С древнейших времен унаследована человеком любовь к колесу. Если бы до нас дошло имя автора колеса — этого величайшего изобретения всех времен и народов, — оно бы наверняка стояло в одном ряду с именами Архимеда, Ньютона, Менделеева... Древнеегипетские колесницы фараонов смотрели на нас в детстве со страниц учебника. Люди приезжают посмотреть на двухтысячелетней давности колеи, сохранившиеся под пеплом древней Помпеи.

За нескончаемые века колесо, кажется, изучено «вдоль и поперек», и вопросов особых быть не может. Но так ли легко заставить его катиться по Луне?

Известный английский астроном, профессор Манчестерского университета Зденек Копал в уже упоминавшейся книге «Луна» писал: «К сожалению, необходимость каким-то способом передвигаться по пересеченной местности вызовет новые трудности. Достаточно упомянуть хотя бы о том, что если лунный транспорт должен включать какие-либо вращающиеся части (оси, колеса и т. д.), их смазка будет весьма трудной задачей, так как неизвестны масло или жир, способные выдержать достаточно длительное пребывание в вакууме, не говоря уже о больших изменениях температуры, а вездесущая легкая пыль, перемешиваясь при движении транспорта, будет проникать во все движущиеся части, засоряя и разрушая их. Очевидно также, что на Луне для транспорта не годится двигатель внутреннего сгорания, так как он не сможет действовать в вакууме».

Видите, сколько препятствий стало на пути лунного колеса. (И если бы только они!)

Прочитав тогда эти строки, признаться, не слишком забеспокоился. «Тут бы аппарат, — думал, — научиться нам на Луну мягко сажать, а транспорт — дело далекого будущего». И даже, когда на одиннадцатом луннике в МИКе появились представители одного НИИ, оперировавшие небольшим «стаканом», громко именовавшимся «экспериментальным узлом для оценки работоспособности редукторных узлов в условиях открытого космоса», и это особенно не надоумило: мало ли какие эксперименты проводим на борту. Знал, что проектированием лунной «танкетки» наше КБ не занимается, а раз проектирование не идет — остальное просто разговоры.

Но вот однажды, вернувшись с космодрома, иду по длинному коридору третьего этажа КБ. Ни души. Вдруг, откуда ни возьмись, навстречу катится, выделывая хитрые коленца, тележка величиной с детский игрушечный грузовичок. За тележкой тянулся тоненький кабель, который выползал из-под одной двери. За ней оказался владелец игрушки с небольшим пультом в руках.

— И что это ты, Олег, в детство ударился?

Тогда-то я и узнал, что началось проектирование лунохода и ему, старшему инженеру комплексной лаборатории Олегу Синеву, поручена разработка принципа управления луноходом. И он, не дожидаясь, пока изготовят настоящие модели, конструкторские макеты и прочие опытные образцы, сделал модель сам. «Игрушка» оказалась непростая. Главное, что хотел ощутить ее владелец, — это дистанционное управление с задержкой: пока радиокоманда дойдет с Земли до аппарата, пока она будет исполнена на борту, пока оператор получит ответ, пройдет не одна секунда. А луноход-то движется! И водитель должен «шестым чувством» упреждать движение.

Когда появились опытные образцы, Олег куда-то забросил свою игрушку, больше я ее не видел. Он все реже появлялся в стенах родного КБ, подолгу находился в дальней командировке, оснащал ПУЛ — пункт управления луноходом.

Утро теплого летнего дня. Понедельник. Постепенно входим в ритм новой рабочей недели. Звонит телефон: приглашают к Главному. Вхожу в кабинет, залитый ярким солнцем. За большим обитым зеленым сукном столом сидят конструктор Игорь Горохов и начальник комплексной лаборатории Борис Ильич Дубровин.

Главный начал как всегда без предисловий.

— Знаете, дрýги, что мы ждем шасси, как воздух. А нам вместо шасси прислали вот эти листочки. Ознакомьтесь.

«Листочками» оказалось письмо руководителя ОТК одной из организаций, которая по нашему техническому заданию (ТЗ) создавала шасси для лунохода. В письме нашего Главного извещали, что отправка машины приостановлена, так как... И перечислялись недоработки. Каждого из присутствующих, конечно, в первую очередь волновали «свои» вопросы: Игоря — механика шасси, Дубровина — управление, меня — испытания и надежность.

