово к съёмке, внутрь барабана, то есть в кабину корабля, пустили Тихона Лесового. В это время пол кабины, как и следует тому быть, был внизу, а потолок вверху. Оператор включил съёмочную камеру, и съёмка началась. Рабочие стали медленно катить барабан по очень ровному помосту. И вместе с барабаном покатились все закреплённые в нём предметы. Один только медведь не покатился: ведь он не был прибит гвоздями к полу. Пол стал уходить из-под ног артиста. И ему ничего не оставалось, как переступить лапами с пола на стену, которая оказалась теперь внизу. А потом внизу оказался потолок, и артисту пришлось переступить на него. А съёмочная камера, прикреплённая штативом к полу и поэтому всё время видевшая его у себя под ногами, а потолок, как и полагается, над головой, всё снимала и снимала. В результате и получилось, будто медведь-космонавт шагает в состоянии невесомости по стенам и потолку кабины.

— Всё понятно, — сказал Два-с-четвертью.

— Ничего не понятно, — сказал тугодум Тум-Тум.

А Карр птица ничего не ответила. Она уже давным-давно, по примеру лисы, улизнула из павильона по своим личным делам.

Художник незаметно от мышонка шепнул что-то на ухо Оператору. Тот кивнул головой, навел на мышонка съёмочную камеру и нажал кнопку.

— Что это вы сделали? — живо обернулся Два-с-четвертью на шум камеры. — Что это вы сняли?

— Это большой секрет! — ответил Художник. — Когда ты поедешь обратно в свой лес, мы подарим тебе коробочку с новейшими киночудесами, где в главной роли будет... Но это секрет, очень большой секрет!!

— Мы уходим колдовать! — сказал Оператор. — Мы исчезаем!

И они исчезли.

А трудолюбивый мышонок начал самостоятельно грызть схему, в которой рассказывалось о съёмке эпизода возвращения Тихона Лесового из космического полета на родную Землю. И чем дальше вгрызался Два-с-четвертью в эту схему, чем больше узнавал, тем всё больше и больше удивлялся. Оказалось, что когда Оператор снимал московскую площадь, заполненную встречавшими космонавта людьми... встречать им было некого! Ни в московском небе, ни на площади среди людей, ни вообще где-либо поблизости Тихона Лесового не было. В это самое время он беспомощно и нелепо болтался, привязанный за лапу к ржавой металлической перекладине, где-то на задворках киностудии. Над ним пышным букетом трепетала гроздь ярких воздушных шаров, привязанных к той же перекладине. Висеть так нелепо на перекладине было и неудобно, и неинтересно, и унизительно. Тихон из всех своих медвежьих сил брыкался и отчаянно вопил дурным голосом, пытаясь освободиться. Ассистент оператора снял этот эпизод — всего пять метров плёнки.

А потом, много времени спустя, результаты обеих съёмок — московской площади с людьми и медведя на задворках студии — особым способом объединили на одной плёнке, в одном кадре. Для этого первую плёнку проявили и напечатали с неё обыкновенную киноленту, как это делается для показа в обыкновенном кино. Но длиной всего пять метров. Вторую плёнку тоже проявили, но напечатали с неё не киноленту, а фотографии. С каждого кадрика отдельную фотографию. Всего двести шестьдесят фотографий. Почему двести шестьдесят? Потому, что в каждом метре плёнки содержится пятьдесят два кадрика. А плёнки было — помните? — пять метров, 52 X 5 = 260. Потом из каждой фотографии художник со своими ассистентами вырезали ножницами медведя и воздушные шарики. Всё остальное (задворки студии и ржавую перекладину) выбросили. На вырезанных фотографиях получилось, будто медведь висит на связке воздушных шариков.

Дальнейшее было, как говорят люди, делом техники. Комбинированная съёмка производилась на специальном станке, в котором близко друг к другу были поставлены полупрозрачный киноэкран и совершенно прозрачное стекло. На экран специальным аппаратом кадрик за кадриком давалось изображение московской площади с людьми, а на стекло одна за другой в строгой последовательности наклеивались фотографии медведя с шариками. Причём каждая последующая фотография наклеивалась немного ниже предыдущей. А съёмочная камера кадрик за кадриком снимала сразу и фотографии и видимое через стекло киноизображение московской площади. В результате этой съёмки и получилось, будто Тихон Лесовой медленно опускается с московского неба на руки приветствующей его толпы. — Вот так мы и делаем киночудеса. Понятно-непонятно? — сказал мышонок, обращаясь к Тум-Туму. Но только эхо глухо отозвалось мышонку из-под высокого потолка павильона. А лиса, ворона и ёж в это самое время ходили по многочисленным цехам и отделам студии. Лариса очень быстро перезнакомилась почти со всеми студийными артистами, исполнявшими обычно в кинофильмах роли зверей. Со старым беззубым львом Васькой, снимавшимся в фильме «Дон-Кихот» в роли льва. С молодым тигром Пуршем, снимавшимся в фильме «Полосатый рейс». С целой оравой старых и молодых медведей из фильма «Мишель и Мишутка». С артистами, снимавшимися в собачьих ролях, лиса по понятным причинам знакомиться не захотела. А к близкому знакомству с артистом-петухом Ларису почему-то не допустили, хотя она и уверяла всех, что очень-очень любит петухов. Потом лиса побывала в гримёрном цехе, потом в костюмерном, потом в пошивочном, потом... И потом лиса стала такой модной, что ни в какой сказке не описать. Звезда, да и только! Чтобы по пышному лисьему хвосту её не приняли за обыкновенную лису, Лариса решилась даже на пластическую операцию... Карр-птица и ёж Тум-Тум тоже не теряли времени даром. Ворона перекрасилась в белую и приобрела себе пышную королевскую мантию. Теперь всякому было ясно, что наша Карр-птица не просто какая-нибудь ворона, а настоящая Царь-птица. Ёж подстригся под ёжика. А исполнилась ли его мечта о тракторе? Нет, и, наверное, к лучшему: В макетной мастерской не оказалось готового трактора, и Тум-Туму предложили роскошную автомашину.

