Но уж если эта романтика встречается на каждом шагу, если вся наша жизнь проникнута радостным волнением труда и борьбы за лучшее будущее, то обязательно хочется рассказать об этом. Вспомнить свои волнения и радости, которые были близки многим людям нашего поколения.

Посмотрите в небо, друзья. Какие оно вызывает у вас воспоминания?

Это небо мне всегда казалось ярко-синим, и сейчас я его вспоминаю таким же радостным и зовущим. Не знаю, то ли это особенность восприятия молодости, то ли присущая ей романтическая настроенность, но если бы меня спросили, что наиболее ярко запечатлелось в памяти из жизни нашей страны в тридцатые годы, что особенно волновало и радовало нас, то я бы ответил: небо! Наши дальние рекордные перелеты, успехи парашютистов, планеристов, героика и отвага!

Не пришлось мне быть ни летчиком, ни парашютистом, но после первого полета на планере, когда я испытывал радиостанции, небо осталось для меня столь притягательным и прекрасным, что нельзя было не летать. Будто выросли крылья, и ты бесшумно паришь над горами, над морем, наслаждаясь этим ни с чем не сравнимым ощущением.

В те годы большинство мировых рекордов по этому виду спорта принадлежало советским планеристам.

Но дело не только в рекордах. Я видел, как для испытания действия перегрузки отважный пилот сломал планер в воздухе и благополучно приземлился на парашюте. Видел разные испытания и техники и мужества, ночные парашютные прыжки в воду, прыжки затяжные, групповые... Да разве все перечислишь!

Мне дороги воспоминания о планерных слетах в Крыму. Тогда я думал, что именно здесь рождается будущее советской авиации. Помню, я впервые увидел странный планер со стреловидными крыльями, а затем совершенно необычный планер — без хвоста. Мне представилось, что это прообразы завтрашних самолетов, но только без моторов. И кто знает, так ли уж далеко это было от истины?

Много лет спустя на воздушном параде в промелькнувшем истребителе я узнал эти как бы прижатые к корпусу тонкие крылья.

Меня раньше удивляло, зачем на спортивные состязания молодых планеристов приезжали видные теоретики в области аэродинамики. А вот около своего длиннокрылого планера, ревниво и озабоченно поглядывая на радистов, которые устанавливали в кабине аппараты, ходит худощавый юноша в синем комбинезоне. Это будущий конструктор многих самолетов и в том числе огромного воздушного корабля. Были здесь и другие, теперь известные авиаконструкторы, которые начинали свой творческий путь с маленьких планеров-парителей. Значит, не зря летали над горными склонами хрупкие фанерные птицы.

А потом в московском небе появился белый шар, его тащило вверх серебристое облако. Это был стратостат «СССР-1».

Сколько замирало сердец в волнении от этого дерзкого прыжка в высоту, где небо должно казаться черным!

Волнений было много. Весь мир, затаив дыхание, прислушивался к скупым словам о мужестве и стойкости людей, которые после гибели в Арктике парохода «Челюскин» оказались на льдине. В наших репродукторах потрескивали обычные атмосферные разряды, а чудилось, что это там, в океане, раскалывается лед. Близилась весна, и, может быть, впервые в жизни мы ее ненавидели: боялись, что льдина начнет таять.

И снова беспримерный подвиг советских летчиков! Сквозь ночь и пургу, на не приспособленных для этого самолетах челюскинцы были доставлены на материк. Весь мир облегченно вздохнул. Я помню ту ни с чем не сравнимую радость, с которой москвичи встретили первых Героев Советского Союза и спасенных ими людей. Казалось, что на улицах вдруг забушевала арктическая метель — это листовки-поздравления сыпались сверху, взлетали, будто снежные хлопья из-под колес автомашин.

Крылья Родины! С ними связаны легендарные перелеты Чкалова и Громова. Как мы тогда волновались в ожидании очередных радиограмм! А вдруг что-нибудь... Путь огромный, трудный. Нет, даже мысли не хотелось допускать, что подведет краснокрылый «АНТ-25», что могут быть случайности.