— Я, — продолжал Главный, — только что говорил с Александром Леонтьевичем по телефону (руководителем работ по созданию самоходного шасси лунохода). Он считает, что в принципе машина готова и ее можно отправлять к нам на испытания. Прошу вас сегодня же выехать к нему и на месте разобраться, в чем дело. Прежде всего постарайтесь определить, без чего шасси нельзя к нам отправлять, а чего нам сию минуту не надо, можем и обождать. Желаю успеха!

Пару часов спустя мы качались в купейном вагоне экспресса. О чем могут говорить три инженера, направляющиеся по одному заданию? Конечно, прежде всего о проблемах, стоящих перед создателями лунохода.

Мой попутчик Игорь, механик-конструктор из заводской династии Гороховых, высокий, поджарый, педантичный. Всего несколько лет, как окончил институт. Но он успел уже стать одним из авторов оригинального, «запатентованного», посадочного устройства наших новых «Лун». Сейчас Игорь курировал механику шасси.

Борис Ильич Дубровин, невысокого роста, полноватый, добродушный, круглолицый, с лукавыми глазами и радушной улыбкой, так и сыпал шутками, тонко комментируя последние «кабэвские» новости, о которых он всегда узнавал почему-то раньше других. Дубровин — колоритнейшая фигура нашего КБ. Старейший работник фирмы, остроумнейший собеседник. Лаборатория Бориса Ильича проделала большой объем работ на последних «Лунах». Его сравнительно немногочисленные сотрудники «завязали» бортовые системы, разработали блоки коммутации, комплексную контрольно-проверочную аппаратуру, возглавили электрические испытания машин. И то, что наша фирма имеет такого превосходного специалиста, мы обязаны поэту Михаилу Светлову. В молодости, еще до войны, Дубровин писал стихи. И когда их набралось достаточно, он послал стихи своему кумиру Михаилу Светлову. Некоторое время спустя Бориса пригласили к автору «Гренады». В точно назначенный час вошел он в комнату поэта. За столом сидел худенький молодой человек, горестно подперев кулаком щеку.

— Заходите. Ну как же, читал, читал! А скажите мне, у вас есть какая-нибудь профессия?

— Конечно, Михаил Аркадьевич. Я закончил авиационный техникум.

— Знаете, у вас великолепная специальность, и не отвлекайтесь. Не отвлекайтесь.

С тех пор минуло много лет. Дубровин давно уже стал настоящим поэтом своего дела.

Дубровин был электриком, а говорили мы с ним в пути о двигателе. Но это нетрудно понять. Двигатель внутреннего сгорания для лунохода не годился. Реактивный движок? Нет, требует много топлива. Остается электродвигатель. Значит, электромобиль. Но здесь требуется не простой, а лунный. Как охлаждать двигатели? На Земле охлаждение главным образом воздушное, на Луне же надейся только на теплопроводность да лучеиспускание. Не густо, конечно.

Игорь говорил о колоссальном, в 300 градусов, перепаде температур — от -150 до +150°С. Любую конструкцию поведет. Каково же придется самодвижущейся? Колеса «квадратными» стать могут. Так и проговорили всю ночь. Задремали под утро, убаюканные стуком колес.

Прямо с вокзала отправились на предприятие.

Александр Леонтьевич, живой, черноглазый, сразу располагающий к себе, обаятельный человек, встретил нас радушно. Сразу же повез нас в гостиницу, принадлежащую предприятию, пригласил позавтракать, а когда мы появились в его кабинете, там уже нас ждали ближайшие помощники конструктора, руководитель ОТК — высокий, красивый, уверенный в себе человек, и его сотрудники со строгими лицами. Обстановка чувствовалась напряженная, видимо, конфликт зашел далеко.

Александр Леонтьевич открыл совещание.

— Товарищи! Мы собрались здесь, чтобы обсудить вопрос...

