48

Дело, зверь живой и сильный, править им нужно умеючи, взнуздывать надо крепко, а то оно тебя одолеет. Максим Горький

В конце 40-х годов отдел Королева в НИИ-88 начал быстро разрастаться, деформируя первоначально задуманную структуру института. Устинов видел это и понимал, что реорганизация назревала.

Прежде всего, Дмитрий Федорович прекратил все работы по артиллерийской тематике, которые еще кое-где теплились в Подлипках, даже после ухода Грабина. Затем он ликвидировал СКВ Тритко, поскольку существовало оно только на бумаге. Свернул работы Рашкова над "Шметтерлингом" - ничего интересного там не получалось, как, впрочем, и у Костина с "вариациями на тему "Рейнтохтер"⁵⁰.
⁵⁰"Дочь Рейна" (нем.)

- Не уговорил ты "дочку", — сказал Устинов Костину, — думай, чем будешь заниматься...

Все случилось так, как он и предполагал: сильные выжили и развивались, слабые - зачахли. Исаев у Болховитинова формально числился за авиапромом, но было ясно, что он настоящий ракетчик, и Устинов через Королева шлет к Исаеву "зазывал" - Мишина и Бушуева, соблазнять переходом в НИИ-88. Исаев помогал тогда Лавочкину создавать "Бурю" - двухступенчатую дальнюю ракету, первая ступень которой с ЖРД забрасывала ее на высоту 25 километров, разгоняла ее там, после чего на второй, крылатой ступени начинал работать прямоточный воздушно-реактивный двигатель Михаила Макаровича Бондарюка, талантливого конструктора, который начинал путь в ракетной технике в РНИИ. Авиапрому "Буря" не нравилась, и он искал способ отделаться от нее. Было бы здорово отдать ее Устинову вместе с Исаевым. Устинов готов был взять Исаева, но без "Бури". Торги заняли больше года. "Буря" не получалась. Низкий ее потолок и относительная тихоходность делали ее уязвимой, военные от нее отвернулись, и несколько опытных образцов этой ракеты использовались лишь в качестве учебных мишеней.

435

Василий Сергеевич Будник

А Исаев вместе со своей "командой" перешел в НИИ-88. Так на месте двух полумертвых отделов образуется один, но полный сил. Следом новый отдел систем управления возник с приходом Георгия Николаевича Бабакина. К середине 1950 года архитектура всего здания НИИ-88 значительно упростилась. Вместо нагромождения мезонинчиков, пристроечек, террасок, в которых располагалось множество хозяев, поднялась мощная и несокрушимая башня ОКБ-1 Королева и куда более скромное ОКБ-2 по зенитным управляемым ракетам, с которыми Устинов расставаться пока не хотел.

В отличие от Устинова, который то строит, то ломает, Королев внутри своего ОКБ особенно ничего не меняет, делает лишь незначительные перестановки. Обладая замечательным даром быстро угадывать нужных ему людей, он, однако, не всегда может сразу точно определить место, где данный человек способен принести максимальную пользу. Для этого Королеву надо какое-то время понаблюдать его в деле и тогда уже решать. К лету 1950 года руководящий состав ОКБ в основном уже определился. Первым заместителем Королева оставался Василий Павлович Мишин. И в этой должности он пробудет до смерти Сергея Павловича, после чего займет его кабинет. Заместителем Главного конструктора становится Василий Сергеевич Будник, начальником проектно-исследовательского отдела - Константин Давыдович Бушуев, сектор прочности возглавил Сергей Осипович Охапкин, оба - будущие заместители Королева. В это же время в ОКБ появляется еще одна очень колоритная фигура - Михаил Кузьмич Янгель.

Это был медвежий угол в прямом и переносном смысле слова. Деревня Зырянова стояла на берегу вольного широкого Илима, как говорили тут - "всего в двух месяцах ходьбы от железной дороги". Медведей здесь действительно было много, и били их знаменитые зыряновские охотники в недоступном по нынешним временам количестве. 25 октября 1911 года в этой деревне родился мальчик Миша. Думали - будущий охотник, оказалось - будущий академик...

