— Это граница кратера, до нее метров шесть, — говорит Саша.
На телеэкране вижу темную полосу.
— Первая — вперед! — приказывает командир экипажа.
— Есть движение! — сразу же докладывают телеметристы. Через несколько секунд они сообщают по громкой связи вновь: — Есть ток! Все в норме... Есть стоп!
Картинка на экране качнулась, край кратера стремительно «перелетел» ближе. Луноход остановился на краю лунной воронки.
— Изящный кратерок, — заметил Базилевский.
Я удивленно взглянул на него: откуда эта вольность в терминологии? Мы уже привыкли, что на заседаниях оперативно-технического руководства единственный человек, который докладывает сухо, сдержанно и сжато, — Александр Базилевокий. Иногда он выглядит педантом. И кажется, это ему даже нравится...
— ...метров пять глубина, — продолжает Саша, — вот бы забраться туда...
У него неудержимая страсть «лазить» по кратерам. Впрочем, это понятно: лунные кратеры — история естественного спутника Земли. Многие миллионы лет назад образовались они, и так как нет в Море Дождей ни дождей, ни ветра, которые так неузнаваемо изменили земные пейзажи, на протяжении столь длительного времени лунные воронки сохранили свою первозданность.
Для ученого Луна — «геологический рай», прекрасный подарок природы, которая словно остановила бег времени, чтобы Саша Базилевский и его коллеги могли разобраться, что же было тогда, когда еще на Земле даже не было ничего живого...
Мертвый, жестокий лунный мир, испепеленный жарким Солнцем и холодом космоса, кажется Базилевскому настолько прекрасным, что он забывает о своем педантизме и слегка подчеркиваемой сухости.
Честно говоря, эта особенность характера Саши была мне неизвестна, хотя познакомились мы два года назад. Вместе ездили во Францию в составе группы научных сотрудников Института космических исследований Академии наук СССР.
За две недели мы многое узнали друг о друге. В таких поездках люди сходятся быстро, ведь с завтрака до поздней ночи вместе. Веселых компаний Саша не сторонился, хотя и не был заводилой, поддерживал удачную шутку, участвовал в розыгрышах, неизбежно возникающих среди молодых людей, когда их собирается около двух десятков. Короче говоря, я никогда не думал, что Саша Базилевский может быть «сухарем».
Постепенно я понял причину этой перемены — здесь Саша как бы сожалел о своей молодости. Сразу после посадки «Лунохода-1» на поверхность Луны в Центре дальней космической связи собрались крупнейшие ученые и конструкторы, Герои Социалистического Труда, лауреаты Ленинской премии. Вскоре приехал президент Академии наук СССР М. В. Келдыш, академики М. Д. Миллионщиков, А. П. Виноградов и другие.
На заседании Госкомиссии выступают Главный конструктор «Лунохода-1», руководители институтов, доктора наук. А затем слово предоставляется Александру Базилевскому. Он идет через зал, и все замечают, как волнуется молодой ученый. В какое-то мгновение все затаили дыхание. Мы знали: ему предстоит «бой».
— Автоматическая станция «Луна-17» совершила посадку на склоне кратера, который по морфологической классификации относится к классу...
Саша произносит фразы отрывисто, чуть-чуть с вызовом. Говорят, так читал стихи Маяковский: он словно вызывал присутствующих к спору.
Дискуссия разгорелась моментально. Вопросы посыпались один за другим:
— Ваши прогнозы на начало движения?
— Далеко ли до мыса Гераклид?
— Характерен ли район посадки для Моря Дождей в целом?
— Насколько вероятны россыпи камней на склоне кратера?
— Через сколько метров будут встречаться опасные для машины препятствия?
Саша отвечал, спорил, соглашался, возражал. В поединке вопросов и ответов чувствовалось уважение к мнению молодого ученого. В эти минуты не играло роли, кто какой пост занимает и у кого какое научное звание или степень, — разговаривали ученые, они обсуждали, какие эксперименты надо провести, чтобы еще не познанное сегодня стало известным завтра.
После заседания я беседовал с Александром Павловичем Виноградовым. О Саше Базилевском выдающийся советский ученый сказал коротко:
— Из него уже получился настоящий исследователь.
Такую оценку из уст академика Виноградова услышишь нечасто.
Саша заслужил ее, и не только своим талантом. Талант есть у многих, но далеко не все находят ему применение, потому что осуществление мечты иногда разбивается о преграды, поставленные жизнью. Необходимы мужество, самоотверженность.
Базилевский мечтал стать геологом, точнее — космическим геологом.
— Я появился в Москве в 1959 году, — рассказывал Саша, — приехал из Воронежа, чтобы завоевать столицу, подобно д'Артаньяну.
Он сразу же с вокзала направился в Московский университет. Друзья отговаривали, мол, конкурс велик, в геологоразведочном поменьше, а в МВТУ вообще меньше двух человек на место... Саша не слушал никого, он был достаточно упрям, а об МГУ мечтал уже класса с шестого.