— А «что ты думаешь, доедет то колесо, если б случилось, в Москву или не доедет?» — негромко, но с экспрессией подхватил Дубровин, процитировав мучивший всех нас «философический» гоголевский вопрос.

Все тотчас вспомнили приезд Чичикова в губернский город Н., вспомнив, дружно рассмеялись, и обстановка несколько разрядилась.

Мы предложили такой порядок работы: вначале заслушиваем замечания контролера и возражения конструктора, потом осматриваем цеха, посещаем лунодром и лишь затем обсуждаем замечания и по каждому из них принимаем решение. Никто не возражал.

Руководитель контрольной службы говорил точно, убедительно. Собственно, он отстаивал требования нашего же техзадания и технической документации, выпущенной конструкторским бюро Александра Леонтьевича. Возражения последнего были не менее точными, аргументированными и убедительными. Как всегда в таких случаях, сразу понять, где же истина, — дело безнадежное.

При посещении цехов нас главным образом интересовало, как выдержана космическая культура производства: предприятие впервые выполняло заказ такого рода. Дубровин и Горохов сделали несколько замечаний, но в целом остались довольны.

По дороге к лунодрому удалось подробнее побеседовать с Александром Леонтьевичем, и прежде всего, о том, какие наземные испытания уже прошел луноход.

— Крепко ему досталось! — посочувствовал луноходу конструктор. — Ну, перегрузки, вибрации, холод, тепло, вакуум, радиация — это понятно. Но он у нас еще на Ту-104 полетал.

— А это зачем?

— Силу тяжести лунную имитировали. Конфликт между весом и массой. Ведь там машина в шесть раз легче, а масса и моменты инерции такие же, как на Земле. Другое получается сцепление. В шесть раз хуже. Другие опрокидывающие моменты. В салоне самолета участок лунной поверхности оборудовали.

Меня мучил давний вопрос. Еще с юности, прочитав книгу «Полет на Луну», я не сомневался, что по бездорожью Луны, если и сможет что-нибудь ходить, так только танкетка. И разве не убедили всех танки в горькую годину войны, что «там, где кончается асфальт», нет им соперника.

— Александр Леонтьевич! Но почему все же колесо? А не гусеница?

— О, этот сакраментальный вопрос! А почему вы не спрашиваете о шагающем или прыгающем движителе? Помните шагающие машины марсиан из «Борьбы миров» Уэллса? Кстати, мы и эту экзотику рассмотрели. А остановились на двух типах движителей. Гусеница или колесо? Вот в чем вопрос!.. Институт на два лагеря разделился. Страсти так накалились, что ого-го... Ну, давайте разберемся. Сколько в гусеничной машине может быть ведущих звеньев с каждого борта?

— Два.

— Верно. А мы выбрали четыре колеса с каждого борта. И каждое — ведущее. Если у гусеницы два ведущих колеса выйдут из строя, машина встанет. А у нас пойдет дальше. Теперь скажите: где больше пар трения?

— Конечно, в гусенице.

— Правильно. Несравненно больше. А вакуум? Свариваемость металла?

— Но маневренность лунохода? Скажем, поворот на месте? На гусеницах раз-два и — готово!

— Да, тут, пожалуй, «у них» поучиться можно. А мы и «поучились». Ничего зазорного нет. Этот способ маневра мы и заимствовали.

— Как? С колесами?

— С колесами. Мы отказались от привычного рулевого управления. Поворот же производится за счет различной скорости колес по бортам шасси. Отпала необходимость в поворотных механизмах, тяжах, рулевом механизме. Ну, а где расход энергии меньше?

— Тут спорить нечего! Колесо, конечно, экономичнее.

— То-то и оно. Электрики нам разгуляться не дают. Говорят: не одним движением жив луноход. Надо радистов питать, науку — целый лабораторный комплекс. Я уж не говорю о попадании частиц грунта между колесом или траком. Гусеницу заклинит. Или трак соскочит. Нет, колесо есть колесо. Оно вернее. Но чтобы доказать не на пальцах, пришлось сделать машины и на гусеницах, и на колесах. И пустили их по Союзу. На Камчатку добрались. Знаете, как за этим поединком гусеницы и колеса у нас в коллективе следили? По утрам вместо «Здрасте» спрашивали: «Ну, как там...» Победило колесо...

