В непростых событиях истории нашей отечественной космонавтики, происходивших в декабре 1960 года, мне участвовать не пришлось. Королев включил меня в группу специалистов, командированных в одно из экзотических мест. Но об этой командировке разговор особый.
В декабре предстояли еще два пуска кораблей-спутников с задачами, аналогичными августовскому. Это были этапы подготовки полета с человеком на борту.
Старт 1 декабря. О пуске торжественно сообщили все радиостанции Советского Союза. На борту корабля две собачки: Пчелка и Мушка.
А на следующий день в очередном коммюнике ТАСС сообщалось:
«К 12 часам по московскому времени 2 декабря 1960 года третий советский корабль-спутник продолжал свое движение вокруг земного шара... По получении необходимых данных была подана команда на спуск корабля-спутника на Землю. В связи со снижением по нерасчетной траектории корабль-спутник прекратил свое существование при входе в плотные слои атмосферы...»
Поскольку произошло «снижение по нерасчетной траектории», была ли это забота только ракетчиков? Нерасчетная траектория спуска могла быть и по вине корабля.
А произошло вот что. Команда на спуск наземным пунктом была подана вовремя, ориентация состоялась, ТДУ включилась и отработала нормально, но... из-за возникшего отказа системы стабилизации результирующий импульс для торможения оказался недостаточным. Траектория спуска оказалась сильно растянутой, и отделившийся от приборного отсека спускаемый аппарат летел за пределы Советского Союза. А в этом случае автоматика корабля была обязана предоставить слово системе АПО — аварийного подрыва объекта.
Не могу не привести по поводу этой системы одну цитату.
«... Какой-то гад из нештатных «защитников государственных секретов» подкинул начальству мысль: «Нужно разработать и установить на беспилотном корабле систему аварийного подрыва, которая обеспечит разрушение корабля в случае его спуска вне нашей территории». Я подозреваю в подкидывании этой мысли Чертока: ему подчинялась лаборатория по установке систем аварийного подрыва на боевые ракеты в случае отклонения траектории их полета от расчетных параметров. Это было недопустимо. Во-первых, это нелепость по существу: нет у нас ничего секретного, во-вторых, это унизительно. В-третьих, — время... Мы потеряем много времени на разработку, испытания и установку такой опасной и сложной системы...
Королев твердо стал на сторону введения системы аварийного подрыва».
Это из книги «Траектория жизни». Автор — Константин Петрович Феоктистов.
Добавить ко всему этому могу лишь то, что во многом с ним не согласен, особенно по форме изложения своих оценок ближайших соратников тех лет.
А что касается моего практического знакомства с этой системой, то при подготовке еще августовского корабля со Стрелкой и Белкой на технической позиции, по завершении всех испытаний, перед отправкой на старт внутри спускаемого аппарата надо было устанавливать ту самую «бомбу».
Кому можно было поручить эту операцию? Собрались, подумали, поспорили, из наших ребят желающих не оказалось. Военные? Помилуй бог, какое отношение они имели к таким «секретам»? Пришлось это делать самому. Из МИКа были удалены все — и гражданские, и военные, на электрокаре из специального хранилища, где обычно готовили боевые части ракет, уложенную на песок привезли к кораблю ту самую «бомбу». Работал только военный крановщик и двое наших монтажников.
Специальным приспособлением ее подняли к открытому люку спускаемого аппарата. Перед этим я влез внутрь, лег на спину в капсулу вместо «собачьей» кабины, принял «бомбу» на руки, установил ее в специальные ложементы, подключил и законтрил электрические штепсельные разъемы. Тогда так пришлось...
Последний в 1960 году пуск корабля был произведен 22 декабря. Полет должен был продолжаться сутки. В полет были отправлены две собачки — Шутка, Комета и полный набор мелкой живности. В начале полет шел прекрасно, но двигатель блока «Е» — третьей ступени в начале своей работы решил отказать. Автоматика управления выдала команду на отделение корабля от ракеты. Баллистики прикинули и сообщили, что корабль войдет в плотные слои атмосферы где-то над Якутией.
