КАТАСТРОФА


27


... Преступление, совершенное над отдельным лицом,
не есть преступление только перед лицом, прямо от
него пострадавшим, но и перед целым обществом.

Николай Чернышевский


В первый день нового 1935 года "Правда" писала в передовой статье: "Страна охвачена энтузиазмом стройки прекрасной, радостной жизни. Контуры завершенного здания социализма уже видны каждому. Непоколебимое руководство ленинской партии, прозорливость ее вождя - гениального Сталина — обеспечивают неизбежность победы. 170-миллионный народ Страны Советов является единым, сплоченным, трудовым коллективом. Это единство достигло того уровня, когда никакие попытки врагов народа не могут его поколебать. Воровской выстрел в спину любимца народа Кирова не оправдал надежды врага. Наоборот, он лишь подчеркнул стальное единство советских рядов".

Эта статья звучит, как колыбельная песня: жизнь радостна и прекрасна, вождь гениален, попытки врагов не смогут поколебать народного единства, и победа неизбежна. Сталин словно убаюкивает 170 миллионов. А ведь, очевидно, где-то в это время продумывал он весь этот адский план уничтожения миллионов людей, всю череду этих кошмарных процессов, выжигающих не оппозицию даже, а лишь теоретическую возможность инакомыслия, составлял невероятный проект непререкаемого деспотизма, в сравнении с которым времена правления Гиерона Сиракузского, Александра Македонского, "бича божьего" Аттилы да и любого другого тирана кажутся детскими шалостями.

Были ли уже обречены тогда знаменитые красные генералы и прежде других Тухачевский? Очевидно были. Эти люди не могли жить дальше потому, что по духу своему не вписывались в задуманную систему. Идея "военно-фашистского заговора" еще не родилась, лишь через два года Фриновский обрадует Ежова своей "находкой", но не додумайся он до этого заговора, был бы другой.

Именно поэтому так одиозно выглядел Климент Ефремович Ворошилов. То, что Ворошилов мешал Тухачевскому организовать РНИИ, - частный маленький эпизод, и можно простить наркомвоенмору, что не оценил он ракеты: в мире были считанные люди, способные их тогда оценить. Нет, спор был глубже и шире, он охватывал кардинальные стратегические вопросы строительства армии. Если разговор касался будущей войны, Ворошилов видел перед глазами своими дико ревущую кавалерийскую лаву, лихих веселых бойцов, гладких, сытых коней, сверкание клинков над спутанными ветром гривами. Он видел гражданскую войну- только в будущей войне солдат, коней и фуража должно быть больше. Очевидно, Сталин заставил его поверить в авиацию. Хорошо, если пушек тоже будет больше. И пулеметов, конечно. У него не было какой-либо военной доктрины, пусть даже ошибочной. Приоритет кавалерии - не доктрина, а воспоминания. Как оно там будет дальше - представлялось туманным. А главное - он сжился с мыслью, что в конечном счете все будет решать Сталин, и это его полностью устраивало. Ворошилов не был лидером никогда, и это устраивало вождя. Поразительно, как он разглядел этого неумного, но смекалистого, темного, но умеющего маскировать скудость знаний луганского паренька, разглядел и не ошибся в нем. Проявив редкую политическую дальновидность, 38-летний
223
наркомвоенмор выигрывает самое важное в своей жизни "сражение": публикует в 1929 году статью "Сталин и Красная Армия". "Значение тов. Сталина как одного из самых выдающихся организаторов побед гражданской войны, - пишет он, - было до некоторой степени заслонено и не получило должной оценки... Я хочу хоть отчасти заполнить этот пробел".

И начал "заполнять": вся история и царицынской эпопеи, и всей гражданской войны в целом пошла наперекосяк. Если отжать из всего написанного, точнее, наверное - из всего подписанного Ворошиловым, сироп славословий Сталину -останется мокрая горсть банальных слов.

Константин Симонов свидетельствует: "Помню, что приход Фрунзе на место Троцкого был встречен хорошо, помню, как были огорчены потом его смертью. Замена его Ворошиловым была воспринята с некоторым удивлением и недовольством - видимо, среди таких людей, как мой отчим, существовало мнение, что на опустевшее после смерти Фрунзе место наркомвоенмора следовало назначить более значительного и более военного, чем Ворошилов, человека".

Именно таким человеком был Тухачевский. Кадровый военный, окончивший не только кадетский корпус (тоже неплохо для формирования молодого человека), но одно из лучших в мире высших военных учебных заведений - Александровское училище. За первые полгода мировой войны — шесть орденов. Безоговорочно принял революцию, член партии с апреля 1918 года. В 25 лет командарм, затем командующий Южным Кавказским и Западными фронтами. Громил Колчака и Деникина, давил мятежи Муравьева и белочехов. Мог ли не испытывать по отношению к нему норкомвоенмор чувства собственной чисто профессиональной неполноценности?