— А вот и лунодром! — широким жестом Александр Леонтьевич обвел вокруг.

Мы на минуту потеряли дар речи. Такого дикого ландшафта никому из нас еще не доводилось видеть. Воронки, рвы, траншеи, каменные глыбы, гравийные стены, песчаные скаты. Среди нагромождения камней, песка, гравия, булыжников сиротливо стоял луноход. Чуть защемило сердца у автолюбителей: жаль стало машину...

Ученый подал сигнал, и луноход пошел. По рыхлому песку, по разбегающемуся гравию, по скальным породам. Вправо, влево, отходил назад, объезжал ямы, спускался в кратеры и выползал наверх. Вот подошел к гравийной почти отвесной стене. Неужели возьмет? Такую стену не преодолел бы ни один танк. А луноход пошел, пошел, взбираясь на стену. Новая команда. Машина покатилась вниз все быстрее и быстрее и, когда уже казалось, что вот-вот она перевернется, плавно затормозила и остановилась.

— Сработал автомат безопасности движения, — пояснил Александр Леонтьевич.

Я подумал, что настанет время — на Луне проложат прекрасные (правда, неасфальтированные) дороги, организуют строгую службу безопасности лунного движения (БЛД) и построят станции техобслуживания луноходов (СТОЛ).

Но пока луноход передвигается по испещренной кратерами лунной местности сам, существует и особая проблема безопасности движения. Нужно увидеть опасность, обойти препятствие, не свалиться в воронку, правильно переехать трещину. Ведь водитель, сидя на Земле, не всегда может прийти на помощь луноходу. И если крен или дифферент станут критичными... Автомат прикажет: «Стоп!»

— А если заклинит хоть одно колесо? Тогда вечное «стоп»?

— А мы это колесо отстрелим! Нет, оно никуда не улетит, просто оторвется от привода и станет не ведущим, а ведомым. Не правда ли, есть что-то от ящерицы, которая убегая от врага, оставляет ему хвост?

Меж тем, луноход чуть повернулся и на меньшей скорости поехал вниз, наискось, как это делают лыжники, спускаясь с крутой горы. Вот он сходу взял эскарп*, плавно съехал с контр-эскарпа. Шла блестящая демонстрация всех пунктов нашего ТЗ! Мы наблюдали за работой лунохода, затаив дыхание...

*Эскарп — препятствие в виде отвесной стены.

Вернулись в КБ и продолжили обсуждение вопросов. Теперь они представлялись в ином свете. Недаром говорят, лучше один раз увидеть...

Как часто бывает в тех случаях, когда спорят умные, умудренные жизнью и опытом люди, — истина лежит где-то посередине. Составили план мероприятий с четко указанными сроками. В нем указали: что необходимо обязательно выполнить к моменту отправки машины, а с чем-то мы можем и обождать, к примеру, с отчетами по надежности, по наземным испытаниям, которые еще долго писать и оформлять.

Решение «высокие стороны» подписали единодушно.

Спустя несколько дней «колесо доехало до Москвы». В паспорте шасси была обычная фраза: «Допускается к летным испытаниям» и стояла подпись руководителя ОТК.

Стартовые дни пришлись на ноябрьские праздники. 10 ноября 1970 года вечером семнадцатый лунник помчал к Селене «Луноход-1».

17 ноября 1970 года на рассвете «Луна-17» совершила посадку в Море Дождей. Станция осмотрелась и опустила в удобную сторону специальные трапы-аппарели. По аппарелям, соблюдая высочайшее достоинство, неспешно и величественно сошел «Луноход-1». В 9 часов 28 минут он коснулся поверхности Луны. Неторопливо отошел от посадочной ступени.

Советская наука и техника завоевали своей Родине новый приоритет.

«Надо же, — подумал тогда, — как точно — пятнадцать лет назад (!) — угадали составители книги «Полет на Луну» место посадки лунохода» (правда, такого слова еще не существовало, они называли его «танкеткой»).