В подготовке этого пуска из-за «спецкомандировки» мне участвовать не пришлось и все то, что вспомнилось, все то, что произошло, мне рассказали участники тех событий Арвид Владимирович Палло и Федор Анатольевич Востоков. Королев поручил Арвиду Палло возглавлять поисковые группы. Позже он обо всем этом написал и рукопись прислал мне. От «первоисточника» я отступать не хочу. Палло писал, что их группа и вертолетно-само-летное обеспечение были сосредоточены на аэродроме «Кряж» местной авиалинии в Новокуйбышевске, в нескольких километрах от Куйбышева, близ расчетного района ожидаемой посадки спускаемого аппарата. В день пуска к 5 часам утра все были готовы к работе. Сообщения о старте ждали до 10 часов, до 11... Только в первом часу им передали: «Отбой». Поняли: одно из двух — или пуск отложен по каким-то причинам, или... Но вот об этом «или» думать не хотелось. Достаточно было первого декабрьского. Поскольку, как всегда, ночь перед пуском на космодроме ли, здесь ли все равно беспокойная, решили отдохнуть, а в Москву лететь завтра. Естественно, потратили все продуктовые припасы, которыми запаслись из предыдущего опыта. Вся группа — Палло, Казюпа, Лобнев и представитель из ленинградского НИИ, специалист по системе АПО Комаров — решила заночевать в одной комнатушке, «арендованной» в воинской части. Но поздно вечером дежурный сержант передал им телеграмму: «Палло и Комарову с необходимым инструментом и оборудованием срочно вылететь на аэродром «Безымянка», близ города Энгельс. Там будет ждать Ту-104. Королев». Самолет для перелета уже был готов. Вылетели. И действительно, в «Безымянке» ждал снятый с рейса на Алма-Ату Ту-104. С двумя «спецпассажирами» он тут же вылетел. Командир экипажа, с подозрением покосившись, неохотно заявил, что ему приказано лететь то ли в Новосибирск, то ли в Красноярск — указания последуют позже, в полете. Сели в Новосибирске. Что? Зачем? Почему? Полная неизвестность. У трапа их уже ждали. Рядом стоял с работающими моторами самолет Ил-14. «Это для вас. Перегружайтесь скорее и — счастливого пути», — все, что услышали в Новосибирске.
Взлетели. В полете ясности не прибавилось. Прилетели в Красноярск. У начальника аэропорта Палло встретил представитель МВД, как он отрекомендовался, и попросил немедленно перегрузить все их имущество в Ил-14. Будучи голодными и не имея папирос, «спецпассажиры» попросили разрешения сходить в буфет, но в этом им отказали. Был послан кто-то из экипажа ИЛа.
На КП ВВС встретились с представителем Уральского военного округа, который сообщил, что дальше летят вместе, но на другом самолете. Куда? Точно не известно — или в Туруханск, или в Туру, узнают в аэропорту Подкаменной Тунгуски.
Вылетели в полночь, уже 24 декабря. Прилетели. Было уже около трех часов ночи. На аэродроме, к своему удивлению, увидели целую группу военных, вертолеты, самолеты... Только здесь, наконец, узнали о целях своей сверхскоростной авиаэстафеты. Где-то в этом районе были обнаружены радиосигналы, похожие на пеленгационные спускаемого аппарата. Узнали и кое-какие подробности. Оказалось, что пуск ракеты-носителя прошел нормально. Первая и вторая ступени справились со своей задачей, а вот третья подвела. Корабль не получил нужной скорости, на орбиту не вышел и, видимо, по очень крутой траектории вошел в атмосферу. Собачки, находившиеся в спускаемом аппарате, вероятно, погибли. Перегрузки должны были быть существенно больше допустимых... Но если принимались радиосигналы, значит, спускаемый аппарат цел. Может быть, и собачки еще живы...
Все участники, посовещавшись, решили разделиться на группы по самолетам и вертолетам, лететь по направлениям к Туруханску и Туре и вести визуальное наблюдение с целью обнаружения оранжевых парашютов, капсулы и спускаемого аппарата. Палло и Комаров вылетели вместе на Ил-14 в Туру. Приземлившись, сразу же пошли к начальнику аэропорта, у которого их встретил майор НКВД Никифоров.
Оказалось, что КГБ и НКВД уже ведут поисковые работы самостоятельно. Минут через десять пришла радиограмма с самолета Ан-2 и чуть позже — с самолета Ил-14 ВВС, что они видели «цель». Палло подключился к разговору с пилотом Ан-2 и понял, что он видел спускаемый аппарат, который приземлился в тайге приблизительно в 65 километрах юго-западнее Туры. Координаты того места: 63 градуса 42 минуты северной широты, 90 градусов 50 минут восточной долготы. И почти тут же начальник аэропорта сообщил, что получены радиограммы еще с двух самолетов: они тоже видели в тайге повисший на деревьях купол парашюта и какой-то черный шар.