Но не в ратных подвигах дело. Еще в 1922 году 29-летний командующий войсками Западного военного округа Тухачевский делегат XI съезда РКП(б) по поручению Фрунзе готовит доклад, в котором прямо говорит: в будущей армии роль конницы уменьшится, а роль авиации, бронетанковых войск и артиллерии возрастет. В 1928 году Тухачевский направил Сталину записку о необходимости решительного технического переоснащения армии. Крупнейший военный теоретик, в труде "Новые вопросы войны" еще в 1931-1932 годах (т.е. практически одновременно с началом работы Королева над ракетопланом) Тухачевский писал: "Осуществление бомбардировочных полетов в стратосфере будет означать громадный технический и военный переворот. Гигантская быстрота перелетов (например, Ленинград-Париж - два-три часа), вытекающая отсюда внезапность и, наконец, неуязвимость для зенитной артиллерии".

Мысль эта не оставляет его. Через три года он снова говорит: "Чем больше скорость самолета, тем он труднее уязвим со стороны зенитной артиллерии, тем он труднее уязвим со стороны истребителей противника. Поэтому эти показатели играют не меньшее, а иногда и большее значение, чем показатели количественного порядка".

Был ли у Королева более верный единомышленник? Мог ли не ликовать Сергей Павлович, читая слова Тухачевского, словно прямо ему адресованные: "Несмотря на то, что полеты в стратосфере находятся в стадии первоначальных опытов, не подлежит никакому сомнению, что решение этой проблемы не за горами..." Тухачевский писал о танках, радиосвязи и радиоуправляемых минах, о новых подводных лодках, новых методах обучения войск, новой организации работы тыла... Он был автором более ста научных работ.

Генерал-лейтенант Ф.И. Жаров, который хорошо знал Михаила Николаевича, поскольку в предвоенные годы был начальником вооружений ВВС, один из немногих чудом уцелевших людей из круга Тухачевского, написал в своих воспоминаниях: "Тухачевскому в развитии военной техники принадлежит такое место, на которое не может претендовать никто другой из наших военачальников".

В 1970 году один старый военный инженер, прошедший и ссылки, и фронт, сказал мне о Тухачевском:

— Поверьте мне, старику, это был военный гений...

И Клим Ворошилов со своей конницей...
224

Михаил Николаевич Тухачевский

Тухачевский несколько лет пытался объяснить своему непосредственному начальнику, что кавалерия не может быть главной силой в будущей войне. Безрезультатно. Недаром подхалимы придумали ему эпитет "железный". Он и впрямь отличался железным упрямством. Если Ворошилов бывал в благодушном настроении, что случалось не часто, он пытался сначала отшучиваться, ссылался на опыт Буденного, потом начинал злиться. Буденный был прост. Когда при нем выражали сомнение в непобедимости кавалерийских атак, он грозил пальцем и изрекал классическую фразу: "Погодите, лошадь еще свое слово скажет!.." Это уже какой-то фарс, оперетта, а Тухачевский не любил оперетту, он был человеком военным и осознавал свою ответственность и перед армией, и перед народом. С трибуны VII Всесоюзного съезда Советов он сказал:

- Мы привыкли за время гражданской войны к коннице, как к самому быстрому роду войск, а большинство привыкло и к пехотным действиям, и перестроиться на новый лад, уметь использовать подвижность авиации и наших механизированных войск, наших танков не так-то просто...

Правда, закончил он свой доклад здравицей, которая в устах военных ораторов становилась уже традиционной и от частого повторения тускло различаемой сознанием:

- ...Под железным руководством Клима Ворошилова, под знаменем коммунистической партии во главе с нашим великим Сталиным Красная Армия разгромит интервентов и обеспечит победу над врагами Октябрьской революции!

Рев восторга накрыл эти слова, сквозь бурю аплодисментов прорывалось резкое, как вопли кликуш: "Да здравствует великий Сталин!!" Кричавшие не знали, что больше половины сидящих в этом зале и есть те самые "враги революции", "победа" над которыми будет "обеспечена" через два года...

Эта дуэль "коня" Ворошилова и "мотора" Тухачевского тянется многие годы. За несколько недель до гибели, понимая, что Ворошилова и чаще всего соглашающегося с ним Сталина ему все равно не убедить и ничего, кроме гнева наркома это не вызовет, Тухачевский тем не менее публикует статью, в которой прямо говорит: «Нам пришлось столкнуться с теорией "особенной" маневренности Красной Армии - теорией, основанной не на учете нового вооружения как в руках наших возможных врагов, так и в руках советского бойца, а на одних лишь уроках гражданской войны, на взглядах, более навеянных героикой гражданской войны, чем обоснованных ростом могущества, культуры, ростом крупной индустрии социалистического государства, а также ростом вооружений армий наших возможных противников из капиталистического лагеря».

Можно себе представить, как взбесила эта статья Ворошилова. В эти дни и была окончательно решена судьба красных генералов. Говорил ли Клим со Сталиным? Не мог не говорить.

Судьба Тухачевского решена.