Теперь обычными стали дальние перелеты. Уже появились на наших внутренних и международных авиалиниях, обслуживаемых советскими самолетами, комфортабельные лайнеры, где билет стоит почти столько же, что и в жестком вагоне железной дороги. И может показаться, что все старания наших талантливых конструкторов, дальние рекордные перелеты отважных героев — все в конце концов сводится к безопасности, массовости и дешевизне воздушного транспорта. Звучит это довольно прозаически, но именно здесь я вижу продолжение мечты. Пора романтики и волнений не прошла. Жизнь быстротечна, и за это время хочется не только больше сделать, но и больше увидеть, познать и прочувствовать, сколь велик и чудесен мир.

Высоко в бездонную синеву неба взвиваются ракеты. С их помощью мы познаем неведомое, чтобы, например, когда-нибудь управлять погодой. Мы уже посылали на сотни километров ввысь первых путешественников. Пока это были лишь животные. Вспоминается собачонка с забавной кличкой Козявка, в полете она чувствовала себя неплохо.

Небо! Извечная мечта человечества. Мифический Икар и калужский учитель Циолковский, труды которого известны во всем мире. Легенда, наука и повседневная практика — все там, в высоте.

Но было время, когда миллионы людей проклинали небо, залезали в щели и подвалы, скрываясь от неба, голубого или звездного. Я его ненавидел в Ленинграде, другие — в Москве и Харькове, Лондоне и Париже, Будапеште и Хиросиме, в Пхеньяне и Порт-Саиде... В небе таилась смерть.

Сейчас она прячется в атомных хранилищах, чтобы иногда где-нибудь над океаном пролиться радиоактивным дождем или рассеяться над миром ядовитой пылью и туманом.

Мы уже умеем разгонять тучи над аэродромами, чтобы не задерживать пассажиров из-за плохой погоды. Можем очистить небо над городом, чтобы солнце сияло и ярче пылали праздничные знамена.

И мы твердо верим, что добрые люди, которые привыкли радоваться чистому небу, разгонят грозовые тучи, откуда бы они ни пришли.

Несколько лет тому назад, задолго до запуска первого спутника, я начал писать научно-фантастический роман о полете вокруг Луны. Я бы не сказал, что в книге это было самым главным. Хотелось показать людей, а не технику, которая бы могла затмить их внутренний мир, поступки, раздумья. Ведь сама космическая тема настолько может взволновать воображение читателя, что люди останутся в романе лишь бледными придатками к необычайной технике.

А если так, то надо попробовать рассказать о будущем спутнике с максимальной достоверностью, чтобы на этом реалистическом фоне ожили и герои.

Это заставило меня отказаться от традиционного сюжета — не хотелось превращать научную романтику в сказочную небыль, а потому я укрощал разыгравшееся воображение и старался придерживаться реальных фактов, о которых сообщалось в прессе. Особенно меня интересовали прогнозы видных ученых и популяризаторов.

Так как в свое время я был инженером, даже кое-что изобретал, для меня не составляло труда отобрать наиболее полезные материалы. В американских журналах, в том числе и таких, которые отнюдь не склонны к фантазии, встречалось множество проектов спутников. Вначале они выглядели, как гигантские гостиницы для отдыхающих в космосе, потом размеры стали постепенно уменьшаться, и, наконец, я увидел фотографию «Авангарда». Рассказывалось о нем в таких тонах, словно он вот-вот умчится с Земли в просторы вселенной.

Сознаюсь откровенно, я не очень верил в такую возможность. Мешали истошная реклама и весьма осторожные прогнозы серьезных ученых: годом старта первого спутника они называли 1965-й. Правда, некоторые сокращали этот срок, но заявляли, что вряд ли удастся забросить спутник достаточно высоко. На рисунках изображались какие-то членистоногие чудовища, роботы, похожие на самовары, кубы и многогранники абстракционистов. Все это называлось проектами спутников, но, на мой взгляд, относилось к области чистейшей фантазии и противоречило здравой технической мысли.