Из Туруханска прилетел вертолет Ми-4. Палло попросил начальника аэропорта немедленно доставить их к месту приземления спускаемого аппарата, но его просьба была отклонена в связи с наступлением темноты.
Пришлось подключить к разговору майора Никифорова и объяснить, чем вызвана необходимость срочного вылета. Вылет с трудом был разрешен. Взлетели. Еле выбрав в тайге местечко, чуть не в километре от места посадки аппарата, вертолет завис метрах в пяти от снега. Выпрыгнув, тут же увязли по пояс. Ни лыж, ни компаса нет. Пробираясь по тайге, метров через сто уже потеряли нужное направление. В это время пролетевший над нами Ан-2 по радио передал пилоту вертолета, что улетает в Туру. Палло пришлось вмешаться и убедить пилота самолета сделать несколько пролетов по направлению к месту нахождения аппарата, пока они туда не доберутся.
С громадным трудом стали пробираться, и как только добрались, первое, что бросилось в глаза, — это висевший на дереве парашют, совершенно целый корпус шара, два открытых люка и в одном — «капсула» с собачьей кабиной. Она не катапультировалась. Отрывная плата с электроразъемами не отделена и на ней весел целый пук переплетенных обугленных проводов. Подошли осторожно, прислушались — собачки признаков жизни не подавали.
Прежде всего, нужно было отключить электрические цепи от взрывного устройства. Это можно было сделать, только забравшись внутрь аппарата через люк. Через люк... Но в люке не катапультированная капсула, в ней кабина с собачками, а под капсулой пиротехническое устройство — пушка, которая должна была выстрелить этой капсулой, но не выстрелила.
А в каком она состоянии, эта пушка? Быть может, чуть тронешь и... А ведь снаружи аппарата торчали оборванные и обгорелые провода... Какие там провода замкнуты, какие нет?..
Решили так, к аппарату пойдут двое и попытаются, забравшись внутрь, отключить нужные электрические разъемы. Двое — это Палло и Комаров. Пошли не вместе, по очереди. Палло, как старший, пошел первым и решил прежде всего отключать пиротехническую пушку. Комаров возразил: первым должен пойти он и отключить взрывное устройство. Приказывать Палло не стал, чтобы не обижать товарища. Кому идти первому — разыграли на спичках, и то и другое было одинаково опасно. Выпало первому идти Комарову. Он пошел, Палло встал за дерево. Комаров пролез в люк головой вниз, только ноги наружу торчали. Через пару минут вылез. «Отключил!» Отключать пушку пошел Палло, а Комаров встал за дерево. Арвиду через люк нужно было добраться почти до самого дна аппарата. Пришлось ему снять куртку и пролезать туда вниз головой...
Рассмотреть собачонок через обмерзший иллюминатор кабинки не удалось, снять же кабину можно было, только вытащив капсулу из корабля.
Стало смеркаться. На этих широтах зимний день короткий — всего три-четыре часа. Вернулись в Туру. Первый раз за все эти сумасшедшие сутки решили выспаться. Но не тут-то было: за ночь их дважды будили. По радио вызывал Королев, требовал доклада о том, что и как обнаружено, живы ли собачки. К сожалению, подробной информации ему дать не могли, связь несколько раз прерывалась, мешали помехи от сполохов северного сияния, и в конце концов Москва вообще «пропала». Утром 25 декабря в Туру прилетели еще несколько человек, и среди них — медик А. А. Гюрджиан, ведущий конструктор с завода 918 Ф. А. Востоков, капитан Чернавский, ленинградцы — АПОшники Салин и Хаит. Все вылетели к месту посадки корабля. Прилетели. Начали снимать капсулу с собачьей кабиной. И вдруг собачонки неожиданно залаяли! Живы! Несмотря на самые пессимистические прогнозы. Несчастных, замерзших, измученных собачонок Гюрджиан завернул в тулуп и на вертолете отправился в Туру. В тот же день они на самолете были отправлены в Москву. Мыши и прочая мелкая живность замерзли.
Королев сообщил, что в Туру прилетит представитель вертолетного конструкторского бюро М. Л. Миля. Это было очень кстати, поскольку местные вертолетчики поднимать из тайги аппарат категорически отказались.
К вечеру прилетел летчик-испытатель Рафаил Капрэлян, обладатель мировых рекордов, установленных на вертолетах, и наши конструкторы А. Ф. Тополь, Наумкин, Новиков, М. Ф. Решетнев. После проведенного совещания решили доставлять аппарат в Туру вертолетом. Осмотревшись и повздыхав, Капрэлян согласился попытаться поднять наш аппарат и отвезти его в Туру, подвесив на тросе, если он по весу...