Я был знаком с Янгелем, видел его несколько раз на Байконуре, но ни разу не довелось, к сожалению, с ним побеседовать подробно. Помню крупного, крепкого человека, который поначалу не казался крепким, потому что был высок и строен. Мне не приходилось видеть его угрюмым, сердитым, распекающим кого-то за какие-нибудь грехи. В отличие от Королева, Янгель часто улыбался, а когда на заседаниях Госкомиссии разглядывал своими веселыми, умными глазами очередного докладчика, казалось, что вот сейчас он ему подмигнет. У него были удивительно выразительные глаза. В них легко можно было прочесть: "Ох, и боек ты, братец, но так ли все отлично, как говоришь?.." Или: "Ну-ну, давай, заливай. Наверно, думаешь, тут чурки еловые сидят, хитростей твоих не видят..." Или: "Молодец! Орел! Вот такой, как ты, мне нужен. Сманил бы, но как?" Разное было в лице его. Не было самодовольства, барства, равнодушия. Он говорил: "Плохо, если с количеством званий и наград уменьшается простота и доброта..."

Михаил Кузьмич Янгель с внуком Димой

Из глухого сибирского села Янгель приехал прямо в Москву, потом окончил ФЗУ и работал помощником мастера на подмосковной ткацкой фабрике. В двадцать лет вступил в партию. Биография Янгеля яснее и прямее

436

биографии Королева. Причина этому видится в его происхождении: Янгель - "от сохи". Социальное происхождение Королева, если не тормозило его движение по жизни, то уж, во всяком случае, не ускоряло. А у Янгеля - ускоряло. Кому должен был выписать Пушкинский райком комсомола путевку в Московский авиационный институт, как не пареньку из глухого сибирского села, показавшему себя активным рабочим? Кого из числа студентов выбрать в партком МАИ, как не паренька из глухого сибирского села, показавшего себя активным студентом? После окончания института Янгель начинает работать в одном из лучших авиационных конструкторских бюро страны - в КБ Николая Николаевича Поликарпова. Лишь год проработал, совсем еще "зеленый", и новый вопрос: кого направить в длительную зарубежную командировку, как не паренька из глухого сибирского села, показавшего себя способным молодым специалистом? В 1938 году путь Королева лежит на прииск Мальдяк, а путь Янгеля - в Германию, Бельгию, Францию, США. Наверное, более зрелый конструктор с большей пользой для дела мог бы съездить в такую командировку, но где же их взять, многоопытных, бедному авиапрому, окончательно зачуханному арестами "врагов народа" - деятелей "русско-фашистской партии", где отыскать таких, чтобы и многоопытный, и одновременно - из глухого сибирского села? А Янгель, действительно, человек талантливый, наблюдательный и, самое для него главное, - быстро впитывающий знания, общую культуру, новые нормы поведения и человеческих взаимоотношений, неведомые в глухом сибирском селе, не теряя при этом чистоты, откровенности, высокой нравственности и той душевной открытости, которая присуща людям деревни.

Очень многие специалисты, командированные для изучения зарубежного опыта, после возвращения на родину объявлялись шпионами. Вспомним хотя бы Тимофея Марковича Геллера и Александра Сергеевича Иванова - зеков, работавших вместе с Королевым в Омске, которые после поездки в США были обвинены в шпионаже. Янгель счастливо избежал этой участи. Избежал, хотя, вскоре после его возвращения из США, в КБ Поликарпова пришел донос на Янгеля, в котором утверждалось, что он — сын кулака, врага советской власти, скрывающегося с обрезом в тайге. Поликарпов знал, что отец Миши умер три года назад, а до этого был активным колхозником. С благословения Николая Николаевича Янгель тут же едет в Сибирь, не без приключений добирается до родного села и возвращается в Москву со справками его обеляющими. И Поликарпов, и Янгель были людьми наивными: что значили в те времена справки Зыряновского сельсовета, как и все другие справки, если человека решили посадить?! Но, как говорится, пронесло.

Миновал Михаила Кузьмича и гнев Сталина после гибели Чкалова, хотя Янгель имел отношение к испытаниям роковой машины. Даже арест родного брата -скромного учителя географии в далеком Ленинск-Кузнецке - лишь помешал Янгелю стать парторгом одного из крупных авиазаводов, — но не более.

Все это подтверждает то, о чем мы уже говорили: никакой логики в действиях машины репрессий не было. Но нормальному человеку поверить в это трудно и логику все равно продолжаешь искать. И, как мне представляется, одно из

437

вероятных объяснений подобного "везения" Янгеля - его корни: "парень из глухого сибирского села..."