Забегая вперед, хочется проследить за продолжением "конно-моторного" спора, чтобы лучше понять Ворошилова. Уже после разгрома Сталиным, им и Ежовым Красной Армии в 1938 году, когда уже не было ни одного военачальника, который бы посмел с ним спорить так, как Тухачевский, и, что того страшнее - кто мог бы с ним спорить на уровне Тухачевского, Ворошилов по-прежнему остается
225
убежденным противником модернизации армии. В докладе "XX лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии и Военно-Морского флота" в феврале 1938 года он утверждает:

— Конница во всех армиях мира переживает, вернее уже пережила кризис и во многих армиях почти что сошла на нет... Мы стоим на иной точке зрения... Мы убеждены, что наша доблестная конница еще не раз заставит о себе говорить, как о мощной и победоносной Красной кавалерии... Красная кавалерия по-прежнему является победоносной и сокрушающей вооруженной силой и может и будет решать большие задачи на всех боевых фронтах...

Еще через год на XVIII съезде партии Семен Буденный так объяснил отставание коневодства:

- Разумеется, эта отрасль пострадала, пожалуй, больше всех других отраслей нашего сельского хозяйства. Гнусные подонки человечества - троцкистско-бухаринские гады поработали в этой области весьма основательно...

В конце концов Сталин понял, что кавалерийская доктрина двух не расстрелянных его любимцев — самых бесталанных из маршальской пятерки, — полная чушь и начинает от нее отмежевываться. Все идет по хорошо продуманной им, выверенной схеме: свалить собственные грехи на других, убедить всех, что порочен не стиль его руководства, а глупые действия неумелых исполнителей гениальных замыслов. Так он "поправлял" неугомонных коллективизаторов, обвиняя их в "головокружении от успехов". Так он "исправлял" ошибки ретивых чекистов на январском Пленуме ЦК ВКП(б) 1938 года. Теперь пришла пора наставить заблудших военачальников. На заседании Главного военного совета 17 апреля 1939 года он уже говорит о том, что "культ традиций и опыта гражданской войны помешали... перестроиться на новый лад, перейти на рельсы современной войны". А в январе 1941 года на заседании того же совета буквально повторяет слова Тухачевского, сказанные Михаилом Николаевичем еще в 1922 году, приписывая себе мысли, за которые, в частности, их подлинный автор был казнен. "Современная война, — изрек тогда Сталин, — будет войной моторов: моторы на земле, моторы в воздухе, моторы на воде и под водой. В этих условиях победит тот, у кого будет больше моторов и больший запас мощностей..."

Страшно думать, сколькими человеческими жизнями в годы войны заплачено за это позднее прозрение "величайшего из полководцев всех времен и народов"...

Разумеется спор Тухачевского с Ворошиловым о конях и моторах - лишь один из примеров несостоятельности наркома. Эту несостоятельность видели все и часто открыто об этом говорили. Убежденным противником Ворошилова был, например, начальник Главного политического управления Красной Армии Ян Борисович Гамарник. Кроме Буденного, которого люди думающие как-то и в расчет не брали, терпимее других относился к Ворошилову разве что маршал Александр Ильич Егоров, что и позволило ему дожить до 1939 года. Многие высшие командиры считали, что Ворошилов, конечно, никакой не нарком, но, будучи людьми военными, полагали, что решать вопрос, кому быть наркомом, - не их ума дело, для этого есть Москва, ЦК, Сталин. Между собой критиковали, втихомолку обсуждали, но в общем помалкивали.

Бывший комбриг Чапаевской дивизии Иван Семенович Кутяков - кавалер трех орденов боевого Красного Знамени (тогда!) и ордена Красного Знамени Хорезмской Советской Республики, на свою беду вел дневник, коим он и изобличался в 1938 году в совершении преступлений по "полному набору": измена родине, террористический акт, участие в контрреволюционных организациях. 2 марта 1936 года Кутяков записал: "Маршал Тухачевский вел почти 100% решительную атаку по Вор.+Егор. Якир+Уборевич осторожны. 9 октября: "В этом году будут пертурбации среди верхушек". 13 февраля 1937 года: "Все перепутано, не поймешь, кто враг, кто друг". 15 марта: "Пока "железный" будет стоять во главе, до тех пор будет стоять бестолковщина, подхалимство, и все тупое будет в почете, все умное будет унижаться".

Потому ли погиб Тухачевский, что не разделял взглядов Ворошилова? Отчасти. В малой степени. Потому ли он погиб, что был соперником наркома, о чем в армии
226
говорили, - значит, это было известно Ежову, а следовательно, и Сталину? (Впрочем, Сталин и сам не мог не понимать этого.) В большей степени, но тоже отчасти. Нелепо говорить о любви Сталина к Ворошилову, так же как к любому другому из своих кремлевских рабов. И не хуже Ивана Кутякова видел Сталин, что все тупое в почете, а все умное унижается. Пока это его вполне устраивало, а коли перестанет устраивать, он может распорядиться отковать нового "железного наркома".