Потом один из авторов книги убеждал меня, что это неслучайно, и доказывал что-то насчет энергетических затрат. Я в ответ лишь улыбался. Ибо высадить и первый луноход мы могли в любую точку видимой стороны Луны. (Кстати, второй луноход трудился в Море Ясности). Но все же бывают иногда в жизни удивительные совпадения.

А в Море Дождей посадили луноход по просьбе селенологов. Оказывается, над лунными равнинами кольцевых морей спутники убыстряли свой бег, словно в этих местах возрастало притяжение Луны. Эти аномалии гравитационного поля получили название масконов. Так вот, самый крупный маскон в пределах видимого полушария Луны обнаружен как раз, у Моря Дождей. Что там? Может, железо-титановые руды, залегающие у поверхности? Кроме того, Море Дождей — самый большой и самый яркий представитель лунных Морей. Здесь отмечена повышенная интенсивность процессов образования по сравнению с другими Морями. Поэтому Море Дождей является очень интересным объектом для решения вопросов строения и эволюции нашего небесного соседа.

И еще одна немаловажная причина. Место посадки находилось в зоне перехода от местности морского типа к гористым районам береговой Кордильеры. А зоны перехода всегда представляют особенный интерес. Таким образом, регион работы первого лунохода удовлетворял оптимальным требованиям решения научных и прикладных задач. Видите, как тщательно выбирают место для работы аппарата.

Я занимался уже другой темой, но однажды, поздно вечером, отпросившись у начальства, поехал на пункт связи на сеанс движения лунохода. Управление шло и Центра дальней космической связи, здесь же можно было лишь наблюдать за сеансом.

Погода стояла сырая, дороги мокрые, сквозь легкий туманец светила полная Луна. Ехал и смотрел на Море Дождей. Там сейчас, запасаясь энергией, словно путник перед дальней дорогой, стоит луноход... Наш первенец.

Большой безлюдный зал. Располагаемся в операторских креслах. Перед каждым из нас добрая дюжина телевизоров. Сеанс еще не начался. Включены сразу все четыре программы телевидения... И вдруг по пятой — возникает пустынная, безжизненная равнина. Ничто не шелохнется. Камни, воронки. Безмолвие. Контраст разительный. В эти минуты особенно ощущаешь прелесть Земли, полной жизни. Итак, сеанс начался.

Солнце высоко. Тени небольшие. Кадр разбит на несколько частей тонкими линиями. Кажется, будто на краю равнины — горы, а на горах — флаги. Черное небо. Резко очерченная линия горизонта. Через каждые пять секунд «кто-то вынимает» одну фотокарточку и «вставляет» другую. Засекаешь близлежащий камень. Он в центре кадра. Новая картинка: камень — правее и ниже. Наблюдая за линией горизонта, начинаешь понимать, как меняются крен и дифферент лунохода. Слышатся постоянные: «Борис-2»! (Это означает «Первая, вперед»), и тут же «Анна-2»! («Стоп»). Сеанс идет в так называемом старт-стопном режиме. Как только у водителей нервы выдерживают!

Часто пробуют грунт. Много кратеров. Одни форсируют сходу, другие осторожно обходят.

Движение идет, девятое колесо отсчитывает метры, а ощущение статичности не покидает.

Словом, сеанс мне не понравился, и на другой день, встретив Сашу Дяблова, дал волю чувствам.

— Эх, вы — радисты! Вместо кино, диафильм какой-то получается. А «сидячим космонавтам» каково? Нашим водителям? У них пульс — как у космонавтов перед «Зажиганием»!

— Ты не шуми. Не шуми. Говоришь, как последний дилетант. Даже стыдно слушать. Давай разберемся.

— Ну что ж, давай разберемся.

— Частоту смены кадров знаешь?

— Двадцать пять кадров в секунду.

— Оказывается, знаешь. Так вот, для такой передачи нужна антенна с острой, как игла, диаграммой излучения (Дяблов назвал цифры). Ты ее на движущемся автоматическом объекте, переваливающемся с боку на бок, с носа на корму, обеспечишь? Нет? Не слышу! То-то и оно. Возьмем другой путь. Установим передатчик большой мощности. Знаешь, габариты какие получатся? А масса? Да он всю энергию съест, на колеса ни одного ампер-часа не останется. Но мы нашли выход. Компромисс известный. Передатчик нормальный, телевидение малокадровое. Но и для него пришлось антенну изобретать остронаправленную и приводом с Земли управлять, чтоб при движении «нос по ветру держала». «Луноход», ведь, не «Жигули». Это — машина умная неторопливая, труженик-исследователь.