Вот почему я спокойно, не торопясь, писал роман, считая, что время завоевания космоса наступит не так скоро. Но я ошибся. 4 октября 1957 года мой незаконченный роман еще лежал на столе, а вполне законченный спутник уже летел по своей точно рассчитанной орбите.

Вскоре полетел второй спутник, с живым существом, потом — третий, огромный. Недалеко и до полета с человеком.

Глазом инженера, а не мечтателя я рассматривал фотографии спутников и видел прочную, возможно, сварную конструкцию. Так делают мосты и каркасы зданий. Мост в будущее уже переброшен... Конструкции «маленькой Луны» просты и надежны. Мне даже казалось, что на них видны следы молотка и напильника, пятна, оставленные замасленными руками рабочего. Ни рекламных фирменных марок, ни пестрой раскраски — ничего в расчете на внешний эффект. А внутри точнейшие приборы, они могут взвесить невесомые частицы и рассказать об этом человеку на Земле.

Удивительное ощущение! Ты только писал о мечте, а люди делали чертежи, варили металл для ее воплощения в жизнь, и многие счастливцы касались этой мечты руками.

Я помню, как однажды увидел пролетающий над городом спутник. Глядя на удаляющуюся звездочку, я думал о тех, кто вычерчивал первые карандашные эскизы этой воплощенной в металл мечты, кто делал расчеты, составлял сплавы, добывал горючее, точил гайки и припаивал провода к десяткам сложнейших приборов.

И все это — дело людей, которых мы, наверное, встречаем в метро, в парках, театрах, на улице. Они улыбаются, целуют жен, и, возможно, кто-нибудь из них страдает от неразделенной любви.

Над конструкцией советских спутников и ракет работали десятки институтов, тысячи людей. Конечно, были и инженеры, но ведь они ничего не сделали бы без слесарей-сборщиков, простой монтажницы. Так будет и при создании первого межпланетного корабля.

Помнится, как один иностранный журналист жаловался мне, что о таких изумительных событиях, как запуск спутников, ничего не сообщается заранее. Чем это объяснить? Я думаю, это объясняется характером советского народа: мы скромны, не хотим преждевременной шумихи, и нам чужда крикливая реклама. Это ведь научный эксперимент, а не театральное зрелище или новый вид рыночного товара, которому надо с самого начала обеспечить хороший сбыт.

Во втором спутнике разведчиком, уполномоченным на подвиг человеком, послана в космос собака Лайка. Мы любили ее и в дружеском кругу поднимали бокалы за ее путешествие, мечтали о чуде — чтобы она вновь оказалась среди людей, но чувствовали неизбежность этой жертвы во имя будущего человечества.

Я вспоминаю об этих событиях и думаю, что они надолго должны сохраниться в памяти народа. Так Начиналась новая эра покорения космических пространств.

В газетах еще печатались статьи о полете спутников, а мы уже слушали по радио о новом дерзком прыжке в космос: «Первый межпланетный полет». Так скупо и по-деловому сказано в сообщении ТАСС. И хотя мы ожидали, что это обязательно должно произойти, и в самое ближайшее время, трудно было сдержать радостное волнение.

Я думаю, что первый человек, отправляющийся в космос, возьмет с собой щепотку родной земли. Ради своей Родины, ради счастья всего человечества он летит в холодную пустоту, где нет ничего живого. И вот, представляя себе нашу ракету, которая и по-сейчас ходит где-то вокруг Солнца, я прежде всего вижу в ней частицу Советской земли.

Подумайте сами, что заключено в этом сгустке воли, труда и гения советского народа!

Из нашей родной земли добыты вольфрам, молибден, бериллий. В приборах и аппаратах космической ракеты есть и кремний и германий. Есть стойкие пластмассы и легчайшие сплавы. Для того чтобы их создать, нужны были и уголь Донбасса, и нефть Баку, и тысячи киловатт волжских гидростанций.