Потому ли погиб Тухачевский, что свержение Ворошилова вызревало снизу, что в самом намерении этом выявлялась чья-то воля? В очень большой степени, но тоже не совсем. Сталин понимал, что, вне зависимости от того, плох ли действительно Ворошилов, хорош ли Тухачевский, даже не решение, а лишь обсуждение этого вопроса в армии уже есть покушение на власть. А для него не было ничего страшнее этого, ибо власть для Сталина была важнее и старого друга Клима Ворошилова, и всех маршалов вместе взятых, и всей армии вместе с маршалами, и всего народа вместе с армией, маршалами и старыми друзьями.

Сыграли ли в трагедии Тухачевского свою роль козни фашистской разведки? Удалось ли коварному Гейдриху с "помощью" Бенеша сделать Тухачевского в глазах Сталина агентом вермахта? Вполне допустимо. При патологической подозрительности Сталина можно было состряпать что-нибудь и погрубее, он бы поверил. Поверил бы, потому что хотел поверить, ждал любого повода, чтобы поверить. На Западе в 50-60-х годах много писали о дьявольском немецком плане уничтожения верхушки Красной Армии. Но и тогда наиболее осведомленные историки понимали, что дело не в макиавеллиевских талантах немецкой разведки. Пауль Карелл, например, автор книги "Война Гитлера против России", писал:

«Гейдрих не был автором этой драмы, а всего лишь "ассистентом режиссера". Его фальсифицированное досье не было основной причиной ареста и осуждения Тухачевского и его друзей, а всего лишь алиби для Сталина.

...Расправа над офицерским корпусом была результатом драматического процесса, а не просто грязной махинации».

Тухачевский погиб потому, что он должен был погибнуть обязательно. Он не мог не погибнуть, потому что, находясь в высших этажах власти, он не только слушал, но и думал, имел свое мнение, умел его отстаивать. Совершенно не важно, прав он был при этом или не прав. Сталин мог бы простить ему любую неправоту. Но не мог простить свободы мысли и души. Не мог простить, что Тухачевский говорит на иностранных языках, что любит скрипичный концерт ре-мажор Бетховена, что профессионально играет на скрипке и бьется над секретами рецептов лака лучших скрипичных мастеров, что читает стихи, что ездит за границу, что не охотно пьет на сталинской даче и плохо пьянеет, что не любит бороться с другими пьяными гостями по воле хозяина, а если тот очень настаивает, - быстро и ловко кладет их на лопатки. Нельзя простить того, как смотрит он в глаза, как говорит, как стоит, как сидит...

Через двадцать лет маршал Жуков, вспоминая Тухачевского, скажет:

- Огромного военного таланта человек. Умница, широко образованный, сильный, занимался тяжелой атлетикой и очень красивый... Удивительно был красив...

Вот почему Тухачевский должен был погибнуть.

Понимал ли он это? Наверное, чувствовал беду, но вряд ли думал о возможной гибели. Слишком дикой была бы эта мысль. Чувствовал беду в словах Молотова: "У нас нет должной бдительности к врагу..." - это за пять недель до ареста; в красных лозунгах Первомая 1938 года: "Искореним врагов народа - японо-германо-троцкистских вредителей и шпионов! Смерть изменникам родины!" - это за четыре недели до ареста; в призывах Хрущева на IV Московской партконференции -опять бдительность - это за два дня...

Во вторник 11 мая 1937 года, через пять дней после публикации той самой статьи с критикой теории "особенной" маневренности Красной Армии Ворошилов назначает Тухачевского командующим Приволжским военным округом. Это тоже был какой-то кошмарный ритуал: перед пулей - новое назначение. По тому же
227
сценарию арестовали Якира: перевод из Киевского военного округа в Ленинградский, арест в поезде, расстрел. Трудно объяснить, но в практике этой есть что-то от блатного мира, что-то от убийств исподтишка.


На переднем плане А.И. Микоян, Н.И. Ежов, Л.М. Каганович

Елена Николаевна Тухачевская с мужем и братом Николаем приехала на дачу в Петровское, чтобы повидаться с братом перед его отъездом.

- И до этого, - свидетельствует она, - в его служебной судьбе бывали назначения и перемещения. И ни у кого из нас не вызывало сомнений очередное. Но когда я увидела Мишу, поняла, что происходит нечто экстраординарное. Я никогда не видела его столь подавленным и удрученным. И обед за столом, обычно веселый и оживленный, проходил с ощущением неясного беспокойства. И что самое удивительное, прежде приветливые женщины, обслуживающие маршала и его семью, были надменны и откровенно враждебны. Они тоже что-то чувствовали и знали уже о происшедших переменах. Больше я никогда не видела Мишу...

