ОПЫТ ЛУННОЙ ПРОГРАММЫ

Мы привыкли к полетам на орбитальные станции. Но ведь в принципе возможны и полеты на другие планеты. Но почему только в принципе? Еще лет двадцать назад в различных книгах, статьях можно было прочитать о том, что развитие пилотируемой космонавтики неизбежно идет по намеченному пути: орбитальные корабли - орбитальные станции - Луна - Марс и, как говорится, далее везде. С мечты о межпланетных полетах началась космонавтика. С нее начали свою практическую деятельность создатели первых жидкостных ракет в двадцатые - тридцатые годы. С мечтой о полетах на Луну, к планетам Солнечной системы работали творцы первых спутников и пилотируемых кораблей. Но вот кончается ХХ столетие, а межпланетные пилотируемые корабли не только никуда не летают, но даже и не строятся. А между тем конец шестидесятых - начало семидесятых годов прошли под знаком крупного успеха космической техники. Созданные в США пилотируемые корабли «Аполлон» с помощью трехступенчатых ракет-носителей «Сатурн» совершили девять полетов. Начиная с 1969 года американцы шесть раз осуществили высадку экспедиций на поверхность Луны.

В том триумфальном для американцев 1969 году мне пришлось побывать в США по приглашению НАСА. Было такое впечатление, что НАСА, принимая советских космонавтов, хотело продемонстрировать России тщетность попыток состязания со Штатами в космических предприятиях. НАСА - американская государственная организация, ведущая работы по аэронавтике и космонавтике с центральным аппаратом в Вашингтоне. Тогда она вела работы через свои организации - центры Джонсона, Маршала, Кеннеди, Годдарда и другие. Эта поездка была интересна мне не только потому, что можно было своими глазами увидеть развернутые тогда работы по проекту «Аполлон», но и сама по себе. Она позволяла мне познакомиться с интересной для меня страной, с ее людьми.

Ехать как будто должны были либо Елисеев с Береговым, либо Елисеев с Шаталовым. Но ко времени поездки Елисеев с Шаталовым начали проходить подготовку к аттракциону «Трое под куполом цирка, или тройной полет». До того осуществлялись, так сказать, одиночные полеты на первых «Востоках», «Восходах» и «Союзах», потом двойные полеты на «Востоках» и «Союзах». Ясно было, что рано или поздно гениальные и девственно чистые начальственные головы сгенерируют идею тройного полета, то есть одновременного полета трех кораблей по одной орбите со сближением и стыковкой. Было в этой идее что-то неприличное, болезненное (два стыкующихся корабля еще куда ни шло, но три - это уже походило на нечто скуратовско-ельцинско-строевское!). Я так и остался в неведении, кто же выдвинул столь «смелую и оригинальную» идею. Докапываться опасался: можно было прийти к шокирующим результатам. А вдруг Устинов - все-таки союзник, жалко было бы разочаровываться. Этот цирк вместо успеха принес позорный провал: в процессе сближения двух кораблей (третий находился поблизости) отказала система определения параметров относительного сближения, автоматическое сближение пройти не могло, а к ручному с расстояния больше 200-300 метров космонавты не были подготовлены. В перепалке космонавтов в момент попыток сближения при ручном управлении использовалась в основном неформальная лексика («Да ты куда? М...! Вправо! Е...! Тормози!.. Влево, влево давай!..). И все. Это происходило, можно сказать, на глазах всего мира: американцы всегда в то время прослушивали наши разговоры «земля - борт» и, скорее всего, результаты подслушивания публиковали в печати. Но так или иначе этот полет задержал Елисеева и Шаталова, а мне и Береговому выпала возможность путешествовать по Соединенным Штатам в течение примерно двух недель.

...Длинный перелет над океаном, пустынные области Северо-Восточной Канады. Подлетаем к Монреалю - нас не принимают: погода плохая. А в Нью-Йорк, как нам объяснили, лететь нельзя: если сразу полетим на Нью-Йорк, то запаса бензина перед аэропортом останется на час полета, а требуется минимум на два: часты большие очереди на посадку (и у них есть очереди!). Пришлось возвращаться назад и заправляться в Галифаксе.

Во второй половине дня сели наконец в Нью-Йорке. В аэропорту нас встретил Фрэнк Борман - командир «Аполлона-8», первого корабля, совершившего полет на орбиту спутника Луны. Он должен был сопровождать нас до Хьюстона, где и передать в руки других космонавтов (американцы говорят «астронавты», но по мне, наше название более правильное: до звезд нам еще далеко, а космос, он тут рядом: начинается с высоты 200 километров).

Борман, как мне тогда казалось, подумывал о политической карьере, и ему важна была не только известность сама по себе, но и создание в глазах возможных избирателей определенного политического образа. Можно было представить этот образ таким: «Мне удалось с Луны увидеть Землю такой, какая она есть на самом деле: маленькой, по существу, планетой. На такой планете, при наличии у противостоящих сторон ракет и водородных бомб, воевать нельзя. Поэтому важно налаживать взаимопонимание, доверие и сотрудничество между странами мира, и, главное, между Россией и США. И мне (Борману) это удается, уже налаживаются контакты, нам начинают доверять...» Мне кажется, именно этим объясняется его инициатива в организации его поездки в СССР и в организации нашей поездки в Соединенные Штаты. И он считал важным продолжение таких контактов. По-моему, это была хорошая инициатива и правильная политика.

И правительство США активно поддержало эту инициативу - фактически нашу поездку организовал и обеспечил Госдепартамент США. Заместитель начальника протокольного отдела Госдепартамента Билл Кодус сопровождал нас в поездке по Штатам вместе со своими сотрудниками и целым отрядом офицеров безопасности (восемь человек!). Представители нашего посольства уверяли, что это необходимо в стране «решительных, вспыльчивых и вооруженных» людей! Меня же интересовала жизнь обычных американцев. Тогда невозможно было представить, как быстро мы можем догнать и перегнать их по «решительности», «вооруженности» и разгулу грабежей, рэкетиров и киллеров.

На следующий день мы полетели в Вашингтон на прием к Никсону. Президент выглядел уже несколько усталым, хотя полдень еще не миновал. Фотографирование, общий разговор: он высоко оценивает советские успехи в космосе, рад приветствовать советских космонавтов, говорит о важности контактов и взаимопонимания. Не шибко интеллектуальный разговор.

Сразу же после приема мы вылетели в Хьюстон, и вечером уже состоялась встреча с американскими космонавтами, где царила атмосфера дружелюбия, взаимного любопытства, подтрунивания над зажимом американских ученых-космонавтов: зачем-то их стали обучать летать на самолетах, хотя ясно, что полет на космическом корабле, управление кораблем, а главное, сам характер исследовательской работы в космосе практически не имеют ничего общего с профессией летчика. Они отшучивались, говоря, что все-таки это приятно - научиться водить самолет так же, как автомашину.

На следующее утро в Хьюстоне начался осмотр Центра пилотируемых полетов. Центр занимается проектной разработкой космических кораблей и наиболее важных проблем, выдает промышленным фирмам технические исходные данные на отдельные космические корабли и оборудование, ведет экспериментальные работы, обеспечивает подготовку наземной и бортовой команды корабля к управлению в полете, участвует в подготовке корабля к старту на космодроме и обеспечивает управление кораблем из своего Центра управления, располагающегося здесь же. То, что люди, создающие проект корабля, участвуют в работе до конца и обеспечивают с Земли управление кораблем в полете, что нет разрыва ответственности между замыслом и окончанием работы (осуществлением полета), что персонал по подготовке космонавтов и сами космонавты являются также работниками Центра (так же как в авиационных КБ, где летчики-испытатели являются служащими соответствующего КБ), ведущего разработку кораблей (и, следовательно, нет никаких трений между создателями кораблей и ведомством, отвечающим за подготовку экипажей, и соответственно нет нестыковки в работе), - эти факторы организации космических работ в США являются, безусловно, положительными.