Но этого мало. На нашей родной земле родились те чудо-богатыри, которые миллионами рук взметнули вверх многотонную умную машину, о которой и мечтать-то раньше было страшновато.

Я вижу эти руки. Они убирали целинный хлеб и варили сталь, они добывали из-под земли скрытые там богатства, чтобы претворить в жизнь мечту человечества, доказать миру величие наших помыслов и стремлений.

Мы земные люди, и не только радость познания, романтика неизведанного влечет нас в далекие космические пространства. Нам многое еще неизвестно, однако почему бы не помечтать, что все эти полеты помогут раскрыть нам тайны Земли и, может быть, когда-нибудь человек заставит работать на общее благо вечную, неиссякаемую энергию космических частиц. Да мало ли о чем можно мечтать!

Опять, как всегда, молодежь присылает письма с просьбой послать их в космос. Многие пишут, что готовы даже не возвращаться на Землю.

Нет, только горячая, до боли, до слез любовь к матери Земле, к людям, что тебя окружают, может вести на подвиги в освоении космических пространств.

Подумайте, как планомерно идет это освоение. Точно, по заданному плану! Помните, как нам пришлось поволноваться, когда еще одна ракета вылетела для встречи с Луной. Я не хочу этим сказать, будто у нас были сомнения в успехе испытаний. Мы знали, что все подчинено строгому расчету, и нечего тут беспокоиться — ракета прилунится в назначенный срок.

Кстати говоря, слово «прилуниться», ранее встречающееся лишь в фантастике и в очерках о будущем, с 14 сентября 1959 года обрело реальную, осязаемую силу и как бы вылупилось из кавычек. Теперь это слово можно встретить в статьях и научных отчетах. У него — новая жизнь.

А, собственно говоря, чего же нам было беспокоиться? Потом, конечно, многое прояснилось, когда стали известны первые данные о результатах полета. Оказалось, что у Луны нет магнитного поля, нет поясов радиации. Но в то время мы могли предполагать всякое. А вдруг, под действием тех или иных неизученных сил, откажет радиоуправление? Многие возникали сомнения — ведь дорога нехоженая, ее только мысленно проложили фантасты.

Мы, конечно, успокаивали себя тем, что лунную трассу рассчитали математики, астрономы, физики, что тут не обошлось и без счетно-решающих машин. Мы верили в гениальный, коллективный ум советских ученых, в талант и опыт конструкторов, строителей, экспериментаторов. Но, опять-таки, мне думается, что задолго до этих знаменательных дней создатели ракеты волновались не меньше нашего, и пульс у них бился так же учащенно, и ночью не смыкались веки.

Ведь недаром Н. С. Хрущев сказал американцам, что за неделю до запуска ракеты пришлось ее заменить из-за недостаточно четкой работы аппаратуры. Люди, понимающие в технике, представляют себе, что здесь был повод для волнений.

В те долгие томительные часы, когда ракета находилась в полете, мы читали сообщения о том, как защищены приборы от космического холода, о том, что они автоматически обогреваются. Но мне думалось, будто там, внутри полуторатонного шара, осталось еще столько земного человеческого тепла, которого ничем не измеришь.

Луна не станет нашим домом. «Советским людям и на Земле неплохо», — так сказал Н. С. Хрущев в Экономическом клубе Нью-Йорка.

И собственнических претензий на эту планету у нас тоже нет. Она принадлежит всему человечеству. Но мы туда еще вернемся и уже по привычке, как хорошие гости, вытрем ноги у порога, чтобы там не наследить земными микроорганизмами.

Я помню те радостные минуты, когда услышал о космическом корабле-спутнике, который после выполнения задания вернулся на родную землю. Необычайная, волнующая весть. Но трудно поразить воображение «мечтателя по профессии», тем более что в одном из своих романов я рассказывал о полете космического корабля вокруг Луны. И несмотря на то что в нем находились люди, я не назвал роман научно-фантастическим.

В самом деле, какая же это фантастика, когда человек вот-вот отправится в космический рейс. Ведь в корабле-спутнике, который приземлился, было уже все предусмотрено для полета человека.