Тухачевский был арестован 26 мая. Его следователем был Ушаков - Зиновий Маркович Ушиминский - один из самых страшных подручных Ежова. В 1956 году во время реабилитации красных генералов на документах "Дела" Тухачевского обнаружены были бурые пятна. Экспертиза установила, что это - человеческая кровь. Мне кажется, что Михаил Николаевич признал себя виновным не потому, что его били. Тухачевский за свою бурную жизнь всякого повидал. Да и самого его вряд ли правильно было бы причислять к людям мягким. Подавление антоновского мятежа долго помнили - огнем и мечом прошел он по Тамбовщине. Не такой это был человек, которого враз мордобоем поломать можно. Думаю, он подписал все наветы, спасаясь от невероятного, никогда дотоле непережитого унижения, когда мальчишки-лейтенанты могли кричать на маршала, срывать звезды с петлиц, когда надо было рукой поддерживать галифе, потому что ремень был изъят, когда собственный расхристанный вид в неподпоясанной гимнастерке вызывал в нем врожденный протест истинного офицера и человека безупречной аккуратности. Протоколы, мне думается, подписывал он из брезгливости, от нежелания видеть Ушакова, общаться с ним в любой форме, от чувства гадливости ко всему происходящему. Подумайте сами: ощущение несвободы для него было самым мучительным ощущением. Поэтому он бежал из немецкого плена пять раз и убежал все-таки! Если бы Тухачевского не расстреляли, он очень быстро умер бы в тюрьме или сам напросился бы на пулю конвоира...

Когда его вызвал Вышинский, с ним был еще какой-то писарь1, он не стал ему
228
ничего доказывать и объяснять. "Признаю себя виновным, жалоб не имею", - и пусть выкатывается. Нет, объясняться надо не с глазу на глаз, а на суде.
1Помощник Главного военного прокурора Субоцкий.

Ждал суда. Вот там он все подробно объяснит, обнажит абсурд, выявит и высмеет всю чудовищную нелепость этого ареста. А Ежову надо потом сказать, чтобы наказал этого мерзавца Ушакова, его надо примерно наказать!

Он не знал, что в своем кабинете застрелился смелый человек Ян Гамарник, не знал об аресте других военачальников. Когда Ушаков кричал о заговоре и называл их фамилии, он думал, что это конечно же провокация, представить их в тюрьме он не мог.

Когда в 9 часов утра Тухачевского ввели в зал Верховного суда СССР, где заседало Специальное судебное присутствие, и он увидел подсудимых: Якира, Уборевича, Корка, Эйдемана, Фельдмана, Примакова, Путну, пусть каких-то странных (Примакова он не сразу узнал), каких-то холодно неподвижных, стеклянных, когда он увидел их, своих товарищей, верных большевиков, героев гражданской войны, а напротив увидел тех, кто будет их судить: Блюхера, Алксниса, Шапошникова, Буденного, Дыбенко, Белова из Белоруссии, Каширина с Кавказа, командира казачьего корпуса Горячева, - он сразу успокоился. Меньше других он знал Ульриха, Главного военного прокурора, председателя Специального судебного присутствия. Слышал, что человек жесткий.

Ну, вот и суд. Теперь все, наконец, кончится...

Последующие несколько часов были самыми страшными в жизни Михаила Николаевича Тухачевского, а в его жизни было немало страшных часов. Думаю, что он не понимал, что происходит, не понимал, зачем ему задают эти вопросы.

Встречался ли он с троцкистами, беседовал ли с теми, кто оказался потом "врагами народа"? Ну, разумеется, и встречался, и беседовал, да и как мог он не встречаться с ними? Все, кто находился на верхних этажах власти, с ними встречались. Но он никогда не был троцкистом, не поддерживал Троцкого.

Знает ли он остальных подсудимых? Как он мог их не знать, он - заместитель наркома, не знать высший командный состав армии?! С Уборевичем и Фельдманом они дрались еще против Антонова. С Якиром...

Встречались ли и беседовали в Лондоне с Путной? Да, встречались и, конечно, беседовали. Витовт Казимирович был военным атташе в Англии, а он ездил туда на похороны короля Георга V...

Почти все вопросы задавал Ульрих. Буденный оживлялся только при упоминании кавалерии. Дыбенко и Белов спрашивали какую-то ерунду. Блюхер сидел молча, опустив глаза. Потом вдруг наскочил на Уборевича:

- Почему вы говорили обо мне плохо?

Уборевич улыбнулся, пожал плечами, начал протирать стеклышки пенсне.

- Вы показывали немцам то, что им не следовало показывать? - спросил Алкснис, глядя мимо лица Тухачевского.

- Мы показывали то, что нужно было показывать2, - ответил Тухачевский и все старался поймать взгляд Якова Ивановича, но не поймал...
2Союз с Германией до прихода Гитлера к власти лежал в основе советской внешней политики. Что касается военной стороны дела, Маршал Советского Союза A.M. Василевский в беседе с К.М. Симоновым свидетельствовал в 1967 году: "В тот период отношения наши с Германией были весьма тесными. В ряде пунктов на нашей территории находились немецкие центры, в которых происходила подготовка офицеров, так как немцы, согласно условиям Версальского мира, не имели права делать это в Германии. Были танковые и авиационные центры. На маневрах тридцать второго года, где мы впервые показали достоинства крупных (по тому времени) механизированных соединений — танковых бригад, были военные атташе целого ряда армий, в том числе германский представитель. Но если представителям других армий показывали лишь часть происходящего, то немцам показывали все. Их возили по другим маршрутам, в другие места, на других машинах, скрытно от представителей других армий... После прихода Гитлера к власти отношения с Германией резко изменились. Немецкие военные учебные центры на нашей территории были ликвидированы, отношения становились все более враждебными".