Для нашей космонавтики это больной вопрос. До сих пор Центр подготовки космонавтов находится в ведомстве ВВС, что создает определенные трудности при подготовке и проведении полетов. Не говоря уже о том, что весьма неприглядно, даже и подозрительно, на взгляд со стороны, выглядит подготовка космонавтов в военной организации и, как следствие, назначение старшим в экипаже военнослужащего (командиры!).

Затем нас провезли по хорошо спланированной и ухоженной территории Центра, показали нам Центр управления полетами, тренажеры, скафандры, помещение для карантина космонавтов, возвращавшихся с Луны.

Схема управления полетом достаточно логична. Наземные пункты командно-измерительного комплекса разбросаны в различных точках Земли, так чтобы корабль во время полета имел прямую радиосвязь хотя бы с одним наземным пунктом на каждом витке. Наземные пункты получают с борта корабля информацию и немедленно переправляют ее по каналам связи в Хьюстонский центр. Здесь информация обрабатывается на вычислительных машинах, разделяется на стандартные группы и в виде таблиц или графиков выдается на телевизионные экраны перед операторами (их примерно 30-40). Операторы могут вызывать на свой экран различные стандартные группы информации и не сходя с места советоваться между собой, пользуясь внутренней связью. Большинство операторов контролирует борт корабля. Кроме этого, часть операторов занята контролем состояния средств наземного комплекса (какие станции работают, характеристики их работы, возможное резервирование, состояние других станций), часть обеспечивает связь с экипажем, часть контролирует состояние средств связи.

Процесс контроля, анализа и управления на Земле идет непрерывно. Имеются три команды операторов, возглавляемые сменными руководителями полета. Более высокое руководство имеет возможность наблюдать за процессом управления полетом либо через стекло (во всю стену) из гостевой, либо по телевизору. Это стекло одновременно изолирует их и предотвращает попытки вмешательства высокого начальства в процесс управления: судя по всему, те, кто проектировали Центр управления, хорошо представляли характер руководства. Порода начальников одинакова на всех континентах.

В состав Центра управления входил и электрический стенд-модель корабля, на котором во время полета можно имитировать возникающие отказы и проигрывать возможные способы выхода из затруднительного положения.

Оборудование Центра управления, большая и оперативная информация, предоставляемая каждому оператору, и то, что управление полетом ведется той же организацией, которая разрабатывала проект корабля, произвело впечатление продуманности и четкого распределения обязанностей и ответственности. Наличие необходимой информации у каждого члена группы управления, возможность непрерывного обмена мнениями между членами группы и принятия решений на месте, позволяют избежать громоздких, приводящих к большим потерям времени, совещаний, передачи информации путем телеграмм, телеграфных докладов, переноса информации с регистрационных лент на плакаты-таблицы и графики.

Эта же схема организации управления полетами позже, в середине семидесятых годов, была реализована и у нас. Но тогда, в 1969 году, то, что мы увидели в Хьюстоне, казалось мне голубой мечтой, к которой можно было только стремиться. Прошло много лет, прежде чем я понял: для того времени это были прекрасные, передовые решения. Но на этом никак нельзя останавливаться. Недопустимо, чтобы во время полета большое количество самых лучших специалистов и разработчиков отвлекались от своей основной работы и занимались в принципе достаточно простым делом: анализом бортовых измерений, характера работы бортового оборудования и разработкой предложений для руководителя полета по выходу из неожиданно возникающих ситуаций. Если логику анализа, разбор возможных ситуаций можно изложить словами, формулами, таблицами или графиками, то все это реально записать и в виде алгоритмов работы бортовой вычислительной машины и передать ей эти контрольные функции, и даже функции принятия срочных, не терпящих отлагательств решений. Одновременно при такой схеме будут разгружаться и линии связи между космическим аппаратом и Центром управления. Появится возможность решительно сократить количество наземных пунктов связи, приема телеметрической информации и передачи информации на борт. Такая схема и существенно надежней и не столь разорительна. Сейчас затраты на подготовку ракеты и корабля к старту, на управление полетом соизмеримы с затратами на их изготовление.

Тренажеры для комплексной тренировки экипажей космических кораблей «Аполлон» по оснащенности, по методам имитации работы бортовых приборов и изменения видимой в иллюминаторы картины были близки к нашим корабельным тренажерам (например, для «Союзов») и находились примерно на одинаковом уровне.

Это вообще было характерно для технических средств управления сложными процессами, которые мы видели и в Центре управления, и на тренажерах, и в пультовой испытательной станции завода, где изготавливались основные блоки корабля «Аполлон»: инженеры, проектирующие пульты и вывод информации, не забывали о возможностях человека по надежной переработке информации, соответственно старались обеспечить достаточное количество рабочих мест и, главное, на каждом рабочем месте обеспечить возможность быстрого получения любой необходимой информации (но в виде ограниченных стандартных порций). Обеспеченность информацией - обязательное условие плодотворной, успешной работы. Внутри тренажеры, естественно, имитировали кабины кораблей, рабочие места членов экипажа. Приборные доски и пульты натурные.

В кабине корабля «Аполлон» явно нарушался принцип соответствия возможностей человека и поступающей к нему информации - стены кабины были покрыты сотнями тумблеров с надписями, стрелочными индикаторами и всякими прочими вещами. Здесь же находился и пульт вычислительной машины, существенно упрощающей управление, и тумблеры, и громоздкие и несоответствующие своему назначению ручки управления. Кабины кораблей очень напоминали кабины современных самолетов, и это не случайно - проектанты кораблей в США, насколько я понял, пришли в космическую технику в основном из авиации и невольно принесли с собой и некоторые не лучшие методы отображения информации и управления. Как это ни странно, наземные пульты испытаний и управления (с точки зрения методичности построения) были сделаны у них на более современном уровне. По-видимому, эта «второстепенная» работа была поручена людям, не слишком обремененным традицией и догмами.

Наши корабельные средства отображения, выдачи команд и управления, позволяющие концентрировать информацию, группировать команды, резко сокращать число элементов, используемых для выдачи команд (например, для выдачи нескольких сотен команд на корабле «Союз» используются лишь несколько десятков клавиш) представляются мне более удобными, более перспективными. Впрочем, объективности ради должен добавить, что мой спутник Береговой был другого мнения. Ему понравилось, что кабина корабля «Аполлон» похожа на кабину самолета, одобрительно отнесся он и к тумблерам и большим рычагам управления, он считал, что мы напрасно уходим от авиации.

После тренажеров мы осмотрели установку для тренировки ходьбы в скафандре в условиях лунной тяжести и сам скафандр. Скафандр произвел впечатление своей подвижностью. Это достигалось за счет тонкой гермооболочки (кстати, гермооболочка - одна), шарниров и гофров во всех местах, где возможно движение частей человеческого тела.

В Хьюстоне мы видели специальный тренажер для отработки причаливания. Это огромное сооружение, в котором натурный (по размерам и внешней форме) макет основного блока «Аполлона» и макет лунной кабины с двумя тренирующимися космонавтами могут совершать перемещения в пространстве (используются подъемники и тележки, включаемые по командам с ручки управления координатными перемещениями). Макет лунной кабины подвешен в карданном подвесе и во время имитации процесса сближения, в соответствии с командами, идущими с ручки управления ориентацией, кабина с пилотами вращается в пространстве. Это приводит к тому, что во время управления экипаж то стоит вертикально, то лежит на животе, то на боку (чтобы не свалиться, экипаж закреплялся специальной системой на растяжках). Изменение положения тела относительно направления силы тяжести, конечно, вносит помехи в работу и никак не соответствует условиям полета. С моей точки зрения, это дорогостоящее сооружение американские специалисты сделали зря - наверное, были лишние средства. Наш специальный тренажер для отработки ручного управления причаливанием кораблей «Союз» был сделан проще - перемещалась только модель корабля, а на средствах визуального контроля эта модель выглядит так же, как натуральный корабль.