Но сейчас я думаю не о человеке, который первым сядет в кабину космического корабля, а о великом советском человеке, сумевшем претворить мечту в действительность. Я говорю о миллионах советских людей, тех, кто в моем представлении объединены в мощной фигуре Человека — творца и созидателя, героя нашей социалистической эпохи.

Этот человек-гигант протянул руку в космос, прикоснулся к Луне, осмотрел ее с обратной стороны и сохранил на память потомкам ее фотографии.

Он послал корабль-спутник, слушал его далекий голос, наблюдал за полетом в телескопы, любовно ощупывал его радиолучом, следил за стрелками самописцев, показывающих, какая там, наверху, «космическая погода».

Он заботливо выслушивал пульс у своих четвероногих друзей — разведчиков космоса, видел их на экранах телевизоров.

Космический корабль приземлился. Я, помню, представил себе луг с пожелтевшей травой, вдали лиловеют пашни. И на этом лугу, словно отдыхая после утомительного путешествия, лежит космический корабль.

Подбежали колхозники. Я тогда им завидовал, что они стали свидетелями такого необыкновенного события. Вероятно, там были и ребятишки. Начитавшись фантастики, они ждали, что вот-вот откроется люк и оттуда вылезут марсиане.

Но, честное слово, меня бы это меньше взволновало. Возможно, потому, что я страстно люблю наше великое время, людей, которые меня окружают, я никогда не писал о пришельцах с других планет и никак не могу вырваться в дальние галактики.

Скупые подробности приземления нашего космического корабля читались как самые захватывающие страницы научно-фантастического романа. Видимо, в этом необыкновенном сочетании, к которому мы никак не можем привыкнуть, и таится та огромная впечатляющая сила, что заставляет еще сильнее биться, наши сердца.

Космический корабль на колхозном лугу. Мне подумалось, что он еще не остыл. Над ним дрожит радужная дымка, стенки покрыты окалиной. А рядом стоят простые советские люди, частичка труда которых есть и в этой сказочной машине.

Насколько жизнь интереснее даже самой замысловатой выдумки. Насколько она радостнее и богаче. Нет, не пришельцев из далеких миров ждали люди, открывающие люк контейнера. Они беспокоились за жизнь маленьких собачонок. Как они перенесли столь фантастическое путешествие?

И вместо выдуманных обитателей неизвестных планет из люка выскакивают смешные и любимые нами земные существа — Стрелка и Белка.

Холодные, необжитые пространства вселенной. Романтика научного подвига человека, прорвавшегося в космос. Но как в нашей советской жизни это неразрывно связано с человечностью, душевной теплотой и подлинным гуманизмом.

Космические полеты — это успех чуть ли не всех наук, почти всех отраслей техники. Это свидетельство мощи Советского государства.

В создании космических кораблей принимали участие и математики, и физики, и химики, конструкторы и технологи, радисты, врачи, биологи... Невозможно даже перечислить профессии тех, кто строил эти великолепные машины, кто участвовал в их испытаниях.

На очереди еще более тяжелые спутники, затем предстоят полеты не только на Луну, но и на Марс, на Венеру.

Но мысль моя вновь возвращается к Луне. Я опять смотрю на ее карту. Вот красная отметка. Здесь изменился лунный пейзаж после прилунения советской ракеты. Где-то в этом месте лежит вымпел с гербом моей Советской Родины.

Мне хочется представить себе ощущение первого человека, ступившего на лунную поверхность. Он поднимет этот вымпел и, зайдя в космический корабль, где можно снять шлем, прикоснется к вымпелу губами. Так целуют знамя. Это знамя нашего великого времени, знамя побед и счастья будущих поколений.

Я уверен, что первым ступит на Луну советский человек. И его не будут туда «забрасывать», как выразился один американский журналист. Человек выйдет из надежного космического корабля, осмотрится по-хозяйски, как подобает представителю Великого человечества, и после выполнения задания спокойно вернется в родной дом — на Землю.