Однако вернемся к Янгелю начала 1938 года, гуляющему по увешанному свастиками Берлину. О его зарубежных впечатлениях известно из писем, которые он присылал своей невесте Ирине Викторовне Стражевой.

"Мне хочется рассказать тебе о своих впечатлениях, о первых пяти днях путешествия по Европе... - пишет Михаил Кузьмич 17 февраля 1938 года. -Очень строгое, даже подчас суровое отношение к нам было замечено почти на всех лицах встречавшихся нам немцев... Отсутствие хотя бы немногих веселых лиц, строго официальное обращение чиновников, размеренность их жестов и движений производят весьма неприятное, стесняющее впечатление. Оно усугубилось, когда мы проехали в глубь страны и посмотрели на Берлин.

Серая природа в это время года, какая-то придавленная тишина как нельзя лучше гармонируют с фашистским духом, дополняют его и делают более ощутимым... Было всего 9 вечера, но город спал. В окнах домов почти совершенно не было света, оживление на главных улицах было примерно такое же, как у нас на улице Горького в 3-4 часа ночи, никакого смеха, ни одного громкого разговора. Мне все время чудилось, что кто-то умер и жители Берлина находятся в глубоком трауре. Заметно бросается в глаза большое количество военных и почти полное отсутствие продовольственных магазинов. Несмотря на то, что мы шли по одному, между собой не разговаривали, за нами все время следил один тип в сером пальто, поэтому мы побоялись пойти в сторону от главной улицы".

Осуждая образ жизни фашистского Берлина, Янгель не замечает, что, приехав из Москвы начала 1938 года, они сами запуганы не меньше немцев. Им тоже не до смеха и громких разговоров. Почему они идут по одному и не разговаривают между собой? Чего они боятся, ведь их целая группа, а "тип в сером пальто" один?

"В Берлине, - пишет Янгель, - в витринах некоторых магазинов можно увидеть портреты Гинденбурга и Гитлера, причем у последнего вид отъявленного бандита и грабителя". Вспоминал ли он витрины московских магазинов? И не только витрины. Неужели не вспоминал, не сравнивал?

В США Янгель изучает опыт американских авиационников на заводах "Дуглас", "Волти", из Нью-Йорка летит в Калифорнию. Под крылом самолета в зыбком, молочном свете выплывали из ночи неведомые города. Он писал в Москву Ирине, не зная, что эти его слова через много лет станут обязательной принадлежностью всех биографических книг и очерков о нем: "Миллионы разбросанных на большой площади электрических лампочек производят впечатление звездного неба, и фантазия рисует картину, которой я очень увлекался раньше — полета в межпланетном пространстве".

Янгель - убежденный авиатор. Цитату из этого письма биографы Янгеля-ракетчика, думаю умышленно, не всегда приводят до конца: "Быстро мчащиеся автомобили, освещаемые прожекторами сзади идущих машин, как-то невольно наводят мысль на межпланетные корабли будущего. И лучи прожекторов кажутся следами этих кораблей в мировом пространстве. Нелепая фантазия, верно ведь? Но чего только не способна нарисовать фантазия, когда она выскакивает за рамки реально существующего..."

Янгель - не Цандер, он человек земной, и космический корабль для него в 1938 году, действительно, нелепая фантазия. Журналист Владимир Губарев цитирует Михаила Кузьмича: "В те годы я мечтал только о самолетах. Они казались совершенством". Ракеты его не интересуют, все его планы связаны с авиацией. В системе авиапрома Янгель остается вплоть до окончания войны. Так случилось, что со смертью Поликарпова в июне 1944 года в жизни Михаила Кузьмича начинается некий сбой. Янгель переходит в КБ Артема Ивановича Микояна, но не задерживается там. Потом работает у Мясищева и тоже не долго: КБ расформировали. Его назначают старшим инженером одного из отделов Министерства авиационной промышленности. Дела не идут, работой он тяготится, понимает, что чиновничья деятельность не для него, и в министерстве это тоже понимают. А ведь ему уже 37 лет, это не мальчик со студенческой скамьи, куда попало его не сунешь, ему дело

438

нужно под его рост, а дела такого нет и ничего интересного не предвидится. В 1948 году Янгеля направляют на учебу в Академию авиапрома: пока он будет учиться, что-нибудь для него отыщется.