Лаборатория, где космонавты, вернувшиеся с Луны, проходили карантин, как смеясь рассказывали американские специалисты, была, по-видимому, построена также зря. Как и следовало ожидать, никаких микробов, вирусов или каких-либо других признаков органической жизни, «привезенных с Луны», обнаружить, естественно, не удалось, да и откуда было бы им там взяться? Тем более на Луне не обнаружилось никаких чудес.

Однажды, в конце восьмидесятых или, может быть, в начале девяностых годов, мне пришлось слышать рассказ, кажется, Джеймса Ирвина, о случае, который был с ним во время высадки на Луну. В какой-то день он должен был установить на поверхности Луны прибор и оставить его там. Прибор был в виде чемоданчика, который нужно было положить на поверхность в выбранном месте, раскрыть этот «чемоданчик» и развернуть антенну или что-то в этом роде. Астронавт вышел на поверхность, подошел к выбранному месту, положил «чемоданчик» и начал раскрывать его. Открыл замки. А «чемоданчик» не раскрывается! Вроде бы и обычное дело: в скафандре работать очень трудно, но прошло, как ему показалось, несколько часов, а раскрыть не удается! Уже сто потов сошло. То ли ноги у него подогнулись, то ли сознательно стал на колени. Посмотрел вверх. Может быть, даже помолился. Опустил глаза на «чемоданчик» и вдруг заметил, что один из замков не открыт! Легко открыл замок, и все получилось: «С тех пор я поверил в Господа». Вроде бы говорил он всерьез, но мне показалось, что по губам его скользнула скрытая усмешка. То ли давало о себе знать хорошо развитое чувство юмора, то ли уже устоявшийся прием рассказчика. Насколько я понял, он с этим рассказом объехал весь мир. Надо же как-то зарабатывать на жизнь!

А вот Стаффорд мгновенно заводился, как только разговор заходил о летающих тарелках или о чем-нибудь подобном. Сыпал ругательствами (из которых самое мягкое - «бред собачий» или «бред идиота») и проклятьями. То ли его уже «достали» подобными вопросами, то ли собеседники нарочно выводили его из равновесия.

Некоторые из наших любили устроить розыгрыш и затеять в присутствии посторонних спор между собой о том, сколько «тарелок» гналось за ними - четыре или пять, или летели прямо навстречу.

Конечно, никто - ни наши, ни американские, ни другие космонавты никаких «тарелок» или иных чудес не видели. Несмотря на то, что очень хотелось. Необычное иногда наблюдать случалось, но всегда этому находилось вполне разумное объяснение. Например, наблюдаемое иногда над освещенной стороной Земли хаотическое движение звезд, когда смотришь через иллюминатор наружу. Стукнешь по стенке - и количество звезд в поле зрения заметно увеличивается: это всего лишь пылинки, освещенные солнцем, отделившиеся от поверхности корабля. Или слои яркости над горизонтом перед выходом корабля из тени земли.

В этой же лаборатории в Хьюстоне мы видели оборудование для обработки и исследования лунных камней. На Луне они находились в условиях вакуума и, следовательно, чтобы влияние нашей атмосферы (путем окисления) не исказило их характеристик и структуры, их нужно обследовать и содержать в специальной барокамере. Лунные камни напоминали кусочки угля, но не антрацита, а скорее бурого угля. Они имели матовую черную поверхность и казались покрытыми пылью.

Вечером того дня у Бормана мы познакомились с новыми людьми и в том числе с прилетевшим на один вечер с мыса Кеннеди командиром корабля «Аполлон-12» Чарлзом Конрадом, живым, общительным человеком, и другим членом его экипажа - Аланом Бином. Примерно за три месяца до старта экипаж корабля уезжает на космодром, участвует в подготовке корабля к полету: не для них готовят корабль, а они участвуют в подготовке. Это у них было поставлено правильно.

Мы побеседовали с рядом выдающихся американских инженеров и организаторов, участвовавших в создании космической техники: Робертом Гилрутом, Джорджем Лоу, Вильямом Пикерингом и другими инженерами и учеными, присутствовавшими на годичном собрании в Лос-Анджелесе Американского института аэронавтики и космонавтики (что-то вроде ведомственной академии наук, работающей на общественных началах). У меня состоялся интересный разговор с доктором Гилрутом об общих проблемах создания космических кораблей, о возможных направлениях работ, о главных задачах космической техники на ближайшее десятилетие. Во время этого разговора Гилрут упомянул о том, что, по мнению Армстронга и Олдрина, одна шестая тяжести все же существенно лучше невесомости. Полет «Аполлона-11» продолжался около 10 суток, а на Луне они пробыли примерно сутки. И возможно это высказывание означало, что по их ощущениям невесомость в течение такого количества времени - заметная нагрузка? Во всяком случае так можно было понять.

Вечером нас познакомили со звездами американского кино: Кирком Дугласом (у нас он был известен как исполнитель главной роли в фильме «Спартак»), Фрэнком Синатрой, Натали Вуд (известной американской киноартисткой русского происхождения), Юлом Бриннером, тоже русским по происхождению («Великолепная семерка») и другими.

Уик-энд мы провели в Сан-Диего, побывали на футбольном матче (американский футбол близок к регби), в зоопарке, океанариуме, осмотрели город. Здесь мы познакомились еще с рядом новых людей и, в частности, с известным американским ученым Гарольдом Юри, получившим в свое время Нобелевскую премию по химии за открытие дейтерия - изотопа водорода. Последние годы он работал в области теории происхождения Солнечной системы. Он участвовал в обработке лунных образцов: они могли представлять ценность именно для исследователей происхождения Солнечной системы и планетной пары Земля-Луна. С ним у меня произошел достаточно бесплодный спор по вопросу теории происхождения Луны. Он считал, что Луна и Земля образовались совершенно независимо друг от друга и лишь потом оказались рядом (разная плотность, разное строение). Мне трудно с этим согласиться. Логичнее предположить их независимую конденсацию из одного пылевого облака, так как иначе трудно представить себе механизм появления такой двойной планеты, как Земля-Луна. Спор завершил Юри, сказав, что, конечно, доказательств в пользу той или иной теории сейчас ни у кого нет, в том числе и у него.

Джин Сернан, космонавт, летавший ранее на кораблях «Джемини» и «Аполлон-10», а потом участвовавший в последнем полете на Луну на «Аполлоне-17», подвижный, остроумный парень, познакомил нас в Сан-Диего с семьей своего приятеля инженера и тогда одного из руководителей компании «Райан Эйркрафт» Д. Джеймисона. Джеймисон привлекал и своей жизнерадостностью, и изобретательностью. Он с большим удовольствием демонстрировал свои изобретения - от авторучки, которая пишет только на специальной бумаге (чтобы, как он утверждал, вытеснить неудобные тушь и рейсфедер из обихода конструкторов), и машинки для чистки зубов без зубной щетки (струей воды) до самолетов и различных авиационных устройств (он прокрутил нам небольшой фильм о работах фирмы). Кстати, именно он вел работы по варианту системы приземления корабля «Аполлон» с использованием так называемого «крыла Рогалло», которое должно было заменить парашюты на последнем участке полета и позволить за счет планирования выбирать место для приземления. Однако из-за неудач при экспериментальной отработке этой схемы от нее отказались, и финансирование этого направления было прекращено. Но еще большее впечатление, чем сам Джеймисон, на нас с Береговым произвела его дочь Джейн, очень красивая, сдержанная и изящная (я-то путешествовал один, а вот мой товарищ - с женой и сыном.)

