Как обычно, Михаил Кузьмич Янгель встал рано. Чтобы не разбудить родных, вьшел из дому.
Было ясное, чистое утро, какое не часто выдается в октябрьские дни.
Овчарка Пальма, увидев хозяина, взвизгнула от радости. За долгие месяцы болезни Михаила Кузьмича они привязались друг к другу.
Сегодня ему шестьдесят... Мало все-таки. Или много?
Мало, конечно, если вспомнить, что поздно он начал то дело, которое ему суждено было возглавить.
Много, если подумать,— а сколько пришлось пережить.
Сегодня его ждут друзья. Он знает: они надеются и ждут, что он вернется в родное КБ. Они уверены, их Кузьмин победит болезнь и на этот раз.
Пожалуй, больше всех волнуются медики.
— Ох, уж эти юбилеи! — горестно сказал один из них жене несколько дней назад. — Был у меня больной, в прошлом министр. Приближалось его семидесятилетие. Мы, врачи, решили, мол, юбиляр будет волноваться, давайте отложим чествование. Объясняли, убеждали — он согласился. В день семидесятилетия неожиданно стало совсем плохо: оказывается, он волновался как раз из-за того, что никто, кроме родных, не поздравил. Значит, забыли, решил он... Теперь мы уж научены — юбилеи надо отмечать! Но не более трех часов на прием делегаций. Врач будет рядом, каждые полчаса короткий медосмотр.
«Три часа? — удивился тогда Михаил Кузьмич. — Может, и часа хватит?»
Днем он понял, что был несправедлив к коллегам. От желающих поздравить юбиляра отбоя не было. Они по одному и по нескольку человек входили, говорили теплые слова, дарили макеты ракет, космических кораблей, луноходов, спутников... На письменном столе росла стопка адресов.
Михаил Кузьмич улыбался, пожимал руки близким друзьям и многочисленным посланцам предприятий, разбросанных по всей стране.
В эти минуты он был счастлив.
Каждые полчаса в кабинет входил врач. Измерял давление, спрашивал о самочувствии.
И вновь друзья, коллеги. Они желали новых творческих успехов, долгих лет.
Но Михаилу Кузьмичу Янгелю оставалось жить всего несколько минут...
В канун шестидесятилетия на дачу приехали друзья с предприятия. Это был очень веселый вечер. Отступила болезнь, Янгель говорил о том, что скоро вернется в свой кабинет, о сегодняшних и перспективных задачах, которые предстоит решать КБ. Один из заместителей, бывших в тот день на даче, сказал мне: «В этот вечер Янгель долго говорил о будущей ракетно-космической технике, он дал нам программу работы на многие годы».
...Уезжать надо, а он все тянул, никак не решался в последний раз пройти по городку космодрома. Ведь ничего не было тогда, когда он впервые прошел здесь. Бесконечная степь и тюльпаны весной... Море тюльпанов... А сейчас асфальт, светофоры, дома, сады. Смеялись над ним, когда он впервые деревья посадил: мол, не приживутся, погибнут. Выросли все же...
По привычке усталый и седой человек пошел утром на работу. Назначенный вместо него начальник — человек молодой, специалист хороший, пока не занимает его кабинета: обидеть не хочет. А он по-прежнему в восемь уже сел в кресло, словно ждал, когда «пятиминутка» начнется, хотя знал, что все спешат в соседний кабинет, к его бывшему заму, а теперь начальнику. Правильно, конечно...
И долго-долго сидел, теперь уже пенсионер, надеясь, что вот сейчас кто-то войдет, и дела начнутся сначала.
Я захожу к нему. Он показывает на стул. Молчим.
Наконец я начинаю.
— Два дела у меня к вам, — говорю, — книжку хочу подарить. Это и о вашей работе.
Я протягиваю ему еще пахнущий типографской краской экземпляр книги. Он берет осторожно и потихоньку листает страницы,
— Спасибо, — благодарит, — ее еще нет в продаже. Я бы знал.
— Это сигнальный экземпляр. Специально для вас, боялся, что не застану вас на космодроме...
— Да, скоро уеду... Может быть, даже завтра. Пожалуй, это решено.
Опять молчим. Он продолжает листать книгу, а я разглядываю его. Постарел, морщины стали глубже, глаза запали.
— Завтра пуск, — говорю я, — теперь «Интеркосмосы» часто стартуют.
— Молодцы специалисты из ГДР и Чехословакии. Некоторые лишь второй раз приезжают, а уже освоились. Молодцы.
— Вчера спутник увезли на стартовую. Это будет первый старт без Янгеля...
— Рано Михаил Кузьмич умер, рано...
— Будет еще много стартов...
— Правильно, — согласился мой собеседник, — «Космосы» и «Интеркосмосы» — все памятник Янгелю.
— Бы часто встречались с Михаилом Кузьмичом? — спросил я.
Он на секунду задумался.
— Впервые, кажется, более двадцати лет назад, — сказал он, — я был на заводе. Нас очень поджимало время, а производство ракетно-космических систем — дело новое, неосвоенное. Янгель так умел организовать работу, что, по существу, мы ни одного отказа от производственников не имели. Он быстро реагировал на малейшую нашу просьбу. «Мы давайте сейчас не спорить, — часто повторял он. — Нужно так нужно, и надо это делать. А потом разберемся, потому что время, которое мы потеряем на споры, уже не вернешь». Очень он переживал малейшую рекламацию. Борьба за качество заводской марки — эту черту он сохранил на всю жизнь. Его отличало инженерное самолюбие: как же я руковожу, если у меня плохая продукция?
— Он часто приезжал к вам?
— Работы было много — он не мог часто приезжать. Но когда бывал, сразу же шел разговаривать с испытателями, рабочими. Любил говорить: «Кто, как не они, скажет, что плохо?»
— Изменился ли Михаил Кузьмин, когда стал Главным конструктором?
— Пожалуй, да. Он очень умело расставил людей. И когда испытывалась его машина, всегда сам бывал на космодроме. Он видел все перипетии, которые переживает техника, вникал в каждую мелочь. Не чурался мнения любого стартовика, знал, что все общее дело делают. Его поэтому и Кузьмичом звали. Подчеркивали, что прост он. Янгель никогда не кричал, не стучал по столу кулаком. Он нокаутировал фактами. Сотрудники не стеснялись к нему прийти, чтобы высказать свое мнение. Они не боялись, что их обидят или не поймут.
Мой собеседник замолчал, задумался. А потом кивнул на книгу:
— Извини, заговорился. У тебя еще дело было, кроме этого?
Я провожал его. Он шел по улице неторопливо. Все встречные здоровались.
У дома попрощались.
— Помните, всегда помните, — повторил ветеран космодрома, — что каждый старт в космос — это не только будущее, но и память о людях, таких, как Михаил Кузьмич Янгель...
1973 — 1976 гг.