В академии он продолжает заниматься вопросами авиационными. Курсовая работа - тележка на рельсах для взлета тяжелых самолетов. Тема диплома тоже чисто авиационная: "Расчет крыла истребителя". В 1950 году, когда Янгель оканчивает академию, в стенах которой он, надо полагать, слышал и о Р-1, и о Р-2 -ведь они уже летали, - Михаил Кузьмич о ракетах опять-таки не помышлял, его личные планы по-прежнему связаны с авиацией.

Устинов, который все эти годы постоянно испытывал нехватку специалистов, забирает Янгеля в НИИ-88. 12 апреля - "гагаринский" день! - в трудовой книжке Михаила Козьмича появляется новая запись: "Принят на должность начальника отдела ОКБ..." Так Янгель стал заведовать отделом систем управления в ОКБ Королева.

Почему системы управления? Ведь Янгель никогда ими не занимался, был чистым конструктором? Отдел работал хоть и не плохо, но как-то не дружно. Внутри его постоянно возникали какие-то "партии", группки, претендующие на лидерство, много было пустопорожних споров, в которые изо всех сил старались втянуть Чертока, и была надежда, что новый, да к тому же плохо разбирающийся в деле начальник, сможет оказаться "над схваткой" и оздоровить обстановку. Кроме того, новым назначением Устинов надеялся прикрыть Чертока.

Как раз в это время Сталин приступает к осуществлению своей последней, по счастью, незавершенной репрессивной акции. Говорить о троцкистах или зиновьевцах теперь, после войны, вроде бы смешно, и новым жупелом становится мировой сионизм. По всей стране покатилась мутная волна антисемитизма.

Устинов никогда особенно не интересовался национальностью своих подчиненных. Главное, - как человек работает. Среди вооруженцев было немало евреев -крепких специалистов, с которыми Устинов проработал всю войну и которым он всегда доверял. Но теперь даже ему не удалось уберечь своего любимца - Льва Робертовича Гонора, Героя Социалистического Труда, настоящего генерала тыла. Гонор был снят с поста начальника НИИ-88 и арестован. Правда, вскоре его освободили. Верный сталинец, Устинов обвинял во всем Берия, который стремился погубить кадры, с таким трудом выпестованные Дмитрием Федоровичем, и как мог защищал своих людей. Однажды среди ночи он позвонил Рязанскому:

- Михаил Сергеевич, разбудил?

Рязанский не сразу сообразил, кто с ним говорит.

- Выйди через полчасика, - надо пройтись, - продолжал Устинов.

Вот тут Михаил Сергеевич сразу проснулся: если министр зовет тебя погулять среди ночи, значит что-то серьезное. Быстро оделся, вышел на улицу. Вскоре подъехала машина Устинова. Улица была пустынна. Прошли метров сто.

- Ни о чем не спрашивай. Завтра отправишь Евгения в командировку. Не тяни, оформи все быстро, и с утра пусть уезжает.

Евгений Яковлевич Богуславский был заместителем Рязанского, в командировки ездил часто, но все командировочные дела решали они всегда сами, без вмешательства министра.

- Куда ему ехать? Зачем? - оторопело спросил Рязанский.

- Миша! Куда угодно!

Только теперь Михаил Сергеевич все понял...

Такая же угроза, как над Богуславским у Рязанского, нависла над Чертоком у Королева. Борис Евсеевич стал уже крупным специалистом по системам управления, и Устинов не хотел отдавать его Берия на растерзание, не говоря уже о чисто человеческих симпатиях. Черток на посту начальника отдела просто резал глаза. Его нужно было задвинуть, упрятать в тень и попросить не высовываться некоторое время: Устинов знал, что эта кампания, как всякая подобная кампания, имеет строго отмеченные временем границы. Волна накатывала, а потом спадала. Вот этот накат и надо теперь переждать. Он решил прикрыть Чертока Янгелем. Правда, у Янгеля тоже была какая-то "подозрительная" фамилия. Невозможно

439

ведь всем объяснить, что происходит она от "янга" - ковша, черпака, в котором казаки варили в походе похлебку: предки Михаила Кузьмича были с Черниговщины. Новое назначение помогало Чертоку переждать смутное время в тени нового начальника, Устинову - сохранить очень нужного ему специалиста, а Янгелю - приобрести знания в новой для него области, что никогда не мешает, как и выяснилось через несколько лет, когда Янгель стал Главным конструктором.

Но, конечно, поначалу он чувствовал себя не в своей тарелке.