В понедельник выехали в Лос-Анджелес. Береговой должен был посетить завод «Норт Американ Рокуэлл», а я - Лабораторию реактивного движения (это один из центров НАСА). Доктор Билл Пикеринг, седой пожилой человек с несколько усталым лицом - руководитель центра, рассказал мне о задачах и об организации работы. Лаборатория реактивного движения занималась тогда автоматическими аппаратами типа «Сервейер», «Маринер», вела проектирование, заказывала разработку узлов и агрегатов промышленным фирмам (по договорам), проводила сборку и основные испытания аппаратов (тепловые, на герметичность, на прочность, электрические). После старта с мыса Кеннеди управление полетом автоматических аппаратов также осуществлялось из этого же центра в Лос-Анджелесе, по той же схеме, что и в Хьюстоне. И так же, как в Хьюстоне, в одном месте концентрировались проектирование, финансирование смежных организаций, основные испытания, подготовка к полету и управление полетом. В Лаборатории реактивного движения я осмотрел большую термобарокамеру, предназначенную для проведения комплексных тепловых испытаний аппаратов в условиях вакуума и солнечного освещения, побывал в испытательном корпусе, музее и Центре управления полетом.

В беседе Пикеринг рассказал о новых данных по исследованиям Марса, полученных в том же 1969 году с помощью аппаратов «Маринер-6» и «Mаринер-7». Подтвердилось, что давление атмосферы у поверхности этой планеты около 5-7 миллибар, то есть подтвердились данные, полученные в предыдущем полете, - это существенно, так как некоторые наши специалисты (например, В.И. Мороз) называли тогда слишком большой диапазон возможных давлений у поверхности - от 5 до 20 миллибар. Атмосфера Марса почти целиком состоит из углекислого газа. Поверхность напоминает лунную - изрыта большими и мелкими кратерами, лишь одно место является исключением. Это так называемая «долина Хэлас», где почему-то нет кратеров: ровная поверхность.

Удалось договориться с организаторами поездки о замене ленча на посещение завода фирмы «Норт Американ Рокуэлл». На заводе мне показали цеха сборки, электрических испытаний и музей возвратившихся спускаемых аппаратов корабля «Аполлон». В цехе сборки царила атмосфера приборного производства - чистота, отсутствие пыли, помещение герметичное, с искусственным кондиционированием, на входе фильтр-шлюз, где входящего «обувают» и заставляют «очищаться» от пыли и грязи и каждый должен переодеться в чистую производственную одежду. Зачем такая обстановка сверхчистоты в сборочном цехе? Может быть, с целью психологического воздействия на рабочих: ты обязан быть сверхаккуратен!

Сборка происходила на нескольких многоэтажных стапелях. Сначала отдельно собирались основной отсек (спускаемый аппарат) и вспомогательный отсек (то есть приборно-агрегатный). Приборный отсек - негерметичный! В этом заключается характерное отличие американских автоматических и пилотируемых аппаратов - они, как правило, не имеют герметичных приборных отсеков. И понятно, почему - они легче и удобнее в эксплуатации (при сборке и подготовке корабля или аппарата к полету), нет лишних гермовводов. Ведь если на заключительной стадии испытаний выходил из строя какой-либо элемент в герметичном приборном отсеке (например, в корабле «Союз»), то приходилось расстыковывать кабельную сеть, гидро- и пневмомагистрали, разбирать корабль, вскрывать приборный отсек. А затем все в обратном порядке - сборка, повторные испытания на герметичность систем (после восстановления магистралей), приборного отсека, прозвонка соединяемых кабелей и повторные электроиспытания.

На контрольно-испытательной станции завода располагались четыре стапеля для кораблей и три пультовых (на четвертом стапеле во время электрических испытаний трех кораблей мог идти монтаж и подготовка к испытаниям четвертого, а у нас на заводе был тогда только один стапель!). Хорошее впечатление произвела пультовая для комплексных электрических испытаний корабля. Идея и метод испытаний принципиально те же, что и у нас, - сначала автономные испытания приборов, систем, а потом комплексные. Интересно отметить, что на электрических испытаниях в то время находились корабли «Аполлон-14» и «Аполлон-15», которые должны были стартовать соответственно в июле и в ноябре 1970 года. То есть на электрические и функциональные испытания, отработку схемы данного корабля и его подготовку к полету выделялось около года (с момента окончания сборки). Это, конечно, позволяло повысить надежность и качество подготовки.

В музее, где находятся вернувшиеся спускаемые аппараты кораблей «Аполлон», обращало на себя внимание состояние внешней поверхности теплозащитного покрытия. При транспортировке некоторые куски прококсовавшегося поверхностного слоя отвалились, и было видно, что в наиболее теплонапряженных местах глубина коксования составляет примерно 20-30 миллиметров (вход в атмосферу со второй космической скоростью все же!). Конструкция лобового теплозащитного покрытия у аппарата «Аполлон» совершенно иная, чем у наших спускаемых аппаратов, но органический наполнитель поверхностного защитного слоя, сублимирующий при высоких температурах, по-видимому, по составу близок к используемому у нас. По их словам (впрочем, возможно, виноват переводчик), температура разрушения поверхностного слоя составляет 2750 градусов, что вызвало у меня сомнения: не может быть! Правда, не исключено, что они называли температуру по Кельвину.

В тот же день (27 октября) мы вылетели в Сан-Франциско. Побывали на приеме у мэра, в Законодательном комитете, осмотрели город из старинного вагончика канатной дороги (что-то вроде трамвая, буксируемого по рельсам тросом, сохраняемого как экзотическая реликвия).

Следующий день был посвящен осмотру города. Сан-Франциско размещается на мысе между океаном и заливом. Этот город белых зданий, разбросанный на холмах, окруженный парками и водой, великолепно выглядит с самых разных точек и днем, на фоне зелени, моря и облаков, и ночью, залитый разноцветным морем электрических огней. Сан-Франциско, как и Нью-Йорк, ближе и понятнее нам, чем другие города Америки, он больше похож на наши города, более традиционен: улицы, вечером залитые огнями, тротуары, оживленная толпа на улице. В других городах Америки больше бросаются в глаза дороги-магистрали, их, часто многоэтажные, развязки, торговые центры на пустырях, залитых асфальтом, громадные стоянки автомобилей и сами автомобили. И чаще всего - отсутствие тротуаров!

Эти города (да и окраины традиционных городов, даже таких, как Нью-Йорк и Сан-Франциско) представляют собой громадные площади кварталов одно-двухэтажных индивидуальных домов. Каждая американская семья стремится иметь свой отдельный дом. И на Калифорнийском побережье от Сан-Диего до Лос-Анджелеса на протяжении 250 километров раскинулся фактически один сплошной город.

Тогда меня заинтересовало, почему в США так расходуется драгоценная свободная земля, леса, поля, побережье. Мне объяснили, что земли много, да к тому же земля-то частная. Это казалось мне неразумным и несерьезным: учитывая темпы роста населения, можно представить, что если так будет продолжаться, через какую-то сотню лет вся поверхность Земли окажется застроенной. А восстанавливать природу трудно и дорого. Сейчас я уже думаю по-другому: жить непосредственно на земле, конечно, лучше и приятней, чем в многоэтажных башнях. Сам-то вырос на земле. К тому же больше возможностей в естественных условиях содержать «наших братьев меньших», кошек, собак и других животных. А к вопросу о перенаселенности земли надо подходить более серьезно. Эту проблему придется решать человечеству в XXI веке, вероятно, путем добровольного ограничения рождаемости. А что касается нехватки свободных земель, то тут так или иначе придется подумать о размещении промышленного производства продуктов питания, занимающего небольшие площади поверхности земли.