— А сколько весит эта ваша штуковина? — с тревогой спросил он, похлопывая рукавицей по обгорелому боку шара.
— Около двух тонн...
— Сколько? А вы знаете, что на подвесе Ми-4 может брать не больше полутора тонн? А у вас больше двух? Такой груз я не подниму, как хотите.
— Что же будем делать?
— Это ваши заботы. Я могут предложить только одно: облегчить вертолет, снять часть оборудования, слить часть горючего, на борту буду я один и еще... еще прорубить в тайге просеку, дать мне горизонтальный участок для взлета. А вашу технику закрепить на короткой подвеске.
Принятые «мероприятия» были разбиты на две части: промышленно-технические и лесотехнические... Первая часть реализовалась наличными силами. А вот кто лес будет валить? Чем? Как? Кто-то предложил обратиться за помощью к делегатам юбилейного съезда, посвященного тридцатилетию Эвенкийского автономного округа, проходившего в те дни в Туре. На следующий день на вертолетах в тайгу добрались человек 15 лесорубов с инструментами и довольно быстро прорубили двухсотметровую просеку шириной метров пятьдесят. Решили кое-что снять и с нашего аппарата.
Палло, капитан Чернавский и Алексей Тополь решили остаться в тайге на ночь. Мероприятие, скажем прямо, весьма рискованное при местном климате и времени года. Не дай бог пурга — и люди пробудут в таежном «плену» неопределенное время. До города-то 65 километров. Тем не менее остались.
Капрэлян прилетел на вертолете утром. Слили часть горючего, вертолет поднялся, завис над шаром. С большим трудом удалось пристегнуть трос на крюк вертолета. Взревел мотор — и с громадным трудом вертолет едва приподнял тяжеленный груз и, наклонив нос, чуть не волоком потащил его над просекой...
До Туры добрались благополучно. Но дальше как? Капрэлян, напереживавшись сверх всякой меры, видимо, неточно рассчитал высоту из-за поднятого вертолетными лопастями снега, отцепил наш аппарат метров на пять выше, чем хотелось. Удар о снег большого вреда не причинил, но принцип... Палло пришлось сказать Капрэляну несколько не очень ласковых слов. Тот обиделся, улетел в Москву, сказав, правда, на прощание, что дальше везти шар уже могут его товарищи или местные вертолетчики, пользуясь его, Капрэляна, опытом, или прямо из Туры на самолете, если только подходящий для этого самолет сможет сесть и взлететь с местного аэродрома...
После раздумий был принят такой план: лететь на вертолете, впереди полетит начальник аэропорта Туры на Ан-2, за ним на Ми-4 с подвешенным аппаратом начальник аэропорта в Турухан-ске, а замыкать отряд будет самолет Ан-2 с топливом для дозаправок вертолета.
С трудом преодолев путь, добрались до Туруханска.
Туруханск «угостил» прилетевших хорошей баней, нормальной гостиницей и даже новогодней елкой.
Через два дня из Москвы прилетел Ан-12, спускаемый аппарат погрузили и отправили в Москву. А Палло и оставшиеся товарищи вылетели на Ил-14.
Не был для нас счастливым 1960 год. Не был.
В апреле пытались дважды полететь к Луне, и оба раза неудачно.
В мае первый корабль-спутник вместо спуска поднялся на более высокую орбиту.
В июле — гибель корабля с Чайкой и Пчелкой.
Только в августе нормально слетал корабль с Белкой и Стрелкой.
В октябре неудачей закончились два пуска к Марсу.
В декабре — пуски двух кораблей, о которых только что шла речь.
Тяжелым был тот год. И прежде всего, конечно, для Королева. Сколько сил, сколько нервов забрал тот год! А ведь по натуре Королев был человеком, жаждущим как можно скорее положительных результатов. Как можно скорее!
Железный характер! Так порой о нем говорили и писали. Быть может, и так. Быть может, в тяжелых обстоятельствах особенно ярко проявлялся этот железный характер, быть может, редко кто мог видеть Королева в растерянном или удрученном состоянии. Неистребимое упорство в достижении поставленной цели, стальная воля, помноженная на знания и логику, казалось, руководили им. Но давалось это, вероятно, ох как нелегко! И наверное, оставаясь наедине в маленьком домике на космодроме, в рабочем кабинете конструкторского бюро или дома, он бывал другим.
Но мы этого не видели: другим Главный для нас быть не мог!