Заметив, что я совсем загрустил, Дяблов чуть смягчился.

— А в чем-то ты и прав. Водителю, действительно, надо помочь. Мы уже кое-что соображаем...

(На «Луноходе-2» одну из телекамер поднимут вверх. Дальность обзора, а следовательно, и средняя скорость заметно увеличатся).

На Море Дождей надвигалась ночь. Луноход готовился к жестокому испытанию. Он опустил крышку, как танкист перед боем. Стужа сковала живой металл. Но внутри терпимо — плюс пятнадцать градусов по Цельсию. Изотопный источник тепла греет газ, циркулирующий в корпусе, — «атом» помогает «космосу». Луноход сдружил две самые передовые науки. И не только две. И потому стал символом науки сегодняшнего и завтрашнего дней. Недаром в опросе: «Назовите чудо XX века» — он занял весьма почетное место.

«Уснул» луноход. Ученые приступили к анализу результатов. Первая в истории самодвижущаяся научная лаборатория на другом небесном теле — наша, советская! Но затихают страсти, и встает вопрос: «А что он дал науке?»

Луноход номер один дал многое. Впервые был исследован обширный район Селены, его геолого-морфологические особенности, химический состав и физико-механические свойства лунного грунта. Очень точно подметил профессор М. Сануки (Япония): «До сих пор человечество осваивало за пределами Земли лишь линии и точки, а луноход позволил овладеть уже площадью». Луна, как известно, не имеет атмосферы и поясов радиации, а потому с нее можно проводить такие наблюдения за небом, которые невозможно осуществлять на Земле. Луноход стал предвестником астрофизических обсерваторий будущего. На нем получен первый опыт использования Луны для изучения отдаленных районов Вселенной с помощью рентгеновского телескопа. Начался новый этап в развитии внеатмосферной астрономии. Служба Солнца на Луне. И ее первым «организовал» луноход. И даже когда он «спал», научные эксперименты продолжались. Из астрофизических обсерваторий — Крымской и Пик-дю-Миди (французской) — лазерные лучи рубина стреляли по французскому зеркальному уголковому отражателю, установленному на луноходе, измеряя расстояние Земля — Луна с невиданной доселе точностью.

...Над Морем Дождей начинался рассвет. Целых две недели луноход ждал солнышка. Как перезимовал он? Стужа стужей, но еще и метеориты бьют. За час на каждый квадратный километр лунной поверхности падает в среднем три метеорита величиной с кулак. Если такой «снаряд» угодит в луноход... Поневоле с волнением ждешь пробуждения.

Самое главное, чтобы открылась крышка — солнечная батарея. Открывается. Лучи Солнца еще косые, потому ставим крышку — батарею — под углом, перпендикулярно солнечным лучам. В химические аккумуляторы, как живительная влага, вливается «солнечная» энергия. Потом — первые вопросы: Как переночевал? Как самочувствие? Температура, давление? Согрелся? Ну, а теперь: «Борис-2!» — «Первая, вперед!» «Только -вперед за бегущим днем». И вновь движение... «И вновь продолжается бой»... Бой с суровой природой.

За путешествием лунохода с интересом следили люди из разных уголков Земли. Газеты печатали подробные репортажи о каждом метре, пройденном луноходом.

«Советские полярники, работающие в Антарктиде, просят через «Правду» передать творцам космического аппарата «Луна-17» наши поздравления. Успешная работа на Луне космического вездехода — удивительный шаг на грани недавней фантастики», — телеграфировал начальник советской антарктической экспедиции.

Подобные телеграммы летели со всех концов нашей необъятной Родины. Шли многочисленные поздравления в адрес Центрального Комитета и Советского правительства от государственных и партийных деятелей, отдельных граждан нашей и зарубежных стран.