Из Сан-Франциско мы вылетели в Аризону, в Национальный парк Большой Каньон. Это плато, в котором река Колорадо со своими притоками за миллионы лет прорыла систему «оврагов» глубиной до полутора километров, вскрыв десятки пластов отложений (когда-то это место было, по-видимому, дном моря), и открыла глазам людей картину геологической истории Земли, необычайно красочную и фантастическую. Гордон Купер, космонавт, летавший на кораблях «Джемини», сопровождавший нас в этой части путешествия, подбил нас спуститься вниз (гостиница располагается на плато) на мулах. Это доставило нам массу эмоций: ни Береговой, ни я до этого ни разу не сидели на лошади, а эти мулы были настоящими лошадьми и по размеру, и по внешнему виду. Попробуй определи, какой у этой животины характер.

Организаторы поездки, по-видимому, старались дать нам возможность получить разностороннее представление об их стране: мы осмотрели города и поселки, побережье, парк секвой и пустыню, познакомились с промышленностью, космонавтикой и искусством.

В Большом Каньоне мы провели вечер и наутро вылетели в Детройт. В техническом центре автомобильной компании «Дженерал Моторс» нам показали модель теплового двигателя, работавшего по циклу Стирлинга, лабораторию объемной фотографии с помощью лазерной техники (по их уверению, им удалось получить на пластинах объемные отпечатки с разрешением 3000 линий на миллиметр?!), продемонстрировали экспериментальную установку для отработки методов использования электронных вычислительных машин при конструировании сложных объемных деталей (например, таких, как корпуса автомобилей). Было очевидно, что такой «симбиоз» художника-конструктора и вычислительной машины увеличивает производительность труда конструктора и расширяет творческие возможности человека.

Идея метода была такова. Конструктор лепит модель, фотографирует ее в определенных ракурсах, эти фотографии с заданным масштабом вводятся в машину. Машина строит проекции детали (алгоритм тут достаточно понятный) и затем уже может выдавать конструктору либо чертежи, либо проекции на экране, в том числе и объемное изображение с сечениями, причем в зависимости от команд, задаваемых машине, это могут быть изображения в различном масштабе, с разных точек зрения и с различным количеством сечений. После доработок и внесения изменений, по командам конструктора, машина выдает комплекты чертежей, размерные цепочки, комплекты программ, используемых уже другой вычислительной машиной в сочетании с обрабатывающим оборудованием для изготовления штампов или другой технологической оснастки (и все это существовало у них 30 лет назад!).

Затем мы увидели модели нескольких новых автомобилей, на которых специалисты «Дженерал Моторс» искали новые, более удачные, надежные, дешевые решения отдельных автомобильных проблем, узлов и агрегатов.

Мы видели несколько экспериментальных, так называемых «городских», электромобилей. Как нам объяснили, эти автомобили предназначены для домохозяек, для поездок за покупками. Маленькие двухместные коляски, за-крытые фонарем или совсем без него. Дальность поездки на такой машине без подзарядки - 50 километров, время подзарядки - 9 часов. (Недавно я услышал, что фирма уже собирается начать выпуск электромобилей с пробегом без подзарядки в чуть ли не 200 километров. Для города это неплохо). Осмотрели два экспериментальных гоночных автомобиля. Фирма гоночных автомобилей не делает. Такие автомобили используют только в качестве базы для проверки новых решений. На этих машинах механизация везде, где только возможно и невозможно (например, тогда демонстрировались стоп-сигналы, закрытые крышками, которые при торможении открываются и тогда становятся видны красные огни). Там же нам продемонстрировали тренажер для обучения вождению автомобиля.

На заводе Форда мы осмотрели сборочный конвейер, цеха проката и штамповки. Интересно, что на одном конвейере шла сборка четырех разных типов легковых автомобилей, и это обычная картина. Они считают необходимым выпускать разные машины. Это вполне возможно на одном конвейере, ненамного увеличивает стоимость машины, но разнообразие украшает жизнь, а автомобиль ведь нужно не только изготовить, но и продать!

Это только при нашей тогдашней «суперпередовой» системе можно было без забот продать любое барахло. Для них же продать что-либо - это проблема. Процветание общества определяется уровнем производства товаров, который захотят и смогут купить граждане. Поэтому надо делать все не просто хорошо, а красиво, надежно, удобно и желательно не слишком дорого.

В работе производственных цехов мы не почувствовали суеты и нервозности, но зато не заметили ни единой секунды простоя. Четкий интенсивный ритм. Оператор прокатного стана, с которым нас познакомили, был приветлив, но тут же отвернулся и сел за пульт управления: работу останавливать нельзя! Он прервался, наверное, не более чем на 5-10 секунд. Отсутствие потерь рабочего времени, четкий и высокий ритм труда, высокая механизация и автоматизация - вот одна из главных причин высокой производительности труда в Соединенных Штатах и процветания ее граждан. Надо эффективно работать. Другого способа обеспечения жизни, достойной человека, нет.

За обедом (вернее, за ленчем) мы встретились с руководством автомобильной компании «Крайслер» и имели несколько большую возможность общения. После обеда нам продемонстрировали одну из машин, гоночную «Суперберд» с двигателем мощностью 500 лошадиных сил.

К вечеру мы прибыли в Вашингтон, чтобы успеть на прием в советском посольстве.

На этом приеме меня познакомили с Г. Сиборгом (тогда председателем комиссии по атомной энергии) и Робертом Пейном (тогда директором НАСА). В беседе с доктором Пейном главными были вопросы выбора направлений космических работ. У нас оказалось общим мнение о возможных направлениях дальнейшего развития космической техники (сейчас о многом я думаю уже по-другому): орбитальные станции на низких околоземных орбитах, с большим экипажем и большим временем существования (порядка нескольких лет); астрофизические обсерватории, предназначенные для исследования Вселенной из космоса; межпланетные пилотируемые корабли для полетов к Марсу и Венере; корабли, базы и другие средства для методического исследования и освоения Луны; автоматические аппараты для исследования ближних и дальних планет Солнечной системы и околосолнечного пространства; прикладные околоземные аппараты для обеспечения связи, навигации, службы погоды и прочего. Пейн заявил, что он считает также наиболее перспективными работы по созданию орбитальных астрофизических обсерваторий.

Конечно, отсутствие атмосферы, возможность очень больших экспозиций, наконец, возможность создания в условиях невесомости огромных инструментов (например, радиотелескопов с километровым диаметром зеркала), создания радиоинтерферометров с базами порядка сотен тысяч километров (например, одна приемная антенна на Земле, другая - на борту станции) позволят увеличить разрешение астрономических инструментов (по сравнению с имеющимися сейчас) на несколько порядков и следовательно получить новую необычную информацию о Вселенной, в которой мы живем.

Тогда на мой вопрос он ответил, что считает реальным в 1985-1986 годах осуществление марсианской экспедиции при условии решения в семидесятых годах трех генеральных задач: создания орбитальной станции с временем существования около двух лет, транспортного корабля многократного использования для связи «Земля - орбита» и ядерного двигателя.

Конечно, хорошо иметь транспортный корабль многократного использования, и еще более соблазнительно было бы создать мощную ракету-носитель многократного использования (а главное, и сейчас непонятно - как это сделать!), но почему это обязательное условие для осуществления марсианской экспедиции?!! Складывалось впечатление, что тогда они (США) при рассмотрении проектов марсианской экспедиции отдавали предпочтения ядерным двигателям большой тяги. Почему? Пейн объяснил, что дело в том, что прототип такого двигателя «Нерва» - уже вышел на стендовые испытания и они проходят успешно. В ответ на мое ироническое замечание о том, что нельзя несерьезно решать серьезные вопросы: разве можно оценивать проблему энергетики марсианских межпланетных кораблей - работы, которая потребует минимум десятилетие (проектирование, создание, отработка и полеты!) по такому преходящему фактору, как время выхода двигателя на стендовые испытания, - доктор Пейн рассмеялся: «Конечно, мы работаем и над плазменными электрореактивными ядерными двигателями малой тяги, и достаточно интенсивно. Возможно, в марсианских кораблях будет какой-то симбиоз ядерных и плазменных двигателей». Но зачем осуществлять такую экспедицию? Создавалось впечатление, что подобным вопросом они не задавались. А ведь это главный вопрос!