— Отлично! — обрадовались Лариса и Карр-птица. — Превосходно! В этой машине можно хоть по-человечески расположиться. Там, в лесу, все просто лопнут от зависти... Скоро сказка сказывается, скоро и дело делается. Красное Солнце не успело и двух десятков рейсов совершить из Белого света в Тёмный лес и обратно, а наши делегаты уже возвращались домой в своей великолепной машине. За рулём сидел Тум-Тум. Рядом Лариса и Карр-птица. А на багажнике, крепко прижимая к себе коробку с лентой, подаренной ему Художником и Оператором, устроился Два-с-четвертью. Мишина быстро катила по великолепным автострадам Белого света. Всё шло без сучка и задоринки. И вот вдали показался Тёмный лес. Тёмный-претёмный. И наши делегаты, у которых до сих пор было самое солнечное настроение, помрачнели. Их стали одолевать тёмные мысли. Ведь лесные народы посылали их в город, чтобы узнать всё-всё-всё о космических полётах в кино, а они, делегаты, выбранные на всеобщем лесном собрании, использовали эту ответственную командировку «в личных целях». Что будет, что будет?

А тем и сказать нечего. Опустили они головы и отчаянно заскучали от стыда и позора. — Я узнал! — негромко и очень просто сказал Два-с-четвертью. — Я расскажу. И рассказал. Ничего не упустил. Ничего не утаил. А когда закончил, спросил: — Понятно-непонятно? — Понятно! — дружно ответили мышонку сотни сотен зверей, тысячи тысяч птиц и миллионы миллионов насекомых.

Только мудрый лось, любивший во всём самую точную точность, спросил:

— Но я хотел бы услышать совершенно конкретно и определённо: летал ли медведь в космос? Да или нет? Я хотел бы услышать это собственными ушами! — и Профессор повёл своими ушами. И все увидели, что уши у него очень длинные...

А Тихон достал из берлоги свой кинопроектор, зарядил привезённую мышонком ленту, и на лесной поляне начался второй в истории Тёмного леса киносеанс.

Два-с-четвертью собирался со знанием дела, как и положено профессионалу, комментировать ленту по ходу показа, но как только на экране замелькали первые кадры, он увидел такое, что — ой-ой-ой! К своей великой радости и неописуемому ни в какой сказке удивлению, мышонок увидел себя летящим вместе с Тихоном в космическом корабле. Ростом он был не два с четвертью сантиметра, а чуть не с самого медведя.

«Я в невесомости!» — хотел было крикнуть Два-с-четвертью, но тут мышонок (тот, что был на экране) выкинул такой номер — ох-хо-хо! С милой улыбочкой он снял свою голову с плеч и предложил её Тихону в обмен на его медвежью голову. И оба медведя — и тот, что был на экране, и тот, что был на поляне, — буквально остолбенели. А мышонок высунул лапку из переднего смотрового окна ракеты и стал срывать звёзды с неба. Одну за другой сорвал все семь звёзд Большой Медведицы и ловко и непринуждённо стал жонглировать ими.

И было это так удивительно, так непонятно, что даже сообразительный Два-с-четвертью, всё-всё-всё знавший о киночудесах, ничего не мог ответить на сыпавшиеся со всех сторон вопросы.

И неудивительно. Потому что сколько новых киночудес, столько и новых приёмов приходится изобретать каждый раз художникам и операторам комбинированных съёмок на всех киностудиях всего Белого света.

Борис Павлович Михайлов КАК МЕДВЕДЬ В КОСМОС ЛЕТАЛ Рисунки автора Редактор М. В. Алексеевская Художественный редактор Б. А. Денисовский Технический редактор Г. Л. Лапшова Корректор М. Г. Арди Сдано в набор 22/IV 1970 г. Подписано в печать 2/IV 1973 г. Формат 62 х 94 (бумага офсетная). Печ. л. 6. Уч.-изд. л. 5,279, Изд. № 403669. М-12793. Тираж 300 000. Заказ 637. Издательство «Художник РСФСР». Ленинград, Большеохтинский пр., 6, корпус 2. Типография «Художник РСФСР» Росглавполиграфпрома Государственного Комитета Совета Министров РСФСР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. Ленинград, Промышленная. 40. Цена 41 коп. © Издательство «Художник РСФСР», 1973 г.