Георгий Николаевич Бабакин переживал в те дни огромный подъем. Сразу за доставкой грунта — луноход! А мысли его меж тем уже стремятся в будущее. У меня хранятся «правдинские» гранки, правленные рукой Главного и подаренные мне его сыном Николаем Георгиевичем. На вопрос корреспондента, удовлетворен ли он работой лунохода, Георгий Николаевич ответил: «Безусловно!», а потом добавил: «Конструкторы первого наземного автомобиля, вероятно, сразу же после его первых шагов по Земле начали думать о будущих моделях. Когда мы теперь смотрим в кино на автомашины, скажем, начала XX века, эти медленно двигавшиеся, дымящие и неуклюжие создания вызывают улыбку. Но ведь если бы не они, то не было бы и современных удобных, красивых, скоростных лимузинов. Возможно, и на конструкцию нашего первого лунохода создатели лунных движущихся аппаратов двухтысячного года будут смотреть с такой же доброй улыбкой. Мы же, хотя и довольны полученными результатами, видим те элементы, которые нужно переработать, чтобы расширить возможности научных исследований на Луне.

Нам хотелось бы, например, увеличить информативность, обеспечить большую скорость движения, доставить на Луну дополнительные научные приборы, получить возможность движения лунной ночью, решить многие другие сложные проблемы...

Предстоящие запуски автоматов покажут, удачно ли мы решили стоящие перед нами задачи».

Академия наук избрала Георгия Николаевича Бабакина своим членом-корреспондентом. У нас тогда шутили: «Бабакин въехал в Академию на луноходе с лунным грунтом в руках».

Георгий Николаевич был молод душой, среди молодежи чувствовал себя своим, со многими молодыми людьми дружил, на многих в своей работе опирался. Он смело выдвигал на руководящую работу хорошо зарекомендовавших себя молодых инженеров, не боялся поручать им самые ответственные задания.

После полета «Луны-16» и «Луны-17» целый ряд инженеров и рабочих, внесших заметный вклад в создание станций, получил не без помощи Георгия Николаевича ордера на квартиры.

Кроме семейного новоселья, инженеры КБ решили собраться все вместе. Но какой праздник без Георгия Николаевича! Пригласили его. Он обещал быть. Подошел день торжества, а Главный находился далеко, за полторы тысячи километров, в Центре дальней космической связи. Шли очередные сеансы движения, луноход прокладывал новые трассы, оставляя на Луне колеи, уходящие за горизонт.

Связались с Бабакиным по телефону.

— Обязательно буду, ребята. Как обещал. Дела меня здесь здорово подзадержали. Вы начинайте. Не обессудьте, если прибуду поздновато.

Десять часов вечера. Прямо с аэродрома, не заезжая домой, спешит он к своим молодым друзьям-коллегам, единомышленникам. Спешит, чтобы просто порадоваться вместе с ними, чтобы просто побыть среди них.

Глядя на него, такого радостного, счастливого, полного жизни, сил и замыслов, такого своего среди своих, кто бы мог подумать, что сердце его отсчитывало последние дни.

В «Комсомольскую правду» пришло письмо: «...И еще одна просьба к вам. Обратитесь, пожалуйста, к руководителям Центра дальней космической связи, к нашим конструкторам и передайте им, что Иванов Леонид Иванович, 1940 года рождения, готов лететь на Луну, чтобы возвратить на Землю «Луноход-1».

Многие тогда предполагали, что луноход, поработав еще немного, непременно возвратится на Землю. Полет шестнадцатого лунника, видимо, навеял такую мысль. Писем приходило столько, что корреспондент «Известий» вынужден был официально запросить: «Некоторые наши читатели думают, что «Луноход-1» в итоге исследований должен вернуться на Землю. Об этом пишут и некоторые зарубежные газеты». Пришлось нашим товарищам отвечать, что для самостоятельного возвращения на Землю этот аппарат не предназначен.

Закончился поход Лунохода номер один. Колесо доехало! До Москвы. До Байконура. До самой Луны.

Но мне кажется, что путь его не окончен. И осуществится когда-нибудь мечта. И доедет колесо опять до Москвы и займет свое место на вечной стоянке, рядом с «Востоком».

А, может, лучше оставить его там, в Море Дождей, встречать лунные рассветы...