Пейн интересовался нашей точкой зрения, стоит ли Советскому Союзу заниматься решением задачи высадки экспедиции на Марс, если станет известно, что американцы начали работу над этим проектом и будут реализовывать экспедицию. Я высказал свое мнение: было бы целесообразно хотя бы по крупному распределить направления работ. И я действительно думаю, что когда обе стороны тратят миллиарды на достижение одной и той же цели, соревнуясь в том, кто быстрее ее достигнет (и ведь кто-то проигрывает в таком примитивном виде соревнования, и даже с точки зрения политического успеха у проигравшей стороны вложенные деньги растрачены зря!), другие, не менее важные и не менее интересные работы остаются без финансирования и просто не делаются.

1 ноября мы посвятили осмотру столицы Соединенных Штатов, ее памятников, Конгресса, музея Смитсоновского института, Арлингтонского кладбища. Вечером перелетели в Вильямсбург. С аэродрома заехали на базу в Лэнгли, где нам показали тренажер для отработки ручного управления при прилунении. Макет кабины подвешивался на кране-балке с тельфером, перемещающимся на огромной эстакаде и снабжен двигателем (имитирующим посадочный), управляющими двигателями и штатными органами управления лунной кабины. При отработке спуска имитировались динамические процессы (скорости снижения и горизонтального перемещения, угловые ускорения кабины и так далее). Посадочная площадка была сделана «под Луну»: на поверхности из шлака, залитой сверху бетоном, - кратеры, горки и все такое прочее. Имитировались и условия освещения солнцем места посадки. Для этого отработка могла производиться ночью, а прожекторы поднимались и опускались, имитируя различные углы возвышения Солнца над горизонтом Луны. Кроме этого тренажера для отработки ручного управления при посадке, в Хьюстоне имелся еще и турболет (который мог вертикально и наклонно взлетать и садиться) с макетом лунной кабины, позволяющим имитировать динамические характеристики лунного корабля.

К сожалению, нам не удалось его увидеть. По мнению Армстронга, турболет давал наиболее точную имитацию процессов ручного управления при прилунении. Специалисты НАСА попытались создать тренажер для тех же целей на базе вертолета. Однако оказалось, что динамические характеристики такого стенда далеки от характеристики лунного корабля, и конструкторы отказались от вертолетного тренажера. Мне было странно это слышать: ведь прежде чем что-нибудь делать, просчитываешь, возможно ли? Неужели они начали делать стенд, не прикинув динамических характеристик?

НАСА - государственная организация, и естественно в ней, как и во всей нашей системе, власть принадлежит чиновникам. Бедные налогоплательщики!

Значительная часть Вильямсбурга превращена в музей. Сохранены и особняк губернатора, и административные здания, и небогатые частные дома, кузница, литейная, ювелирная, часовая мастерские, парикмахерские, таверны, причем действующие, с работниками, одетыми в костюмы XVIII века. Интересно, что все демонстрируется в действии, даже старинные пушка и мушкеты стреляют!

3 ноября - последний день путешествия. Перелет в Нью-Йорк, осмотр города, прием у У Тана (тогдашнего генсека ООН), предпраздничный вечер в нашем представительстве. 4 ноября мы вылетели в Москву.

В какой-то момент поездки нас сопровождал Билл Андерс, космонавт из экипажа корабля «Аполлон-8». В то время он был секретарем совета по аэронавтике и космосу при президенте США. У нас с ним произошел характерный разговор в самолете во время одного из перелетов. Я спросил его, как у них принимаются решения о реализации того или иного проекта. Вопрос, конечно, вполне безобидный, но и дурацкий (зачем его задал, что для меня в этом было интересного - изобразить важность и значительность?), вполне дающий повод воспринять его и как бестактный. Андерс ответил коротко, но по существу, что принятие таких решений осуществляется так же, как и в любой бюрократической системе. И в свою очередь спросил меня о том же, добавив как бы «в сторону»: «Проведем тест на гражданское мужество!» Но переводчик перевел мне эту реплику. Было неприятно: симпатичный, интеллигентный, и вдруг такое пренебрежительно-снисходительное восприятие незнакомого ему человека только потому, что тот из России. Американцы, конечно, достаточно хорошо представляли нашу систему, бесправное и жалкое положение людей в ней, но это не основание для того, чтобы смотреть на нас сверху вниз. Ведь то, что они живут в более достойной человека системе, не значит, что они лучше нас. Да, они выросли и более свободными, и с большим чувством собственного достоинства, и, как правило, получили лучшее образование, выросли в свободной стране. Но ведь это заслуга не их, а многих поколений их предков. Думаю, нам не раз предстоит встретиться с таким отношением к себе - будем же снисходительными.

Но все же и само приглашение Фрэнка Бормана, и отличная организация нашей поездки, и дружелюбие, которое проявлялось по отношению к нам, преследовали ясную и откровенную цель: продемонстрировать свое желание налаживать регулярные контакты с Россией, добиваться улучшения взаимопонимания. Одновременно это была и демонстрация успеха американской лунной программы.

За несколько месяцев до поездки, 20 июля 1969 года, мы поглядывали на Луну и какие-то непривычные мысли мелькали в сознании. Вроде бы, как обычно, висит в небе неизменное то ли изображение, то ли действительно небесное тело. Но ведь сейчас там ходят люди: Армстронг и Олдрин. Походили, можно сказать, пощупали: да, Луна это не некая виртуальная реальность, это действительно планета, а не декорация. Как странно - мы здесь, а они там, в этой золотистой сверкающей стране, на фантастическом от нас расстоянии - 400 000 километров! Это был, безусловно, момент самоутверждения человечества (и американцев в особенности).

Самосознание людей как индивидуальностей (и верующих, и атеистов) одинаково стимулирует их к поиску нового, к расширению сферы понимания действий и жизни. Правда, чаще это проявляется в чисто геометрическом смысле. Тут обычное, психологически понятное, но логически неубедительное представление: раздвигая геометрические границы достижимого мира, мы получаем возможность больше узнать о мире, и может быть, что-то о своем месте в нем и о самих себе. Для большинства это представление и было движущей силой лунного проекта.

Высадка Армстронга и Олдрина на Луну явилась началом реализации освоения Луны. С 1969 по 1972 годы американцы высадили на Луну шесть экспедиций. В трех из них они пользовались лунным электромобилем. Двенадцать человек, побывавшие на Луне, в целом - все вместе - прошли и проехали по ее поверхности около 100 километров и привезли на Землю около 400 килограммов лунных камней. Эмоционально для всех, и особенно для американцев, это всемирное шоу, конечно, значило много: ощущать Луну под своими ногами, чувствовать себя соучастником этого необыкновенного путешествия и приключения.

Работы над лунным проектом начались гораздо раньше, еще в начале шестидесятых годов. За эти годы американцы в результате огромной и хорошо спланированной работы не только создали лунные корабли и ракету «Сатурн-5», но и гигантскую экспериментальную базу, огневые стенды для отработки реактивных двигателей, средства подготовки ракеты и кораблей к запуску, средства управления полетом. Все это в целом было выдающимся техническим достижением. Но и отдельные части этой работы явились замечательным успехом. Тут оценка может носить субъективный характер. Я бы отметил следующие достижения.