- Мне, сама понимаешь, не легко, - говорил он жене, - я сложившийся самолетчик...

Янгелю, по природе своей - лидеру, ужиться с Королевым - человеком очень нелегкого характера, было трудно. Их "отношения складывались не очень гладко... Похожи у них характеры, упрямства хватит у обоих. Коса и камень", - свидетельствует Владимир Губарев в своей книжке о Янгеле⁵¹. Ирина Викторовна Стражева, ставшая женой Михаила Кузьмича, напротив, считает, что характеры Янгеля и Королева совершенно разные. Но итог - тот же. "Могу сказать, - пишет она⁵², - что близкими друзьями они никогда не были. Много было у них и во время недолгой совместной работы, и после, когда каждый шел своим путем, принципиальных и жарких споров, острых дискуссий...
⁵¹Губарев В. Конструктор. М.: Политиздат, 1977.
⁵²Стражева И. Тюльпаны с космодрома. М.: Мол. гвардия, 1981.

- Королев горяч, но отходчив, - говорил Янгель".

- Они стоили друг друга, и сравнивать эти два самобытных характера невозможно, - считает биограф Янгеля Владимир Петрович Платонов.

Янгель начал с того, что собрал весь отдел управления и устроил собрание, которое длилось три дня.

- Давайте вынесем сор из избы, чтобы стало чисто, - сказал он. — Высказывайте все свои претензии и выдвигайте конкретные предложения, как нужно дело поправить там, где его нужно поправить...

Люди выговорились, обстановка разрядилась, дела пошли лучше. Королев, конечно, внимательно за всем этим наблюдал, сразу угадав в Янгеле талант организатора. Через год Михаил Кузьмич становится заместителем Сергея Павловича. Еще через год, в мае 1952 года, утвержденный начальником вместо Гонора, Константин Николаевич Руднев ушел на повышение - заместителем Устинова по ракетным делам, и Янгель назначается начальником НИИ-88, т.е. начальником Королева.

Вот это пережить Королеву было трудно! Да и то сказать, ракетный стаж Королева, если считать с ГИРД, - уже двадцать лет, а в начальники ему назначают человека не только более молодого, но и заведомо менее опытного, который только два года назад узнал с какого конца ракету поджигать надо. Наверное, это понимал и Устинов, но изменить систему, в которой деловые качества, опыт, знания и творческие способности всегда отступали, пропуская вперед социальное положение, партийность, национальность и другие, не имеющие к прогрессу решительно никакого отношения, обстоятельства, он не мог. Да вряд ли и хотел ее менять, поскольку сам был вскормлен и взращен ею. Королев - бывший зек, беспартийный. Как он может быть директором?! Янгель - талантливый организатор, член партии, не говоря уже о том, что он - парень из глухого сибирского села!

Обиженный Королев решил сразу показать свой норов. На первое большое совещание, на которое Янгель пригласил Глушко, Пилюгина, Рязанского, Кузнецова и других смежников, Королев не явился, придумав (или организовав) вызов в министерство. Оглядев присутствующих, Михаил Кузьмич сказал:

- Королева нет? Жаль. Кто от Королева? Мишин? Ну и отлично! Давайте начинать...

Королев появился к концу совещания, извинился, что не мог присутствовать, поскольку...

- Ничего страшного, - весело перебил его Янгель, - мы тут без вас уже все вопросы решили...

440

Это был хороший урок для Королева, который понял, что хочешь не хочешь, а считаться с новым назначением Янгеля ему придется, иначе он рискует вообще остаться не у дел, а более страшной перспективы для Королева не существовало.

И еще один урок преподал Янгель Сергею Павловичу. Именно с появлением в ОКБ Янгеля Королев остро почувствовал свою партийную изоляцию. Янгель очень часто обращался в партком, выносил вопросы на собрания коммунистов, решения которых шли куда-то наверх и возвращались уже затвердевшими от резолюций, превращаясь из пустой институтской писульки в Документ. Беспартийный Королев, используя известные и им самим изобретенные рычаги власти, к рычагам партийным никогда не прибегал и прибегать не мог. И теперь он убеждался, что его положение вне партии - ущербно, оно мешает делу, тормозит его. Он решает вступить в ВКП(б). Относится к этому очень серьезно, неторопливо, подбирает и внимательно читает политическую литературу, даже возит ее с собой в командировки. Еще летом 1950 года Королев оканчивает вечерний университет марксизма-ленинизма. Что уж там ему рассказывали о нарастании классовой борьбы, что он по этому поводу отвечал, - не знаю, но университет он оканчивает, да еще и с отличием! Активную помощь в подготовке ответов на всевозможные каверзные вопросы, которые ему могут задать на выборном собрании, оказывала ему Белла Эммануиловна Апарцева, заведующая парткабинетом НИИ-88. Несколько вечеров просидели они, чеканя формулировки. Мудрая пропагандистка никак не могла растолковать Сергею Павловичу, что просто знать - мало, надо знания свои облечь в единственно допустимые канонические формы, забвение которых карается строже невежества.