- Имели ли вы контакт с офицерами и генералами вермахта?

А как же он мог их не иметь, если возглавлял советскую военную делегацию
229
в Берлине? Но причем здесь фашизм и Гитлер? Ведь все это было до прихода Гитлера к власти!

Неудовлетворительно шло строительство укрепрайонов на западной границе? Мала сеть шоссейных и железных дорог? Разумеется, какие-то упущения были, строить надо и лучше, и быстрее. Он готов отвечать, но какие конкретные оборонительные сооружения имеются в виду? Ведь весь разговор какой-то расплывчатый, общий. Выступал ли за сокращение кавалерии, за развитие механизированных частей? Да, выступал и делал это открыто, гласно, никогда не скрывал своего мнения по этому вопросу. А с тем, что его приказы способствовали ослаблению боеспособности Красной Армии, согласиться нельзя, потому что роль кавалерии в современной армии...

- Это вам не Академия... Лекций нам не читайте, - перебил Ульрих. Тухачевский взглянул на него и увидел, что лицо у него цвета сырого мяса. И с этого лица на него смотрят совершенно белые глаза...

Сообщение об аресте Тухачевского и раскрытии заговора в Красной Армии ошеломили Королева. Он часто встречался с Михаилом Николаевичем, слышал его выступления, сам с ним говорил. Королев не мог заставить себя поверить в то, что Тухачевский - враг. Понимая умом несбыточность своих надежд, сердцем все-таки надеялся: разберутся, вероятно ошибка, не может быть, чтобы не разобрались, ведь это Тухачевский!

Каждое утро с нетерпением хватал газету, искал сообщения о суде. 11 июня развернул "Красную звезду" и не поверил своим глазам: передовая статья называлась "Шпионам и изменникам пощады не дадим!" Каким шпионам?! Каким изменникам?! Ведь суда еще не было, ведь еще надо доказать, что арестованные -изменники и шпионы! Королев не был знатоком юридических тонкостей, но такую элементарную вещь не увидеть было нельзя. Суд еще не приступил даже к разбирательству дела, а газета писала: "Маски сорваны, шпионы пойманы с поличным. Они сознались в своих гнусных преступлениях, в своем предательстве, вредительстве и шпионаже".

Тогда, в июне 1937 года, Королев не понимал, а если бы кто-нибудь и объяснил ему, то не поверил бы, что суд - никому не нужен, что это проформа. Он не поймет этого и через год - в июне 38-го, когда его самого арестуют и он будет с нетерпением ждать суда. Он не мог представить себе, что ни вопросы Ульриха, ни ответы обвиняемых никого не интересуют, что приговор суда вынесен задолго до суда и даже больше того - задолго до того, как подсудимые были арестованы и превратились в подсудимых. Страшное прозрение наступит, и Королеву откроется истина: этот суд - кровавый спектакль. Но и после этого он еще долго не сможет понять, что спектакль этот разыгрывается в театре марионеток, еще будет надеяться, что все-таки это суд - нормальный, человечий, с живыми людьми...

Все восемь подсудимых были приговорены к расстрелу. Приговор привели в исполнение немедленно3.
3О "военно-фашистском заговоре" довольно много писалось в последнее время. Прежде всего см. статью генерал-лейтенанта юстиции в отставке Б.А. Викторова "Заговор в Красной Армии" ("Правда" от 29 апреля 1988 г.), которому хочу выразить признательность за большую помощь в моей работе над главами этой книги, посвященными событиям 1937—1938 гг.

В день расстрела Тухачевского и его товарищей заведующая бюро жалоб Комиссии советского контроля Мария Ильинична Ульянова умерла от кровоизлияния в мозг.

В тот же день народный комиссар обороны СССР подписал приказ № 96, в котором, кроме "глубокого анализа" текущего момента: "Вся Красная Армия облегченно вздохнет, узнав о достойном приговоре суда над изменниками, об исполнении справедливого приговора", была в сжатой форме изложена и программа на будущее: "Ускорим полную ликвидацию последствий работы врагов народа".