Водородно-кислородный двигатель второй ступени ракеты-носителя «Сатурн-5» примерно в 1,3 раза более эффективный, чем жидкостные реактивные двигатели, работавшие на кислороде и керосине или на других компонентах.

Спускаемый аппарат, в котором космонавты возвращались на Землю. Достижением являлось здесь создание тепловой защиты спускаемого аппарата, обеспечивающей его безопасность при возвращении в атмосферу Земли со второй комической скоростью (около 11 километров в секунду). Такая скорость движения в атмосфере резко усложняет задачу борьбы с тепловыми потоками, идущими от высокотемпературной плазмы на корпус аппарата.

Система вертикальной ракетной посадки на поверхность Луны.

Система автономного сближения лунного корабля и орбитального модуля на орбите спутника Луны. При возвращении экипаж лунной экспедиции стартовал с поверхности в лунном корабле, выходил на окололунную орбиту, сближался с орбитальным модулем и стыковался с ним. Экспедиция переходила в орбитальный модуль и в нем возвращалась к Земле.

Электрохимические генераторы, работающие на водороде и кислороде.

Технические средства и сама система управления полетом, которая стала поворотным моментом в наземных средствах управления космическими полетами, обеспечив оперативную обработку информации, поступающей с кораблей, возможность быстрого анализа, разработки рекомендаций и быстрой их передачи на борт кораблей в виде радиокоманд, указаний или советов экипажу.

Наверное, надо бы отметить и другие достижения (материалы, производство жидкого водорода, стендовая база и прочее).

Все это обошлось США в 25 миллиардов долларов.

Впечатляющий размах и результат. Полный успех. Понятна и естественна тогдашняя эйфория разработчиков проекта и, наверное, большинства американцев: «Мы на Луне! Это мы на Луне, а не эти вечно отстающие и прозябающие в своих догмах и в своих дремучих тоталитарных структурах русские. Естественное положение в космиче-ских исследованиях восстановлено (и наш престиж тоже!). То, что раньше все мы воспринимали как некоторую абстракцию, некоторую красочную и неизменную деталь на небе, оказалось тоже миром, по которому можно ходить, ездить и осматривать его. Это историческое достижение. И оно наше!»

Можно было поздравить и американцев, и всех нас с выдающимся достижением. Да, конечно. Но есть в этом и нечто сомнительное, какая-то неудовлетворенность. Что действительно следует зачислить в плюс лунного проекта? Около 400 кг лунных камней, доставленных на Землю? Но они сами по себе никому не дали принципиально новой ценной информации (кроме, может быть, селенологов и геохимиков).

Вопрос о происхождении Луны, при всей его научной значимости, далеко не самый актуальный в перечне стоящих перед фундаментальной наукой. Но даже и он остался нерешенным.

Разумеется, результаты программы «Аполлон» нельзя сводить к доставке и анализу лунного грунта. Космонавты разместили на поверхности Луны несколько комплектов научных приборов, включая сейсмографы, которые принесли данные о деформациях в лунной коре. Однако это, пожалуй, тоже не тот результат, ради которого стоило городить столь большой огород.

Наконец, непосредственный опыт передвижения по Луне (пешком и на тележке) и опыт исследовательской работы на ее поверхности - единственное, чего нельзя было получить с помощью автоматических средств. Тут обращает на себя внимание, что только в самом последнем полете на Луну в состав экипажа был включен специалист по ее изучению - селенолог. Почему, кстати, это был единственный случай? Да потому, что технические сложности самого полета затрудняли возможность включения его в экипаж. Так что селенолог в составе последней экспедиции, похоже, был вставным номером, показным мероприятием, дескать, какая-то логика во всем лунном проекте есть. Но даже если оценить серию лунных полетов высоко, то мы с некоторым удивлением обнаружили бы: похоже, вся эта «лунная суета» оказалась тупиковым ходом, она не имела ни продолжения, ни развития.

Может быть, была получена какая-то другая, тайная существенная информация? Вроде бы нет.

Положительные эмоции и престиж США - это, в основном, актив. А что надо списать в убыток? Не только потраченные 25 миллиардов. Но и те космические программы, которые можно было бы осуществить на эти громадные средства. Например, создать и запустить на орбиту двенадцать космических телескопов класса «Хаббл»! Ведь только один «Хаббл» принес несоизмеримо больше действительно новой, уникальной информации, чем шесть лунных экспедиций.

Кто и зачем выбрал эту цель? Тут надо вернуться назад и вспомнить конец пятидесятых - начало шестидесятых годов.

1957 год - Россия запустила первую межконтинентальную ракету и первый искусственный спутник Земли.

1961 год - Россия создала первый космический корабль и осуществила первый полет человека в космос.

Почему мы оказались тогда впереди, несмотря на громадный технический и технологический потенциал США? Дело в том, что тогдашние ракеты, космические аппараты и космические корабли изготавливались в малом количестве экземпляров, не требовали специальной развитой технологической и промышленной базы. Лидерство определялось в значительной степени работоспособностью и качеством мозгов отдельных индивидуумов.

Я далек от мысли, чтобы уверять, что наши мозги были лучше. Но они были не хуже. А начальство, бюрократы и карьеристы к космическому делу накрепко прилепиться еще не успели. И, естественно, у нас не было пренебрежительного отношения к американским инженерам. А проявить себя в таком деле, как выход в космос, хотелось. Сами перед собой ставили задачи и серьезно, без шапкозакидательства, работали.

В этой ситуации многие американцы ощущали некоторый дискомфорт и даже некоторое ущемление своего достоинства как лидеров прогресса. Возник вопрос о восстановлении престижа нации.

Мне не известно, кто предложил в качестве способа восстановления престижа высадку на Луну. Сам ли Джон Кеннеди или его приятель Лем Биллингс, или они вместе, или кто-то другой. Похоже на Кеннеди: размах и решительность. В конце концов, это не имеет существенного значения. Но «25 миллиардов за престиж» - звучит немного смешно и печально. У меня нет и быть не может желания принизить великолепно выполненную работу американцев. Речь идет об использовании опыта, полученного в результате принятия и осуществления лунной программы. Тут есть урок для будущего.

Правильно ли была выбрана космическая цель в США в начале шестидесятых годов? Это было сделано вовремя или преждевременно? И почему именно в определенный период развития истории человечества оказывается необходимым создать электрическую лампочку, открыть структуру ядра, полететь в космос или высадиться на Луну? Или осуществить революцию. Ответ вроде бы очевиден: потому что именно сегодня это оказалось возможным!

Но это отнюдь не всегда так. Особенно в случае с лунным проектом. Особенно если учесть гигантские по тому времени средства, выделенные на лунную программу. Ведь могли быть выбраны и другие цели.

С точки зрения политического деятеля, решение о высадке на Луне, может быть, было и правильным. Эмоциональный эффект, престиж! Едва ли более необходимая и более насущная научная программа могла бы в то время произвести сильнейший эффект на самих американцев и на все человечество.

Для меня лично лунная программа - не только достижение, но и один из примеров неудачно или неправильно определенной цели. Ведь проблема выбора цели нередко встает перед целыми народами.

На рубеже восьмидесятых - девяностых годов Россия и США стояли перед выбором, куда двигаться дальше в космических работах? Какую цель выбрать приоритетной? Тогда, судя по печати, правительства двух государств (то ли отдельно, то ли вместе) думали о выделении суммы порядка 100-1000 (!) миллиардов долларов или рублей для осуществления проекта, который должен закончиться высадкой человека на Марс.

Но почему именно Марс?

Есть ли заметные шансы найти что-то совершенно необычное и очень ценное на Марсе? Должен сказать, заметных шансов не видно.

Сама постановка задачи - потратить миллиарды на грандиозное космическое предприятие (с согласия налогоплательщиков) мне не представляется абсурдной. За удовлетворение присущего человеку, и человечеству в целом, любопытства или, в данном случае, за крупную космиче-скую эффективную программу нужно платить.