В университете он стал геологом, а затем с рюкзаком за плечами отправился мерить шагами родную планету. Пять месяцев работал в экспедициях, шесть обрабатывал данные, составлял карты. Вскоре он стал хорошим геологом-практиком, и никто не думал, что однажды он резко шагнет в сторону.
«Министром геологии, конечно, стать заманчиво, — отшучивался он, — но мне всегда казалось, что в науке могу принести больше пользы».
И вновь МГУ радушно принял Сашу Базилевского. На этот раз уже в качестве аспиранта кафедры геохимии. Саша сделал второй шаг к Луне. Его научным руководителем стал академик А. П. Виноградов.
Далее события развивались по классической схеме: аспирантура — самостоятельные исследования — защита кандидатской диссертации — институт Академии наук.
Вскоре Базилевский становится руководителем группы. У него в подчинении несколько молодых ребят. Двое из них уже прошли школу практики — они поработали в экспедициях, один пришел в лабораторию сразу после института.
Еще несколько лет назад Саша Базилевский ходил в учениках, сегодня он уже учитель и для Николая Гребенника, и для Петра Дубина, и для Анатолия Конопихина.
Я спросил у Анатолия, какие черты Базилевского — ученого и Базилевского — человека ему нравятся?
— Нам приходится переучиваться, — ответил Конопихин. — Мы, если можно так выразиться, земные геологи. А теперь в основном занимаемся Луной... Базилевский очень легко все схватывает, у него гибкий, острый ум. И мыслит оригинально. Его выводы иногда очень смелые... С ним легко работать, он тактичен и умеет настоять на своем, А эти черты, то есть мягкость и одновременно упорство, для современного ученого необходимы. Тогда ему легко работать в коллективе и. в то же время отстаивать свою точку зрения, оставаться оригинальным.
— Ну, а что не нравится? — поинтересовался я.
— Пожалуй, некоторая резкость суждений...
Чем дальше луноход уходил в глубь Моря Дождей, тем больше панорам с изображениями кратеров и россыпей камней получала Земля, тем естественней становился Саша. Исчезла его сухость, важность, стали проявляться даже мальчишечьи черты. Он радовался теперь открыто, потому что его наука получила бесценные данные.
— Приехали мои бородачи, — сообщил он нам при очередной встрече, — на их бороды не обращайте внимания, это еще от молодости... Теперь мы сразу же будем обрабатывать панорамы, все камни пересчитаем и кратеры тоже...
Его увлеченность передавалась ребятам, которые действительно были с бородами и которые младше своего начальника всего года на три-четыре. Теперь селенологи во главе с Базилевским уже не спали не только по ночам, когда проводятся сеансы с луноходом, но и днем. Анализировали панорамы здесь же, в Центре.
А Саша Базилевский начал «скандалить». Правда, мы долго этого не замечали. До тех пор, пока он сам не объявил об этом.
Когда луноход во время первого сеанса остановился у того самого «кирпича», Саша дольше, чем обычно, рассматривал панораму.
На следующий день за три часа до начала очередного сеанса связи с лунной машиной корректировался план работы. Как обычно, пришел и Базилевский.
В программе сеанса предусматривалась съемка местности.
— Хорошо бы подойти к камню и сфотографировать его, — заметил Саша.
— Он попадет на панораму, которая запланирована, — сказал научный руководитель.
Саша нахмурился, встал и вышел из комнаты. Через две недели проходило заседание оперативно-технического руководства. Обсуждалось выполнение плана работ за минувший лунный день, намечалась программа на будущее. Совещание подходило к концу.
— Есть у кого-нибудь замечания? — спросил Главный конструктор.
— Можно мне? — Базилевский поднялся.
— Конечно.
— Прошу остановки лунохода согласовывать с селенологами, — сказал Саша, — и внимательно прислушиваться к нашему мнению. Мне очень не хочется скандалить, как в прошлый раз...
Все немного растерялись: что же имеет в виду Базилевский?
— Простите, а когда вы скандалили? — спросил Главный конструктор.
— Ну, тогда с камнем...
Кажется, хохотали все. А когда мы успокоились, Главный конструктор сказал:
— Мы обязательно учтем ваше пожелание. ...После сеанса руководитель научной группы докладывал председателю Госкомиссии о состоянии «Лунохода-1»:
— За сеанс пройдено более пятисот метров... Давление внутри отсека и температура в норме... Место стоянки выбрано по рекомендации товарища Базилевского... — И после минутной паузы руководитель научной группы, очевидно, отвечая на вопрос председателя Госкомиссии, добавил: — Нет, теперь он не скандалит. Доволен... Правда, приходится немного сдерживать, кажется, Базилевский считает, что луноход принадлежит только ему...
Я подумал, что прав все-таки молодой ученый. Их лаборатория принимала участие в выборе места посадки как «Луны-16», которая привезла на Землю грунт Луны, так и «Лунохода-1». Во многом благодаря интересам их науки луноход совершил свое путешествие по Морю Дождей. Наконец, им предстоит обрабатывать тот поток научной информации, который пришел на Землю. Они имеют право считать космическую машину «своей», хотя и не они ее конструировали и создавали.