"Ускорение" было предельным. 26 июня с согласия наркомата обороны были арестованы и расстреляны три командующих корпусами, а всего уничтожено
230
шестьдесят комкоров из шестидесяти семи. 2 июля арестовали трех комдивов. Покатилась, разгоняясь, страшная лавина... Из одиннадцати членов первого Реввоенсовета СССР к 1939 году в живых остались только Ворошилов и Буденный. С.С. Каменев умер своей смертью, но сразу после расстрела Тухачевского приказом Ворошилова ("железный нарком" сам вершил суд) был объявлен "врагом народа", оклеветан в гробу. П.И. Баранов погиб в авиационной катастрофе, Г.К. Орджоникидзе — застрелился. Остальные расстреляны. Позднее генерал Тодорский подсчитал: расстреляны три маршала из пяти, два командира I ранга из четырех, двенадцать командармов второго ранга из двенадцати, пятнадцать армейских комиссаров II ранга из пятнадцати, два флагмана флота из двух.

Во время Великой Отечественной войны мне, мальчишке, на всю жизнь запомнилась гибель двух крупных наших военачальников в ранге командующих фронтов: Николая Федоровича Ватутина и Ивана Даниловича Черняховского... Двух!

Совсем немного времени прошло, и уже другие суды, где тоже были и верные большевики, и герои, судили судей вчерашних: Алкснис, Блюхер, Белов, Дыбенко, Каширин, Горячев оказались тоже участниками "заговора". Николай Иванович Ежов, шустрый питерский паренек, который, как он утверждал, штурмовал Зимний, верный солдат Сталина, алкоголик, наркоман и гомосексуалист, да еще закомплексованный малым ростом, достиг вершин своей славы. Ведь он назначен только в апреле, и уже такие успехи! Но, конечно, и поработать пришлось немало. Расстреливали чаще всего в подвале небольшого старинного дома в Варсанофьевском переулке. Стены были толстенные, выстрелов практически не слышно. Дом этот соратники Николая Ивановича в шутку называли "мастерская". А оттуда уже в крематорий. Все лето 1937 года это мрачное творение архитектора Осипова работало с предельной нагрузкой, дым поднимался подчас к самой вершине шуховской башни, предвещая вёдро окрестным жителям.

Да, лето и впрямь было прекрасное, ласковое, теплое, и много замечательных событий происходило вокруг. В апреле МХАТ поставил талантливый спектакль "Анна Каренина". Сталин, Молотов, Ворошилов, Каганович и Жданов смотрели и все им очень понравилось. В мае отважный планерист Расторгуев на планере комсомольца Грошева установил международный рекорд. Написал потом Сталину, поблагодарил за заботу о советском планеризме. Получил орден "Знак Почета". Полярная экспедиция Отто Юльевича Шмидта прилетела на Северный полюс. В газете была большая фотография: Сталин целует Спирина. В июне Чкалов, Байдуков и Беляков полетели через Северный полюс в Америку "по маршруту, намеченному тов. И.В. Сталиным". Участники узбекской декады демонстрировали в Большом театре свое искусство и послали товарищу Сталину письмо, поблагодарили за заботу о советском Узбекистане. Было принято постановление о создании ВСХВ4, и по воле великого Сталина в Останкине развернулось строительство волшебного города.
4Всесоюзная сельскохозяйственная выставка.

Папанинцы бодро рапортовали о своих успехах с самой макушки планеты, а отец героя Дмитрий Николаевич Папанин писал в газете: "В золотое время живут наши дети..."

...Трагедия эпохи заключалась в самой возможности сосуществования "мастерской" и всех этих спектаклей, выставок и перелетов...

Замечательные успехи радовали и Ивана Терентьевича Клейменова, но расстрел Тухачевского и других не выходил из головы. Как это могло случиться? Непостижимо! Но ведь сознались, сами во всем признались! Однажды, заехав по делам к Алкснису, начал было разговор, ведь Алкснис сам судил...

— Кто бы мог подумать.., - только и сказал Яков Иванович. Помолчал и добавил: - Ты-то хоть нас не подведешь? Мы ведь тебя с Лангемаком к ордену представили...

- А как я вас могу подвести? - рассеянно спросил Иван Терентьевич.
231

— Ты-то не сядешь?..

Страшно стало оттого, что Алкснис сказал это без улыбки.

— Просто так, ни за что ни про что людей не арестовывают. Меня же не арестовывают, потому что не за что меня арестовывать, — сказал Клейменов.

Иван Терентьевич был не прав: было за что его арестовывать. Да - из крестьян, да - участник гражданской войны, да - большевик с 1919 года. А мало ли таких перерожденцев? В Берлине жил?! Не важно, до Гитлера, после Гитлера, но жил. А известно ли ему, что его сослуживцы по Германии Иосиф Зенек, Владимир Бельгов, Соломон Мушинский - враги народа? И уже обнаружен, выявлен, окружен целый клан шпионов-заговорщиков из Наркомвнешторга, и он - Иван Клейменов - в этом окружении. А когда нарком Ежов послал товарищу Сталину списки арестованных, приложив другие списки с припиской: "Всех этих лиц проверяем для ареста", - товарищ Сталин слова эти раздраженно подчеркнул и написал рядом: "Не проверять, а арестовывать нужно".