Но, принимая решение, выбирая цель, необходимо крепко подумать! Почему Луна или почему Марс? Разве нет других действительно острых интригующих вселен-ских тайн, в которые можно было бы проникнуть? Например, создать комплекс астрофизических инструментов в космосе (большие телескопы, в том числе и радиотелескопы), которые позволили бы рассмотреть центр нашей собственной Галактики, ближайшую звезду Солнце, заглянуть в самые окраины Вселенной или даже начать серьезный методичный поиск сигналов других цивилизаций. Или приступить к решению грандиозной всемирной хозяйственной задачи - созданию сети орбитальных электростанций и соответствующих приемных наземных станций, что позволило бы получить экологически чистую систему энергоснабжения Земли. Для этого пришлось бы создать действительно дешевые ракеты-носители, космические буксиры, пленочные солнечные батареи, гигантские антенны для передачи энергии на Землю в радиодиапазоне, сложное оборудование орбитальных солнечных электростанций.

Один из главных результатов программы высадки на Луне - это сделанное в очередной раз напоминание: при выборе в качестве цели грандиозных, дорогостоящих предприятий необходимо очень тщательное взвешивание вариантов, изучение их, проработка, чтобы наиболее удачно и не во вред себе найти правильное соотношение «цель - возможности», чтобы затрачиваемые средства и усилия соответствовали возможному результату.

В семидесятые - восьмидесятые годы часто задавался вопрос: когда же Россия отправит своих космонавтов на Луну? Здесь можно ответить вопросом на вопрос: зачем делать в космосе то, что уже сделано, когда есть огромное количество других интересных и еще нерешенных задач? А уж если высаживаться на Луну, то на новом, существенно более высоком и осмысленном уровне. То есть после работ по программе «Аполлон» не имели смысла кратковременные экспедиции с теми же целями исследований на лунной поверхности.

Американские космонавты находились на Луне до трех суток и отъезжали от корабля на луноходе на расстояние до четырех километров. И если бы на Луне смогла работать станция в течение хотя бы месяца-двух и от нее удаляться можно было бы на десятки и сотни километров, то это хотя бы выглядело как продвижение вперед. Но и стоимость такого предприятия была бы очень высока. Эта задача по плечу современной технике. Но просто техническое решение теперь уже никого не интересует: нужны цели, достаточно практичные и значимые - научные или народнохозяйственные. Но таких целей в освоении Луны пока не видно. Тем более в соотнесении их с необходимыми затратами.

Одно время средства массовой информации эксплуатировали тему о психических травмах лунных первопроходцев и даже о мистификациях полетов на Луну.

Что касается пострадавшей психики, то здесь можно говорить только об Эдвине Олдрине, который участвовал в первом полете на Луну. Через какое-то время после полета он, по сообщениям печати, обращался к психиатру. Ну и что? Само по себе обращение к психиатру совсем не означает, что человек сошел с ума. И напряжение при отборе в экипаж первой экспедиции, и сам полет с выходом на поверхность Луны, и, главное, бесчисленные торжественные поездки по всему миру с толпами восторженных людей вокруг, с бесчисленными приемами и желающими выпить со сверхгероем, бесчисленные выступления перед собравшимися, на телевидении и по радио - кого это не выведет из равновесия? А ведь он не профессиональный актер, спортсмен или политик, работающий на публику. Нам всем много приходилось наблюдать по ТВ, как люди, поначалу как будто нормальные, перед телекамерой начинали вести себя как сумасшедшие. Нет, ни Олдрин и никто другой из космонавтов и астронавтов с ума не сходили.

А касательно публикаций о возможности инсценировки экспедиций на Луну, так это известный литературный и политический прием, использованный много раз и ранее. И после полета Гагарина некоторые американские журналисты высказывали мнение о возможной мистификации. Но официальные круги (правительство, НАСА) с такими высказываниями не выступали. И понятно почему. У них всегда была неплохая разведка, они наверняка знали о том, что у нас интенсивно идут работы над космическими кораблями, о том, что три корабля в феврале 1961 года отправлены на полигон в Тюра-Таме. И главное - они слушали разговоры по телефону Земли с Гагариным, могли фиксировать сигналы, передаваемые на борт корабля, телеметрическую информацию, передаваемую с борта корабля на Землю, и, возможно, даже телевизионное изображение Гагарина, передаваемое на наземные пункты. Так что американцы знали, что Гагарин действительно совершил полет, и достаточно корректно себя вели.

И когда Армстронг, Олдрин и Коллинз летели на Луну, наши приемные радиосредства принимали сигналы с борта «Аполлона-11», разговоры, телевизионную картинку о выходе на поверхность Луны.

Устроить такую мистификацию, наверное, не менее сложно, чем настоящую экспедицию. Для этого надо было бы заранее высадить на поверхность Луны телевизионный ретранслятор и проверить его работу (с передачей на Землю) опять же заранее. А в дни имитации экспедиции нужно было отправить на Луну радиоретранслятор для имитации радиосвязи «Аполлона» с Землей на траектории полета к Луне. Да и масштабы работ по «Аполлону» они не скрывали. А то, что они мне показывали в Хьюстоне в 1969 году (Центр управления, стенды, лаборатории), заводы в Лос-Анджелесе по изготовлению кораблей «Аполлон» и вернувшиеся на Землю спускаемые аппараты, по этой логике должно было быть имитацией?! Слишком сложно и слишком смешно.

Итак, на Луну пока никто больше не собирается. И период интенсивного ее изучения с помощью пилотируемых средств вроде бы тоже позади. Да и автоматы к Луне давно не летали. Хотя едва ли наш естественный спутник уже изучен ясно. Некоторые задачи действительно пока отложены. Требуется освоить полученный материал и подготовиться к новому шагу вперед. В других направлениях, наоборот, произошла концентрация усилий, и продвижение вперед осуществляется постоянно. Прогресс не должен быть направлен на внешне эффектные технические достижения.

Если уж мы нацелимся на Луну, то у нас должны обнаружиться серьезные намерения и серьезные причины. На протяжении последних десятилетий несколько раз выдвигались такие цели-лозунги, как: использовать Луну как стартовую площадку для освоения Солнечной системы; использовать Луну для целей колонизации, чтобы найти место для эмиграции бурного прироста населения Земли; использовать Луну для строительства астрофизических обсерваторий.

Идея использования Луны в качестве базы для полетов к другим планетам Солнечной системы родилась из достаточно простых сравнительных оценок энергетических затрат на полеты к планетам с Земли и с Луны. Затраты скорости при старте с Луны были бы значительно меньше, так как они зависят от массы планеты, с которой осуществляется старт, а масса Луны примерно в пятьдесят раз меньше, чем масса Земли.

Но это преимущество было бы доступным, если бы люди жили не только на Земле, но и на Луне. То есть прежде чем можно было бы использовать преимущества Луны как стартовой площадки, нам нужно колонизировать ее, построить там жилища для людей, решить проблему питания колонистов, проблему обеспечения колонии электричеством, найти и научиться добывать на Луне полезные ископаемые, создать там промышленность.

Так что прежде чем нацелиться на использование Луны в качестве стартовой площадки, надо бы рассмотреть возможности и целесообразность ее колонизации. Зачем колонизировать Луну? Чтобы создать место для расселения избытка населения Земли, или для существенно более ограниченных задач строительства астрофизических обсерваторий, или строительства лунного Лас-Вегаса для туристов?

Трудно всерьез говорить, как будут меняться приоритеты человечества в далеком будущем, но создание постоянной лунной базы с целью серьезного изучения Луны, поиска льда и полезных ископаемых под силу современной технике и может оказаться среди технических задач следующего века.