В марте 1952 года Королева принимают кандидатом в члены партии. В рекомендации, которую дал ему старый друг Юрий Александрович Победоносцев, есть такие слова: "Будучи чрезвычайно твердым в отстаивании и проведении в жизнь своей линии, товарищ Королев нередко встречал энергичный отпор и сопротивление. На этой почве у него иногда возникали конфликты с отдельными работниками и товарищами по работе. Однако товарищ Королев всегда оставался последовательным и принципиальным в намеченном им решении того или иного вопроса... Рекомендую товарища Королева кандидатом в члены ВКП(б). Надеюсь, что он будем достойным коммунистом..."

Кандидатский срок Королева истек как раз во время первого пуска Р-5. Вернувшись только в начале июня в Подлипки, Сергей Павлович пишет заявление:

"В партийную организацию ОКБ-1 завода им. Калинина.

Королева Сергея Павловича, кандидата в члены КПСС с марта месяца 1952 г.

к/к 10012568.

Прошу принять меня в члены Коммунистической партии Советского Союза. Хочу быть в рядах активных участников построения Коммунистического общества в нашей стране.

Обязуюсь всегда высоко держать звание члена партии Ленина-Сталина.

30 июня 1953 г.

Королев."

Собрание 15 июля 1953 года проходило в зале, где работали конструкторы. Доски с кульманами опустили, сразу стало просторно и светло. За распахнутыми окнами весело гомонили птицы, но люди их не слышали, все были очень серьезны, а Королев — серьезнее всех. Конструктор Евгений Александрович Тумовский, бывший позднее, в "космические" уже времена, секретарем парткома ОКБ, вспоминает: "На собрание пришли все коммунисты КБ. Королев заметно волновался. Рассказал биографию, ответил на ряд вопросов умно и строго, без лишних слов. Чувствовалось, что это событие имеет для него как руководителя особое значение, и в отношениях его с подчиненными наступают определенные изменения".

- За что вы были осуждены? - спросил секретарь парткома Медков.

441

Партийный билет С.П. Королева

Королев набычился, некоторое время молчал, потом ответил не глядя на Медкова:

- Мне разрешено на этот вопрос не отвечать....

Сергей Павлович находился в положении весьма щекотливом. Все дело в том, что он не был реабилитирован, т.е. не был объявлен человеком невинно осужденным. Он был помилован, со снятием судимости - юридически это совсем разные вещи. Формально рассуждая, в партию принимали прощенного и потому освобожденного преступника. Именно это обстоятельство вызвало большие сомнения при утверждении решения собрания в райкоме: ведь зек! Но все-таки приняли...

Став коммунистом уже после назначения Янгеля директором НИИ-88, Королев политически как бы сравнялся с ним, что предопределяло дальнейшее обострение соперничества. Устинов, кажется, уже понимал, что рассаживать этих двух медведей по разным берлогам все равно придется, что усмирить своенравие Королева никакой директор никогда не сможет и есть только один способ справиться с ним -лишить его монополии на ракеты дальнего действия, создать ему конкурента. Впрочем, конкурент нужнее был не только и даже не столько для обуздания непокорного Королева, сколько в интересах развития ракетостроения вообще.

Тут самое время, наверное, оговориться. При всех битвах честолюбий, при всех демонстрациях собственных амбиций, характера, воли, а подчас и упрямства, при всем разнообразии форм и методов руководства одними людьми и подчиненности другим, даже при несходстве взглядов на события, происходящие в стране, и разной степени преданности вождю - при всем при том и Королев, и Янгель, и Устинов были людьми идейными. Я понимают под этим беспредельную преданность идее своего труда, которая лежала в основе их нравственности. Создать оружие, способное защитить страну, - вот что их, действительно, всегда объединяло.