А разве не писал в райком партии Андрей Григорьевич Костиков, что в повседневной своей работе, он, Иван Клейменов, опирается на беспартийных Лангемака и Королева, людей с темным прошлым? А разве через три дня после расстрела Тухачевского не получил нарком Ворошилов письма от бывшего боевого командира гражданской войны Леонида Константиновича Корнеева? Ведь там ясно написано: "... только теперь в свете последних событий как-то ясно стало, что Клейменов тоже вредитель, стоявший за спиной подонков человечества, исключительных мерзавцев XX века: Пятакова, Тухачевского и других. ... Чем раньше, чем скорее будут собраны материалы о Клейменове и его сегодняшних покровителях, тем больше пользы получит страна".

Ну так как? Есть ли у наркома Ежова основания для ареста Ивана Терентьевича Клейменова?

30 августа 1937 года Клейменов освобождается от работы в РНИИ и становится заместителем начальника винтомоторного отдела ЦАГИ. Впрочем, всего на два месяца...

В Доме правительства, том самом прославленном Юрием Трифоновым "Доме на набережной"5, где жил Клейменов с женой, двумя дочками-школьницами и породистым дратхаром Гертой - непременной участницей всех охотничьих утех Ивана Терентьевича, в 1937 году арестовывали чуть ли не каждую ночь. Иван Терентьевич узнавал об арестах, прогуливая утром Герту. В доме было много собак, собаки перезнакомили хозяев, и теперь, если на утреннюю прогулку собаку выводил кто-то другой, все уже знали, что хозяина ночью арестовали. Да и собака эта гуляла теперь не как прежде, а в отдалении от других.
5Улица Серафимовича, дом 2.

Собаки ощущали происходящее лучше людей, ибо руководствовались глубинным инстинктом самосохранения и уже почти утраченным человеком первобытным предчувствием опасности. Эти животные инстинкты одерживали верх над людским разумом, который не мог осмыслить происходящего, поскольку оно не подчинялось законам разума: все происходящее по природе своей было куда ближе миру животных, нежели миру людей.

Иван Терентьевич убедился в этом сам: когда ночью 2 ноября за ним пришли, Герта завыла, и Маргарита Константиновна отвела ее в дальнюю комнату.

Пришли трое. Один был совсем молоденький, просто мальчик. Клейменов сидел в кресле в той же напряженной, несвойственной ему позе, в какой сидел он в день ареста Алксниса. Иногда он тер руками глаза и, оглянувшись на Маргариту Константиновну, повторял:

— Ничего не понимаю... Ничего не понимаю...

Она присела к нему на ручку кресла.

— Уйдите! Не сговаривайтесь, - резко сказал один из чекистов. Тот, что постарше.

Клейменов обернулся к нему удивленно: его поразил не смысл произнесенных
232
слов, а тон, каким они были произнесены. Никто и никогда в его доме не говорил так с ним и его женой.

Перерыли весь дом, три больших берлинских чемодана набили документами и фотографиями. Оживление вызвали два охотничьих ружья и еще больше - третье, с оптическим прицелом. Это было ружье Михаила Шолохова. Они познакомились еще в Германии, Иван Терентьевич показывал Шолохову Берлин, они подружились и, когда Шолохов приезжал в Москву, вместе ездили на охоту. Оптический прицел очень вдохновил чекистов: подготовка теракта была налицо.

Маргарита Константиновна собрала в старый желтый портфель белье, полотенце, мыло.

— Возьми денег, - сказала она Ивану Терентьевичу.

- Не надо, я завтра вернусь... Это какое-то недоразумение... Обулся: ботинки и краги. На голову - пилотку, хотя было зябко: ноябрь... Потом, уже весной, в большой камере Бутырской тюрьмы Маргарита Константиновна вместе с другими женщинами будет пристально вглядываться в узкую полоску свободного пространства под железом оконного козырька. Единственное окно камеры выходило во двор, где прогуливали заключенных. Видны были только ноги чуть пониже колен, и женщины по обуви искали своих мужей. Очень много расшнурованных6 ботинок и сапог прошло перед ней, но краг не было ни разу...
6Шнурки, ремни, подтяжки перед посадкой в камеру изымались.

Маргарита Константиновна не знала тогда, и долго потом не знала - я назвал ей этот черный день лишь весной 1988-го, - что Клейменова расстреляли 10 января 1938 года - за сутки до ее ареста.

В той новогодней передовой "Правды", с которой начиналась эта глава, цитировался Сталин: "Мы выиграли самое дорогое - время, мы создали самое ценное в хозяйстве - кадры". Сталин был удивительно последователен и сбить его с выбранного им курса было невозможно. Через много лет— 24 июля 1951 года - Сталин писал: "...Мы по-прежнему считаем, что показания преступников без фактов, подтверждающих эти показания, не могут служить основанием для обвинения деятелей, известных партии по их большой положительной работе".

Это жутко читать, кружится голова, когда подходишь к краю и заглядываешь в бездонную пропасть цинизма этого страшного человека.


вперёд
в начало
назад