В начале 50-х годов стало ясно, что ракетная техника перерастает первоначально определенные ей рамки и требует создания новой отрасли промышленности, что один опытный завод в Подлипках не сможет обеспечить армию новым оружием в массовом количестве и никакая его реконструкция тут не поможет: ему просто некуда расти.

442

Сталин поручает Устинову изучить вопрос и представить свои соображения. Устинов понимает, что уже сам факт поручения Сталина развязывает ему руки. В этой ситуации он может не затевать нового многолетнего и многомиллионного строительства, а попытаться отнять у кого-нибудь уже готовый завод. Но у кого? Устинов был реалистом и понимал, что большой завод с налаженным производством, с добытым кровью и потом оборудованием, со своими людьми, наконец, без боя никто ему не отдаст. Причем невозможно заранее предсказать, на чью сторону в этом бою встанет Сталин, и есть весьма вероятный шанс бой этот проиграть, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Вот, если бы найти новостройку, еще не закостеневшую в министерских планах, где дело только налаживается, где еще даже не все выстроено... Подобная экспроприация, когда один строит, а едва выстроит, появляется другой, нахрапистый, и, руководствуясь "высшими интересами государства", выстроенное присваивает, практиковалась довольно широко и даже нашла свое литературное отражение в известном рассказе Солженицына "Для пользы дела".

В конце концов, Устинов обнаружил то, что искал, и разработал свой коварный план. Еще в 1944 году, едва наши войска погнали немцев за Днепр, в Днепропетровске решено было начать строительство автомобильного завода. Строился он трудно и медленно, но в начале 50-х годов начал выпускать продукцию. Постепенно усложняя производство, от прицепов перешли к автопогрузчикам, от автопогрузчиков — к грузовикам и амфибиям. К тому времени, когда Устинов "положил глаз" на завод, там было выпущено только около сотни автомобилей. Место отличное, город индустриальный, с рабочими традициями, - лучше не найдешь. Устинов доложил Сталину. Обсуждение длилось недолго. Министр автомобильной промышленности пискнул было, что, мол, стране нужны грузовики, но в заключительном слове товарищ Сталин объяснил ему, что если у нас будут ракеты, то грузовики наверняка будут тоже, а если ракет не будет, то, возможно, не будет и грузовиков. Судьба автомобильного завода была решена.

Первоначально думали именно о заводе, который смог бы наладить массовое производство ракет. О том, что туда отправят Янгеля, речь не идет. В феврале 1952 года первый "московский десант" высаживается на берегах Днепра. Королев отправляет туда своего заместителя Василия Сергеевича Будника - он станет ненадолго Главным конструктором нового КБ, главного технолога опытного завода Сергея Николаевича Курдина - он станет Главным инженером, талантливого проектанта Вячеслава Михайловича Ковтуненко, будущего Главного конструктора межпланетных станций, начальника ОТК Тихона Романовича Соловьева, начальника цеха сборки Германа Яковлевича Семенова и многих других специалистов. (Семенов ехать не хотел, но Королев настоял, он страшился даже намека на какую-либо семейственность, а Герман был женат на родной сестре Нины Ивановны.) Все эти люди были нужны Королеву, но еще нужнее ему было наладить на новом заводе массовый выпуск своих ракет. Он все время наезжает в Днепропетровск - в мае, в июне, в сентябре 1952 г. - проверяет, как идут дела, помогает, как может. Завод очень быстро становится на ноги. Ясно, что на его базе нужно создать свое конструкторское бюро. Оно создается в апреле, а в июле 1954 года Михаил Кузьмич Янгель назначается руководителем нового КБ и одновременно завода. С этого момента заканчивается монополия Королева на ракеты дальнего действия.

Как раз в то лето я - студент ракетного факультета МВТУ - работал на производственной практике в цехах Автозавода, - так называли его в Днепропетровске по старой памяти. Все в городе, конечно, знали, что он выпускает: на заводе работало несколько десятков тысяч человек и сохранить тайну его производства было невозможно. Но готовую продукцию, пусть и в закрытых вагонах, служба режима распорядилась отгружать только с наступлением полной темноты, очевидно, вспомнив Гоголя: "Знаете ли вы украинскую ночь? О, вы не знаете украинской ночи! Всмотритесь в нее..." Служба режима стремилась, в противовес Николаю Васильевичу, чтобы как раз поменьше "всматривались".

443